Текст книги "Экспидиция (СИ)"

Автор книги: Аноним Субинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

А я еду, а я еду за туманом За туманом и за запахом тайги!

Субинь

Субинь

Кор-14: Экспидиция

Если бы тогда, с пьяных глаз, Илюха Касатонов не оставил у меня свой «особо ценный блокнот», в моей жизни, скорее всего, не произошло столь кардиальных изменений.

Надо сказать отдельно что, у интеллигентнейего человека, аспиранта биологических наук, была прямо-таки нездоровая привязанность к этой раритетной рухляди, с обтрепанной кожзамовой обложкой и страницами, держащимися, буквально "на соплях" (и одной денежной резинке).

Полномасштабный гудёж, закончился только под утро, и вереница "зеленоглазых такси", развезла по домам всех моих собутыльников, начиная именно с Ильи – тот откололся от коллектива, где-то в районе полуночи, под благовидным предлогом, работа, дескать, и рано вставать! И вот мой похмельный сон, был немилосердно разрушен бесконечным телефонным звонком, с другого конца которого, полились слезливые просьбы этого отщепенца: "Гаррик, миленький, будь другом, привези мой блокнотик сейчас в институт. Очень надо! До зарезу!!!" По понятным причинам, ехать я никуда не хотел – вообще не планировал выходить сегодня из дому, благо имел такую возможность. Но нытье не поддавалось никаким увещеваниям, и даже кнопка "отбой" не спасла – еще одна бесконечная трель и столь же бесконечные уговоры: "Привези, да привези".

Сорок минут спустя я вышел-таки из дому и поплелся к метро – садиться с таким перегаром за руль, как подсказывала интуиция, было не самым разумным поступком. И точно, на выезде из жил массива, дежурили "торговцы полосатыми палками". Подземка, ожидаемо, встретила меня сногсшибательным коктейлем запахов – "одарил" же Бог таким обонянием! Тысячи тел, разной степени "свежести", залиты парфюмом разной степени натуральности. Вот мало кто из "девушек", да и "джентльменов", впрочем, тоже, задумывается, что в действительности представляет собой содержимое, их любимых благоухающих флакончиков. Бытовая химия – ароматизаторы, местами, идентичные натуральным, а местами, и боевым отравляющим. Присовокупить сюда ещё и "амбре" механизмов, во всём их метало-смазочно-пластиковом разнообразии, а так же неистребимую затхлость, вечно сырых тоннелей, и "картина", доступная моему носу, складывается полная! Хорошо, что час-пик уже миновал, и доехать удалось с относительным комфортом.

Каменная громада "рассадника" знаний, приближалась с каждым шагом. Стал вызванивать Касатоныча, что бы как можно скорее отдать ему "драгоценное сокровище" и вознаградить, наконец, себя, за этот подвиг, во имя дружбы, кружечкой холодненького разливного пива. Не вышло – учёный муж радостным голосом сообщил, что оставил на вахте для меня пропуск, и я могу подняться к ним на кафедру.

Одолев четыре монументальных пролета и коридор, оказался перед дверью, за которой скрывался виновник вынужденного променада. Самая что ни на есть, площадная брань, была готова сорваться с моих уст, но Илюха в кабинете оказался не один. Честная компания в составе четырёх человек (сам Касатоныч, два седовласых джентльмена, профессорского вида, и дама того же сорта и возраста), они сидели и вели беседы за чашечкой чая... с коньячком. И пусть бутылки не наблюдалось, но аромат благородного напитка мой нос уловил доподлинно, − над столом витала самая благожелательная атмосфера, и не успел я вымолвить и слова, за исключением "Здравствуйте!", как тут же был представлен благородному собранию (дескать, Игорь Хортов, прошу любить и жаловать) и приглашен разделить напиток и беседу. Искренне хотел отказаться и даже попытался это сделать, все еще лелея мысль о холодном пиве, но Илья буквально умолял взглядом не уходить – делать нечего, плюхнулся на свободный стул и даже состроил заинтересованную мину, при этом мысленно подбивая калькуляцию "счёта", который непременно выставлю этому коварному злодею!

Профессура беседовала о гоминидах, о предстоящей поездке куда-то в глухую Сибирь. Молодой аспирант тоже, время от времени, вставлял свои "пять копеек", а я чувствовал себя "деревом", как говориться, дуб дубом. И всё бы может быть так и тянулось, пока у благородного собрания не закончился бы "чай", но научный руководитель моего товарища, внезапно задал мне сакраментальный вопрос:

− Молодой человек, будь у вас возможность, захотели бы вы отправиться в экспедицию, и походить тропами, где оставил свои следы "снежный человек"?

Как верно изрек Пятачок, в незабвенном мультфильме: "До пятницы я совершенно свободен!" − я был "совершенно свободен" на более продолжительный отрезок времени. Целый месяц отпуска и ещё неделя отгулов, за переработку, вдогонку!

− Хотел бы! – с энтузиазмом парировал я, неожиданный выпад ученого мужа, в надежде поставить его в тупик и хоть немного развлечься таким образом.

− Замечательно! Ну, так присоединяйтесь к нам, на общественных началах! – на полном серьёзе продолжил профессор. − Илья говорил, что вы фотоделом занимались в юности? Наш экспедиционный фотограф угодил в больницу с аппендицитом, а искать другого времени уже нет – выезд послезавтра!

− Да, занимался, − подтвердил я, пораженный в самое "сердце".

Счет Касатоныча становился неоплатным...

На самолет до Кемерова «академики» не раскошелились, и посему, мы с Илюхой поздним вечером явились на Ярославский вокзал. Он же верным цербером, материализовался перед моими дверями, с самого утра, дескать «помочь собраться». И даже коварный план напоить сотоварища до бесчувствия, не увенчался успехом – тот крепился и держался! Не то что бы я, не хотел ехать – как раз наоборот – авантюра казалась мне всё более и более захватывающей, но «отмсить» этому Макиавелли, «вятского разлива», нужно было непременно. Так что к отправлению, наш дружный дуэт был заметно навеселе.

Компания подобралась пёстрая – человек двадцать: профессура, в количестве трех единиц (двоих видел в первый раз); основанная масса − студенты и аспиранты (среди которых встречались даже девушки); еще чуток энтузиастов, без профильного образования. Впрочем, несколько человек явно были из совсем другой "тусовки" − спонсоры, как выяснилось впоследствии.

Ночное отправление (без десяти одиннадцать), да еще и в компании молодежи – что может быть лучше. Плацкарт стоял на ушах, ведь впереди было целых два дня и пять часов путешествия, до столицы Кузбаса, под мерный перестук колес. Хотя эти часы и были основательно подпорчены Илюхой – он всю дорогу, своими "душевными излияниями", настойчиво отвлекал моё внимание от миловиднейшей попутчицы.

Оказывается – хотя раньше он об этом стоически помалкивал − мой друг и в биологи-то пошёл (не то, что в эту экспедицию поехал), потому что в детстве не раз слышал от местных рассказы, а однажды и видел, собственными глазами, гигантские человекообразные следы, в лесах под родной Вяткой. И с тех самых пор, не оставляла его мечта, доподлинно выяснить кто же, в действительности, эти йети!

Наконец, Кемерово-Пассажирская. Хотя, конечно, никакой не конец – еще пара пересадок (в Новосибирске и каком-то Таштаголе) и, вот, достигнута цель нашего путешествия − Горная Шория – родина предков, где не был я ни разу. Как гласит семейное предание, мой прадед, по материнской линии, сгинувший еще в гражданскую, происходил из этих мест. Сей факт стал, пожалуй, последней каплей, перевесившей мои сомнения, на предмет целесообразности предложенного вояжа.

После непродолжительной (всего-то час с небольшим) и не особо сильной тряски, в чреве пассажирского УАЗика, по, на удивление, хорошим лесным гравийкам, и резной деревянный дорожный указатель возвестил: "Приветствует п. Усть-Кабырза. Основан в 1703 г".

Вот оно как – ровесник Питера, однако! На этом сходство с культурной столицей и закончилось – сибирская глушь, являла взору лишь деревянное "зодчество", условной исторической ценности, двух этажей максимум. Хотя самое парадоксальное, что таежная глубинка встретила меня приветливо – как родного, обняла звенящей тишиной, столь желанной после вечного, проникающего до самых костей, городского гула; омыла, сладостными натуральными запасами, моё измученное "парфюмом" обоняние. Эта дикая глушь, казалась ближе и родней, чем "отчий кров" панельной многоэтажки.

Под бойкие команды экспедиционного начальства, привезенный скарб, при нашей помощи, перекочевал из трех "буханок" под крышу местного "отеля". Возрадуйтесь жители мегаполисов – вам отпущена еще целая ночь цивилизованного сна, в смысле, на кроватях и с постельным бельем – на поиски йети выступаем завтра с утра!

К вечеру явились проводники – два мужика из местных. И как не дорого брали эти "товарищи" (профессура и "спонсоры" торговались как черти, но аборигены были не приклонены), − однако идти без них было не возможно. Во-первых, территория заповедника, а во-вторых – толпа горожан в дикой тайге – прокорм для волков и закуска для медведей.

Ясное дело, проводники в дикой и опасной местности нужны, особенно с тем учётом, что платят за их услуги другие. Но, как бы то ни было, столкнувшись на лестнице, с этими двумя персонажами, я испытал сильнейшее немотивированное беспокойство, граничащее с паникой – прошиб холодный пот, сердце сжалось, застучало в висках и даже волосы на затылке зашевелились. Не могу, объяснит как, но чувствовал безошибочно, исходившую от них латентную угрозу. Младший, но более рослый и широкоплечий из них, встретившись со мной взглядом, нахмурил брови, немного прищурил глаза и с шумом втянул носом воздух, чуть заметно поведя головой в мою сторону. Доля секунды и детина подобрался, приготовившись для удара. Старший − жилистый мужик, годков где-то сорока с гаком, склонив голову на бок сверлил меня единственным здоровым глазом (на другом, рассечённом застарелым шрамом, "красовалось" бельмо). Оскалившись щербатым ртом, он блеснул перед моим носом, невесть откуда взявшемся, в его мозолистой руке, ножом. Краткий миг всё расставил на свои места – они полноправные хозяева, от веку властвовавшие в этих местах, а я пришлый чужак, без роду и племени, забредший без всякого права в чужие угодья. Будь у меня хвост, я бы непременно поджал его! Удовлетворенные произведенным эффектом, аборигены прошествовали по ступенькам вниз, я же, всё ещё потряхиваемый, адреналиновым всплеском, поплёлся наверх.

Всю ночь мне снились СНЫ! Давненько уже, несколько лет точно, не посещали меня эти ведения, что были реальнее самой реальности. Снова чувствовал, что я, который не является вполне мной, находится в ином, но более настоящем, чем обыденная повседневность, месте. Образы, звуки, запахи и ощущения, виделись и чувствовались намного ярче и острее. СОН приходил и дарил незабываемые ощущения, но к утру рассеивался как и самый обычный сон. Впрочем, в этот раз, наутро что-то пошло не так, вернее, как раз так, как должно быть – СОН ушёл, но яркость и острота ощущений осталась!

Рассвет манил и, выскользнув потихоньку из комнаты, что делил с ещё тремя сотоварищами (Илюхой в том числе), прямиком направился к реке, что краем пересекала поселок. Избавившись от лишних условностей, − в чём мать родила, погрузился в кристально прозрачную воду, бодрящей температуры. Купание доставило несказанное наслаждение, которое было несколько подпорчено маленьким происшествием.

Выбравшись на берег, неспешно подбрёл к своей одежде, но, не сделав и пары шагов, предельно четко ощутил чье-то пристальное внимание. Обернувшись, увидел молодую деваху, лет семнадцати, приятной наружности, стоящую тут же на берегу. Она без всякого стеснения и с явным интересом рассматривала подробности моей анатомии. Я парень, конечно, без комплексов, но такой "потребительский" взгляд, от столь юной деревенской особы, меня здорово покоробил. Натянув одежду, быстренько ретировался, дабы не "нарваться" на выяснения с местными, на предмет: "Неча вам, городским, перед нашими девками голым задом сверкать!"

Общая побудка, крайняя (на несколько предстоящих недель) кормежка в цивильных условиях, перекличка и вереница биологов, антропологов, этнографов и просто увлеченных криптозоологией людей, с большими рюкзаками, двинулась прочь от человеческого жилья в дебри сибирской тайги. На мне кроме прочего еще болталась фото-видеоаппаратура, выданная под отчет, организаторами экспедиции – очень хороший цифровой Кенон, чуть похуже (запасной) Никон и полупрофессиональная видеокамера от Панасоник, к ним комплект объективов, сменных аккумуляторов, горсть карт памяти и зарядка на солнечных элементах. Очень приличный довесок к рюкзаку с палаткой, спальником и продуктами, но самое странное, что веса всего этого я почти не ощущал. Шагать было на удивление легко – лес, что подступал к самой тропе, словно бы невидимыми руками поддерживал меня, не давая оступиться, предохраняя от падения на коварном грунте, восполняя силы. Хотелось и моглось без устали идти туда, куда манила неведомая цель.

Я вырвался вперед, обогнав почти всех попутчиков, и пристроился позади наших проводников. Старший – Дмитрий Борисович, как называла его наше ученое руководство, или дядька Митяй, для всех прочих, – глянув на меня, косо ухмыльнулся, без слов дозволив идти подле. Страха во мне больше не было – это их земля, их вотчина – мы установили паритет, и я занял отведенное место, следом за вожаками.

Впрочем, кроме собственно Митяя, и встреченного накануне бугая Алексея, по прозвищу Лешак, из местных была еще та самая девица, что рассматривала меня у реки – Галина − дочь одного и двоюродная сестра другого. Как я выяснил впоследствии, вчерашняя школьница, исполняя обязанности стряпухи и судомойки из стратегических соображений – "Вона сколько профессоров институтских понаехало, авось протекцию окажут и девку в какой ВУЗ пристроить помогут!" и в достижении этой цели, Галка старательно мозолила глаза экспедиционному начальству.

Хотя моей персоне она выказывала ещё более пристальное внимание – неотрывно преследуя взглядом и не только. Семейное у них что-ли, столь демонстративно обнюхивать заезжих гостей? Истины ради, надо признаться, что не реагировать на ее "заигрывания", для меня самого было то ещё испытание – девушка симпатичная, даже очень, и все мое естество настоятельно тянуло откликнуться, на более чем однозначный позыв, но батин ножик и кулаки брательника, здорово остужали любовный пыл. И дабы не мучиться бесплотными фантазиями, переключил своё внимание на аспирантку-этнографа Мариночку, но как оказалось зря – Галка смотрела на соперницу волком!

В течение полутора недель провожатые водили наш дружный исследовательский коллектив по тайге, с завидной регулярностью – раз в три дня − показывая «древесные образования». В начале, надломленные, на высоте более двух с половиной метров, верхушки молодых пихт, затем, похожую на широкие ворота, сдвоенную арочную конструкции из наклоненных друг к другу крон рябин, переплетённых между собой, и оплетённых, вокруг соединения, тонкими ветками − «маркеры присутствия реликтового гоминида», как многозначительно пояснил мне Илья.

На третий раз, на самой тропе, экспедиции преградило дорогу интересное укрытие, построенное с использованием огромной упавшей ели. Исследователи пришли в экстаз, обнаружив поваленную лесину, ветви которой были нарочито подправлены и на них набросаны принесённые обломки, так что образовалась обширная ниша, в которой можно удобно расположиться на отдых или переждать непогоду. Лешак, особо заострил внимание, пришлых горожан, насколько тщательно сделана "лёжка", что даже сильный дождь не помеха в таком отличном укрытии. Фиксируя на видео данное сооружение и выслушивая замечания аборигена на его счет, никак не мог избавиться от подспудного чувства, что местный с гордостью расхваливает перед учеными, творение собственных рук. Ещё в метре от входа в это, с позволения сказать, строение, была арка, образованная, длинным тонким стволом ольхи, подоткнутым под сучок, на стволе лиственницы, растущей метрах в трёх от этой самой ольхи с другой стороны от входа. Научный руководитель Касатоныча, первым сделавший сие замечательное открытие, однозначно определил укрытие и арку как дело рук гоминидов.

Ну, гоминидов, так гоминидов – мое дело маленькое бери и снимай! А пофотографировать и запечатлеть на видео тут, действительно, было что. Природа дикого края захватывала дух – вековые деревья, то мрачные ельники, стерегущие свои сокровенные тайны; то жизнерадостные березняки, расчерченными белоснежными стволами, повествующие лесные сказки. А бесчисленные ручейки и речушки, от кристально прозрачных, до молочно белых или даже с рыжиной, катящие свои говорливые воды, в нехоженой глухомани. Нет-нет, да сверкнёт на поверхности, шальной солнечным зайчик, прорвавшийся сквозь полог ветвей, или плеснёт рыбий хвост, в тихой заводи под бережком. И горы, горы, горы. Даже состарившись, разрушенные водой и ветром, много где захваченные корнями деревьев, кустов и трав, они не сдались ещё неумолимому времени, и при каждом удобном случае являли нам свой характер. Тропа беспрестанно петляла, то ныряя вниз по крутому склону, то змеясь к вершине больших и малых возвышенностей, через коварные осыпи или же, и вовсе, по голым камням. Хорошо хоть погода благоволила – сухо и солнечно – не хочу даже себе представлять, как бы мы преодолевали, эти коварные преграды в дождь, ведь даже утренняя роса делала каменные выходы и мелкий галечник предательски скользкими.

И горожане, в массе своей, оказались не готовы к таким путевым трудностям. За день экспедиция проходила не много – от силы несколько километров и даже эти показатели, на третий день, упали еще на треть. Но указанный нашими "гидами" первый "маркер", придал силы, тем, кто особо пал духом, поскольку позволил сделать внеочередной привал, дабы "как можно более тщательно изучить окрестности на предмет следов".

Ну, изучит, так изучить – тут и заночевали, благо место для стоянки оказалось на редкость удачным. Холмик, над речкой, с которого открывался прекрасный вид, обдуваемый прохладным ветерком. Сделав требуемое количество снимков самого древесного образования, и обшарив, под руководством бывалых следопытов, и чуть ли не с лупой, все близлежащие окрестности, был отпущен научным начальством на все четыре стороны, а именно в сторону костра, где уже готовился ужин, чей запах я уловил очень и очень издали.

Да, я всегда обладал хорошим − явно выше среднего − обонянием, но в этом путешествии, мои возможности, различать запахи, возросли настолько, что, кажется, уже выходили за рамки человеческих. И если бы только нос! Со слухом тоже творилось что-то "неладное" − я стал различать тишайшие шорохи, производимые зверьком или птицей, притаившимися в кустах и траве. Мог по звуку, не оборачиваясь, различить, кто приближается ко мне, допустим, со спины. Даже тихий, в полголоса, разговор моих попутчиков, за несколько десятков метров, гремел в ушах, громогласным крещендо.

Это, кстати, позволило мне, случайно, подслушать один, до крайности экспрессивный, дамский междусобойчик – Галина "объясняла" Мариночке, что той, не надо "разевать рот на чужого мужика" − меня, стало быть. Еще "этой ученой курице, не стоило распускать перья и крутить хвостом". И все, похоже, из-за того, что, на этой самой, первой долгой стоянке, я помассировал, бедной девушке, усталые плечи, натруженные рюкзаком, которые она благосклонно обнажила, распустив ворот рубашки. Ну, вот что в этом такого? Но обещание, сибирячки, "повыдёргивать руки-ноги, городской фифе" я воспринял более чем серьёзно. Вот ведь влип!

Впрочем, вечер того дня, вернее ночь последовавшая за ним, принесла еще один негаданный сюрприз. Ярым и опытным криптозоологам, уж точно. Ведь под покровом темноты, нас посетил-таки йети! Да, именно, вот так, запросто и пришел, хотя по всем приметам и заверениям наших провожатых "их тут давненько не было и вряд ли скоро появиться вновь". Сюрпризом это, конечно, оказалось для всех, но особенно для дежурного кострового – совсем зеленого в походных делах студента третьекурсника, и бедняжки Марины − вот ведь, день у девчонки не задался!

Владик, а паренька звали именно так, был приставлен поддерживать огонь с вечера до полуночи. Работёнка не пыльная – знай себе, подбрасывай поленья, дров в достатке − главное не уснуть. Он и не заснул, хотя сменщик, продравший глаза и выползший из палатки, к назначенному часу, клеймил бедного Вадика, последними словами, поскольку на "посту" того не обнаружил. Но костер горел весело и сменщик счёл, что Вадя, набросав дров побольше, слинял дрыхнуть в свою палатку. Каково же было всеобщее удивление, когда "неоправдавшийся доверие дежурный", на утро, был обнаружен, вовсе не в палатке, а на высоте семи метров на березовом стволе, причем все сучья, по которым взбирался горемыка, им же самим и были обрублены. Стащить это щуплое тело с верхотуры, оказалось, не слишком, но все же, затруднительно.

Вадя, отпоенный самогоном, поведал, что он собственными глазами видел, как йети бродил, ничуть не боясь огня, прямо между палаток, а когда очевидец указывал место, где наверняка должны быть следы, выяснилось, что ночного гостя видела и Мариночка. Она, в состоянии близком к истерике, сидела в наглухо застегнутой палатке и, напрочь, отказывалась выходить. Увещеваниями и уговорами девушку извлекли из, её ненадежного укрытия и после аналогичной "анестезии" смогла-таки рассказать леденящую кровь историю.

Напившись на ночь чаю, Марина, некоторое время спустя, почувствовала непреодолимое желание выйти. Вооружившись фонариком, отправилась в близлежащие кусты, где её поджидало (да-да, именно так ПОДЖИДАЛО) мохнатое нечто, огромного росту. Когда луч света, от того "мышиного глаза", что девушка сжимала в руке, выхватил из темноты, нечто косматое и чёрное, аспирант-этнограф уже буквально уткнулась в волосатую тушу – человеческое дыхание шевелило шерстинки на широкой груди, но и её собственные волосы колыхались от чьего-то могучего дыхания. Фонарик пал в траву, девушка бежала в палатку и всё это в полной тишине! Потому-то о визите ночного гостя стало известно только на утро.

Дядька Митяй ходил мрачнее тучи, Лешак тоже диссонировал пессимистичной миной, с нежданно-негаданно осчастливленными учёными. Галки вообще не было видно. Странно, но пропажа назойливой девчонки взволновала меня не на шутку – липкая волна страха накатила и никак не хотела отступать, в голове настойчиво крутились мысли: "Вдруг её утащило это доисторическое чудище" и думать так у меня были все основания. Ведь каких только историй я не наслушался за прошедшие дни – этнографы так и сыпали приданиями, коренных малочисленных народов, в частности эвенов, как их местный эквивалент "снежного человека" − хэеки, похищают девушек и женщин. Впрочем, пару часов спустя, Галина-таки появилась.

С момента обнаружения «лежки с аркой» минула еще неделя. Неделя бесплодных скитаний по лесам и косогорам. Хотя наши проводники, надо отдать им должное, на пятый день вывели группу к небольшой цепочке отметин, отдаленно напоминающих следы, сорок последнего размера. Отметины были мной обстоятельно «задокументированы» и кроме того с них даже сделали слепки. Рутина!

Однако это всё было не важно – жизнь казалась прекрасной и удивительной, ведь мой роман с Галочкой, развивался полным ходом. От букетной стадии (с конфетами в тайге напряжёнка), перешли к прогулкам с поцелуями, и темпераментная девушка, не особо комплексуя, очень быстро освоила лобзания на французский манер. От нежных прикосновений, но более от аромата ее молодого тела у меня кружилась голова. Природа брала своё, и мне хотелось большего. Впрочем, зайти особо далеко случая не подворачивалось – всё время, в самый неподходящий момент, на горизонте образовывался Галкин брательник. Он буквально чувствовал мои намерения и, всякий раз, неожиданно "вырастал" из кустов, разрушая интимность момента. Что поделать – патриархальные нравы...

Уже даже, в общем, смирился с мыслью, что дальше поцелуев и предварительных ласк дело не пойдет, но моя возлюбленная, а надо признаться, что простой деревенской девчонкой, я увлекся на удивление сильно – мне, буквально физически, требовалось ощущать её присутствие рядом.

Так вот, моя возлюбленная решила иначе!

В одно "прекрасное" ранее утро, когда, в половине пятого, ночная мгла, понемногу начала сереть, подсвечиваемая, поднимающимся солнцем, кто-то с силой дернул меня за ноги и поволок из палатки. Это была Галина.

− Тихо, тихо Игорёк, − проворковала она, когда я, спросонья, начал возмущаться такому бесцеремонному обращению. – Вставай, милый, я тебе что-то покажу!

− А подождать это не может? – поинтересовался у своей девушки, со всей возможной деликатностью, на которую был способен в сложившейся ситуации.

− Нет, не может. Пошли быстрее пока все спят! – громким шепотом ответила та, понукая меня пошевеливаться, нервными движениями руки.

Как мог быстро выбрался из спальника и натянул одежду, под нетерпеливо-влюбленным взглядом.

− Куда идем? Что смотреть будем? – без особого энтузиазма осведомился я, когда мы покинули пределы лагеря.

− Тебе понравиться! – в радостном предвкушении пообещала она.

Скорее всего, слишком ранний час тому виной, но её обещание воспринял до крайности критически. Ну что такого особенного здесь можно увидеть? Еще одну арку? Укрытие? Следы? Клочки шерсти, которыми бредили наши учёные? Так это всё не ко мне. Лицезрение очередного "маркера", можно было прекрасно отложить, и на более подходящее время, допустим, после завтрака. Может хоть место красивое? С хорошим видом.

"Эх, жаль, что камеру не взял! А так бы, пофотографировал свою кралю, на фоне диких красот – Галочка на симках выходила замечательно!" − думал я, просыпаюсь с каждым шагом. Особенно учитывая, что передо мной маячила такая "картинка" − энергично шагающая, красивая девушка, в облегающих бедра штанах.

"Видами", похоже, любоваться будем в другой раз! Тропинка, круто забиравшаяся по склону, привела нас к небольшой пещере − ну, точно укрытие йети.

− И что я тут должен увидеть? – резюмировал с сарказмом.

− Смотри, какая лежаночка... − заговорщически произнесла Галина, указывая на большую кучу сухого папоротника, набросанного в дальнем конце пещеры.

− И что?

− А ты ляг и попробуй... сладострастно произнесла она, сверкая глазами и расстёгивая верхнюю пуговку на рубашке.

− Ах вот оно как? – прогулка приобретала смысл. – Ну, это ж совсем другое дело!

Подхватил на руки её гибкое тело. Сильные, но нежные руки любимой обвили мою шею, а сладкие губы, запечатлели на моих губах, бесконечно долгий, огненно-страстный поцелуй. Я отнес её к этому дикому ложу! От запаха молодого тела, смешанного с пряным ароматом сухой травы и первозданной остротой влажной земли и камня, кружилась голова, а сознание вытворяло разные непонятные штуки. Моя плоть словно горела внутренним огнем, что неудержимым потоком разносился по венам, и с каждым ударом сердца выбрасывался в артерии. Поле зрение сузилось, и всё что я видел, так это только, мою милую – под гладкой кожей которой перекатывалась упругие мышцы, высокая грудь, взымалась при каждом вздохе, дразня темными маковками. Не задумываясь более ни о чем, ласкал её тело, покрывая поцелуями, и принимал ответные ласки. Нежно и не торопясь проник в сокровенные глубины, юного тела, не знавшего мужчины до меня. Моя девочка коротко вскрикнула, но не позволила остановиться. Я наращивал темп, подгоняемый хриплыми стонами, что вырывались из её горла и адреналиновым пожаром, пылающим в моей крови. В момент наивысшего наслаждения, она изогнулась всем телом и с силой впилась зубами в мое плечо. Неудержимая, огромной силы волна, острейшего наслаждения, расцвеченного чудовищной болью, в каждой клеточке моего тела затопила сознание. И пришла темнота!

Темнота и все болит.

Стал себя ощупывать – тут и там прикосновения отзывались, то острой вспышкой, то тупым нытьем. На голове большая шишка и, ощутимая припухлость гематомы, на лице. Множество ссадин на голом теле.

Это уже интересно! Куда делась одежда? Ладно, Бог с ней с одеждой – надо для начала сориентироваться!

Впрочем, не так уж и темно – повертев головой и сфокусировав, наконец, взгляд смог определить, что тусклый свет льется из крошечного окошка какой-то малюсенькой избушки. А сам я валяюсь на грубо сколоченном топчане, у дальней от окна стены. Еще один топчан, стол, несколько полок, дверь. Дверь!

Превозмогая боль во всём теле, доковылял до двери, подергал – заперто. Похоже снаружи. Тяжело опустился на ящик, что располагался рядом с косяком, обдумывая сложившееся положение.

Неожиданно с той стороны раздался до боли знакомый голос Лешака:

− Игорёха? Очухался никак? Добре!

− Лешак, ты ли это? – я бросился к окну в надежде рассмотреть, что происходит снаружи. Кроме деревьев в маленькой квадратной рамке разглядеть ничего не удалось.

− Я, это я. Кому же ещё быть-то? – вопрос прозвучал риторически.

− Лешак, родненький, выпусти. Меня тут кто-то запер.

− Так я и запер. Не помнишь, поди? В первый раз оно завсегда так. Ни удержу, не памяти!

− В какой первый раз? – слова аборигена, тонкой ниточкой, потянули из подсознания какие-то смутные образы.

− Ну, когда, не незнаючи, в первый раз "перекидываешься", завсегда вспомнить не можешь! Разум-то тогда не человеческий, а звериный, как бы.

Звериный! Слово, как вспышка молнии, озарило ландшафт моего Эго. Оттуда "полезли" лохматые монстры, одним из которых был я.

С абсолютно явственностью ощущал, что габариты моего тела, значительно превышают теперешние, и что всё оно покрыто длинной и жесткой шерстью, а гортань изменилась и более не способна на членораздельную речь. Чудище, бывшее мной, продиралось по лесу, в неуёмном желании бежать, куда глаза глядят. Хотя нет, так было только в начале – дикий зверь, в глубинах моего "Я" пробудился, разбуженный чем-то, но именно чем вспомнить пока не мог. И вот, в начале, дикий зверь, действительно, просто бежал, наслаждаясь безграничной свободой, что дарила нетронутая тайга, но потом, откуда ни возьмись, объявился преследователь, – такая же громадная тварь, густо покрытая черной шерстью. Двигаясь, с куда большим проворством он (да, именно, ОН) неуклонно нагонял меня, и в конце концов, совершив резкий рывок, сбил с ног и повалив на землю. Посыпались удары, отразить которые, мне явно не хватало опыта и скорости, наносимые торцом или ребром громадных ладоней, снабженных когтями, что в следующий после удара момент, рвали мою плоть. Считанные секунды, и в голову прилетела особенна сильная оплеуха, погрузившая дикого зверя в забытьё.