Текст книги "Besame mucho, клуша!"

Автор книги: Анна Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Началось, – проворчала Галина, насаживая мясо на шампуры, – тогда не жалуйся, если Дворник тебя каждый день принародно станет макать в унитаз. Между прочим, я удерживалась от рейдерского захвата только из-за тебя.

– Вот и удерживайся дальше. – Спокойный, непреклонный тон Леры не удивил Бочарникову: муж для Леры был тотемным животным.

– Хорошо! Есть второй вариант. Для меня, конечно, менее предпочтительный, потому что более гуманный. Отожми у соучредителей их долю.

Лера в неподдельном удивлении уставилась на Бочарникову:

– Как, интересно?

– Если не хочешь рейдерского захвата газеты – придумаешь.

– Галка, ты меня шантажируешь?

– Бог с тобой, девочка моя. Предупреждаю. Все серьезней, чем ты думаешь. Твой Дворянинович…

– Уже не мой, – отреклась от неверного мужа Лера.

– Ты не знаешь, как этот уже не твой, – сделала акцент Галка, – стал одним из учредителей. Открою страшную тайну: Казя использовал компромат против Чудиновских, и старый греховодник вынужден был без шума и пыли уступить акции.

– Старый греховодник?

– Да, девочка моя. У Чудиновских была любовница, а Казимир выследил их и сделал несколько откровенных снимков. Потом показал главному фотки и поставил перед выбором: акции в обмен на негативы и снимки. Ты же знаешь, ни при каких обстоятельствах Чудиновских не ушел бы из семьи. На это и рассчитывал Дворник.

– Откуда ты знаешь?

– Этой любовницей была я.

Взглянув на очумевшую, как таракан после санобработки, Ковалеву, Бочарникова резко сменила тему:

– Подруга, ты давно в свет не выходила?

– Лет сто.

– Пора тебя проветрить.

– Есть предложение? – еще находясь в прострации, автоматически спросила Лера.

– Полно. В Музыкальном танцует «Баядерку» Волочкова. По всему городу расклеены афиши Валерия Гергиева. Так что засидеться я тебе не дам.

Кислая Лерина улыбка у кого угодно отбила бы охоту ее проветривать.

– Шерочка с машерочкой.

В ответ Бочарникова только подлила подруге коньяка.

– Кого-нибудь подцепим в театрах-то, – Галка подтолкнула Леру плечом, – какого-нибудь интеллигента-нувориша. Давай за это выпьем.

Первая доза коньяка уже хозяйничала в крови – Лера парила в облаках, не ощущая груза прошлых обид и собственного тела.

– За интеллигента-нувориша?

– Не цепляйся к словам. Выпьем за то, чтобы охмурить состоятельного и неженатого.

– Умного, великодушного, щедрого. И пылкого любовника.

– Ты сейчас все испортишь, – предостерегла Галка, – портрет уже вызывает недоверие.

– Портрет собирательный. Когда начнем охмурять? – Коньячная готовность к подвигам безумно нравилась Лере.

– Купим билеты – и вперед!

– Счастливые билеты?

– Нет, билеты счастья.

Галина перевернула шампуры, засмотрелась на тлеющие угли и притихла.

Подставив лицо солнцу, Лера тоже молчала.

Запах мяса привлек бродячую собаку. Лера с острой жалостью рассматривала животное: свалявшаяся шерсть клоками свисала с исхудавших боков, нос ловил съестные запахи, голодные глаза, не отрываясь, следили за шашлыками. Что-то их роднило с собакой. Что?

Лера бросила псине кусок, та виртуозно поймала его на лету и потрусила прочь. Именно в этот момент, глядя вслед убегающему псу, Лера осознала, насколько она одинока. Одиночество – вот что их роднит.

В Галке собака пробудила совершенно иные мысли и чувства.

– Надо не сидеть сложа руки и не ждать у моря погоды, надо действовать.

– От судьбы не уйдешь. – Лера всегда была склонна к меланхоличной созерцательности.

– Точно. Она от тебя уйдет. Звони Крутову, назначай встречу.

– Что? Зачем это?! – При воспоминании о парламентарии Леру обдала горячая волна стыда. Только по приговору суда она согласится встретиться с мачо.

– Извинишься и пригласишь в ресторан. Я закажу вам какой-нибудь крутой кабак, и ты сделаешь статью об этом вонючем военном городке, черт бы его побрал! Звони!

– Еще чего! Не буду!

– Тогда я сама сейчас ему позвоню и скажу, что ты в него влюбилась.

– Галка! Ты спятила? – заорала Лера, вмиг протрезвев.

– Не позвонишь – оттяпаю у Казимира акции.

– Ненормальная, – определила Лера. – Звони кому хочешь, говори что хочешь, я никуда не пойду и ни с кем встречаться не собираюсь. И больше не будем об этом.

Капитулировать перед детским наивным упрямством Ковалевой Галина не собиралась, но что-то такое было в интонациях Леры, что заставило Галину отступить. Отступить, чтобы перегруппировать силы для новых атак.

В то время как на берегу ручья Валерия снимала один стресс, судьба параллельно готовила другой, чтобы подсунуть с утра пораньше.

В колонке, которую из номера в номер вела собкор Ковалева, обнаружился пришелец – чужая заметка. От подписи в конце заметки Леру прошиб холодный пот: «Кандидат биологических наук, м.н.с. В. Душков».

Не дождавшись Ковалеву, Володя сам передал в газету результаты уникальных наблюдений за городскими птицами.

Господи ты боже мой, как же так?

Нет, Душков не способен на такое коварство. Кто-то очень хитрый действовал за его спиной, какой-то ловкий манипулятор. Чьи это могут быть шаловливые ручонки? Интуиция подсказывала: Чижевской. Только практикантка могла пронюхать о птицах, нарыть телефон мэнээса Душкова и уговорить его тиснуть заметку. Самка тарантула на охоте не гнушается ничем.

Как всегда некстати проснулась совесть. «Ты просто ненавидишь свою обидчицу, вот и винишь ее во всем. Скажи еще, что Чижевская виновата в вашем разрыве с Казиком. Не она, так другая. Вся вина девицы в том, что она оказалась в нужное время в нужном месте и взяла то, что плохо лежит, – только и всего».

Прислушавшись к голосу совести, Лера отправилась к Шурочке.

– Здравствуйте, Валерия Константиновна, – сразу заюлила секретарша.

– Шурочка, меня вчера искал кандидат наук Душков?

– Да. – Шурочкины глаза заметались.

– И на кого вы его переключили?

– Казимир Людвигович сказал переключить на Чижевскую. Я так и сделала.

У Валерии опустились руки – так она и знала.

– На Чижевскую, значит, – эхом повторила Лера.

– Да, на Маньку, – горячо зашептала Величко, и что-то отдаленно напоминающее сочувствие мелькнуло в карих бесстыжих глазах. – Валерия Константиновна, я одна дочь ращу, поймите меня!

– Да-да, конечно, вы все сделали правильно, Шурочка. У меня нет никаких претензий к вам.

Значит, ее уже списали со счетов. Ставку делают на Чижевскую.

Черт бы с ней, с Чижевской, но попытка вытащить себя из депрессии и измены Казика с помощью работы трещала по швам. Казимир не даст ей спокойно заниматься любимым делом у себя под боком. Надо искать работу.

«В желтой газетенке оторвут с руками» – кажется, так сказал Казимир? Чья это иезуитская мыслишка – Казимира или этой сучки-практикантки? Кто из этих двоих плагиатор?

Вне журналистики Лера себя не мыслила, а уйдя из «Ведомостей», рисковала остаться на улице. Из местных СМИ – только «Губернские вести», карманный телеканал и Гостелерадио с ортодоксальной псевдоаналитической краевой программой. Все остальное, по выражению Бочарниковой, – «шняга, ни посмотреть, ни послушать».

Настроение было «уколоться и упасть на дно колодца», как любила повторять все та же Бочарникова со ссылкой на эпос. Редко и без удовольствия пьющей Валерии вариант «напиться и забыться» казался более привлекательным.

Разваливаясь на куски, Лера еле дотянула до обеда.

Голова, сердце, желудок – болело все. Собраться с мыслями в связи с тотальным тромбозом не представлялось возможным. Лера сидела, тупо пялилась в монитор, а сама только и мечтала попасть домой. Дома, по крайней мере, не нужно держать лицо, можно закутаться в халат Казимира и всласть наплакаться. Можно попробовать напиться. Дома можно все.

Перед уходом для очистки совести заглянула в приемную:

– У меня встреча, Шурочка, я на мобильном.

– Да, Валерия Константиновна, конечно, – вскинулась секретарь, и Лера, получив индульгенцию, улизнула с работы.

Влажный майский день встретил Леру аномальной духотой. Скоро отпуск. Что она будет делать с ним одна? Напоминание об отпуске стало последней каплей, слезы хлынули из глаз, Лера надела очки и, не видя ничего под ногами, как слепая, побрела на остановку.

Из колонок, установленных в салоне маршрутки, несся рок, в такт ударным в висках стучало: «Скорее бы конец, скорее бы конец».

Маршрутка тащилась как за гробом, слезы бежали по щекам, срывались на пиджак, образовав к концу поездки внушительное пятно.

– На Профсоюзной выходят? – выкрикнул водитель.

– Выходят, – прогнусавила Лера.

Она даже не подозревала о существовании этого ресторанчика «Барбара» – голимом контрафакте.

К тому же выяснилось, что в «Барбаре» празднует юбилей какой-то козырный туз из конторы глубокого бурения, и Лерин внутренний голос громко вещал, что оставаться не стоит.

Но Галка не слышала Лерин внутренний голос, а собственным не обзавелась, только поэтому они заняли столик у самого танцпола – еще одна ставшая роковой ошибка: уединиться, укрыться в темном уголке, отсидеться в сторонке от шумной компании с превосходящим числом солидных семейных пар (на что втайне надеялась Лера) оказалось невозможно.

Ведущий вечера – когда-то интеллигентный высокий мужчина с порочным лицом начинающего алкоголика и зычным голосом, годящимся для озвучивания ролей мелких жуликов, этот ведущий, на Лерину беду, отрабатывал деньги на совесть, вовлекал в празднование всех, не делая исключения для случайных свидетелей. Вездесущий, как гельминт, пошлый до отвращения, этот тип привык получать свое.

Кроме того, кажется, бывший интеллигент спал и видел себя свахой – так и норовил перезнакомить одиноких и переженить холостых.

– Галка, пойдем отсюда, – бубнила Лера между тостами и пошленькими шуточками, которые изрыгал ведущий.

– Ну давай еще посидим, – отмахивалась Галка, – мне интересно. Смотри, смотри, чё вытворяет, старый перечник!

Под бурные выкрики болельщиков один из гостей и его партнерша с заведенными за спину руками грызли одно яблоко на двоих, прижимаясь друг к другу, – это было нарушение правил, но в этом и была фишка.

– Еще желающие, мужчины! У нас еще остались мужчины? – взывал бывший интеллигент к подгулявшим гостям.

Гости весело заорали: «Василий!» – и у Леры внутри все сжалось. Загривком она ощутила вибрацию каких-то опасных токов, от которых следовало держаться на расстоянии. Токи усиливались.

Лера впилась взглядом в Бочарникову. Галка с плотоядной улыбкой оповестила:

– Крутов. Идет в нашу сторону. Отлично все складывается, а?

На этот счет у Леры было свое мнение, но высказать она его не успела: ведущий воткнул ей в зубы микрофон.

– Девушка, – елейным голосом пропел бандит, – как вас зовут? Мы ждем! – Рука оплела талию, как лассо, и тянула с места.

Более глупой ситуации Лера и вообразить не могла.

– Валерия, – подсказала благодетельница Галка, будто Лера была глухонемой.

– Валерия! – восторженно подхватил ведущий. От пошленькой интонации, от липкой руки, от слегка блудливых глаз желание сбежать стало непреодолимым.

Лера затравленно оглянулась на дверь и в этот момент увидела Крутова.

Василий приближался к их столику, с каждой секундой замедляя шаг, и остановился, так и не дойдя до цели. Направленные токи теперь сливались с импульсными стробоскопическими вспышками и закручивали нервы. Полумрак поглотил все, кроме темных глаз, остановившихся на Лере.

– О, – определил бестия-ведущий, – кажется, девушка произвела на ковбоя впечатление! Ну, Василий, что ж вы остановились, ей-богу. Даже неудобно.

Ноги Крутова будто приросли к полу.

– Господа, – снова проорал коварный ведущий, – Василию требуется шефская помощь!

Компания неодобрительно загудела, и этот гул привел Василия в себя.

– Привет, – кивнул он Бочарниковой, приблизившись к столу.

Леру накрыло облако из слабого коньячного перегара и головокружительного парфюма.

– Привет, – совсем с другой интонацией, интимно, на ухо Валерии повторил Василий, приобнял Леру за плечи и потянул носом.

Это были все те же степные мотивы. Крутов вдохнул еще раз, как затянулся после долгого перерыва. Он-то думал по наивности, что забыл этот запах, оказалось, не забыл – отложил в запасники памяти и хранил, как эталон. Встреча с эталоном всегда впечатляет, а Крутов был потрясен, повержен, опрокинут, разбит наголову.

– Я не буду участвовать в этих непристойных игрищах, – холодно предупредила Лера и сняла его руку с плеча.

– Моему другу присвоили очередное звание, не стоит портить вечер.

– Ваш друг, вы и старайтесь.

– Нехорошо, если кто-то грустит на празднике. Улыбнитесь, – вклинился ведущий, – вам понравится.

Не обращая ни малейшего внимания на мель тешащего тамаду и его выкрики, Лера и Василий продолжали некий ритуальный танец, как борцы на татами.

– Не вижу повода для радости.

– А вы без повода попробуйте. Просто так.

– Просто так улыбаются жертвы энцефалитного клеща. – Лера начала заводиться, и это было новостью. Никогда она так не реагировала на мужчину, никогда.

– Кстати, – вдруг вспомнил Василий, доставая портмоне из нагрудного кармана, – не люблю ходить в должниках.

С этими словами он вынул купюру достоинством в пять тысяч, свернул и сунул Лере в кармашек на груди. Легкое касание пальцев заставило Леру затрепетать.

Да что же это такое?!

– Не стоило беспокоиться, – получая мстительное удовольствие, отозвалась Лера, – я подаю по вторникам.

Вторник, вторник… Они встретились во вторник, вспомнил Василий, и горячая волна радости разлилась в груди: она помнит, в какой день это было, – это что-нибудь да значит!

– Сожалею, только я по вторникам не беру.

– Интересно, а по каким дням берут депутаты Заксобрания? – Кто-то злобный сидел внутри Леры и дергал за язык – иначе свое поведение она не могла объяснить.

– У вас не получится меня обидеть, как бы вы ни старались.

Желая как-то прекратить это безобразие, убраться из заведения, подальше от откровенных взглядов и провокационных шуток, Лера взялась за сумочку, но гельминт-тамада снова спутал все карты:

– Дамы и господа! Объявляю следующий конкурс!

– Нет! – пискнула Лера, но музыканты исполнили туш, и Крутов почти вынес ее в центр танцпола.

К счастью, они оказались не одни, нашлись добровольные жертвы, и в общей сложности на потеху публике выстроились четыре пары.

Очевидно, это была кульминация праздника, потому что затейник-тамада как-то особенно нагло смотрел на дам.

– Задание следующее: партнеры-мужчины называют самые привлекательные части тела партнерши, в разумных пределах, конечно, – гаденькая улыбка тронула порочные губы, – и целуют партнерш в эти места. – Последние слова потонули в одобрительном в свисте и улюлюканье.

Парочка слева от Леры выражала нетерпение, видимо созрев для раздевания.

Это было уже слишком.

– С меня хватит, – пробормотала Лера и сорвалась с места.

Крутов догнал ее уже перед выходом из заведения и схватил за руку:

– Валерия, подождите!

Лера в испуге обернулась.

Крутов даже растерялся от явной, неприкрытой паники в глазах Ковалевой.

– Но это же только игра. – С точки зрения Крутова, лишенный чувства юмора человек был так же страшен, как вечно опаздывающий.

– Пошлятина это, а не игра!

– Вообще-то за высоким в ресторан не ходят. Если вы ищете духовности, идите в музей, в кинотеатр или в храм.

Они смотрели друг на друга как два зверя.

Лера с трудом удерживалась от пощечины – это было совершенно новое для нее желание. Даже на Казимира она не подняла руку, даже на мерзавку-практикантку. Что это с ней?

Вздымающаяся Лерина грудь, порозовевшие щеки и приоткрытый рот, в котором блестели влажные зубы, а также усилившийся за пах степи привели Крутова в крайнее возбуждение.

«Господи, до чего хороша!» – поразился он.

До этой минуты Василий свято верил, что его ведет судьба, и с благодарностью принимал все, от конкурентов на избирательном участке до женитьбы.

И вдруг сегодня – нет, сейчас, сию минуту – отчетливо осознал, что штамп в паспорте стал стоп-сигналом на заячьей тропе и зонтиком для рыбки. С чего бы? Слов нет, Валерия нравилась ему, очень нравилась, но не до такой же степени… Или как раз до такой?

– До свидания. – От жадных глаз Крутова в горле у Леры перехватило.

– До свидания, – рассеянно повторил Василий, продолжая удерживать Леру за руку.

– Да отпустите же, – жалобно попросила она, не в состоянии вынести этот раздевающий взгляд.

– Да-да. – Василий смутился. – Валерия Константиновна, мы с вами должны довести до конца наше дело.

– Вы о статье?

– Да, – подтвердил Василий.

– Ничего не могу обещать. У меня неприятности на работе, не исключено, что придется уволиться. Впрочем, если вы настаиваете, я попытаюсь.

– Настаиваю. – Василий уже овладел собой. Он выжмет из ситуации все возможное, до последней капли, но эта женщина будет его.

От утреннего номера «Ведомостей» поднимался одуряюще родной запах: свежей краски, разогретого полиграфического оборудования, новой бумаги и самой жизни. Пальцы у Леры подрагивали от нетерпения, как у алкофанка с утра перед пивным ларьком, она быстро, по диагонали, пробежала взглядом по полосе, обшарила подвал.

Что-то было не так. Статья.

Внутри у Леры все оборвалось. На месте статьи, которую она сдала вчера в номер, стояла стыдливых размеров перепечатка:

«Американские ученые, проведя ряд исследований, пришли к выводу, что современные птицы являются наиболее близкими потомками динозавра тираннозавра, который был самым крупным хищником в истории. Об этом говорится в статье, опубликованной в пятницу, 25 апреля, в американском журнале «Сайенс».

Мысли беспомощно заметались: «Что это? Как это?»

«К такому выводу ученые пришли, –глотая окончания, читала Лера , – изучив протеины… После этого данные динозавра, жившего… 68 млн лет назад, сравнили… Выяснилось, что наиболее близкими родственниками тираннозавра являются куры…»

В этом месте щеки у Леры запылали, как от пощечины.

Это и была пощечина. Оплеуха, затрещина. А если уж не выбирать выражений и не подменять правду эвфемизмами, то даже хуже…

Эта перепечатка с намеком – гнусное, низкое коварство, вероломный удар в спину.

«… Выяснилось… близкими… тираннозавра являются куры…»

Нет, это выше ее сил!

К моменту, когда в кабинет влетела Бочарникова, последний абзац заметки изрядно потемнел от Лериных слез и слегка полинял. И при желании его можно было считать навсегда утерянным для потомков.

– Вижу, что читала. – Бочарникова бросила кости напротив Ковалевой.

Читала – мягко сказано. Лера успела вдоль и поперек изучить незамысловатый текст, несколько раз отполировать глазами эту мерзкую инсинуацию – считай, несколько раз успела наступить на одни и те же грабли.

– Читала. – Голос упал до шепота.

– Что думаешь делать, девочка моя?

Пытаясь скрыть отчаяние, Лера отвернулась к окну:

– Не знаю. Уходить из редакции.

– Вот так просто встанешь и уйдешь?

О, как это было бы чудесно – встать, с гор до поднятой головой хлопнуть дверью и с достоинством удалиться. И еще неплохо бы бросить через плечо что-нибудь вроде: «Униженные да возвысятся».

Но во-первых и в-главных: как всегда, когда судьба требовала от Леры решительных действий, она устранялась и впадала в состоянии анабиоза. Во-вторых, если из тираннозавра в результате эволюции получилась курица, то из деградировавшей курицы тираннозавр – никогда. Природу не обманешь.

Найдя сухой островок на носовом платке, Лера высморкалась:

– Легко тебе говорить – встанешь и уйдешь.

– Кстати, не могу понять, – палец с острым коготком постучал по газете, – что это за шифровка? Прямо послание внеземным цивилизациям какое-то. Что он этим хотел сказать?

– Только то, что сказал: курица научилась приспосабливаться и сохранилась как вид, значит, и я приспособлюсь и сохранюсь.

Цепкие пальцы подруги побарабанили по столу.

– Ты смотри-ка, соображает. Не хочешь замириться со своим козлом?

– Галь, я не поняла, ты чей друг? – не выдержала Лера. Нервы были как натянутые струны.

– Ну так разозлись, что ли! Он об тебя всю жизнь ноги вытирает, а ты сопли жуешь. – Взглянув на подругу, Галина подавила вспышку раздражения. – Давай в обед в нашем кафе посидим.

«Нашей» считалась стекляшка наискосок от редакции, по неведомой причине облюбованная творческой интеллигенцией.

– Давай, – с внутренней дрожью согласилась Лера. Галка со своей идеей фикс – четыреста первым способом относительно честного отъема акций – вела свою игру, утомляла не хуже Казимира, отвлекала силы малопонятной интригой.

Посиделка в кафе – всего лишь предлог.

Летучка развеяла последнюю робкую надежду на тихое существование в «Ведомостях».

– Ковалева, – под шумок начал Дворянинович, – учить тебя поздно, и все-таки. Статью, которую ты вчера сдала, я снял с номера. Объясняю, в чем дело. Дело в том, что за пятнадцать лет прописных истин ты так и не усвоила: начало – это крючок. А ты делаешь скучный, беззубый въезд к этой твоей нетленке и хочешь удержать внимание читателя? Я уже не говорю о том, что читатель ждет от тебя профессиональной аналитики, а не эту сырую простыню. Имей в виду, мне выгодней продаться и стать допофисом любой центральной газеты, чем терять читателей из-за таких вот кирпичей. Нам не хотелось бы «Ведомости» превращать в придаток, но, видимо, другого выхода нет, слияние неизбежно, если мы хотим сохранить тиражи, – завершил главный тронную речь.

Во время показательной порки Лера впала в транс, стараясь не вникать в смысл обвинений, и так и не подняла головы, но последняя фраза заставила усмехнуться: «Надо же, Николай Второй. Мегаломаньяк».

Когда это началось? Давно. Нет, не так. Это было всегда. Этот комплекс Наполеона проглядывал в «курице» и в «клуше» и в отношениях с коллегами, которых за глаза Казя с брезгливостью называл «трэш», мусор. Ей ли не знать!

А когда Казимир по ошибке или по чьей-то злой воле стал одним из учредителей объединения «Бланк-информ», он совсем перестал землю под ногами видеть – воспарил.

Кстати, приходящая помощница по дому родом из этого самомнения. Ну, еще из Лериной кулинарной тупости – Казя и на этом делал свой капиталец: талантливые люди во всем талантливы, а бездари и тупицы, чем бы ни занимались, остаются бездарями и тупицами. Посредственностями.

Погруженная в себя Лера с опозданием поняла, как ловко Казик пристегнул ее к необходимости слияния с одной из московских газет. Кадровый и финансовый дефицит – чем не мотив?

Неожиданно Лере сделалось жаль мужа: бедный, бедный Казимир. Как ему было неуютно рядом с ней, как хотелось страстей. Забота о нем, страх одиночества и слабость к комфорту – арсенал жены не отличался разнообразием, ну а какою мерою меряете, такою и вам…

Она так и сказала Галине, когда они под ненавязчивую гавайскую гитару с пирожными и кофе уселись за столиком в кафешке.

– Как я могу возмущаться и чего-то требовать от Казимира, если сама во всем виновата – не сумела сделать мужа счастливым.

– Ты думаешь, он за счастьем полез под юбку к практикантке? – Галина пришпилила Леру к стулу своим фирменным взглядом.

– Ну, знаешь, у каждого свое представление о счастье.

– А твое счастье – оно какое?

– Тебя потянуло на психоанализ?

– Нет, меня все больше тянет на акции нашей газетенки. Я настоятельно рекомендую тебе подумать над моим предложением.

– Объясни, что это тебе даст? – быстро спросила Лера.

– Ты, надеюсь, в курсе, что пятьдесят один процент акций у администрации, а сорок девять делим мы – Краша, Дворник, Крутов и я.

– Ну?

– Когда у меня будет больше половины, я смогу бороться за газету.

– Мне никогда в голову не приходило, что ты так ненавидишь Казимира и так предана «Ведомостям».

Галина нехорошо усмехнулась:

– Ты вообще дальше собственного носа ничего не видишь.

Господи, с тоской подумала Лера, чего им всем от нее надо?

– А разве не выгоднее уступить москвичам?

– Не говори о том, чего не знаешь. От коллектива останется меньше половины: местных событий кот наплакал, будем лямзить чужие, а для этого, как ты понимаешь, столько народу не требуется. Должность у меня расстрельная. Как только у меня не будет акций, меня вышвырнут из газеты под зад коленом. Так что мы с тобой в одной лодке. Или в одной упряжке. Тебе как больше нравится?

– Хорошо, а почему бы тебе самой не попробовать договориться с Крутовым и Крашенинниковым?

– Ты у нас гуманистка – тебе и карты в руки.

– И ты оставишь Казимира в покое, если получишь контроль над объединением?

– Ну конечно, девочка моя! Со своими двадцатью пятью процентами он уже ни для кого не будет представлять интереса.

– А если я откажусь? – все-таки спросила Лера.

– Значит, быть войне. Так или иначе, но я выкину Казика под зад коленом, потому что он редактор средней руки, а бизнесмен вообще никакующий и не представляет, что такое газетно-издательский бизнес. И уже развалил газету и держится на плаву за счет типографии. Кстати, на твоем месте девяносто девять женщин из ста порадовались бы такой перспективе – оставить кобеля-мужа с голым задом. Как ты можешь ему все прощать?

Самое время было сказать Бочарниковой, что все дело в ее неспособности долго злиться и вынашивать коварные планы мести. Эта неспособность пугала саму Леру.

– Это же легко доказать, незаконный захват, я имею в виду, – вместо этого сказала она.

– Почему незаконный? Все будет законно. В том-то и прелесть! И сейчас для моего плана самый благоприятный момент: Дворник под новое оборудование взял кредит размером со среднегодовой бюджет Республики Тринидад и Табаго. Печать у меня, подпись на финансовых документах – моя. Я уже для них даже конверты приготовила. Красивые. Получат по почте заказным письмом, поставят свои подписи на уведомлении, и – улыбаемся и машем! – Галка помахала сухой лап кой. – Кстати, эти трое из ларца – Крашенинников, Крутов и Дворник – они меня порешат, если что-то пронюхают, даже не сомневайся.

Что-то мешало Лере отмахнуться от Галкиных фантазий.

Насчет Казимира Лера не сомневалась – этот трус будет тявкать из подворотни, но до суда дело постарается не доводить. Крашенинников… Дразнить profondo на Галкином месте она бы не стала. Не далее как прошлым летом об Александре Борисовиче по городу циркулировали скандальные слухи, связанные с гибелью его партнера – директора цементного завода, который при невыясненных обстоятельствах утонул на рыбалке.

– Подруга, Крутов тебе нравится, да? – Галка просто читала мысли.

При одном только упоминании имени Крутова с Лерой происходило что-то необъяснимое. Сердце начинало сбоить, срывалось с места и укатывалось в пятки, а думать о депутате в контексте с акциями Лера вообще не могла.

– Что за бред? Как может нравиться этот портрет в интерьере, этот…

– Ой-ой-ой, а что это мы так разволновались?

– Галка! – вспыхнула Лера. – Тебе больше не о чем поговорить? У твоего Крутова даже имя какое-то кошачье.

– Ни фига подобного. Василий – царское имя. Васька, конечно, не аскет, но и не ловелас, и не Казанова. Мой тебе совет – займись им. Нет женщины, которая тебе не позавидует.

– Галя, – запротестовала Лера, – прекрати!

– Кстати, – Галина бросила на Леру самый кроткий взгляд, на какой была способна, – а ты знаешь, что мы с Василием одноклассники?

– Вы? – Лера заерзала. – Первый раз слышу.

– Да! Васька у нас в районе был первым парнем на деревне, у него девок было как грязи.

Сопротивляться было невозможно.

– А он?

– А он оказался полным придурком – женился на первом курсе на деревенской дурочке по залету. На первую летнюю практику поехал – и попался. У дурочки оказался сильно развит хватательный рефлекс.

– И дети у него есть? – с замиранием сердца тихо спросила Лера.

– Нет. Вот тут Крутову повезло. Оказалось, что у дурочки врожденный порок, ей вра чи запретили рожать. Она не хотела делать аборт, строила из себя героиню, но Крутов ее упросил не рисковать. Так что лови момент, рохля!

– Фу, Галя, как ты можешь? – вяло возмутилась цинизмом подруги Лера. – Есть же какие-то пределы беспринципности.

– Забыла сказать, – ухмыльнулась Галка, – они не живут вместе уже много лет. Уж не знаю почему. То ли ради карьеры, то ли ради самой дурочки, только Крутов не развелся, купил ей отдельное жилье, навещает. Короче, Склифосовский. Ты сделаешь это?

– Чего ради? – испугалась Лера.

– На твой вкус: ради моей головы, ради денег или ради Казимира – выбирай.

Лера прислушалась: ненавязчивую гавайскую гитару успела сменить Сезария Эвора. «Besame Mucho». Все-таки этот шлягер сороковых в исполнении Фрэнка Синатры звучит гораздо интереснее. Нет этого трагизма. Синатра поет с заломленной шляпой – так и надо прощаться с любовью.

– Я подумаю.

– До пятницы. – Галка поднялась. – А то этот деятель, чего доброго, и впрямь обскачет меня и продаст наш таблоид москвичам, и плакали наши денежки.

В этот момент в сумке у Леры запел телефон.

Ковалева отыскала трубку, имевшую обыкновение проваливаться на самое дно.

– Слушаю, – настороженно произнесла она – номер был неизвестным.

– Валерия Константиновна? – Девичий голос показался смутно знакомым.

– Да.

– Вас беспокоит референт депутата Василия Крутова, – мягко и с достоинством проговорил акуленыш. – Василь Василич просит вас разделить с ним ужин.

– Зачем? – переполошилась Лера.

– Василь Василич считает, что так удобнее продолжить обсуждение темы статьи. Вас устроит завтра в восемь вечера в ресторане «Барбара»? – взяла быка за рога девица.

Притихшая Лера кивнула трубке:

– Устроит.

– Машина будет ждать вас у подъезда в девятнадцать сорок пять. Спасибо. До свидания.

– До свидания. – Лера кивнула и в полной растерянности еще несколько секунд держала трубку возле уха.

– Что? – трагическим шепотом спросила Галка.

– Крутов хочет, чтобы я с ним поужинала. – Лера почему-то никак не могла поверить в реальность звонка.

Бочарникова как раз удивленной не выглядела.

– Очень своевременно, прямо очень. Счастье само плывет в руки, – гипнотизируя Леру горящими глазами, вещала подруга. – Не будь дурой, у него двадцать пять процентов акций «Ведомостей». Ну?

– Ладно, – процедила Лера, – я попробую. Но ничего не обещаю, – торопливо добавила она.

Синдром эмоционального выгорания – кажется, так называют усталость от профессии.

Крутов наблюдал у себя нечто похожее. Неприятно сознавать, что ты уже не так интересен электорату, как твой соперник. Остается утешать себя тем, что и тебе электорат уже не так интересен, как сопернику. Внутренняя энергия иссякает – ничто не вечно.

– Василь Василич, – брови у Леночки хмурились, – по результатам праймериза вас обходит соперник с птички.

Еще один аргумент в пользу синдрома, подумал Крутов и тем не менее оскорбился:

– Кто, Шмаков Степка? Он же ни петь, ни рисовать не может даже в трезвом состоянии.

– Зато он с народом, а вы оторвались, Василь Василич. Особенно в последнее время.

Необходимость срываться с места и нестись на очередную встречу с избирателями – этого Крутов уже объелся. Хотелось чего-то новенького. Вот только чего?