Текст книги "Железо (СИ)"
Автор книги: Анна Котова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Мы сидели за столиком в темном углу и тянули через соломинки свой лимонад, уже по третьему стакану, когда в бар вошел здоровенный молодой мужик довольно опасного вида, действительно, ярко-рыжий и отчаянно веснушчатый. Честно говоря, я б остерегся доверять такому – если бы не Лика. А она явно обрадовалась, помахала ему рукой, и едва он сел за наш столик, выложила ему всю правду. Про побег из приюта, и что мы нацелились на Альмиру, если повезет, и что надеемся на его помощь.
Рыжий Свен щелкнул пальцами, подзывая официанта, дождался своего пива с солеными орешками и только потом спросил:
– Почему Альмира? – и, поскольку мы замешкались с ответом, уточнил: – ну, почему не Челеста, не Маккинзи, не Эодред, наконец?
– Новая колония, – ответил я. – Совершеннолетие с 14 лет. Пока долетим, я стану совершеннолетним. Лика и так уже взрослая по их законам. А Сефа пару месяцев поопекаем, пока дорастет. Работы там – завались. Молодые руки всегда нужны. Не пропадем.
– И кем же ты собрался работать на Альмире? – Свен ехидно прищурился.
– А я хорошо секу в электронике, – сообщил я не без хвастовства. – Не только пароли ломаю, могу и контакты перекинуть, чтобы было по-моему. Могу, скажем, чинить терраформационную технику. Ну, бульдозеры там, экскаваторы. Поливалку наладить. Комбайн настроить… А Сеф соображает во всем, что растет и дышит, и неважно, бегает оно или плавает. Его можно пристроить в фермеры.
– А ты? – рыжий посмотрел на Лику.
Ее ответный взгляд мне не понравился.
Я его не понял.
– А я выйду замуж, – ответила она и улыбнулась одному Свену. – Это тут считают почему-то, что я ребенок. Там я буду девушка на выданье, долгожданная невеста для одинокого колониста. Выберу лучшего. – И медленно опустила ресницы.
Они у нее были очень красивые.
Мне сразу захотелось, чтобы тем самым колонистом был я.
* * *
На фронтах было неспокойно, мелкие стычки сотрясали окрестности обитаемых миров, и ясно было, что большая драка не за горами.
Большая драка – большой заработок.
В ожидании сражения я хорошенько вылизал пацанку, отрегулировал все узлы, соединения и связи до полной безупречности, протестировал бортовой компьютер во всех возможных режимах, подкрасил потускневшую розочку на борту и отполировал все, что можно было отполировать в рубке и каюте. Руки чесались поменять моей девочке большой обзорный экран – я как раз заметил на нем пару битых пикселей. Если б кто узнал, крутили бы пальцами у виска – в масштабах большого обзорного экрана это такая мелочь, что попахивает манией.
Наконец флоты двинулись, и стало ясно, что они сойдутся в окрестностях Неоританы. Не самое удобное место лично для меня, – далековато от Лаоры, – но заключать договора с Тильдой и Кошем было уже поздно, они почуяли запах наживы и снизили расценки для новых поставщиков. Прилично получат только те, у кого контракт не меньше полугода.
Да ладно, всех денег не заработаешь.
Неоритана так Неоритана.
Там поблизости есть несколько тихих планет, возле которых можно посидеть, попивая пиво и ожидая конца сражения. Пойду-ка я туда, пока не грянуло. Тем более на Марюсе осел старик Андерс по прозвищу Дед Андед, когда-то многому многих научивший, в том числе и меня. Будет время – навещу. Парни говорили, что он скучает, отойдя от дел, и всегда рад гостям и сплетням.
Короче, никому не сказавшись – не принято, – я ушел к Неоритане и через месяц повис на орбите Марюса, озираясь по сторонам.
Они еще стреляли. Если знать, куда смотреть, можно было заметить вспышки.
Каждая такая вспышка – минус корабль, плюс металлолом.
И минус несколько сотен человек, мир их праху.
Поразмыслив, я не стал спускаться на планету, только постучался к Андеду в комм: мол, привет, работаю поблизости, но зайти не успею, о чем ужасно сожалею. Ответ пришел через несколько минут: "Ну если вдруг получится, залетай в любое время. Не суйся там под пушки, мусорщик. Удачи".
Я поймал себя на том, что улыбаюсь пустому экрану. Конечно, дед, обязательно зайду.
И двинулся помаленьку на взрывы.
* * *
С Маринеллы мы выбрались без приключений – таможенники смотрели на мусорщиков сквозь пальцы, а уж что Свен вывозит детей из-под бдительного ока социальных служб, никому и в голову не пришло. Тем более кораблик у Рыжего был махонький, куда там сунешь зайцев-то… Но мы прекрасно разместились. Лике Свен отдал свою каюту, а мы с Сефом натянули гамаки в грузовом трюме. Он тоже был маленький, и в сортир приходилось бегать под Ликину дверь, но это такие мелочи. Зато Маринелла до нас больше не доберется.
Сам Свен в основном торчал на мостике, как и положено пилоту. И спал там же. В кресле, положив ноги на пульт.
Я б в такой позе и двух часов не выдержал, а он уже три дня так жил. И умудрялся даже во сне не задевать пятками никаких важных кнопок.
На четвертый день Лика явилась на мостик и растолкала гостеприимного хозяина.
– Иди отоспись по-человечески, – сказала она. – Все равно же идем на автоматике.
Свен поломался для приличия минут десять, а потом встал и ушел в каюту.
Только вот что мне категорически не понравилось – часа через четыре оказалось, что Лики нигде нет. Значит, она тоже скрылась в каюте.
Они не выходили оттуда очень долго. Когда вышли, держались за руки. Она сияла, он был красен, как краснеют только рыжие.
– Вот что, парни, – сообщила Лика нам с Сефом, – я на Альмире сходить не буду.
И я понял, что она никогда не станет женой никакого колониста, будь то хоть я, хоть кто угодно другой.
– Она же малолетка, – тихо сказал я. – Свен Гаррисон, мы еще не долетели туда, где она совершеннолетняя.
Свен был смущен до крайности, но руку Ликину не выпустил.
– Мы никому не скажем. Правда, Ангелика?
И клянусь, она не то что не вскинулась на ненавистное полное имя – она улыбнулась светло и нежно.
– Конечно, милый.
Сеф задумчиво смотрел на них. Потом высказался:
– А на Альмире вы могли бы пожениться.
– Долетим – разберемся, – ответил Свен.
Никогда я не маялся так, как этот месяц до Альмиры.
* * *
Наконец побежденные отползли к Уггле, ковыляя, полудохлые, обожженные, хромые на половину ходовых. А их менее удачливые товарищи остались висеть гигантским облаком корявого железа. И тогда мы, стая трупных мух, повылезли из щелей и слетелись на угощение, косясь вслед потрепанному победителю, уходящему мимо Неоританы по направлению к Сальхе. Проигравшие были нашими союзниками, значит, победители – нашими врагами. Но как-то плохо это осознавалось. Для меня все они были – те, кто дерутся. А я не дерусь. У меня свое маленькое дело.
Патриотизм среди мусорщиков не распространен. Перед нами все равны.
Ох, какой славный корабль был. Здоровенный, вероятно, новый, судя по форме стволов покореженных пушек. Наш противник только недавно начал ставить эту модель на крейсера. Мощные, эффективные, да не помогли. Вон как ему разворотило носовую часть. Но на куски не развалился, можно ухватить целиком. Люблю такие находки. Подхватил одного – и можно двигать к заводу. Все равно больше мы с пацанкой ничего не утащим. Этого бы довести, уж больно велик.
Перетянул его тросами в нескольких местах, чтобы по дороге не отвалилось ни кусочка, присобачил десяток движков, задал "Красотке" курс – и пошли помаленьку. Ближайшую неделю буду ковыряться у него внутри. Наверняка есть чем поживиться.
Правда, он настолько целенький, что там наверняка найдутся останки, а собирать трупы по кускам – удовольствие маленькое. Ну ничего не поделаешь. Хоть они при жизни и стреляли в нашу сторону, все равно ж люди.
И действительно, предчувствия меня не обманули.
Их было около двухсот, если правильно собрать детали. И все внутри. Все ждали меня и моих мешков, чтоб им… Если я что и ненавижу действительно в моей работе, так вот именно это. Сутки, не разгибаясь, и хорошо если четверть разобрал, значит, и завтра, и послезавтра… бросить все к чертовой матери, продать пацанку какому-нибудь отморозку, закопаться на окраинной планете вроде той же Альмиры, и стать вегетарианцем. Выращивать на грядке все, что необходимо для жизни, и никогда, никогда не видеть людей. Ни мертвых, ни живых.
И тут я его заметил.
* * *
Альмира – чудесное место. И работы там, действительно, оказалось – завались. И никто не стал придираться к возрасту Сефа. И меня допустили к технике.
И Свена с Ликой поженили.
Красивая, кстати, была свадьба.
У них там, видите ли, религиозная община. Истинная церковь Единого и Всемогущего.
Я прожил на Альмире два года, но так и не понял, чем Истинная церковь отличается от других истинных церквей. По-моему, такая же, как все. И в чем истинность каждой из них… или какой-нибудь из них… Нет, мне не понять. Я для этого слишком прост.
А вот Сеф разобрался, кажется, и ему понравилось.
Ну, надо сказать, кое-что понравилось и мне. Они не приставали с ножом к горлу, требуя немедленно признать их истинность и отвергнуть все прочие версии Единого и Всемогущего как ложные и греховные. Они считали, что постепенно послушник проникнется, а в послушники брали всех. На постижение истины каждому неофиту давались те самые два года. Если не проникся – скатертью дорога. Вселенная велика. Если же ты услышал голос господа, ты – полноправный гражданин. Красивый ритуал вступления в гражданство, он же – ритуал полного посвящения, и живи, радуйся.
Кстати, они хорошо там живут. У них преступности практически нет. Все трудолюбивы и доброжелательны. Все друг другу помогают. Все улыбаются. Уж не знаю, что будет лет через двести, но пока – благодать.
Так что Сеф там прижился. Сельское хозяйство действительно оказалось в самый раз по нему. Когда я улетал с Альмиры, он был главой общинной молочной фермы в Светозарной – большой деревне, по местным меркам считавшейся городом: полторы тысячи человек, – и вся Светозарная готовилась праздновать его окончательное вступление в ряды истинно верующих. К тому же у него был головокружительный и одновременно целомудренный роман с дочкой церковного старосты, одобренный ее папашей и благословленный отцом Кальмарием.
Я слишком был циником, чтобы без смеха слышать имя святого отца, но Сеф ни разу не улыбнулся, торжественно произнося: "Кальмарий". Хотя в отличие от падре точно знал, что за зверь кальмар и как он выглядит.
Словом, мой лучший друг нашел свое место в жизни. Моя подруга сделала это еще раньше. И только я не знал, куда податься, ясно было только одно: Истинная церковь не для меня. Значит, нужно уезжать.
Община выделила мне подъемные, достаточные для того, чтобы добраться до более обжитых миров и перебиться первое время. Провожали с молитвами и благодарными словами, обращенными к господу: хоть и не сподобил еретика обратиться, но немного обогрел заблудшего, даст Он, семена истинной веры еще прорастут в этой зачерствелой душе. Я выразил ответную надежду, что не собьюсь с пути истинного, и улетел на почтовом катере, ходившем раз в месяц до Любены.
Это тоже было захолустье, но досюда уже существовали регулярные пассажирские рейсы с Фар-аль-Койты, а на Фар-аль-Койте был бар мусорщиков.
Потому что взвешивая варианты своего будущего, я видел только два выхода: армия – и отребье вселенной. После строгой дисциплины религиозной общины армия не показалась мне сколько-нибудь привлекательной. Хотя перспективы, вообще-то, были неплохие: можно было получить образование за счет государства, сделать карьеру и вообще наладить вполне благополучную жизнь. Собственно, только необходимость подчиняться командам мне и претила.
Я, оказывается, возмутительно анархическое создание.
Оставались мусорщики.
* * *
Он, видно, хотел вылететь и не успел. Застрял в шлюзе. Совершенно целый. Блистер не треснул. Обшивка не пострадала – ну по крайней мере, насколько отсюда видно.
Так у него, может быть, и герметичность не нарушена.
Наверняка там, внутри, труп, но я не буду проверять это здесь.
Потому что есть вероятность, чудовищно близкая к нулю, но все же ненулевая, что он еще не труп.
А если он хотя бы на одну сотую не труп, есть шанс, что он им и не станет.
Я долго выколупывал из покореженного шлюза маленький истребитель системы "Оса", непроизвольно задерживая дыхание, – как будто разбирал карточный домик. Даром что я это делал не пальцами, а манипуляторами рабочего скафандра. Все боялся – дерну неосторожно, и он где-нибудь треснет, или лопнет, или проломится… и тогда вероятность превратится в отвратительную неизбежность. Наконец он выплыл наружу и повис, медленно вращаясь. Беспомощный, немой и темный. Если бы он успел вылететь, его, наверное, не заметили бы никогда.
"Оса" так мала, что влезет ко мне в трюм. Придется попыхтеть, но я впихну.
Ради вероятности, еще не ставшей событием.
Впихнул.
Дождался выравнивания давления.
Не сразу сообразил, где у него отщелкивается фонарь кабины. Нашел. Хорошо, что еще не вылез из скафандра – манипулятором оказалось удобнее, чем рукой.
Отщелкнул.
Хорошие у них, злодеев, пилотские костюмы. Без сознания, и кислород почти на нуле, но жив. Повезло тебе, парень, так, как просто не бывает. Из всего экипажа – один живой. Ты.
Отволок аккуратненько в каюту, запустил аптечку, разобрался с застежками злодейского костюма.
Поправка.
Повезло тебе, девочка.
Я стоял над ней и матерился, монотонно и бесконечно. Мне хотелось добраться до их командования и сбросить на них ядерный фугас. Мне хотелось стереть Рионский союз со звездной карты, чтобы и пыли не осталось. Стоило мне представить, что было бы, если бы она не застряла в шлюзе. Если бы осталась внутри или вылетела наружу. Если бы треснул фонарь. Если бы я повредил "Осу", освобождая из ловушки.
Если бы я нашел ее получасом позже.
Ненавижу военных.
Раньше я как-то не задумывался, как я к ним отношусь. Сейчас понял – ненавижу.
Она пришла в себя через несколько часов.
* * *
Я вошел в зал «Льва и бутылки» и огляделся. Народу было немного. Все-таки Фар-аль-Койта – не слишком популярное место у мусорщиков. Когда-то поблизости прокатилась серия сражений, и по соседству, на Саладине, пыхтела переплавка, но мощность ее была невелика – ее не модернизировали, наверно, лет сто, и нужды не было. Далековато от самых урожайных мест. Зато они принимали железо без особых формальностей, так что кое-что все-таки к ним иногда поступало.
Вспомнив "Звездную пыль", я направился к стойке. Угрюмый бармен скользнул по мне взглядом и буркнул:
– Несовершеннолетним не наливаем.
За два года на Альмире я привык считать себя взрослым, но мне действительно было всего шестнадцать, так что спорить я не стал. Я спросил его, не слыхал ли он что-нибудь о Рыжем Свене.
– Женился, – лаконично ответствовал бармен.
– Два года назад, – добавил я. – А где он сейчас, не знаете?
– Не в курсе.
– Мне нужен совет, – признался я.
– Тут не кабинет шринка, – сказал бармен. – Тут бар. Пиво, вино, виски. Коньяк. А советов тут нет.
– Хорошо, – очень терпеливо переформулировал я. – Тогда скажите мне, кто может мне дать совет. И мне не нужен шринк. Мне нужен Свен или кто-нибудь, кто знает Свена.
– Все знают Свена, – ответил он.
Тут его взгляд упал на мои сжатые кулаки, и, видимо, он все-таки решил не нарываться. Но вышло так, что именно нарвался.
– Эй, Андед, – окликнул он. – Поговори с малышом, а то он сейчас расплачется, бедняжка.
Вот тут я озверел, глаза заволокло…
Пришел в себя, окаченный пивом из кружки. Невысокий, но на диво широкоплечий пожилой дядька держал меня одной рукой за оба запястья, чуть ли не двумя пальцами. Я дернулся, но вырваться не смог.
– Тихо, пацан, – прогудел дядька. – Зачем ты подбил глаз Ехидне?
Я посмотрел на бармена. Тот прикладывал мокрую салфетку к стремительно распухающей брови.
– За ехидство, – сказал я и снова попытался высвободить руки.
– Цыц, малыш. Вы квиты. Он тебя дразнил, ты его разукрасил. Подумай, как над ним будут потешаться посетители: побит младенцем. Пойдем, поговорим.
– Мне надо переодеться, – горько сказал я. – От меня несет, как от пивной бочки.
– Отлично, – он широко улыбнулся. – Направо за угол – туалет. Если я тебя выпущу, ты больше не будешь махать кулаками?
– Не буду, – проворчал я, покосившись на Ехидну. Честно говоря, был соблазн привести левую бровь в соответствие с правой.
Видимо, тот прочитал эту мысль по моей физиономии, потому что помотал головой и поднял руки: "Сдаюсь". Я кивнул и встал.
Когда я проходил мимо стойки в сторону туалета, он отодвинулся подальше с моего курса.
То-то.
* * *
Я спросил, как ее зовут. Она стиснула руки в кулаки и промолчала.
Мои брюки, которые были ей велики, она подвернула снизу, а сверху подвязала моим же галстуком, который я сроду не носил и даже не знал, что он завалялся среди вещей. Моя майка болталась на ней, как на вешалке, и обуви по ее ноге, конечно, не нашлось. Она сидела в моих носках, закатанных валиком у щиколотки. Пятки носков терялись где-то в глубинах этих валиков. Отсутствие ладно подогнанной военной формы дезориентировало ее. Мой голос, видимо, тоже. Я прошелся перед ней по каюте. Она не шевелилась, только следила за мной блестящими темными глазами.
А, что мне терять, подумал я. И рявкнул:
– Имя и звание!
– Старший лейтенант Валлер! – тут она запнулась и покраснела.
Отчетливый рионский акцент. "Л" такое мягкое, почти "й": "йейтенант Ваййер". И "ш" не наше, ближе к "щ": "старщий".
– И что мне делать с тобой, старщий йейтенант? – передразнил я.
Она опустила голову.
Я тяжело вздохнул и присел на край стола.
– Я правда не знаю, что с тобой делать, старший лейтенант Валлер, – сказал я. – Всю ночь читал свой контракт с Лаорой. Там черным по белому указано, что всякая находка, представляющая стратегический интерес, должна быть передана представителям вооруженных сил. Ты представляешь стратегический интерес, старший лейтенант?
Она потеребила край майки и ответила:
– Я ничего не скажу.
– Значит, представляешь, – заключил я.
Ее ресницы дрогнули, но она промолчала.
– Понимаешь, я человек штатский. Более того, я военных не сильно-то люблю. Пока армия о тебе не знает, мы можем что-то придумать. Если ты не представляешь стратегического значения, конечно. Эх, была бы ты комплектом штабных карт, я бы передал тебя капитану Лестеру на Лаоре и не маялся бы.
Она подумала и спросила:
– Что такое Лаора?
– Плавильный завод. Я, видишь ли, мусорщик.
– Мусорщик? – сколько недоумения.
Армейская косточка. Чистое происхождение, неиспорченное воспитание. Можно подумать, у них в Союзе нет мусорщиков. Я-то знаю прекрасно – есть. Вот тот самый Локи был, кстати, с Рионы, если не врут легенды.
– Ну, Единый и Всемогущий с тобой, – хмыкнул я. – У нас еще есть время на размышления. А сейчас мне нужно идти разгребать трупы.
Она подняла взгляд.
– Твоих товарищей, лейтенант, – грустно улыбнулся я. – Их там видимо-невидимо.
И тут она встала, вытянула руки по швам, что особенно нелепо смотрелось в нынешнем ее цирковом наряде.
– Я теперь старшая по званию на "Валленштайне", – сказала она. – Я отвечаю за моих людей. У тебя найдется второй скафандр?
Рабочий скафандр был у меня один. Я выдал ей аварийный, легкий. Ворочать в нем покойников ничуть не хуже, чем в рабочем, благо невесомость. Правда, сомневался я, что девчонка вынесет хотя бы пять минут этой страшной и неблагодарной работы.
Она работала наравне со мной все шесть часов, пока я не сказал: "Хватит".
* * *
Дед Андед свел меня с Тикки Легранжем. Тикки не любил работать один, а его прежний напарник как раз недавно завел собственный корабль. Так что мы с Легранжем быстро договорились. Я ничего не умел, зато был полон энтузиазма, и в электронике рубил с детства… да я уже рассказывал.
Нас с ним где только не носило, и опыта я у Тикки набрался – будь здоров. Один недостаток был у моего старшего напарника – занудство. Для начинающего занудный старший товарищ – дар божий, но до чего ж это утомляет… Он не мог просто сказать: делай так. Ему непременно нужно было трындеть добрый час, объясняя, почему нужно делать именно так, а не иначе, с примерами, нравоучениями и наставлениями. И изволь не отвлекаться. Он проверит, усвоил ли ты урок. Если не усвоил – он охотно повторит. Неоднократно. Через полгода я стал страстно мечтать о своем корабле. Лети, куда хочешь, когда хочешь, и можно лениться, когда лень, и молчать часами, если не хочется разговаривать!
Особенно мне не хватало возможности просто не говорить ни о чем.
Легранж – человек честный, обещанные двадцать пять процентов с каждой колбасы я всяко имел, и в конце концов накопил на мою красавицу. К тому моменту, как я вышел в самостоятельное плавание, меня знали в любом баре по всей галактике. Даже в тех местах, где я сроду не бывал.
Наши бары – это наши информатории. Не хуже планетарных. Если хочешь найти мусорщика – иди в ближайший бар. Где носит нужного тебе человека, не скажут, а связаться – свяжутся. Невзирая на государственные границы и положение на фронтах. Если отметить на карте обитаемых миров наши забегаловки, получится густая сеть, охватывающая все и вся.
На месте армейской контрразведки я бы имел, вообще-то, это в виду.
Подозреваю, что они не глупее меня.
* * *
У нас установились настороженно-дружелюбные отношения. Я называл ее «лейтенант», она меня – конечно, «Чубака», меня все так зовут. Мы разобрали покойников по мешкам, перенумеровали – вышло 214. Многих она опознала, хотя и не всех, конечно. Мы записали их имена и соответствующие номера мешков. Толку от этого не было никакого, все равно их кремируют как неопознанных – не будут наши разбираться с мертвыми противниками и устанавливать их личности. А их командование просто вычеркнет из состава флота весь экипаж «Валленштайна» оптом. В том числе, разумеется, и старшего лейтенанта Валлер.
Я спросил ее, как ей нравится не существовать.
Она сидела, нахохлившись, обхватив ладонями чашку с чаем, а в глазах ее стояли слезы. Ни разу не всхлипнула там, на разбитом крейсере, ни разу руки не дрогнули – а вот теперь расклеилась.
– Не смешно, Чубака, – сказала она, шмыгнув носом.
– А я вовсе не смеюсь, – возразил я. – Пойми: тебя нет. "Валленштайн" погиб в полном составе. И пока мы не долетели до Лаоры, так и будет.
– На Лаоре я воскресну, – хрипло отозвалась она. – И уж тогда мало не покажется. Вытрясут все, что я знаю и не знаю.
– Ты много знаешь? – хмыкнул я.
– Ага, – ответила она. – Часами могу рассказывать про новейшее вооружение. Какие у пушек симпатичные стволы и как они красиво матово сверкают. Что, как ты думаешь, может знать простой пилот-истребитель? Я умею летать и стрелять, и все. Я никогда не служила в штабе. Я просто водитель маленькой летучей машинки, можешь ты это понять?
– Это – могу. Я не могу понять другого: зачем тебе воскресать, старший лейтенант?
– Но ты же говорил… представляющее ценность… передать армии…
– На тебе не написано, что ты представляешь ценность. Костюм твой замечательный я выкинул. Формы при тебе нет. Обыскивать пацанку… в смысле, мой корабль, не будут. Примут железо, и все. Главное – не высовываться и сидеть тихо-тихо, чтобы тебя никто не заметил. Вот что нам дальше делать…
Она подняла глаза:
– А в чем проблема?
– Все в том же: тебя нет. Я не могу тебя высадить ни в одном мире. Документы нужны. Разве что к Сефу на Альмиру… но очень уж не хочется. Задача – легализовать тебя, но так, чтобы наша армия не заметила.
– Поддельные бумаги? – предположила она.
– Конечно. Но для этого я должен где-нибудь приземлиться. И куда я тебя дену?.. Стой. Я придумал. Идем на Лаору, потом выходим во второй рейс к Неоритане…
А по дороге завернем на Марюс.
* * *
Лаора была все ближе, а старший лейтенант Валлер все задумчивей. И все чаще я ловил на себе ее взгляд. Что-то она напряженно обдумывала – и не хотела сказать, что именно. Меня это нервировало. Я пытался ее отвлечь. Мы играли в шахматы, в слова и в карты. Мы сочиняли истории с продолжением. Мы рассказывали друг другу о себе.
Она начинала улыбаться, пару раз даже засмеялась. У нее был чудесный смех.
Но мысль, глодавшая ее, не исчезала, просто уходила на глубину, и по-прежнему временами она внимательно смотрела на меня, сдвинув брови.
Наконец рейс подошел к концу.
– Завтра Лаора, – сказал я.
– Хорошо, – отозвалась она. – Поговорим?
Мне не хотелось услышать то, что она скажет. Нет, я не догадывался, о чем пойдет речь. Но печенками чувствовал: она что-то наконец решила, и мне это не понравится.
И мне это действительно совершенно не понравилось.
* * *
Пацанка ошвартовалась на восьмом причале, подкатил погрузчик, подхватил «Валленштайн», поволок. Протянулся посадочный рукав.
– Пора, – тихо сказала старший лейтенант. – Может быть, когда-нибудь встретимся. Спасибо, что спас меня, Чубака.
– Да не за что, лейтенант, – буркнул я. – Зря ты это. Мы бы что-нибудь…
Она подняла ладонь и закрыла мне рот, запихивая мои слова обратно. Потом приподнялась на цыпочки – все-таки она был гораздо меньше ростом, – обняла меня за шею и поцеловала в губы.
– Прощай. – Оттолкнулась, выскальзывая из моих объятий. – Идем.
Я кивнул, и мы пошли.
У выхода из рукава ждали капитан Лестер и двое рядовых. Увидев их, лейтенант приостановилась и, не глядя на меня, сказала:
– Меня зовут Александра. – Потом шагнула вперед, и я только успел выдохнуть ей в спину:
– Джонатан. Джонатан Линч.
Не знаю, услышала ли она.
* * *
Я так здорово все придумал. Я уже знал, на какие клавиши нажму и кого попрошу о содействии. Мы прокрались бы на Марюс к Андеду, через него сделали бы ей документы не хуже настоящих, и если не соваться назойливо под самый нос компетентным органам, никого никогда бы не заинтересовала девочка в штатском, будь у нее хоть десять раз рионский акцент. От которого, кстати, можно и избавиться. Мы поселили бы ее у Деда, нашли бы ей какую-никакую работу, из рейсов я возвращался бы к ней, и может быть, когда-нибудь… Все-таки я, может быть, понравился бы ей, и однажды она сказала бы, что я ей нужен… Тьфу, Чубака, распустил нюни.
Ну был, конечно, риск, что все откроется, но не такой уж большой. Ну жила бы под чужим именем. Она же все равно умерла, почему бы не начать после смерти новую жизнь?
Вот я начинал новую жизнь аж целых два раза. Имя, правда, не менял, но все остальное менял радикально. И ничего.
Я понимал, что дело тут вовсе не в имени, вернее – не в одном имени.
Ей претило отсиживаться за моей спиной. Она не хотела быть мне обязанной еще и этим. Она считала, что быть обязанной жизнью – вполне достаточно.
Гордость, наверное.
А потом до меня дошло еще кое-что. Я вспомнил: "Теперь я старшая по званию на "Валленштайне" и отвечаю за моих людей". И меня осенило, что дело все-таки в имени.
Она же опознала сорок восемь человек уверенно и еще около двадцати – предположительно.
Мы вместе составляли список – в каком мешке кто.
Армейская машина сроду бы не подумала заниматься опознанием рионцев по собственной инициативе, но уж если они опознаны, почему не сделать красивый жест – передать список противнику, может быть, договориться о передаче праха родственникам покойных? Глядишь, удастся заодно выторговать еще что-нибудь. Добавочный козырь на переговорах, буде они случатся. Но тогда нужна старший лейтенант Валлер собственной персоной. Не Джейн Смит и не Кэти Адамс, или как бы ее звали по нашим фальшивкам. Только старший лейтенант Валлер.
Нашим – немножко выгоды. Ей – исполнение долга перед людьми.
Когда я понял, у меня зачесались кулаки, да некому было бить морду. Разве что себе самому. Стукнул с размаху головой об стол. Почувствовал себя идиотом. Видимо, помогло.
Это означало крушение еще одного моего безумного плана. Я уж было надумал организовать ее похищение из лагеря, когда ее туда переведут.
Я уже видел, как она обнимает меня и говорит: "Здравствуй"… а потом добавляет так, что слышу один я: "Джонатан".
У меня аж в ушах зазвенело, когда я представил себе, как это будет.
Я замечательно придумал, как скрыться, чтобы нас никто не искал.
Я раззвонил бы на каждом углу, что это я ее украл, а потом ушел бы в шестой рейс и пропал по дороге – вместе с ней. Еще одно подтверждение легенды, вся галактика повторяла бы, и никто бы не усомнился. Ага, и жили они потом долго и счастливо… под чужими именами в глухомани.
Чубака, идиот, с чего ты взял, что она вообще хотела бы жить с тобой?
Всю дорогу до Неоританы я метался по каюте и пил.
Армейские страшно были мной довольны и выплатили мне премию за пленение вражеского офицера. И я, циничная скотина, ее взял. Пошел, правда, прямо в бар и просадил половину. Всю – не смог. Не потому, что не старался – просто столько виски в меня не влезло.
Так что вторую половину премии я взял дешевым пойлом и теперь методично его уничтожал.
Помогало плохо.
Собрал колбасу и пошел обратно. Пойло кончилось.
Продал, подлец, девушку, а деньги пропил.
Хотелось сдохнуть.
Проклятье, я все-таки влюбился.
Нет чтобы раньше догадаться. Дурак.
* * *
И никакой романтики. Запрос через Лестера в отдел по работе с военнопленными. Получил отписку. Вы не родственник, какое вам дело? Новый запрос. Я не родственник, но все-таки это я спас офицера Валлер, и мне небезразлична ее судьба. Отписка: информация по офицеру Валлер закрыта. Еще запрос. Я не спрашиваю, какое значение для армии представляет офицер Валлер, сообщите, как я могу передать ей продукты и одежду. Отписка: вы не родственник, вам не положено делать передачи военнопленной Валлер. Еще запрос…
Пока тянулась эта переписка, я успел четыре колбасы дотащить до Лаоры.
Волок пятую, когда тон писем изменился. Да, вы можете передать офицеру Валлер деньги, вещи и продукты, вот список разрешенного к передаче, вот адрес, по которому вы можете это сделать. Да, вы можете приложить к передаче записку, разумеется, она будет просмотрена цензурой. Нет, встретиться с офицером Валлер вы не можете. Вы не родственник, вам не положено.
Купил для нее три ярких маечки и полотняные штаны. Размер прикидывал на глаз. Мучился: вдруг мало? Если велико, не так страшно. И тапочки купил. Без шнурков, как и было велено. Мягкие. Подошву вымерял пальцами. Угадал, не угадал – кто знает.
Волновался, как школьник, сочиняя записку. Она вышла бестолковой и сплошь состояла из общих мест. Подписался: "Чубака". На приемном пункте юноша в форме ткнул в подпись пальцем: нельзя. Только паспортным именем. Исправил: Джонатан Линч. Юноша кивнул и принял посылку. Следующую, сказал, можно привезти сюда же через месяц. Ответ на записку? Если будет, вам передадут.
Месяц маялся, составлял в уме письмо, которое не вызвало бы возражений цензуры и содержало бы больше одного абзаца. Купил еще три футболки. И куртку. Взял с собой в магазин девчонку, официантку из бара, чтобы на нее примерять. Она стреляла глазами и намекала, что я ей нравлюсь. Кажется, я ее обидел.
