Текст книги "Тоннель желаний"
Автор книги: Анна Яковлева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– О Егоре и Насте. – С милой гримаской на физиономии Таисия пожала плечами: о чем и о ком она еще может просить?
Они сидели на остекленной террасе. Окрашенное в красно-желтые цвета, солнце уходило за горизонт. Дождь прошел.
С видом смертницы Таська положила в рот тельце устрицы и прислушалась к вкусовым ощущениям – в еде она была консервативна.
– А я о Славке. Думаешь, почему я не перебираюсь к нему? Потому что он, во-первых, размазня. Ничего не доводит до конца. Если бы не Егор, никакого бизнеса бы у него не было. А во-вторых, у него диабет.
Устрица не глоталась, и Таська запила ее чертовым «Мадам Клико».
– Зато Славик хороший человек, – прочувствованно заметила она.
– А Егор что, плохой?
– Нет, не плохой. Тяжелый.
– Зато ты дома сидишь, семьей занимаешься. А я себе такого позволить не могу. Кстати, чего ты второго не рожаешь?
– Боюсь, – не подумав, ответила Таська.
– Чего боишься? – Ленка со вкусом отжала лимон на очередную устрицу и отправила ее в рот. – Развода?
– Что ты, нет, конечно, не развода. Если с ним что-нибудь случится – что я стану делать, да еще с выводком? Я ж ничего не умею.
Ленка не мигая уставилась на Таську. Она считала, что вот чего не умеет Таисия, так это беспокоиться о будущем. Все Егор по полочкам разложил, пронумеровал, осталось только следовать инструкциям.
Все ясно: инструкций на случай болезни или (тьфу-тьфу-тьфу) смерти Егор не оставил.
– А ты вообще когда-нибудь работала?
– Когда-то давно, после школы работала в регистратуре поликлиники.
– Ничего. Придумаешь что-нибудь, – пообещала со знанием дела Ленка. Тот, кто похоронил близких, ни из чего трагедии не делает.
Тут обе заметили, что к ним приближается агент Карпо с жалким, дрожащим лицом.
– Девушки, – зачастил он, подлетая к столику, – только что передали: в нашу сторону движется селевой поток. Надо уезжать. Уже есть жертвы.
– А русские среди пострадавших есть? – почему-то севшим голосом спросила Ленка. Ее вдруг обуял беспричинный страх, алкоголь мгновенно выветрился.
– Есть, есть, – закивал агент, – давайте рассчитывайтесь, надо ехать.
Агент Карпо бегал перед капотом и виртуозно, на чистом русском крыл русских, Россию, Москву, а также Ленку с Таисией с их неуемной тягой спасать соотечественников.
– Туда профессиональные спасатели направляются, – пытался урезонить он Ленку – той понадобилось несколько секунд, чтобы ключи от фургона перекочевали из ладони Карпо в ее надежные руки.
– Знаю я ваших спасателей. Пока они туда доедут, рак на горе свистнет, – выкрикивала Ленка, пытаясь стронуть машину с места. – Твою мать! Ваши спасатели – это один сплошной маалеж и иншааллах.
Оба слова были почерпнуты из Славкиного лексического запаса. Первое – маалеж – в переводе с арабского означало «так вышло», а второе – иншааллах – Морозан переводил витиевато: «То, о чем вы меня просите, к сожалению, неосуществимо, если только не вмешается аллах».
Забившаяся на заднее сиденье, Таська побелевшими пальцами держалась за переднее сиденье, вздрагивала, быстро-быстро моргала и морщилась от каждого Ленкиного вопля.
– Выходи из машины, – взревел Али, убедившись, что мирные переговоры ни к чему не приведут, – я полицию вызову!
– Вызывай, – процедила Ленка, – пока она приедет, я уже буду на месте.
Машина фыркала, кашляла, как чахоточный больной, и дергалась, но не ехала.
– Ты не можешь! – Карпо держался за приспущенное стекло мертвой хваткой.
– Еще как могу. У меня форс-мажорные обстоятельства.
– Это угон!
– Отойди или садись в машину, шкура, – повысила голос Ленка, – я тебя сейчас перееду, чтоб не действовал на нервы. Я пятерик мотала в колонии строгого режима, переехать человека для меня – раз плюнуть!
Со смуглого кавказского лица сошли краски, оно стало землистого цвета. Пальцы разжались и выпустили стекло. Плохо понимающая, что происходит, Таисия открыла дверцу, агент кулем ввалился в машину и простонал:
– Сними с ручного тормоза, овца.
– За овцу ответишь, – хладнокровно пообещала Ленка, дернула рычаг, и машина сорвалась с места.
Какое-то время Ленка петляла по трассе, но быстро выровняла ход и поддала газу.Через несколько километров пришлось тормозить.
От визга тормозов Таська зажмурилась до кругов перед глазами и не видела, как Ленка выскочила из фургона и тут же увязла в холодной грязи по щиколотку.
Дорогу перекрывали несколько валунов и мощное дерево с вывернутыми корнями, по виду реликтовый платан.
Крона свисала над обрывом к морю, в ее нижних ветвях запуталась покореженная машина кремового цвета.
Скользя и спотыкаясь, проваливаясь в густом иле, смешанном с камнями, лавируя и несколько раз едва не свалившись, Ленка побежала к дереву.
Помогая себе крепкими непечатными словами, перелезла через ствол, рассмотрела смятую машину и на последних метрах сбавила шаг.
Машиной оказался перевернутый и сплющенный седан, левое переднее крыло которого висело над обрывом. Буквально размазанный по стволу отшлифованного селем платана, он чудом не улетел в пропасть.
Окна в машине были выбиты, и Ленкины глаза приклеились к пассажирам на заднем сиденье.
Изуродованный задний бампер смял салон, и со стороны казалось, что двое мужчин подвинулись, уступая ему место.
Запрещая себе разглядывать пострадавших, Ленка волевым усилием отвела глаза.
«Им, должно быть, очень тесно», – вскользь подумала она и сосредоточилась на этой мысли, избегая главного – серой куртки из грубой джинсы.
Куртка казалась знакомой до озноба, гипнотизировала и переводила пострадавших в разряд конкретных жертв.
Чушь! Такие куртки носит каждый второй мужчина, независимо от национальности, страны проживания, вероисповедания и возраста, – заставила себя поверить Ленка.
Она еще не узнала их, она только предчувствовала узнавание.
Кровь отлила от головы, но никуда не прилила и вообще куда-то делась, потому что руки и ноги вдруг стали ледяными. Сердце остановилось.
Лена непроизвольно охнула.
– Кто там? – услышала она дрожащий голос Таисии – та вышла из фургона агента и как сомнамбула брела за подругой.
Брезгливо морщась и хромая, Карпо осторожно двигался за Таисией.
– Не ходи сюда, – гаркнула Ленка, выходя из оцепенения, – Карпо, черт тебя подери, задержи ее! Ей сюда нельзя!
Ничего не изменилось: продолжая традицию, Елена отвечала за Таську, как отвечал за нее каждый, в чью орбиту она попадала.
– Леночка? – позвала Тася слабым голосом. – Там Егорка со Славиком? Да? Как они здесь оказались? Они же в баню ушли…
– Не знаю, – рявкнула Ленка, – стой, где стоишь. – Сознание противилось горю, в голове звенело от пустоты, воздуха не хватало.
Чавкая кроссовками в бурой жиже, одной рукой Лена взялась за сук дерева, другой рукой пыталась открыть хоть какую-нибудь дверь седана – их заклинило.
– У тебя есть инструменты? – хрипло спросила Ленка, не глядя на Карпо.
Тот не ответил, и Ленка вывернула шею и краем зрения успела заметить, как Таисия медленно осела и повалилась на несчастного агента.
Изрыгнув что-то непереводимое, Карпо подхватил Тасю под мышки и покрутил головой, высматривая, куда ее можно прислонить.
– Тащи ее в фургон, – распорядилась Ленка, пресекая попытку устроить Таисию на ближайшем камне.
Руки у Ленки были в крови, но боли она не чувствовала. Она вообще ничего не испытывала, кроме единственного, всепоглощающего желания вытащить мужиков из яичной скорлупы, в которую превратился седан. Главное – не позволить железу рухнуть в пропасть.
Конечно, они живы. Они не могут погибнуть. В голову лезла какая-то чушь: у Славки же сахарный диабет – уж он-то точно не может погибнуть в катастрофе.
Осторожно, стараясь не раскачать машину, по второму разу попробовала замки – ничего не получалось, двери не поддавались.
– Карпо!
– Что? – издалека отозвался он.
– Здесь нужны инструменты!
– Сейчас, сейчас, – лопотал Карпо, подчиняясь. Адреналин из Ленки так и пер, и не подчиниться ей было невозможно.
– Карпо, кретин, шевели батонами!
Наконец агент дотащился и подал ей через ствол дерева крестообразную отвертку.
– Ты издеваешься? – обрушилась на него Ленка. – В заднице у себя будешь этим ковыряться! Что ты мне суешь? Здесь автоген нужен, а не эта пилочка для ногтей! Ферштейн? – Почему-то она перешла на немецкий, хотя никогда его не учила.
– Ферштейн, – испуганно подтвердил Карпо.
– Есть лом или рычаг?
– Есть, – сообщил радостную весть Карпо, кидаясь к фургону. Похоже, агент приходил в себя.
Вернулся он, таща настоящий гвоздодер с загнутым и раздвоенным, как жало, концом.
С горем пополам перелез через платан и уставился преданным взглядом на Ленку.
– Так. Давай вставляй и поддевай замок. Не спеши, – командовала Ленка, будто всю жизнь только тем и занималась, что руководила спасательными работами. – По моей команде отожмешь замок, а я буду противовесом. Если ты слишком резко дернешь, мы все рухнем вниз. Ферштейн?
– Ферштейн.
Ленка вскарабкалась на ствол, обошла машину и сползла почти в пропасть.
Там она вцепилась обеими руками в сучья, которыми ощетинился платан, ногами уперлась в островок земли, напоминая кариатиду, подставила плечо под бампер. В кожу тут же впился покореженный металл, боль ударила в голову, Ленка взвыла и с чувством выругалась.
– Что? – переполошился Карпо.
– Ничего, – сквозь зубы процедила Ленка, – давай!
Осторожно, сантиметр за сантиметром, Карпо удалось отжать замок и буквально отковырять переднюю дверь.
Безнадежно мертвого Али пришлось тащить через коробку передач и пассажирское кресло. Тело застряло и не поддавалось, но критическая точка была пройдена – теперь машина стояла устойчивей.
Куртка на плечах набухала кровью, пот катился со лба, заливал глаза – Ленку это не трогало. Цепляясь за обломанные ветки и сучья, она снова вскарабкалась на ствол, вернулась на «большую землю».
Ноги дрожали, почему-то замерз нос. Лена согнулась пополам и закрыла глаза от навалившейся дурноты.
– Ты как? – Карпо оказался рядом и заглядывал в Ленкино бледное лицо.
Все еще стоя с закрытыми глазами, Лена еле слышно проговорила:
– Пошел к черту.Если бы не Ленкин напор, Егор и Славка так и лежали бы двумя мумиями в турецком госпитале, выделенном правительством для пострадавших от селя.
Когда осада не помогла, Ленка взяла на абордаж посольство, и на четвертый день Славку и Егора эвакуировали в Москву рейсом санавиации.
Партнеры остались партнерами и здесь – оба лежали, подключенные к аппаратам искусственной вентиляции легких, с катетерами и капельницами, опутанные шнурами и проводами.
Врачи разводили руками, и Таську жгла обида.
Как пристегнутая, она сидела над мужем и обижалась: на Егора, на врачей, на Ягу с Настеной, в целом на весь белый свет и на судьбу.
Дома Таська не могла находиться, даже вспоминать не хотела о доме.
Дома за ней следили две… нет, три пары глаз – Яги, Настены и Барончика, все с немым, как казалось Таське, укором: не уберегла внука, отца и хозяина.
А мужа? Никто об этом не думал.
Дома воздух казался раскаленным от напряжения, от страшных, черных мыслей и таких же страшных, невысказанных обвинений.
И от звонков.
Звонили Светка и Наташка – зачем, спрашивается? Что теперь она им могла рассказать о своей семье? О Егоре? Что он… в коме?
Вот тут с Таськой что-то происходило – она понимала, что не сможет произнести этого обидного слова. Оно Егору не шло никаким боком.
Егор не может впасть в это состояние. Егор спит.
Или это она спит?
Надо проснуться, но как? Как?
Скорее это она, Таисия Бинч, впала в кому, и ее оттуда не могут достать даже чужие вежливые дяденьки и тетеньки, которые звонили, обращались по имени-отчеству, предлагали встретиться. Бред какой-то. Разве она может сейчас с кем-то встречаться?
Вообще непонятно – почему она стала всем нужна?
Нет, ну что за люди, почему никто не думает, каково ей сейчас?
Стараясь подладиться под мужа, Таська замедляла дыхание, пульс и сердцебиение и думала: если бы им с Егором организовали общую систему кровообращения, наверное, он бы уже очнулся. Ей просто девать некуда дыхание, сердцебиение и пульс (зачем они ей без Егора?), только сна нет, остальное в избытке.
К бессоннице прибавилась черная зависть: Морозан со множественными переломами ног, ребер, а также с разрывом селезенки пришел в себя, узнал Ленку, на удивление быстро шел на поправку – вот вам и сахарный диабет, вот вам и множественные переломы. Этого смертника уже перевели в другую палату, а не страдающий никакими наследственными и приобретенными заболеваниями Егор, у которого и карточки-то не было в районной поликлинике, оставался безмолвным бледным телом.
Оброс щетиной – единственное, что еще намекало на тлеющую жизнь.
Через неделю Таська с большой охотой брила мужа электробритвой, приговаривала:
– Вот та-ак, вот так-ак. Маленький мой.
Поставила бритву на подзарядку и сделала неожиданное открытие: она чувствовала себя… счастливой.
Егорушка теперь весь день с ней, на глазах, она может дотронуться до него, когда захочет, поцеловать, куда захочет, перебирать волосы, тереться носом. Или просто прислониться лбом к свободному от проводов месту, замереть и представлять себя в отпуске, который оборвал кто-то всесильный и страшный.
– Никаких не совместимых с жизнью травм, никаких переломов, кроме двух голеней, – в тысячу первый китайский раз оправдывался перед Таськой нейрохирург Николай Николаевич Бабушкин – интересный мужчина, которого почти не портила угреватая кожа, – надо ждать – больше ничего не могу сказать. Все от Бога.
От Бога?
Как от удара током Таська дернулась и сузила глаза. От какого еще Бога? Где он? Где его святые угодники? К одному из них она даже обращалась за несколько часов до катастрофы. И что?
Негодующий крик рвался из легких, но Таська хваталась за спасительную соломинку: Егор совместим с жизнью, он выздоровеет, и все у них будет как прежде. И даже лучше. Только ей нельзя отходить от его постели.
Если она уйдет, то потеряет с мужем связь – об этом очень много фильмов снято. Про то, что человек в этой… в коме слышит все. Ему нужно шептать нежные слова, признаваться в любви, гладить – и он обязательно проснется.Первой о том, что в палате интенсивной терапии Таська прячется от всех, и от самой себя, догадалась Ленка.
Как всегда бесцеремонная, она ввалилась, поздоровалась с Егором, чмокнула его в заострившуюся, гладко выбритую скулу и сказала:
– Она думает, что отсидится. – Обращалась Лена исключительно к Егору.
Таська слегка удивилась и стала вслушиваться.
– Она думает отсидеться за твоей спиной даже сейчас! – Ленка молитвенно возвела глаза к высоченному, сталинскому потолку с одиноким плафоном и всплеснула руками: – Ты видел такую идиотку? Ее ищут ваши клиенты, ее ищут банкиры, ее жаждут видеть налоговики. Короче: «Ищут пожарные, ищет милиция», а она тут под твоей кроватью прячется. Дело твоей жизни разваливается, пока она изображает безутешную вдову. Может, ты объяснишь своей ненормальной жене, что если она не возьмет себя в руки, то тебя переведут в муниципальную палату для бродяг.
Слово хлестнуло Таисию и обожгло сознание.
– Куда? Как – для бродяг? Кого для бродяг?
Царственным движением Ленка повернула голову в Таськину сторону, натолкнулась на обиженный влажный взгляд и совсем не царственно взвилась:
– А ты как думала? Кто будет оплачивать все это? – Она обвела рукой палату. – Препараты? Уход? Кто? Что смотришь? Тася, не делай вид, что тебя это не касается, тебе придется отвечать за мужа. Ваш выход, маэстро. – Сказано это было таким тоном, что Таську зацепило.
Из-под насупленных невыразительных бровей она в упор смотрела на Ленку, обиду в потемневших глазах постепенно вытесняла ярость.
– Вот-вот, – уловив зарождение бури на дне расширившихся зрачков, одобрила Ленка, – хоть разозлись, что ли.
Кровь отхлынула от Таськиного лица, даже перед глазами все стало белым. Она поднялась со стульчика, расправила плечи и попробовала голос – он звучал глуше, чем обычно.
– Бродяга, говоришь? – членораздельно произнесла Тася с предостерегающим спокойствием. – Не дождешься. Бродяга. Кто бродяга? Егорка? Да это вы все бродяги, все прихлебатели и прилипалы! Пошла вон отсюда!
– В общем, захочешь спасти Егора – вникнешь в его дела. До завтра. – Ленка вновь чмокнула Егора и вымелась из палаты, даже не взглянув на жертву домостроя.
Силы Таську покинули. Она опустилась на угол жесткой широкой кровати, запустила пальцы в волосы и сдавила голову.
Кажется, только сейчас, в эту самую минуту она по-настоящему осознала свое горе.
Дышать стало нечем, по позвоночнику прокатилась паника, руки и ноги пронзили ледяные иглы.
Что же ей делать? Что? Она же ничего не умеет. Ничего не понимает в бизнесе. Зачем ее ищут? Вдруг ее заставят что-то подписать?
В воображении замелькали картинки, одна страшнее другой: лихие люди все у нее отняли, лишили жилья, семья осталась на улице…
Она ничего не будет подписывать. Ни по доброй воле, ни по принуждению.
Если она подпишет хоть что-нибудь не то, их бизнес (именно так Таисия подумала о бизнесе Егора – «наш») у них отнимут. Вон сколько фильмов об этом снято. Сценаристы и режиссеры могут гордиться делом рук своих: не зря втолковывают в пустые головы домохозяек, чтобы те никому не доверяли.
Что-что, а это она усвоила – она не доверит никому.Зараза Ленка как в воду глядела: отсидеться не удалось.
Сначала соискатели звонили с маниакальной настойчивостью.
Убедившись, что на звонки никто не собирается отвечать, стали пачками приезжать домой.
Настену напугали какие-то бойкие молодые люди, представившиеся кредиторами.
Ягу едва не заставили подписать какой-то бланк. Яга утверждала, что это было платежное поручение – она, может, и глухая, но пока еще не слепая.
Последней каплей стал визит нотариуса – жидкого, похожего на червя, господина в умопомрачительном сером костюме в тонкую черную полоску.
Господин оказался ушлым: у него имелись точные сведения, где искать Таисию, и он пожаловал прямо в палату интенсивной терапии, которую она обживала вместе с Егором.
– Бинч Таисия Романовна? – неожиданно глубоким баритоном любезно осведомился червеобразный.
Таська в это время протирала мужу лицо влажным теплым полотенцем.
Она приложила палец к губам, мазнула глазами по нагрудному карману пиджака, из которого выглядывал розовый платок – в тон галстуку. Мельком подумала: «Надо же, какой немужественный цвет». На тот момент она еще была в состоянии думать.
– Меня зовут Игорь Валерьевич Володин, – обрадовал червяк, – у меня хранится распоряжение вашего супруга на случай его болезни. Я хотел бы передать его вам сейчас. Присядьте, – разрешил он.
Таська послушно плюхнулась на угол кровати и с готовностью уставилась в рот червеобразному, но, как ни силилась, уловить смысл не могла.
– …Право подписи на документах, перечисленных в пунктах 1.4, 1.5 и 1.6, оставляю за супругой, Таисией Романовной Бинч… – долетал до затуманенного Таськиного сознания глубокий баритон.
Огласив документ, господин Володин буквально всучил Таське конверт с бумагами.
Очевидно, нотариусом этот господин только прикидывался, на самом деле подвизался гипнотизером-шарлатаном, потому что Таисия не просто поставила подпись – она выдала полнокровную расписку, что приняла от господина Володина ценный пакет.
К концу процедуры Таська чувствовала себя клятвопреступницей.
Червяк был первой ласточкой.
После его ухода отделение интенсивной терапии превратилось в проходной двор, в караван-сарай.
На следующее утро за Таисией приехали представители банка – те самые, назвавшиеся кредиторами, и обрушили на ее бедную голову поток непонятных, ни в какие ворота не лезущих, а главное – ненужных терминов и сведений о юридической и еще какой-то ответственности.
Таське хотелось превратиться в точку на горизонте. Дорогой, любимый муж, ясный сокол, Егорушка не мог так поступить с ней!
Она же никогда этим не занималась. Она не может. Не может и не хочет! Она не будет слушать этих людей! Ма-ма!* * *
Пришлось.
Почти под конвоем ей пришлось посетить контору.
За Таисией явились гонцы – двое мужчин, один пожилой, другой молодой («Алексей, – извиняющимся тоном представился он, – бухгалтер»), оба смотрели и вели себя как при покойнике.
Таська оскорбилась. «Еще бы в траур облачились, воронье, – с неприязнью подумала она. – Егорка живой, а они уже приготовились хоронить его».
– Таисия Романовна, – прошептал, косясь на безмолвного Егора, тот, что назвался Алексеем, – вам нужно съездить в контору. Там бумаги, и вообще, коллектив волнуется.
Затравленно кивнув, Таська стянула белый халат, осталась в футболке и джинсах и шагнула из палаты интенсивной терапии прямо в открытый космос.
Едва переступив порог офиса, который занимала фирма «Дары Сахалина», едва взглянув в лица немногочисленных сотрудников, она поняла, что пощады ей не будет.
– Здравствуйте, Таисия Романовна, – обращались к Таисии посторонние люди, – как состояние Егора Александровича?
Ни в одном из самых изощренных кошмаров Таська не могла себе этого представить: алчущие лица, осязаемая растерянность в атмосфере офиса вместе с пылью – уборщица сбежала с тонущего корабля под названием «Дары Сахалина».
Несколько минут Таську серьезно занимала трусливая мысль реинкарнировать в офисную пальму или фикус.
Она цеплялась глазами за безобидные предметы, лишь бы не видеть правду: все эти люди чего-то ждут от нее. Уж не спасения ли?
За что? За что ей это?
Она должна им признаться как на духу: она ничего не знает. Ничего не понимает. И не умеет. И никогда-никогда не сумеет. Никогда.
Право подписи, которое передал ей Егор, – это ошибка. Это недоразумение.
Им всем нужно дождаться, пока Егорушка придет в сознание. Он придет в себя и все объяснит.
Скажет, что хотел испытать всех. Или разыграть.
Ну, возможно, игра зашла далеко – это вполне в духе Егора. Кто ж не знает, какой он затейник…
Размышляя подобным образом, Таська обошла две небольшие комнатки, ноги сами вынесли ее на исходную точку – в приемную.
– Таисия Романовна, – извлек Таську из фантазий голос бухгалтера, – нам нужно оплатить налоги.
– Ну, оплатите, – еле слышно пролепетала Таська.
– Я не могу без вас.
– Почему?
– В банке две подписи на образцах – Егора Александровича и ваша.
– И договоры с клиентами нужно подписать, – вставил престарелый гонец – юрист, догадалась Таська – и потряс перед Таисией пачкой бумаг.
Таську затошнило от страха.
Вот оно! Вот именно с этого все и начнется, а потом все эти люди оставят ее с семьей на улице и будут говорить: «Какая милая дурочка у шефа жена».
Как же быть?
Нужно срочно собрать совет в Филях и посовещаться с девчонками, может, вместе они что-нибудь придумают.
– Дайте мне это с собой, – придумала Таисия, – я все почитаю, а завтра привезу.
– Конечно. – Пенсионер сунул бумаги в файл и с видимым облегчением вручил его Таисии.
Тошнота не проходила, Таисия стала зеленой, как первая трава. Бухгалтер Алексей смотрел с сочувствием:
– Воды?
– Нет, спасибо, – прошелестела Таська и привалилась к стене.
Холод проник через футболку в плечо, поднялся по позвоночнику в мозг, и Тасю понемногу отпустило.
– Я пойду, – ни на кого не глядя, еле выдавила она.
– До завтра? – с надеждой спросил Алексей.
– Да, хорошо, – промямлила Таська, – до завтра.
Кухня превратилась в палату общин.
Документ вызвал разночтения.
Буквально на первом же абзаце Светка споткнулась и заявила в своей разухабистой манере, что без бутылки в этом не разобраться.
– И вообще, кто сочинял эту галиматью? Между прочим, юридические документы даже сами юристы не всегда могут прочитать, – завернула она подслушанную, видимо, за обслуживанием фуршета умную фразу (Светка трудилась официанткой) и с сознанием исполненного долга шлепнула договор на стол.
Следующий номер был Наташкин – Наташка подвизалась на должности рекламного агента газеты «Аргументы и факты».
Рекламному агенту удалось осилить целых три абзаца, после чего она с пеной у рта принялась утверждать, что, если в договоре есть орфографические ошибки, а они есть (вон некоторые слова напечатаны слитно, а слово «производится» напечатано как «проихводится»), следовательно, такому документу веры нет, потому что точно так же он может содержать и юридические ошибки.
Некоторая логика в этом заявлении присутствовала, и Таська совсем затосковала.
– Ну спасибо, вы мне очень помогли, – съязвила она.
– Может, выпьем? – заикнулась Светка.
– У меня нет ничего, – попыталась пресечь поползновение Таська.
– У меня с собой, – с загадочным видом сообщила Светка и метнулась в прихожую, откуда вернулась с бутылкой беленькой. В конспиративных целях продукт она прикрывала рубашкой, а принеся, сунула за ножку дивана.
– Я тоже захватила – стресс снять, – с невинным видом добавила Натка и легким движением факира выудила из сумки бутылку красного.
Под напором таких аргументов Таська снялась со своего места, открыла холодильник и окончательно пала духом.
В холодильной камере с крейсерским водоизмещением сиротливо мерзли две кастрюльки.
При ближайшем рассмотрении в одной оказались котлеты, в другой – слипшаяся вермишель.
Еще были соус пикантный «Краснодарский», яйца, пакет молока, а также сыр и творог – на завтрак.
В Тайке проснулась жена и мать. Поддавшись инстинкту, сыр с творогом она прикрыла телом от подруг, а соус, котлеты и вермишель разложила по тарелкам и принялась по очереди разогревать в микроволновой печи.
Очевидно, почувствовав микроволновые токи, на кухню прихромала Яга:
– Здрасте, девоньки-красавицы.
Девоньки-красавицы, за семнадцать лет привыкшие к приветствию в духе «а, явились, не запылились» и «принесла нелегкая», замерли с открытым ртом.
Неприязнь Яги каждая из них ощущала на молекулярном уровне, а тут вдруг такое почтение.
– Ну, чего застыли? – голыми деснами прошамкала Яга. – Это хорошо, что вы пришли поддержать подругу в трудную минуту.
– Ба, вы будете с нами? – проорала Таська на ухо Яге. Не иначе, черт дернул ее за язык.
– Не ори, – осадила ее старуха, – почему нет? Буду.
Подруги обменялись взглядами – запираться смысла не было, и Светка элегантным движением переставила водку с пола на стол.
– Водку или вино?
Бабуля раздумывала ровно секунду:
– Водочки немного.
Прежде чем сесть к столу, она продефилировала к навесному шкафу, где хранила зубной протез, и, стоя спиной к честной компании, ловким движением вставила его в рот.
Пока Наташка со Светкой отходили от шока, Таисия организовала четвертую тарелку, открыла бутылки, разлила, кому водку, кому вино.
– За Егорушку. – Яга молодецки опрокинула в себя водку.
Глаза у Таськи тут же наполнились слезами, она шмыгнула носом и потянулась за салфеткой.
– Девочки, – услышала она сдобренный водкой голос Яги, – а что это у вас тут?
Внимание бабули привлек файл с договорами – он прикорнул на столе между бутылками и соусом «Краснодарский».
– Документы. Это Тасе нужно прочитать до завтра, – хором проорали девочки.
– Можно? – протянула крючковатую, дрожащую руку Яга – диагноз «паркинсонизм» открывал длинный список бабулиных диагнозов.
Достав из файла договоры, Янина Григорьевна потребовала очки, имеющие свойство проваливаться сквозь пол, видимо, за компанию с зубным протезом.
Таисия промокнула салфеткой слезы и скрепя сердце вышла на поиски.
На кухне произошло оживление, девочки придвинулись к Яге.
– Продавец обязуется, – громко, с выражением читала Наташка, – поставить товар к такому-то сроку и в таком-то объеме.
Вернувшаяся Таська обалдело уставилась на собрание.
– «…покупатель обязуется перечислить на расчетный счет продавца…» – дочитывала Наталья.
– Я все поняла, – оборвала чтение Яга, – кто будет исполнять этот договор, если Егорушка в больнице? – Она надела протянутые ей очки и обвела взглядом поверх мутных от пятен стекол всех троих.
Подруги озадаченно переглянулись, а Таська издала сдавленный звук.
– Эх, вы, – осуждающе покачала головой Яга, – как винище хлыстать, так вы тут как тут. А как помочь делом, так вас нет?
– А что мы можем?
– Пока Таська сидит с Егоркой, кто-то из вас может проконтролировать исполнение договора.
– Ба, – Таська шумно вздохнула, – ну что вы выдумываете? Никто ничего не понимает в этих делах.
– Да что в них понимать? – косила под дурочку Яга.
– Вас послушать, так икорный бизнес – это что-то вроде курятника. – В последнее время Таська легко выходила из себя.
– Что в них понимать, – гнула свое Яга, – вы молодые, склероза у вас нет. Читайте и учитесь.
– Гос-с-споди, – просвистела Таська, не разжимая губ.
– Не боги горшки обжигали. Когда дед преставился, – пустилась в воспоминания Яга, – я осталась с Сашкой, Егоркиным отцом, на руках. Пришлось идти работать. Образования нет, связей нет. Устроилась в столовку. Думаю, не помрем с голодухи в столовке-то? С голодухи и впрямь не померли. Убили голубя моего в поезде вместе с женой. – Яга смахнула скупую слезу.
– Я не осталась и не останусь одна! – запальчиво выкрикнула Таська, и девчонки уставились на нее, пытаясь понять, отчего она орет – чтобы Яга услышала или от нервов.
Как обычно, когда ей было это выгодно, Яга прикинулась глухой:
– Это пока Егорка на ногах был, ты могла бока отлеживать. А сейчас все – приплыли. Вон, холодильник пустой. А завтра, кроме моей пенсии, вообще ничего не останется. Как жить будешь?
– Славка пришел в себя, скоро поправится и займется делами, – на ходу придумала Таська. Идея неожиданно согрела душу.
– Может, и займется, – согласилась вредина Яга, – только на тебя он работать не станет. Он на себя будет работать.
По щекам у Таськи снова заструились слезы. Никому они с Настеной не нужны, кроме Егорушки…
– Тася!
– Тась, не реви! – засуетились подружки. – Наташ, наливай.
Наталья действовала решительно, как врач, спасающий пациента. Налила внеочередную порцию водки в Таськин фужер для вина и заставила ее, зажав нос, все выпить.
Через десять минут Таська поплыла и начала сползать со стула.
Еще через десять минут она спала, заботливо укрытая пледом на кухонном диване – на том, который не раскладывался.Наутро ко всем Таськиным бедам прибавилась еще одна – похмельный синдром.
По-летнему яркое, солнце резало глаза. Тася натянула плед на голову и некоторое время лежала, пытаясь определить, чего ей хочется больше: опохмелиться или повеситься.
С учетом всех имеющихся обстоятельств самым предпочтительным было повеситься, если бы это не было так хлопотно.По кухне уже шарилась Яга, грохоча дверками шкафов и шурша какими-то пакетами. Почему-то именно шуршание пакетов казалось Таське невыносимым.
Шорох пакетов бил по воспаленным мозгам, закладывал уши не хуже канонады. Таська со стоном перевернулась на бок и чуть не грохнулась с дивана.
– Блин, – вырвалось у нее.
