Текст книги "Поросло травой (СИ)"

Автор книги: Аноним Костик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Костик
Поросло травой

«Не спится, не спится, не спиться бы мне...» – в голову участкового Ивана Павловича Христолюбского лезли непонятно откуда всплывшие слова.

Он стоял на веранде своего дома и курил, выпуская дым в ночное небо. Над деревней высыпали звёзды, а огромная лимонная Луна заливала всё неестественным светом. Можно было бы подумать, что именно этот свет не давал уснуть почти уже пенсионеру, Ивану Павловичу, но терзало его иное. Причиной бессонницы стал Колька-краевед.

Колька, Николай Егорович Кулагин, – учитель истории и по совместительству бессменный заведующим им же созданного при школе краеведческого музея. Уже несколько месяцев он изводил местных жителей сбором подписей против сноса старого клуба.

– Это историческое здание! Его нельзя сносить! – разглагольствовался на всех углах Николай Егорович. – Это память о стройотряде, о нашей общей истории. Мы не можем просто так разбазаривать своё прошло!

В общем, историк.

Клуб был построен в начале восьмидесятых годов прошлого века и представлял собой небольшое здание, угловатое и неказистое. За долгие годы здание обветшало, и никакой капитальный ремонт ему бы не помог. Вместо него было решено отстроить торгово-развлекательный центр.

– Ну чё ты кипятишься? – увещевали Кольку местные, – Нам ещё повезло, что трассу протянули мимо нас. Райцентр расширяется, работа есть. Снесут и снесут. Наши же мужики и пошабашат.

Но историк стоял на своём и вот уже несколько дней осаждал Ивана Павловича.

– Ну, ты же власть! Повлияй! – требовал Кулагин.

– Я не та власть, которая влиять должна, – отмахивался Христолюбскитй. – Снесут и снесут.

Отмахнуться от Кулагина было легко, а от воспоминаний никак не получалось. Вот поэтому Иван Павлович выбрался из тёплого супружеского ложа, оставив любимую свою Марь Сергевну сладко посапывать. Кот Кузьма проводил хозяина хитрым зелёным взглядом и, запрыгнув на его место, скрутился клубком.

В памяти участкового отчётливо вставало другое лето. Лето, с которого прошло больше тридцати лет.

Тогда было жарко по-особенному, трава, конечно, была зеленее, а небо выше и ярче. Всё было по-другому. Ивана Павлович тогда редко звали по отчеству – всё-таки свой, хоть и милиционер. Молодой лейтенант к описываемым событиям отслужил участковым едва три полных года.

В то лето возводили клуб. Старый, деревянный, снесли и растащили на дрова, а новый прибыл возводить стройотряд. Жизнь в деревне закипела – столько появилось молодых, задорных, новых лиц.

У Ивана Павловича прибавилось работы. Драки местных с приезжими вошли в традицию. И откуда только силы брали? После полноценного трудового дня, все собирались на танцплощадке, а там... Эх!

В самом стройотряде тоже было не всё гладко. То у кого-то часы сопрут, то мелочишку, а то и радиоприёмник. Студенты грешили на деревенских шалопаев. Деревенские вставали в позу – нам чужого не надо, нам своего девать некуда. А Иван Петрович вынужден был каждого выслушать и предпринять шаги к поиску. Радиоприёмник он тогда, кстати, нашёл – в соседний дом его просто уволокли свои же да там и забыли.

Было и ещё одно неладное дело с этим стройотрядом – пропал студент. Серёжка Томичёв. Непростой товарищ, первый зачинщик споров. Хватились его утром, когда бригадир раздавал наряды на день. Сначала не придали значения, подумали, загулял или проспал. Случалось с Томичёвым такие оплошности.

Но и к обеду парень не появился, и к вечеру тоже не появился. Бригадир – Толик Зарубин – забеспокоился.

– Иван Павлович, – обратился он к участковому, который был от силы на пару лет его старше. – Как бы чего не вышло. Ваш Рябчик обещал Сергею голову открутить.

Рябчика знала вся деревня и райцентр – первый парень на деревне, как говорят. Механик от Бога. И от Дьявола драчун, каких поискать. Рябчик и Томичёв сцепились на пустом месте – не смогли поделить урну, в которую оба бросили окурки. В общем, им просто нужен был повод. Но драка тогда не состоялась – вмешались, развели по углам.

Пришлось среди ночи идти к Рябчику. Его жена недобро посмотрела на гостей и выпроводила вон со двора – Рябчик только-только вернулся с поля, где целый день под палящим солнцем ремонтировал так не вовремя сломавшуюся технику.

– Вернётся, ваш гулёна, – успокаивал участковый бригадира.

– Давно бы пришёл, голодный бы не ходил, – Толик Зарубин хмурился и поджимал губы.

Не вернулся Серёжа Томичёв и на следующее утро. Вот тогда Иван Павлович взялся за дело уже серьёзно. Первым делом проверили спальное место пропавшего. Вещи оказались на месте, постель нетронута. Соседи по комнате в один голос утверждали, что не видели Томичёва с позавчерашнего вечера. Его вообще никто не видел с позавчерашнего ужина. И даже парни, с которыми у Томичёва были вроде бы дружеские отношения, понятия не имели, куда он мог запропаститься.

Оседлав служебную "Яву", Христолюбский методично объехал всю деревню, всё ещё лелея надежду, что Томичёв связался с кем-то из местных мужичков и сейчас благополучно попивает в одном из сараев. Или, например, завернул студент к весёлой вдовушке Насте Гильманшиной.

Нигде Томичёв не появлялся. Просто исчез человек. Пропал бесследно. Испарился, как лужа под солнышком.

К вечеру Христолюбский связался с райцентром и доложил об исчезновении Томичёва. Там пообещали поискать парня. Мог ведь он устроить себе каникулы и уехать с какой-нибудь попуткой в ближайший город? Мог! Это было бы как раз в его характере.

Томичёв не объявился и на четвёртые сутки. Иван Павлович успел проверить все колодцы, куда бы мог провалиться несчастный студент. Вдоль и поперёк прошёл лес, начинающийся за деревней, – благо не тайга. Была ещё речка. Но пропавший Томичёв воды не любил, так как не умел плавать. И Христолюбский очень надеялся, что парень не решился учиться этому делу в одиночку. На всякий случай, участковый кинул клич и местные рыбаки позакидывали сети, пошуровали в воде баграми. Без толку!

Дома Томичёв тоже не появлялся. Через шесть дней после его пропажи в деревню приехали его родители, следственная группа из райцентра. Поиски закружили Ивана Павловича.

Но студент Серёжа Томичёв так и не нашёлся.

То лето кончилось, стройотрядовцы торжественно сдали клуб деревенской администрации и уехали. А Иван Павлович очень долго не мог перестать думать о пропавшем студенте. Он ждал осени – вдруг где в лесу просядет земля? Он ждал зимы – река чуть обмелеет и покажется костяк? Он ждал весны – а ну как оттает на какой-нибудь обочине хоть клочок одежды, что была тогда на Томичёве? Глубоко засело это дело в голове молодого участкового. Словно заноза, которую не видно, но чувствуешь при каждом неловком движении.

И вот теперь этот Кулагин своими разговорами о клубе снова разбередил старое.

***

– Дядь Вань! Дядь Вань! – в полураскрытое окно участкового пункта затарабанили так, что задребезжало стекло.

Иван Павлович даже вздрогнул. В окно его кабинета всунулась вихрастая голова племянника Костика. Мальчишка был так возбуждён, что чуть не уронил горшок с геранью.

– Дядь Вань! Там!

– Что? Говори толком.

– Там клуб своротили. А там, под полом, в подвале... Короче!.. Скелет! Мумия! Шас за тобой прибегут!

Не успел Костик договорить, как показались бегущие люди. Христолюбский, на ходу надевая форменную фуражку, выбежал из участка. Сердце его колотилось. Костик – мальчик с богатой фантазией, но такого бы не выдумал даже ради хохмы.

– Палыч! Там Конец Света! – завопила с полдороги баба Дуня, без которой, конечно, снос клуба никак не мог пройти. – Страсти-то такие!

– Иван Павлович, как же так-то? – за бабой Дуней едва поспевал высокий, словно каланча, бригадир строителей Седов Валентин. – Нужно же что-то делать! У нас ведь смета. Всё по плану, а тут...

– Надо звонить кому надо! – веско высказался кто-то из подошедших мужиков.

– Палыч, ты, это, угомони их. Может это корова.

– Какая корова? Я что коровы дохлой никогда не видел?

– Ну тогда баран!

– Сам, ты, Фёдырыч, баран!

– Да я те шас промеж глаз!

– Тишина! – бас Христолюбского прогремел над собравшейся у участка толпой взбудораженных граждан. – Валентин, по порядку рассказывай.

– Мы сносим клуб, по смете, всё утверждено и подписано. Правила техники безопасности не нарушаем. Здание забором обнесено. А они лезут, между прочим, – Седов укоризненно кивнул на деревенских.

– А нам, може, любопытно, как вы народное добро порушаете, – съязвила баба Дуня.

– Всё утверждено в райцентре! Туда все претензии!

– Евдокия Семёновна, вы мне тут дисциплину не нарушайте, – строго сказал Христолюбский и повернулся к бригадиру. – Дальше, без таких подробностей.

– Основу здания, как вы знаете, мы снесли вчера. Сегодня с утра погрузили и вывезли весь строительный мусор. У меня грузовики туда-сюда солярки сожгли больше нормы, между прочим. А у нас смета!

– Короче!

– Сегодня дошли до подвала и фундамента. По смете новой застройки, старый фундамент нужно расширить...

– ... и углУбить, – буркнула баба Дуня, вызвав смешки в толпе.

– И когда был убран кусок цементной стены в дальнем западном углу, мы обнаружили труп, – закончил Седов, выжидательно глядя на участкового. – Надо специалистов каких-то вызывать, наверное. Я не знаю, как у вас это положено.

– Разберёмся.

Христолюбский зашагал по улице к клубу, к тому, что от него осталось. Остальные потянулись за ним. Костик то и дело заезжал вперёд на своём велосипеде и возвращался обратно.

Под ложечкой Ивана Павловича поселилось неприятное чувство. Будто он сошёл с ума и наглотался горячих гвоздей. Христолюбский старался ни о чём не думать, но мысленно возвращался к той старой истории о пропавшем студенте Серёже Томичёве. Всё сходилось: исчез парень как раз, когда ставили опалубку фундамента. Никому и в голову не могло прийти, что где-то под этим бетоном лежит тело.

– А ведь тот угол-то раньше других треснул. Вот оно как! Это убитый-то так про себя напоминал. Эх, грешные мы! Там ведь и танцы были. На костях, слышь, выплясывали, – гудела рядом баба Дуня, до пенсии работавшая в клубе вахтёром.

Строительная площадка, огороженная сеткой, уже превратилась в место сбора половины деревни. Участковый следом за Седовым прошёл внутрь, затворив за собой калитку. Рабочие благоразумно держались в сторонке, у техники.

– Сюда, – позвал Седов, спускаясь по грубым ступеням в бывший клубный подвал.

Дальняя стена была разрушена наполовину, обнажая слежавшийся грунт. И там, среди комьев потревоженной земли, Иван Павлович увидел труп. Вернее фрагмент тела – костяк рёбер, нижнюю челюсть и рассыпавшиеся фаланги пальцев.

– Серёжа... – выдохнул Иван Павлович, снимая фуражку.

– Что? – не понял Седов.

– Людей, говорю, уводи. Работы на сегодня у вас кончились.

– Так у нас смета... – заканючил бригадир, но перехватив взгляд участкового, быстро пошёл на попятный: – Окей, Иван Павлович. Мы на сегодня закончили.

– Михал Иваныч? Это Христолюбский из Окалинки. У нас тут убийство, – Иван Павлович уже говорил с начальство из райцентра. Телефон в его руке немного скользил от нервного пота. – Докладываю...

***

– Почему вы решили, что это Томлачёв? – молодой капитан из райцентра, Степан Агеев, кивнул в котлован, где трудились эксперты.

– Больше некому, – Иван Павлович в общих чертах рассказал коллеге о пропавшем студенте и поисковых мероприятиях.

Между тем из земли мало-помалу, с особой осторожностью извлекали скелетированное тело. Светлые длинные волосы облепляли череп подобно шлему. В лоскутах можно было с трудом опознать клетчатую ситцевую рубашку. Лучше всего сохранились джинсы и кожаные кроссовки.

– Стёпа, – позвал эксперт.

– Да, Сан Саныч, – Агеев и Христолюбский подошли ближе, склоняясь к яме.

– Время смерти я тебе точно не назову, но тело пробыло в земле около тридцати лет. Это навскидку.

– С четвёртого-пятого июня восемьдесят пятого, – сказал Иван Павлович. – Это точно студент. Я помню, во что он был одет.

– Хм, отправная точка есть, – кивнул эксперт. – Причина смерти – травма затылочной части черепа.

– А это не могло произойти посмертно? – спросил Агеев.

– Определённо нет, – мотнул головой Сан Саныч. – Волосы прикрывали пролом, земли там нет. Если бы тело повредили при строительстве, то наверняка занесли бы грунт внутрь. Но я, естественно, проведу ряд дополнительных экспертиз. И ещё, где-то тут у меня было...

Сан Саныч присел к своему чемоданчику, выуживая оттуда пластиковый пакетик. Он подал его полицейским:

– Вот это было, если так можно сказать в нашем случае, зажато в кулаке трупа. Лоскут пострадал при разложении тканей, но, думаю, я смогу что-нибудь с ним сделать.

Агеев посмотрел на мятую земляного цвета тряпочку и передал её Христолюбскому. Иван Павлович поднял пакет, рассматривая содержимое против солнца. Ему ничего не говорил этот обрывок ткани.

– Так мы поехали? – Сан Саныч уже успел снять свой защитный комбинезон, надетый прямо на цивильную одежду.

– Да, давайте. Результаты?

– Как только, так сразу. Ты же меня знаешь.

– С чего начнём? – спросил Иван Павлович, когда "труповозка" уехала.

– А давайте чаю? И вы мне ещё раз со всеми подробностями про восемьдесят пятый расскажете. Про июнь.

Офицеры пошли сквозь поредевшую толпу зевак, уставших ждать новых событий.

– А как мы? Нам-то что теперь делать? – Седов буквально схватил их обоих за руки. – У меня смета! У меня план летит ко всем чертям.

– Работайте, – разрешил капитан Агеев. – С завтрашнего дня можете начинать. Показания ваших рабочих есть, место мы сфотографировали. Ну, а если что-то ещё найдёте, – сразу к Ивану Павловичу.

***

Где-то на другом конце Окалинки брехали собаки. Иван Павлович затушил сигарету в пепельнице и опёрся на перила веранды. Ночь шелестела листьями. Участковому снова не спалось. Вчера они допоздна засиделись с капитаном Агеевым.

Работы предстояло много, причём работы не самой простой. Для начала следовало отыскать родственников Толмачёва и всё-таки провести сравнительную экспертизу. Оба прекрасно понимали, что это чистая формальность, ведь никто больше в тот период не исчезал.

– Родителям Толмачёва тогда было лет под пятьдесят, вряд ли они живы. Но была сестра, заканчивала восьмой или седьмой класс, – вспоминал Иван Павлович.

– Наверняка вышла замуж и сменила фамилию, – предположил Агеев. – Нужно будет отправить запрос.

"Должно быть это странно – быть старше собственного старшего брата", – подумалось Христолюбскому. Может быть, Толмачёвы до сих пор считали Сергея живым, но отчего-то подавшемся в бега и не сообщавшим о себе ни слова. И вот теперь им придётся поставить точку в этой неопределённости.

Но лирика лирикой, а убийство следовало раскрыть. И после стольки лет сделать это будет очень сложно – свидетели, если таковые были, давно и думать перестали о событиях тридцатилетней давности. Многое стёрлось из их памяти насовсем, многое представляется иначе, чем было на самом деле. К тому же нужно ещё отыскать этих возможных свидетелей.

– А вот тут будет посложнее, – согласился капитан. – В ВУЗ мы, конечно, напишем. Но сомневаюсь, что они располагают хоть какими-то данными.

– В деле адреса есть, но, сам понимаешь, тоже ещё советские, – покивал Христолюбский.

Они с капитаном Агеевым на удивление быстро сошлись, несмотря на разницу в возрасте. Христолюбский опасался, что городской оперативник тут же возьмёт всё в свои руки и не даст ему ни малейшего шанса поставить в давнем деле последнюю точку. Однако Агеев не только не отказался от помощи, но и живо интересовался воспоминаниями Ивана Павловича о том лете.

В общих чертах план работы был составлен ближе к одиннадцати часа вечера.

– Ну вот, завтра можно и запросы отправить.

– А чего до завтра тянуть? Вон тебе компьютер – пиши, – Христолюбский на правах хозяина убрал с рабочего стола кружки от кофе.

– А интернет?

– Вот вы, городские, пижоны! На Луне сеть ловит, а вы всё деревню за прошлый век держите, – усмехнулся в усы Иван Павлович.

Капитан примирительно поднял руки. Ещё полчаса ушло на отправку запросов.

– Хм, – Агеев посмотрел на наручные часы. – Когда от вас последний автобус-то?

– В восемь ушёл, – ответил Христолюбский. – Пошли, у меня переночуешь.

Марья Сергеевна накормила ужином и устроила гостя в комнате старшего сына – дети Христолюбских давно выросли и разъехались. Агеев уснул сразу, уютно засопев, едва коснувшись головой подушки. Жена перемыла посуду и отправилась к себе. А сам Иван Павлович смолил одну сигарету за другой – к нему вновь вернулось то неприятное чувство, что грызло его тридцать лет назад. Вот только теперь, участковый знал это наверняка, он сможет довести дело до конца и спокойно уйти на пенсию.

***

– О, Иван Павлович! Ну, наконец-то! Я уж измаялся вас ждать. С самого ранья здесь, – Кулагин торопливо протянул руку участковому.

– Николай, тебе заняться нечем? – отвечая на приветствие, сказал Христолюбский.

– А чем? Это ведь такое событие! Да для нашей Окалинки – история! Я не могу ничего пропустить.

– Знакомься Степан, Николай Егорович Кулагин, учитель истории нашей школы. По совместительству краевед.

– Очень приятно! – Кулагин протянул руку и капитану. – А вы из райцентра? Капитан Агеев.

– Ты, Коля, чего хочешь-то? – Иван Павлович отпер дверь участка.

– Подробностей! – Кулагин потряс вынутым из кармана фотоаппаратом. – Для истории. Ну и так, интересно.

– Про тайну следствия слышал, небось? Потом, в газетах, всё прочитаешь.

– Несерьёзно это, Иван Палыч. Мы ж столько лет знакомы, а ты... Ну хоть что-нибудь скажи, – канючил Кулагин. – Это ж ведь тот студент, да?

– Иди, Коля, не мешай работать, – Христолюбский решительно оттёр историка от двери, пропуская Агеева внутрь.

– Про студента-то он как узнал? – спросил Степан, включая компьютер, с молчаливого согласия хозяина кабинета.

– Это ж деревня, – пожал плечами Христолюбский. – Один что-то услышал, второй допридумал, третий разнёс слух. Вот увидишь, скоро уже и версии станут подкидывать.

Между тем в электронной почте поджидало письмо из ректората ВУЗа, который так и не закончил Сергей Толмачёв.

– Вот это повезло! – присвистнул Агеев. – Знаете, кто у них там сейчас ректор? Анатолий Иванович Зарубин! Приглашает приехать.

– Бригадир? Я так и думал, что он далеко пойдёт.

***

За тридцать с лишним лет Толик Зарубин превратился в статного, чуть полноватого мужчину с большими залысинами и очками в тонкой позолоченной оправе. Узнать в нём бригадира стройотряда можно было с большой натяжкой.

– Вот и нашёлся Серёга, – горестно вздохнул Анатолий Иванович.

Все трое расположились в просторном ректорском кабинете. Каждая мелочь здесь подчёркивала престиж учебного заведения. На стенах ровными рядами висели дипломы и грамоты, фотографии выпускников, добившихся высоких постов и ставших известными людьми. Были снимки и самого Зарубина с представителями власти и совсем уж крупного бизнеса.

– Вы не помните, после исчезновения Толмачёва кто-то из ваших ребят не изменил настроения? Может быть, замкнулся? Или наоборот, хорохорился? – капитан Агеев приготовился записывать.

– Тридцать лет прошло, разве такое вспомнишь? – Зарубин почесал подбородок. – Мы все тогда переживали, искали его.

– Да, неделю почти стройка не шла, – подтвердил Христолюбский. – Кстати, Анатолий, про фундамент что скажешь? Его после того заливали?

– Нет, в то утро как раз. Я ребят, помню, поставил на работу, а сам к вам. Они к обеду и закончили. Кто ж мог знать-то, что там...

Зарубин замолчал на полуслове. Его не торопили – память вещь непредсказуемая, вдруг что-то ещё вспомнит.

– А ведь после того, как Толмачёв пропал, у нас красть перестали, – выдал ректор.

Иван Павлович и сам тут же припомнил, что после пропажи студента никто больше не приходил с жалобами. Как отрезало.

– Ну не могли же его за червонец убить? – Зарубин переводил взгляд с одного полицейского на другого.

– А кроме краж, были у вас ещё конфликты в бригаде? – Агеев черканул что-то в блокноте.

– Вроде нет, не помню. У меня тогда забот было выше крыши. Вам бы с ребятами поговорить.

– Обязательно, – кивнул Агеев.

– Нам бы адреса. С кем-то общаетесь?

– Лёха, Алексей Струганов, стал бизнесменом, с финнами у него предприятие совместное. Наш спонсор. С ним плотно общаемся. С остальными так, от случая к случаю. Двое наших умерли – Света Антонова и Максим Павловский. А вот Петьку Фомина не видел с восемьдесят шестого. Его как выперли из ВУЗа, так и потерялся. Кто-то говорит, что спился.

***

– Ну и что вы думаете? – капитан Агеев с удовольствием отпил холодного лимонада, пузырьки тут же "ударили" в нос.

– Девушек можно сразу исключать.

– Это почему же?

– Сам посуди: чтобы проломить череп, нужна сила, потом тело нужно ещё закопать и восстановить опалубку фундамента. Какая бы сильная ни была женщина, одной ей это не под силу, учитывая комплекцию Толмачёва.

– А если вдвоём? Скажем, мешал он им, парней отпугивал или ещё что.

– Вдвоём, конечно, сподручнее, – согласился Иван Павлович.

Офицеры сидели в открытом кафе недалеко от ВУЗа. День перевалил за середину. Солнце, хоть и клонилось к закату, а всё ещё нещадно палило, плавя асфальт. На столике лежал от руки написанный список стройотрядовцев. Всего двадцать человек, включая Толмачёва и двоих умерших. Разброс адресов был огромным: – трое уехали в Германию, как только это стало возможным, один – в Израиль, остальных разбросало по стране. Человек пять только остались в пределах района.

– Надо Сан Санычу позвонить, наверное, экспертиза готова. Может быть, сократим список.

Эксперт ответил после пятого гудка:

– Стёпа, ты ж у меня не один. По твоему делу могу сказать определённо – труп старый. Благодаря близости к цементу, частично мумифицирован. Очевидная причина смерти – открытая черепно-мозговая травма. Удар был нанесён сверху вниз.

– Рост убийцы?

– Тут я не помощник, – вздохнул Сан Саныч. – Нет данных о том, в каком положении находился убитый в момент смерти. Если стоял, то рост преступника 175-180, если сидел или лежал, то может быть по-всякому.

– Ну а сила удара? Могла это сделать женщина?

– От чего же не могла? Запросто.

– А перетащить тело и спрятать? – Агеев с хитринкой посмотрел на Христолюбского, слышавшего каждое слово.

– Стёпа, ты вынуждаешь меня к фантазированию. Откуда мне-то знать? Если убийство совершено на дне котлована, если была готова яма, если было достаточно времени и хоть капля умения, то с сокрытием тела справился бы подросток. Сам понимаешь, нет места убийства – нет точки отсчёта для анализа.

– Понятно, – вздохнул Агеев. – Ну а тряпка? Удалось восстановить изначальные цвета?

– Слишком ты шустрый, товарищ капитан. Пока могу сказать, что это ситец. Не беспокойся, когда получу данные, сразу скину тебе.

– Н-да, не сократим мы список, – удручённо покачал головой капитан, убирая мобильный в карман.

– Можно пойти другим путём, – Христолюбский помахал официантке, чтобы принесла счёт.

***

– Почему вы решили, что убийца Толмачёва должен быть в нашей базе? – недоумевал Агеев.

Ближе к вечеру они вернулись в Окалинку и засели в участке.

– Чему вас сейчас учат? – насмешливо спросил Христолюбский. – Давай представим, что ты совершил убийство, и тебе за это ничего не было. Совсем. Что бы делал?

– Затихарился и всю жизнь оглядывался, наверное.

– Ага, в монастырь ушёл. Это первый вариант. Но, как мне подсказывает опыт и практика, если один раз сошло с рук, то появляется уверенность, что и во второй и в третий всё пройдёт так же.

– Хотите сказать, что наш убийца – профессиональный киллер? Да ладно!

– Хорошо, может быть, не киллер. Но статья за ним точно есть.

– Какая статья? – в окно сунулась голова Кулагина. – Про кого?

– Тьфу, чёрт! Напугал! – Иван Павлович замахнулся на незваного гостя. – Чего тебе?

– Да ничего, просто мимо иду, смотрю, у вас тут свет горит. Подумал, что дело раскрыли. Решил узнать подробности. Я ведь уже и стенгазету начал оформлять. Для музея.

Кулагин перегнулся через подоконник и принялся пролистывать снимки на цифровом фотоаппарате:

– Вот и место, где нашли, и свидетели, и вот вы даже есть тут у меня. Отличная стенгазета выйдет! Как раз к новому учебному году.

– Коль, ты дурак? – в лоб спросил Иван Павлович.

– Это почему?

– Ну кто детям такое показывать станет?

– Они итак всё знают, – возразил учитель. – А тут систематизация, причинно-следственные связи, логика. Между прочим, история состоит не только из добрых поступков. Её по-всякому пишут. А кто не знает истории...

– тот обречён на её повторение, – перебил из-за компьютера Агеев.

– Вот! – Кулагин назидательно поднял указательный палец и чуть было не свалился с подоконника на улицу. – Ты слушай, Иван Палыч, молодого человека, он кое-что понимает.

– Ого! – воскликнул Степан. – Иван Павлович, вы были правы. Есть у нас такой товарищ в базе. Фомин Пётр Аркадьевич, тот самый которого из ВУЗа попёрли.

– И чего он? – заинтересовался Кулагин, намереваясь попасть в участок через окно.

– Так, Николай, ступай домой уже, – Христолюбский положил историку ладонь на лоб и выдавил того на улицу. – Иди, иди.

Закрыв окно на щеколду, Иван Павлович повернулся к Агееву, требуя разъяснений.

– Сидел Фомин целых три раза. Первый раз ещё при Союзе, три года за кражу. Вышел в 92-ом. Снова сел на семь лет за вооружённый грабёж в составе ОПГ. На зоне получил дополнительный год. Вышел в 2000-ом. Сел в 2003-ем ещё на семь лет, снова кража со взломом. Сейчас тихо спивается, подрабатывает дворником. Адрес постоянного жительства имеется.

– Записывай, завтра к нему поедем. А пока давай остальных пробивай.

Фомина Иван Павлович помнил. Красивый был парень, спортсмен-физкультурник. Высокий, метр восемьдесят, широченные плечи. Балагурил всё время, легко сходился с людьми. Девчонки на него заглядывались. Учился неплохо. В общем, вся жизнь впереди. А вышло, что вся жизнь по тюрьмам.

С Толмачёвым у Фомина открытого конфликта, вроде бы, не было. По крайней мере Христолюбскому на память ничего не шло.

***

Пётр Аркадьевич Фомин проживал в родительской квартире, на первом этаже хрущёвки. Судя по цвету, занавески тоже остались от родителей и ни разу после этого не стирались.

– На работу он не вышел, – председатель ТСЖ, вытирал потный лоб.

– Почему сразу не забили тревогу? – Агеев морщился.

Удача от того, что Фомин жил в райцентре, сменилась наглухо запертой дверью в нужную квартиру. По месту работы дворник Фомин тоже не появился. Не мог же он каким-то сверхъестественным чутьём понять, что полиция придёт именно сегодняшним утром, и отправиться в бега?

– Так он запойный, – оправдывался председатель. – Может и сейчас у дружков своих. Проспится и явится.

– У него свет горит и телевизор работает.

– Так, наверное, выключить забыл и загулял.

– Короче, – отрезал капитан, – слесарь у вас на месте? Вместе с ним жду вас у квартиры Фомина через пять минут.

Христолюбский остался караулить в подъезде. Ему крайне не нравилась ситуация. Да и сердце что-то с самого утра ныло. То ли сказывалась установившаяся жара, то ли волнение.

Через полчаса они входили во вскрытую квартиру. В нос ударил запах пота, сигаретных окурков, протухшей еды и чего-то вообще неопределимого. Понятые и слесарь топтались на пороге.

– Он здесь, – позвал Иван Павлович. – Стёпа, звони своим, пусть шлют бригаду.

Пётр Аркадьевич Фомин нашёлся за кухонным столом. Мужчина полулежал на столе, посреди расстеленной газеты, где красовались вскрытые "бычки в томате", гранённый стакан и початая бутылка водки. На полу рассыпались окурки, тяжёлая советская пепельница треснула пополам и лежала посреди немытого кухонного пола.

Хозяин смотрел на гостей мутным мёртвым взглядом.

– Иван Палыч, смотрите, что нашёл, – позвал из комнаты Агеев.

На журнальном столе, полировку на котором заменяли жирные пятна, лежал одинокий листок из обычной школьной тетради.

– "Начальнику ГОВД, от Фомина П. А." – прочитал Христолюбский, не поднимая листка. – "Чистосердечное признание. Я закопал Сергея Толмачёва"...

– Что скажите? Наш клиент.

***

– Ну тут явное отравление, – констатировал Сан Саныч. – Точно скажу чем гражданин отравился после экспертизы.

– А вот этот стакан ещё упакуйте, – попросил Христолюбский, показывая на мойку.

– Он же чистый, – удивился Агеев.

– То есть тебя не удивляет, что в этом свинарнике нашёлся единственный чистый стакан? И тетрадь, откуда вырван лист с признанием, я что-то не вижу.

– Думаете, подбросили? Так почерк-то совпадает, – Агеев поднял криво-косо разгаданный кроссворд. – У Фомина буквы влево клонятся.

– Может, писал и он. Но ты мне скажи, фамилия вашего начальника какая?

– Гаврилов, – ответил вместо Агеева слесарь. – Он в соседнем доме живёт. Нормальный мужик, афганец.

– Именно, – кивнул капитан. – Фомин точно его знал, чего фамилию не написал?

– Из личной неприязни, – парировал Агеев. – Маялся-маялся человек тридцать лет, что по молодости убил человека. А тут узнал, что тело откопали – и нервы не выдержали.

– Откуда узнал?

– Ну мало ли. Дворники обычно самые информированные.

– Стёпа, ты бы не горячился, а слушал старших товарищей, – вмешался в спор Сан Саныч. – Двери не вскрывались, целостность замка не нарушена. А вот ключи я нашёл между рамами кухонного окна.

– И что? Он же пьяный был, закрыл дверь и бросил ключи, где захотел.

– Не спорю, прецеденты были, но на экспертизу я их всё равно заберу. И кстати, вот посмотри.

Эксперт вынул свой телефон и нашёл в галерее нужное изображение. На лабораторном столе лежала расправленная тряпочка. Белый некогда фон и яркие цветы.

– Скорее всего, это часть рубашки или блузки. Видишь, вот здесь, это место, где была пришита пуговица. Характерное повреждение.

– Скиньте мне, – попросил Агеев. – Иван Павлович, вам ни о чём этот лоскут не говорит?

– Нет, но я знаю, где надо поискать.

***

– Понимаешь, года как раз с восьмидесятого, про Окалинку можно рассказать всё. Буквально. С Николаем Кулагиным, я тебя ведь познакомил? Он историк в школе, – объяснял Иван Павлович, пока полицейские возвращались в деревню. – Ему тогда отец первый фотоаппарат купил – и понеслась душа в рай! Колька ещё тогда решил поступать в педагогический. И создавал архив деревенской жизни. Все свадьбы, все похороны, все дни рождения и так всякое – всё снимал. У него этих альбом, как в госхране каком-нибудь. Все подписаны, пронумерованы.

– Значит, мы там точно найдём ту рубашку!

– Именно!

– Только вот я думаю, если честно, что без Зарубина дело не обошлось, – через какое-то время сказал Агеев.

– Почему?

– По моему опыту, – назидательным тоном произнёс Степан, – кто раньше всех панику поднимает, у того не то, что рыльце, а весь хребёт в пушку. Убили они с Фоминым Толмачёва, закопали-утрамбовали, опалубку на место поставили. Потом Зарубин к вам, чтобы бучу поднять, ведь всё равно поднимать бы пришлось. И пока вы по Окалинке своей бегали, искали студента, тот же Зарубин выдал распоряжение заливать фундамент. Чтобы наверняка скрыть все возможные следы. Скажите, неправдоподобная версия?