Текст книги "Алгоритм (СИ)"

Автор книги: Аноним Лохматый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

"Предатель!" – хотел крикнуть Раймонд в лицо подонку, но пережеванный кляп окончательно перекрыл горло.

– А теперь, уважаемый профессор, прочувствуй до мозга костей талант бестолкового ученика.

Куски мяса падали в таз, напоминая запаренных моллюсков.

– Тебе повезло, дорогой профессор. Ты скоро сам поймешь, как тебе повезло, – приговаривал мучитель.

Дрель несносно гудела, вибрируя в руках садиста, брызги крови стекали с оргстекла маски.

– Обычно мы не церемонимся с пациентами. Расплавленный теплопласт под давлением мгновенно спекается с живой тканью. Методика изготовления пластиронов проста. Пара минут – и штампованные конечности готовы. Но ты, профессор, не потеряешь ни одного нервного узла. Даже пульпы зубов я не трону. Твой разум останется неизменным, как в пору моего безумного восхищения перед гением века. Пусть кумир пройдет круги ада и возродится верным слугой.

Безжалостный скальпель отсекал мышцы, а пасть контейнера поглощала кровавые куски, как ненасытный зверь.

– Боль обращения не ритуал, а необходимость.

Содранная кожа застряла между створок контейнера, напоминая сброшенный водолазный костюм, измазанный кровью.

– Не обижайся. Зато я сохраню твой мозг. Он пригодится новому проекту. Пробовал скачать твою память – не смог. Но скоро она заиграет на моих мониторах в виде двоичного кода. Ты же помнишь, профессор, что я буксую в некоторых вещах. Но мы исправим ошибку.

Резиновый кляп, всаженный в оскал, разорвав челюсть, перекрыл трахею.

– Раз уж ты отказался сотрудничать, извини, будет больно, – бормотал Дадабур, врезая в костяшки пальцев титановые пружины.

Напоследок хирург пропитал остов бывшего учителя дезраствором:

– А теперь можешь отдохнуть. Обсохни. Станешь не только бессмертным, но и красавцем.

Два служителя подхватили контейнер и вынесли на внутренний двор. Оттуда послышался визг церберов, неподеливших добычу.

Раймонд потерял сознание.

Очнулся он от странной музыки. Поморщился.

Звуки пронзали виски, позвонки содрогались от чередования чудовищных нот.

Он снова увидел мучителя.

Дадабур ковырялся титановой стамеской в воспаленных коленных чашечках и приговаривал:

– Голова и ноги всегда антагонисты, они требуют особого подхода. Ты жив – вот и радуйся. Кем станешь – тебя не касается. И не думай, что я изверг. Эту боль ты всегда носил в себе.

"Дадабур, чертов выскочка, оставь меня в покое", – хотел крикнуть Раймонд, зубы заскрипели от кляпа. Хрустнула и переломилась челюстная кость.

– Челюсть несовершенна, придется еще разок ее помучить, – сказал Дадабур, разглядывая оскал Раймонда сквозь лупу.

– Психика человека проста и неразнообразна. Узнать, каин ты или авель помогут тайные пристрастия. Любишь музыку – значит ты в душе садист, знаток страданий и шелеста мертвых губ. Композитору, как живодеру, даже в плеске прибоя чудится музыка плача. А художники – дети Авеля, жизнерадостные чревоугодники и беспробудные пьяницы. Бес-по-лез-нейшие, скажу тебе, существа. Они рабы сладострастия. С разумом летящих на радугу мотыльков. Плебеи всегда спешат к корыту. Каждый художник в душе мазохист. Но мир отныне принадлежит не им. Звукоряд волчьего воя прост, зато при первых его звуках – мир на коленях.

Дадабур пронзил сверлом вторую коленную чашечку.

– Ты не музыкант, но и не художник. Так кто же ты? Молчаливый отшельник, погруженный в себя математик, шизоид, способный создать Вселенную с нуля. Ты гений. А гении – самые черствые, бездушные и неподкупные существа. Как ты, профессор. Ты глух к сентиментальным историям. Ты даже не вздрогнул от исповеди одного плюгавенького студента, которому щедро отвешивали люлей однокурсники. Да. Ты изгнал несчастного из проекта за пустяковую дозу, которой он пытался залатать некоторые комплексы. А человеческие комплексы способны разрушить мир. Обиженные детки мечтают поставить человечество на колени. Ты не вник в исповедь изгнанного студента. Так послушай теперь музыку настоящего композитора.

Пока Раймонд "подсыхал", по выражению Дадабура, мучитель ковырялся в его носоглотке.

– Исправлю дыхалку. Полипы такому психу, как ты, не нужны.

Наконец, Раймонд избавился от разговорчивой крысы с дрелью в руках. Барокамера загрузилась в лифт и под скрежет лебедок поднялась на второй ярус. Здесь будущие пластироны проходили этап орошения.

Едкий нашатырный диэлектрик умертвил последнюю живую плоть.

Этот этап Раймонду показался раем. Тишина и одиночество, которые он никогда не ценил, показались блаженством. Лишь на несколько дней он вернулся к боли, когда началось вживление в позвонки внутриклеточных биогенераторов.

После этого его надолго погрузили в темноту.

Он не хотел выходить из нее. Наслаждался отсутствием каких-либо желаний. Но вдруг услышал далекий детский крик – и очнулся.

Ана.

Ее крик донесся из закоулков памяти.

– Не уходи!

Хрупкая фигурка пятилетней девчушки тянула из темноты к нему тонкие руки, губы кривились в плаче.

Мрак не поглотил ее светлую тень.

Разум начал восстанавливаться, словно в опустевшем многоэтажном здании кто-то постепенно включал свет. Все ярче становилось в мертвом доме, все меньше оставалось вопросов и теней.

И наконец!

Раймонд приказал – и шевельнулись пальцы.

Он потребовал – и тело выгнулось дугой внутри саркофага. По крышке побежали трещины, раздался хруст, посыпались осколки.

Он встал.

Прибежала стража, бунтующее тело снова погрузили в расплав.

Циклы возрождения возобновлялись до бесконечности. Сознание металось по виражам забвения, пытаясь разворошить пепелище. Разум сходил с ума в комнате разбитых зеркал. Раймонд так и не сумел собрать ни одного лица из миллионов кружащихся сверкающих осколков.

Зато он осознавал и фиксировал в памяти этапы медленного воскрешения: агония, асфикция, борьба клеток за кислород, коллапс, судороги, тишина, и наконец, пробуждение, восторженность первого взгляда и первых шагов по чужой земле.

Раймонд вырвался из камеры забвения, чудом сбросил вериги шантажа.

Он вспомнил Мирисабеллу и крошку Ану, прижатую к ее груди.

Родные лица возникли в памяти не вдруг. Их образы восстанавливались мучительно и долго. Сначала из темноты проявились внимательные глаза Мирисабеллы, ее зовущие губы и руки, доверчиво лежащие на его плечах.

Потом ее лицо заменили веселые глаза девочки, летящей из его рук к потолку.

Он вспомнил нору, вырытую среди развалин, и больную, иссохшую Мирисабеллу, на груде грязного белья.

Он ушел за лекарством, но вернуться не смог.

Был ли он все еще человеком?

Среди живых Раймонд уже не числился.

-9-

Ана осталась одна в холодном вестибюле.

Над ней нависли дуги лестничных пролетов, по которым не хотелось подниматься. Застывшие струи фонтана из жидкого золота доводили разум до тошноты, зеркальные плиты опрокидывали мир вверх ногами, стеклянная роса на пластиковых лепестках покрылась пылью.

Послышались шаги. Сверху кто-то спускался.

Это был страж – индексатор. Он поднял конечность со сканером, синяя волна пробежала по фигуре девушки.

Она услышала металлический голос:

– Вы отсканированы и проиндексированы. Получите чип.

Вакулятор впрыснул под затылок электронную каплю.

– Можете быть свободной, проиндексированная личность.

Появился еще один страж с ажурным передником на поясе и кокетливой пилоткой на голове.

– Пройдите за мной, проиндексированная личность.

Ана пошла по лестнице, разглядывая золоченую лепнину стен.

Страж остановился возле входа в просторный будуар.

– Приготовьтесь. У вас ровно восемнадцать минут. Когда нажмете на кнопку вызова, я отведу вас на арену.

– Но...

– Через восемнадцать минут я приду за вами.

– Проиндексированная личность, следуйте за мной!

Ана, облаченная в плотно облегающий костюм, щелкнула последней пряжкой на бедре. Натянула ремешки на запястьях, встряхнула кисти рук и слегка ослабила зажимы.

"Спокойно, – приказала она себе. – Ничего не изменилось. Все, как всегда. Ничего страшного не происходит. Тебя здесь никто не боится. Значит, и тебе некого опасаться".

У самой сцены страж протянул ей крюк, и она зафиксировала кляп на спине.

– Ну, все, лечу!

Она подняла руки над головой. Заскрипела лебедка, трос натянулся, и девушка с факелами в руках взлетела под купол.

Во время представления она никогда не смотрела на публику, потому что приходилось следить за фаерами. В любой момент они могли погаснуть, следовало постоянно менять радугу ореола.

Настроение зрителей она угадывала по дружному стону или восторженным свистам. В этот раз головокружительные кульбиты внутри огненных колец никто не встретил ни вздохом, ни криком.

Она огляделась, поневоле залюбовавшись убранством арены и мраморными ангелами, слетающими с купольной сферы вниз.

Обилие света немного ее огорчило. Яркие бра и люстры снижали эффект, производимый настоящим костром, разведенным в центре арены.

Языки пламени тянулись высоко вверх, и Ана, описывая круги по краю горячего потока, испугалась на миг, что гремучие смеси могут воспламениться.

Она посмотрела вниз и увидела Его.

Дьявол утонул в кожаном просторном кресле, задрав ноги на кривоногий столик, стоящий перед ним. Его пальцы медленно поглаживали трубку кальяна. Внутри лазуритовой колбы пенились пузыри. На брюхе кальяна восседали, обхватив его ногами, хвостатые чудовища. Они окунали раздутые бычьи ноздри внутрь раструба, и бодали рогами стекло.

У ног дьявола разлеглись четыре цербера, лениво следящие за происходящим. Глаза из-под нахмуренных лбов вспыхивали, как догорающая зола.

Тиран, откинувшись на спинку кресла, смотрел на танцовщицу.

Сердце Аны заколотилось. Псы, почуяв опасность, вскочили, вытянув морды вверх. Дьявол прищурился, словно страдал близорукостью.

С виду он казался человеком чрезмерно озабоченным собственной внешностью. Сквозь истертую кожу выпирали ошметки сквашенного пластика. Ана подумала: "Никто не посоветовал ему убрать второй подбородок. Его боятся. Он одинок, но уверен, что это норма".

Вокруг дьявола стояли стражи, все в одинаковых шлемах и с огнеметами в клешнях. Под масками – пустота. На этих пластиронах конструктор сэкономил. Лица просто срезали и оснастили выемку индикаторами.

Отец заметно отличался на фоне обычных стражей. У него сохранились настоящие глаза и нижняя челюсть. Но человеком он уже не был.

"Вперед, крошка, вся надежда на тебя", – с этими словами он спокойно вручил дочурке склянку с керосином.

Ана улыбнулась, вспомнив инструкцию:

"Задача проста и безопасна. Нужно устроить немного шума. Хлопок взрыва потушит факелы и костер внизу. А сумасшедший фейерверк в другом крыле отвлечет стражу от охраны монстра. После этого девочке следует немедленно исчезнуть".

Этот план Ана помнила назубок. Но захочется ли ей исчезнуть, когда начнется самое интересное, никто не спросил.

Пошел последний круг, музыка смолкла.

Первая секунда...

Вторая...

Третья...

Четвертая...

Пятая!

Ана кинула в правый сегмент арены фосфорный воспламенитель, а в левый – склянку с нитро. Раздался резкий хлопок, свет погас. Едкий дым заполнил горло.

Внизу поднялась паника. Взвыла сирена, вспыхнули аварийные лампы на шлемах пластиронов.

Взвыл черный дог, катаясь по ковру и лапами протирая морду.

Другие псы, кусая клубы дыма, нехотя отступали к выходу. Но он был запер. Началась дикая суматоха.

Пора.

Ана тронула рычаг, чтобы спуститься вниз, но лебедку заело.

Танцовщица беспомощно повисла под куполом, напрасно дергая за аварийный шнур.

А густые клубы дыма уже поднимались к куполу.

Дым и темнота. Резь в глазах.

Пожар разгорался.

В потолке с запозданием включился противопожарный душ. В распахнутое окно хлынула пена, ворвались морозные хлопья.

В глубине дворца раздалась стрельба, лучи лазеров зашипели, оплавляя позолоту стен.

Пластироны способны обнаружить цель в абсолютной темноте, их датчики безотказны, лазеры бьют строго по цели, но из-за скученности они стражи резали друг друга.

Один из них упал, крутясь на обрубке ноги, и сварочный луч, встроенный в предплечье, повалил на арену всю команду. Пластироны бросились добивать свихнувшегося бойца.

Луч лазера полоснул по канату, на котором висела Ана. Стальные жилы сразу оплавились и разъединились, загнувшись, как судорожные лапки насекомого.

– Вот что значит висеть на волоске от смерти. Вернее, на трех волосках от своего позора. Я не выполнила задание.

-10-

Во всех уголках дворца раздавалась пальба, дым ел глаза, но в ложе хозяина было чисто и спокойно.

Сквозь пуленепробиваемое стекло Дадабур наблюдал за происходящим. Он не удивился появлению Раймонда

– А, явился? Но я не звал тебя, – хозяин присосался к мундштуку, прикрыв глаза.

Он не опасался такого ничтожества, как Раймонд.

– Пришел защитить хозяина от огня и дыма? Пожалуй, ты поступил правильно. Только странно, что в этот раз ты действуешь по уму, а не по программе. Взгляни на стражей. Они как всегда неподвижны. Их долг – алгоритм подчинения. Один ты явился на помощь хозяину. А почему?

Раймонд стоял перед Дадабуром, смиренно опустив глаза и теребя в руках плетку для порки женщин. Он, как обычно, притворился идиотом. Этому трюку хозяин всегда верил.

– Молчишь? – Дадабур затянулся из трубки и зажмурился от удовольствия.

Псы, лежащие у ног, с рычанием обнажили клыки.

Дадабур сказал:

– Посмотри на собак. Они чувствуют агрессию Возможно, они о чем-то догадались?

Дадабур потрепал черного дога по загривку.

– Верный Чон сказал на собачьем языке: "Хозяин оставил Раймонду толику разума, но до сих пор не догадался, что кретин снова стал человеком".

Раймонд насторожился.

– Хватит играть. Давай поговорим начистоту, – Дадабур пристально поглядел в глаза стража. – Именно, поговорим. Я же знаю, ты воспринимаешь речь не так, как остальные пластироны. Я вижу, что ты сумел пробудить сознание. Хотя сам ли ты сделал это? Не я ли позволил ради нашего общего эксперимента?

Раймонд поднял голову.

– Вот так-то лучше, – сказал Дадабур. – Я долго наблюдал за тобой, играл, как мышкой, ждал прокола. Поверь, я знаю все о твоих планах. И даже о сегодняшнем задуманном покушении.

Раймонд не шелохнулся, но Дадбур заметил, как резко зашкалило движок индикатора на щитовидке.

– Твой разум под контролем, свобода условна, – Дадабур усмехнулся

– Для чего я нужен тебе? – спросил Раймонд.

– Ну, наконец, заговорил. Отвечу: без тебя я долго не продержусь. Есть нечто, контролирующее мои успехи. Я не на самом верху.

– Кто контролирует тебя?

– Ты любопытен. Знаю, тебе не терпится узнать, как неудачник стал идолом хомячков? Кто усадил меня на трон? Объясню, как все произошло. Путь наверх прост. Достаточно сменить зажиревшую крысу на ее программный аналог. Мой одряхлевший предшественник вознамерился стать бессмертным и лег под мой нож. На стадии гамма-прессования он исчез. Сбой в программе превратил дьявола в лужу металлопласта. Система включила режим поиска, проанализировала варианты и заменила первое лицо на подходящее. Им оказался я. Почему я? Потому что находился ближе всех к расплавленной луже. Вот и все. Таков мой путь наверх.

– Не ты – а некая Система создала наложниц и догов, лежащих у ног? Ты в стороне?

– Не я твой враг, Раймонд, а система. Она создана не психопатом Дадабуром и не его предшественниками. Система страха зародилась много тысячелетий назад. Кем? Сама собой. Хомячки, агрессивны, потому что полны страха, но и послушны тоже по причине страха. Это главный движок разумного мира.

– Ты хочешь заменить алгоритм страха на что-то иное?

– Без страха нет власти. Без власти – я труп, сам понимаешь.

– Ты хочешь присвоить алгоритм и заменить систему собой?

– Мы должны обмануть систему. Подчинить ее воле человека

– Твоей воле?

–Уничтожив разнообразие, Система отрезала главную ветвь эволюции. Дальше – тупик. Не правда ли, странно, что за тысячи лет физиология человека совершенно не изменилась. Это потому что дальнейшее усовершенствование приматов не запланировано. Пойми, не ядерное недоразумение, а страх спалил человеческий мир.

– Как ты собираешься разрушить систему?

– Мне нужен твой молодой мозг, профессор.

– Молодой? Ты шутишь?

Поискав глазами под куполом фигурку девочки в сверкающем трико, дьявол подмигнул:

– Твоя дочь?

Раймонд вздрогнул. Дадабур перехватил напряженный взгляд.

– Знаю. Гордишься. Твои гены. Знаю и то, для чего ее сюда притащил. Ты глуп, Раймонд. Пытался девчонку подсунуть в мою постель? Я ее, разумеется, с удовольствием насажу, но главное – мозг. Вот что мне нужно. Молодой, растущий, пытливый мозг станет главным реликтом. Я извлеку из него гены гениальности, твои гены, Раймонд, и ты мне в этом помо...

Он не договорил.