Текст книги "Григорий без отчества Бабочкин"
Автор книги: Анна Зенькова
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
В общем, когда папа обозвал меня амёбным бараном, я тут же решил стать козлом. Не в том плане, что подлым. А просто непокорным и упрямым. Я решил доказать, что способен на большее, и натренировать свои умственные способности до уровня сверхчеловека. Ну там речь, память. И случайно вспомнил, что лучший тренажёр в этом плане – рифмы. Нам об этом ещё в начальной школе рассказывали. А я зачем-то запомнил, и, как выяснилось, – не зря. В общем, я покопался в домашнем книжном шкафу, но из поэзии нашёл только Маяковского. Вот с него-то всё и началось.
Не то чтобы я большой ценитель поэзии. Я даже не знаю, люблю ли её. Ну уж точно, что не гурман. Просто принимаю дозированно, как таблетки.
Кто-то же пьёт аспирин от головной боли или там драже от кашля? Так и я глотаю Маяковского от хандры, Хармса от вялости, Есенина от злости. Не знаю, какой у этих таблеток принцип действия, но мне почти всегда помогает.
Например, вчера. Родители стали спорить, в какой лагерь отправлять меня летом. Мама настаивала на том, в котором я был в позапрошлом году, – для лингвистов. Считай, садистов… Папа начал кричать, мол, надо ехать в «Лесной» – в какую-то крутую школу выживания. Что дяди-Мишин сын якобы ездил, остался жив и, главное, доволен.
Я молчал, а сам думал: «Давайте, что ли, садистов!» И потом, не рановато ли вы начали мечтать о том, как лучше от меня избавиться? На дворе только октябрь!
Но это так была… минутная ирония.
А вообще, я решил, что лучше всего – как можно дольше оставаться в неведении. Собрался и пошёл на стадион – бегать.
Но перед этим ещё раз перечитал Маяковского. Это его «будьте цветочком, благоухайте мамаше и – точка».
Вот после этой точки во мне сразу всё забурлило. Как будто у меня там кофемашина какая-то. Я уже от подъезда такого стрекача задал, что даже кроссовок порвал. Считай, на аварийке летел.
Но не поворачивать же назад, правильно? ||
▶ Поворачивать нельзя. У меня железный план: разогреться, подтянуться, отжаться и потом уже бежать, пока дышится. Так нагрузка на мышцы сильнее. Раньше, до своей программы по саморазвитию, я просто бегал, ни о какой нагрузке особо не думая. Просто с папой за компанию. И мне это страшно нравилось, то, как мы с ним вдвоём тренируемся. Как настоящие друзья! Но потом всё резко изменилось.
Не знаю, может, из-за его работы. Он и правда очень устаёт!
Но, скорее, всё же из-за меня. Из-за того, что я вырос не таким, как он планировал. Поэтому мы и стали бегать порознь. А я ещё дополнительно отжиматься и подтягиваться, чтобы его удивить.
Наивный дурачок! Сам же прекрасно знаю: папу в этой жизни ничем не удивишь. Я иногда думаю, что, даже если бы отвинтил себе голову, положил в карман и в таком виде явился завтракать, он и глазом бы не моргнул. Сказал бы: «О, явление народу! Уже полвосьмого, а царь ещё не умывался».
Хотя я всегда умываюсь засветло, а потом ложусь в постель – досыпать. И просыпаюсь уже умытым.
Здорово, да?
Только он всё равно ко мне цепляется с самого утра. ||
▶ В общем, я тогда бежал и крутил в голове свои вечные мысли – о папе. И это меня подстёгивало. Я твердил себе, что выполню программу действий, а может, и перевыполню. В конце концов, сверхчеловек я или кто? Но из-за этого проклятого кроссовка у меня постоянно сбивался темп, и я быстро выдохся. Подумал даже, а может, ну его – этот план? Всё равно о нём никто, кроме меня, не знает! И уже по-настоящему решил смалодушничать, но тут на стадион пришёл Гера.
Вообще, конечно, странная история: Гера и стадион! Никогда его здесь не видел. Я хотел поздороваться, но так разволновался, что вместо обычного человеческого «привет» выдал что-то не по-человечески идиотское. Бабочкин, по-моему, даже не разобрал, что я там промямлил. И стал бегать.
И я стал. Точнее, я уже и так бегал и просто побежал со всех ног. Забыл обо всём на свете, и про папу, и про Геру, и, конечно же, про дыхание. У меня даже сейчас, когда вспоминаю, оно сразу пропадает. А бег без дыхания – это же как хоккей без клюшки. Ну как-то так. Гера бы понял. ||
▶ Пойду всё-таки порежу помидоры. Подышу как следует. ||
▶ Помидоры порезал, огурцы помыл, подышал. Это мой обычный принцип действий во время паники.
А в беге принцип такой: чем ровнее дышишь – тем дольше бежишь. А чтобы ровно дышать, нужно контролировать каждый вдох и выдох. Один раз пропустишь, и всё, сердце сразу – бах-бах – греметь начинает. А если дышать правильно, бьётся спокойно, как будто плавает под музыку.
Кстати, многие под музыку бегают. Тот же Гера, я заметил. А я так не могу. Я из-за музыки дыхания вообще не слышу.
А вот под Есенина очень даже могу! Просто бегу и читаю. Строчка – вдох, строчка – выдох.
Но когда мы с Герой бежали, у меня все стихи из головы вылетели. Я думал только о том, что скажу, если мы вдруг поравняемся. Не молчать же, в самом деле. Стадион – это тебе не школа.
Не знаю, может, я поэтому так гнал, как ошалевший антилоп. А ягуар Гера гнался за мной по пятам. Ну конечно, он же хоккеист. Ракета! Ему такого, как я, обогнать – раз плюнуть.
Но и остановиться я тоже не мог. Это же сразу позор и смена школы. Мг, в начале года! Лучше уж монастырь тогда, хотя и это – тоже нет, потому что родители.
В общем, пока я размышлял, как пробежать хотя бы ещё круг и не задохнуться первым, неожиданно вспомнил вот что:
Если вы есть – будьте первыми,
Первыми, кем бы вы ни были.
Я не знаю, это такое чувство… Буквально только что я просто-напросто задыхался, а через минуту задышал полными лёгкими. Как будто к ним кислородный баллон подключили. Дамы и умирающие господа, его высочество Допинг – Роберт Рождественский. Пара строк и никакой химии.
Первыми будьте и только!
Пенными, как моря.
А дальше я уже бежал и ни о чём не думал. Только чувствовал, как кроссовки ударяются об асфальт. И под коленями гуляет ветер.
А вы трусливых не слушайте,
Вы их сдуйте как пену.
Если вы есть – будьте лучшими,
Если вы есть – будьте первыми!
Смешно, но я ведь даже не сразу понял, что Гера больше не бежит. Потом смотрю, а он на лавке сидит – шнурки завязывает.
Вот поэтому кроссовки должны быть только на липучках. Чтобы никогда не сдаваться. ||
▶ А вообще, если меня спросят, какая на вкус победа, то я отвечу – солёная. Я ведь так обрадовался, что губу до крови прокусил. Или это были слёзы? ||
▶ А что? Олимпийские чемпионы тоже плачут во время награждения. Так чем я хуже? ||
▶ Я же мало того что лишние круги накрутил, так ещё восемьдесят шесть раз отжался. И всё это на глазах у Геры.
Да, я крут. Но не тщеславен! ||
▶ Ну правда… Я хотел просто подойти и сказать ему про кроссовки. Про шнурки эти… чтобы не расстраивался. А потом смотрю, а никаких шнурков там нет. Липучки. Липучечки.
Йе-е-ес! Я бессмертен! ||
▶ Конечно, я своего превосходства никак не проявил. И даже не собирался! Зачем, когда у человека и так достоинство пострадало. Просто прошёл мимо. А он мне такой в спину:
– Слава китайскому коммунизму!
Смешно, да? Вообще-то проигрывать тоже надо уметь. Особенно тем, кто и так в непроходящем выигрыше. ||
▶ А может, он это вообще не мне сказал? Я до сих пор не понял, при чём здесь китайцы. ||
▶ У меня же вроде глаза не узкие? Или узкие? Вот только этого ещё не хватало! ■
Глава 3. Мир, труд, май
Б
▶ Всё! Я теперь понял, где видел этого чудика. А то всё смотрю на него и думаю: кого же он мне напоминает?
Сначала на Добби[13]13
Домовой эльф из серии романов о Гарри Поттере, написанной Дж. К. Роулинг с 1997 по 2007 год.
[Закрыть] грешил. Ну серьёзно, прямо до боли знакомые уши! А потом у нас уборка случилась. И мать вытащила из кладовки старые фотоальбомы.
Я сначала к ним даже прикасаться не хотел. Понятно, там же на каждой странице – он. А мать вдруг такая:
– Ой, смотри: здесь же полно твоих детских фотографий. Давай вместе посмотрим!
Но я сказал:
– Спасибо, я как-нибудь сам! – И закрылся с этим хламьём в комнате. Притом на два оборота!
На два, потому что я свою мать знаю. Для неё закрытая дверь – это далеко не намёк, а, наоборот, сигнал к действию. Только уединишься – всё, тут же начинается: «Ой, я тут стирать собралась – давай и твоё закину!», «Ах, я там новый салатик сочинила, будешь?», «Сынкин, ну что ты вечно в этой комнате сидишь? Пойдём, что ли, чаю попьём!»
«Сынкин»! А-а-а! Как же она меня бесит!
В общем, я те альбомы под кровать запихнул. А сам уселся за «болталку». Уж не знаю, как так вышло, но для меня теперь этот дневник – что-то вместо зависимости. Вместо, потому что у меня натура такая. Я в этой жизни ни от кого и ни от чего не завишу, даже от смартфона! Вот уж чем-чем, а этим я вообще никогда не страдал. Чатики, топики. Серьёзно, это не про меня вообще. Я же спортсмен. У нас в жизни одна зависимость – от успеха. А остальное – это так, слабость характера.
Но с дневником, конечно, странно получилось. Я же, если вспомнить, его вообще вести не хотел, а потом раз – и втянулся. Прямо приклеился к нему. Или он ко мне? Как будто живой человек какой-то!
Хотя на самом деле – в этом-то и суть, что он не живой и даже не человек. Говори что хочешь – он тебе сло́ва в ответ не скажет. Это же идеальный друг, получается!
Плохо только, что планшет прятать приходится. Из-за матери. Вообще, да? Лучшего друга – и под кровать. Там же пылища!
Вообще, я его и не прячу особо. Потому что, давайте будем откровенны, «под кровать» – это так себе тайник, сомнительный. Особенно если ваша мать такая, как моя, – безграничная, в плане своей вездесущести. О нерушимости территориальных границ она если и слышала, то в каком-то давно забытом сне.
А про неприкосновенность чужого имущества я вообще молчу! У неё, видите ли, своя декларация ведения домашнего хозяйства. И если мне что-то не нравится, то я могу добиваться статуса беженца и просить политического убежища у бабушки. Мне прямо так и сказали, без всяких там дипломатических сантиментов:
– Не нравится – адьёс!
В смысле, скатертью дорога.
А я, может, и рад бы! Но от бабули на тренировки далеко ездить. Да и потом, это же сразу пожизненная эмиграция. Я мать знаю! У неё если ушёл – значит, ушёл, с концами. А дом есть дом. Тут вайфай, да и кормят периодически. Не рябчиками, конечно, но пельмени регулярно дают. И пиццу заказывают! А у бабули что? Её саму кормить надо. Она же уже как ребёнок! ||
▶ Кстати, о еде. Не мешало бы пожевать чего-нибудь человеческого. Не в том плане, что я – доктор Лектер[14]14
Серийный убийца из романов Томаса Харриса.
[Закрыть], но мне вообще-то тоже нужно питаться. Белки там, углеводы! Как говорится, одним святым духом сыт не будешь.
Или так не говорится? ||
▶ В общем, я вышел на кухню, чтобы хоть горбушку какую пожевать… Довела ребёнка!
И сама, главное, сидит – фотографии к себе прижимает. Рыдает!
Ну я-а-асно! Опять манипуляции пошли! Когда она уже поймёт, что мне плевать на её трудности? Это я раньше чуть что к ней бросался – утешать. На работе завал – я бегу. С отцом поцапались – я бегу. Устала – я снова рядом. А теперь – всё. Я вырос и сам устал. И вообще, в утешители не нанимался. Пусть вон дневник себе заведёт и в него плачется.
Так и хочется сказать: «Соберись, тряпка!» ||
▶ Понятно, ничего такого я не сказал. Это было бы слишком, даже для меня. А вот ему бы я точно сказал. Ох, чего бы я ему только не сказал! И про то, и про это. Если бы мог. А c неё что взять, когда она женщина!
В общем, я стоял там как дурачок с этой горбушкой. Делал вид, что соль ищу. А сам только и думал, как сделать так, чтобы она перестала. Мне, конечно, эти её рыдания до лампочки. Пусть ревёт сколько влезет. Главное, чтобы я не слышал.
В общем, соль я так и не нашёл. И разозлился просто до ужаса. Сказал:
– Нам тут в школе задали стихотворение учить. Хочешь послушать?
Сам я все эти стишки на дух не выношу. Даже презираю. Соплевыжималка какая-то. Но мать, знаю, любит. Я как сказал, она прямо встрепенулась вся. Закивала.
А я откусил от горбушки и прямо так – с набитым ртом – начал:
Если любовь уходит, какое найти решенье?
Можно прибегнуть к доводам, спорить и убеждать…
Мать прямо обалдела. Серьёзно, даже плакать перестала. Может, из-за икоты? Она у неё всегда от сильного потрясения начинается.
Так я давай на полную громкость декламировать. Хотя не так уж это и просто – читать, когда тебе на ухо ик-икают:
Можно вспомнить былое, каждую светлую малость,
И с болью твердя, как горько в разлуке пройдут года…
Дальше я там пропустил немного. Забыл просто. А потом вспомнил и дальше пошёл. Таким голосом, ну вроде как непререкаемым. Таким, каким она меня обычно в школу с температурой 36,9 отправляет!
Если любовь уходит – хоть вой, но останься гордым.
Живи и будь человеком, а не ползи ужом!
Чтец из меня, конечно, ещё тот. Но, как ни странно, даже в таком виде это сработало – мать успокоилась. Я думал, вот сейчас она ещё разик всхлипнет, последний, и тогда уже всё – с сыновним долгом, считай, покончено. Можно будет обратно в комнату идти.
Но куда там! Она опять за разговорчики взялась. Завела свою лебединую песню. Ещё и спасибо сказала.
Вот зачем, а? Неужели нельзя было просто промолчать? Так нет же! Вечно всё испортит. ||
▶ А со стихами этими вот как вышло. Нам Леокадия дала задание – выбрать что-нибудь из внеклассного, желательно поэтическое, и выучить наизусть. Я сначала подумал: «Что за бред опять? Лучше бы Брэдбери лишний раз обсудили!» И со злости стал заучивать монолог Болконского – тот, который вообще не заучивается, про небо. Ну, чтобы свести её с ума окончательно. Но потом рассудил: «Ещё чего! Размечталась!» И потопал в библиотеку. А там этот – Асадов. Не собственной персоной, конечно. Так, книги.
А я стихи эти, говорю же, терпеть не могу. Но вдруг с чего-то подумал – вай нот? Для Леокадии ничего не жалко! А для общего развития даже полезно. ||
▶ Вообще, конечно, странно, но я это стихотворение сразу запомнил. Видно, в точку попало. Может, из-за матери? Или из-за Малинки? Я о ней тоже думал, пока читал. Ну, что буду делать, если она меня бросит.
Нет, у нас всё отлично. Даже мысли такой нет. Но, с другой стороны, жизнь есть жизнь. И у неё есть одно золотое правило: либо ты – либо тебя.
Я-то Малинку, понятно, не брошу. Она же не переживёт! Но в теории ведь и сама может. Мало ли. Встретит там какого-нибудь хлыща усатого и надумает со мной распрощаться. Так я ей сразу это стихотворение вверну. Пусть не воображает! ||
▶ О! Уже пишет мне в «Вайбере». Женщины – они, конечно, от животных многое переняли. Сразу чувствуют, когда пахнет жареным.
Но не все! Мать вон до последнего думала, что это не жареным пахнет, а розами. Ну, в этом вся она. Взрослая женщина, а ведёт себя как наивная дурочка. Будто ей пятнадцать.
Я вот лично сразу всё понял. Он ещё даже вещи не собрал, а я уже смекнул, что чемодан – это и есть конец истории.
Главное, даже не попрощался. Ушёл – и пока: ни ответа ни привета. Единственное, правда, сообщение скинул: «Прости, брат, но я так больше не могу. Люблю тебя. Папа». ||
▶ «Люблю». Разве, когда любят, так поступают? ||
▶ Хотя что тут объяснять, когда и так всё понятно. Он же не из-за меня ушёл. А из-за неё.
Честно, я его даже не осуждаю. Человек должен жить там, где ему хорошо. Где о нём заботятся. А здесь что? Мать, которая с утра до ночи на работе, пельмени по средам и суши по пятницам? Ну хорошо, плюс пицца по субботам. Вряд ли он об этом мечтал.
Я знаю, он другое хотел – дом, борщ, собаку. Вот о чём он мечтал, когда на все эти сказочки подписывался. А тут ему – хрясь на голову такой сюрприз. Ни борща, ни собаки. Зато по всей квартире снимки распиленных мозгов валяются. С припиской на обороте: «Добро пожаловать в счастливую семейную жизнь!»
Я вот уже думаю. Какого чёрта они вообще женились? Жили бы себе поживали. А надоело – разбежались бы, и дело с концом. А тут вон фамилия общая, имущество… Это же теперь делить приходится.
С квартирой-то они быстро разобрались. Понятно, у нас же куда ни плюнь – на каждом квадратном метре по Робин Гуду. Одному ничего не надо, лишь бы народ – то есть мы с бабушкой – не голодал. Второй тоже ничего не надо, и даже народ. Она лишь прикидывается озабоченной нашими судьбами, а сама мечтает о том, как ни о чём не думать и только в своих ненаглядных мозгах ковыряться.
И в чужих тоже. Это у неё вообще – мания.
А меня они, кстати, так и не поделили. Свой главный материальный актив. Ну понятно, это вам не сарай на две части пилить…
Хотя мать иногда пытается.
А вообще, меня другое возмущает. То, что они со мной ни разу не поговорили. А я что – не человек? Гомункул… Шариков…[15]15
Персонаж повести «Собачье сердце» (1925) Михаила Булгакова.
[Закрыть] Или Буратино, которому ключик показали, а он и рад по уши?
У меня как-никак тоже чувства есть! И потом, ну решили вы развестись – ради бога. Но объясните нормально, так и так, Гера, мы с папой будем жить отдельно, а ты, как и прежде, – с нами, только в разное время. День так, день эдак. А не так, что я утром просыпаюсь, а папы уже нет. И на все мои расспросы, где он, получаю вот это вот невнятное хлопанье бровями… ну или чем она там хлопает, когда не знает, что сказать?
Я же тогда чего только не передумал! Навоображал, что он умер – от инфаркта или в аварию какую попал: прямо под КамАЗ! А мать мне просто из жалости не говорит, чтобы не травмировать.
Это бабушке спасибо. Только благодаря ей я до правды докопался. Путём жестокого шантажа! Я ей прямо так и сказал:
– Если не расскажешь – я твой диск с симфониями в унитазе утоплю!
А она мне:
– Только попробуй! Будешь сам сантехника вызывать, когда в клозете новая жизнь забьёт фонтаном!
Ох, бабушка!
А сама испугалась – будь здоров как! Тут же раскололась!
Оказывается, папа и не думал умирать. Он просто из дома ушёл, потому что мать его такой жизнью достала. Бабушка так и сказала – гусыня без головы.
Хотя мать на самом деле умная и вообще в некотором роде гений. Ей в прошлом году даже какую-то премию от больницы дали, ну, вроде как лучшему нейрохирургу. А бабуля этот факт раздула чуть ли не до Нобелевки – так она своей гусыней гордится. Но это касаемо медицины. А в жизни мать, согласен, тот ещё мозг. Призрачный! Одного мужа и того не смогла удержать. Хоть бы обо мне подумала!
Я как-то словил момент и всё ей высказал. А она мне:
– Ну что ты так расстраиваешься?
Я? Расстраиваюсь? А себя она, интересно, давно в зеркало видела? Худющая, под глазами синяки, не спит вообще – всё фотографии да видео пересматривает, как мы в позапрошлом году на Кавказ с палатками ездили. И ещё с Нового года. Он же, получается, как раз после него и ушёл. Тоже человек. Не мог уже подождать, пока у меня каникулы закончатся.
Потом был период, мы о нём вообще не говорили. Мать с головой в работу ушла, я весь в хоккее, и экзамены эти в конце года, в общем, закрутило. А потом я его случайно на улице встретил. С этой. Оказывается, он не от нас ушёл. Он к ней ушёл!
Я не знаю… Мать, конечно, с этой работой совсем с ума сошла, согласен, но она хотя бы симпатичная. Стройная, ресницы длинные. На неё реально смотреть приятно.
А эта, которая с ним, она кто вообще? Не то чтобы я её там сильно рассматривал, но мне и одного взгляда хватило, чтобы понять: «Мужик, тебя реально заколдовали!» Ни рожи ни кожи, как бабуля говорит. Прыщавая какая-то. Ей что, семнадцать?
А он что – реально не боится? За такое, вообще-то, сажают! ||
▶ В общем, я тогда в жизни окончательно запутался. А потом услышал, как мать бабушке жаловалась, мол, никакая там не девочка, а вполне себе взрослая тётка – библиотекарем работает. В школе!
Да хоть папой римским в Ватикане! Был бы я на месте матери – пошёл бы и намылил этой прыщавой шею… желательно дёгтем, потому что он, говорят, от прыщей хорошо помогает… Но нет! Она вместо этого заявила:
– Если он так решил, пусть живёт счастливо!
Нормально, да? А мы тогда как будем? Я у неё прямо так и спросил. А она мне:
– Гера, мы тоже будем. И очень даже счастливо!
Я прямо взбесился. Начал орать:
– Как? Как будем? Да ещё и счастливо! Без него-то…
А она как страус: сунула голову в песок и стоит – прикидывается, что его с нами никогда не было. Потом вообще заявила:
– Главное, что мы с тобой вместе! И больше нам никто не нужен.
Нормально так – за меня решать? Ей, может, и не нужен, а мне – очень даже. Да если хотите знать, он мне в сто раз больше нужен, чем она. Это же папа. Мой лучший друг. У меня кроме него – вообще никого нет. ||
▶ Не было! Потому что его теперь тоже нет.
Честно, лучше бы он и правда просто умер. ||
▶ Вот до чего я договорился. Надо будет стереть эти записи к чёртовой матери!
Жаль, что их сжечь нельзя! Был бы тогда как Гоголь. ||
▶ Но это так – мечты, конечно! Нам же потом обмениваться.
Честно, я уже жду не дождусь. Там реально – та-а-акой кадр! ||
▶ Кстати! Я же хотел про фотографии рассказать. Вечно всё забываю.
Так вот! После той истории с Асадовым я слился обратно в комнату – подальше от матери и её разговоров по душам. Хотел под кровать залечь, для надёжности, но вспомнил, что там альбомы. Ну и достал их от нечего делать – полистать. На себя мелкого посмотреть.
Ох и потешный я был перец! Особенно там, где в косынке. Видно, у меня уже тогда с волосами вся эта ерунда творилась.
В общем, я листал-листал и вдруг наткнулся на знакомую фотографию. Ещё такой подумал: «Странно, где-то я её уже видел!» А потом весь напрягся и – оп – сразу вспомнил.
Расскажу по порядку. Короче говоря, в прошлую среду мы с пацанами пришли на урок к Исааку. Исаак – это наш трудовик. Исаак Борисович, если быть точнее. Вот где страшный человек. А кабинет у него – ещё хуже, особенно стол с тисками. Типа верстак.
Ну это якобы! А на самом деле – пыточный инструмент. Из сердца Средневековья! А в той подсобке, куда Исаак во время уроков наведывается, там, наверное, пропавшие школьники хранятся. Именно хранятся! Потому что наш трудовик – он такой человек, ну, педант. Такие живых улик не оставляют.
В общем, обычно на уроках труда мы тем и занимаемся, что сочиняем страшные истории про похождения Исаака в школьных коридорах. И за их пределами, кстати, тоже. Типа «а помните, как прошлой зимой из соседнего училища трое пропали?».
В общем, хорошенько так сочиняем, с подробностями, а потом нашим девчонкам рассказываем. Эти прямо пищат – так трудовика боятся.
И вот, значит, ситуация.
Однажды Исаак решил наведаться к ним во время чайной церемонии. Это их трудовица так развлекается – устраивает на уроках тематические вечеринки с угощениями, типа «Вечер в Гаване» с банановым тортом или там «Сибирский полдник» с пряниками.
Так вот Исаака тоже пригласили. Не знаю почему, но догадываюсь! Они там, похоже, друг с другом мутят. А Исаак в тот раз что-то напутал и вместо костюма китайского мандарина вырядился как вождь племени майя. И ещё топорик прихватил, типа мачете. Ну вроде как аксессуар.
А мы с пацанами как раз подкинули этим дурёхам свеженькую историю, где Исаак своим мачете жертвы… того-этого. В общем, они как увидели этого красавца пернатого – стали визжать как сумасшедшие. А Юлька Шилова – она у нас в классе самая толстая и храбрая… бг-г… взяла и горячим чайником в него запустила. Додумалась, конечно!
Хорошо, что директор прибежал и весь этот цирк прикрыл, как лавочку. А Исаака скорая забрала – с травмами различной степени тяжести. Девчонки потом для него пирог испекли, вроде норвежский. И трудовица вместе с ними в ожоговый центр ездила извиняться.
А через три недели его обратно выписали.
Конечно, мы обрадовались! Это же чистый рай на земле – сорок пять минут валять дурака и лепить истории. Ну, может, рамочки какие склеить.
Но восставший из пепла Исаак всех удивил. Заявил, что с сегодняшнего дня мы вместе с ним начнём новую жизнь. Тоже мне, птица феникс!
В общем, как я понял, он в своём ожоговом явно не ожоги лечил. Иначе с чего бы вдруг ему предлагать нам сделать полку? В смысле не нам, а наоборот, чтобы мы ему сделали. Или cебе? Честно, он там такой бред нёс, что я даже половины не понял. Про какой-то фрезер рассказывал. Мы все на него смотрели как на пришельца. А он такой:
– Ну что, дамы? Вы, небось, фрезер в глаза не видели!
А мы хором:
– Видели, конечно! Мы не дамы!
А он такой:
– Ха-ха-ха! Но в руках так точно не держали.
Тут уж все замолчали. Потому что Исаак хоть и предсказуем, но в узких кругах известен своим коварством. Ему только скажи: «Держал», – так он наверняка тут же потребует: «А ну покажи!»
В общем, из наших, понятно, никто не захотел рисковать.
А Исаак – ну просто прирождённый маньяк. Как начал нас специально подначивать:
– Ну поня-а-атно, собрались тут неженки.
В общем, психологию жертвы он назубок знает.
И тут – что вы думаете? Этот кадр, который чучело, ни с того ни с сего заявляет:
– А я знаю фрезер! Мы себе такой для бани купили, чтобы доски пилить. С горизонтальным шпинделем!
Исаак как услышал про этот шпиндель, так сразу весь побледнел. Не знаю, может, от зависти. А мы с пацанами вообще обалдели. Переглянулись и так уважительно:
– Ничего себе! Горизонтальный?
А Димка меня в бок толкнул и такие глаза сделал, мол, видал, какой чёрт этот новенький?
А я равнодушно пожал плечами, дескать, меня не удивишь: что я, чертей в жизни мало видел?
Но сам, конечно, тоже изумился.
А Исаак, что естественно, тут же решил проверить чёрта на прочность. Улыбочку такую скроил, типа сейчас я тебе устрою персональный ад со всеми подробностями. И мы тоже стали злорадно посмеиваться. Ну потому что зачем врать-то? Особенно про этот вот… шпиндель?
Но Григорий повёл себя престранно. Тут же согласился. А Исаак вручил ему фартук и сказал:
– Давай, парень. Заменим с тобой фрезу. Покажем этим цыпочкам, как работают руками настоящие мужики.
Главное, по плечу его хлопнул. Вообще, да?
Короче, мы всем хором двинули к этому фрезеру. Я был уверен, что чучельник в последний момент спрыгнет с этой затеи. Но он с преспокойным видом надел фартук, и они вдвоём с Исааком стали что-то химичить. Там, конечно, больше Исаак активничал, но этот тоже крутил – будь здоров как.
А потом вдруг – взынг – и что-то ка-а-ак лязгнуло. Я, честно, даже голову пригнул.
А Исаак ка-а-ак загнул! Из приличного там было только «дьявол!» и «мать-перемать!» И что-то про фрезу, которая крякнула. Но я уже даже не вникал, как такое вообще возможно – фреза и вдруг крякает, потому что на этого смотрел. А он – на меня. Стоит и, главное, руку перед собой держит. А она вся в крови. А-а-а!
Исаак тоже увидел и как заорёт:
– Скворцов, в медпункт беги, живо!
Скворцов, это который Саня, сразу позеленел и выбежал из кабинета. За ним ещё кто-то. А Исаак умчался в подсобку – бинты искать. Я ещё подумал: «Ну конечно, бинты! Небось, побежал школьников из ящиков перепрятывать!»
А остальные просто стояли и смотрели на эту руку, не шевелясь. Я так вообще не мог от неё оторваться!
У меня вот это – пожизненная странность. Вид крови завораживает. Я не маньяк, нет. Но согласитесь, есть в кровавых зрелищах что-то ужасно магическое?!
Хотя, может, я только один так и думаю. Вон мастер-фломастер так точно – не из нашего брата. Он как увидел свои пальцы – ка-а-ак дёрнется! А потом – раз – и на нас пошёл.
Реально, так прямо и пошёл с этой вытянутой рукой, как зомби! Шёл, шёл и вдруг стал. И стоит! Весь такой белый, глаза мутные. Прямо перед Крюковым – нос к носу, считай.
И вот тут я вообще не понял, как это случилось. Он просто в какой-то момент стал падать. Натурально заваливаться, как будто ему колени подрезали. А Крюков взял и отскочил в сторону. Вот придурок! А этот как грохнулся – прямо переносицей об стол. Мрак! Я, кажется, даже услышал, как у него там в носу что-то хрустнуло. Бр-р.
А ещё я этому беспредельщику Крюкову чуть башку не снёс. Серьёзно, не смешно вообще! И давай бегом к чучельнику. А он лежит лицом вниз и, главное, не шевелится.
Хорошо, у меня генетическая память сработала. Ну а что? Я ведь сын хирурга. И даже правнук – потому что моя прабабушка тоже врачом была. Акушеркой. В общем, я его перевернул, а там синяк на лбу – дурдом просто. И глаза закрыты.
Не то чтобы мне его жалко стало. Просто странно, когда вот так нелепо всё заканчивается. Да ещё и в таком юном возрасте!
Я же реально подумал, что наш фрезеровщик в ящик, того-этого, сыграл.
А он вдруг взял и ожил!!!
И тут же заныл:
– Что с рукой? Отрезало?
А я тоже – тот ещё актёришка. Положил ему руку на плечо и с такой, ну, драматичной интонацией говорю:
– Ты, главное, держись. Всё будет хорошо!
Ну чтобы он всерьёз подумал, что его песенка спета.
А он и подумал! Глаза выпучил. И такой:
– Значит, и правда конец? Я ног не чувствую.
Ой, всё. Я как вспомню – сразу трясёт.
Тогда тоже – прямо колотился весь. Потом успокоился и говорю:
– Да сам посмотри. Вот твоя рука – живая.
Взял её и ему же под нос сунул. Мол, на, полюбуйся.