Текст книги "Не смотри ей в глаза"

Автор книги: Антон Грановский

Соавторы: Евгения Грановская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

3

– Ольга Игоревна, мне нужно сделать пару звонков, – сказал патологоанатом. – Экспертное заключение у вас в руках. Я вам больше не нужен?

– Нет. Спасибо.

Патологоанатом ушел, оставил Ольгу Твердохлебову наедине с телом убитой девушки. А тело это отличалось от всего, что капитан полиции Ольга Твердохлебова видела до сих пор.

Анна Смолина. Двадцать два года. Полная, белокожая, с ярко-рыжими волосами. Когда девушку обнаружили, одежда ее вмерзла в снег, правый открытый глаз уже покрылся тонкой корочкой льда, а на месте левого багровело жуткое вспучившееся пятно замерзшей крови.

Но было и кое-что пострашнее – цепочка из четырех маленьких кусочков стекла на левой щеке девушки. Словно вдавливая их острыми краями в кожу, убийца пытался изобразить что-то вроде дорожки из слез. Эти осколки стекла и впрямь были похожи на слезы. Сейчас их уже извлекли, и на бледной коже трупа остались темные, едва заметные порезы, похожие на зарубки.

Ольга отвела взгляд от пустой глазницы девушки и двинулась прочь. В соседней комнате чаевничали два молодых парня-стажера. Твердохлебова прошла мимо, открыла дверь и вышла в коридор. Боковым зрением она успела заметить их взгляды, и взгляды эти не отличались от взглядов ее коллег-оперов. Те смотрели на нее без особой приязни, некоторые – насмешливо, другие настороженно, но никто из них никогда не смотрел так, как мужчины смотрят на женщину. Да они и не видели в ней женщину.

Впрочем, Ольга и сама давно перестала смотреть на себя как на женщину, и это не могло не отразиться на ее внешности. Волосы Твердохлебова стригла коротко, «под мальчика», из одежды предпочитала джинсы, свитера и куртки. Сложения Ольга была крепкого, а на сухом, худощавом, бледном лице ее не было и тени косметики. Никакого намека на духи; ногти без маникюра и коротко острижены.

Притворяя за собой дверь, она услышала, как стажеры переговариваются между собой, и на несколько секунд остановилась.

– Симпатичная баба, только слишком уж суровая, – сказал один.

– Лесбиянка – что с нее возьмешь, – сказал второй.

– Лесбиянка? Ты точно это знаешь?

– Да все это знают. Говорят, никто никогда не видел ее с мужиком.

– А с бабой?

– С бабой тоже.

– Так, может, она просто фригидная?

Стажеры загоготали. Твердохлебова усмехнулась, но в усмешке ее проскользнула горечь.

Шагая по коридору, она на ходу просматривала заключение судмедэксперта.

В смерти Анны Смолиной было много страшного и необъяснимого. Во-первых, убили ее довольно жутким способом – вогнали в глаз колющее оружие, что-то вроде наконечника копья. Но что это было за оружие – экспертам определить не удалось. Ни частиц железа, ни частиц керамики, ни частиц дерева. Но зато есть частицы хлора – и в ране, и на разорванной одежде.

Откуда там взялся хлор? Убийца решил продезинфицировать наконечник копья, прежде чем вогнал его девушке в глаз?

Ольга ухмыльнулась – ну и чушь.

Вторая странность: зачем убийце понадобилось втыкать в щеку девушке кусочки стекла? Что он хотел этим сказать?..

По просьбе Ольги специалисты составили психологический портрет убийцы, но поможет ли это хоть на микрон приблизиться к разгадке?

По мнению психологов и экспертов-криминалистов, убийце от двадцати пяти до сорока пяти лет. Скорей всего, он высокого роста, физически хорошо развит. Живет одиноко, социально плохо адаптирован. В прошлом перенес психическую травму, связанную с унижением. Возможно, в той истории была замешана женщина, и убийство Анны Смолиной можно (хотя бы отчасти) считать попыткой запоздалого мщения всему женскому полу.

И что мы имеем на выходе? Молодой, сильный, волевой, озлобленный на мир мужчина убил девушку орудием, которое предварительно продезинфицировал раствором какого-то хлорида?

Твердохлебова пригладила ладонью ежик волос и дернула щекой: бред какой-то!

И как объяснить тот факт, что экспертам не удалось установить орудие убийства? Даже приблизительно!

Закрывая отчет судмедэксперта, Ольга Твердохлебова взглянула на фотографию убитой девушки. Она казалась уснувшей Снежной Принцессой, которой приснился страшный сон, из-за которого она заплакала стеклянными слезами.

Что же за извращенец мог сотворить такое? Сумасшедший художник? Вряд ли. Хотя… Ольга угрюмо усмехнулась. Нынешние художники уже не рисуют картины, они реализуют себя в акциях, которые в большинстве своем граничат с хулиганством или откровенным извращением.

«Проверить в любом случае стоит», – решила капитан Твердохлебова и сунула отчет под мышку.

4

Мальчик был невысоким и худым, похожим на большинство двенадцатилетних подростков. Волосы русые, торчащие, не подчиняющиеся расческе, к тому же неровно обрезанные (что говорило о том, что стриг он их сам).

– Итак, ты у нас Максим Быстров. – Женщина-инспектор, которую звали Алла Львовна, посмотрела на мальчика веселыми глазами. – Красивая фамилия. И тебе подходит. Говорят, ты быстро бегаешь.

– Побыстрее некоторых, – хмуро ответил мальчик и погладил дремлющую у него на коленях собаку.

Женщина посмотрела на собаку.

– Давно она у тебя?

– Давно.

– Как зовут?

– Мух.

Она улыбнулась, и на пухлых щеках ее обозначились ямочки.

– Смешное имя. А он у тебя и правда похож на Муху.

– Мух – это сокращение от Мухтара, – неприветливо проговорил мальчик.

– Спасибо, что пояснил, я сама бы ни за что не догадалась.

– Не за что. Кушайте с булочкой.

В комнату вернулся дежурный полицейский, молодой парень с вихрастыми волосами.

– Я дозвонился до его родителей, – сказал он. – Скоро они приедут за ним.

– Они мне не родители! – громко и презрительно проговорил Максим. – Мои родители давно умерли.

– Но эти люди усыновили тебя, так что теперь они твои новыеродители, – сказала Алла Львовна.

– Я их об этом не просил.

Молодой полицейский усмехнулся и, ни слова не говоря, открыл журнал. Алла Львовна внимательно посмотрела на мальчика.

– Не понимаю, – сказала она. – Все детдомовские дети хотят, чтобы их усыновили или удочерили. Я уверена, что и ты этого хотел, раз дал свое согласие. Что теперь-то не так?

– Они хотели выбросить Муха.

– Вот оно что, – улыбнулась Алла Львовна. – Значит, дело в этом песике. Чем же он им не угодил?

– Тем, что он есть, – невесело ответил Максим. – И еще тем, что сгрыз дурацкий ботинок, который никому не был нужен. И порвал штору. И разбил какой-то идиотский разрисованный горшок, в который даже цветы нельзя было ставить. А еще эта… говорит, что у нее аллергия на шерсть.

– «Эта» – это твоя приемная мать? Между прочим, у нее есть имя.

– У Муха тоже есть имя.

– Не спорю. Но это не делает его человеком, правда?

– А «эту» делает?

Женщина-инспектор нахмурилась:

– Ну, знаешь, иногда приходится чем-то жертвовать ради желанной цели.

– Правда?

– Да.

– Значит, для того чтобы я стал чьим-то сыном, надо убить Муха?

– Почему же сразу убить?

– Потому что без меня он помрет. У него мать – чихуа-хуа, он маленький и уже не вырастет, другие псы сразу же его разорвут.

Алла Львовна пожала плечами:

– Ну, не знаю! По-моему, ты усугубляешь. Наверняка приемные родители предлагали тебе и другие варианты. Ведь так?

– Так, – ответил мальчик. – Они сказали, что можно усыпить Муха в ветеринарной клинике, он даже ничего не почувствует. Ему не будет больно, даже будет приятно. Он просто уснет, и все.

– И что ты ответил?

– Что их самих тоже можно усыпить в ветеринарной клинике, раз это так приятно.

Женщина-инспектор едва удержалась от улыбки. Задумчиво потерев пальцем висок, она проговорила:

– Н-да… Пожалуй, у твоих новых родителей и впрямь не сложились отношения с собаками. Но это ничего не меняет. У тебя теперь есть новый дом, и ты должен в него вернуться. А что касается собаки… – Она пожала плечами. – Когда твои родители приедут, я могу поговорить с ними об этом. Уверена, что они не такие чудовища, как ты думаешь, и все поймут.

Максим хмыкнул:

– Да ну?

– Ты уж мне поверь. Взрослые люди умеют идти на компромиссы, когда дело касается важных вещей.

Мальчик отвернулся и стал смотреть в окно. Дежурный весело произнес:

– Смешной у тебя песик. Он не кусается?

– Кусается, – пробурчал Максим, глянув на него из-под насупленных бровей.

– А с виду добрый, – сказала Алла Львовна.

Максим повернулся к ней:

– Внешность обманчива, дамочка. В любом домашнем звере спит его дикий предок. Попробуете его тронуть – останетесь без руки.

Алла Львовна чуть прищурила светлые глаза.

– Почему ты называешь меня дамочкой? – спросила она спокойно.

– А как надо? «Дядечка»?

Несколько секунд женщина-инспектор молчала, а потом вдруг засмеялась.

– А ты ершистый! И смешной!

– На жизнь этим не зарабатываю, – отрезал Максим.

– А мог бы, если бы захотел. Ну-ну, не хмурься, я шучу.

– Странные у вас шутки.

– Уж какие есть. А вообще – не хами мне. Я тебе в матери гожусь.

Максим хмыкнул:

– Я бы сказал – в бабушки.

– Ну, пусть так, – смирилась Алла Львовна. – Слушай, а ты хочешь есть?

– Ну, допустим.

– Я тоже. Пойду, сделаю нам горячие бутерброды. Ты какие любишь – с сыром или с колбасой?

– С сыром, – сказал Максим. – И с колбасой.

Алла Львовна улыбнулась:

– Отличный выбор. Я быстро!

Она поднялась из-за стола. Уже у двери сказала, обращаясь к дежурному полицейскому:

– Сереж, присмотри за этим путешественником, ладно?

– Само собой, – отозвался тот.

Как только дверь за женщиной-инспектором закрылась, у дежурного зазвонил телефон. Он взял трубку, прижал ее к уху и сказал:

– Лейтенант Скворцов слушает. – Несколько секунд он молчал, затем сказал: – Есть, товарищ майор. Сейчас принесу.

Положив трубку, дежурный посмотрел на Максима.

– Слушай, братишка, – сказал он, – мне нужно уйти на пару минут. Ты не обижайся, но я должен буду запереть тебя, чтобы ты не сбежал.

– Запереть? – удивился Максим. – Где?

Полицейский кивнул в сторону обезьянника.

– В клетке? – поднял брови Максим.

– Это не клетка. Это изолятор временного содержания. И потом, ты просидишь там всего минуту или две. Мне надо отнести бумаги.

Мальчик криво усмехнулся:

– Что на это скажет опекунский совет?

– Если узнают, то по головке не погладят, это точно. Но… – Дежурный чуть прищурился. – …Ты ведь не стукач, правда?

– Правда, – согласился Максим. – Но я ведь могу сбежать.

– Это вряд ли. Должен тебя разочаровать, братишка, но этот замок ни шпилькой, ни пластиковой карточкой не откроешь. Вставай-ка да собачку не забудь!

Максим нехотя поднялся со стула и прошагал в зарешеченный обезьянник. Дежурный закрыл дверь на ключ, швырнул его на стол и сказал:

– Не скучай, братишка, я скоро!

Парень вышел из комнаты. Максим подергал прутья решетки, вздохнул и посмотрел на собаку.

– Ну, что, Мух, – грустно проговорил он, – теперь мы с тобой бандиты.

Пес заскулил у мальчика на руках, вытянул морду и лизнул его в щеку.

– Ладно, не огорчайся. – Мальчик снова вздохнул и доверительно сообщил псу: – Самое страшное начнется потом, когда нас отсюда заберут. Не хочу тебя пугать, Мух, но мои новые родители ни за что не согласятся тебя приютить.

Пес склонил голову набок и грустно заскулил, будто и впрямь понял, о чем говорит его маленький хозяин. Мальчик несколько секунд стоял, задумчиво нахмурив брови, а затем резко встал со стула:

– Нам надо отсюда выбираться, Мух!

Пес спрыгнул на пол и воодушевленно тявкнул, выражая готовность следовать указаниям своего хозяина.

Мальчик вновь взял пса на руки, посмотрел в его черные глаза-бусинки и серьезно проговорил:

– Мух, ты должен мне помочь. Ты готов?

Пес снова тявкнул, а потом лизнул мальчика в нос. Максим засмеялся и вытер нос рукой.

– Ну, ты и лизун, Мух! А теперь соберись и слушай меня внимательно. Ты маленький пес, ты легко пролезешь между прутьями решетки. Вот что тебе нужно сделать…

* * *

Алла Львовна шла по коридору, держа в руке тарелочку с двумя горячими бутербродами, когда увидела странного человека.

Это был долговязый мужчина в длинном сером пальто. Воротник пальто был поднят. Лицо у него было худое, морщинистое, взгляд неприятный. Непонятно почему, но в сердце Аллы Львовны звучал сигнал тревоги. Незнакомец задумчиво смотрел на дверь одного из кабинетов.

«Может быть, ему нужен туалет?» – подумала Алла Львовна. Природная душевность требовала оказать человеку помощь, даже когда он был неприятен Алле Львовне. Она остановилась в паре шагов от незнакомца и громко спросила:

– Я могу вам помочь?

Мужчина взглянул на нее своими недобрыми задумчивыми глазами, разлепил узкие губы и отчетливо проговорил:

– Да, можете. Мне нужен мальчик, которого зовут Максим Быстров.

– Максим? – Женщина-инспектор окинула незнакомца подозрительным взглядом. – А вы ему, простите, кто?

Мужчина чуть прищурился и ответил своим отчетливым резким голосом:

– Я… брат его отца.

– Брат отца?

– Да.

– Вы говорите про приемного отца? – растерянно уточнила Алла Львовна.

Незнакомец натянуто улыбнулся и сказал:

– Совершенно верно.

В манерах мужчины было что-то неприятное и неестественное. В душе у Аллы Львовны снова заворочались смутные подозрения.

– Вот как? – сказала она. – И что же вам нужно, брат отца?

Мужчина посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

– Отец… То есть приемный отец Максима просил кое-что ему передать.

– Что именно передать?

Мужчина сухо улыбнулся:

– Это личное.

Алла Львовна поймала себя на том, что лицо незнакомца кажется ей не столько неприятным, а странным. Пожалуй, все дело было в морщинах. Судя по осанке, глазам и повадкам, этого человека определенно нельзя было назвать стариком. Но лицо его было покрыто глубокими бороздами. Это-то несоответствие и придавало внешности мужчины какую-то отталкивающую и даже пугающую противоестественность.

– Боюсь, вам придется дождаться приемных родителей Максима, – сказала женщина-инспектор.

– Но мне нужно срочно его увидеть, – с нажимом проговорил незнакомец в пальто.

Алла Львовна медленно покачала головой:

– Видите ли, пока за мальчиком не приехали родители, я несу за него полную ответственность. И я не хочу…

«Непредвиденных осложнений», – хотела договорить она и даже, кажется, договорила, потому что эти два слова гулким набатом прозвучали у нее в голове. А потом реальный мир прекратил свое существование, беззвучно раскололся и рассыпался на куски, и за осыпавшимися осколками обнаружилась черная бездонная пустота.

Мужчина в сером пальто подхватил женщину-инспектора на руки и аккуратно уложил на пол, затем перешагнул через нее, хрустнув осколком разбившейся тарелки, и двинулся дальше по коридору, но тут из-за угла вывернул молодой полицейский.

Парень шел, держа перед глазами какой-то документ и пробегая взглядом строчки, поэтому не сразу заметив лежащую на полу женщину и незнакомца в сером пальто. А когда заметил, произошло что-то невероятное: неведомая сила крутанула его вокруг собственной оси и швырнула лицом на стену. Ударившись об угол, полицейский рухнул на пол, и листок, выпущенный из пальцев в момент падения, медленно спланировал на его окровавленный лоб.

Мужчина в сером пальто несколько секунд стоял неподвижно, словно принюхиваясь к чему-то, затем тряхнул головой и двинулся дальше. Походка его стала уверенней, теперь он точно знал, в каком направлении идти.

Максим просунул собаку сквозь прутья решетки и осторожно выпустил ее из рук. Мух пробежал несколько шагов вперед, остановился и оглянулся на хозяина.

– Нам нужен ключ! – сказал ему Максим. – Мух, он на столе! На столе, слышишь! Давай, запрыгни на стол!

Пес уткнулся носом в пол и озабоченно забегал по комнате.

– Нет, Мух!

Пес остановился, посмотрел на мальчика и вильнул хвостом.

– На стол, Мух! Прыгай на стол! Прыжок!

И мальчик резко поднял ладонь вверх. Повинуясь команде, пес запрыгнул на стул.

– Молодец! – обрадовался Максим. – Теперь еще раз! Прыжок!

Пес запрыгнул на стол.

– Умница, Мух! Хватай ключ!

Пес подхватил ключ.

– А теперь – дай! Дай, Мух!

Пес спрыгнул на стул, затем – на пол, просеменил по полу до обезьянника и пролез между железными прутьями.

– Молодец! – обрадовался Максим, забрал ключ и ласково потрепал пса по холке.

Просунуть руку с ключом между прутьями и открыть замок не составило труда. Решетчатая дверь со скрипом распахнулась, мальчик и его собака вышли из обезьянника.

Пес тихонько тявкнул и завилял хвостом. Максим улыбнулся:

– Умница, Мух! Я всегда говорил, что ты самый умный пес на свете. И, конечно, ты гораздо умнее моих приемных родителей. А теперь идем!

Он быстрой походкой подошел к двери и взялся за латунную ручку. Но тут мальчик что-то услышал.

– Подожди! – громко шепнул он псу и приник ухом к двери. – Там какой-то шум! Черт… Сюда кто-то идет.

Мальчик подхватил пса на руки и закрыл ему пасть рукой. Пес удивленно посмотрел на мальчика, и тот прошептал виновато:

– Прости, Мух, но мы должны сидеть тихо.

Мальчик с собакой на руках присел за дверью и затаился. Шаги звучали все ближе. Кто-то остановился возле двери. Латунная ручка провернулась, тихонько скрипнули петли, дверь приоткрылась. Стоя на пороге, долговязый человек в сером пальто внимательно осмотрел комнату, перевел взгляд на решетчатую загородку и вгляделся в полумрак изолятора.

Еще несколько секунд он стоял на пороге, затем, не заметив Максима и Муха, сидевших за распахнутой створкой двери, повернулся и пошел прочь. Мальчик дождался, пока шаги утихнут вдалеке, и шепнул псу на ухо:

– Пора!

Максим выпрямился и выглянул в коридор. В конце его он увидел женщину-инспектора и полицейского, лежащих на полу. Он снова отпрянул в комнату, наморщил лоб, обдумывая ситуацию, затем посмотрел на собаку и тихо проговорил:

– Выбираемся в окошко!

5

Маша Любимова взглянула на женщину-инспектора и молодого полицейского, сидевших перед ней. Женщина была бледна, тушь на ее веках размазалась, взгляд был затравленный, испуганный. На лбу у полицейского красовался пластырь, под ним, как знала Маша, находились восемь швов. Держался он молодцом, хотя было видно, что это стоит ему немалых усилий.

Маша перевела взгляд на фотографию, которую держала в руках. На снимке был снят худой, лохматый паренек с мрачным взглядом.

– Значит, вы просто потеряли сознание? – задумчиво проговорила она.

– Да, – отозвалась Алла Львовна. – Отключилась. Как во время наркоза. Мария Александровна, можно у вас спросить?

– Спрашивайте, – кивнула Маша.

– Почему этот мальчик так важен?

Любимова подняла взгляд на собеседницу и ответила:

– Он видел преступника в лицо.

– Этого мужчину в сером пальто?

– Да.

– Но его видели в лицо и я, и Сергей.

– Верно, – согласилась Маша. – Но словесные описания, которые вы дали, в корне отличаются друг от друга. Вы говорили, что мужчина был лысоватый, худой, с темными глазами.

– Ну да.

– А вот лейтенант Скворцов со всей определенностью заявил, что у этого человека были густые русые волосы, щеки – одутловатые, а глаза – светлые до прозрачности.

Женщина-инспектор посмотрела на молодого полицейского. Он пожал плечами и виновато проговорил:

– Мне показалось, что я хорошо его разглядел.

– И все-таки, Сережа, ты ошибся, – веско проговорила женщина-инспектор.

– Он мог ошибиться в деталях, – сказала Любимова. – Но все дело в том, что вы описываете абсолютно разных людей. Сходитесь вы только в одном: этот человек был высокого роста. Ну, и одет он был в серое пальто. Скажите, лейтенант, вы точно помните, что он к вам не прикасался?

– Ну да, – неуверенно ответил молодой полицейский. – Между нами было не менее полутора метров. Он стоял прямо передо мной. А потом меня словно что-то схватило и крутануло… Потом был удар, и я потерял сознание.

Лейтенант Скворцов осторожно потрогал пальцами пластырь, приклеенный ко лбу, и болезненно поморщился.

– Вполне возможно, – вновь заговорила Алла Львовна, – что злоумышленников было двое. Поэтому мы и описали двух разных людей.

– Видеокамеры, перед тем как выйти из строя, зафиксировали только одного человека, – возразила Маша. – Ладно, закончим на этом. Спасибо, что согласились поговорить.

– Не за что, товарищ майор, – уныло отозвался молодой полицейский.

Тени уже стали длинными, в окнах домов загорались светильники. Столбик термометра, прикрепленного к зданию развлекательного центра, расположившегося напротив отделения полиции, опустился ниже минус восемнадцати. Падающий снежок припорошил капот старенького «Ниссана», в котором Толя Волохов, сдвинув брови, крутил ручку настройки приемника, пытаясь поймать «Радио «Шансон».

Дверца автомобиля распахнулась, впустив холод и стройного сероглазого мужчину в синтепоновой куртке. Едва плюхнувшись на сиденье рядом с Волоховым, он вытянул ноги в тесном пространстве между приборной панелью и сиденьем и передернул озябшими плечами.

– Ты чего? – удивленно спросил его Волохов.

– Ничего, – ответил Стас. – Выруби свой шансон. Или включи что-нибудь более человеческое.

– Мне нравится, – парировал Толя. – А ты чего вернулся? Маша же тебя ждет.

– Она и без меня справится, – не моргнув глазом, заявил Стас. – На улице холодрыга. Пока дойду – околею.

– «Холодрыга», – передразнил Волохов. – Давно пора привыкнуть. В России живешь!

– К холоду нельзя привыкнуть, – веско заявил Стас.

– Точно, – усмехнулся Толя. – Особенно когда разгуливаешь по улицам в тонкой куртке.

Стас снова передернул плечами.

– Слушай, Медведь Балу, у тебя есть что-нибудь пожевать? Говорят, в морозную погоду надо больше есть.

– Только не тебе, – возразил Толя. – Тебя сколько ни корми – ты все равно как глист в скафандре. Стоит ли переводить добро?

Стасик скривился:

– Анатоль, от вашего юмора отдает казармой!

– А твои уши похожи на замороженные «Останкинские» пельмени.

Толя гоготнул. Стас посмотрел на него с сожалением.

– Боже… – обреченно вздохнул он, – с кем приходится работать.

– О, а вон и Маруся идет! – оборвав смех, воскликнул Волохов.

Одна из задних дверок открылась, и в машину забралась Маша Любимова. Она захлопнула дверцу и поежилась:

– Бр-р… Ну и мороз. Давно приехали, мальчики?

Толя посмотрел на часы и сказал:

– Минут десять.

– А внутрь почему не зашли?

– Пробовали, – усмехнулся Стас. – Но на улице такой холод, что уши начинают звенеть.

– Лентяи, – сказала Маша и потянулась за сигаретами. Стас повернулся к ней и поторопил:

– Ну? Что они сказали, Марусь?

– Практически ничего полезного. – Маша щелкнула зажигалкой и закурила. Стас, бросивший курить несколько лет назад, втянул дым трепещущими ноздрями и чуть прикрыл глаза. – Описывают его по-разному, – продолжила Маша. – Все сходятся только в том, что он был высокий, худой и пожилой. Выяснить, каким образом видеокамеры были выведены из строя, тоже не удалось. Местные ребята твердят про «какой-то сбой» и чешут затылки. А что нового в конторе? Прогнали запись с банковских видеокамер через компьютер?

– Прогнать-то прогнали, – ответил Стас. – Но толку никакого. Лицо засвечено, черт практически не разобрать. Прямо не человек, а привидение какое-то!

– Привидения не грабят банки, – возразила Маша. – Но этому человеку определенно не откажешь в изобретательности. Сейчас он охотится за Максимом Быстровым. Значит, он уверен в том, что мальчик способен его опознать. Нам нужно добраться до мальчика раньше, чем это удастся ему.

– С этим не поспоришь. Кстати, через полчаса у нас оперативное совещание. Если опоздаем, Старик будет недоволен.

– Тогда чего мы ждем? – приподняла бровь Маша.

Толя воспринял ее слова как руководство к действию и тронул машину с места.

«Стариком» сотрудники уголовного розыска называли своего шефа, полковника Андрея Сергеевича Жука. Внешне он напоминал доброго дедушку, всегда и со всеми был предельно корректен, вежлив и даже, как могло показаться, мягок. И только опера знали, что за внешностью доброго дедушки кроется «конструкция из стали и льда» (по меткому выражению Стаса Данилова). А Толя Волохов однажды на полном серьезе заявил, что если в июльский зной подойти к Старику и подуть ему на глаза – они запотеют.

По дороге в контору Маша поймала себя на том, что снова думает о Глебе Корсаке. Перед глазами у нее стояло его улыбчивое обаятельное лицо.

«– Слушай, Глеб, сколько мы с тобой уже вместе? – услышала она свой голос.

Глеб задумался.

– Года полтора? – предположил он.

– Да, пожалуй. Наверное, даже больше. Боже, как летит время… Совсем скоро я стану совсем старой.

– Ничего, – сверкнул улыбкой Глеб. – Я люблю антиквариат.

– Но я стану слабенькой и немощной. Я не смогу ходить без костылей.

– Не страшно. Я буду носить тебя на руках.

– У меня выпадут все зубы…

– Я куплю тебе вставную челюсть.

– Я буду совсем слепенькая, в таких огромных очках… как у пожилых училок. Я даже не смогу прочесть твой новый роман!

– Я прочту тебе его вслух!

– Ты, я вижу, не сдаешься, – улыбнулась и Маша. – А что ты будешь делать, когда я окончательно высохну и покроюсь морщинами?

Глеб на секунду задумался, затем деловито выдал:

– Что ж, мумии всегда в цене. В Музее Востока мне дадут за тебя хорошие деньги!»

ХВАТИТ ДУМАТЬ ПРО ГЛЕБА! – осадила себя Маша.

Усилием воли она заставила себя выбросить мысли о Глебе из головы. Что бы там ни говорил Толя Волохов, а она поступила правильно. Глеб хороший парень. Да, хороший. Быть может, лучший из всех, кого она встречала в своей жизни! Но Глеб Корсак – игрок и никогда не перестанет им быть. Ему везет в игре? Да. Но однажды фортуна отвернется, и тогда случится беда. Рано или поздно эта капризная дама ото всех отворачивается. Даже от таких парней, как Глеб Корсак.

Никаких слез, никаких сожалений. Ясно?

– Ясно, – сама себе ответила Маша.

«Итак, человек в сером пальто полон решимости найти Максима Быстрова, – развернула она мысли в нужном направлении. – Что же, это сыграет нам на руку. Найдем мальчика – найдем и таинственного «Мистера Икс». Как говорит в подобных случаях Глеб: «Найди кость, а собака объявится сама».

СТОП! ОПЯТЬ ГЛЕБ?!

Маша стиснула зубы.

Хорошо, что они не успели расписаться в ЗАГСе. Решили разойтись – и разошлись. Просто и быстро. Без слез и взаимной нервотрепки. Главное теперь – привыкнуть к мысли, что Глеб – чужой человек, и попытаться воспринимать его просто как старого знакомого. Друга… Приятеля… Господи, да просто журналиста!

– Марусь, о чем задумалась? – услышала она голос Стаса.

– Так, ни о чем, – ответила Маша. – Давайте-ка еще раз проанализируем ситуацию.