Текст книги "Обитель Тьмы"

Автор книги: Антон Грановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

3

– Мы потеряли пятерых стрелков! – прорычал Бранимир, усевшись на бревно.

– Да, – хмуро прорычал Глеб.

Воевода посмотрел, как стрельцы разводят костер, затем снова взглянул на Глеба и угрюмо проговорил:

– Что ты на это скажешь, ходок?

– Ничего.

– Кажется, ты взялся довести нас до гнезда упырей в целости и сохранности.

– Не передергивай, воевода. Я никогда этого не обещал. Никто и никогда не водил в Гиблое место такую толпу. Уследить за двумя десятками ведомых невозможно. Скажу тебе больше, Бранимир: если до Кишеньского жальника доберется хотя бы половина нашего отряда, я буду считать это успехом.

Бранимир долго сидел молча, затем сказал:

– Не доверяю я вашему брату, ходоку. Знаю, что печетесь вы только о своей мошне, а на людей вам плевать.

– Ты это точно знаешь? – прищурился Глеб.

– Да.

– Что ж… Значит, ты знаешь гораздо больше меня. Оставим этот разговор, воевода. Не читай мне нотаций, а просто слушай, что я говорю. Слушай и выполняй. И тогда у тебя появится шанс выжить.

Глеб поднялся с бревна, отряхнул штаны и зашагал к костру. Навстречу ему шел коренастый молодой ратник. Разминувшись с Глебом, он подошел к Бранимиру, остановился и негромко спросил:

– Воевода, парни спрашивают: слушаться нам и дальше этого ходока? Он угробил уже пятерых.

Воевода глянул на стрельца тяжелым взглядом и грубовато ответил:

– Слушайтесь. Но лишь до тех пор, пока я это разрешаю.

– Хорошо, воевода. Я передам твои слова другим.

Ратник поклонился, резко развернулся и пошел к своим товарищам.

А пять минут спустя, когда костер ярко полыхал, а на палках, воткнутых в землю, обжаривались мясо и хлеб, между Глебом и Рамоном произошел следующий разговор.

– Глеб, – тихо сказал итальянец, – мне кажется, с этим воеводой что-то нечисто.

Глеб откинул с лица седую прядь и прищурил темные глаза.

– О чем ты, Рамон?

– Сам не знаю. Но мне кажется, он что-то таит в мыслях, что-то скверное и опасное. Это так и сквозит в его взгляде.

– Друг, ты стал слишком подозрителен. Бранимир просто боится. Боится Гиблого места и не доверяет мне.

– Мне кажется, если обстоятельства потребуют от него всадить ножи нам в спины, он сделает это без колебаний.

Глеб задумался.

– Не знаю, Рамон, – тихо проговорил он после паузы. – Не знаю. Может быть, и так. Но это мало что меняет. В любом случае мы должны идти вперед. Дойдем до Кишеньского кладбища, а дальше уже будем соображать, что делать. Ты, главное, береги свою голову. Я не склонен к сантиментам, но так уж получилось, что твоя голова мне так же дорога, как моя собственная.

Глеб подмигнул Рамону и потянулся за своей порцией разогретого вяленого мяса. Толмач нахмурился. Глеб не захотел прислушаться к его словам. И он прав. Когда отправляешься с товарищами в опасный поход, нет ничего хуже пустых подозрений.

Нужно раздобыть факты. Как раздобыть? Обычным путем. Послушать, подсмотреть – это уж как придется.

Рамон вздохнул, поправил на поясе кинжалы и тоже потянулся за мясом. Озабоченный своими мыслями, он не заметил, что из густого куста бузины за ними наблюдают несколько пар нечеловеческих, налитых кровью глаз.

– Гляди-ка, – насмешливо сказал один из ратников, толкнув плечом соседа, и кивнул на Рамона. – А этот хлыщ не брезгует простой едой.

– Точно, – ухмыльнулся второй ратник. – А я думал, что он питается нектаром и цветочной пыльцой.

Первый ратник нагло посмотрел на Рамона и хохотнул. Рамон отложил мясо и медленно проговорил, обращаясь к насмешнику:

– Друг мой, улыбаясь так широко, ты рискуешь защемить себе уши.

Ратник прищурился.

– Тебе не нравятся мой уши, толмач?

– Уши приятные. И все же носи их молча. У таких говорунов, как ты, они часто отваливаются.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что количество твоих ушей в точности совпадает с количеством моих кинжалов. И когда ты мелешь языком, это совпадение совсем не кажется мне случайным.

Ратник не нашелся, что на это сказать, а Рамон вновь взял свой кусок говядины и запустил в него белые зубы.

4

Провожатые дозорных увели коней к меже, и дальше путникам предстояло пробираться по лесу пешком. Ратники шли молча, на лицах их, когда они оглядывали темный неприветливый лес, явственно читался страх.

Но идти пока было нетрудно. Шагали в основном по сухому ельнику, огибая непроходимые заросли низких березок. Зеленовато-рыжий мох под елями был мягок и густ. В вершинах шумел ветер.

Солнце медленно клонилось к западу, и путники, отмахав пешком много верст, начали уставать. Наконец Глеб сделал знак остановиться.

– Передохните малость, и потом двинемся дальше, – сказал он. – Часа через два разобьем лагерь и заночуем.

– Я чай, в Гиблом месте опасно ночевать, – негромко проговорил один из стрелков.

– Не опаснее, чем на передовой, – небрежно ответил Глеб.

– Слышь-ка, Первоход, а у тебя есть все эти хитрые вещи, которыми пользуются ходоки? – поинтересовался второй.

– Вы о чудны́х вещах?

– Угу.

– Кое-какие есть. Но мало. Да и бестолковые они.

Ратники заоглядывались друг на друга и удивленно зароптали. В их представлении «ходоки в места погиблые» были какими-то сверхлюдьми, в карманах у которых всегда имелись чудодейственные амулеты на все случаи жизни. Узнать, что это не так, им было неприятно.

Глеб, заметив их беспокойство, усмехнулся.

– Зачем вам чудны́е вещи, парни? У вас ведь есть мушкеты. Разве они не делают вас непобедимыми?

Ратники помрачнели. Выглядели они уставшими и ошеломленными, и Глеб решил их не доставать. Повернувшись к чащобе, оставшейся за спиной, он наткнулся на Рамона. Итальянец тоже выглядел неважно. Бледность еще не сошла с его лица, а в глазах застыли страх и тревога. Глебу это не понравилось. Рамон был его единственной опорой в этом жутком месте, и он не хотел, чтобы толмач свалился в какой-нибудь овраг с сердечным приступом.

– Ну как, Первоход? – спросил Рамон напряженным голосом. – Ты что-нибудь чувствуешь?

Глеб прислушался к себе и кивнул.

– Да.

Рамон слегка побледнел и уточнил, перейдя на хриплый шепот:

– И что именно?

– Что хочу отлить, – спокойно ответил Глеб.

Толмач нахмурился.

– Первоход, я…

Глеб засмеялся и хлопнул Рамона по плечу.

– Ну же, толмач, не будь так серьезен. Вынь кол из задницы. Хлопуши на тебя нет!

При мысли об их общем друге, вечно голодном здоровяке Хлопуше, Рамон улыбнулся.

– Да уж, – сказал он. – Хлопуша был бы здесь весьма кстати. Интересно, где он теперь и что делает?

– На первый вопрос я тебе ответить не могу, а вот на второй знаю точный ответ. Хлопуша сейчас ест.

Глеб засмеялся, снова хлопнул Рамона по плечу и пошел к кустам. Он видел, какими глазами смотрят на него ратники, и понимал, как должны они его ненавидеть, но ничего не мог с собой поделать. Чувствовал он себя великолепно. Должно быть, в суждениях людей о том, что ходоки – пасынки Гиблого места, была доля истины. Здесь, в гиблой чащобе, Первоход явственно ощущал, как силы быстро возвращаются к нему.

А что до погибших ратников… Находясь в Гиблом месте, нельзя ни о чем сожалеть. Глеб знал лишь один рецепт, помогающий уцелеть: не думать ни о смерти, ни о возвращении, а просто идти вперед, уничтожая любого, кто встанет на пути. Отступишь хоть на шаг назад, поколеблешься хоть на миг – и считай, что ты уже труп.

* * *

Отдохнув и слегка подкрепившись, ратники зашагали споро и торопливо, стараясь пройти как можно больше до того, как ночная тьма опустится на лес.

Тревога за собственную жизнь вытеснила из голов ратников мысли о погибших товарищах. Теперь они старались не думать о плохом и были озабочены лишь одной мыслью – выжить.

Лес становился все заболоченнее. Черный бурелом завалил топь, и пробираться по нему было трудно. Некоторые стволы уже иструхлявились, а другие еще обманчиво сохраняли округлую форму, однако под тяжестью сапога тут же рассыпались, и тогда ноги путешественников увязали в чавкающей трясине.

Незадолго до заката стало посуше. Пройдя еще полторы версты, путники вышли к ручью. Глеб велел всем остановиться. Подойдя к ручью, он ополоснул в воде облепленные вязкой грязью сапоги. Толмач, Бранимир и ратники последовали его примеру.

Дальше путь стал сухим и твердым. На смену ольшанику пришел осинник. Между деревьями черными облаками висели густые купы можжевельника. А еще через несколько верст снова начался густой сосновый бор. Среди стройных стволов с зеленовато-серыми хвойными макушками не было видно ни берез, ни осин.

Уже начало смеркаться, когда Глеб вновь остановил отряд.

– Что случилось, ходок? – угрюмо спросил воевода.

Глеб не ответил, внимательно вслушиваясь в звуки вечернего леса и стараясь определить причину, заставившую его остановиться. Он явственно чувствовал опасность, но не мог понять, откуда она исходит.

Он не слышал ни тихой поступи хищников, ни треска валежника под неуклюжими ногами упырей, ни тяжелого дыхания волколаков. Только негромкий шорох ветвей, колеблемых ветром. Впереди, между темными стволами, угадывалась поляна.

Глеб еще раз осмотрел лес и остановил взгляд на рощице странных деревьев. Деревьев было пять, все с черными стволами, безлистые, отдаленно похожие на осины, но определенно не осины. В каждом дереве, примерно на уровне полутора саженей от земли, зияло черное дупло. Помимо того, что Глеб не смог определить их вид, в черных деревьях имелась еще одна странность – белесые пятна на стволах, похожие на колонии белой плесени. Каждое белесое пятно располагалось аккурат над черным дуплом, будто в этом таилась какая-то непонятная закономерность.

Один из стрельцов тихо вскрикнул и тряхнул левой ногой, а затем выхватил из ножен кинжал и несколько раз рубанул по ветке, зацепившейся за его штанину. По его рваной штанине расплылось красное пятно.

– Что случилось? – быстро спросил Глеб.

– Да деревья тут… какие-то странные, – морщась от боли и с опаской поглядывая по сторонам, сказал ратник. – Будто нарочно цепляются. А ветви у них – как когти.

И вдруг Глеб понял, что его встревожило. Ветер! Никакого ветра не было! В лесу царил абсолютный штиль. Однако ветви деревьев тихонько покачивались, и время от времени по лесу пробегал легкий шум, словно деревья тяжко и уныло вздыхали.

Глеб выхватил из ножен меч и крикнул своим ведомым:

– Бегите к поляне! Быстро!

Страшный скрежет потряс чащобу. А следом случилось нечто такое, от чего даже у Глеба на голове волосы встали дыбом. Несколько деревьев сдвинулись с места и, подобно жутким великанам, со скрипом и скрежетом шагнули к путешественникам.

Стрельцы остолбенели.

– Ребята, деревья ходят! – хрипло выдохнул кто-то. – Да что ж это!..

Длинная ветвь выскочила из кроны дерева и молниеносно вонзилась стрельцу в открытый рот. Рывок – и внутренности стрелка рассыпались по траве, а сам он рухнул лицом на острые ветки подлеска. Все произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить.

Другая ветка, выстрелив из кроны, обвила тело второго стрелка. Затем вскинула его вверх и подбросила в воздух.

Черная дыра на стволе, которую Глеб принял за дупло, быстро расширилась, подобно огромной пасти, усеянной корявыми черными зубами, и из пасти этой, из самой ее утробы, пахнуло на оцепеневших от ужаса странников плесенью и грибной сыростью.

– Прорывайтесь к поляне! – крикнул Первоход ратникам, выхватил из ножен меч и ринулся вперед.

Свистнул, рассекая воздух, меч, и тут же в нескольких местах зазвенело железо. Кто-то пронзительно закричал.

Глеб рубил мечом извивающиеся ветви с холодной, расчетливой яростью, но место каждого отрубленного щупальца тут же занимало новое. Ратники сражались бок о бок с Глебом, но удары их становились все медленнее, они выбивались из сил.

Срубив мечом сразу два щупальца, Глеб обратил внимание на то, что белесое пятно над дуплом ближайшего дерева сильно завибрировало, и на мгновение Глеб ощутил странное чувство – словно белое пятно смотрело на него, как огромный глаз.

– Рамон! – закричал Глеб, продолжая рубить ветви. – Белое пятно над дуплом!

Итальянец кивнул и устремился к дереву, ловко уворачиваясь от хищно змеящихся ветвей.

С кошачьей ловкостью Рамон запрыгнул на дерево, перепрыгнул с ветки на ветку, выхватил из-за пояса кинжалы, перехватил их, замахнулся и вогнал два сверкающих клинка в белесое пятно над дуплом.

Дерево с ужасающим треском вскинуло ветви кверху, на мгновение замерло, затем издало хриплый, душераздирающий, многоголосый хрип и с оглушительным грохотом повалилось на землю.

Рамон перекувыркнулся через голову и вскочил на ноги.

– Первоход, их можно убить! – закричал он.

Глеб увернулся от очередной когтистой ветви, отбил мечом другую, после чего отшвырнул меч, выхватил из кобуры ольстру и крикнул:

– Ратники, стреляйте в белые пятна на коре!

И выстрелил первым.

Дохнули огнем и мушкеты стрельцов. Грохот выстрелов потряс чащобу.

Ратники Бранимира и впрямь оказались отличными стрелками. Шквал пуль разнес белые пятна над черными дырами ртов в ошметки. Ожившие деревья закачались, стали заваливаться набок, а стрельцы продолжали стрелять, остервенев от злобы и испуга.

Наконец все пять деревьев, огласив лес громким звериным ревом, рухнули на землю и замерли.

Глеб, тяжело дыша, опустил ольстру и вытер рукавом куртки лоб. Потом посмотрел на мертвых чудовищ, усмехнулся и хрипло проговорил:

– Чувствую себя героем экологического триллера. Интересно, что сказал бы об этом Гринпис?

5

– Хорошая работа, толмач, – похвалил один из ратников, остановившись рядом с Рамоном и благосклонно на него посмотрев. – Здорово ты его.

Рамон поднял глаза к небу и смиренно ответил:

– Не я, брат мой, а наш Господь. Я всего лишь карающая десница.

– Здорово караешь. Красиво.

Итальянец улыбнулся.

– Чего не сделаешь с молитвой на устах. – С этими словами он вновь возвел глаза к небу и перекрестился.

Раненый воин лежал на ворохе елового лапника и хрипло бредил. Лицо его, землисто-бледное, было покрыто бисеринками пота.

Трупы убитых ратников покоились чуть в стороне, ожидая, пока выжившие соорудят погребальный костер.

– Что это за проклятые деревья? – яростно спросил Бранимир у Глеба. – Почему они двигались?

– Потому что это не деревья, – сухо ответил Первоход.

– Как это?

Глеб откинул с лица серебристую прядь волос и сказал:

– Мимикрия.

– Чего?

– Эти твари притворялись деревьями. Как бабочка притворяется цветком. Его «кора» – вовсе не кора, а роговые наросты на коже. Крепкие, как броня. Посмотри сам…

Воевода нехотя приблизился к падшему «дереву» и встал рядом с Глебом. Осмотрел блестящий от черной крови ствол и хотел уже отвернуться, но вдруг уставился на разверстое дупло и изумленно пробормотал:

– Это что – зубы?

Глеб кивнул.

– Да. Зубы, язык… Все как полагается. А глаз один. То самое белое пятно над пастью. Единственное незащищенное место на теле чудовища. Нам повезло, что мы вовремя это заметили.

– Повезло? – Лицо воеводы побагровело. – Мои люди погибли, а ты говоришь, что нам повезло?

– Тебе и мне – да. – Глеб повел плечами. – Ведь мы живы.

Воевода несколько секунд молчал, свирепо глядя на ходока, потом скользнул взглядом по темной стене деревьев и невольно поежился.

– Проклятый лес, – проворчал он. – Выжечь бы его дотла.

– Не получится. – Говоря это, Глеб тоже смотрел на деревья, но взгляд его был холоден и спокоен. – Гиблое место умеет защищаться. Впрочем, ты и сам это видел.

Первоход отвел взгляд от леса и посмотрел на Рамона. Тот стоял над трупами убитых ратников и беззвучно шептал слова молитвы. Закончив, он широким жестом перекрестил тела ратников и пробормотал по-латыни:

– In nomine Padre, et Fili, et Spiritus sancti! Amen! [2]2
  Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь! (лат.).


[Закрыть]

Глеб отвернулся и нахмурился. Здесь, в гиблой русской чащобе, латынь показалась ему неуместной и раздражающей.

– Наши потери – одиннадцать человек, – вздохнул рядом Бранимир.

– Десять, – напомнил Глеб. – Один еще жив. И я могу помочь ему.

Раненый воин еще стонал и бредил, но голос его звучал тише, а черты испачканного кровью лица заострились, словно у покойника.

Воевода подошел к раненому, долго смотрел на него, и лицо его при этом становилось все темнее и темнее, а затем он вдруг выхватил из ножен меч, перевернул его клинком вниз и всадил лезвие в грудь раненому стрелку.

Ратники отвели глаза, а Бранимир выдернул меч из развороченной груди мертвеца, вытер его об траву и снова вложил в ножны.

Взглянув на Глеба тяжелым, угрюмым взглядом, он глухо проговорил:

– У нас нет времени возиться с ранеными, ходок. – Затем скользнул взглядом по бесстрастным лицам своих воинов и крикнул: – Впредь помните об этом и не подставляйтесь понапрасну! А теперь пора трапезничать. Виткарь, нарежь на всех мяса и хлеба.

Ратник Виткарь, ни слова не говоря, повернулся и молча зашагал к сумкам с провизией. И вдруг остановился как вкопанный. Сумки с припасами не было. Виткарь хотел окликнуть воеводу и сообщить ему о пропаже, но вдруг увидел сумку, которая быстро уползала по траве, будто кто-то приделал к ней ноги.

Виткарь опешил, но тут же понял, в чем дело. Зеленовато-бурый зверек, размером с кошку, но больше походивший на крысу, вцепившись в край сумки зубами, резво тащил ее к кустам.

– Ах ты, чтоб тебя! – выругался Виткарь и бросился вдогонку за подлым грызуном.

Грызун увидел бегущего стрельца и прибавил скорости. Мгновение – и сумка скрылась в кустах. Ратник Виткарь с треском ворвался в кусты, продрался сквозь них, остановился, чтобы перевести дух, и огляделся. Грызун исчез, а вместе с ним и сумка с провизией.

– Леший! – крикнул Виткарь. – Куда ж ты подевался, сволочь?

Коричневый, потертый край сумки мелькнул впереди и тут же исчез в вересовых кустах. Виткарь выругался и рванул вперед.

Он пробежал еще саженей десять, снова нырнул в кусты и вынырнул с другой стороны. Затем прошел несколько шагов, расшвыривая руками колючие ветки, но вдруг услышал позади шорох и оглянулся. В двух саженях от него, на корявом, волглом пне сидел подлый грызун.

– Вот ты где, – выдохнул Виткарь.

Он осторожно повернулся, стараясь не спугнуть зверька, и так же осторожно шагнул вперед. Зверек насторожился, уставившись на стрелка маленькими глазами-бусинками.

– Тихо… – прошептал Виткарь. – Тихо, милый… Я тебя не трону… Куда ж ты подевал сумку, гаденыш?

Он сделал еще один шаг. Зверек пискнул и нагнул головку набок, продолжая разглядывать Виткаря.

– Умница… – проговорил ратник елейным голосом и сделал еще шажок. – Не убегай. Мы с тобой договоримся.

Остановившись возле пня, Виткарь медленно нагнулся и, резко выкинув вперед руку, схватил зверька за шиворот.

– Попался, гаденыш!

И тут случилось нечто жуткое: трухлявый пень вздрогнул, резко выдвинулся из земли и с треском распался надвое, а в следующий миг обе половинки, оказавшиеся огромными черными челюстями, захлопнулись, сцапав Виткаря и, устремившись вниз, молниеносно утащили ратника под землю.

Из черной дыры вверх ударил фонтан алой крови с кровавыми ошметками, а вслед за тем все стихло.

Несколько секунд спустя из близлежащих кустов выбрались зверьки, похожие на больших крыс. Осторожно понюхав воздух, они издали нестройный писк, а затем устремились к тому месту, где стоял пень, и стали с визгом вырывать друг у друга кусочки плоти.

Минуту спустя из-под сени деревьев вышли Глеб и кряжистый, мощный, грудастый, почти толстый ратник по кличке Зыба. При их появлении зверьки бросились наутек и мигом спрятались в кустах.

Остановившись у края поляны, Глеб и Зыба огляделись.

– Виткаря нет, – озадаченно проронил Зыба. – Куда он, к лешему, подевался?

Ратник шагнул было дальше, но Глеб задержал его и вновь внимательно оглядел поляну.

– Чего ты? – спросил его Зыба, понизив голос. – Чего-то почуял, да?

Глеб еще несколько секунд осматривал поляну, затем нахмурился и сказал:

– Твой приятель был здесь.

– Где?

Глеб указал на забрызганные кровью листья лопуха.

– Вон там.

Ратник хотел двинуться, но Глеб снова удержал его.

– Нет. Нужно возвращаться к костру.

– К костру? Но как же Виткарь?

– Ему ты уже не поможешь.

По лицу ратника пробежала тень.

– Чушь! – резко сказал он.

Оттолкнув Глеба толстой, могучей рукой, ратник подбежал к окровавленным лопухам, опустился на колени и стал осматривать землю.

– Здесь какая-то нора! – крикнул он. – А ну-ка…

И стрелок, быстро засучив рукав, сунул руку в черную, влажную дыру.

– Нет! – крикнул Глеб и бросился к нему.

Однако было поздно. Что-то громко клацнуло, ратник вскрикнул и упал на траву, с ужасом уставившись на окровавленную культю, из которой торчала острая белая кость.

– Дьявол! – выругался Первоход. – Не выключайся, ратник! Слушай мой голос!

Он подхватил ратника под мышки и быстро оттащил его от окровавленной ямы, похожей на огромный, грязный рот.

– Черт, какой же ты тяжелый. И какой же ты… тупой.

Глеб опустил здоровяка на землю, затем быстро снял пояс, присел рядом с воином и перетянул ему плечо, чтобы остановить кровь.

– Вот так, – кивнул он. – Все будет хорошо, ратник. Держись. Я сбегаю за помощью.

Глеб выпрямился.

– Постой… – хрипло окликнул его Зыба.

Глеб обернулся:

– Что? Говори!

Зыба сделал усилие и пробормотал побелевшими от боли губами:

– Раненым… нельзя…

– Чепуха, – жестко проговорил Глеб. – Я не позволю Бранимиру тебя тронуть. Ты, главное, держись. Через пару минут вернусь с подмогой и носилками. Кроме того, в сумке у меня есть чудодейственное снадобье. К завтрашнему утру будешь как новенький.

Глеб быстро пробежал через полянку, нырнул в кусты и исчез из вида.

Зыба пару мгновений лежал неподвижно, таращась на торчащую из плеча кость. Сцепил зубы, уцелевшей рукой достал из-за пояса кинжал, секунду помедлил, собираясь с духом, а затем быстро перерезал себе горло.