Текст книги "Шестое чувство"

Автор книги: Анна Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну, коляска, ну, стоит. И чё?

– Так я и спрашиваю – чья?

– Соседская.

– Симпатишная соседка?

– Трое детей.

– Не хило. А муж?

– Не видел.

– Тоха, а ты не думал пойти коротким путем? Сразу многодетным папашей заделаться? Придешь на все готовое, так сказать. Пить станет некогда – зуб даю.

– Кончай трепаться, – беззлобно попросил Антон.

– Тоха, я тебе плохого не посоветую.

– Сань, замолкни.

– Да ладно, просто подумай.

– И думать не о чем.

– Но коляска-то стоит под твоей дверью, – не унимался Сашка, – а не…

– Чеснок, – перебил Антон, – я ж попросил. Заткнись, если не трудно.

– Не трудно. – Чесноков демонстрировал редкую сговорчивость – видимо, тоже размягчился под влиянием коктейля из осеннего солнца, пива и креветок.

Друзья в молчании продолжили цедить «Жигулевское», каждый думал о своем.

Антон думал о том, о чем и всегда, – о погибших ребятах и своем увечье.

Как ни крути, выходило, что если стереть из памяти все воспоминания, то можно вернуться к прежней жизни, создать семью, начать плодиться и размножаться. Но как же тогда братишки, которые остались там? Он, значит, жрет креветки, хлещет пиво, баб трахает, а они? Разве можно их стереть? Они ведь живы, пока он помнит…

Получался замкнутый круг.

С другой стороны, перед ребятами все виноваты, но Сашка с Лешкой выбрались из зыбучих песков воспоминаний, а он – нет. И не видит необходимости. Не видел…

Квасов уловил знакомую вибрацию в организме, токи – предвестники опасности и перемен. Что-то должно произойти… Что?

А Чесноков вспомнил бывшую жену Антона – медсестру в санаторно-оздоровительном комплексе, где проходил курс реабилитации лейтенант Квасов после первой кампании.

Медсестру звали Настя. Настя была безнадежна. С медицинской точки зрения более безнадежна, чем лейтенант Квасов, потому что глупость не лечится.

Антону почему-то Настина удручающая дремучесть показалась детской наивностью, он взялся опекать сестричку, и, как выяснилось, не один Антон это делал – опекал.

Оздоровительный комплекс принадлежал Министерству обороны, и подлечивали там нервишки бывшие и настоящие военнослужащие. Кроме лейтенанта Квасова, в опекунах у медсестрички ходили два генерала – действующий и отставной. Погоны все и решили.

– Валентин Демьяныч никуда не уезжает, ни в какие командировки, – объяснила Настя мужу, когда он отыскал ее в ближайшем пригороде, в районе новых частных коттеджей, – всегда дома, всегда под рукой. Все, что ни попрошу, делает, куда ни попрошу – водит. А тебя все время ждешь, ждешь, волнуешься и волнуешься. А я не могу так волноваться, у меня сердце слабое.

Во время этого жалобного монолога неверная жена норовила перейти улицу на красный свет, уводя Антона от симпатичного домика в двух уровнях под черепичной крышей, как птица уводит кошку от гнезда – на бреющем полете.

– Прости меня, – прибавила Настя и заплакала.

Квасов не простил.

Женским слезам Антон в принципе не верил, а Настиным не верил вдвойне: коттедж в европейском стиле, который прилагался к генералу и куда переехала бывшая жена из комнаты в офицерском общежитии, давал повод усомниться в ее искренности. Плакала, потому что насмотрелась на пациентов, вспыхивающих как порох от любого слова. Понимала, что Антон может придушить и ничего ему за это не будет. Не полная же дура, в конце концов.

Нечего лукавить, руки у Антона чесались врезать этой вруше. Не за измену! Антона бесило вранье, такое же тупое, как она сама. Еле сдержался. Просто в какое-то мгновение ясно понял: если не сдержится – убьет.

Как близкий друг, Саня помнил и других девиц, в разное время покушавшихся на свободу Антона.

Мария – жилистая артистка ансамбля песни и пляски; мясистая исполнительница восточных танцев Алия; парикмахерша из салона «Тамара» – стильная красотка с жестким характером. И так, по мелочи: кассирша из супермаркета – молоденькая и нежная, как цветок, и, что самое важное, совершенно управляемая; несколько безликих социальных работниц, одна из которых носила библейское имя Сара.

Все они в разное время, но с одинаковой настойчивостью пытались обосноваться в однокомнатной квартире Квасова.

Все-таки что ни говори, а воевавший мужчина в глазах слабого пола получает фору перед невоевавшим. Как медом намазаны им участники боевых действий, так и слетаются всякие бабочки – хоть какая-то компенсация за пограничное состояние психики…

Слетаются, а дальше по сценарию: «А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк, а за ней воробышек прыг-прыг-прыг-прыг. Он ее, голубушку…»

Так вот, все дамы были выставлены за порог. Вежливо, твердо и без сожаления.

Некоторые рыдали, но Квасова не трогали женские слезы.

– А все-таки, – снова активизировался Сашка, – сколько тебе одному эту жизнь коротать? Ее и так немного.

– Тебе домой пора, – грубо намекнул Квасов и поднялся, пресекая дальнейшие попытки вызвать его на откровенность.

Сашка со вздохом вылез из кресла и направился к выходу, по пути допивая остатки пива. В прихожей всучил Антону пустой стакан и напомнил:

– Ресторан «Рояль», малый зал, девятнадцать ноль-ноль.

– «Рояль»? – поразился Антон. – Ему что, делать нечего?

– Таково желание полковника, – осклабился Саня, – не парься, все оплачено спонсором.

«Рояль» считался самым крутым закрытым клубом в городе, значит, камуфляжный комплект с тельняшкой, кроссовки, а также спортивный костюм отменяются.

– Епэрэсэтэ, – тихо выругался Антон, закрыл за Сашкой дверь и направился в комнату, где дислоцировался двустворчатый шкаф с парадными доспехами.

Симка провожала тетку на север, как провожают разведчика в тыл врага.

Никаких просьб и напутствий сказано не было, да и не надо было – все просьбы и напутствия были написаны жирными буквами на лбу племянницы.

Валентина допилась до такого состояния, что требовалось серьезное лечение.

Какое-то время Юлий пытался воздействовать на бывшую тещу, уговаривал лечиться, но дела вынуждали бизнесмена покидать городок, и в последний приезд Юн понял, что начались необратимые процессы – Валентина деградировала окончательно.

Вот тогда он и позвонил Валиной сестре.

Наина обсудила с племянницей ситуацию и решила сестру забрать к себе.

Если до отъезда Наины Симе хотелось зарыться в норку и тихо рассматривать свое горе, то после отъезда Наины Симке стало так тошно, что она боялась оставаться наедине с собой.

От Руслана по-прежнему не было вестей.

Инстинкт самосохранения шептал: надо вспомнить, что ты еще молодая женщина, и встряхнуться. Развеяться. Оттянуться.

Неужели существуют такие слова?

Впечатлительная Симка отдалась этой мысли целиком, и у нее, несчастной домохозяйки, тупой коровы, доильного аппарата, появилась почти маниакальная цель, не связанная с кормлением, стиркой, уборкой и походами по магазинам за продуктами.

Весь арсенал обольщения, оставшийся в наследство от нее самой – иной, молодой и полной жизни, был вывернут из ящика подзеркальной тумбы на постель.

Поначалу пальцы равнодушно перебирали коробочки, футляры, флаконы и пакетики. Она уже забыла, какое это удовольствие – пользоваться всей этой роскошью. Подводки, тени, тушь, румяна, тональный крем, лаки, помады – все то, что способно превратить любую Золушку в Королеву. Стыдно, но ведь она уже забыла, что и в какой последовательности наносится!

Симка выдавила на ладонь тональный крем и неуверенными движениями нанесла на скулы. Растушевала. Теперь можно наносить черты лица.

Накрасила глаза и обследовала себя тусклым взглядом.

Ой, Божечки, ой, миленький! В кого она превратилась? А это что?!! Симка в панике переместилась с зеркалом к окну. Так и есть: морщинка между бровей. Это от одиночества.

Вздохнув, Серафима добавила на внешний угол глаза коричневого тона, на скулы – бронзы. Третий сорт еще не брак.

Просто ей нужно на несколько часов забыть, кто она, свое прошлое и настоящее, сбросить шкурку лягушки, обернуться змеей и пустить яд под кожу какому-нибудь зазевавшемуся сатиру. Отравить, ослепить, оглушить. Залюбить до смерти.

Или пусть живет? Там видно будет.

С той минуты, как Симка открыла глаза и поняла, что не выживет, если не устроит себе праздник, в ней проснулась какая-то дьявольская предусмотрительность.

С особой тщательностью она сцеживала молоко, стерилизовала и ставила бутылочки в холодильник.

Послеобеденный сон Мадины Сима сократила до минимума, оставшуюся часть дня заставила девочек будить, тетешкать и не давать спать Мадине, в результате чего младшая дочь успешно была доведена до истерики и к восьми вечера заснула мертвым сном.

Сжигаемая адским пламенем, Серафима встала под душ и совершила все ритуальные действия с каким-то особым значением. Умастила гелем горящую кожу, растерла щеткой, вымыла и высушила под феном волосы.

Точным движением с первой попытки обвела лисьи глаза черным карандашом, наложила несколько слоев туши на ресницы, надела приготовленные брюки и черный блузон с вырезом, в котором была видна полная грудь в обрамлении черного гипюрового бюстгальтера.

Постояла перед зеркалом, пытаясь понять, чего не хватает. Вспомнила и пришла от себя в ужас: туалетная вода! Как можно забыть о туалетной воде?! В кого она превратилась?

Брызнула на шею из флакона, принюхалась – вот так, теперь от нее не несет парным молоком. Теперь можно вызывать такси.

Еще один, контрольный взгляд в зеркало. Меховая курточка, шпильки – никакая она не мать троих детей, а молодая красивая женщина с будущим.

А вот и такси.

С инфернальным блеском в глазах Симка умостилась позади водителя – худого дядьки с куперозным носом – и севшим от страсти голосом велела:

– Самый крутой ресторан в городе, шеф!

«Рояль», – прочитала Симка неоновую вывеску и расплатилась с таксистом.

Готовность укротить судьбу была написана на лице многодетной матери, и она шагнула в ярко освещенный холл, как бестиарий на арену.

– У вас заказан столик? – Сколько раз она слышала этот вопрос далеко отсюда, в другой жизни, где еще присутствовал Руслан.

Охранник – препятствие на пути к цели, которое умеют обходить опытные лоцманы. Симка была опытным лоцманом.

– Отдельный столик для Юн-Ворожко заказан на восемь тридцать. Если эта дура опять все перепутала – уволю, – не моргнув глазом пожаловалась Симка.

Главное – не дрогнуть под пронзительным взглядом качка охранника.

Симка не дрогнула.

Охранник оказался чутким парнем, и Серафима, грациозно ступая, просочилась в зал с приглушенным светом.

Навстречу выдвинулся метрдотель – приятный мужчина лет под сорок, с бабочкой под воротничком белой накрахмаленной рубашки:

– Добрый вечер?

Факт, что свободных столиков нет, не смутил Симку – в этот вечер ей покровительствовали нездешние силы. Она взяла мужчину под руку и, не дав опомниться, зашептала сочными губами:

– Молодой человек, видите ли, меня муж бросил, а у нас трое детей. Мне очень нужно развеяться. Вы меня понимаете? – Глубокий мерцающий взгляд проникал в самое сердце.

– Понимаю, – кивнул метрдотель, наслаждаясь созерцанием глаз, блестящих, влажных губ и молочной груди дивы.

– Сделайте столик. Я вас отблагодарю, – заговорщицки прошептала дива.

Интересно, красотка имеет в виду финансовый эквивалент или какой другой? На проститутку не похожа, но способна на многое, судя по горящему взору и лихорадочному румянцу.

Распорядитель выбросил белый флаг и сложил оружие к ногам шикарной блондинки:

– Попробую что-нибудь придумать для такой очаровательной особы.

Вторая линия обороны была прорвана.

В небольшом зале, куда проводил Симку метрдотель, играл оркестр: скрипка, виолончель и фоно. Исполняли что-то жалостливое, и у Симки сразу возникло подспудное подозрение, что она попала не по адресу, но отступать было поздно.

Пока сбежавшая пленница «Агуши», почасового кормления и памперсов делала заказ, пока картинный красавец, похожий больше на конферансье, чем на официанта, нес выпивку – коньяк в пузатом графине, успела позвонить Танечка.

– Мамочка, – голос дочери дрожал от напряжения, – ты во сколько вернешься?

Симка не для того весь день пилила оковы рабства, чтобы вот так, без боя сдаться и вернуться из-за столика в шикарном ресторане домой, где упорным молчанием сводил с ума телефон, а в каждой комнате, как в засаде, ожидало по ребенку.

– Доча, я только что уехала из дома, – напомнила она Татьяне, – ничего не произойдет, если вы побудете без меня пару часов.

– Дина проснулась, – все с теми же вибрациями в голосе пожаловалась Танечка.

Отчаянный крик малышки отлично был слышен в трубке, но Симка отключила все рецепторы и не дрогнула:

– Пить хочет или соску.

– Давала – не берет.

– Танюш, мы же с тобой договорились: ты дашь маме отдохнуть.

– Хорошо, я еще попробую, – сникла Танюшка и отключилась.

С получением удовольствия следовало поторопиться, потому что в любой момент своенравная Фортуна могла передумать и отвернуться от нее, блудной дочери.

Кощунствуя, Симка по-быстрому влила в себя коньяк и уже через несколько минут попала в ту точку алкогольного опьянения, когда психологические барьеры уже сметены, но на ногах еще держишься.

Просто поужинать и вернуться домой Симке было скучно – не для того она вырвалась на волю. Как застоявшаяся в стойле кобыла, она жаждала свободы, действий и событий: танцев, сумасшедшего веселья, смеха и поклонников. Хотя бы одного, но крутого.

Обследовав зал наметанным глазом, Симка убедилась, что над ее Днем взятия Бастилии нависла нешуточная угроза: свободных мужчин в зале не оказалось.

Мужчин нет. Времени нет. Музыки – тоже нет, потому что это – все, что угодно, только не музыка. Это жалоба на судьбу, а у нее и своих жалоб – девать некуда. Вдобавок снова позвонила дочь и, чуть не плача, сообщила:

– Мам, Динка орет, ничего не помогает, ни соска, ни вода.

Симка едва не прослезилась от умиления: вот какая у нее старшая дочь!

– Перепеленала?

– Перепеленала, – был ответ.

– Танюшка, – язык уже самую малость заплетался, – ты у меня такой мо-ло-дец, ты все умеешь. Покорми мелкую. Давай, доча, действуй-з-злодействуй.

– А ты скоро?

– Дай мне еще часик, а?

– Ма! Она орет!

– Есть, наверное, хочет, покорми, – выдала указание мать семейства и нажала на отбой.

Этот звонок подтолкнул Симку к действию, и она не совсем твердой походкой направилась к исполнителям изысканно-печальной музыки, перекочевавшим в дорогой кабак прямо с хоров католического собора.

– Слушайте, парни, – Симка попыталась пощелкать пальцами, но пальцы соскальзывали, щелчок не получался, – что за тоску вы тут разводите?

– Бах, симфония ре минор для виолончели, – подмигнул тот, что сидел ближе к Симке, – пианист.

– Кому она нужна? – поразилась Симка.

Пианист даже не успел растеряться. Рядом с подвыпившей блондинкой возник метрдотель и потеснил от сцены:

– Девушка, пожалуйста, пройдемте со мной. – Похоже, чутье подвело его: великолепная блондинка оказалась банальной, да еще скандальной шлюхой и теперь от нее предстояло технично отделаться.

– О-о-о, – поплыла Симка, – ты отличный парень, тебя как звать?

Парень с беспокойством оглянулся на компанию за банкетным столом, приглушив голос, представился:

– Михаил.

– О-о-о! – продолжала умиляться Симка. – Какое имя замечательное! Миша, скажи ты им, пусть сыграют что-нибудь человеческое. Я заплачу! Ребята, вы лезгинку умеете? – Она раскрыла черную вечернюю сумочку, украшенную стеклярусом и стразами, вынула несколько долларовых купюр и помахала сотенной перед пианистом.

Почему-то хотелось именно лезгинку. Нет, конечно, они с Русланом танцевали много чего еще, но к лезгинке Сима питала особую нежность.

Когда Серафима плыла по кругу, а Русик со сдержанной страстью наскакивал и пленял, Симке казалось, что никаких преград между ними нет и быть не может. Наверное, это и была ассимиляция в чистом виде.

Интересно, что делает сейчас Руслан? Спит? У них там сейчас ночь. А если не спит, думает о ней? Или…

– Лезгинку! – снова потребовала Симка и, обманув бдительность Михаила, оказалась на возвышении для музыкантов.

– Куда?! – Михаил устремился за воительницей и резче, чем хотел, сдернул со сцены.

Неудачно спрыгнув, Сима подвернула ногу и мешком повалилась на гладкий пол, увлекая за собой метрдотеля.

Михаил, падая, успел перевернуться и накрыл взбалмошную бабенку собой.

– Миша, ты что делаешь? – мяукнула Симка. После коньяка тяжесть мужского тела показалась волнующей.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Михаил, испытывая вину за превышение полномочий.

– Пусть сыграют, – позволив поднять себя, возобновила требования Симка, – это ресторан, в конце-то концов, а не похоронное бюро!

– Это не ресторан, – шепнул Михаил, – это закрытый клуб.

Кожей чувствуя на себе взгляды (ничего удивительного, безобразная сцена с падением привлекла внимание, конечно, на них пялились), Сима обернулась.

За банкетным столом произошли изменения, мужчин стало больше, но они как-то слишком быстро потеряли к Симке интерес и продолжили праздник, будто ничего не произошло. Совсем.

Это было странно вдвойне, потому что сборище состояло исключительно из селекционных экземпляров, и как-то слабо верилось, что эти экземпляры привыкли придерживаться нейтралитета в таких святых вещах, как ресторанные заварушки. Симка знала: таким мужчинам всегда и до всего бывает дело.

Неужели никто не поинтересуется, как дела у дамы, не нужна ли помощь?

Пока Симка раскидывала мозгами, один из музыкантов коснулся смычком большой скрипки, стоящей вертикально на ножке (вероятно, это и была виолончель), инструмент низким, почти человеческим голосом запел нечто зажигательное.

Танцевальный ритм мелодии что-то напоминал, но до Симки с задержкой дошло: играли лезгинку. Исполнение было непривычным, но это была лезгинка! Не ансамбль «Ловзар», диск с записью концертов которого таскал с собой Руслан, но тоже ничего, сойдет для сельской местности.

Симка улыбнулась виолончелисту, расправила плечи, шагнула на середину танцпола и, взмахнув рукой в золотых браслетах (Серафима не признавала никаких металлов, кроме благородного), как крылом, поплыла по гладкой поверхности.

Для драйва нужен был партнер. Сима подняла глаза и испытала прилив удовольствия:

банкетные прервали беседу и теперь дружно повернулись в ее сторону.

Исполнительница народных танцев с призывной улыбкой заскользила навстречу взглядам, пока не наткнулась на устремленные на нее холодные, блеклые глаза субъекта, сидящего во главе стола.

Выше среднего роста, косая сажень в плечах и героическое лицо – субъект был недурен собой. Серафима моментально представила, как они будут смотреться в танце, но опытный глаз засек по правую руку от кандидата роковую красавицу брюнетку с небрежными локонами.

Одним неуловимым взглядом, как умеют только женщины, Серафима сфотографировала платье и украшения брюнетки и испытала укол мимолетной зависти к наряду и – главное! – умению его носить.

Судя по скептически поджатым губам, брюнетка была подругой брутального субъекта и не одобряла Симкино поведение. Ну и плевать.

Субъект поднялся со своего места, и движения Серафимы приобрели особый магнетизм и сексуальную притягательность, но тут незадачливую приму постигло первое разочарование.

Вместо того чтобы составить ей пару, мужчина вразвалочку прошел мимо, приблизился к оркестру, поднялся на возвышение, неожиданным и точным движением ухватив виолончелиста за галстук, притянул к себе и произнес прямо в ухо короткую, но, видимо, энергичную фразу.

Музыкант, не обрывая игру, виртуозно перестроился и запиликал тоскливый минор.

Симка почувствовала, как в ее жилах разгоняется кровь. Вот чего ей не хватало для снятия стресса – качественного, полноценного скандала.

– В чем дело? Ты кто такой, чтобы здесь командовать? Ты, я с тобой говорю! – подлетела к наглецу Серафима.

С невозмутимым видом наглец повернулся к кудахтающей Симке спиной и тем же маршрутом направился обратно к столу.

– Я заплатила за танец! Эй, ты! Куда пошел? – Взбешенная Серафима дернула хама за рукав пиджака.

– Ты заткнешься или тебя заткнуть? – Медленно обернувшись, субъект остановил на Симе тяжелый взгляд.

Раньше всех среагировала спутница субъекта.

– Витя, не связывайся! – взвизгнула, подлетев, красавица и обняла Виктора за плечи.

– Я? – напирала Симка, не расслышав угрозы в голосе противника. – Может, это ты заткнешься? Нет, что вообще происходит? Что ты о себе воображаешь? Кто-нибудь может заткнуть этого ненормального?

Симка завертела головой в поисках метрдотеля. А все этот лапотник таксист! Откуда ему знать, что «Рояль» – не ресторан в привычном понимании, а элитный закрытый клуб. Может, здесь бои без правил устраивают. Или собираются гомосексуалисты…

Метрдотель уже был рядом, но и он обманул – перекинулся на сторону обидчика.

– Виктор Палыч, вы уж простите, не углядел, – заюлил вероломный распорядитель бала, – никак не ожидал от нее такого.

– Да, Миш, отправь домой эту дешевку и проследи, чтобы доехала. А то всякое бывает.

– Вы хотите песен, у меня их есть, – честно предупредила Серафима. Черт возьми, не она это начала.

– Пошла отсюда. Быстро, пока я тебе ноги не повыдергивал. – Угроза из скрытой перешла в открытую. Ноздри у вошедшего в раж субъекта раздувались, глаз налился кровью. Барышня-брюнетка была символической преградой для такого быка.

С шумом отодвинув тяжелые стулья, от банкетного стола отделились сразу трое, но Симка этого не видела.

– Он еще грозится! – легко перекрыв скрипку, виолончель и фоно, взвизгнула она. – Нет, вы слышали? Припадочный! Да таких, как ты, в клетках держать надо!

Мешая русскую речь с малороссийским окающим говором, разъяренная Юн-Ворожко продолжала наступать на обидчика:

– Рожу отъел и на баб кидается! Хочу и танцую! Хоть лезгинку, хоть гопак, а хоть румбу! Будет мне еще кто-то указывать, что мне делать! Я виддыхать прийшла, и мне плевать, нравится тебе это или нет! Дома сидеть надо, если нервы не в порядке!

– Витя! – Брюнетка притягивала к себе Виктора за шею. – Я тебя прошу, не связывайся!

– Все суки! – хрипел Виктор, пытаясь сбросить с себя девушку.

– От дрянь! – всплеснула руками Симка. – Нет, вы видали?

В следующий момент Симка обнаружила себя в кольце друзей припадочного типа.

Ни разу в жизни она не вызывала такую реакцию у мужчин. Просто не верится: ни единой улыбки!

Мужчины разных возрастов, конфессий и национальностей ополчились против нее, несчастной, покинутой матери-одиночки. Неужели она так сдала? А ведь была уверена, что отлично выглядит. Это потому, что без Русика (ох, зачем только вспомнила?) ходила по дому как чума болотная. Халат, тапки, спортивные штаны – дискредитировала высокое звание женщины. А тут надела первую приличную тряпку и показалась себе красавицей. Оптический обман.

Чем, интересно, им помешала лезгинка? Одно из двух: либо ты, Серафима, сильно отстала от жизни, сидя с детьми, либо по этим господам плачет психушка.

– Надо предупреждать, что у психов вечеринка! – В поле зрения Симы попался моментально растерявший респектабельность, трясущийся, жалкий метрдотель. – Написать объявление на фасаде! Крупными буквами! – Последнее слово сегодня останется за ней!

На плечо легла чья-то тяжелая рука.

– У тебя есть что предъявить? – услышала Симка до одури знакомый голос.

Юн-Ворожко обернулась и не сразу узнала того, кто задал странный вопрос.

Это был Антон – сосед с первого этажа.

Челюсть у Симки чуть не отвалилась: костюм, туфли, рубашка с галстуком… Ой, мама, кажется, она попала на воровскую сходку…

– Антон! Как хорошо, что ты здесь! – Симка сделала ход конем.

– А ты кто? – растерялся Антон, понятно нетрезвый.

– Тю, ты меня не узнал? – Дамочка выглядела польщенной.

Что-то смутно знакомое мелькнуло в лисьих глазах, но Квасов отогнал от себя глупейшее, нелепейшее предположение. Не может быть. Не может быть, чтобы эта феерическая красотка и клиническая идиотка одновременно была матерью троих детей с девятого этажа.

Лисьи глаза притягивали и отталкивали одновременно.

– Сима?! – Антон испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, ему было страшно за эту дурочку, потому что соседка оскорбила всех братишек в лучших чувствах, нарушила неписаный запрет, перешагнула черту и заслуживала хорошей взбучки.

С другой стороны, – и это стало новостью для Антона, – он бы с радостью проучил нахалку, но… Произошло нечто странное: после того, как он своими руками смыл Симкину кровь с дивана, считать соседку чужой не получалось. Сима сбила координату «свой-чужой».

Формально соседка врагом не была. Все-таки как ни крути, но со взбалмошной соседкой они теперь как названые брат и сестра. Бывают же у некоторых людей сестры… Почему бы не у Антона Квасова? Тогда выходка с лезгинкой ничем, кроме выходки, считаться не может. Тогда глупую бабу нужно защитить от Витьки, потому что в гневе Витька страшен.

Но… Витька – братишка, свой. Кого защищать? Защищать надо обоих, щелкнуло в сознании. Или он ошибается? Интуиция говорит, что нет, не ошибается. В действиях соседки не было злого умысла. И если задуматься, Витька завтра сам будет жалеть, что не сдержался. Как-то так.

Сомнения вихрем пронеслись в голове Антона, и все встало на свои места.

Виктор хотел, чтобы эта оторва покинула заведение? Отлично, так она и сделает, и это будет лучший выход для всех.

Антон прикрыл спиной Симу:

– Витя, я все улажу.

– Тоха, я сам в состоянии справиться с бабой. Отойди, прошу, как друга.

– Вить, я тебе обещаю, она сейчас уйдет.

– Квасов, отвали, сказал же тебе.

– Витек, не гони волну. Я тебе слово дал. Ты что, мне не веришь?

– Да пошел ты.

Во время словесной перепалки Симка как завороженная разглядывала многократно сбитые кулаки Виктора, один по цене четырех. Такие кулаки с одинаковой вероятностью могли принадлежать симпаю, бойцу Французского иностранного легиона, участнику боев без правил, завсегдатаю уличных потасовок или бандитских разборок. Кулаки примитивной личности, пришла к выводу Симка. И как это она раньше не подумала?

От вида этих кулаков у Симки засосало под ложечкой.

Вот так же что-то начинало ныть на десять сантиметров выше пупка, когда она проходила мимо того самого киоска, где работала усатая родственница Бегоевых. Черные волны неприязни исходили от киоскерши, как радиация, клубились над киоском, стелились по земле – Симка почти зримо ощущала ненависть. Позже выяснилось: усатая мечтала выдать за Русика свою дочь. Может, уже выдала…

– Витя, – проявляла тем временем чудеса стойкости брюнетка, – не надо, я тебя прошу, не надо.

Девушке удалось добиться некоторого успеха, Виктор под ее напором немного отступил, Антон воспользовался моментом, оттащил Симку в сторону:

– Как ты тут оказалась?

– На метле.

– А где девочки? – продолжал приставать Квасов.

– Господи, да где им еще быть?

– А поточней?

– Слушай, что ты ко мне привязался?

– Где девочки? – переспросил с нажимом Антон и для большей убедительности сжал Симкин локоть.

– Да где им быть? Дома!

– С кем?

– Одни, – вырвала руку Симка.

– Как – одни?

– Нет, ты чё пристал, а? – Симка перегруппировала силы, подготовилась к новому витку скандала и пошла в наступление. – Ты мне кто, отец родной?

– Не отец, – вынужден был согласиться Квасов, – но ты сейчас соберешься и поедешь домой.

Симка изобразила максимальную готовность к сотрудничеству:

– Я не только лезгинку могу, я еще танец с бубном могу. Не желаете?

Оба не сводили глаз друг с друга, инстинктивно понимая, что по закону стаи тот, кто первый отведет глаза, тот и проиграет.

– Тоха, это что? – Виктору удалось прорваться через заслон, он ухватил Серафиму за рукав блузона.

– Знакомая, – неохотно признался Квасов, не отпуская Симкины глаза.

– И кто она?

– Соседка.

– Ты никогда не говорил, что с тобой по соседству живет такая бикса.

У Симки задрожал подбородок, повело губы.

– Что??!

– Вить, иди за стол. Тебя гости ждут. – Квасов уже начал звереть, атмосфера стремительно накалялась, но Симке этого было недостаточно.

«Как обмельчали мужчины. А на вид такой крутой», – глядя на соседа, подумала шалава и мать троих детей. Ничего, она сама способна постоять за себя.

Симка потянула рукав:

– Ты больной, да?

В воздухе реактивно мелькнул кулак Виктора. Антон перехватил удар:

– Витек, кончай, я же сказал – она сейчас уйдет.

– Тоха, не лезь, таких учить надо кулаком. Такие не понимают русскую речь!

– Она уже уходит. – Этот убогий инвалид-надомник имел наглость решать, что ей делать, а что нет!

– Да пошли вы все! – Симка рванулась из рук Виктора так, что рукав блузона затрещал.

– Витя, пожалуйста, у тебя же праздник, – умоляла брюнетка своего чокнутого друга.

Виктор не успел перехватить верткую, как угорь, соседку Квасова – подруга-брюнетка поспособствовала, и Симка вырвалась на свободу, отбежав на несколько шагов.

– Что, по-твоему, она здесь делает, – обратился Виктор к Антону, – одна, без сопровождения?

– Что ты здесь делаешь? – переадресовал вопрос Антон.

– Угадай с трех раз, – огрызнулась Симка, отступая.

– И гадать нечего: на съем девочка пожаловала, – Виктор мерзко ухмыльнулся, – не знал за тобой тягу к дорогим шлюхам.

Антон схватил Виктора за обшлага пиджака. Еще секунда, и эти двое схлестнутся из-за нее, а когда такие экземпляры учиняют драку, попадает всем – это Симка знала доподлинно.

Брюнетка оказалась зажатой между двоими рычащими, готовыми сцепиться мужчинами и коротко взвизгнула.

– Ты из-за этой шмары на друга руку поднял? – Рано выцветшие глаза Виктора с болью смотрели на Антона.

– Сам ты… – открыла рот Симка, но вовремя вспомнила про кулаки.

– Кончай базар и выметайся отсюда, – прохрипел Виктор, зажатый со всех сторон качком охранником и друзьями, – лезгинку в другом месте будешь танцевать, сучка.

Грудь у Симки от страха и обиды ходила волнами. С гордо поднятой головой она направилась к столику: нужно было срочно принять несколько капель, чтобы успокоиться.

Плюхнулась на стул и нащупала под рукавом дыру: блузон треснул по шву.

Красавец официант с улыбкой киногероя быстро и элегантно сменил блюда, наполнил бокал, пожелал приятного аппетита. Мерзавец.

Все мерзавцы.

Давясь слезами, Симка хлопнула коньяку и еще не успела почувствовать успокоительное действие алкоголя, как опять зазвонил телефон – Танечка.

– Мам, Мадина заснула.

– Спасибо, доча, – горло перехватило, – одна ты меня понимаешь.

Коньяк был настолько хорош, что утешал уже одним своим видом. Симка с вызовом огляделась и влила в себя остатки.

Скрипка рвала душу, но сунуться к музыкантам Серафима не отважилась, хотя краем глаза видела, как Виктора вывели из зала. В конце концов, она здесь, и она устроила этим козлам…

Последнее слово осталось-таки за ней! Век будут помнить.

Не успела Симка насладиться победой, как над столом горой навис Антон:

– Сворачивайся, соседка, поехали. – Взять бы тебя за шкирку и вытолкать взашей, читалось в его взгляде.