355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ант Скаландис » Касьян Пролеткин против алкоголя » Текст книги (страница 1)
Касьян Пролеткин против алкоголя
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:08

Текст книги "Касьян Пролеткин против алкоголя"


Автор книги: Ант Скаландис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Ант Скаландис
Касьян Пролеткин против алкоголя

Я родился двадцать девятого февраля. В мой век уже мало кто заглядывал в церковные книги, и едва ли мальчика, появившегося на свет, скажем, восьмого февраля нарекли бы Ксенофонтом – никто таких святых и не помнил. Но Касьянов день помнили многие, уж больно он примечателен, уж больно дурной славой пользуется. И родители мои, чуждые всяких предрассудков, шутки ради назвали меня Касьяном. Я погрешил бы против истины, если б сказал, что всю жизнь меня преследуют неудачи, но одно неудобство, связанное с именем, я ощущаю достаточно регулярно. Вы уже поняли, конечно, я говорю о дне рождения раз в четыре года. Предрассудков я чужд, как и мои родители, но отмечать свой праздник в какой-то другой день – это мне претит. И потому с самого детства я не часто праздновал годовщины своего появления на свет, ну а когда начал ходить в сверхдальние рейсы, все вообще перепуталось. По бортовому времени моего звездного супербота «Кабану» я еще совсем молод, а по земному календарю скоро догоню Мафусаила – мне уже лет, кажется, восемьсот. На планете же Уго-уго, где живут ухорукие губоножки, мой возраст оценили в полторы тысячи земных лет, а по ту сторону Магелланова облака вообще нет понятия возраста, и там мне некому было рассказывать о прожитых годах. Более того, я и биологического своего возраста давно уже не знаю, потому, что во-первых, на «Кабану» частенько выходили из строя хронометры; во-вторых, я не раз бывал в области чрезмерно искривленного пространства, а однажды попал в область пространства, распрямленного полностью, а в таких областях, как известно, время течет совсем по-другому; и наконец, в-третьих, несколько раз радушные аборигены далеких миров, владеющие техникой омоложения, дарили мне не вполне определенное, но весьма ощутимое количество лет.

Вот почему в очередное двадцать девятое февраля по земному календарю, оказавшись на борту супербота и поднимая за свое здоровье бокал альдебаранского крепкого с золотой крошкой, я не знал, сколько мне исполняется, и отмечал условно тридцатитрехлетие, ибо к этому моменту «Кабану» налетал тридцать три года локального времени. Я был как всегда один на корабле, не считая мышонка Васи, в дым пьяного по случаю праздника. До обитаемых планет было далеко, кругом чернота, и мне вдруг стало тоскливо, охватила меня вселенская грусть, этакая, я бы сказал, философская скорбь от сознания собственной ничтожности в огромном мире. А длинный ряд фиолетово-синих колбас с альдебаранским крепким поблескивал своими золотинками над пультом управления… Здесь следует заметить, что любое альдебаранское вино необходимо хранить только в его родной упаковке – в прозрачных от долгого вымачивания кишках зверя лю-лю-грыха, и желательно на весу – иначе оно испортится. А так как я был большой любитель альдебаранских вин, у меня над пультом всегда была протянута веревка для этих экзотических сосудов.

Торжественный бокал показался мне неудобным, я достал большую кружку и, сцеживая в нее напиток через маленькую самозарастающую дырочку, которую проделывал иголкой щупа от биотестера, я глотал альдебаранское крепкое до тех пор, пока экран фронтального локатора не оказался у меня где-то под потолком, а кресло сбоку, и пока мышонок Вася не запрыгал по столу, распевая песни дурным голосом, а рядом с ним не появилась его подружка мышка Верочка, имевшая обыкновение возникать перед моим взором только по большим праздникам. Подобные праздники, а устраивались они не чаще одного раза в два-три года, я в шутку называл праздниками борьбы с алкоголем. Чем не борьба – ведь я уничтожал его!

А когда на утро я проснулся, в иллюминаторы виднелась большая зеленая планета, и автопилот, самовольно выведший «Кабану» на орбиту, запрашивал командира, то есть меня, о посадке. В тоске моей, которая лишь усугубилась пьяной ночью, мне захотелось сесть хоть куда-нибудь, остановиться, отдохнуть. И я дал добро на посадку.

Данные, сообщенные автоматом, вполне благоприятствовали выходу на планету. Атмосфера оказалась пригодной для дыхания, а то, что в ее составе присутствовал этиловый спирт, я отнес за счет ошибки приборов: видать, тоже нанюхались в эту ночь альдебаранского.

Первый обход вокруг корабля не прибавил ничего нового к данным приборов. Я находился на равнине, поросшей унылой голубой травой, невдалеке струилась быстрая речушка, синеватые кустики росли по ее берегам. Пойдя вдоль реки, я через пятнадцать минут наткнулся на небольшой деревянный мостик и, поколебавшись некоторое время, как буриданов осел, перешел на ту сторону и зашагал по наезженной колее.

От быстрого шага, да еще после вчерашнего я вспотел, начал тяжело дышать и, в последний раз сверившись с показаниями приборов, плюнул на все предосторожности и расстегнул скафандр от шлема до пояса. До чего же сладкий воздух был на этой планете: свежий, ароматный, пьянящий, наполняющий радостью бытия! Мне сразу стало так необычайно хорошо, что я пошел вдвое быстрее, и спустя час впереди показалось селение – беспорядочная россыпь небольших желтых домиков. И еще не дойдя до ближайшего из них, едва не споткнулся о лежащего поперек дороги человека.

Я сразу достал медицинский пакет, присел и осмотрел пострадавшего. Повреждений на нем не было, и я аккуратно повернул его лицом вверх. Но и с этой стороны лежащий был как огурчик. Он пошевелил губами и что-то буркнул. Вот тут я и учуял его дыхание.

– Э, брат, да ты никак тоже мой день рождения отмечал! Ну и совпаденьице!

Я говорил по-русски, но это не имело значения. Я мог бы лаять по-собачьи – он все равно ничего не слышал.

Я оставил его лежать и направился к желтым домикам. Кое-где возле них были люди. За домиками начиналось возделанное поле с частыми проплешинами синих сорняков, и по полю ездила довольно странная машина: что-то вроде трактора, но как бы облепленная со всех сторон воздушными шарами. Машина дергалась, останавливалась, петляла, даже заваливалась набок, норовя перевернуться, но упасть шары ей не давали.

Я прошел полдеревни, но аборигены не обращали на меня никакого внимания, даже когда я подходил совсем близко. И вскоре я вынужден был признать, что мелькнувшая у меня догадка, какой бы дикой она не представлялась, все же единственно верна. Вся деревня была пьяной. Вся. Даже женщины в огородах, даже тракторист на поле, даже старухи на лавочках, даже дети, игравшие во дворах – и те были явно навеселе.

«Неплохо же они погуляли! – подумал я. – Наверно, был крупный национальный праздник. Как говорится, с корабля – на бал».

Наконец, я отыскал наиболее трезвую, как показалось, компанию, и подошел к ним. Шла оживленная беседа. Мой костюм явно заинтересовал их, но не слишком: разглядывая меня, они не переставали говорить о своем. Я достал микролингвик, подключился к нему, настроился на биоволны аборигенов и через пять минут владел местным наречием. Разговор шел об урожае. Мне стало неинтересно, и я осмелился вмешаться.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – откликнулись они.

– Я прилетел с другой планеты.

Они молчали и ждали продолжения.

– Мне надо попасть в город.

– В какой город? – спросил один из них.

– В главный город. Мне, собственно, нужно правительство Тот, кто управляет страной, руководитель, главный человек…

– Царь, – подсказал кто-то.

– Да, мне нужен царь.

– Пошли, – решительно сказал старший в компании и, качнувшись, двинулся к дому.

Не очень-то верилось мне, что там, в его желтом домишке, можно увидеть царя, но я пошел.

В комнате было сумрачно, за столом кто-то сидел, уронив голову на руки. На царя он был не очень похож. Хозяин постелил салфетку, напоминавшую лист гигантского лопуха, извлек откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью, метнул на стол три стакана.

– Садись, – сказал он мне.

Я сел. Он расплескал жидкость по стаканам.

– Пей, – произнес он тоном приказа.

Я взял стакан и осторожно понюхал, стараясь, чтобы хозяин не заметил. Пахло дешевой водкой.

Хозяин толкнул спящего:

– И ты пей, Шмур.

Спящий встряхнулся, увидел меня, поднял руки ладонями вверх (такое здесь, видно, было приветствие) и представился:

– Шмур Дяк.

Мне ужасно хотелось сделать анализ на примеси, но я боялся обидеть аборигенов и только незаметно окунул в стакан токсоиндикатор. Быстродействующих ядов в водке не оказалось, с остальными можно было рискнуть.

– За здоровье планеты Спиртянии! – сказал хозяин.

– За здоровье царя Опрокидонта! – предложил Шмур.

Я воздержался от тоста. Питье, надо заметить, оказалось наипротивнейшим, сильно разведенным и отдающим трудно определимой дрянью.

– Шмур, – проговорил хозяин, он уже едва ворочал языком, – отвези человека в Алко-Галивес. Ему надо к царю.

– Сделаем, – икнув, согласился Шмур.

На краю деревни, куда меня привел Шмур, лежал огромный, величиной с дом бесформенный кожаный мешок, во всяком случае, то, из чего он был сделан, смахивало на старую потертую кожу. Шмур, ругаясь, полез под мешок, там что-то щелкнуло, и мешок стал надуваться. Когда складки расправились, прямо перед нами обнаружилась дверь на замке-молнии. Шмур расстегнул ее, и мы вошли внутрь в переходный тамбур. Мягкий пол прогибался, а весь надувной мешок ходил ходуном и дрожал, как кусок студня, из-за чего я сразу упал, но не ударился. Стены тоже были мягкими. Зато следующая дверь оказалась металлической, хотя изнутри, как и вся кабина управления, она была выложена чем-то мягким и толстым. Управление было изумительным. Едва мы сели в удобные кресла и я пристегнулся, Шмур нажал ногой большую кнопку, прикрытую мягким колпачком, и потом еще одну поменьше. Ни окон, ни экрана в кабине не было, но я почувствовал, что мы в воздухе. Ускорения не чувствовалось.

– Как работает эта штука? – поинтересовался я.

– Черт ее знает! – пожал плечами Шмур.

Похоже было, что он действительно не знал.

Летели мы долго. За дорогу Шмур раз пять прикладывался к большой фляжке, пристегнутой у него сбоку. Пил он через гибкую трубочку, которая тянулась от пояса вверх и была закреплена на воротнике куртки. Каждый раз Шмур предлагал и мне, даже не предлагал, а давал, не спрашивая. Мне не хотелось пить эту дрянь, но когда я отказался второй раз подряд, Шмур посмотрел на меня испуганно, и на третье предложение пришлось согласиться.

– Зачем ты все время пьешь? – спросил я.

Автомат автоматом, но я боялся, что мы не долетим, если мой пилот напьется в дым. Ведь я даже не знал, какие кнопки нажимать при посадке.

Шмур растерялся. Вопрос явно казался ему нелепым.

– Зачем пью? – Шмур напряженно думал. – Зачем пью… А зачем ты дышишь? – нашелся он вдруг.

«Вот те на! – подумал я. – Пилот-алкоголик».

И тут машину тряхнуло. Шмур вылетел из кресла, врезался в кнопки, и мы стали валиться вниз. Мы ударялись обо что-то еще несколько раз, кувыркались и болтались. Потом все выровнялось.

– Проклятье! – проворчал Шмур. – Как подлетаешь к городу, так непременно с кем-нибудь столкнешься.

Посадка оказалась полностью автоматический, никаких кнопок для нее нажимать было не нужно. Правда, плюхнулись мы явно на что-то, скорее всего на еще один такой же мешок и, приземлившись, долго противно перекатывались. В общем надувная оболочка была совсем не лишней.

– Счастливо! – сказал Шмур, распахивая передо мной дверь. – Вон царский дворец, вон пивная. А я полетел.

Я стоял перед царским дворцом, и меня чуть-чуть мутило. Вряд ли от болтанки – я к ней приучен.

Дворец был обычный. Дворец как дворец, ничего особенного: несуразные масштабы, вычурная архитектура, яркие краски. Гораздо оригинальнее смотрелись тут и там высокие здания в форме бутылок – пивные, как я понял. Но о том, чтобы пить местную дрянь, страшно было подумать, и знакомство с пивными я отложил на потом.

От площади дворец отделялся обширным сквером с оградой и воротами, и у самых ворот по эту сторону виднелся вход в подвал, живо напомнивший мне земной общественный туалет. Аналогию дополнила невзрачная вывеска с одной единственной буквой. Мои познания в спиртянском позволили мне интерпретировать ее однозначно. Заведение было очень кстати, и я сбежал по лестнице вниз. Навстречу поднимались не только мужчины, но и женщины, и не успел я еще обдумать как следует это наблюдение, как в нос ударил резкий запах смеси этанола и перегара. Внизу в полумраке тянулся длинный ряд кабинок. В них входили, из них выходили, в них стояли спиртяне. Я зашел в свободную. Там было два крана разных цветов и сток на полу. И металлическая кружка на длинной цепочке. Из первого крана текла водка, из второго – вода – для ополаскивания, как я понял. Спиртяне пили быстро, – по-деловому и уступали место следующим. Я пить не стал. Я вылетел наверх, потрясенный своей ошибкой и впечатлением от мрачного подвала.

Теперь оставалось выяснить, что же находится в домах-бутылках. Любопытство так и распирало меня, я даже про дворец забыл и, выбрав самую большую и красивую из ближайших бутылок, направился к ней. Маленькая дверца внизу тоже имела форму бутылки. Едва я вошел, сомнений не осталось. Правда, у входа стояла большая чаша с множеством кружек по краям, и входящие зачерпывали и пили все ту же резко пахнущую жидкость, но здесь это выглядело совсем иначе. Перед питьем и после него каждый поднимал руки и очерчивал в воздухе контур бутылки, а затем уже проходил вглубь помещения. Я повторил общий жест, но пить и здесь не стал. В самом центре здания имелось возвышение в форме перевернутого стакана, а на нем уже дном вниз размещался стакан поменьше, в половину человеческого роста, где и стоял человек в малахитово-зеленой одежде. Как я узнал потом, это был дринк – спиртянский священнослужитель. А вокруг стояли, лежали, сидели, а по большей части, висели прихожане. Висели они на канатах и веревочных лестницах, закрепленных под самым горлышком храма. Канаты были спутаны и переплетены, как старая паутина, кое-где напоминая гамаки.

Дринк, стоя в своем стакане, размахивал зеленой бутылкой на веревке и сиплым голосом пропойцы выкрикивал нараспев фразы на незнакомом мне языке. Прихожане подхватывали нестройным хором, как пьяные гости на второй день свадьбы. И я уже потянулся было за микролингвиком, когда пение прекратилось и началась проповедь. На нормальном спиртянском языке. Начало ее я прослушал из-за того, что кто-то вдруг потянул меня за рукав: «А ну-ка выйдем!» Я нетерпеливо отмахнулся от пьяного нахала. Он напирал. Наконец, ему двинули в ухо, и он, запутавшись в веревках, грохнулся в толпу. Я вновь получил возможность слушать.

– …Я повелел тогда господь: «Да будет фонтан!» И был фонтан. Великий фонтан до небес, – вещал из своего стакана дринк. – И бил фонтан тот девять дней и девять ночей, не прекращаясь, и сделалось озеро, коему берегов не видно было, но не слилось оно с океаном, а замерло в пятистах руках от края Острова, и возблагодарили островитяне господа своего за снизошедшую на них благодать, и омыли они грехи свои в озере том, и дарило озеро то радость людям, и пили островитяне воду озера того, и дарила вода его радость людям.

И нарекли его люди красивым именем Алко. И снарядили люди корабль и отправились в путь по озеру Алко. И за то стали называть их алконавтами.

И ужасные бури поднимались на озере Алко, и в волнах его тонул человек быстрее и легче, нежели тонут в волнах океана. Но не ведали страха отважные алконавты и плыли вперед, и чем ближе была середина озера, тем слаще делались воды его. А когда достигли они середины, посетили их видения божественные, и возвратились алконавты на твердь сухую, преисполненные счастья до конца дней своих.

Но правил в те времена планетой жестокий тиран Нивод-ном-Глазу. И повелел царь Нивод перекрыть к озеру доступ и стеречь его денно и нощно, так чтобы даже птица пролететь не могла над волною.

Но господь наш всемилостив, братья мои! – с воодушевлением продолжал дринк. – И послал он на Спиртянию нашу сына своего. И сделал так, чтобы стал он охранником озера. И звали его, братья мои, Бормо Туха.

В этом месте проповеди все прихожане испустили сдавленный вопль: «Бормо! Туха!» Потом воздели руки к горлышку храма, очертили ими бутылку и пали ниц или же повисли безвольно на канатах.

– Вы меня уважаете? – вопросил дринк, свесившись через край стакана.

– Уважаем! Уважаем! – одобрительно загудела паства.

И тогда дринк продолжал:

– Было так. Под покровом ночи покинул Туха божественный Остров, на утлом катере, груженном ящиками. И были в ящиках тех бутылки с водою озера Алко. И добрался Туха до суши, и скинул одежду охранника, и волнам предал богомерзкие эти покровы, и отправился в рубище по городам и весям на тряской машине с прицепом, и звенели в прицепе божественным звоном бутылки – сосуды священные со священной жидкостью Алко.

И где бы не шел сын божий пророк Бормо Туха, всюду рассказывал людям о божественном Острове, о божественном озере, о напитке божественном Алко. И припадали люди к бутылкам его, и исцеляли люди несчастья свои и беды.

Но предали Бормо Туху, и схватил его царь жестокий и обрек на смертную казнь, а для казни той сделал бутылку, огромную, словно дерево, и заставил пророка Туху на спине его многострадальной огромную ту бутылку поднимать на гору Бухану. А на горе солдаты швырнули Туху в бутылку, и пролежал сын божий на дне ее, прежде чем умер, питаясь одной лишь только божественной жидкостью Алко, девять дней и ночей. И стала ненужной стража, и ушли солдаты тирана, и пришли под покровом ночи сподвижники Бормо Тухи, извлекли из бутылки тело, возложили на ветви древа у подножья горы Бухану. А когда вернулись на утро, то уже не нашли они тела, только рубище было в листве, ибо вознесся Туха в беспредельный таинственный космос, ибо вернулся сын божий, долг, исполнив к отцу своему. И вот с тех пор на планете…

Мне так и не удалось узнать, чем кончилась эта трогательная история. Сзади меня взяли за локти. Я оглянулся и увидел двоих в одинаковых салатного цвета комбинезонах и при оружии. Сопротивляться было глупо, и мы пошли сквозь толпу из храма. Позади семенил доносчик – тот самый нахал и тараторил:

– Я его еще в пивной заприметил. Он ничего не пьет! Это ниводист!

Меня бросили в открытый сзади фургон, облепленный надувными шарами, закрыли его и фургон тронулся. Я остался один. Но ненадолго. Я видел через окошко, как хватали моих будущих попутчиков. Сначала было неясно, за что их брали. Первые два после меня были угрюмы, неразговорчивы и на взгляд совершенно трезвы, когда же в фургон бросили третьего, все стало понятно. Я видел, как ему сунули под нос трубку с индикатором, после чего задержанный вопил, что трубка неисправна, а его заталкивали в машину и отвечали в том смысле, что у него голова, должно быть, неисправна. И уже сидя на полу в тряском фургоне, который то и дело наезжал на встречные машины и пешеходов, задержанный все еще продолжал ворчать.

– Нет, ну это ж надо! Я же верноподданный Аб Сент. Сегодня три раза прикладывался. Или два? Ну, а если даже и два? Что ж я теперь ублюдок-ниводист? Мне просто некогда было! Ну, вот вы, скажите, – обратился он ко мне, – может человек с утра выпить и весь день оставаться верноподданным?

– То есть пьяным?

– Ну да.

– Разумеется, может. Если выпить как следует.

– Вот! – обрадовался верноподданный Аб Сент. – Так за что же они меня?

– Помолчи, придурок, надоел! – вдруг подал голос один из угрюмых. – У тебя демагогия одна, а у них индикатор.

Шумный Аб утих, и дальше всю дорогу мы ехали молча.

Из фургона нас вывели во двор большого желтого здания со множеством окон, под конвоем спустили в подвал и там, в тесной клетке, пол которой был устлан обрывками бумаги, оставили до утра. Впрочем, спустя минут десять один из пьяных надзирателей швырнул в клетку большую кипу книг и журналов, и верноподданный Аб принялся с остервенением рвать их, разбрасывая по всей клетке. Двое угрюмых не мешали ему, но сами относились к такому занятию с явным презрением. Надзиратель смотрел на нас сквозь прутья. Когда он ушел, я, наконец, осмелился заговорить с угрюмыми.

– Что он делает? – спросил я для начала про Аба.

– «Если ты недостаточно пьян, – процитировал один из угрюмых, – искупи свою вину уничтожением печатных изданий». Свод законов царя Опрокидонта. Часть третья. Пункт девяносто восьмой. А после ему всыпят девять ударов плеткой, может быть восемнадцать – за то, что много кричал – и выкинут отсюда.

– А нас? – спросил я.

– С нами будет сложнее… – начал он и запнулся.

Я понял, что его резануло слово «нас».

– Ты собственно кто? – угрюмый пристально и слегка испуганно смотрел куда-то на мою шею.

– Касьян Пролеткин, – представился я.

– Странное имя, – заметил он и отрекомендовался сам: – Лик Кер.

– Вер Мут, – назвал себя второй. – Ты, наверное, из подземных пещер?

– Не совсем оттуда, – уклончиво ответил я, не собираясь пока раскрываться, – я издалека.

– То-то я и смотрю, ты даже не тухианин, на тебе бутылки нательной нет. Вот почему Лик так смотрел на меня! У каждого из них шею украшала маленькая прозрачная бутылочка на короткой цепочке. Внутри на дне лежал скрюченный человечек. Это было каноническое изображение замученного Бормо. Я уже видел такое, только огромное, в нише храма.

Аб Сент продолжал измельчать печатные издания и нас совершенно не слушал, но Лик и Вер на всякий случай отодвинулись в угол и зашептали:

– Что вы думаете о спасении планеты?

– О спасении планеты? – я растерялся. – Погодите, ребята. Давайте договоримся: я пребываю в полном неведении. Ну, представьте, что я с другой планеты. Поэтому говорите вы, а я слушаю, пытаюсь понять и думаю, как помочь. Уверяю вас, я полностью на стороне трезвых.

Лик и Вер переглянулись, критически осмотрели меня, снова переглянулись и начали свой рассказ.

Недопивший верноподданный Аб устало уснул на результатах своей работы, а мы проговорили всю ночь.

Вот что рассказали мне Лик и Вер

Тому назад около тысячи оборотов планеты вокруг светила на Спиртянию явились пришельцы. Спиртяне находились тогда на весьма убогом экономическом и научном уровне (примерно, как Земля в XVIII веке), а пришельцы представляли этакую галактическую Армию Спасения, благотворительную организацию, проповедовавшую всеобщее материальное благоденствие, и от щедрот своих подарили спиртянам секрет антигравитации в виде летательных аппаратов с примитивнейшим управлением: секрет внутриядерной энергии в виде автомобилей, не требующих заправки; секрет радиосвязи в виде миниатюрных приемников-передатчиков; секрет безотходного производства чего угодно из любого сырья в виде огромных заводов – все это были «черные ящики»; и, наконец, секрет бессмертия, который тут же прибрали к рукам сильные мира сего, сокрыв его от народа Спиртянии.

Нужно ли говорить, что избавленные от необходимости добывать хлеб в поте лица своего люди начала превращаться в скотов, на два века планета погрузилась в хаос безделья, гульбы и пьянства. А потом к власти пришел жестокий, но мудрый политик – царь – Нивод-ном-Глазу. Нивод ввел сухой закон и трудовую повинность под страхом смерти. За годы правления Нивода население Спиртянии уменьшилось почти на треть за счет массовых репрессий и повальных смертей от абстинентного синдрома. Но на планете был восстановлен порядок, и именно Ниводом была создана отчаянная по смелости организация ученых – Группа изучения техники и технологии пришельцев. Единичные попытки проникнуть в инопланетные тайны предпринимались и раньше, но только Группа изучения подошла действительно близко к решению многих проблем. Нивод-ном-Глазу, его ближайшие соратники и вся Группа изучения были бессмертными, то есть нестареющими, от остальных секрет бессмертия пока тщательно скрывался. Но планета была уже на пороге новой жизни, на пороге осмысленной технологии и всеобщего бессмертия, когда на сто шестьдесят четвертом году правления Нивода произошло стихийное бедствие на Острове. Небывалой мощности водно-спиртовой гейзер затопил большую часть колоссальной территории Острова и погубил девяносто процентов его населения. Мудрый царь сразу понял, чем это грозит Спиртянии, и поспешил изолировать Остров от мира. Но шила в мешке не утаишь. Офицер царской охраны, тайный алкоголик Бормо Туха удрал с Острова, увезя с собой изрядное количество жидкости Алко, которую продавал, шатаясь по деревням континента, без формы, в одном нижнем белье. Туха был казнен страшной показательной казнью, но весть об озере Алко облетела планету. Начались крупные волнения. На подступах к Острову шли настоящие морские бои. Возникла и с невероятной быстротой распространилась новая религия – тухианство. Пьяные вакханалии вспыхнули с удвоенной силой. В правящей верхушке планеты наметился раскол. И на сто шестьдесят девятом году своего правления Нивод-ном-Глазу был убит бывшими соратниками – тройкой заговорщиков: Вино Опрокидонтом, Само Гоном и Джинном Водкой. Опрокидонт занял престол. Гон стал начальником царской охраны, а Водка принял сан верховного дринка великой тухианской церкви. Эта троица и ввела Свод законов царя Опрокидонта, обязывающий всех спиртян быть постоянно пьяными. И был построен длиннейший трансокеанский Трубопровод «Озеро Алко – континент» и создана широкая сеть пивных. Разумеется, спиртяне теперь долго не живут, зато живут счастливо, ни о чем не задумываясь, у них все есть и всегда хорошее настроение. Группу изучения Опрокидонт истребил. Говорят, отдельные члены ее уцелели и скрываются в подземных пещерах. Лик и Вер мало знают об Организации сопротивления из подземных пещер. Сами они представляют тайное общество трезвых мыслителей и поддерживают контакт с террористической группой ниводистов города Алко-Наливес. А от подземников получают только литературу, которую пытаются распространять. Подземники боятся каких бы то ни было контактов, и трезвые мыслители не могут объединить с ними свои усилия в создании общей теории переворота, а у ниводистов нет позитивной программы – они готовы только крушить и убивать. Меж тем совершенно ясны две основные задачи: химически обезвредить озеро Алко и найти радикальное средство лечения от алкоголизма, ибо неустанная борьба всех тайных групп с существующим режимом на протяжении веков разбивается о полное равнодушие ко всему миллиардов алкоголиков.

Должен признать, картина, нарисованная Ликом и Вером, потрясла меня, и некоторое время я пребывал в растерянности, близкой к панике. Но потом успокоился, взвесил возможности и засыпал ребят вопросами. План всепланетного переворота рождался на глазах, и все мы были в восторге.

Утром нас повели на допрос. За длинным столом под портретами Опрокидонта, Гона и Водки сидели пьяные следователи в зеленой форме, а слева за маленьким столиком присутствовал абсолютно трезвый особо уполномоченный, весь в черном. Стену над ним украшал цикл канонических изображений: «Бормо Туха перегружает бутылки с катера на берег», «Бормо Туха исцеляет страждущих», «Откровение Бормо Тухи: истина – в вине!», «Несение бутыли», «Извлечение из бутылки», «Поднесения «и «Вознесение».

Допрос начали с нашего верноподданного Аба. Разговор вышел коротким, но неожиданным по содержанию. Особист заметил, что у задержанного в нательной бутылке Туха не закреплен на дне, а свободно перемещается, что было отличительным признаком секты «бессмертников», утверждавших, будто пророк Туха не умирал в бутылке на горе Бухану и был извлечен из нее живым. Сектантство считалось злом, и несчастного Аба тут же заковали в кандалы, хоть он и кричал, что Туха у него отклеился случайно.

А когда его увели, особист выложил перед собой на столик все предметы, изъятые у меня при обыске накануне, и пьяные следователи принялись за меня. Я плел какую-то чушь, они запутались, и в конце концов я предложил объяснить им назначение загадочных предметов. Как я понял, назначение абсолютера особисту объяснять было не надо, так как он вполне грамотно держал это оружие в руке, когда я подходил к столику. Но среди прочих вещей была запасная анестезирующая обойма к абсолютеру, и я сразу решил, что это мой лучший шанс. Я задержал дыхание и резко ударил ребром ладони по обойме. Анестезирующая смесь-брызнула во все стороны. Особист пытался стрелять, но он не знал, как снимается предохранитель, а своего оружия достать уже не успел. Пьяные следователи в панике повалили друг друга на пол, и мы втроем без труда обезвредили их.

Обо всем, что случилось дальше, можно рассказать очень коротко.

Моих карманных технических средств вполне хватило на то, чтобы выбраться из тюрьмы, угнать летательный аппарат-антиграв и вернуться в ту деревню, откуда начал я свое путешествие. Мой славный супербот «Кабану» стоял на том же месте как ни в чем не бывало, и даже не знаю, понадобился ли ему защитный энергетический колпак, автоматически возникающий всякий раз, когда я покидаю корабль, и отключаемый звуком моего голоса. В бортовой лаборатории «Кабану» я легко синтезировал сильнейший катализатор окисления этанола в уксусную кислоту, а также антиалкоголин – вещество, подавляющее потребность организма в спирте. Одновременно Лик и Вер оповестили по радио все группы тайного общества на планете о готовящейся акции. На улицы всех городов Спиртянии выходили люди и кричали: «Не пейте воду Алко! Вода Алко отравлена!» Их хватали, тащили в тюрьмы, но дело было сделано.

А пока я летел к Острову на сверхскоростной космической шлюпке «Птенчик», Вер и Лик вернулись в Алко-Наливес и на одном из заводов», где у них были свои люди, приступили к массовому производству антиалкоголина и разослали агентов с его образцами во все города планеты.

Над озером Алко «Птенчика» обстреляли из зенитных орудий. Опрокидонт тоже охранял Алко, он понимал, что озеро можно отравить. (Любопытная деталь: технический прогресс на Спиртянии остановился на телегах, паровой машине и кремневых ружьях, но за тысячелетие застоя кто-то все же изобрел зенитки и автоматы – автоматами были вооружены охранники в тюрьме.) «Птенчик» с успехом отразил удары зениток и выплюнул в озеро контейнер с катализатором. Гениальность моей идеи заключалась в том, что синтетический катализатор был лишь затравкой, а образующаяся кислота сама становилась катализатором (не стану объяснять, каким образом – это скучно), так что за несколько часов все содержимое озера превратилось в уксус, разбавленный до безобидной концентрации.

Дальнейшее уже не зависело от меня. Конечно, было заманчиво остаться на Спиртянии и посмотреть, как она станет эволюционировать. Но я понимал, что все произойдет не так быстро, как хотелось бы, а моя душа – душа космического бродяги рвалась к новым звездам, к новым галактикам, к новым неизвестным мирам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю