Текст книги "Сказка вороны(СИ)"

Автор книги: Аноним Доппельгангер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Доппельгангер
Сказка вороны

 Пятница, да еще и тринадцатое число, для двенадцатилетнего Александра выдалась не очень лeгкой. Так что, вернувшись из школы, он не раздеваясь бухнулся в кровать и захрапел, прямо в своих грязных говнодавах. Вчерашнее его желание, приколотить к верхушке дерева скворечник, сегодня (тринадцатого апреля) далеко вылетело у него из головы. Потому что единственным, на что он успел обратить внимание, войдя в квартиру, было то, что нет старшего придурка-брата. Стало быть, некому сегодня на него орать по всяким пустякам до утра? До утра субботы четырнадцатого Алексу теперь можно не снимать обувь и спокойно спать, не опасаясь, что вот-вот заявится пьяная мачеха и ни с того ни с сего отколотит его сонного полотенцем или шлeпанцем. Алекс на все сто процентов был уверен, что в данный момент мачеха его в обязательном порядке отдыхает в медвытрезвителе.

      Планировал Алекс поспать не меньше тринадцати часов, но... Поспал всего тринадцать минут, тринадцать секунд – ровно...

      Пробудил его не идиотский пинок брата и не подзатыльник мачехи. Пробудило его какое-то странное, но неприятное предчувствие.

      Он, сам не зная зачем, подскочил к окну. И тут же в глаза ему попался соседский хулиганистый малыш. Когда Алекс выглянул из окна, малыш уже достал из кармана рогатку и наклонился за камнем. И совсем кстати в полушаге от ноги Алекса располагался зимний сапог его брата Вовы. Как помнилось Алексу, то второй сапог лежал под подушкой вечно не заправленного дивана мачехи. Поскольку сегодняшняя Пятница выдалась на редкость тeплой, то психованный Вован натянул кроссовки. А Алекс, одновременно с малышом нагибался и поднимал с пола сапог, вместо камня.

      – Мелкий! – заорал на малыша Алекс. – Убрал в карман рогатку!

      Но мелкий, не взглянув в сторону окна Алекса и краем глаза, показал в ответ средний палец и прицелился вместе с Алексом в ворону. Только Алекс целился в малыша. И сапог полетел вперeд натянутого жгутом камня пацана. И – о, слава богам, – попал прямо по рогатке.

      – Ты чe, ублюдок! – заорал на него малыш, схватившись за пальцы и взвыв от боли. – Чтоб ты сдох! – Но в то же самое время взгляд его наткнулся на сапог. – Ха! – заорал малыш от злорадства, – я твоему брату всё расскажу! Он тебя в унитазе утопит!

      Но Алекс, словно находился в отключке, поскольку ничего не слышал и смотрел в это время на ворону, которая, несмотря ни на что, сидела на верхушке дерева, словно дожидаясь чего-то... Но ему не это показалось странным, а другое: с каких это пор он стал заступаться за ворон?.. Почему он решил помешать этому настырному мальцу похулиганить?.. Ведь всё равно он никогда не попадёт из своей кривой рогатки, даже с двух метров в ту же собаку, например... Но Алекс понимал, что "заступиться" за ворону он решил не потому, что она сидела на том самом дереве, на которое он, вместо сна, собирался приколотить скворечник, а потому, что... Потому, что сердце ему подсказывало, что ворона эта волшебная...

      – А я в тебя сейчас ещё четыре сапога запущу, – припугнул его Алекс. – Вовик их вчера на базаре купил. Они со шпорами... – Но малец уже исчезал в подъезде соседнего дома.

      Вот они и остались один на один, Алекс и... "волшебная ворона"... Долго они смотрели друг на друга. Хотя, на самом деле, их "игра в гляделки" длилась не дольше минуты. Но Алексу эти сорок пять секунд запросто показались бы сорока пятью часами... Где-то он слышал, что если в глаза старому ворону долго смотреть, то он заберeт твою душу и улетит. Но Алекс воронов от ворон отличать не умел, так что всe для него было одно – ворона.

      И вот ворона вспорхнула и приземлилась к Алексу на подоконник.

      – А ты чуткий, птенец, – донeсся вдруг от вороны человеческий голос. И Алекс даже не удивился этому неожиданному явлению, словно был загипнотизирован... Да, он был под гипнозом, но не настолько, чтоб никак не реагировать на слова вороны.

      – Я не птенец, – отреагировал он, – я человек.

      – А я шучу, – опять раздался из утробы вороны каркающий голос. – Не воспринимай всерьeз, птенец.

      – Хорошо, – пожал Алекс плечами. – А ты ворон или ворона?

      – Воробей-Дятел, – по всей видимости, опять отшутилась та. И обстановка разрядилась – Алекс усмехнулся.

      – Опять я несерьeзна! – проговорила птица.

      – Значит не ворон, – решил тот, – раз "не серьeзна".

      – Значит не ворон, – согласилась та.

      – Извини, – сказал Алекс, – больше не буду дурацкие вопросы задавать.

      И опять они задумчиво смотрели друг на друга, не находясь на какую тему поговорить. Но Алекс нашeлся:

      – Слушай, а у вас, у птиц, инстинкт есть?

      – Вряд ли, – ответила та.

      – Я имею в виду, – пояснил он вопрос, – чисто животный инстинкт. Вот, например, у людей считается этаким почeтом родить и воспитать ребeнка. А у вас, у птиц, у животных, это получается как импульс. Вывел в свет, потому что яйца сами собой высиживаются. Потом ты выпустил своё дитя на волю. А потом, дней через пять, детище своe уже и не узнаешь и запросто заклюeшь, если что. Вот что я имею в виду инстинкта.

      – Знаешь что, друг, – отвечала ему птица, – знаешь, что о вас, людях, думает фауна?.. А она думает то же самое, о том же инстинкте. Я знаю, кто-то из людей считает, что человек – самое великое на Земле, в отличие от остальных, считающих, что ближе животного ко вселенной ничего не может быть. Но наше (фауны) мнение о вас делится тоже на две категории. То есть, одни считают, что они выше, чем вы, а другие считают себя ниже человека.

– Это как понять?

– Примерно так, что они делятся на две категории, – опять она попыталась начать паясничать, – одни являются "тварями дрожащими", а другие "право имеют".

      – Мне сдаeтся, что ты сейчас просто оправдываешься, – поделился Алекс впечатлением от услышанного, – что на самом деле всё выглядит в вашей этой "фауне" совсем по-другому.

      – Может, и по-другому, но не лучше и не хуже, чем везде, – проговорила птица и решила перечеркнуть этот дурацкий (для неe) гомеровский принцип ("какое слово ты скажешь, такое в ответ и услышишь"): – Понимаешь ли, яйца сами не высиживаются. И гнездо я по веточкам собираю не потому что у меня мозгов нет и всё делается само собой. Только не спрашивай меня про блестящие вещи.

      – Почему вороны воруют блестящие вещи? – уточнил Алекс. – Хорошо, не буду.

      – Сколько времени? – вдруг поинтересовалась у Алекса птица

      Тот полез в карман, достал свои наручные часы без браслета. – Половина девятого.

      – Темнеет, – вдруг как-то неприятно усмехнулась птица. – Пора лететь.

      – Далеко тебе лететь? – пришла вдруг Алексу в голову глупая мысль, что в ответ птица увеличится в размерах и предложит ему сесть себе на спину: "не желаешь ли полетать, птенец?"

      – Не важно, – ответила птица. – Возможно, скоро и сам узнаешь. Ты, приятель, только не рассказывай никому обо мне.

      – Ха! Насмешила! – хохотнул Алекс. – Ты думаешь, мне поверит кто, если я о тебе расскажу? У меня и друзей-то нету...

      – Знаю я всё, – перебила его птица. – Но только ты МОЛЧИ, и не рассказывай, даже если тебя пытать будут... И тогда я буду для тебя волшебной. И буду много желаний исполнять. – Этой последней фразой она, словно предотвратила ответную реплику.

      – Ну, как скажешь, – пожал Алекс плечами. – Я вообще птиц любил всегда больше людей, больше собак и... Наверное, больше противоположного пола.

      – Именно поэтому мы с тобой и встретились, – сказала птица. – Но у тебя ВСЕ будет, птенец. Ты только МОЛЧИ. Никто не должен знать ПРАВДЫ. Ну всё, я полетела, птенец.

      И ворона вспорхнула и, не оглядываясь, исчезала в сгущающихся сумерках. Хотя, как может оглядываться быстро летящая птица? Тем не менее, Алекс провожал еe взглядом не слишком долго, в самый последний момент вспомнивший, что он дико устал и жутко хочет спать.

      Пробудила его адская боль в переносице.

Пробудила ровно через тринадцать часов, тринадцать минут (иногда случаются Такие совпадения)... тринадцать секунд.

      Глаза Алекса ещe не открылись, но он уже понял не только то, что его пытаются оставить без носа (и то, что, кроме его шестнадцатилетнего братца, на такое ума ни у кого больше не хватило бы), но понял он также и то, за что на него соизволила свалиться такая мука. Но... впервые в жизни Алекс ошибся в своeм брате, решив, что перед сном он забыл спуститься на улицу и вернуть на место сапог.

      – Просыпайся, Карлик Нос! – тянул брат его за нос. Обычно брат над ним так не издевался; в основном издевательства были мелочные: кроме "крапивки" и "индейца" (Индеец Головожопа, – как Вова именовал это своe самое жестокое истязание, шутя таская по всему дому брата за волосы – «лишая скальпа»), на большее у Володи фантазии не хватало. А это было что-то неожиданное. Обычно, если брат хотел его разбудить, то самое большее, на что хватало его подлости, это набрать в ковшик воды, пролить ему на простынь, а потом орать из окна на всю улицу, «смотрите все, рыбак наш опять во сне рыбачил!»

      – Одпусти дос! – загнусавил Алекс. – Одпусди, урод!

      – Не одпусчу! – с удовольствием передразнивал его тот. – У бедя дасдроение сeддя ходошее.

      Но Алекс молниеносным ударом отбил руку брата и нос его пронзило резкой болью.

      – Ты чe, козeл, – заорал Алекс на него, как только смог нормально разговаривать, – вконец офонарел?!

      – Да это я шучу, – объяснял ему брат. – Что, больно?

      – Да нет, щикотно! Кретин! – Алекс знал, что единственный из людей, кто никак не реагирует на обзывательства, был его братом.

      – Твой папа, – дополнил Вова. Так он реагировал на оскорбления.

      – ...нагадил тебе в рот, – дополнил в ответ Алекс.

      – ...но мы с тобой поменялись ртами... Кстати, – осeкся вдруг он, переведя взгляд в другую сторону, – а я не понял, где мой сапог? Ты его вчера за ужином не съел случайно? Куда ты его спрятал, придурок? – постепенно повышал Вова голос.

      – У сапога своего и спроси, – ответил Алекс слегка неуверенно.

      – А почему тон у тебя изменился? – обратил тот внимание на испуг брата. – Куда ты дел сапог?! – неожиданно схватил его Вова за нос и начал выкручивать. – Ты, Карлик Нос! Отвечай, а то оторву! – уже орал Вова в ярости.

      – Уродил из окда! – выл Алекс от зверской боли.

      – Чдо? – сжал тот нос ещe сильнее, – я пдохо сдышу! Гдомче, пожадуйсда!

      Но нос брата он отпустил, едва только за его спиной раздался пьяный голос матери. Ему она была родной матерью, в отличие от пасынка, Алекса.

– За что ты его? – спрашивала она с усмешкой, как будто еe забавляло положение своего пасынка. Вообще, мачеха к Алексу относилась по-человечески и часто защищала его от брата, но это происходило, пока она была трезвой...

      – Он мои сапоги кому-то продал, – ответил тот.

      – Неправда! – запротестовал Алекс, – я его уронил, я щас за ним сбегаю.

      – Стоять! – вскрикнул Вова, но Алекс уже выскользнул из его рук.

      – Этот придурок обменял их на десять плейбоев! – объяснил он нетрезвой и усмехающейся матери. – Да его задавить мало!

      – Я тебе задавлю!!! – театрально погрозила мать сыну пальцем, – не трогай маленьких щенят!

      – Да кому он нужен, – плюнул Вова в сторону исчезнувшего за дверью брата, – у него ни друзей ни девчонки. Самый натуральный отброс!

      Алекс в это время был уже на улице, под окном, там, где по идее должен валяться сапог Вовы. Он один, поэтому, если б под окнами проходил кто-то одноногий (левоногий), то только таким образом сапог бы мог исчезнуть. Но, хоть лопни, его не было...

      – Ну и чe? – раздался из окна голос старшего брата, – судя по всему, ты из окна его уронил? И, судя по всему, его уже и след простыл. Мам, я ж тебе говорю, что врeт он. Он их на плейбои обменял. Опять под одеялом простынь тебе будет пачкать своим семенем; опять не настираешься после него.

      – Чe ты врeшь! – заорал на него Алекс. – Мам, посмотри-ка под своей подушкой, нет ли там ничего.

      – Да-да, мама, посмотри-посмотри!

      А мама, как будто сердцем чувствуя недоброе, зашла в свою спальню и подняла подушку. – Ах ты ж ...лядь! – увидела она там новенький сапог своего сына.

      – Видишь, мама, что этот непослушный сын себе позволяет, – раздался из-за спины той голос Вовы, – а ты говоришь, не трогай маленьких щенят. Паршивых щенят в унитазе топят, мама.

      Но мама его уже не слышала, обходя и покачиваясь, направляясь к окну.

      – А ну вернись домой, паразит! – гаркнула на пасынка она.

      – Это Вова! – заоправдывался Алекс. – Это он! А на меня спирает!

      – Я сказала, вернись! – не слышала она писклявого голоска Алекса. – Не то хуже будет. Не усугубляй свою горькую участь!

      Алекс, глядя в еe пьяные глаза, решил, что ему ещe долго нужно перекрикивать эту нетрезвую женщину, чтоб она хоть что-то поняла. И он потихоньку побрeл в сторону близлежащего леса. Поскольку они жили на окраине города, то лесополоса была достаточно недалёко.

      – Отойди-ка, мама, – попросил еe сын, – я его сейчас заставлю вернуться. – И заорал, высунувшись из окна, когда мама отошла в сторону. – Если ты не вернeшься, я всем в твоей школе расскажу, как ты по ночам в постели рыбачишь.

      – Расскажи лучше, как ты под одеялом простынь пачкаешь своим... семенем, – брякнул Алекс невесть что; первое, что взбрело ему в голову.

      – Я знаю, как тебя опозорить! – орал Вова, но Алекс его уже не слышал; он был далеко.

      "Это она сказала?! – не мог Алекс до сих пор поверить своим ушам. – "Не усугубляй свою горькую участь". Она ж и слов-то таких не знает! Я еe такой никогда ещe не видел (не пьяной он еe не видел, а странной, словно сошедшей со страниц книги какого-то сумасшедшего писателя)... Да я и брата своего таким не видел... Впрочем, какой он мне брат! Седьмая моча на псевдокиселе!"

      В данный момент он сидел на пеньке, – ноги его ходить уже не могли. Но ещe пару минут посидит и продолжит свою прогулку по лесу. Чего он в лесу искал, он и сам не понимал; может ворону?.. Он даже не обращал внимание на то, как странно лес выглядит в это утро. Обычно, если он иногда и прогуливался по лесу, то путь его всегда сопровождал вороний грай. Он всегда думал, что это они его приветствуют, радуются ему. Но сейчас "радоваться" его очередному появлению в лесу было некому. Лес, словно был нарисован; такой мертвенности Алекс ещe ни разу в жизни ни за чем не замечал.

      Ближе к вечеру он решил заглянуть домой; может, мать мало-мальски протрезвела.

      В школу Алекс пришeл через два дня. Вошeл в класс, сел за свою парту и улыбнулся. Всe-таки, хороший он нашeл способ налаживать отношения в семье, когда в субботу вечером мать его чуть живьeм не съела, и он едва успел ускользнуть, и неподалeку от дома, пока она что-то орала в приказном тоне, он попал под машину, не заметив, как дорога начала переходить его, а не он – дорогу.

      Когда он входил в класс, урок уже заканчивался. И все четыре оставшиеся минуты Алекс просидел улыбаясь.

      – Пойдeм, покурим, – подошeл к нему на перемене Степан Силенко из параллельного класса.

      – Я ж не курю, – ответил ему Алекс, – ты знаешь.

      – Ничe, научишься, – потянул он его за рукав в сторону туалетной комнаты.

      – Да что такое-то? – никак не мог Алекс понять поведения этого парня.

      – Увидишь, что такое, – ответил ему тот, подводя к двери с буквой "М". – Заходи.

      Алекс, пожав плечами, подчинился.

      В туалете, на длинном подоконнике сидели пятеро одиннадцатиклассников. Об этой пятeрке вся школа наслышана не меньше самого Алекса. ГМНА ("активные гомосексуалисты-маньяки-насильники"; ещe эта аббревиатура расшифровывалась, как Госцов, Мотора, Несмалов, Аксенко, пока в их компашке не появился пятый, Минуто) называли их в узких кругах. И теперь они что-то хотели от Алекса. Насколько он помнил ситуацию своей школы, то, если эти ребята и растлевали младшеклассников, то только каких-нибудь слабохарактерных новичков, и то – занимались этим в квартире у кого-нибудь, чтоб свидетелей не было, но, чтоб в открытую, в школе, это был полный абсурд.

      – Машина тебя сильно ударила? – спросил у Алекса Госцов.

      – Не очень, – ответил тот.

      – А мечтал, чтоб сильно ударила? – продолжал его тот одолевать вопросами, – чтоб до смерти ударила, мечтал?

      – С чего вы взяли, – скромно ответил Алекс. – Я нечаянно под неe попал.

      – А брат твой другое сказал, – проговорил ему Аксенко, – что ты у него в долги залез и в отместку он пообещал рассказать всe про тебя. Сколько ты ему бабок должен?

      – Что он про меня собрался рассказать?

      – Что ты в рот берeшь, – ответили ему.

      – Чтоооо?!! – вне себя от ярости протянул Алекс. – Скажи лучше, что ты всe придумал, не то я этого Вову закопаю заживо!

      – Не закопаешь, – сказали ему. – Вспомни Петю Галимова или Гейгея Петухова, – напомнили они ему о злосчастной судьбине двух новичков, Петра Глинова и Сергея Петрова. – На их поведение тоже пожаловались подобным образом, теперь эти две матрeшки не то что в школу больше не ходят и из дому ушли, вообще – без вести пропали.

      – И чe ты этим сказать хочешь? – постарался Алекс сделать тон как можно больше угрожающим.

      – А то, – ответили ему, – что ты тихо-бесшумно делаешь нам по очереди минет и о тебе, кроме нас шестерых, никто ничего не знает. Ну как? Можешь не соглашаться, мы просто спрашиваем – не заставляем.

      – Ох и гады же вы, ребята! – процедил им Алекс, вместо ответа, собираясь выходить из этой мерзкой комнаты.

      Но здоровяк Степан Силенко загородил ему проход.

      – Как хочешь, – пожали ребята плечами, – хозяин-барин. Но ты не торопись. С тобой ещe не договорили.

      – Брат про тебя ещe кое-что рассказывал, – заметил ему Мотора, когда Алекс остановился и повернулся. – Говорит, что ты с вороной разговаривал.

      – Что?! – у Алекса сердце так и ушло в пятки, но виду он постарался не подать:

      – С какой вороной? – спросил он с положенным сарказмом. – У вас чe, ребята, чердачки поехали...

      – Не обращай на него внимания, – заметил ему Аксенко. – Это у нас феня такая: "разговаривать с вороной", значит, подвигаться разумом, болтать с самим собой. Это имеется в виду.

      – И брат говорит, что ты болтал сам с собой...

      – Слушайте, ребята, вы уже замучили меня своим идиотизмом, – произнeс Алекс усталым голосом.

      – Ну ладно, иди, – разрешили-таки ему, – раз про ворону рассказывать не желаешь.

      И опять Силенко загородил ему дорогу...

      – Может, бухнeшь с нами? – поинтересовался он у Алекса. – Парень ты, видим мы, не хилый и упругий. Налить на тебя? – Хоть он и знал, что не заставит этого упругого парня пить спиртное, но... На него как будто что-то нашло...

   Алекс вышел из туалета сам не свой. Перемена уже десять минут назад закончилась. И весь Алексов класс был сейчас в спортзале, маялся дурью (кто-то боксировал грушу, кто-то на спор подтягивался, в общем, занятие находилось каждому), поскольку физкультурника временно не было в школе (поскольку он никого не оповещал о своём местонахождении, то можно предположить, что в данный момент этот чудило парится в камере, и телефон у него отобрали менты) и завуч всем классам в часы уроков физкультуры предоставлял полную свободу действий. Вот и Алекс решил переодеться в спортивный костюм и поотрабатывать прыжки сальто на пыльных матах, как всегда выстроившись в очередь.

То есть, если бы с ним что-то там сделали в туалете старшеклассники (если бы угрозы старшего братца хоть как-то бы, да материализовались), то он бы вот так вот просто не попёрся бы на этот псевдо урок. Он бы непременно вернулся в прежний, старый-добрый лесочек. Сел бы, как и прежде, на пенёк... Но ни в коем случае не выстроился бы, как дурак, в эту очередь.

      Итак, Алекс вошeл в пустынную раздевалку, открыл свой шкафчик, разделся до трусов, и уже собрался натягивать трико, как раздевалка в одну секунду наполнилась его одноклассниками.

      – Ты в туалете был? – полюбопытствовала у него Вика Дроздова, огромная баба, заводило и заправило всего класса. Она вырвала у него из рук трико и подкинула вверх; то повисло на подпотолочной балке.

      – И что? – сделал он вид, что не испугался.

      – Тебя изнасиловали? – спросила она, и по еe голосу не было понятно, за него она или против него.

      – С чего ты взяла? – На этот раз в голосе его прозвучала нотка испуга, как предчувствие несправедливости.

      – Пусть покажет очко, – намекнул ей кто-то. – Очко не врeт.

      – Спусти трусы, – попросила его Дроздова.

      – Чего?!! – протянул он ей. – Только пальцем тронь!

      – Куда тебя "пальцем трогали"? – нашeлся некто из умников. – Вниз или вверх?

      – Заткнись, кретин! – шикнула на него Дроздова.

– А что я ему такого странного сказал?!

– Ты торопишь события. Просто, смирно постой и помолчи.

– Ну, лады.

– Если тебя не насиловали, ты должен доказать всем, – вернулась к Алексу Дроздова, – не то будешь матрeшкой.

      – Ну что, – хихикнул кто-то, – покажешь попу или нет?

      – Пускай тогда девчонки выйдут, – сказал Алекс.

      – А как мы им тогда докажем, что ты не матрeха? – спросил его кто-то из ребят. – Они ведь все фомы неверующие.

      – Не буду я снимать трусы! – схватился Алекс за свои семейки, чтоб никто сзади незаметно не сдeрнул их.

      – А нам наплевать! – сказала Дроздова. – Но матрeх в нашем классе никогда не будет. Выкручивайте ему руки, – отдала она распоряжение ребятам. И те с удовольствием принялись за дело, как тот не сопротивлялся. Только слышались смешки девушек и голоса исполнителей приговора Дроздовой, "снимаем с него трусы полностью!"

      Трусы уже залетели на балку, вслед за трико, и весь класс воочию убеждался, что их белая ворона, Александр Рохов, не подвергался анальному половому акту.

      – В чeм же тогда дело? – удивлялись все, внимательно осмотрев его не повреждeнный ничем анус. – Почему же он так долго проторчал в туалете с ГМНА?

      Но, как только в раздевалку вбежали семеро девушек (одноклассниц Алекса), всe сразу стало ясным.

      – Он им делал минет, – оповестили всех вбежавшие. – Мы только что с ними разговаривали. Они ответили за базар! – утвердили те свою новость.

      – Не может быть! – смотрели все на Алекса с отвращением. – И он даже не укусил ни одного из них?!

      – НЕТ!! – сами изумлялись те. – Это всe из-за его брата. Он что-то не поделил с Рохом и рассказал ГМНА, что Рох дрочил, вот те и уговорили его подрочить им.

      Алекс от стыда и ярости на брата уже и не знал, что ему теперь делать, бросаться под поезд, если удастся сегодня с большим трудом вырваться из этой зловещей школы.

      – Ты что, – взглянула на него Дроздова с ещe большим презрением, – занимался онанизмом?!! Этот же ГРЕХ ещe страшнее мужеложства!

      Алекс ничего не ответил – не имело для него смысл признаваться всем в том, что он ни разу в жизни не мастурбировал. Не потому что в любой момент его мог поднять на смех вездесущий и подкрадывающийся из-за каждого угла брат Вова, а потому что считал, что любой порок разрушает в человеке талант.

      – Вика, – крикнул ей ещe кто-то, – а ты заставь его, пусть продемонстрирует своe ручное мастерство.

      – Нельзя этим заниматься, – ответила Дроздова. – Это же ГРЕХ!!!

      – Ладно, пошлите у них ещe раз спросим, – подал кто-то голос, – вон они идут, ГМНА! Мне до сих пор не верится, что им удалось это проделать с Рохом!

      И полкласса выскользнуло из раздевалки.

      – Одевайся, резинка фирмы адидас, – процедила ему сквозь зубы Дроздова, – и чтоб в нашем классе ноги твоей больше не было!

      – А как я трусы с балки достану? – прохныкал он ей плаксивым голосом. – Высоко же, не достать.

      – Посиди тут, – ответил ему кто-то, – щас лестницу принесeм.

      – Ага, – поддакнул второй, – и пожарников вызовем! Весь город будет трусы твои доставать, чтоб ты потом одел их на лицо.

      В это время прозвенел звонок на перемену и Алекс скорее открывал шкафчик, чтоб натянуть штаны на голое тело, пока в раздевалку никто не вбежал.

      Но только он вытащил свои школьные брюки, как раздевалка опять-таки набилась народом; на этот раз детворой из младших классов. Наверное, всей школе в этот вторник было весело.

      Безусловно, Алекс мог спрыгнуть с виадука под приближающуюся электричку (с третьей вышки на Набережной он ведь легко всегда прыгал) или спрятать за пазуху тяжeлую наковальню, что валялась в порту, неподалeку от старого пирса, подтащить еe к "нырялке" и спрыгнуть с ней в воду прямо в одежде, прежде не забыв соединить наковальню с шеей верeвкой... Да у Алекса на большее хватило бы фантазии, но прежде ему всe-таки нетерпелось взглянуть в глаза своему брату, Вове... Ничего даже не говорить ему, а всего лишь взглянуть.

      Когда Алекс подходил к дому, то только один Вова остался у него в голове, и никаких способов покончить с собой, и, тем более, никакой вороны.

      Но дома никого не оказалось. Алекс полез в карман за ключом... Ключа в кармане не было...

      Он уже собрался выйти из дома, но... в самый последний момент заметил, что из двери торчала какая-то свeрнутая бумажка.

      Он вытащил еe, развернул. И с трудом разобрал каракули, накарябанные на бумаге наверняка курициной лапой – каким-то птичьим помeтом.

      "Птенец, – написано было на листе без грамматических ошибок, – ты с честью выдержал сегодняшний день, коли читаешь это письмо. Не забывай единственное, что я волшебная птица и очень скоро мы с тобой можем встретиться и весь мир запросто может оказаться у твоих ног, птенец. Помни, Христос терпел и НАМ велел."

      – Да я-то понимаю, – пробормотал вслух Алекс, переворачивая лист, – что нужно терпеть, но как мне жить дальше?

      На другой стороне листа, неожиданно для Алекса, тоже что-то было накарябано. Почему он сразу этого не заметил? Видимо, потому что не заметил.

      "Твой брат Вова дошeл до такого идиотизма, что положил ключ от дома под коврик, – с прежним трудом разбирал Алекс каракули, тут же засовывая руку под коврик и извлекая оттуда связку Вовиных ключей. – Хотя, если честно, то это я наколдовала, чтоб ему пришла в голову такая глупость. Войди в квартиру, и мы с тобой обсудим, как тебе жить дальше, птенец".

      – Чeрт, – бормотал он, открывая дверь, – неужели эта ворона сейчас прилетит ко мне?! Вот же здорово!

      Он вбежал в квартиру не разуваясь и тут же подскочил к окну и открыл его, дожидаясь прилeта знакомой птицы.

      Но только он открыл окно и высунулся, как зазвонил телефон...

      – Чeртовы ублюдки! – подбегал Алекс к дребезжащему аппарату. – Всю жизнь этот хренов телефуфлон стоял молча, как пустая, дырявая кастрюля, никому не нужный, и на тебе!, в самый неожиданный момент кому-то приспичило ошибиться номером... Наверняка номером ошиблись...

      – Я не ошиблась номером, – раздался из трубки долгожданный голос. – Верно?

      – Конечно, верно! – узнал он голос вороны. – Прилетай ко мне, ты мне нужна.

      – Не прилечу.

      – Почему? – Он думал, что, возможно, у вороны сейчас какие-то неотложные дела.

      – Тебя ещe не спрашивали обо мне, – донeсся ему ответ.

      – Что?!! – не ожидал он такое услышать. – Что значит, не спраш...

      – То и значит, что тебя должны заставить меня предать, а ты должен вытерпеть все испытания. Вот после этого я и прилечу.

      – Ты что, меня испытываешь? – удивился Алекс.

      – Нет, не испытываю я тебя, и не издеваюсь над тобой. Я тебе сейчас не могу объяснить, почему всe должно происходить именно так, а не иначе. Но ты, главное, терпи, и ты станешь ВЫШЕ.

      – А мне больше нечего терпеть. Самое плохое со мной уже произошло...

      – Тоже мне, самое плохое нашeл! – появилось в каркающем голосе пренебрежение. – Запомни, птенец, самого плохого не существует, потому что всегда найдeтся вещь в несколько раз хуже и неприятнее предыдущей...

      – Ты что, хочешь сказать, что у меня ещe ВСЁ впереди?

      – ВСЁ впереди выглядит таким, – ответил ему каркающий голос, – каким ты его видишь. Просто ты ещe птенец – не умеешь извлекать из происходящих вокруг тебя вещей пользу. Пойми ты, что кроме недоразумения, страшного с тобой ещe ничего не произошло. А оно и не произойдeт, если тебя оно не испугает. Пойми ты это, птенец!

      – Слушай, хватит меня уже называть птенцом! – вышел из себя Алекс. – У меня имя есть...

      – Для МЕНЯ ты птенчик, – гнула своe ворона. – Станешь ВЫШЕ, буду звать тебя по имени. Александр, это не настоящее твоe имя. Твоe настоящее имя похоже на то, которое дали тебе родители, но отличаются два этих имени друг от друга, как лицо от задницы.

      – Бывают такие задницы, – произнeс на это Алекс, – что от лица мало чем отличаются.

      Он ожидал на это услышать какую-то реплику, но... то, что донеслось тому в ответ, было полной неожиданностью.

      Вместо ответа послышались короткие гудки – на том конце провода бросили трубку.

      И, судя по всему, трубку бросили не просто так. Через секунду Алекса оглушил звонок в дверь... Никогда ещe звонок не был таким звонким.

      – Ты, урод! – ворвался разъярeнный Вова в квартиру и чуть не раздавил собой Алекса, – какого ты хрена захапал мой ключ, козлина!! Чe у тебя, своего нету?! Я для тебя, ублюдка, прятал его в самое оригинальное место?

      – Я не трогал твой ключ!!! – постарался Алекс перекричать его.

      – Чe ты, хочешь сказать, что его кто-то из-под коврика вытащил, – орал тот ещe громче и мощнее, – а ты своим ключом открывал дверь? Да? Не ври, ишак грeбаный, я за тобой специально подглядывал. Я специально положил ключ под коврик и сунул в дверь записку, чтоб узнать, до какой степени ты кретин.

      – Ну узнал, что я кретин? Успокоился?

      – Успокоился – успокоился, – полностью убавил Вова тон. – А ты-то чe так рано вернулся из школы? Выгнали? Наверно достал там уже всех своим беловороньим видом.

      – Каким видом?!

      – Не обращай внимание, – улыбнулся тот. – Белыми воронами называют специальных людей, которые... – Но прервал его взгляд младшего брата. – Ты чe это так странно на меня смотришь?

      – Ты случайно ГМНА про меня ничего не рассказывал? – спросил его Алекс, как бы ни к стати.

      – А чe это такое, ГМНА? – не понял тот.

      – Ты не знаешь, что это такое? – решил Алекс, что ответ брата ему послышался.