Текст книги "Большевики, 1917"

Автор книги: Антон Антонов-Овсеенко

2.1. Война и российская социал-демократия. Циммервальд

«Был жаркий день; я шёл, как всегда, по улицам Амстердама, не вглядываясь в лица прохожих, – вспоминал русский эмигрант Илья Эренбург [24]24
  Эренбург И. Г.Люди, годы, жизнь…


[Закрыть], – внезапно что-то меня озадачило; все взволнованно читали газеты, говорили громче обычного, толпились возле табачных лавок, где были вывешены последние известия… „Матэн“ сообщала, что Австро-Венгрия объявила войну Сербии, Франция и Россия собираются сегодня объявить о всеобщей мобилизации. Англия молчит. Мне показалось, что всё рушится – и беленькие уютные домики, и мельницы, и биржа…».

В ночь на 2 августа Эренбург пересёк пешком франко-бельгийскую границу: во-первых, Франция гарантированно была военным союзником России, а во-вторых, Париж для писателя, ввиду концентрации в нём массы русских политэмигрантов, был по существу этаким суррогатом родины, её очевидной частью. Поэтому очень нужно было попасть хотя бы во Францию, в Париж, раз невозможно было в Россию, в Петербург – столицу занятого старательным подавлением любого инакомыслия полицейского государства. И главное, что «виноватыми» в военном конфликте по всей Европе оказывались обычные, простые люди, не питавшие враждебных чувств в отношении тех, против кого их гнали воевать национальные правительства: навстречу Эренбургу, из Франции «шли немцы и немки, с ребятишками, с тяжелыми узлами – они пробирались в Германию. Часовой как-то неопределённо – не то осуждающе, не то беспечно – сказал: „Вот и война!..“».

За неполных четыре года от «официального» начала военных действий 28 июля до 11 ноября 1918 г. в эту страшную, небезосновательно охарактеризованную Лениным как «империалистическая бойня» мясорубку оказались втянутыми не только «великие» европейские, азиатские и американские державы, включая США, но и такие далёкие, казалось бы, от европейских проблем и театра военных действий малые страны, как Коста-Рика, Уругвай и Гондурас. Страны-участницы потеряли убитыми более 10 млн. солдат и около 12 млн. мирных граждан, около 55 млн. были ранены… И у кого после этого хватит смелости осуждать Ленина за его характеристики этой войны, данные им в манифесте «Война и российская социал-демократия»? Между тем документ этот, строки из которого приводились выше, составленный Лениным в сентябре 1914 г. и опубликованный в ноябре того же года в газете «Социал-демократ», был фактически посвящён разъяснению исключительно большевистской позиции по вопросу об отношении к начавшейся войне.

Дело в том, что к 1914 г. раскол партии на два крыла уже окончательно оформился, и Ленин как признанный лидер большевиков ни с кем из партийцев, не считая Н. К. Крупской, не согласовывал текст манифеста. Что, однако, не делает менее ценным его содержание. «Европейская война, которую в течение десятилетий подготавливали правительства и буржуазные партии всех стран, разразилась. Рост вооружений, крайнее обострение борьбы за рынки в эпоху новейшей, империалистической стадии развития капитализма передовых стран, династические интересы наиболее отсталых, восточноевропейских монархий неизбежно должны были привести и привели к этой войне. Захват земель и покорение чужих наций, разорение конкурирующей нации, грабеж её богатств, отвлечение внимания трудящихся масс от внутренних политических кризисов России, Германии, Англии и других стран, разъединение и националистическое одурачивание рабочих и истребление их авангарда в целях ослабления революционного движения пролетариата – таково единственное действительное содержание, значение и смысл современной войны», – написал Ленин в манифесте ЦК РСДРП, который впоследствии разошёлся по Европе и России, производя повсюду громадное впечатление своим разоблачительным пафосом.

Социалисты противостоявших друг другу стран, не говоря уже о партиях либерального толка, не могли, конечно, противопоставить ничего существенного утверждениям Ленина, что «обе группы воюющих стран нисколько не уступают одна другой в грабежах, зверствах и бесконечных жестокостях войны». В этих условиях Ленин возлагал на европейскую социал-демократию «долг раскрыть это истинное значение войны и беспощадно разоблачить ложь, софизмы и „патриотические“ фразы, распространяемые господствующими классами, помещиками и буржуазией, в защиту войны». Но ему пришлось «с чувством глубочайшей горечи» констатировать, «что социалистические партии главнейших европейских стран этой своей задачи не выполнили, а поведение вождей этих партий – в особенности немецкой – граничит с прямой изменой делу социализма». Более того, «в момент величайшей всемирно-исторической важности большинство вождей теперешнего, второго (1889–1914) социалистического Интернационала пытаются подменить социализм национализмом. Благодаря их поведению, рабочие партии этих стран не противопоставили себя преступному поведению правительств, а призвали рабочий класс слить свою позицию с позицией империалистических правительств. Вожди Интернационала совершили измену по отношению к социализму, голосуя за военные кредиты, повторяя шовинистические („патриотические“) лозунги буржуазии „своих“ стран, оправдывая и защищая войну, вступая в буржуазные министерства воюющих стран и т. д., и т. п. Влиятельнейшие социалистические вожди и влиятельнейшие органы социалистической печати современной Европы стоят на шовинистически-буржуазной и либеральной, отнюдь не на социалистической точке зрения. Ответственность за это опозоривание социализма ложится прежде всего на немецких социал-демократов, которые были самой сильной и влиятельной партией II Интернационала. Но нельзя оправдать и французских социалистов, принимающих министерские посты в правительстве той самой буржуазии, которая предавала свою родину и соединялась с Бисмарком для подавления Коммуны».

Этому позорящему идеи социалистического интернационала поведению Ленин противопоставлял образцовую, с его точки зрения (впрочем, небезосновательно), позицию социал-демократической фракции в Государственной думе: «Наше парламентское представительство – Российская социал-демократическая рабочая фракция в Государственной думе – сочло своим безусловным социалистическим долгом не голосовать военных кредитов и даже покинуть зал заседаний Думы для ещё более энергического выражения своего протеста, сочло долгом заклеймить политику европейских правительств, как империалистскую. И, несмотря на удесятерённый гнёт царского правительства, социал-демократические рабочие России уже издают первые нелегальные воззвания против войны, исполняя долг перед демократией и Интернационалом».

Основная, стратегическая идея ленинского манифеста заключалась, конечно, в том, что социалисты всех воюющих стран должны объединиться в войне против войны. Но кроме того, Ленин фактически призывал европейскую социал-демократию перестать «замалчивать или прикрывать дипломатическими фразами крах II Интернационала», поскольку его вожди на национальных территориях поддерживают войну, – то есть по примеру того, как большевики разошлись с меньшевиками в России, завершить его деятельность в качестве единой организации. «Надо открыто признать этот крах и понять его причины, чтобы можно было строить новое, более прочное социалистическое сплочение рабочих всех стран», – напишет Ленин в манифесте, призывая к своей войне – войне с оппортунизмом всех мастей.

Несмотря на очевидную убедительность основных ленинских постулатов, многие, в том числе ближайшие сторонники Ленина, скептически относились к некоторым его другим положениям. Например, к необходимости превращения классовой борьбы «в известные моменты в гражданскую войну», или к тезису об «отсутствии отечества у рабочих», на что также указывал Ленин в своём манифесте: в то время, когда угар национал-шовинизма окутывал всю Европу, в такое верилось меньше всего. Даже и то, что Ленин в этих своих утверждениях отсылал своих оппонентов отнюдь не к собственным теоретическим изысканиям, а к Манифесту коммунистической партии Маркса, в частности к той его части, где как раз и говорится об отсутствии отечества у рабочих, убеждало не многих.

Но именно эти позиции Ленин, будучи в меньшинстве, отстаивал на Международной социалистической конференции в сентябре 1915 г. На ней в швейцарском Циммервальде собралось 38 представителей левых течений европейской социал-демократии из 11 стран. Ленин здесь оказался ещё «левее» большинства, когда выступил с проектом резолюции, в которой вновь предлагалось: первое – добиться превращения войны империалистической в войну гражданскую и, второе – отмежеваться от большинства II Интернационала, который фактически, по его выражению, предал интересы пролетариата и потерпел крах. Сторонники Ленина, всего восемь человек, в том числе его ближайший соратник Г. Зиновьев, а также социалисты из других стран, в том числе один из Германии, из-за казавшегося большинству излишнего радикализма получили название «циммервальдская левая», чьё мнение на конференции безусловно учитывалось, но голосовали за него только сами члены этой фракции.

Тем не менее в последовательности Ленину не откажешь. Ещё в манифесте «Война и российская социал-демократия» он упирал на то, что «оппортунисты сорвали решения Штутгартского, Копенгагенского и Базельского конгрессов, обязывавшие социалистов всех стран бороться против шовинизма при всех и всяких условиях, обязывавшие социалистов на всякую войну, начатую буржуазией и правительствами, отвечать усиленною проповедью гражданской войны и социальной революции. / Крах II Интернационала есть крах оппортунизма, который выращивался на почве особенностей миновавшей (так называемой „мирной“) исторической эпохи и получил в последние годы фактическое господство в Интернационале. Оппортунисты давно подготавливали этот крах, отрицая социалистическую революцию и подменяя её буржуазным реформизмом; – отрицая классовую борьбу с её необходимым превращением в известные моменты в гражданскую войну и проповедуя сотрудничество классов» и т. д.

И сейчас, на конференции в Циммервальде Ленин продолжал настаивать на том, что его предложения – менее всего его личные производные, но происходят прямо из ранее принятых решений конгрессов Социнтерна. Большинство участников конференции, однако, сочли, что со времени упомянутых конгрессов прошло уже слишком много времени, и такие предложения вряд ли подходят для текущего момента, а именно – мировой войны. Более того, для многих тогда эти предложения Ленина казались смешными. Так, один из видных большевистских деятелей К. Радек свидетельствует, что впоследствии над лозунгом В. И. Ленина о превращении империалистической войны в войну гражданскую «смеялись сердечно все швейцарские и русские эмигранты, хотя они считались интернационалистами. Тезисы Ленина, развивающие эту мысль, отказался печатать самый левый орган швейцарской соц. – демократии „Бернер Тагевахт“, чтобы не рассмешить мир. Когда я во второй раз приехал из Германии в Швейцарию, в декабре 1915 года, под Новый год, я попал на русскую вечеринку, где давались потешные картинки о минувшем трагическом годе. Там выскакивал на сцене широкоплечий человечек, загримированный под Ленина, и кричал к радости собравшихся: „Дело очень просто обстоит, надо пушки только развернуть!“, и революционная публика очень радовалась» [25]25
  Радек К.По прошествии года / К. Радек // Известия ВЦИК от 6 ноября 1918 г. – ГА РФ. – Ф. 393. – Оп. 4. – Д. 101. – Л. 5.


[Закрыть].

Радикализм Ленина не получил поддержки в Циммервальде, большинство на конференции проголосовало за «мягкие» предложения Троцкого, некоторая часть которых, впрочем, оказалась на поверку не менее утопической, чем ленинские тезисы: а) признать войну империалистической со стороны всех вовлечённых в неё стран (никто не возражал), б) осудить социалистов, состоявших в правительствах воюющих стран и голосовавших за военные бюджеты (та же реакция), и – в) начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций (что в то время было настолько же далеко от реализации, как и превращение войны империалистической в гражданскую).

Большинству Социнтерна, на отмежевании от которого так настаивал Ленин, было уделено мало внимания, поскольку Циммервальдский союз, как после конференции начали именоваться его участники и те, которые потом к нему присоединялись, просуществовал во вполне самостоятельном режиме вплоть до того момента, когда на базе «циммервальдской левой» в 1919 г. был создан III Интернационал, а на основе «циммервальдской правой» в 1923 г. – Социалистический рабочий интернационал.

Тем не менее правоту Ленина – во всяком случае в том, что касается возможности превращения империалистической войны в войну гражданскую, – подтвердит в дальнейшем история. А пока ему оставалось почти в одиночестве, с небольшим числом разбросанных по Европе сторонников продолжать отстаивать свои, казавшиеся многим фантастическими позиции. Участникам же конференции в Циммервальде, как и участникам последующих конференций этого движения, проходивших в течение войны, следует отдать должное за очевидное мужество, проявленное хотя бы и в том, чтобы мирно разговаривать (не говоря уже о достижении согласованных резолюций!) с представителями стран, против которых вели войну их собственные национальные правительства. Эти люди заведомо обрекали себя на риск обвинения в предательстве родины, но во имя казавшейся им светлой идеи единения мирового пролетариата сознательно шли на это.

2.2. Совершенно секретно: царское МВД против гражданского общества

В России линия фронта войны царизма с продолжавшимися, несмотря на репрессии, массовыми волнениями и смутой (в Петербурге в 1914 г. бастовали более 150 000 рабочих), как всегда, проходила параллельно границе взаимоотношений государства с печатью. И об этом Ленин также писал в манифесте «Война и российская социал-демократия»: «Чем усерднее стараются правительства и буржуазия всех стран разъединить рабочих и натравить их друг на друга, чем свирепее применяется для этой возвышенной цели система военных положений и военной цензуры (гораздо более преследующей даже теперь, во время войны, „внутреннего“, чем внешнего врага), – тем настоятельнее долг сознательного пролетариата отстоять своё классовое сплочение, свой интернационализм, свои социалистические убеждения против разгула шовинизма „патриотической“ буржуазной клики всех стран».

Действительно, своей первоочередной задачей в связи с надвигавшейся войной русский царизм считал подавление внутреннего сопротивления. И легальную «Правду», выступавшую против войны, закрыли незадолго до её начала; преследовались вообще все сколько-нибудь напоминавшие пацифизм явления. Как писал Ленин в манифесте, «наша партия, Российская с.-д. рабочая партия, понесла уже и ещё понесёт громадные жертвы в связи с войной. Вся наша легальная рабочая печать уничтожена. Большинство союзов закрыты, множество наших товарищей арестовано и сослано».

С началом Первой мировой войны ко всякого рода другим ограничениям свободы слова был присоединен и «высочайший» указ Николая II «Об утверждении временного Положения о военной цензуре», который фактически реализовал на практике все вожделения исповедовавшего охранительную идеологию царского правительства. Так, по этому указу, главнокомандующему или командующему отдельной армией предоставлялось право «в случае необходимости, для успеха ведения войны, воспрещать на определённый срок собственной властью в подчиненной им местности какие бы то ни было собрания и приостанавливать повременные издания, а также передачу почтовых отправлений и телеграмм».

Таким же было отношение цензуры и к неповременным изданиям, к стихам и прозе, сколь бы ни были они талантливыми. «В 1916 году в Москве вышла моя книга „Стихи о канунах“, – вспоминал впоследствии Илья Эренбург, – книга изуродована цензурой – почти на каждой странице вместо строк точки. Это первая книга, в которой я говорил своим собственным голосом. Я писал о войне:

 
Над подушкой картинку повесили,
Повесили лихого солдата,
Повесили, чтобы мальчику было весело,
Чтоб рано утром мальчик не плакал,
Когда вода в умывальнике капает.
Казак улыбается лихо,
На казаке папаха.
Казак наскочил своей пикой
На другого, чужого солдата,
И красная краска капает на пол.
 

Писал о казни Пугачева:

 
Прорастут, прорастут твои рваные рученьки,
И покроется земля злаками горючими…
 

Писал о себе и о 1916 годе, который называл „буйным кануном“».

В целом политика царского правительства, в особенности с началом войны, была направлена не только на подавление свободы слова, но и всех других демократических свобод, включая свободу собраний и союзов. Даже организациям, озабоченным добровольным содействием раненым на фронтах, было в то время невозможно получить согласия на проведение своих собраний и съездов. Такая политика, как оказалось, напрямую провоцировала накопление силы для будущего социального взрыва в самом сердце империи, чему активно содействовали и организации русских эмигрантов за рубежом – такие, как сторонники «циммервальдской левой» во главе с Лениным.

На следующей конференции Циммервальдского движения, состоявшейся в 1916 г. также в Швейцарии, в деревне Кинталь, Ленин вновь выступил с призывом превращения войны империалистической в войну гражданскую, ведомую пролетариатом против своих буржуазных правительств. И хотя проект резолюции левых был вновь отклонён, в «Обращении второй социалистической конференции к разоряемым и умерщвляемым народам» по настоянию Ленина недвусмысленно заявлялось, что единственное средство прекращения войны – завоевание власти пролетариатом.

С началом войны царское правительство предпринимало также все меры для формирования необходимого для поддержки режима общественного мнения через печать и прямой подкуп думских политиков и представителей региональных властей. Традиционным организатором этих тайных мероприятий ещё со второй половины XIX в. выступало Министерство внутренних дел, при этом определившаяся с началом XX в. тенденция роста расходов на поддержание лояльных царизму политиков и газет начала вызывать разногласия внутри самого царского правительства. Так, по свидетельству современных исследователей периода, в частности профессора Б. И. Есина, ещё «в январе 1913 г. начальник Главного управления по делам печати МВД, как и в предыдущие годы, запросил у министра финансов очередное ассигнование в сумме 350 000 руб. Министр финансов В. Н. Коковцев в этой связи указал, что кроме этих денег с 1908 г. в распоряжение министра внутренних дел стали отпускаться особые суммы на секретные расходы под наименованием „На борьбу со смутой“. Размер этих сумм составлял в 1908 г. 500 000 руб. …с 1910 по 1913 г. по 560 тыс. руб.». Несмотря на то, что министр финансов небезосновательно считал такие траты чересчур обременительными, министр внутренних дел Маклаков в марте 1913 г. запросил ещё 100 000 руб. сверх выделенных, и эта его просьба была удовлетворена [26]26
  Есин Б. И.Российское государство и пресса (к вопросу финансирования) // Б. И. Есин. Вестник Московского университета. – 2002. – № 3. – С. 82.


[Закрыть].

Разумеется, даже к началу 1917 г. при всём очевидном обострении внутриполитической обстановки никаких кардинальных переворотов в виде смены социального строя в среде правительственных чиновников не предполагалось – как не предполагали чиновники и того, что сведения о тайном выделении масштабных сумм на поддержку режима будут когда-нибудь разглашены. А зря. Вопреки этим ожиданиям, вскоре после Февральской революции секретный архив Департамента полиции попал в руки Временного правительства, из протоколов заседаний которого стало известно, что царское МВД было занято сколачиванием вокруг правительства блока правых партий вкупе с их печатными изданиями. На состоявшемся 10 марта 1917 г. заседании Временного правительства было, среди прочего, заслушано следующее представление министра юстиции (тогда этот пост занимал А. Ф. Керенский): «Об оглашении в печати обнаруженных в Департаменте полиции среди секретных бумаг денежных расписок, выданных членом Государственной Думы Н. Е. Марковым-2 в получении 132 000 рублей из секретного фонда, причём одна из этих расписок изложена следующим образом: „1915 года, декабря 1 дня, получено на расходы по поддержанию правого дела и правой печати 12 000 рублей“». По этому поводу Временное правительство приняло лаконичное решение: «Огласить эти сведения в печати» [27]27
  Архив новейшей истории России. Журналы заседаний Временного правительства. Протокол № 14 от 10 марта 1917 г. / отв. ред. Б. Ф. Додонов; сост. Е. Д. Гринько, О. В. Лавинская. Т. 1–4. – М. – РОССПЭН. – 2001–2004.


[Закрыть], которое вскоре же и было исполнено.

В газете «Русское слово» от 14 марта было опубликовано скандальное сообщение: «В документах Департамента полиции найдена ведомость сумм, выданных из секретного фонда Департамента на известные бывшему министру внутренних дел назначения за время с 1 октября 1915 года по 1 марта 1916 года. Каждая выдача зарегистрирована под определённым номером и датой. …В октябре 1915 года выдано: бывшему министру внутренних дел Белецкому для передачи члену Государственной Думы Замысловскому – 25 000 руб., члену Государственного Совета Римскому-Корсакову – 13 000 руб. …В ноябре выдано: …члену Государственной Думы Дерюгину – 10 000 руб., …вице-губернатору фон-Шейну – 2000 руб., аферисту Ржевскому – 500 руб. …В декабре выдано: …члену Государственной Думы Маркову-2 [28]28
  Сумма пропущена, как и слово «члену» из должности следующего фигуранта – Пуришкевича, то есть в типографии выпала строка из горячего набора высокой печати; корректоры это также пропустили. – А. А.-О.


[Закрыть]– Государственной Думы Пуришкевичу – 10 000 руб. …В январе 1916 года выдано: …управляющему Петроградской губернии графу Толстому – 2000 руб., …члену Государственной Думы Маркову-2–8000 руб., журналу „Русский Гражданин“ – 3000 руб. …За февраль 1916 года выдано: редактору газеты „За Россию“ – 5000 руб.» [29]29
  Выдачи из секретного фонда // Русское слово. – 1917. – № 58 от 14 марта.


[Закрыть].

Всего за месяц царский МВД выдавал разным лицам в количестве примерно по 20 человек и печатным изданиям денежных средств до 60 000 руб. Делалось это без указания каких-либо целей, однако исходя из показательных расходов на депутатов – таких, как известный правыми взглядами Пуришкевич, и прессу определённой ориентации – такую, как журнал «Русский гражданин» и газета «За Россию», можно с уверенностью сделать вывод, что МВД был занят финансированием тех деятелей законодательной и исполнительной власти и тех печатных изданий, которые гарантировали пропагандистскую поддержку режиму.

Во многих современных исследованиях того периода подтверждаются громадные государственные расходы на печать правого толка. Так, в труде В. А. Журавлёва, посвящённом взаимодействию российской армии и периодической печати в 1917 г., отмечено: «Не скупился на финансирование газет монархического и черносотенного содержания царизм. По бумагам Министерства внутренних дел России „Голос Руси“ в 1915 году получил 100 тыс., в 1916 – 205 тыс., а за два месяца 1917 года – 60 тыс. рублей. „Земщина“ с 1913 по 1916 год получала соответственно 132 тыс., 144 тыс., 145 тыс. и 134 тыс. рублей, а в январе-феврале 1917 года – 45 тыс. рублей. Общая сумма субсидий из секретного фонда достигла 1,5 млн. рублей в год» [30]30
  Журавлёв В. А.Без веры, царя и отечества. Российская периодическая печать и армия в марте – октябре 1917 г. – СПб. – Министерство образования РФ; СПбГУ МВД РФ. – 1999. – С. 35.


[Закрыть].

Между тем известному практически во всех слоях общества лидеру черносотенного Союза русского народа, депутату Госдумы Маркову-2, фактически ставшему во время войны негласным проводником политики царского МВД, такая его деятельность не прошла даром: летом 1917 г. он был арестован в ходе расследования финансовых трат бывшего МВД (правда, по мере приближения октября Марков-2, как и Пуришкевич, был скорее всего выпущен на свободу по решению метавшегося между правым и левым крылом политического спектра Керенским), что подтверждает одна из июньских 1917 г. публикаций газеты «Русское слово»: «Член Государственной Думы Марков-2, арестованный по распоряжению министра юстиции Переверзева, содержится в комендантском управлении. На днях депутат будет переведён в Петропавловскую крепость. Марков обвиняется в ложном доносе на бывшего члена 2-й Государственной Думы крестьянина Пьяных, а также в незаконном получении большой суммы денег из Департамента полиции на черносотенную агитацию. Следствие по делу Маркова-2 поручено чрезвычайной следственной комиссии» [31]31
  Б/п. Марков-2 // Русское слово. – 1917. – № 131 от 11 июня.


[Закрыть].

Таким образом, располагая расписками депутатов Госдумы и точным учётом расходования денежных средств на членов Госсовета, губернских должностных лиц и других политиков, не говоря уже об ура-патриотических изданиях, Департамент полиции обеспечивал себе прямой доступ к формированию общественного мнения как за счёт добровольного содействия, так и путём угрозы разглашения сведений в получении средств. То есть Департамент полиции МВД фактически занимался не только подкупом, но и шантажом политиков.

И Николай II Романов, как и ранее его предшественники, также лично проявлял «высочайшее» внимание к тому, чтобы обеспечить во время войны формирование благоприятного общественного мнения через газеты, обсуждал меры и принимал конкретные решения в этом направлении. Если Департамент полиции МВД занимался «простым» расходованием средств на политиков и газеты, то царь, в совете с главой кабинета, озаботился выбором изданий, которые можно было бы подчинить своему влиянию через покупку долей владения.

В 1917 г. широко известным стал случай с газетой издательской династии Сувориных «Новое время» (помимо «Нового времени» им принадлежала и «Маленькая газета»). Причём, как и в случае с обнародованием данных о секретных расходах Департамента полиции, оглашение сведений по этому делу произошло также по инициативе (хотя и не по официальному решению) Временного правительства. Газета «Русское слово» в номере от 2 июня 1917 г. опубликовала сообщение: «Государственный контролёр И. В. Годнев представил временному правительству следующий доклад: „Назначенной мною ревизией иностранного отделения кредитной канцелярии, как мне сообщено, выяснено, что в июне 1916 года с целью подчинения газеты „Новое Время“ влиянию правительства с сохранением её внешней независимости, была выдана М. А. Суворину через Волжско-Камский банк ссуда в 800 000 рублей под векселя „по предъявлении“ с обеспечением 160 паями товарищества „Новое Время“. Ссуда была выдана министерством финансов из прибылей иностранного отделения кредитной канцелярии. Так как я не сомневаюсь, что временное правительство не нуждается в подчинении его влиянию указанной газеты, то полагал бы необходимым поручить министерству финансов принять меры к возврату этой ссуды. Государственный контролер Годнев“.» (во главе правительства в июне 1916 года находился Б. В. Штюрмер; к этому времени относится также история с «позаимствованием» бывшим премьером нескольких миллионов из 10-миллионного фонда на «экстренные» надобности).

Сведения о том, была ли в действительности затем возвращена Сувориными указанная сумма, отсутствуют: вероятнее всего, что к моменту публикации на страницах «Русского слова» в июне 1917 г. средства были потрачены, да и Временное правительство, инициировавшее оглашение сведений по этому делу, преследовало не в последнюю очередь пропагандистские цели. При этом Суворины поначалу рассчитывали на то, что контролёру Годневу стала известна лишь часть сделки, а все прочие подробности отсутствовали. В целях сохранения реноме издания и не в последнюю очередь – доходов от размещения рекламы Суворины пытались энергично опротестовать сообщённое «Русским словом»: «Сегодня в „Новом времени“ напечатано открытое письмо к Шингареву доверенного М. А. Суворина – Е. Егорова, заявляющего, что доклад государственного контроля о выдаче кредитной канцелярией 880 000 рублей под паи „Нового времени“ „искажает истину самым вопиющим образом“. Егоров требует обнародования всех документов по делу» [32]32
  Б/п. «Новое время» и старая власть // Русское слово. – 1917. – № 135 от 16 июня.


[Закрыть](видный деятель кадетской партии А. И. Шингарев в мае-июле 1917 г. занимал пост министра финансов в первом коалиционном составе Временного правительства, зверски убит «революционными матросами» в январе 1918 г. В приведённом тексте нужно читать «контролёра», а не «контроля». Кроме того, существуют разночтения в первой и последующей публикации «Русского слова» – в том, что касается 880 000, или 800 000 рублей, потраченных на покупку паёв, при том, что сути дела это не меняет).

Однако Суворины и их доверенный ошибались, что у Временного правительства отсутствует вся полнота сведений о покупке газеты. «Желание Егорова в настоящее время исполнено, – саркастически замечает далее „Русское слово“. – В министерстве финансов журналистам была показана вся переписка по делу, из которой мы заимствуем следующие документы: В мае 1916 года бывший министр финансов П. Л. Барк представил всеподданнейший доклад следующего содержания: „Вашему императорскому величеству благоугодно было высочайше повелеть мне принять меры к тому, чтобы министерство финансов могло располагать известным количеством паёв газеты „Новое Время“, ввиду надлежащего влияния на направление этого распространённого печатного органа. Ныне представляется возможным выдать ссуду под 160 паёв газеты, принадлежащей Суворину, по 5000 рублей за пай и, таким образом, подойти к решению вопроса о подчинении газеты влиянию правительства. Предполагая осуществить эту операцию совершенно секретно, чтобы сохранить видимую независимость газеты „Новое Время“, я признавал бы наиболее целесообразным выдать ссуду через посредство Волжско-Камского банка, который в своё время исполнил вполне конфиденциально подобное же поручение министерства финансов по выдаче негласно ссуды сербскому королю Милану, с ассигнованием на этот предмет 880 000 рублей из прибылей иностранного отдела министерства финансов“. На подлиннике этого документа имеется надпись Николая: „Согласен“».