Текст книги "Не случилось"

Автор книги: Анна Козлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Анна Козлова
НЕ СЛУЧИЛОСЬ

Рождественский рассказ

1.

– Ваня, где же пульт?! – волновалась Надежда Яковлевна.

– А на диване! – почти кричал Иван Николаевич.

– Сейчас же начнется! – скрипели под нажимом Надежды Яковлевны ходунки.

– А вот проверим, кто из нас быстрее до дивана! – хихикал Иван Николаевич.

Лида смотрела на крыльцо. Пойдет или не пойдет, думала она, безмятежно слушая стариков, которые наконец включили телик и уселись, вздыхая, смотреть сериал «Зима в Харбине».

– А Наденька пошла в ресторан, где пела Елена, – рассказывала Надежда Яковлевна, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в ходунки.

– Подождите! – волновался из инвалидного кресла Иван Николаевич. – Как она пошла в ресторан? Она что, выкупила платье?

– А я разве не сказала? – радостно рассмеялась Надежда Яковлевна. – Иван же выиграл в русскую рулетку! И выкупил Наденькино платье!

Лида стояла спиной к залу и смотрела в окно. Начинало смеркаться, снег во дворе дома престарелых в Хмельниках застыл толстой коркой, как подзаветрившийся крем на криво вышедшем торте. И как крем, он скрывал все уродства заброшенных, щербатых тропинок, деревьев с морщинистой черной корой, крыльца с тремя ступенями, продавленными, несмотря на то что из камня.

– А Елена-то хороша! – вставил Иван Николаевич.

Надежда Яковлевна шикнула на него, но, видимо, ремарка ее задела, потому что через пару секунд она сказала:

– Пошлая баба эта Елена. Даже скучная в своих хищных стремлениях.

Иван Николаевич не нашелся, что на это ответить. А Лида вздрогнула, как будто смертный сквозняк вдруг тронул ее между лопаток.

С крыльца под фонарь сползла тень, а за тенью появился Антипин. Сердце забухало у Лиды в горле. Антипин сделал два неуверенных шага от крыльца во двор, но остановился. Достал из кармана дубленки сигареты, закурил.

Лида не знала, какие хищнические стремления были у неведомой и неинтересной ей Елены из сериала, но про свое стремление она хорошо все знала.

Лида приехала в Хмельники из Бийска, от отчима и матери, спрашивавшей каждый день «исть будешь?», от беспросветного ужаса медучилища, от жизни, которая не шла, а ползла, и дом престарелых в Хмельниках стал для нее спасением от прошлого и обещанием любви.

Антипин выбросил в снег окурок. Лида с тихой улыбкой повернулась к старикам.

– Удивительное дело! – сказал Иван Николаевич. – А ведь я тоже в конце пятидесятых был в Харбине.

Надежда Яковлевна повернулась к нему.

– Не может быть, – сказала она, – просто невероятно! Потому что я приехала в Харбин в пятьдесят девятом году.

Лида вытащила из кармана зеркальце и осмотрела свое лицо.

– До сих пор помню, как есть в тот день хотелось, – сказала Надежда Яковлевна. – Думала, может, булочку куплю, а там ничего совсем не было. Только, знаете, на вокзале продавали мешочки такие из белого теста…

– А внутри жареный рис! – закончил Иван Николаевич.

2.

Как трепещет сердце, как вздрагивают плечи, как тонкие волоски на спине встают дыбом, когда он целует ее в маленькую впадину между плечом и шеей. Они лежат на застеленной простыней со штампом тахте в комнате отдыха персонала, и все уже кончилось, но Лида никак не может остановиться, она гладит его плечи, она касается кончиком языка щетины на его подбородке.

– Как быстро тебе это все надоест, – Антипин не спрашивает, а как будто приглашает ее к совместному размышлению над этим вопросом.

Раньше Лида на такие слова сразу начинала плакать, а теперь – ничего, привыкла. Теперь она просто молчит, положив голову ему на грудь, и слушает, как ровно бьется его сердце. Как он может так не ценить себя? Он! Такой умный, тонкий, такой талантливый. Его статьи по психиатрии ведь московские журналы печатали… И будут печатать! Если он напишет. Он, правда, ничего не пишет, а когда она робко интересуется, почему – он ей отвечает желчно: потому что моя специализация последние десять лет – старческая деменция. И вроде как нечего на это возразить – кому интересна старческая деменция?.. Но это ведь глупости, одергивает себя Лида. Его лишь надо подтолкнуть. Бесконечной любовью вернуть ему веру в себя. И тогда… Тогда, улыбается Лида, и статьи будут, и признание в научном мире, может, он вообще на ней женится.

3.

На ужин давали рыбный салат, курицу с макаронами и по шоколадной конфете. Надежда Яковлевна с Иваном Николаевичем сидели в уголке, оставленные на время ужина ходунки обтирала толстыми боками кошка Лапочка.

– У меня на Сунгарийском проспекте комната была! – рассказывал Иван Николаевич. – Вот прямо на углу дома, где ресторан, в котором Иван стрелялся…

– Ах, я помню! – вставляла Надежда Яковлевна. – Там еще арахис позолоченный висел…

– Да! Висел! – подтверждал Иван Николаевич. – Как же удивительно, что мы с вами, не зная друг друга, в одно и то же время были в одном и том же городе и ходили в один и тот же ресторан!

– Поразительно! – соглашалась Надежда Яковлевна. – Я ведь все-все забыла: и арахис, и ресторан, и Сунгарийский проспект, а теперь, благодаря телевизору, все как будто стало всплывать из памяти…

– И у меня! – подтверждал Иван Николаевич. – Такое странное ощущение, словно целая жизнь пряталась во мне, скрывалась, а теперь, можно сказать, перед самой смертью вдруг решила мне показаться…

– Ой, типун вам на язык! – оборвала Надежда Яковлевна.

– Типун не типун, а вечно жить не будем, – парировал Иван Николаевич.

Мимо стола прошла санитарка Евсеева, толстая баба, зачем-то вечно прятавшая свою доброту под нарочитой грубостью.

– Хватит болтать, жрите уже! – сказала Евсеева. – А то они болтают, а меня дети ждут!

– Давайте свою конфету, – шепотом произнесла Надежда Яковлевна, когда Евсеева удалилась, – у меня в тумбочке еще есть, мы с вами соединим, и Рождество встретим.

Иван Николаевич кивнул и галантно положил свою конфету на протянутую салфетку.

4.

Лида сказала:

– Знаешь, я люблю тебя.

А он посмотрел на нее и ответил:

– Хорошо.

И все. Больше он ничего ей не сказал. И видимо, даже не собирается. Получилось, что она все испортила. Они сидели, говорили про выгребные ямы, в которых китайцы выращивают рыбу телапию, и тут она это брякнула.

– Ну, то есть, хорошо, если тебе это доставляет удовольствие, – добавил Антипин после паузы.

– А тебе? Не доставляет? – тихо спрашивает Лида и чувствует, как слезы собираются в ком где-то в середине груди и дышать становится трудно.

– Слушай, – он берет ее за руку, – я не то что против. Это здорово, что ты так чувствуешь, я тоже тебя люблю, наверное, просто я не хочу, чтобы ты что-то такое особенное с этим связывала, вот и все.

Лида молчит. Антипин не успокаивается.

– Какие-то нелепые неадекватные ожидания, надежды какие-то. Что раз ты любишь, твоя жизни изменится… – он мрачно хихикает, – сраные Хмельники засияют огнями и старперы перестанут под себя срать.

Лида почти не слышит, что он говорит. Все ее силы уходят на то, чтобы удержать слезы.

– Ничего не изменится, лапа, – говорит Антипин. – Любовь, ну, или то, что ею принято называть, не делает людей другими, она просто временно искажает их взгляд на реальность и на самих себя. Никто, полюбив, не стал из бездари талантом или красавцем из урода. Все это – лишь форма убийства времени.

– А зачем его убивать? – шепчет Лида.

Антипин гладит ее по волосам.

– Затем, что жизнь длиннее и скучнее всего, что может выдержать человек.

5.

На тумбочке горкой лежали собранные с ужинов конфеты: четыре шоколадных из «Ассорти», две «Гусиные лапки», два «Мишки» и барбариски – эту дрянь даже не считали. На черном куске неба, видном из окна, звезды горели как пуговицы. Надежда Яковлевна сидела на кровати и шепотом рассказывала:

– Знаете, что самое страшное? Несостоявшаяся любовь. То, что было задумано, написано, но не случилось. От страха, от того, что дождь шел, не было теплого пальто и мало ли что люди подумают…

– У вас было такое? – спросил тихо Иван Николаевич.

– Было, – кивнула Надежда Яковлевна. – На вокзале в Харбине. Когда я уезжала уже. Как сейчас все помню: стою на перроне, вокруг грязь, окурки, китайцы галдят, тележки таскают, я в чемодан вцепилась, еще украдут, а у меня там все. И вдруг мне навстречу из толпы офицер выходит. Такой высокий по сравнению с китайцами, глаза голубые, прямо сияли они… – Надежда Яковлевна замолчала.

– И что? Что потом было-то? – поторопил ее Иван Николаевич.

– А ничего! – вздохнула Надежда Яковлевна. – Смотрели мы друг на друга долго, я первая глаза отвела, неприлично же… Так на мужчину смотреть… Потом в вагон свой поднялась, села у окна… Думала, может, он в моем поезде тоже поедет, может, даже в моем вагоне… Но не поехал.

Надежда Яковлевна вдруг заплакала.

– Это глупость, полная глупость! – шептала она, вытирая слезы твердыми артритными пальцами. – Офицер на Харбинском вокзале! Вы, наверное, думаете, я спятила… Но только в нем такое обещание я увидела, которого ни в ком больше не находила. Теперь думаю – чего боялась?.. Кого стыдилась?.. Хоть бы улыбнулась ему тогда…

Иван Николаевич нервно задвигался в инвалидном кресле.

– Вам плохо? – спросила Надежда Яковлевна.

– Это были вы, – сказал Иван Николаевич, – на вокзале. У вас пальто было зеленое, с беличьим воротником… И черные ботинки. И перчаток не было. Помню ваши ручки. Маленькие такие, беззащитные. Я сразу на руки тогда смотрел, есть кольцо или нет.

6.

Утром 8 января Лида зашла в палату Надежды Яковлевны и остановилась у койки.

– Они голые на ее кровати лежали, мертвые уже, закоченели! – рассказывала она потом Евсеевой. – Его рука у нее была… сама понимаешь, где.

– Ни стыда, ни совести в таком возрасте! – резюмировала Евсеева.

Лида побежала за Антипиным. Она притащила его в палату и стояла позади него, пока он осматривал голых стариков, чтобы констатировать смерть, которая и без того была очевидна. Как и любовь, которая, как казалось в то утро Лиде, оставила на скрюченных телах свой отпечаток, как бы предоставляя всем желающим право верить в нее или не верить, и совершенно не интересуясь, воспользовались они этим правом или нет.

– У них роман, что ли, был? – спросил Антипин, хихикнув.

– Да вроде они раньше встречались, – ответила Лида. – В Харбине познакомились, в пятидесятых годах.

– В Харбине? – удивился Антипин.

Лида пожала плечами:

– Они так говорили.

– Она всю жизнь воспитательницей в детском саду проработала, у нее даже паспорта заграничного не было. А он в Гипромезе механиком был, в сорок лет – производственная травма и кресло. Никогда они не были в Харбине, Лида. Никогда.

Лида стояла спиной к комнате и смотрела в окно.

– Они просто были в маразме. Ты же отлично это знаешь… В маразме и жить легче, и любить, – он снова хихикнул.

Антипин бросил последний взгляд на стариков и вышел было из палаты, но потом вернулся и сказал:

– Накрой их.

* * *

Анна Козлова, автор книг «Превед победителю», «Люди с чистой совестью», «Все, что вы хотели, но боялись поджечь», известна также как сценарист. В 2011 году Константин Эрнст предложил ей написать сценарий к многосерийному проекту о женщинах. Так появилась лента «Краткий курс счастливой жизни», снятая режиссером Валерией Гай Германикой. Затем в эфир Первого канала вышел еще один многосерийный фильм по сценарию Анны Козловой: мелодрама «Развод» режиссера Веры Сторожевой. Вместе со Сторожевой год назад Козлова выпустила еще один фильм – «9 дней и одно утро».

https://www.facebook.com/anna.kozlova.925