Текст книги "Убийство на квартирном фоне (СИ)"
Автор книги: Аноним Волынская-Кащеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Отпусти меня, – прохрипела бабушка.
Слава богу, дыхание у нее перехватило, Эля ужасно боялась, что бабка начнет орать.
Щелкнул замок, общая для двух квартир входная дверь хлопнула.
Бабушка дернула локтем, едва не опрокинув Элю на пол, выскочила в коридор, схватилась за замок... Удержать ее казалось невозможным.
– Давай-давай, – бросила Эля ей в спину, – Поори на лестнице, повесели соседей.
Бабушкины пальцы с опухшими от постоянной стирки суставами замерли на собачке замка. Она молча постояла у двери, потом ткнулась лбом в холодный металл засова. В коридоре стояла тишина, лишь полные бабушкины плечи тяжело вздрагивали.
– Перестань, – сухо бросила Эля. В этот момент она ненавидела всех. Отца и его жену. Саму бабку, которая своей бездумной любовью сдала отцу их всех. Себя, за свою беспомощность. Мама, ну зачем ты?... Что за дурацкая манера умирать! И почему как только тебя не стало, вся эта вроде бы семья мгновенно превратилась даже не в гадюшник – в дерьмовник какой-то!
– Хватит уже, – она хотела прикоснуться к бабкиному плечу и не смогла, – Ты же не одна. Будешь с нами жить, я, конечно, не такая крутая, как он, но ведь зарабатываю.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и ушла в комнату. Яська дрых, совсем по-младенчески посапывая, влажный под слишком теплым одеялом. Он не хотел вылезать из постели, куксился и досыпал на ходу, пока Эля как оловянного солдатика переставляла его из туалета в ванную, а из ванной обратно в комнату – паковать в штанишки и свитера. Все это время бабушка с мертвым, окаменевшим лицом неподвижно сидела у стола. Эля тихо радовалась, что Яська с утра слишком сонный, чтобы начать со всегдашней настырностью выяснять, почему бабушка такая странная.
Торопливо поглядывая на часы, Эля помогла Яське застегнуть ботинки, зашнуровала шапку и почти бегом выволокла его на лестницу. Это бабушка у нас может уйти в переживания, как в штопор, а ей не положено! Ей о работе думать надо – обо всех ее работах сразу. Сейчас она ни одной потерять не может, ни в коем случае! Она теперь отвечает не только за Яську, но и за бабульку тоже, и никуда от этой ответственности не денешься.
Волоча Яську сквозь темное утро, скользя на покрытом смерзшимся снегом тротуару, Эля крутила в голове вчерашний разговор. Ей вдруг неожиданно стало весело – так что сквозь стиснутые зубы время от времени прорывался истерический злой смешок. Она ведь сразу и не поняла – а папаня-то ей взятку предложил. Правда, не слишком обременительную – с отсроченным действием. Надо же, завещание он составит. Неужели так хочется бабку "куращать и низводить", Карлсон ты наш? Не-ет, бабку надо изымать, пока и ее закапывать не пришлось.
Сонный Ясь поскользнулся на льду и удержался, только повиснув у Эли на руке. Эля посмотрела на него и сильно, до боли прикусила губу. Она собирается послать отца с его завещанием на фиг и навсегда лишить Яську даже надежды стать обладателем громадной четырехкомнатной квартиры в центре города. Ради бабушки, которая по большому счету сама виновата в своей нынешней беде. Нет, бабушка не заслужила того, что сейчас делал с ней отец, но именно она вбила ему в голову, что он суть вечная ценность, великий ученый, что все во имя его и для блага его. Она отдала ему все, что было у семьи, и если бы не почти случайность, что им тогда удалось выкупить после умершего соседа его смежную двухкомнатную... Эля чуть не застонала от ужаса...
Вот тогда был бы форменный кошмар. Они все – в квартире, бабушкиной дуростью полностью принадлежащей отцу. В его власти, под угрозой в любую секунду вместе с Яськой отправиться на все четыре стороны, в коробку под мостом.
Если она согласиться сохранить нынешнее положение вещей, он будет держать их всех на коротком поводке, угрожая в любую минуту отменить завещание – и так долгие, долгие годы. И в конце концов отменит! Так его супруга и позволит, чтоб квартира уплыла у нее из рук.
И впрямь заняться покупкой квартиры для него? Эля представила, как отец с величественной миной объявляет, когда он может осмотреть очередную квартиру, в последнюю минуту все отменяет, назначает снова, и в конце концов с брезгливой миной объясняет, что в подобном сарае жить не станет. И так раз за разом. Да чтоб купить ему такую квартиру, как он хочет, ей придется из своей доли половину отдать – и какой тогда смысл продавать все вместе! Но ведь продать Элину территорию отдельно совершенно нереально – кто согласиться купить проходную квартиру, через которую постоянно, утром и вечером, курсируют соседи?
– Мама, у меня голова застряла! – глухо, будто в кувшин пробубнил Ясь.
Эля вздрогнула и изумленно опустила глаза. Она стояла, держась за снятые рукава вывернутого наизнанку Яськиного свитера. Тугой ворот плотно охватывал голову ребенка. Ясь был практически раздет – ни зимней куртки, ни сапог. Эля коротко подавилась воздухом:
– Господи, что я делаю!
– Свитер с меня снимаешь! Тяни, мама! – сквозь плотную вязку прогудел Яська и задергался, пытаясь выбраться из воротника.
Эля потерянно огляделась по сторонам. Тусклая электрическая лампочка освещала ряды узеньких шкафчиков с полустертыми картинками на разболтанных дверцах. Яськина крутка аккуратно висела на крючке. Эля с силой дернула, высвобождая Яську из плена свитера. Поглядела на стоящие под шкафчиком Яськины зимние сапожки.
– Ясь, а ты что, сам разделся? – Эля мучительно пыталась вспомнить как и когда они успели добраться до детского садика.
– Мам, – склонив голову к плечу, Ясь поглядел на Элю как на умственно отсталую, – Ты меня раздела!
– Да? – растерянно переспросила Эля, механически складывая теплый свитер, – Ладно, иди в группу. Завтракать без капризов, пожалуйста! Если кто-то из детей будет чихать или кашлять – ты от него подальше. Не хватало только сейчас заболеть.
Если Яська опять занавесится соплями и придется сидеть с ним дома, она не вытянет. Эля стремительно сбежала по лестнице. Надо было торопиться, может, она и втиснется в троллейбус, а то даже с тремя работами постоянных переездов маршруткой их бюджет не выдержит.
Глава 4
Reasonable job*
Оскальзываясь на слежавшемся снеговом насте, Эля скатилась к проспекту и действительно успела отчаянным усилием ввинтиться в набитый троллейбус. Даже удалось забиться в уголок возле двери, где Элю почти не толкали. Троллейбус тронулся, плавно покачиваясь. Если проскочит раньше утренней пробки, Эля еще до занятий закончит и распечатает шефов регламент. Тогда шеф отпустит ее пораньше, она заберет Яся из садика и успеет перекусить до занятий с учениками. А, черт, она же еще с бухгалтером договорилась пересечься... Тем более надо торопиться. Эля снова нетерпеливо покосилась на часы.
– Куда вы лезете, дайте выйти! – послышался визгливый женский голос.
Эля тут же успокоилась – значит, точно успевает. Поперек людского потока в троллейбуса тяжело заскакивал Старый Пони. Как всегда, минута в минут, и как всегда, ничего не видя вокруг себя, профессор Понин утвердился на ступеньке у раздвижных дверей.
Троллейбус подкатил к следующей остановке. Старый Пони вытянул складчатую ящериную шею, высунул голову из дверей троллейбуса и придирчиво оглядел остановку. Отрицательно помотал желто-прозрачными, нетопыриными ушами – не подходит! – и по черепашьи втянул голову обратно.
– Во придурок! – охнул кто-то.
Растолкав толпу, за спиной у старика нарисовалась юная девица со смутно знакомым личиком.
– Извините, профессор. До университета еще три остановки. Я скажу, когда выходить!
Эля усмехнулась с равнодушным сочувствием – наивное доброе дитя, первый курс, наверное.
– Профессор, вы слышите? – настырная барышня потеребила неподвижного Понина за плечо.
Голова на тощей шее развернулась и шуршащий, будто на заезженной пластинке голос прошелестел:
– Контрольные – лаборанту, отработки – к ассистенту, пересдачи – с разрешения декана, опоздавших в аудиторию не допускаю, – Пронин так же замедленно развернулся обратно и снова высунулся в дверь – обзирать следующую остановку.
Троллейбус подкатил к высокому стеклянному зданию университета. Эля подождала за спиной у Понина, пока тот опознает остановку и тяжело сползет со ступеньки, обогнула профессора по широкой дуге – не дай бог, привяжется с разговорами, тогда она точно ничего не успеет. Нырнула в стеклянную дверь. Привычно порадовавшись, что работает на пятом, а не на двенадцатом этаже, затопала наверх мимо как всегда выключенных лифтов.
– Элина Александровна!
Эля внутренне вздохнула. Встреча с деканом в начале рабочего дня – не к добру. Впрочем, в середине и в конце – тоже.
– Как праздники провели? – улыбаясь сладковатой, как запах подгнившей мертвечины, улыбкой, поинтересовался декан.
– Исключительно, – пробормотала Эля, вспоминая затяжной новогодний кошмар. Даже если все минется, и пройдет время – она никогда больше не сможет любить Новый год.
– Приятно слышать. Научно-исследовательская часть спрашивает акт внедрения по вашей лаборатории, – все также сладко объявил декан.
– Я им еще в прошлом году отдала!
Он на мгновение задумался, оправляя лацканы мышастого костюмчика. Потом до него наконец дошло, что прошлый год был неделю назад, и он пару раз сухо хихикнул, словно кашлянул:
– Кха-кха. Смешно. Сходите к ним и разберитесь. Ректор определенно собирается принимать жесткие меры к тем, кто опаздывает с документацией.
Ученым можешь ты не быть, но вот отчет подать обязан. Если НИЧ акты с концами посеяло – мамочки, внедрение КБ ракетного завода делало! Это опять за подписями туда телепаться! Ненавижу!
– В субботу нужны ассистенты на предварительные тестирования. Элина Александровна, вы ведь еще ни разу не участвовали?
– Олег Игоревич, у меня ребенок, – быстро парировала Элина.
– У всех дети. – отрезал декан, походя кивая пробегающему мимо озабоченному молодому преподавателю.
Эля кивнула тоже и сдерживая злость – последнее время ей только и приходиться, что сдерживать негативные эмоции, скоро в буддистские монахини податься сможет! – ответила:
– Не у всех детям по пять лет. Ясь не может быть один, а садики в субботу не работают.
– У вас бабушка есть!
– Моя мама полтора года как умерла, – сухо отрезала Эля. – Так что бабушки нет.
Есть, правда, Элина собственная бабушка, Яське приходящаяся прабабушкой, но еще есть две группы слушателей на коммерческих курсах – как раз по субботам. Но вот о них декану знать нельзя ни в коем случае.
– Элина Александровна, университет не только научное, но и воспитательное учреждения, и тот факт, что ваша лаборатория работает сразу по трем зарубежным исследовательским грантам, не позволяют ей уклоняться от контактов с абитурой. Последнее время вы совсем исключили себе из общеуниверситетской жизни! Это крайне нездоровая тенденция!
– Мне так и передать Валерию Васильевичу? – невинно поинтересовалась Эля.
Декан поглядел на нее долгим взглядом и после продолжительно молчания выдал:
– Я с ним сам на эту тему поговорю. – и неся себя с чиновничьей солидностью, двинулся вглубь коридора.
Минуту Эля глядела ему вслед, борясь с почти непреодолимым желанием показать язык в академичную деканскую спину. Ничего подобного ты шефу говорить не станешь. Профессор Савчук, лауреат, заслуженный деятель и другое с прочим, товарищ обидчивый – только намекни ему, что, дескать, плохо работает ваша лаборатория, глядишь, а тебя уже на очередную организованную Савчуком конференцию не пригласили. Статью в совместный с англичанами сборник не взяли, с привезенным Савчуком из Штатов лектором не познакомили. Позорище, однако, выйдет – декан окажется исключенным из научной жизни собственного факультета. А может и на денежки пролететь – на те самые четверть ставки, которые шеф честно выделяет факультетскому начальству из каждого вырванного у богатых "западников" исследовательского гранта. Декан уже небось и сам пожалел, что поддался раздражению, и позволил себе критиковать Савчука "великого и могучего". Теперь трястись будет, как бы Эля шефу не настучала. А она настучит, всенепременно. Правила игры такие – она человек Савчука, а тот должен быть в курсе, какие мнения бытуют в узких деканских массах.
Эля торопливо свернула из холла в полутемный коридор, вытряхнула из портфеля тяжеленную металлическую тубу с ключами, собираясь отпереть лабораторию. И остановилась, только сейчас сообразив, что на бронированной двери уже нет обычной сургучной печати, да и лампочка сигнализации не горит. Вторая пара ключей только у шефа – выходит, Савчук вернулся из Киева? И прямо с поезда поперся на работу? С чего такой трудовой энтузиазм?
Эля перехватила портфель подмышку и обеими руками взялась за длинные дверные ручки. Капитально все-таки пьян был университетский слесарь, когда врезал эти защелки – если ручки поворачивать вниз, они лишь злорадно брякали. Чтоб открыть дверь, их следовало задирать круто вверх, обязательно обе одновременно. Шеф хотел переделать, а потом плюнул. Университетский слесарь – не декан, ему на шефовы международные гранты плевать, фиг он тебе будет что-то переделывать. Но главное, дикие дверные защелки служили идеальным индикатором "свой-чужой". Все "лабораторские" знали, как ими пользоваться, а если снаружи на ручки начинали с лязгом нажимать – то вместе, то попеременно – значит, за дверью топчется очередной жаждущий пересдачи студент, и можно еще подумать, впускать его, или пусть гуляет дальше.
В холле послышались длинные шаркающие шаги. Старый Пони доковылял до этажа, надо убираться поскорее. Эля единым плавным движением потянула ручки вверх, защелки бесшумно втянулись, и дверь тихо отворилась. Эля торопливо юркнула в щель и также неслышно прикрыла дверь за собой.
В лаборатории пованивало горелым пластиком. Нога Эли поехала на чем-то скользком. Эля посмотрела вниз. Раздавленный каблуком ее зимнего сапога, к полу прилип комок неприятно студенистой, серо-красной массы. С улицы, что ли, затащила? Эля брезгливо отерла каблук о порожек. Под ногой у нее хрустнуло стекло.
Она увидела комок такой же красно-серой студенистой массы на клавиатуре ее собственного компьютера. Комок чуть заметно колебался, непрерывно подрагивая, как дрожит желе.
Рядом, у стола с навороченным "Apple", традиционно считавшимся личным компьютером начальника лаборатории, была словно зона вне видимости. Эля все всматривалась, всматривалась туда и все ей казалось, что она ничего не видит.
– Валерий Васильевич! – жалобным шепотом позвала она, – Вы тут? – и сделала крохотный, неуверенный шажок вперед.
И тогда слепое пятно у компьютера исчезло, мгновенно наполнившись четкими, даже слишком четкими очертаниями.
Шеф сидел, грузно обвиснув в низком вертящемся кресле и распластав пальцы по клавиатуре. Можно было подумать, что он спит, если бы не маленькая дырочка с каемкой запекшейся крови в коротко стриженном затылке. И еще то, что у него не было лица. Густой массой припеченных на огне крови и мозгов оно лежало внутри горелых пластиковых недр словно взрывом развороченного монитора.
Сдерживая почти неодолимый позыв к рвоте, Эля крепко, до удушья, прижала ладонь к губам. Начала задыхаться, вспомнила, что дышать можно и носом, и тут же оторвала руку ото рта, запустив ее в недра портфеля. Мобилка никак не желала находиться, прячась под коробками дисков и папками с документами, но подойти к стоящему у локтя мертвеца городскому телефону Эля не могла.
Продолжение следует...
* Дом, милый дом
* Соответствующая работа. В англоязычной культуре лучшей из возможных работ считается "reasonable" – та, что отвечает способностям и оплачивается соответствующей зарплатой. Если у человека "sweet home" и "reasonable job" – то это счастливый человек.
