Текст книги "Письма"

Автор книги: Антон Дельвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

34. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Начало августа 1825 г. Петербург

Друг мой Сонинька, я счастлив, тебя видел и не ожидаю ничего дурного. С отцом твоим поступлю лояльно и надеюсь перево‹ро›тить дела по-нашему. Обрадую тебя новостию. От тебя поехал я к Оленину. У него познакомился с родным братом Корелина, с человеком прекрасным. Он в первый раз от меня узнал, что брат его женат {1}, и сердечно обрадовался, когда я ему рассказал, на каком ангеле. Он уверил меня, что теперь он деятельно примется поправить его положение.

Он полковник, любим своими начальниками и может брата перевести сюда, но медлил потому, что боялся его ветрености. Теперь же он женат и, вероятно, должен остепениться, теперь ничто не мешает брату вытащить на хорошую дорогу заблудшего брата. Провидение, как будто в награду за мои страдания, послало мне подобную встречу. Мы обещались друг другу почаще видаться и действовать вместе, как кому возможно. Он его переведет в Петербург, а я сыщу выгодное штатское место.

Не видишь ли ты, что твое прекрасное сердце известно богу. Что оно у него записано на заглавном листе книги Промысла и что он старается вознаградить мою добрую Соню за ее слезы. Он даже из Оренбурга хочет вытащить друга твоего, чтобы ты ни в чем не жаловалась на любовь его. Вот кого я люблю! Вот кто усладит, осчастливит жизнь мою! Вот кого я целую и боготворю! Отец наш не чудовище, он отдаст мне тебя. Успокоивай Аксинью. Бог милостив! Добрый к нам будет и к ней добр. – Завтра непременно пиши ко мне. Это необходимо нужно. Письмо к нему написано. Мой ангел подаст его, и успех должен быть. Посылаю тебе стихи Сергея Львовича ко мне {2}. Он готовит еще эпиталаму. Читай их и думай о том, кто целует и любит тебя до безумия. Обнимаю тебя, люба ангелия моя, обнимаю тебя.

35. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Начало августа 1825 г. Петербург

Ах, Сонинька, я читал письмо твое к Амальи Ивановне и не знаю, что делать, как утешить, как подкрепить тебя! Нельзя ли нам завтра видеться? Быть у Амальи Ивановны в два часа страшно для тебя. Человек может донести ему. Останься у нее обедать, то есть отпусти карету, чтоб в три четверти третьего я безопасно мог увидеть моего ангела. Неизвестность о положении твоем сводит с ума меня. Ожидая от тебя записки к Амальи Ивановне, я не знал, дождусь ли ее. Меня страшила мысль, что он перехватил мою записку и еще больше отяготил тебя жестокостями. В сто раз легче самому терпеть, чем воображать страдающею мою Сониньку, друга бесценного моего, которой молю у бога одного счастия. Я точно в твоем положении. Душа моя так больна, так больна, как будто я готовлюсь идти на смертную казнь. Я тебе говорил, кажется, я плакать не могу – у меня только тяж‹ел›еет голова и, кажется, хочет разорваться. От брата писем нет. Пишет ли тебе Саша Корелина? Минутные счастливцы, мы называли ее несчастной! {1} Мы не предвидели, что мы будем более ее достойны сожаления. Ф. Ф., я думаю, уехал в Царское. Завтра буду у Александры Дмитриевны, скажу ей, что ты нездорова и уговорю ее побывать у тебя. Мне страшно воображать тебя одну, совершенно одну. Береги себя, моя милая, умоляю тебя любовью моею, береги себя! Благословляю, целую тебя. Береги себя, душа моя!

Анне Францовне я говорил о времени нашей свадьбы по его же словам. Впрочем, если бы я назначил ей и июль и август месяцы, всё беды бы не было. Мои слова не обуздывают его воли. Молчи, друг мой, как Амалья Ива‹новна› советует, и люби меня. Несчастие любовь не гасит, но усиливает. Пускай могут разлучить нас, но разлюбить тебя меня все силы земные и небесные не принудят, или я буду ужасным преступником, недостойным жить. Скоро восемь часов. Бегу получить письмо от тебя.

36. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Начало августа 1825 г. Петербург

У Амальи Ивановны я не успел быть, друг мой. Завтра буду непременно. Посылаю тебе "Ипсибое". Прочти; ежели достанет терпенья. Скажи мне о твоем здоровье. Какова ты? Все ли грустна, все ли на нашем нёбе не разгуливается? Когда-то мы будем счастливы! Николай, Анна Александровна и Баратынский {1} тебе кланяются. Я с Баратынским только о тебе и говорю. Прости, ангел мой, до завтра. Целую тебя. Люблю тебя более и более.

Твой Дельвиг.

37. Л. С. ПУШКИНУ

Начало августа 1825 г. Петербург

В феврале месяце брат твой прислал свои сочинения для переписки {1}; в конце апреля месяца {2} он мне дал, по особенной моей просьбе, свою черную тетрадь: думал ли он, что ты должен будешь переписывать с этой черной тетради, или нет?

38. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Первая половина августа 1825 г. Петербург

Посылаю тебе, душа моя, записки Франклина {1}. Этот философ мною любим с младенчества. Он из числа тех, с кем мне приятно воображать мою Сониньку. Беседуй с ним, как с моим добрым другом. – Пришли мне обратно негодного маркиза Д'Арленкура и табакерку, которую, ежели не потерял, верно, оставил у тебя. Дашков тебе кланяется, он обещает доставить тебе последние записки г-жи Жанлис {2}. Будь здорова, мой ангел. Целую тебя, люблю тебя, умираю от скуки. Доживу ли до понедельника, до счастливого пятого часа.

Твой Дельвиг.

39. С. М. САЛТЫКОВОЙ

11 августа 1825 г. Петербург

Посылаю тебе, милая Сонинька, 12-ю часть сочинений г-жи Котэн. Ничего нет лучше. Поищу однако же. Что твое здоровье? Душа моя, я тебя нынче не увижу. Думай обо мне. Вчера я бы мог еще посидеть у тебя, Баратынский едет только теперь. Еду к нему. Прощай, моя радость, люби твоего друга. Пишу к тебе рано и посылаю эту книгу для того, чтобы застать тебя дома. Кланяйся Амальи Ивановне. Напиши мне что-нибудь. Хоть посмотрю на черты руки твоей.

40. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Конец сентября 1825 г. Петербург

Целое утро ездил и сейчас опять пойду, милый друг мой: ужасно трудно найти что-нибудь похожее на квартеру. В сумерки возвращусь домой, прочту несколько раз письмо твое и пойду советоваться к Амальи Ивановне. Как я успокоюсь, когда бог поможет мне отыскать порядочный приют для моей Сониньки. Когда-то одна любовь только будет наполнять твоего друга? Анна Александровна и Николай тебе кланяются. С нетерпением желают видать тебя. Завтра еще поутру я уведомлю тебя о удаче моих поисков. Не ходила ли твоя Ненила? Пришли мне ее известия. Каково здоровье Михаила Александровича? Каково твое? Будь здорова, мой ангел! Ты знаешь, как мне тяжело и здоровую не видать тебя целый день. Прощай, моя люба, обнимаю и целую тебя. Думай о твоем Дельвиге, люби его, сколько он тебя любит.

Весь твой

– Д. -

Не пишу больше по очень важной причине. Боюсь заставить тебя долго ждать и не воспользоваться светом.

41. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Конец сентября 1825 г. Петербург

Объездил целый Петербург и нашел почти все то же, что ты знаешь, мой милый друг. На Грязной улице {1} две квартеры грязные и сырые. Ежели хочешь их видеть, можешь из любопытства, чтобы узнать, какие хозяева домов скоты. Они по правую сторону от Амальи Ивановны в нижних этажах, на всей улице только и есть два объявления. В Троицком переулке в доме Кривоносова, в нижнем этаже до 1-го октября занята. Посмотри ее с Амальей Ивановной и решись, ежели понравится. На всей Литейной и Владимирской ни одной нет. У Синего моста квартира Егермана, которую ты видела, не занята, и, мне кажется, хозяин склонен сделать уступку. У Гурьева отделывается, и ты можешь посмотреть ее. Я даже в Коломне искал, и все понапрасно. Поговори с доброй Амальей Ивановной, посмотри квартеру в Троицком переулке и Гурьева дом и решительно скажите ваше мнение. Мне везде будет приятно, где моя Сонинька захочет жить и смотреть на меня весело. Целую тебя, душа моя. Твой.

Посылаю тебе ноты моих кудрей {2} и трагедии. Адельсин очень хорош, я два раза прочел его.

42. С. М. САЛТЫКОВОЙ

30 сентября 1825 г. Петербург

С помощью Амальи Ивановны я квартеру нашел, и прекрасную. Красить нечего, она чиста, как игрушечка, и в ней будет стыдно не жить опрятно. Она в большой Милльонной в доме г-жи Эбелинг в третьем этаже. В пятом часу буду у тебя, жизнь моя, и расскажу все подробно. Целует тебя твой

Дельвиг.

Вторник.

43. В. И. ГРИГОРОВИЧУ

10 октября 1825 г. Петербург

Почтеннейший Василий Иванович, посылаю вам две пьесы Федора Николаевича {1}. Они выдержали цензурные испытания и оказались безгрешны. Но друзья {2} мои – увы! Разве вас он послушает, а мне никак не удалось оправдать их. Он стоит на своем, уверяет, что они развратны и соблазнительны, да и полно. Нельзя ли прибегнуть к просвещенному покровительству министра. Нынче апелляция от авторов, кажется, принимается и иногда бывает не бесплодна, впрочем, в руце ваши предаю поэтический дух мой. Похлопочите лучше о вашей статье {3}, а с Красовским мы как-нибудь да сочиним для вас идиллию. Будьте здоровы и любите

Дельвига.

10-го октября

1825 года.

44. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Середина октября 1825 г. Петербург

Каково твое здоровье, милая Сонинька? Как ты провела вчерашний день? Спокойно ли? Когда-то будет пятый час? Хочу видеть мою душу, мою голубочку. Анна Александровна подарила нам племянницу Прасковью Николаевну {1}. Николай уже находит сходство в ней с матерью. Я ищу ей жениха. Человеколюбие у ней врожденное чувство: она плачет, когда при ней никого нет, и спокойна при людях. – Д'Арленкур не только что скучен, он и вор: под полою "Ипсибое" я нашел твой серебряный ножичек. Целую тебя, моя милая люба, прости до после обеда.

Весь твой Дельвиг.

45. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Середина октября 1825 г. Петербург

У Амальи Ивановны я был, моя милая Сонинька, она обещала похлопотать. Мы с ней уговорились об уборке квартеры. Нынче Николай со мной ездил туда, ему очень понравились наши комнатки. Мы их размерили и завтра поедем покупать мебели. Между тем вставятся зимние рамы и вымоются полы и печки. С моей стороны все пойдет хорошо, друг мой, и в недели полторы все будет готово. Будь здорова и не грусти, моя добрая люба. Мне больно воображать тебя печальной. Я думаю, ты лучше меня знаешь адрес твоего брата, я к нему никогда не писывал и тебе ничего подобного не говорил. Пиши ему, душа моя, и скажи от меня побольше хорошего. Увидеть ли мне завтра мою Софью? Господи, не оставь меня. Мне так скучно, так скучно, Сонинька, как только можно скучать человеку. Анна Александровна тебе кланяется, Николай тоже и Шретер, повстречавшая меня на Невском проспекте. Прости, друг мой, целую тебя и благодарю за твое милое письмо, оно несколько оживило твоего

Дельвига.

Теперь другой книги нет, достану на днях.

46. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Середина октября 1825 г. Петербург

Милая Сонинька, графиня Прасковья Петровна просит тебя, не можешь ли ты быть у нее завтра в одиннадцать часов и одна. Ей нужно с тобой видеться и поговорить о нашей свадьбе. Употреби ради любви моей все старания исполнить ее желание. Прощай, душа моя, да постарайся о свидетельстве. Целую тебя, моего ангела.

Твой Дельвиг.

47. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Середина октября 1825 г. Петербург

Из Гатчины я воротился во втором часу ночи. Жуковский кланяется моей Софье. Николай сказывает, что он тебя видел у графини. Кажется, это должно было навлечь тебе неприятности. Ах, друг мой, за что ты обречена страданию? И я причиной! Сердце у меня разрывается. Нет, ты меня не совершенно еще знаешь. Ты меня видела только страдающего и влюбленного. Когда-то я буду спокойно любить тебя? Напиши мне, какова ты? Увижу ли я тебя? Предчувствия меня мучат. Друг мой, твоя любовь – высочайшее счастие для меня, более чего и бог не может дать человеку. Его мне должно было купить страданиями, и всякие страдания перед ним малы.

Люби твоего единственного друга Д.

48. С. М. САЛТЫКОВОЙ

20 октября 1825 г. Петербург

Поздравляю моего ангела, мою миленькую Сониньку с днем рожденья {1}. Дай бог ей всего прекрасного, достойного ее сердца. Здорова ли ты? Весело ли встретила нынешнее утро? Не плакала ли вчера? Я ежели бы мог плакать, верно бы не переставал целый вчерашний день: так мне было скучно. Когда можно будет видеть тебя? Прощай, душа моя, целую тебя.

Твой друг.

49. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Последние числа октября 1825 г. Петербург

Будь покойна, душа моя. Ты знаешь, что я люблю тебя и поступлю так, как только можно благородному человеку в моем положении. Не слушай утешений пустых от людей. Люби меня и помни, что я никогда не перестану любить тебя и уважать в нем отца твоего. Прости, до свидания. Целую тебя.

Дельвиг.

50. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Последние числа октября 1825 г. Петербург

Буду, друг мой Сонинька, увижу тебя. Сон самый лучший доктор, я проснулся здоровым. Целую мильон раз тебя мысленно, в ожидании близкой существенности. Прощай, душа моя люба ангелия, моя несравненная Соня.

Твой.

51. С. М. САЛТЫКОВОЙ

Последние числа октября 1825 г. Петербург

Мне казалось неприлично мешать в последние дни дочери говорить с отцом, оттого ушел я. В утро у тебя буду. К моему приезду будь совершенно здорова. Ангел мой, утешь твоего друга.

52. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

22 ноября 1825 г. Петербург

Любезнейший князь Петр Андреевич, я женился. Одни хлопоты миновались; зато другие на шее: "Северные цветы". В суетах, необходимых подруге всех женихов, я медлил напомнить вам об обещаниях ваших. Теперь все уже почти вышло из рук цензорских. Около половины напечатано, и ежели вы все еще добры по-прежнему к Дельвигу, то поспешите прислать ему и прозу, вами обещанную, и стихов, как вы говорили, четыре или пять пьес {1}. Вы совершенно оживите мое собрание. Еще к вам две просьбы: 1) Доставьте здесь приложенное письмо И. И. Дмитриеву {2} и замолвите за меня ему доброе словечко. 2) Велите мне списать {3} или препоручите это Баратынскому два отрывка из 2-й песни "Онегина". Какие? вы увидите из приложенного письма Пушкина ко мне. Оно послужит вам как доказательство его позволения и, вероятно, принесет удовольствие как письмо Пушкина. Только, ради бога нашего, поспешите, любезнейший князь. Малейшее медление может лишить меня прекрасных пьес: а это для нашего брата издателя альманахов большая беда. Кланяйтесь Пущину. Может быть, я первый уведомлю вас, что Пушкин кончил "Бориса Годунова" {4}. Дашков мне подарил прекраснейшую статью: свое путешествие в Ерусалим {5}. Не оставьте истинно любящего вас и ожидающего от вас богатых и великих милостей

Дельвига.

22 ноября 1825.

Петербург.

53. В. И. ГРИГОРОВИЧУ

Ноябрь 1825 г.

Почтеннейший Василий Иванович. Не знаю, как вас поблагодарить за вашу прекрасную статью {1}, давно бы лично зашел к вам и с женою; но она у меня больна {2}, и я сижу все дома. Ежели у вас готово окончание, то отдайте его подателю сего и с ним мою несчастную идиллию {3}. За изобретение скульптуры {4} принялся. Будьте здоровы со всеми вашими.

Преданный Дельвиг.

54. Е. А. БАРАТЫНСКОМУ

Конец 1825 г. Петербург

Ужели ты так болен, сердце мое, что и письма к Дельвигу написать не можешь? Мы, божиею милостию барон и баронесса, сокрушаемся, не получая ни строчки так долго от тебя. Твои комиссии мною исполнены: принимаются в колонновожатые во всякое время; свидетельство же находится в Инспекторском департаменте, и его должен твой брат вытребовать, подавши просьбу в оный. Такова форма. Поспеши исполнить мои просьбы, поверенные мною прошедшему письму {1}; исполнение их не терпит медленности. Сонинька тебе кланяется и чувствует равную со мною необходимость поскорее с тобой увидеться. Она думает, что при тебе я должен ей показаться еще лучше, чем без тебя. Друг подсоусивает друга. В самом деле, ты нам нужен и как друг, и как оживитель мертвой петербургской жизни, особенно теперь. Дни через два все дамы сошьют траурные платья и последний источник разговоров иссякнет {2}. Литература давно уже не принимается или не должна быть принимаема в гостиную: так она грязна. Об ней говоришь в передней с торгашами.

Посылаю тебе стихи на последний великий случай. Я, счастливец, внушил их достойному соратнику парнасскому графа Дмитрия Ивановича {3}.

Что сказать о моей жизни? Живу домоседом. Соня моя все хворала. Переписываю, то есть чужими руками, пьесы для "Цветов" и печатаю их. "Эду" тоже. Всякое утро хожу в должность и занимаюсь {4}. Не чудо ли это? Всякий день думаю о стихах и, кажется, скоро размахнусь, и, даст бог, размах будет не пустой и не слабый. Прощай.

Длв.

55. М. Л. ЯКОВЛЕВ И А. А. ДЕЛЬВИГ – В. Д. ВОЛЬХОВСКОМУ

4 января 1826 г. Петербург

Яковлев:

СПб. 4 генваря 1826.

Лишь только ты уехал из Петербурга {1}, молва прошла, что ты полковник! – Мы молве тотчас поверили, потому что не находили тут ничего несбыточного; а еще более убедились в том, когда свитские офицеры подтвердили общие слухи, – но через месяц решительно сказали, что ты все пане Капитане, и мы, подосадуя на молву, пожелали тебе от души всех возможных благ в будущем!

Письмо твое к Дельвигу {2} нас очень порадовало. Хоть передавать вести с берегов реки Чараканы на берега Невы и не так-то легко и удобно, но тем приятнее должна быть всякая от тебя весть, когда ты найдешь удобный случай сказать нам что-нибудь о себе.

Наши, кроме Дельвига, во все время были здоровы, да и сам Антон начинает оправляться, ты помнишь, я думаю, его всегдашнюю болезнь – лихорадку: она-то недавно потревожила его тучность.

Саврасов сдал было роту; но полковник его сделан на днях бригадным, и рыжему опять приходится хлопотать с ротой.

Малиновского давно не видал, – он здоров, не совсем весел, по причине, которая должна быть тебе слишком известна. Долго ли он у нас пробудет, и того не знаю.

Корф занят, занят, занят, – я с ним редко вижусь.

Корнилов щеголяет с Анною в петлице, и она придает еще более важности его массивной фигуре.

Тырков укатил в свои поместья, но скоро возвратится.

Об Есакове нет ни слуху, ни духу, и о Мясоедове также; от Матюшкина есть вести. Он здоров. Вот все, что я знаю.

Комовский, лисичка по-прежнему – служит хорошо, кроме должности по Смольному монастырю, он участвует в занятиях по Министерству просвещения.

Мартынов – столоначальник, кавалер Анны 3-й степени. Чего ж ему больше?

Илличевский как путешественник, наблюдатель, марширует по Петербургу с золотыми очками, без которых ничего не значили бы его проницательные очи. Представлен к Владимирскому кресту, а ему очень хочется быть кавалером разных орденов. Честолюбия у Алексея Дамьяновича довольно, мы это с тобой давно знаем.

Стевен улетел на родину.

Костенского никто не видит. Или он ходит под шляпкой-невидимкой, или… или… не прид‹ум›аю, что сказать.

Юдин, Гревениц; Гревениц, Юдин und weiter nichts {И больше ничего (нем.). – Ред.}. Посмотрим, что Яковлев теперь скажет об Яковлеве:

1. Он тебя с прошедшими праздниками и Новым годом поздравляет и всех благ желает.

2. Что он любит тебя по-прежнему.

3. Что ему не удается много паясить, потому что занят делом, и, наконец,

4. Что он перестал на время влюбляться.

P. S. Недавно виделся с твоим братом. Столкнулись голодные в ресторации. Молодец!

Льва Сергеевича давно не видал. Он не унывает, горюет, хоть и есть о чем.

Комиссию Дмитрия исполним, как только Стевен возвратится из Финляндии.

Дельвиг:

Милый друг, письмо твое едва было получено, сейчас доставлено Яковлеву для круговой передачи, но Яковлев не показывал его никому. И до того ли ему? Он пьет с шампанским жженку и каждый день влюбляется в новую красоту. Насилу я его, отъездом Льва Пушкина, убедил написать к тебе вышеследующее письмо, оригинальное, совершенное в своем роде. – Жена моя тебе очень кланяется, желает здоровья и побед, я тоже. Насилу пишу, я уже около двух месяцев болен. Пиши и люби

Д‹ельвига› {*}

{* Подпись оторвана. (Примеч. сост.)}

56. Е. А. БАРАТЫНСКОМУ

8 января 1826 г. Петербург

Откликнись, милый друг, перестань писать мне, что тебе некогда писать к Дельвигу, и разговорись по-прежнему. Ужели ты нашел другого поверенного в поэзии и любви или уж не тонешь ли в пропасти пустоты Московской? {1} Письма ко мне могут послужить тебе доскою, за которую хватаются утопающие. Надеюсь, что воспоминание о товарище разнообразной и живой жизни может иногда пробуждать Евгения к деятельности сердечной. Никогда подобного не случалось с тобою. Ежели ты болен, хоть бы милому Муханову сказал, чтобы он что-нибудь написал об тебе. Кстати: напиши мне, как зовут Муханова? Он так был добр ко мне, что я при всей лености горю желанием благодарить его письменно, и притом мне нужно будет возвратить ему несколько стихов, не вошедших в состав "Северных цветов", с изъяснением причин {2}. – Кланяйся ему покамест. С тех пор как ты молчишь или отнеки‹ва‹ешься недосугом, сколько перемен было перед глазами твоего друга. Сколько ужасов! Но, слава богу, все кончилось счастливо для России, и я с радостию поздравляю тебя с Новым годом и с новым императором. Дай бог тебе начать новую жизнь для счастия и продолжать старую для дружбы. Поздравь от меня твое почтенное семейство. Уверь их в моей родственной любви. Сонинька моя тебе очень кланяется, поздравляет с Новым годом и удивляется, с беспокойством о здоровье твоем, упорному твоему молчанию. Мы проводим очень тихо и мило нашу жизнь. Несколько добрых родственниц, несколько старых друзей составляют круг наш. Издание "Цветов" (которые на днях выдут) и твоей "Эды", Вальтер Скотт и частию Вольтер наши занятия. Выезжаем из дома редко, гостям рады часто, мечтаем об тебе еще чаще.

В самом деле, есть ли надежда с тобою скоро увидеться? Есть ли и когда? Что ты хочешь с собою делать и что делаешь? Что твои? Все это всегда занимало и всегда будет занимать меня. Что стихи твои, льются ли все, как ручьи любви, или сделались просто ручьями чернильными, как, с позволения сказать, у большой части ваших московских стихомарателей. Сохрани тебя бог и помилуй, не заразись! Носи в кармане чеснок и читай поутру и ввечеру Пушкина. Ежели Плетнев не доставил тебе его мелких стихотворений {3}, то на днях доставит. На свои деньги не покупай или покупай, только не для себя, а для других. Напиши мне об московском Парнасе, надеюсь, он не опустел, как петербургский. Наш погибает от низкого честолюбия. Из дурных писателей хотелось попасть в еще худшие правители. Хотелось дать такой нам порядок, от которого бы надо было бежать на край света. И дело ли мирных муз вооружаться пламенниками народного возмущения. Бунтовали бы на трагических подмостках для удовольствия мирных граждан, или бы для своего с закулисными тиранами; проливали бы реки чернил в журнальных битвах и спокойно бы верили законодателям классической или романтической школ и исключительно великому Распорядителю всего. Прости, душа моя, обнимаю, целую тебя мильон раз, благословляю тебя во имя Феба и святых Ореста и Пилада. Цвети, мой несравненный цвет, певцов очарованье.

Твой Дельвиг.

1826 года, 8-го генваря.