Текст книги "Хенрик-Уршула"

Автор книги: Аноним Лера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

***

Сон не шел. Уже давно вернулась Марго – я слышала, как Януш провожал ее до двери и желал спокойной ночи, и часы в конце коридора отбили полночь – тяжелые мысли ворочались, будто змеи в моей голове. Вопрос, кто же со мной так обошелся, не давал мне покоя, хотя я уже давала сама себе слово, что думать об это не буду. Подозревать кого-то всегда неприятно. Вдвойне неприятно потом обнаружить, что ты ошибался. Или не ошибался. Рассеянность моя так и не прошла – пока по крайне мере, и чтобы сосредоточиться на чем-то важном, мне требовалось приложить изрядное количество сил. Маришка – светлый ребенок, – говорила, что мне это только на пользу, потому что я стала улыбаться намного больше. А что еще делать, когда не понимаешь, в какую сторону несет тебя жизнь, и чем это все закончится! Только улыбаться. К тому же Маришка говорит, что все будет хорошо, а я ей верю.... Очень хочется верить хоть кому-то, а Маришке верить легко, она очень уверенно говорит....

Какой-то звук из коридора заставил меня встрепенуться – очень уж он был неожиданным. Хлопнула дверь, ведущая на второй этаж. Потом – на наш, третий этаж. Я настороженно села и подхватила капор, стянула волосы в узел. Кто-то медленно и тяжело ступал по коридору, и я уже задумалась о том, чтобы дернуть за шнур, вызвав кого-нибудь из слуг, как меня озарила догадка – должно быть, вернулся пан Хенрик. Я с облегчением вздохнула и стала прислушиваться – точно, это его шаги, но какие-то странные, обычно он ходит гораздо быстрее, и легче.... И не один он там, с ним еще кто-то.

Я на цыпочках подбежала к своей двери и стала прислушиваться.

– Пан, я пошлю за доктором! – яростно прошипел кто-то.

– Умолкни, – попросил пан Хенрик сдавленным голосом. – Разбудишь Агнешку и Уршулу. Принеси воды и бинты, промыть царапины хватит...

Я решительно распахнула дверь и почти нос к носу оказалась с паном Хенриком и каким-то незнакомым молодым паном.

– Доброй ночи, – растерялась я собственным действиям.

– Доброй ночи, панна Уршула, – меланхолично отозвался пан Хенрик, прислоняясь к стенке. Его спутник молча кивнул, а я обратила внимание на внешний вид пана Хенрика.

– Так, – решительно взяла я в руки ситуацию. – Вы, пан принесите воду и чистые тряпки. Быстро. А вы, пан Хенрик, пожалуйте в свою комнату.

– Вы...

– Я умею, – рыкнула я на парня, и того сдуло. Пан Хенрик усмехнулся и открыл дверь в свою комнату.

– Вы руку можете поднять? – поинтересовалась я, зажигая боковые лампы. Он остановился возле стола, тяжело дыша. Весь его правый бок был в крови, и на спине тоже было крови достаточно.

– Могу.

– Нет, пожалуй, не надо, – решила я и осторожно стала освобождать пана Хенрика от одежды.

– Что вы делаете? – изумился он, когда я кинула на пол его жилет и взялась за пуговицы рубашки.

– А на что это похоже, – проворчала я, стягивая со здоровой руки рукав. – Второй я разрежу, пан Хенрик, не обессудьте.

– Я вполне могу снять сам...

– Не можете, – отрезала я и взяла со стола ножницы. Через две минуты я смогла полюбоваться на исполосованное тело – неглубокие, но длинные порезы щедро сочились кровью. – Лучше бы вам сесть, пан Хенрик, – подумалось мне вслух, и я осторожно подтолкнула его к столу. – На столешницу. Так мне будет удобнее промывать это все. Где ваш помощник провалился, – прошипела я недовольно. Пан Хенрик странно усмехнулся и прерывисто вздохнул. Я жалостливо поморщилась и тоже вздохнула.

– Мой помощник справится сам, панна Уршула, а вам лучше бы пойти к себе. – Отводя глаза, сказал пан Хенрик.

– Чтобы этот молодой человек пропустил какую-нибудь рану, и началось воспаление?! – возмутилась я шепотом.

– Да нет у меня ран, – пан Хенрик негромко засмеялся и тут же болезненно поморщился. – Царапины эти и сами заживут, уж поверьте.

– Я вижу, опыт у вас есть, – у меня голос даже сел, когда я, наконец, рассмотрела старые полосы таких же шрамов – белые совсем старые, и посвежее. Я проследила пальцами один самый длинный – от ключицы наискосок через всю грудь, до правого нижнего ребра. Пан Хенрик перехватил мои пальцы и сжал их, я вскинула глаза, собираясь сказать неизвестно что, но тут явился наконец этот молодой пан, которого мы отправляли за водой.

– Я все принес, хозяин, – он бухнул на столешницу тазик с водой и рядом же вывалил моток бинта.

– Сташек, ты же справишься, – утвердительно спросил пан Хенрик, а я не стала дожидаться, пока меня начнут выставлять, и взялась за дело.

– Сташек, налейте пану Хенрику бренди, – велела я, заходя со спины. Там протянулся самый длинный и глубокий порез. – Будет ему анестезия. А мне налейте в миску – будет пану Хенрику дезинфекция.

– Универсальная вещь бренди, – согласился пан Хенрик, опрокидывая стакан, а я мысленно с ним от души согласилась.

Двенадцать порезов. Все длинные, нанесены одним и тем же ножом, как мне показалось. А еще у него сбиты костяшки пальцев – я хотела тоже промыть, но едва я взяла его ладонь в руку, он мягко освободился, и сказал, что это лишнее. За все время он не проронил ни звука – только спина и грудь покрылись капельками пота, и по виску капля катилась. Я чуть было не предложила ему не стесняться, а стонать или кричать, но глянула в его спокойное лицо и прикусила язык.

– Как будто, все, – с сомнением сказала я, рассматривая свою работу. – Сташек, будьте так любезны, найдите вот что... – Я достала чистый лист бумаги со стола, перьевую ручку и стала быстро писать. – Часть есть на кухне, но остальное есть в аптеке. До утра, конечно, не очень скоро, но...

– Аптекарь и не пискнет, – заверил меня Сташек, бережно убирая бумагу за пазуху и преданно таращась на пана Хенрика. Тот тяжко вздохнул и слегка махнул здоровой рукой.

– Ну что вы еще придумали, – тихо спросил он, когда Сташек вылетел за дверь. Я пожала плечами и сложила грязные бинты и тряпки в одну кучу. Подумав, добавила к куче рубашку и жилет.

– Как вы себя чувствуете? – глупо спросила я, поднимая, наконец, глаза. Пан Хенрик слегка улыбнулся и окинул себя красноречивым взглядом.

– Знаете, панна Уршула, я как выгляжу... так себя и чувствую! Ну, может, немного получше за счет бренди.

– И как вас так угораздило, – покачала я головой, не особо рассчитывая на ответ.

– Я подтверждал свое право в Круге, – пожал он здоровым плечом и потянулся к графину, но я была начеку, и графин забрала очень решительно – по моему мнению, бренди и так был перебор!

– Пан Хенрик, бренди достаточно, – твердо сказала я, отставляя графин на тумбу.

– Отчего вы меня все время зовете паном, – вздохнул он, и облизнул запекшиеся губы. – Я же сазу вам сказал – зовите Хенриком.

– Вы же зовете меня панной Уршулой, – резонно ответила я.

– Я от уважения, – хмыкнул он.

– А я от страха, – пожала я плечами.

– Ну, знаете, – после паузы сказал пан Хенрик. – Это даже немного оскорбительно.

– Простите, – прошептала я. – Я совершенно не хотела вас обидеть, пан Хенрик.

– Ох, добрые и злые боги, сдается мне, теперь вы еще больше будете бояться, правда не могу ума приложить, чего.

– Я все достал! – радостно объявил Сташек, вваливаясь в комнату.

– Отлично, теперь достаньте мне маленькую горелку, мы с вами сделаем целебную мазь для пана Хенрика! – сказать, что я была рада его появлению – значит не сказать ничего.

***

За завтраком я была задумчива, а Маришка как обычно – проницательна сверх меры.

– Панна Уршула, что случилось? – без долгих экивоков спросила она, отставляя в сторону кофейник.

– Ничего, Мариша, ничего, – спохватилась я и положила ложку, которую уже минут пять рутила в руках без особой пользы.

– Панна Уршула, – укоризненно повторила Маришка, и я сдалась.

– Твой дядя, пан Хенрик, вернулся сегодня ночью. Я уснуть никак не могла, и потому услышала, как они со Сташеком возвращаются.

– Так, – кивнула Маришка и налила нам свежего кофе.

– И мне показалось странным все, и я выглянула в коридор, – созналась я, испытывая некоторую маету – мой поступок при свете дня казался теперь безрассудным, глупым и неуместным.

– Я бы тоже вышла посмотреть, что случилось, если бы услышала, – кивнула Марго, намазывая два тоста джемом.

– И выяснилось, что пан Хенрик с кем-то... дрался. На ножах. – Закончила я, с опаской всматриваясь в лицо Маришки.

– Ого, – на миг прекратила она жевать.

– Ого? – растерянно переспросила я.

– В смысле, как он?

– Ннеплохо, – растерялась я еще больше. – Я обработала все порезы, и мазь мы со Сташеком сварили, поэтому...

– Ну, если ваша мазь не поможет, тогда я не знаю, чем ему вообще можно помочь, – с великолепной убежденностью заявила Маришка, и я заподозрила, что она издевается.

– Мариша, – сердито одернула я ее.

– Простите, панна, – хихикнула она совершенно несерьезно. – Мне приятно, что вы так побеспокоились о моем дяде.

– Мариша!

– Извините. – Она все-таки, прыснула.

– Мне показалось, что он не намерен обращаться ни в полицию, ни к доктору, – поделилась я сомнениями.

– Ну, в полицию он не пойдет – это точно, – согласилась Мариша, пряча личико за кружкой кофе.

– Но если...

– Панна Уршула. ВЫ, должно быть, плохо поняли, – тихо сказала Маришка, отводя глаза. – Мой дядя – он Король. Король Треф.

– Это... что-то значит? – осторожно уточнила я, начиная подозревать, что мне сейчас откроется какая-то семейная тайна.

– Это значит, что он глава Дома Длинных Ножей, – пожала одним плечом Маришка.

– Прости меня, милая, а чем занимается Дом Длинных Ножей? – решилась я уточнить, когда девушка замолчала.

– В основном – это наемники. Некоторые промышляют запретными товарами. Воры.

– То есть...

– То есть, это преступный мир, панна Уршула, – твердо и спокойно сказала Марго и отставила кружку в сторону. – Мы в Нижнем городе, а добропорядочных граждан тут вообще мало.

– А в Верхнем? – уточнила я.

– В Верхнем живут те, кто успешно притворяется добропорядочным, – хмыкнула девушка. – Зологрельск дивное место, панна Уршула. С одной стороны Запретные горы, с другой стороны – Болото. Богом забытое место, в котором люди живут по своим законам.

– Неудивительно, что я так и не смогла вспомнить название того города, – подытожила я полностью удовлетворенная.

– Ох, панна Уршула, – вздохнула Маришка. – Вы как себя чувствуете?

– Хорошо, – подумав, ответила я. – И танцевать хочу.

– Это прекрасно, – улыбнулась Маришка. – Значит, совсем скоро придете в себя.

– Мне кажется, я давно в себя пришла, – засмеялась я, но Маришка только головой покачала.

– Вы не обижайтесь, панна... Но со стороны кажется, будто вам тем самым откатом – мозги отшибло, – выпалила Маришка, и я захохотала – не выдержала.

– Ну отчего же?

– Я вам только что сказала, что моя семья состоит из преступников, а вы говорите о том, что не могли вспомнить названия города, – вполне резонно ответила она, и я невольно задумалась.

– Знаешь, – трудно начала я. – Это от того, что я едва не умерла тогда. И то, что казалось важным – вдруг сделалось нелепицей. На самом деле я говорю о том, что меня беспокоит. Или радует. И не хочу думать о пустом. Меня должно ужаснуть, что я оказалась в... вертепе?

– Нууу... Наверное, полгода назад вас бы это ужаснуло, – осторожно сказала Маришка.

– Может быть, – не стала я спорить. – Но с тех пор прошло полгода. И я не хочу думать, что Януш, или Сташек – преступники. Я хочу думать о том, что Сташек посреди ночи поднял с кровати аптекаря, чтобы добыть нужную микстуру. А аптекарь от себя добавил еще один порошок – просто так, потому что пан Хенрик нездоров, а порошок – полезный в таком случае. Я не хочу думать, с кем и почему дрался твой дядя, я хочу думать о том, какой он сильный и ловкий. Я не хочу думать о том, что стало с его противником – я хочу думать о том, как будут заживать порезы на Хенрике. Я не хочу думать о том, как наши девочки проводят дни – хотя я вижу и замечаю и все эти синяки, и шепот их я тоже слышу. Я хочу думать о том, что моя наука сможет сделать их жизнь немного светлее. Добрее. Может статься, что это их шанс в жизни, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Мариша поджав губы. – Вот именно поэтому я за вас убью.

– Какая ты с утра кровожадная, – засмеялась я. – Хочешь проведать дядю?

– Надо, – согласилась она.

– Кстати, он мне сказал, что подтверждал свое право в Круге. Не могла бы ты объяснить, что это значит?

– Это значит, что он на ножах дрался с каким-то молодым дуралеем, решившим, что он сможет удержать целый Дом.

– Не сможет, да? – наивно спросила я, и Маришка только рукой махнула.

– Целая делегация, – хмыкнул пан Хенрик, когда мы просочились в комнату. По виду его нельзя было сказать, что он накануне дрался, потом вытерпел варварские манипуляции, выпил в одиночку почти графин бренди, и полночи не спал. Заговоренный он, что ли?!

– Как ты? – без особого сочувствия, но с интересом спросила Маришка, за что я наградила ее суровым взглядом.

– Нормально, – он слегка шевельнул плечом. – Милая моя делегация, а завтрак вы мне не организуете?

– Мариша, сходи, распорядись, – попросила я. – А я пока сменю повязку.

– Хорошо, – та выскользнула за дверь, а я склонила голову к плечу, рассматривая пана Хенрика.

– Вы позволите? – спросила я, видя, что он не собирается снимать рубашку.

– Думаете, за ночь произошли кардинальные перемены? – с сомнением спросил он, а я невольно улыбнулась.

– Не думаю. Но вон там и там на бинтах кровь. Стоит...

– Стоит дотерпеть до вечера, потому как к вечеру кровь проступит не только в двух местах.

– Как знаете, – пожала я плечами и только собралась уйти восвояси, как он неожиданно сказал:

– Спасибо.

– За что? – решила я все-таки уточнить.

– За все. За то, что не дали пропасть Агнешке. За то, не смотрите на всех пренебрежительно. За то, что учите всех этих девиц не только танцам, но и хорошим манерам. За то, что умеете вовремя отступить. За то, что не боитесь глупых условностей.

Я откровенно растерялась. Он стоял, опершись руками на стол, и широкие плечи под белой рубашкой перечеркивали черные ремни подтяжек, лицо было осунувшимся и строгим, и у меня от его взгляда вдруг во рту пересохло. Я облизнула губы и попыталась что-то сказать – не знаю что. К счастью, Маришка явилась с подносом, и я позорно сбежала, пробормотав что-то вежливо-бессмысленное.

***

Загоняв девушек до полного изнеможения, и саму себя до полной пустоты в голове, я приступила к тому, чего ждали все. Мы закончили ставить танец. Все движения были выучены, очередность и синхронность проблем больше не вызывали. Конечно, и танец был простенький, но, несмотря на это, должен был быть эффектным. Во всяком случае, я была довольна.

– Открытие, – поучала я, проходя по рядам, – это самое важное выступление в жизни... Здания, скажем так. – И вы должны понимать, что танец – это не просто движение тела. Это еще и движение души. Любую эмоцию можно сказать словами, можно жестом, а можно танцем. И вы должны проживать это, как бы трудно это не давалось. Понятно.

– Понятно, – шелестело по рядам. Наверное, я слишком строго говорила с ними последние несколько дней.

– И нам еще нужно примерить костюмы, девочки, – напомнила Маришка, вызвав большое оживление, что неудивительно.

Отпустив замученных девушек восвояси, мы с Маришкой, несмотря на усталость, сели додумывать очередную программу.

– Как минимум на неделю надо, – задумалась Мариша, кусая карандаш.

– Ты собралась выступать каждый день? – хмыкнула я, быстро разлиновывая листок.

– Почему нет, – Мариша заломила бровь.

– И то верно. Но подумай вот о чем...

– О чем?

– О своем голосе.

– А что с ним?

– Он очень хорош, – твердо заявила я. – А для нынешнего заведения – чересчур хорош.

– И что вы задумали, панна Уршула? – Мариша вперила в меня сияющий взгляд и сложила руки на груди.

– Я задумала сделать тебя звездой Нижнего горда, девочка моя, – серьезно сказала я. – И не думай сопротивляться.

***

– Добрый вечер, Сташек, – поздоровалась я, подходя к своей двери. Молодой человек подпирал стенку возле нее с видом донельзя унылым.

– Доброго вечера, панна Уршула, – ответил он.

– Ты что-то хотел? – осторожно спросила я, некстати вспоминая, что не далее как вчера предстала перед двумя мужчинами в виде более чем легкомысленном.

– Панна Уршула, хозяин не дается перевязать, – выпалил парень, а у меня от неожиданности ключи из рук выпал. – Словами всякими ругается. А у него, кажись, все бинты уже намокли...

– Думаешь, мне дастся? – усомнилась я, поднимая ключ и отпирая свою комнату.

– Вам дастся, – ухмыльнулся Сташек, но под моим строгим взглядом улыбка его увяла.

– Иди, приготовь два кувшина теплой воды и чистые тряпки. Не забудь бинты, и ту мазь, что я приготовила вчера. – Перечислила я, и, закрыв дверь, отправилась приводить себя в порядок. Закончила я в аккурат к тому моменту, как Сташек стал скрестись в дверь.

– И как это понимать? – возмутилась я. Пан Хенрик уже успел размотать верхний слой бинта, и по всему выходило, что успели мы как раз вовремя.

– Я решил, что не стоит вас обременять, – пояснил он, поднимая голову.

– Сташек, вы свободны, – отчеканила я и подернула рукава, чтобы не мешали. – Уберите руки.

Я осторожно смачивала бинты теплой водой – запекшаяся на них кровь красноречиво подсказывала, что нечего и пытаться отдирать так. Я пару раз вскидывала глаза, и тут же натыкалась на спокойный внимательный взгляд серых глаз. И в какой-то момент что-то мягко толкнуло в сердце, и то запнулось, а потом застучало вдвое быстрей, и пальцы задрожали, и, кажется, краска бросилась мне в лицо. Я опустила голову еще ниже, пытаясь совладать со своими эмоциями, но получалось из рук вон плохо. Теплый запах мужского тела, гладкая кожа под пальцами, слегка подрагивающие от моих прикосновений мышцы. Негромкое размеренное дыхание, которое щекотит мне волосы и ухо. Я облизнула пересохшие губы, бросила последний бинт на стол, и взялась было за кувшин с теплой водой, как вдруг погасло электричество.

– Ой, – вырвалось у меня невольно, когда я вместо кувшина наткнулась на твердый локоть.

– Объявление, – негромко напомнил пан Хенрик, и я мысленно чертыхнулась. И правда, на тумбе напротив здания второй день моталось объявление о том, что сегодня будут вестись профилактические работы. Вот поэтому не слышно негодующих возгласов со всех этажей. – Вы запаслись свечами, панна Уршула?

– Боюсь, что нет, – вздохнула я. – А вы, пан Хенрик?

– Вы так и будете меня звать паном, да? – в его голосе я отчетливо услышала улыбку и тоже улыбнулась. – В нижнем ящике стола свечи. Можете достать.

– Хорошо, – пробормотала я, на ощупь, двигаясь вдоль столешницы, и прислушиваясь. – А вы куда?

– Здесь у меня еще лампа была, – пробормотал он, что-то роняя. Я достала связку свечей и спохватилась:

– А спички?

– У меня есть, – ответил пан Хенрик, чиркая по коробку. Мигающий огонек выхватил на мгновение голое плечо, локоть и грудь с длинным кривым шрамом. Я двинулась вперед, и через пару минут мы зажгли первую свечу. – Интересно, куда запропастился подсвечник, – он повел вокруг свечой, и я перевела дух. Щеки у меня точно были алее мака – рассматривать полуголого пана Хенрика было на редкость приятным занятием.

– Подсвечник мы уволокли вниз, в зал, – повинилась я, отводя глаза и прищуриваясь на пламя свечи.

– Зачем? – изумился он, ставя свечу в один из стаканчиков, из которых он обычно пил бренди.

– Для антуража,– еще тише ответила я, и посчитала нужным извиниться, – простите, что не спросили вашего позволения... Хенрик.

– Ничего, – посмеиваясь, ответил он. – Для антуража не жалко... Уршула.

– Давайте, я закончу, пока вы окончательно не замерзли, – куда деть глаза и руки я решительно не знала, и теперь сама не знала, чего я больше хочу – убраться поскорее в свою комнату, или же пристроить голову на его плечо и провести губами по мощной жилистой шее.

– Я не замерз, – голос его сел, и от напряжения, висевшего в воздухе, можно было смело зажигать свечи. – Мне жарко.

Я осторожно коснулась его лба ладонью, и Хенрик прикрыл глаза, глубоко вдыхая.

– Кажется, у вас жар, – пробормотала я, убирая руку. – Вы позволите?

– Что?...– тихо спросил Хенрик, и мы, наконец, встретились глазами.

– Наклоните голову, – почти сердито попросила я, злясь и на себя, и на него. На себя – за то, что не хватает сил держать себя в руках, а главным образом на то, что не хочется этого делать, а хочется кинуться с головой в водоворот глупостей. На него – за то, что слишком хорошо держит себя в руках.

Тем временем, он послушно наклонился ко мне, не сводя немигающего взгляда с моих губ, и я на мгновение прижалась ими к гладкому горячему лбу.

– У вас жар. – Констатировала я, все-таки, смачивая несчастные тряпки в воде. – Сейчас я заново вас забинтую, дам лекарство, и вы ляжете в кровать.

– Я даже не знаю, вопрос это был, или предложение, – хмыкнул Хенрик, поворачиваясь так, чтобы мне было удобнее.

– Считайте, как хотите, – пробормотала я, и краем глаза заметила, что там, где его бока касаются мои волосы, кожа подрагивает, а сам Хенрик как будто даже немного вздрагивает. – Вы что, щекотки боитесь, – изумилась я, разгибаясь.

– У вас просто очень пушистые волосы, – проговорил он почти шепотом и медленно поднял руку. Я, как завороженная, смотрела в его лицо, пока он осторожно, я бы даже сказала, трепетно, заправил мне за ухо непослушную прядь волос. Пальцы его задержались на моей шее, под ухом, и медленно двинулись вниз, очерчивая мое лицо. Потом его рука безвольно упала, и я немедленно вернулась к прерванному занятию, скрывая горящее лицо и чувствуя, как сердце колотится в горле.

– Так не туго? – спросила я, затягивая бинт, чем невольно нарушила наше молчание.

– В самый раз, спасибо, – ответил он любезно.

– Рубашка, – я помогла ему продеть руки в рукава, и машинально поправила воротник. – Сейчас я смешаю микстуру, вы выпьете ее и немедленно ляжете. – Строго сказала я, сматывая все бинты и тряпки в один комок.

– А потом?

– А потом я дождусь, пока у вас спадет жар, и оставлю вместо себя Сташека. Он, скорее всего, дальше коридорного кресла не ушел. – Я разбавила порошок чистой водой и протянула Хенрику стакан. – Пейте.

– Спасибо.

– И ложитесь.

Он молча двинулся к неприметной двери, ведущей в его спальню. Я сложила тряпки в опустевший таз, и двинулась в соседнюю комнатку, где стояла раковина и на большом столе одиноко жались бритвенные принадлежности. Увидев опасную бритву, я ничуть не удивилась. Сложив все тряпки в корзину для белья, я отправила ее по желобу вниз, прачкам, потом ополоснула кувшин. Тщательно отмыв руки, я тихо прошла в спальню. Две свечи стояли на тумбе возле кровати, скупо освещая лицо Хенрика, подчеркивая возраст, выделяя усталые морщины. Короткий ежик волос серебрился сединой, хотя немного морщин и седина – это единственное, что выдавало его возраст. Крепкое жилистое тело излучало выносливость и силу матерого зверя, и было в этом что-то настолько притягательное, что я не удержалась. Наклонившись, я прижалась губами к сухим тонким губам, и на целое мгновение позволила себе все представить. Дыхание его ни на миг не сбилось, от чего я убедилась, что он спит крепким сном. Удостоверившись, что лекарство подействовало – лоб Хенрика был прохладным и влажным, я задула свечу, и, забрав вторую, на цыпочках ушла.

***

Утром я позволила себе выспаться. В конце концов, сегодня великий день, и к вечеру все должны быть в форме, а не зевать во весь рот. На втором этаже, судя по звукам, уже стоял дым коромыслом – самые сознательны, похоже, пришли репетировать перед первым в жизни выступлением. Хотя, может, это Маришка их согнала, она такая... Не торопясь проверять свои догадки, я решила сначала проверить, нет ли снова жара у пана Хенрика. Мысленно хмыкнув, я с довольно глупой улыбкой вспомнила минувший вечер – тяжело вздохнула и без особой нужды поправила камею, скреплявшую ворот блузки.

Я вышла из своей комнаты и теперь медленно шла по коридору, и замерла, услышав из-за поворота виноватый голос Сташека:

– Хозяин, к вам пришли, и я не мог не пустить, пан из Законников...

Я тихо вздохнула – не знаю, кто такие Законники, но то, что Сташека пытаться напугать – дело бесполезное и напрасное – это точно, а молодой человек сейчас напуган, это по голосу слышно.

– Проси пана Законника сюда, – негромко отозвался Хенрик, а я, замирая от волнения, осторожно выглянула из-за угла. Сташек вышел за дверь, а длинный нескладный человек в плаще прошел комнату. Высунувшись из-за поворота, я тихо цыкнула, привлекая внимание парня. Тот отчаянно зажестикулировал, показывая на дверь, небо и водя по горлу ребром ладони. Отчаявшись разгадать такую пантомиму, я шмыгнула к двери. Сташек делал страшное лицо и кусал губу. Поколебавшись, я подошла еще ближе, и обнаружила, что дверь закрыта не очень плотно. Переглянувшись со Сташеком, мы затаили дыхание и стали самым бесстыдным образом подглядывать.

Вошедший мужчина сел за стол. Через минуту из спальни вышел Хенрик и сел напротив.

– Чем обязан вниманию Законников? – сухо спросил он.

– Законникам Нижнего города нужно знать, – тихо проскрипел неприятный голос. – Где ты был прошлой ночью, Треф.

– Здесь.

– Твоего слова мало. Кто может подтвердить?

– Сташек.

– Он солжет что угодно. Кто еще?

– Никто, – Хенрик равнодушно пожал одним плечом, а я приняла решение и толкнула дверь.

– Я могу подтвердить, – спокойно сказала я и поправила рукава. – Моего слова тоже будет мало?

– Уршула, – вздохнул Хенрик, и я коротко на него глянула. Кажется, он был сердит, и мне задним числом стало стыдно – подсматривала, подслушивала... Фу, как некультурно...

– Это твоя женщина, Треф? – в невыразительном голосе промелькнуло что-то вроде удивления.

– Эта женщина находится под защитой моего Дома и моей лично, – отчеканил Хенрик, поднимаясь из-за стола.

– Я не об этом, – теперь я не сомневалась – в скрипучем голосе была явная насмешка.

Я тихо скользнула вбок и встала за плечом Хенрика.

– Ладно. – Законник переводил цепкий взгляд с моего лица ниже и ниже, и чувство было довольно неприятное, хотя из разряда привычных, но забытых, и оттого неприятных вдвойне. – ЕЕ слова достаточно.

Хенрик наклонился вперед, опираясь на стол руками, и почти прорычал:

– Это все, что нужно Законникам Нижнего города? – я невольно дернулась и положила ладонь ему на плечо.

– Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством, – насмешливо сказал Законник, и через мгновение комната была пуста.

Хенрик молча достал из ящика чистый стакан и налил туда бренди. Я поморщилась – что за привычка, чуть что – хвататься за алкоголь! Я бы спилась через полгода с такими нервами, как в Академии Танцев, или на Большой Сцене....

– Уршула, он вполне мог тебя узнать, – негромко сказал Хенрик. – И тогда весть о том, что Золотая туфелька страны проводит ночи с...

– Криминальным авторитетом, – подсказала я, мне было изрядно смешно.

– Пусть так, – не стал спорить он. – Твоя репутация...

– От моей репутации не осталось даже воспоминаний, – вздохнула я и отобрала у Хенрика стакан, в котором болталось напитка примерно на два пальца. Подумав, я допила и даже пережила пожар во рту. Хенрик смотрел на меня очень задумчиво. – После Королевского Бала. Позволь не рассказывать. Меня довольно грязно... оклеветали, скажем так. И самое обидное – все поверили. Все. Кроме Маришки, разумеется. – Я покачала головой. – Ну, а если тебя так заботит моя репутация – как порядочный мужчина, ты теперь обязан на мне жениться, – я картинно развела руками, подчеркивая абсурдность данного предположения. Однако, Хенрик, похоже, отнесся к моим словам серьезно.

– Мое положение главы Дома... оно исключает... брак как таковой. – Трудно сказал он. Я тяжело вздохнула. – Это неотступное правило. Из самых первых, нерушимых. Не заводить семью, детей. За этим следят Законники. И судьба нарушителей... очень неприятна.

– Я шутила, – призналась я отчаянно, потому как выходило, что я буквально напрашиваюсь в жены.

– И я никогда бы не захотел для тебя такой участи. – Закончил Хенрик, и я моргнула, пока не дошло, что он имел участь жены нарушителя правила.

– А кто такие Законники? – мы прочно обосновались на столешнице, как будто другого места не было.

– Те, кто следит за порядком и за тем, чтобы не нарушали Ночной и Сумеречный кодекс. И карает. Нарушителей.

– Вот уж не думала... – Задумчиво сказала я, рассматривая лицо Хенрика. – Ты меня извинишь? Я подсматривала и подслушивала.

– Извиню, – вздохнул Хенрик. – Но больше так не делай. Пообещаешь?

– Панна Уршула! – в кабинет ворвалась едва одетая Наталинка. – Привезли цветы и ленты! И панночка Агнесса вас зовет!

– Хорошо, я сейчас, – улыбнулась я. – Ступай, не бегай раздетая.

– Я что-то пропустил? – с подозрением спросил Хенрик, и я снова улыбнулась, доставая плотный лист картона с затейливой золотой вязью и тиснением.

– Можно сказать и так. Вот.

– Что это?

– Это приглашение. Почетный гость на открытии Сцены. С указанием места, времени и формы одежды.

– Я непременно буду, – серьезно сказал он, аккуратно кладя пригласительный на стол. Я поправила волосы и сделала быстрый и сложный книксен.

– В таком случае – до вечера, пан Хенрик.

– До вечера, панна Уршула, – в тон мне отозвался он, и я вышла за дверь, всем телом чувствуя его провожающий взгляд.

***

– Дамы и господа, – низкий, вибрирующий голос Маришки, усиленный волшбой, прокатился по залу. – Мы рады приветствовать вас на открытии сезона. Вашему вниманию будет представлена эксклюзивная авторская программа, уникальность которой не вызовет ни у кого сомнений.

Я потихоньку оглядывала зал. Все места были заняты – и места были выкуплены на следующий день после появления первой афиши.

Хенрик сидел на своем излюбленном месте, с которого было отлично видно весь зал и сцену. Что-то висело между нами в воздухе, с самого утра, с того разговора. Весь день, где бы я ни была, я чувствовала его присутствие, взгляд – от которого у меня начинали слабеть колени и сердце сбивалось с ритма. Усилием воли я отогнала все посторонние мысли, и стала вслушиваться в голос Марго.

– Несравненная, неповторимая, непревзойденная, – Маришка играла своим голосом как хотела, не зря я ее в свое время практически силой заставила ходить на вокал и сценическую речь....

Оркестр взял первые ноты, и ноги сами меня вынесли на сцену, под привычный яркий свет софитов, скрестившихся на мне. Взметнулась лента волос; полосы шифона, шелка взметнулись и опали. Многообещающе пела скрипка, труба и барабан уверенно вели, вплетался в музыку саксофон. Я упивалась всем этим – музыкой, сценой, танцем светом софитов, жаром, идущим изнутри, и танец лился, тек, как будто вечно. На вечно – слишком размытое понятие. Музыка оборвалась, как бег над пропастью, оборвался и танец, лишь полосы ткани продолжали шевелиться, создавая иллюзию того, что на сцене еще кто– то есть. На самом деле я уже выравнивала дыхание за кулисами, и Маришка обнимала меня, и шептала, что это было как всегда, великолепно, но ее слова заглушал шум аплодисментов, красноречиво подтверждавших, что да – я по-прежнему могу. Могу все.