Текст книги "Картонный попаданец (СИ)"

Автор книги: Аноним Flyingtost

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Брось ты это! – рыкнул Йеша. – Я ее сейчас откачу куда-то и с бугра скину.

– Есть у кого монтажная пена? – спросил Поль, после того, как изолента кончилась, а в рюкзаке так ничего нового не нашлось. – Или жидкие гвозди? А?

– Угомонись! – Сергей схватил Поляшку за лошадиную морду. – Оставь улитку в покое. Пойдемте отсюда! Мы теряем время!

– Мы честь и гордость свою теряем! – возразил Поль. – На нас напали! Меня чуть не засосал этот жуткий слизень! Мы должны показать местным монстрам, что с нами связываться не стоит! Нельзя спускать такое с рук, лап и копыт!

– Кончай! – вдруг влезла в разговор Ариель. – Пацанчик прав, только время теряем. Подожжем тварину и делов-то!

– Э! Фраера! Не надо меня жечь, я вообще-то травоядное, – раздался голос из-под панциря.

Сергей раскрыл рот. Но через секунду закрыл, чтобы дождь в рот не попадал. Неизвестно, что тут с неба падает.

Тут уже нечему удивляться.

– Давай, это, обратно мотай, – бурчало создание из раковины, – мотай-мотай изоленту! Сматывай! Не сидеть же мне тут вечно! Замуровали, волки позорные!

– Вечер в хату! – буркнул вдруг тот самый Дин Винчестер.

– Часик в сладость! – радостно буркнул слизень.

– Чифир в сладость!

– Ногам – ходу! – не унималось существо.

– Голове – приходу! – не унимался тот самый Дин Винчестер.

– Вечную удачу!

– Пять тузов на сдачу! – радостно закончил тот самый Дин и победно выставил пятерню перед собой.

Из щели вытянулся один рог и коснулся теплой картонной руки.

– Выползай тогда, говори, кто, что, откуда и куда! Быстро! – топнул копытцем по мокрой луже Поляк и схватился руками за створки раковины.

Йеша, что еще минуту назад был страшным и сильным зверем, сейчас просто сидел верхом на раковине и жалобно пищал. Никто на него не обращал внимания, а слезть самостоятельно он боялся, дрожал и плакал.

– Ша! – фыркнуло из отверстия существо. – Больно!

– Не шакай мне тут! Вылезай! – разошелся не на шутку, а на правду, Поляшка. Ноздри надул, хвост – стрелой, грива красиво лоснится по мокрому телу, короткие ноги почти по самое пузо замазаны грязью и глиняной жижей, но сапог у коня не было, штанов не носил, галоши не признавал, ибо жмут. Так вот и стоял, руки – в боки, когда створка со скрипом отошла, и на темные свет выбрался крохотный слизняк в странном балахоне и ночной шапке. На шее у него висели бусы-четки с деревянным крестом.

– Ты чего так вырядился? – удивилась Ариель. – Еще бы халат напялил.

– Мадама, не борзей. Не голышом же тут перед вами скакать! Я ж тебе не фраер малосольный, чтобы телесами сверкать. Я ж тебе...

– Не по масти стелешь, – осмотрев с ног до головы вновь прибывшего, деловито перебил моллюска наш бравый рысак. – Феню кончай! Говорить только по-русски! Как Пушкин завещал!

– Алесандр Сергеич? – просвистело существо.

– Он самый.

– Ради него можно! – выпятил вперед грудь слизняк. – Хороший мужик, правильный.

– Зубы нами не заговаривай, – снова перебил его Поляшка. – Как звать?

– Даламбер!

– Как того великого математика?

– Как его, ага. Можно коротко – Гриша.

– При чем тут Гриша? – рядом с Полей возник Сима. – Связи не улавливаю совсем. Что-то твое короткое имя не совпадает с полным.

– А кто сказал, что должно совпадать, пацанчик дорогой мой?

– За пацанчика ответишь! – завелся Сима. – Я уже небо вовсю бороздил, когда ты только из своей будки выбираться наружу стал! Нашел он пацанчика!

– Не кипишуй, дедуля, не кипишуй!

– Вокруг шум. Пусть. Так, не кипишуй! Все ништяк, вокруг шум! – запел вдруг тот самый Дин Винчестер.

– Заткнись, а? Сколько можно-то?

– Какие-то типы качают головой в ритм. С таким видом, мол, узнали себя они там, – только и пропел напоследок тот самый Дин и заткнулся. Стало тихо-тихо. Слышно только, как грохоча, громко барабаня по мокрому песку тяжелыми, просто громадными каплями, близится грозовой фронт, волоча за собой одеяло из холодных, мерзлых капель, лупящих пуще града.

– А красавчик хорош, – подмигнул тому самому Дину новый знакомый из раковины.

– Что тебе от нас нужно, Гриша? – взял быка за рога Поль. – Какого сюда притащил свой кокон?

– Зачем оскорбляешь, да? Я тебя обидел чем? Пальцем не тронул!

– У тебя пальцев нету! – издалека тявкнула Ариель.

– Ты же сам из ракетницы в меня пальнул! Звали, я пришел!

– Тебя никто не звал! Мы случайно выстрелили. И это, – Поль поднял тот самый пистолет-ракетницу, – это не ракетница! Гляди. Пистолет это.

И стоило Полю протянуть пистолет в сторону слизня-улитки по имени Гриша, пистолет выскользнул из мокрых копыт и камнем рухнул обратно в лужу. И пистолет бы приземлился в лужу вновь, если бы не необыкновенно резкий Гриша. Один рог на его голове-туловище кнутом выстрелил в темноте и успел поймать оружие через мгновение. И следом за тем, как выстрелил отросток, выстрелило и само оружие.

Бахнуло, трахнуло, вспышка осветила всю честную компанию.

Кто-то вскрикнул, свистнула пуля, кислый порох облачком окутал ребят, коня, пилота, картонку, улитку и нашего бедного Серегу. Не окутал только красавицу Ариель, ибо дама отошла до ветру, да мелкого зверька Йешу, что сидел всех выше.

– Убили, – прошептал вдруг тот самый Йеша, что сидел выше всех. – Убили.

Поляк, раскрыв рот от испуга, повернул голову назад. Судя по выражению лица на лошадиной морде, он и подумать боялся о том, кого же убили и куда угодила шальная пуля. Но, взяв себя в копыта, он повернулся. Как раз туда, где стояли Серега и тот самый Дин Винчестер, он и повернулся, да. Ариель уже успела прибежать, натягивая на ходу рейтузы, мелкий Йешка спрыгнул с крутой раковины-панциря, а пилот Сима просто схватился за голову, взъерошив мокрые волосы.

Поль рухнул на колени. Ведь в луже, в грязной пузырящейся жиже, раскинув безжизненно руки-ноги в разные стороны, лежали Сергей и тот самый Дин Винчестер – сверху. И самой страшной в этой человеческой пирамиде из человека и картонки была дыра от пули в груди последней. Дыра навылет. Черная, обожженная с краев дыра, которая, как все уже заметили, при всем старании не принесла бы никаких проблем тому самому Дину Винчестеру. Ибо сделан тот самый Дин был из картона. А вот Сергей был сделан из мяса.

Картонку скинули с пинка, Сергей лежал в луже без сознания, раскинув руки в разные стороны. И плевать, что рук было всего две, а сторон – много больше, чем две, не суть. Не будем вдаваться в подробности, чтобы не погрязнуть, как ребята погрязли в грязи, в описаниях и картинах серого неба Аустерлица. Будем считать, что Сергей раскидался по сторонам.

Без сознания, с перекошенными очками на кривом носу, Сергей лежал на спине, почти по уши сгинув в пузырящейся грязной жиже. Сергей походил на старый, дырявый надувной матрас, что прибило приливом к другому берегу и сейчас поласкает о камни и коряги дикого пляжа. Его мотает, швыряет из стороны в сторону, а вот сейчас, именно в эту минуту, когда небо в очередной раз разверзлось страшным воем, матрас зацепился за острый камень, что не успело еще облизать море, и начал рваться, медленно распускаться при каждом ударе пенной волны. А позже, когда от матраса останутся лоскуты и пимпочка, в которую русский человек вдувает всю мощь и силу отечественного перегара, море успокоится, море бросит терзать эту серую резинку, выбьет воздух из всех щелей и дыр, засыпав песком и водорослями на одиноком побережье. Там-то матрас и кончится.

Но на его место тотчас же приплывут новые, целая флотилия разных и больших, цветных и толстопузых матрасов. Но вот только Сереги нового этому миру уже не видать, и это твердо осознавали и Сима, и Поль, и даже странная гром-баба Ариель. А потому, пока вы тут читали про матрас и побережье, ребята осторожно выволокли нашего Серегу из лужи, разорвали рубаху на животе и ахнули.

Охнули, фыркнули и громко-громко выматерились по очереди, вместе, перебивая друг друга. Аккуратно в области сердца – по центру, а не слева, как любят показывать в фильмах и плохих книгах – на груди новоявленного спасителя лежала та самая книга, в мир которой он и попал. Пуля не смогла пробить насквозь этот деревянный талмуд, эту эпохальную книженцию, кусок жвачки и розовых соплей, и розовых же второсортных картонных коробок, размякших в воде, что льет автор. Пуля не смогла прошить и половины романа, сплющилась, превратилась в свинцовый блин из тонкого свинцового теста.

– Мать моя – лошадь! Волкам на радость – мои потроха! Он жив, цел! – вдруг радостно крикнул Поляшка и хлопнул кулаками по луже. Брызги перемещались с каплями дождя, морда у коня покрылась грязью, что совершенно животное не волновало.

– Подымайся, подымайся, – Сима успел выдать Сереге лещей.

– Больно! – взвизгнул пришедший в себя парень.

Сперва схватился за лицо. Еще бы, мозолистой лапой по мокрым щекам – чай, не бабочка крылышками зацепила.

– Не лупи! – еще громче взвизгнул Серый, поднявшись на корточки.

И стоило ему принять мало-мальски вертикальное положение, парень тотчас же закашлялся и схватился за ушибленную грудь, где уже наливался темного вида синячище.

– Болит? – рядом на корточки присел тот самый Дин Винчестер. – У меня смотри че.

Не успел Серый моргнуть, как тот самый Дин Винчестер просунул в дырку посреди груди палец и пошевелил им из стороны в сторону, дабы показать, какая страшная не смертельная рана у него, чтобы, наверное, Сереге не так печально было после всего этого нечаянного расстрела.

– Подымайте задницы, подраненки, пора топать.

И все тут же, без лишних разговоров и бесед действительно подняли задницы. Дождь прекратил лить почти в то же мгновение, будто кто-то специально кран там наверху перекрыл.

Точно, зуб дадут все, и картонка, и Поль, и Сима, и Йешка – маленький клык, что все вокруг завязано на Сереге, на Избранном. И все так, туды его растуды, совпадает постоянно и случается красиво, что диву даешься.

С юга подул теплый ветер, моментально высушив и одежду, и лужу под ногами. В лицо ударили острые песчинки-мошки, на зубах заскрипела пыль.

– Вещи где? – стоило процессии двинуться, спросил Поляк. – Еда там, туалетная бумага. Где, я вас спрашиваю?

– А где Гриша? – оглянулся по сторонам Сима.

– Ах ты, сука, Григорий, ах ты сука воровская! – что есть мочи прохрипел на всю пустыню Поль, заприметив на горизонте колыхающуюся точку, что еще несколько минут назад была улиткой Григорием. – Вот он че по фене стелил! Какая наглость, ты посмотри на него!

– Земля круглая, улиточка! Земля круглая! – прокричал вдруг тот самый Дин Винчестер, погрозив кулаком совсем в другую сторону.

Полная луна, что все это время скрывалась за пузатыми тучами, сейчас спешно выкатывалась за борт, чтобы сделать рокировку с солнцем, а это значило одно – ребята ужасно опаздывают к открытию ярмарки. Вся эта катавасия с улитками, монстрами и прочими спринтами и марафонами играли на руку и лапы монстрам, что шли по пятам.

Банда неслась навстречу новому дню и новым знакомым, что смогут помочь и смогут что-то еще. Что смогут сами ребята, мы знать пока не можем.

Не прошло и пяти минут, как первые лучи красного солнца вылились на пустыню. Стало теплее, а где-то далеко-далеко начал горлопанить дикий пустынный петух. До открытия базара оставалось немногим более часа.

– Консерву бы сожрать, – без надежды на привал пропищала Ариель.

– Открывал сердце, как консерву! Бери мои чувства, эмоции и нервы! Пила "четыре", пила "пять"! Себя разрезаю опять и опять! – вдруг начал напевать тот самый Дин Винчестер.

– Никаких привалов, – сурово взглянув на голодающих, буркнул Поляк. – Терпеть.

"Терпеть" – дал себе команду Сергей.

По крайней мере, в этом мире можно выжить.

И одновременно с тем, как мир пытается его уничтожить, сюжет второсортного романа таки раз за разом спасает и спасает Серегу, недвусмысленно намекая, что все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – хлопнул вдруг Серегу по плечу Серафим. – Выше нос!

– Из глаз доставал голубые брильянты, ходил на цыпочках пес элегантный! Плаксивый Пьеро, глупый Арлекино, золотые ключики – к ножкам Мальвины! Хочешь быть разбойником – не люби принцессу!

– Да откуда ты все это знаешь!

– Мертвые поклонники, живые поэтессы!

– Как же ты задолбал! – крикнул Серый и ступил на тропинку, что вытоптали сотни и тысячи ног и лап, что каждый день, каждый год этим путем ходили на базар.

Потянуло дымом, из-за холма выскочил флаг, но длинный флагшток держал полотнище. Флаг исчез. Затем показался снова, задержался чуть дольше, но шест вновь ухватил ткань за хвост.

6. Глава, в которой банда таки добирается до базара, базарит и добазаривается, а коняшка Поль всех побеждает и спасает каждого . Каждый благодарен коняшке

Гомон, болтовня и крики доносились из-за поворота. Из-за поворота наверх. Там происходило что-то очень веселое и, в то же время, странное.

Тропинка забиралась на самую вершину огромного холма и срывалась оттуда вниз, в гущу, в толпу, в жирные телеса и рты голодных до золотишка, серебришка, полтишка и тыщенок торгашей.

Рынок перед ребятами расцвел всеми цветами буро-желтой радуги, у подножья холма сейчас разводили огромный костер и собирали по схеме вроде икеевской просто гигантский вертел.

Низко над землей пролетел петух, почти пробежал по пальцам, оставляя следы на песке и, в то же время, тут же подметая эту бесконечную пустыню перьевым веником – хвостом. Причем веник – тут главное слово. Не хвост-веник, а веник-хвост! Это был веник, настоящий веник, а вот хвостом он был лишь потому, что торчал из того самого места, где должен быть у петуха хвост. Автор не перепутал порядок слов, нет. Веник это был, веник! И хвост. Но хвост уже потом. Ясно?

Вслед за птицей, сильно прихрамывая и хрипя с натуги, проскакало, а точнее устало прошелестело какое-то странное мохнатое существо в ботинках и кожаном шлеме.

– Сколько тут народа? – встал на цыпочки Сергей, оглядывая бесконечные ряды от горизонта до горизонта.

– С каждым годом все меньше и меньше, – замер рядом Поляшка. – Раньше, помню, лет пять так назад, тут было сто-о-о-лько рож! Столько рож! Товар, мамадарагая, сдувало! Покупатели – со всех концов света – дрались, кусались, бились за котелки и чашки, горшки и пакетики! Базарные бои! Продавцы телегами увозили денюжки! Возами! Тазами, ты можешь себе это представить, Серега?! Мелочь под ногами валялась, по деньгам ходили! Мы с пацанами всегда сюда с лопатами и тяпками приезжали после. Некоторые даже с аппаратами, что металл в почве ищут, веришь.

– Верю! – кивнул Серый.

– И вот так мы несколько дней в раскаряку и проводили.

– И много откапывали?

– Помнится, – Поляшка задумался, – лет этак десять назад, мы с корешами три телеги мелочи насобирали.

– Что? – раскрыл рот Серега, зная уже размер местных телег. За секунду до петуха, что оттоптал ноги, по дороге проскочила навьюченная телега, больше походившая на амбар для сена.

– Целый месяц пировали, – довольно улыбнулся Поляк. – Импортный овес, хорошая травка...

– Пошли вон, наркоманы проклятые! Только об одном разговоры у них! Кишь! Пошли отседова, казлы ванючие! Тут вам не притон! – вдруг крикнула бабуся-торгашка из-за прилавка, мимо которого сейчас и проплывала наша компания. И через мгновение, будто по волшебству, старушенция плеснула помоями из ведра.

Пришлось уворачиваться. Оголтелая банда из картонки, коня, гром-бабы, пилота, мелкого зверя и Избранного оказалась на рынке и растерялась. В один миг они позабыли, что им тут нужно, что тут делать, где купить соленого арахиса к пиву.

Сергей вышел из минутного ступора, амнезии, помешательства. Обернулся назад: ряды и ряды кругом, шатры, лавки, животные верхом на хозяевах, верхом на ветках, ветвях, перекладинах, фермах и канатах. Много животных, много непонятных горбато-полосатых существ в балахонах и плащах. Животные были в клетках, а были и не в клетках; невысоко над головами, метрах в трех от земли тянулись какие-то странные веревки, провода, все извивалось, завязывалось, затягивалось и путалось. Казалось, небо тут было совсем другого цвета, и причиной тому была эта странная необычная паутина, что саваном укрывала базарные ряды. Сергей продолжал таращиться по сторонам. Странный рынок был по-настоящему странным, он был чудным, волшебным, магически пугающим и трагически непонятным. Сергей крепко чихнул, почти сложившись пополам: дым ароматических свеч, пряный пар, запах чая, алкоголя, жареного мяса, кислого пота били по рецепторам, а затем – с разворота – по мозгам. Сергей чувствовал, что начинает пьянеть, дурман овладевал сознанием, а между рядов становилось все больше и больше странных существ и все меньше и меньше людей и коняшек.

Как-то неожиданно быстро и неотвратимо незаметно наши герои оказались в царстве лавок, котелков с пряностями, чашек с чудо-мазями, мешков со скарабеями и сушеными крыльями местных летучих мышек, среди трав и настоев, между связками диковинных фруктов и живых овощей, проклинающих всех и каждого, кто посмел постучать по овощному боку, будто по арбузу. Вокруг то и тело проносились те странные мохнатые существа, периодически бибикали и почти сбивали с ног велосипедисты, навьюченные баулами кипятка, пакетами чая, козами, притороченными на багажнике, и мешками сахара.

– Это чай-кофе-потанцеум, – комментировал Сима, что сейчас почти вплотную подошел к Избранному и незаметно пристегнул себя метровым шнурком на карабине к ремню Избранного. Чтобы не потерялся, ага. И чтобы не украли. – Хочешь, закажем? Тут отменный кофе!

– Пожалуй, откажусь, – скривился Серый, стоило им пройти мимо черного шатра, откуда потянуло гнилостными миазмами. – Воняет тут жутко, не до чаепитий.

– Воняет тебе! – вдруг громогласно раздалось из той самой темной, словно ночь, лавки-шатра без окон и дверей, полна горница людей. – Воняет, говоришь?

Компания замерла, в унисон обернувшись к шатру, будто загипнотизированные странным голосом-эхом изнутри.

Лавка стояла в одиночестве, почти на перекрестке рядов, чуть выдаваясь вперед. Другие словно отгородились от чумной соседки, убежали на безопасное расстояние, не хотели иметь общих стен и перегородок с гнетущей мглой. Что дало хозяину, кем бы он ни был, наглость воздвигнуть здесь не жалкую временную палатку, а огромный шатер, из щелей которого прямо сейчас просачивался ядовитого фиолетового цвета дым и стелился по земле, подбираясь к копытцам доблестного рысака Поля.

– Это вы нам, уважаемый дяденька? – подал голос тот самый Дин Винчестер.

Ляпис Трубецкой – Принцесса

Ляпис Трубецкой – Принцесса