Текст книги "Хроники провинциальной инквизиции. История первая. Медная бабушка (СИ)"

Автор книги: Аноним Волынская-Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Роман перевел взгляд на багровую полосу на теле Павла. И вдруг все, что он видел, слышал и узнал за последние два дня сложилось в единую картину – абсолютно логичную, абсолютно невероятную.

– Его не передавили, – прошептал Роман, – Его обняли! Шаги, растрескавшиеся ступени, и теперь – это! Проспер Мериме!

– Какой еще Проспер Мериме? – брюзгливо спросил шеф.

– Бог мой, да рассказ Мериме! Ну помните, где парень надел кольцо на палец статуи Венеры, а ночью она пришла и обняла своего жениха! – и Роман ткнул в пересекающую грудь Павла полосу, – Это не вы! – он ошеломленно поглядел на Янку и Рико, – Это вовсе не вы всех убивали! Это все статуя, пушкинская статуя! Памятник Екатерине! Медная бабушка!

Губы Рико под полоской усов искривились в усмешке:

– Certes*. Давай простим его, Янка. За храбрость. Люди редко осмеливаются на подобные догадки.

– Меня вы тоже удивляете, Роман! Похоже, научная работа оказалась для вас слишком большим напряжением. При чем тут Проспер Мериме и статуя? Мы, кажется, разыскиваем стихотворение Пушкина. А кстати, вот и оно. – и прежде чем кто-то успел его остановить, шеф нагнулся, и из внутреннего кармана распахнутого пиджака покойника выхватил старинный пожелтевший конверт.

– Какое замечательное мгновение, – почти сладострастно промурлыкал шеф и его пухлые пальцы скользнули внутрь конверта.

– Не открывайте! Не откры... – крикнул Роман, но было уже поздно. Дрожащими от нетерпения руками шеф развернул спрятанный в конверте листок. Роман успел увидеть неровные ряды выцветших строк, небрежно выведенную дамскую ножку в уголке...

Гулкий медный звон пронесся по аллее. Тяжелая крышка канализационного люка глухо свистнула, проносясь над их головами.

Из открытого зева люка медленно вздымался бронзовый императорский венец.

Роман сам не понял, почему он не бросился бежать, почему шагнул вперед, становясь между Рико и Янкой. Втроем они напряженно вглядывались в нереальное, нечеловечески жуткое зрелище – бронзовая женская голова, торчащая из канализации.

– Прекратите! Прекратите немедленно! Что это? Что? – за их спинами истошно завизжал шеф.

– Не кричите, – оборвал его Роман, – Видите, бомжует императрица, – ему было страшно и почему-то весело. Мир обрел необыкновенно яркие и отчетливые очертания.

– Достоинство монарших особ – не повод для шуток, юноша, – отрезал Рико.

Роман лишь хмыкнул, пляска адреналина в крови продолжалась. Асфальт вокруг люка начал вспучиваться, ломаясь под давлением бронзовых плеч статуи.

– Бежать будем? – деловито спросил Роман.

– Сенс? – поинтересовалась Янка. Она стряхнула с плеч рюкзак и совершенно хладнокровно принялась извлекать детали из металла и пластика.

– Ну-у, она сперва вон там, на аллее перед собором стояла, а потом на площади, напротив Горного университета. Ареал ограниченный. Может, она за него не выйдет?

– Оригинальная догадка, молодой человек. Но, увы, в корне неверная. – Краем глаза наблюдая, как взломав асфальт, бронзовая императрица воздвигается все выше и выше, Рико свинчивал между собой поданные Янкой детали, – Против подобных големов известно только два метода. Нарушить целостность самого голема... то есть разбить, разрезать, взорвать, отпилить любую деталь. Либо уничтожить активатор.

– Активатор – это, в смысле, стихотворение? – Роман оглянулся на шефа.

– Нет! – нервно дернулся шеф и быстро сунул конверт в карман, – Не дам! – и на всякий случай прижал карман рукой.

– Так и нужды ж нет, – согласилась Янка, – Полковник навить просил и статую поберечь – у него до оригинала збереглыся теплые чувства.

– Уж как доведется, – с сомнением покачал головой Рико, – Големы – они, конечно, медлительные, да и умом не блещут, но все же бронзовый голем – не глиняный, и даже не мраморный. Там-то все просто: вон, Венеру Милосскую – по пальчикам кувалдой тюк, и отлично: хоть поэмы ей посвящай, хоть рэп исполняй! – Рико закончил сооружать свою сложную конструкцию и в руках у него оказалась некая помесь газосварочного аппарата с огнеметом времен второй мировой. Янка присоединила гибкую трубку аппарата к спрятанному в рюкзаке Рико баллону. Усатый повел плечами, проверяя, надежно ли сидит снаряжение, удовлетворенно кивнул и добавил, – Ничего, в самом крайнем случае из любой статуи можно сделать миленький бюст. Тем паче, что бюст у нее и впрямь – миленький!

– Пхе! – презрительно фыркнула Янка.

Статуя была видна уже по колено. Она лишь ненамного превышала человеческий рост, но казалась гигантской, подавляющей. Роману чудилось, что пустые бронзовые глазницы глядят прямо на него, а пальцы простертой левой десницы неумолимо тянутся к его горлу:

– Чего же вы ждете? – нетерпеливо вскричал он.

– Рано, – сквозь плотно сомкнутые губы выдавил Рико, – Опять в канализацию уйдет. – он пристроил раструб аппарата на сгиб локтя, – Пусть вылезет целиком.

Словно услышав его пожелание, статуя дернулась вверх. Складка бронзового одеяния коснулась асфальта.

– Пора! – гаркнул Рико и во мраке аллеи ослепительно вспыхнула искристая дуга пламени. Нацеливаясь пылающим раструбом на простертую левую ладонь статуи, Рико прыгнул...

Но статуя оказалась быстрее. Воздух раздался под напором бронзового тела, и она метнулась вперед. Мимо Романа, мимо Янки с Рико – прямо к шефу. Струя пламени из аппарата Рико лишь бессильно лизнула бронзовое бедро. Истошно взвизгнув, шеф рванулся прочь, стараясь спрятаться Роману за спину.

– Отстань от меня! Фу! Фу! – вопил он.

– Сударь, императрицы не знают команды "фу"! – расхохотался Рико и Роман неожиданно почувствовал, что он понимает и этот смех, и это неистовое веселье, охватывающее в минуту опасности.

Промахнувшись, медная бабушка остановилась и принялась медленно, всем телом поворачиваться. Ее бронзовые глаза были неподвижны, но мечущиеся по аллее люди ощущали, как взгляд чудовища шарит по ним. Вот он уперся в круглое, дрожащее от ужаса лицо шефа. Императрица нашла свою цель.

– Чего она ко мне привязалась? Что ей надо? – завизжал несчастный завкафедрой.

– Дама желает свой мадригал! – крикнул Рико. Повинуясь движению ловких пальцев, пламя в его аппарате чуть пригасло и Рико мягким кошачьим шагом двинулся в обход статуи, намереваясь подобраться поближе, пока императрица занята погоней за шефом. Увы, шефа не интересовали расчеты Рико.

– Она хочет стихотворение? – завопил он, – Так заберите, заберите его, оно мне не нужно!

В руку Романа ткнулась бумажка. Он изумленно глянул. В его кулаке был зажат измятый старинный конверт. И тут же бронзовая громада ринулась на него. Неподвижное лицо с навеки запечатленной на губах милостивой улыбкой нависло над ним.

– Кувырок! – крикнул Рико, и Роман автоматическим, почти невольным движением выкатился из-под статуи. Теперь медная бабушка оказалась между ним и Рико. Она жутко разворачивалась всем телом – туда-сюда – не упуская из виду ни пылающий аппарат в руках Рико, ни стихотворение в кулаке у Романа.

– Спрытна яка! – с тревогой заметила Янка. – Та ще и надто розумна!

– Она и при жизни была такой! – откликнулся Роман. Не спуская глаз со статуи, он пятился к выходу из аллеи. Рико скомандовал:

– Беги к площади, там простора больше!

Роман повернулся и побежал, а через мгновение за его спиной гулко загрохотали бронзовые шаги. Тяжкий топот становился все ближе, ближе, на него пахнуло неистовым жаром горячего металла, в спину словно саданули раскаленным металлическим штырем. Роман рухнул на четвереньки, зажмурил глаза, предчувствуя хватку бронзовых пальцев...

Живые человеческие пальцы коснулись его накрепко стиснутого кулака. Роман глянул на свою ладонь – конверта не было. Рико уже бежал прочь, а то, что приближалось сзади, пронеслось мимо, оставив задыхающегося Романа лежать на ледяных плитах площади.

Роман поднял голову. Рико пятился, бронзовая статуя надвигалась на него. Конверт мешал, Рико ткнул его за отворот рукава... Этой секунды императрице оказалось достаточно. Она развернулась всем телом и пальцы бронзовой руки ударили по нацеленному на нее аппарату. Рико отчаянно закричал, зажимая окрасившуюся кровью кисть, а его аппарат, обрывая связывающую с баллоном трубку, отлетел прочь. Статуя надвинулась на скорчившеюся от боли жертву, она теснила Рико к выходящей на площадь стене исторического музея. Роман крикнул:

– Прячься за Яворницкого! За памятник давай!

Недолго думая, Рико рванул к невысокому бронзовому мужичку в запорожских шароварах – памятнику одному из основателей исторического музея Дмитру Яворницкому – и втиснулся между ним и стеной музея.

Императрица замерла, нерешительно глядя на склоненную голову бронзового собрата.

Между двумя статуями мелькнул стремительный силуэт. Императрица с глухим скрежетом повернулась. Янка стояла неподалеку, и в желтых моргающих огнях светофоров хорошо был виден старый пожелтевший конверт.

– Ты обезумела, Янка! – крикнул Рико.

– До биса, вона мэни надоела, – ответила та и дразнящим движением подняла конверт над головой, – Иди сюды, курва медна, немецка!

Роман вскинул руки к ушам, потому что императрица закричала. В этом крике неистовый гнев оскорбленной монархини сливался с боем тысяч колоколов, и яростным метанием огня в плавильной печи, и буханьем литейного пресса. Потом статуя повернулась и мерно зашагала вслед за осмелившейся оскорбить ее козявкой. А козявка словно бы задалась целью окончательно разозлить бронзовую царицу. За какую-то долю мгновения Янка метнулась к памятнику Ломоносова – памятников старой Октябрьской площади было не занимать – легко взбежала по ступенькам постамента и остановилась, издевательски помахивая бумажкой.

Императрица снова взревела и зашагала по ступеням. Одним прыжком Янка соскочила с постамента и смазанной тенью пронеслась вдоль бульвара, туда, где вдалеке виднелся поднятый на пьедестал старый танк. Но медная бабушка не сразу последовала за ней. Она на мгновение замерла, и вдруг ее вытянутая рука с силой ударила в гранит, так что бронзовая фигура Ломоносова содрогнулась.

– Чего она бесится? – деловито поинтересовался у Романа выбравшийся из-под защиты Яворницкого Рико. Он уже подобрал свой аппарат.

– Вообще-то, это ее постамент. Она здесь раньше стояла, – пояснил Роман, торопливо помогая подсоединить трубку к баллону.

– Что ж, у мадам резонный повод для возмущения. – Рико нажал кнопку, выпуская искрящую дугу, и недовольно поморщился, заметив какой слабой и неровной она стала, – И нам лучше – с такими эмоциями ее величество быстрее разогреется до точки плавления. За ней!

Они мчались по бульвару – впереди Янка, следом разъяренная бронзовая императрица, а позади Роман и Рико. Краем глаза Роман успел заметить, что за ними осторожной трусцой поспешает шеф. Роман мимолетно удивился – надо же, не сбежал, – но потом ему сразу стало не до профессора.

Янка выскочила на широкий перекресток, повернулась навстречу настигающей Екатерине и принялась медленно пятиться, пока не уперлась спиной в высокий пьедестал старого победного "Т-34". Увидев, что оскорбительнице бежать некуда, статуя в третий раз взревела – теперь уже торжествующе.

Роман ясно видел лицо Янки. Страха на этом лице не было, оно было торжественным и строгим. И так же торжественно и строго Янка показала статуе язык.

И тогда неподвижная рука медной бабушки вдруг шевельнулась, пять бронзовых пальцев распрямились с металлическим скрежетом и хищно потянулись к девушке... Струя искристого огня вонзилась в запястье императрицы, восторженно вопящий Рико повел своим аппаратом, взрезая плавящуюся бронзу... И вдруг ослепительный фейерверк огненной дуги, дернулся и... погас. Аппарат тихо шипел в руках Рико, время от времени выбрасывая коротенькие, безобидные язычки пламени.

Мертвая хватка бронзовых пальцев сомкнулась вокруг груди девушки.

– Ты не можешь! Не смиешь! – отчаянно кричала Янка. Она бессильно билась в кольце медных пальцев, окрашивая металл кровью из разбитых кулачков.

Роман поднырнул императрице под локоть, и одним быстрым движением выдернул причину всех несчастий – старый желтый конверт – из руки Янки. И прыгнул в сторону.

– Эй, бабка бронзовая, стихотворение у меня!

Но императрице уже было не до стихотворения, теперь у нее с Янкой были личные счеты. Бронзовый кулак продолжал сжиматься, Янка страшно закричала.

И тогда Роман сделал единственное, что оставалось. Он выхватил из кармана зажигалку. Язычок синего пламени лизнул угол старого пожелтевшего конверта и тот занялся враз, весело, как вспыхивают свечи на именинном торте. Роман изо всех сил старался не думать о корчащихся в огне бесценных строчках. Он лишь смотрел как черное кружево горелой бумаги бессильно опадает на мокрый асфальт.

Послышался долгий протяжный вздох, так вздыхает при первом толчке раскачиваемый медный колокол, и наступила тишина. Статуя стояла абсолютно неподвижно, как и положено любой уважающей себя медной статуе. От своих собратьев она сейчас отличалась одним – в крепко сжатом кулаке ее вытянутой руки, бессильно свесив голову, болталась пепельноволосая девушка.

– Ignis locutum, causa finita*. – пробормотал Рико и сел прямо на асфальт, устало привалившись к еще теплому боку медной бабушки.

Тело Янки пронзила длинная дрожь... и она судорожно закашлялась. Обтерла рот, а потом горестно оглядела оставшуюся на ладони полоску крови:

– Здаеться, у мэнэ ребро сломано. А може и два. – Янка взбрыкнула ногами, пытаясь вывинтиться из императорского кулака, подергала статую за намертво застывшие пальцы. – Да помогите ж выбраться, панове!

– Извини, mon cherie, ничего не получится! – злорадно сообщил Рико, – Монаршая длань – это серьезно. Сидеть тебе у ее величества в кулаке, пока полковник чистильщиков не пришлет. Тогда, может, выпилят. Или так увезут. – Рико принялся набивать номер на мобилке, – Все кончено, надо прибрать. – бросил он в трубку и уже пряча мобилку в карман куртки, назидательно заметил, – Я бы тебе как при Конвенте: "Point de grace, point de quartile"*. Сто лет уже твержу, укроти свой язычок, Янка! Оскорблять наших э-э ...клиентов – смерти подобно! Из-за тебя нашему молодому другу пришлось пушкинский раритет жечь!

– Что? – будто раненый бизон взревел у Романа над ухом. Его рванули за локоть и пухлые пальцы принялись бесцеремонно ощупывать его карманы, – Этого не может быть! Нет! Только не это! Вы не могли..! Где стихотворение? Где конверт?

Глядя в налитое кровью лицо шефа Роман виновато развел руками и посмотрел на асфальт, где у его ног валялись обгоревшие клочки. Отчаянно взвыв, шеф рухнул на колени и принялся лихорадочно перебирать жалкие останки своего блистательного будущего, но они лишь рассыпались в его руках черным пеплом.

– Вы его сожгли!

– Но вы же сами сказали, что он вам не нужен! – пробормотал Роман. Сегодня старая площадь слыхала много страшных криков, но вопль, исторгнутый из шефовой груди, пожалуй, превосходил все.

– Сожгли! Вы! – прянув с колен, шеф подскочил к Роману и вцепился ему в горло.

– Так что же, пусть бы эта нечисть раздавила девушку? – с трудом оторвав от своего горла неожиданно цепкие пальцы, Роман отбросил шефа прочь.

– Да хоть десять, хоть сто девушек! – брызгая слюной, шеф надвигался на Романа, – Я доверил вам творение гения! – похоже, шеф уже успел напрочь позабыть как лихорадочно спешил отвязаться от этого самого творения, – Вы должны, вы обязаны были сберечь его! Из-за вас все мои надежды – в пыль! В черный пепел! Вы-ы! – шеф потряс кулаками перед лицом Романа. – Я вас... уничтожу! Из университета – вон! Грант ваш американский – другому! Найдем как! Диссертация вам? Вот вам диссертация! – и под нос Роману ткнулась пухлая фига, – Сортиры мыть будете! Вы-ы! -шеф еще раз потряс у Романа перед носом кулаками и пошатываясь, побрел по бульвару, – Вся жизнь, вся жизнь – пепел! Уничтожу! – рыдающе донеслось до них и стихло.

– Что, может? – сочувственно поинтересовался Рико.

– Обязательно! – с полной уверенностью кивнул Роман и вот тут ноги перестали его держать. Они просто предательски подломились в коленях, Роман плюхнулся рядом с Рико и уткнулся лицом в ладони.

– Кстати, хотел поинтересоваться, юноша: как вы догадались, что за памятником этого вашего Яворницкого можно отсидеться? – Рико говорил фальшиво-бодрым тоном, каким обычно говорят с безнадежно больными.

– Когда в 24-м году ее, – Роман похлопал статую по медному бедру, – сбросили с пьедестала, настоящий, живой Яворницкий ее спрятал.

– Как мило! А если бы бронзовая мадам оказалась неблагодарной – меня бы уже давно расплющило?

– Но ведь не оказалась же. В конце концов, Яворницкий из-за нее жизнью рисковал. Лучше бы он ее своими руками в печку затолкал! И откуда она взялась на наши головы?

– Откуда все они берутся, – небрежно пожал плечами Рико, – Феномен оживления статуй давно известен, вспомните хотя бы Галатею.

– Галатея людей в лепешку не давила!

– Да что вы, юноша, эта барышня половину Афин разнесла, пока ее пращами не раздробили. Скульптора потом родственники убитых на части разорвали, и воля ваша, я не могу их слишком осуждать. Думать все же надо, когда третий элемент добавляешь.

– Третий элемент?

– Ну посудите сами. Элемент первый – личность того, кто позирует, особенно если это мощная, значимая личность. Добавьте талант скульптора – и вот два элемента сошлись. Публика восхищается – ах, гениальное творение! А в нем просто уже тлеет огонек псевдо-жизни. Достаточно ввести третье, равное по силе воздействие – и все, пошагал голем. Для Галатеи третьим элементом было плотское вожделение ее создателя, а для вашей красотки, – Рико тоже похлопал статую по бедру, – посвященное ей стихотворение Пушкина.

– Нет, погодите, не сходится, – Роман помотал головой, – Если все так, то Пушкин же "Медного всадника" написал, а памятник Петру как стоял...

Дружное "о-о-о!", выданное Рико и Янкой, заставило Романа оборвать свою речь.

– "Медный всадник" и памятник Петру! – почти простонал Рико, – Так это же хрестоматийный пример, юноша! Знаете ли вы, что натворила в Петербурге изысканная фантазия гения? Описал он погоню монумента за человеком, и что же? Каждое наводнение, да что там – каждый паводок растерзанные, растоптанные тела молодых мужчин! И всех, строго по Пушкину, звали Евгениями! Имя Евгений стало смертным приговором! Группа Якова Брюса почти вся полегла, пока они этот шедевр Фальконе скрутили!

– Наша статуя ще не самая страшная, – Янка повозилась, удобнее устраиваясь в медном кулаке, – У нее хоть коня нема.

– У мсье Пушкин... – делая ударение на французский манер на последний слог, продолжал Рико, – ...сложные отношения с монументальной скульптурой. То у него "Каменный гость" заглядывает на огонек по приглашению, то бронзовые гости – без оного. Монархи, им все позволительно... – он звучно щелкнул ногтем по еще теплому боку статуи, – Хотя должен заметить, мадам и месье, что в целом с Александром Сергеевичем нам еще весьма повезло.

– Чем же это?

– А тем, что когда он написал "Я памятник себе воздвиг...", то на наше счастье, не забыл добавить – "нерукотворный". Не будь этого единственного, столь нужного слова, сейчас бы за нами гонялись все бюсты и памятники Пушкину. Не исключено, что вместе с вот этим самым танком!

Роман поднял глаза к пьедесталу, на котором возвышался старый грозный танк. В неверном свете фонарей четко просматривались табличка: "Памятник Пушкину".

А когда Роман, наконец, оторвал взгляд от завораживающей надписи, рядом с ним никого не было: ни Рико, ни Янки, ни медной бабушки. Он сидел один, на асфальте, у памятника генерал-лейтенанту Ефиму Григорьевичу Пушкину, чей танк в 43-ом году первым ворвался в освобожденный город.

Продолжение следует...

* Я кончил (лат.)

* Конечно (лат.)

* Огонь сказал свое слово, дело закрыто. (лат.)

* Ни милости, ни пощады (франц.)