Текст книги "Тайны московской принцессы"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Егор сел на диванчик, обхватил голову руками и чуть не расплакался. Лучше бы он вообще никогда не заглядывал в эту проклятую кладовку! Что за жизнь? Опасности подстерегают на каждом шагу. Маме казалось, что дома уж с ним ничего не случится. Ошибочка вышла. Гулял бы он с Коржиковым, по крайней мере, остался бы в своем мире. А теперь вот попал в другой – чужой и враждебный. И пути назад нет.

Возможно, он больше не вернется домой. И мама никогда не узнает, куда он пропал. И Коржик тоже. И папа. С папой они, правда, виделись редко, но все равно ведь он будет по нему скучать. Главное, винить, кроме себя, некого. Повелся за девчонкой и Белкой, как дети из Гаммельна за крысоловом! Ей было скучно, ему было скучно. Только она-то в итоге у себя дома, а ему хуже, чем в чужой стране. Из чужой страны есть возможность вернуться – пешком, на поезде, на самолете. А здесь не знаешь, куда бежать. Кроме того, непонятно, как жить. В качестве кого? Там он мамин и папин сын. А тут…

Да, конечно, Зое интересно, она с ним возится. Но потом ей может надоесть. Или гувернантка его застукает и препроводит к Оресту, что скорее всего кончится арестом. Мрачненькая перспектива! Примут его за шпиона или, как они выразились, партизана, и неизвестно, как с ним поступят. По-видимому, жестоко. Похоже, у них тут пытки в ходу средневековые. Белка-то не случайно про дыбу обмолвилась.

Если Верховный прикажет, Орест его будет пытать собственными руками, а Зоиному дяде вряд ли понравится, что Егор подружился с его племянницей. И Василиса Власьевна с удовольствием девчонке от себя какую-нибудь гадость сделает. И так доносы Оресту постоянно строчит. Значит, хорошего не жди. Мама будет думать, что он вышел на улицу и пропал. И никогда не узнает правды. А он, Егор, сгинет в тюремных застенках Империи. Из глаз предательски закапало. Он громко шмыгнул носом. В дверь постучали. Он не успел сосчитать, сколько раз, и замер, не зная, как лучше себя повести. У Белки спрашивать бесполезно, она упоенно дрыхнет. Стук повторился. Трижды.

– Зоя, ты?

– Я, я, скорее, – тоже шепотом откликнулась девочка.

Егор быстро отпер замок. Зоя тут же протиснулась в дверь и прислонилась к ней спиной.

– Запирай!

Егор повернул ключ – на три оборота – и только потом заметил в руках у девочки большой кулек.

– Теперь мы с тобой живем, – радостно объявила она. – Пирожки и яблоки. Няня сама испекла.

– Яблоки? – Егор, шмыгнув носом, резко провел ладонью по глазам и щекам, стирая следы недавно проявленного малодушия. Показать девчонке, что он тут расхлюпался? Да никогда!

– Нет, пироги, конечно. А яблоки – с ее любимой яблони.

– У твоей няни есть сад?

– Не у нее, а у нас. На сто двадцатом этаже. Но у нее там свое личное дерево. Она посадила его в тот год, когда я родилась. Таких вкусных яблок здесь больше ни у кого нет.

– Сад? На сто двадцатом этаже? – вытаращился Егор.

– Да, я потом тебя туда свожу. Давай, налегай. – Она сунула Егору в руки кулек. – Сейчас нам воды попить принесу.

Она скрылась за створкой стенного шкафа. Мальчик успел заглянуть внутрь. Шкаф оказался гардеробной, из которой вел вход в ванную комнату. До него донесся шум воды. Егор взял пирожок и, откусив, принялся жевать. С мясом. Очень вкусный. Не хуже, чем у мамы. Пирожок просто таял во рту. Егор потянулся за вторым. Еще вкуснее. С капустой. Классная няня у Зои.

– Ну и невоспитанная пошла молодежь! Уже жует! Нет, чтобы остальных подождать! – Белка, мгновенно усевшись на диванчик, жадно заглядывала в кулек.

– Всем хватит, – сказала Зоя, вернувшаяся из ванной с кувшином воды и двумя пластиковыми стаканчиками. – Сейчас устроим пир горой.

– Не вижу горы, – жадно выхватила из кулька румяное яблоко Белка. – Сочное! – Она вгрызлась в глянцевый розовый бок.

Егор тоже взял яблоко. Сочное – мягко сказано. Он в жизни не пробовал ничего вкуснее. Рот наполнился фантастическим нектаром, будто лучшие фрукты мира слились воедино в этом с виду вполне обычном плоде. Куснув один раз, уже невозможно было остановиться. Рука Егора сама потянулась за вторым яблоком, но Белка проворно сунула его в свой карман на животе, и так уже оттопыривавшийся от обилия съестных припасов.

– Тоже мне, шустрик. Это на завтра.

И, грузно спрыгнув с дивана, она заперлась в клетке.

– Умеренность – лучшая добродетель, – назидательно изрекла она, скрываясь в домике.

Глянув на ошарашенную физиономию Егора, Зоя громко расхохоталась:

– Белка вошла во вкус! Теперь не только меня, но уже и тебя воспитывает.

Егор проглотил сладко-терпкую слюну и вздохнул.

– Ешь мое, – протянула ему яблоко девочка. – Я-то сегодня обедала. Не очень и голодна. Обойдусь пирожками.

Сил отказаться Егор в себе не нашел. Яблоко было не только вкусным. С каждым новым куском на него все отчетливей снисходил покой. Бередяще-тревожные мысли о доме сперва стали какими-то вялыми, а потом и вовсе ушли. И, странное дело, он вдруг почувствовал себя здесь уютно и безмятежно. Стала одолевать зевота. Как же, оказывается, он устал! Вот прямо сейчас растянуться бы на этом диванчике и заснуть. И приснился бы ему дом, мама… Волна полусонного блаженства схлынула. Егор встрепенулся, словно от ледяного душа. Какой покой! Какой сон! Он находится в чужом мире, и совершенно неизвестно, что делать дальше! Зоя, жевавшая пирожок, с интересом на него посмотрела:

– Тебе лучше?

– Нет, – ответил он. – Как может быть человеку в моем положении лучше! Не могу я тут оставаться! Надо идти, искать выход, а мы сидим! Того и гляди заснем!

– Прежде чем искать, надо придумать как, – очень серьезно проговорила девочка. – Ведь я до сих пор не знаю, откуда ты появился.

– Я появился? Это ты у меня дома появилась! Между прочим, совершенно непонятно откуда! – с возмущением проорал Егор.

Она тронула его за руку.

– Во-первых, не злись, а во-вторых, не кричи так громко, нас вполне могут подслушивать.

– Вот именно, – хоть и гораздо тише, но столь же сердитым тоном продолжил он. – Считаешь, я полный пень? Не понимаю? Ты меня ото всех скрываешь, значит, не хочешь, чтобы меня кто-нибудь увидел. Почему, спрашивается? Наверное, потому, что это опасно или для тебя, или для меня, а может, для нас обоих. Ну, что молчишь? Возражай. Скажи, что ты меня завтра со всеми здесь познакомишь – с няней, дядей, гувернанткой…

Девочка покачала головой.

– Не познакомлю. Ты прав. Это действительно очень опасно. В первую очередь для тебя. Но и для меня тоже. И… еще кое для кого.

– Для Белки, что ли? – мрачно хмыкнул Егор.

– Я не ее сейчас имела в виду… – Зоя умолкла.

– Ну объясняй. Послушаю. Мне все равно больше нечего делать. Вся ночь впереди, – с вызовом проговорил Егор.

Зоя продолжала внимательно на него смотреть.

– Сейчас я тебе кое-что покажу. Это очень для меня важно.

– Ну да. А я должен поклясться, что никому не выболтаю. Хотя мне теперь и выбалтывать некому, кроме Белки, которая и так наверняка в курсе.

– Клясться не надо. Я просто на время завяжу тебе глаза.

– Ага. И снова меня куда-нибудь поведешь. Плавали, знаем, – недоверчиво произнес Егор.

– Никуда не поведу, – возразила девочка. – Мы останемся в этой комнате. Тебе даже с дивана не придется вставать.

– Ладно, завязывай! Мне, знаешь, уже все равно, – сдался он, подумав, что хуже от этого не станет, потому что, пожалуй, некуда.

Девочка завязала ему глаза плотным черным платком. Егор слышал, как она заходила туда-сюда по комнате.

– И долго мне еще так сидеть? – через некоторое время не выдержал он.

– Не мешай, совсем чуть-чуть осталось! – Голос ее звучал сосредоточенно и напряженно. Она продолжала перемещаться по комнате, что-то переставляя с места на место. Затем, подойдя к Егору, резким движением сорвала с его головы платок.

– Ну и в чем фокус? – оглядев комнату, он недоуменно воззрился на девочку.

– Сейчас, – прошептала она, и лицо ее вдруг изменилось.

Егор, проследив за ее взглядом, изумленно вскрикнул. Посреди комнаты стоял мужчина в пышных старинных одеждах. От двери ему навстречу шла молодая красивая женщина – тоже в старинном платье. Мужчина улыбнулся и простер к ней руки.

– Зоя, кто это? – прошептал Егор.

– Мои родители, – коротко ответила она.

Глава IV

– Ты ведь сказала, что они умерли, – вырвалось у Егора.

– Замолчи, – шикнула на него Зоя.

Мужчина и женщина вели себя так, словно ничего не слышали и не замечали, кроме самих себя. Руки их встретились. Зоин папа с изяществом склонил голову, мама ответила ему глубоким реверансом, и они начали танцевать какой-то замысловатый танец со множеством сложных па. В комнате по-прежнему было тихо, но они, похоже, повиновались музыке, звучащей только для них.

Пышный и разноцветный подол платья Зоиной мамы мелькал перед глазами Егора. Желтые, зеленые полосы сливались в единое пятно. Шуршал шелк нижних юбок. Маленькие золотые туфельки и черные лаковые сапоги отбивали ритм веселой мелодии, которая теперь доносилась и до Егора. Он спохватился: «Откуда?»

Впрочем, его ждало куда более сильное изумление. Зоиной комнаты больше не было. Перед ним простирался огромный бальный зал. Хрустальные люстры освещали толпу гостей, наэлектризованную атмосферой великосветского праздника. На антресолях расположился оркестр. Дирижер в красном фраке и густо напудренном парике с тщательно завитыми буклями лихо размахивал палочкой, каждым жестом щедро разбрызгивая вокруг пронзительно-яркие звуки быстрого танца, мелодия которого такт за тактом становилась все пленительней и веселей. И, чутко внимая ей, пара самозабвенно кружилась по залу, отражаясь в зеркальных арочных окнах.

«Да ведь мы во дворце на королевском балу, – сообразил наконец Егор. – Но это невероятно». Он оглянулся в поисках Зои: только она могла что-то ему объяснить. Однако вместо нее стоял трон, а точнее, целых три: один большой и два по бокам от него, поменьше. Сам Егор восседал на одной из ступенек помоста. Голове что-то мешало. Он легонько ею потряс и сморщился от противного звяканья. Рука нащупала шутовской колпак с бубенчиками. Не желая терпеть подобного издевательства, он хотел его сбросить, но руку его резко перехватили, и Зоин голос требовательно прошептал:

– Не вздумай, иначе все испортишь.

Он повернулся и охнул, едва узнавая ее. Зоя каким-то образом превратилась в маленькую горбунью. Прежним осталось только лицо.

– Не снимай, – повторила она с мольбой. – Я хочу досмотреть до конца.

– Нет, ты сначала мне объясни…

– Обязательно, только потом, – не дала она договорить Егору.

Глаза ее неотрывно следили за танцующими родителями. По щекам медленно текли слезы. «Этого еще не хватало», – растерялся Егор. Он вечно впадал в замешательство, когда женщины плакали. Что делать-то? Утешать? Но как? Он ведь даже не знает, из-за чего она так расстроилась. И наилучшим выходом ему показалось прикинуться, будто вообще ничего не заметил.

Он стал разглядывать окружающих… Богато одетые дамы в платьях старинных фасонов – с буфами, кринолинами, кружевными нижними юбками и глубокими декольте. В волосах, на шее переливаются драгоценные камни. Глаза – карие, голубые, зеленые – тоже блестят. И щеки алеют. Мужчины богатством одеяний не уступали спутницам. Безукоризненно сидящие камзолы и фраки. Лаковые сапоги и туфли с бриллиантовыми пряжками. Шелковые панталоны до колен… «Идиотская вещь, – подумал Егор. – Ни за что на свете не согласился бы их носить, да еще с чулочками».

Взгляд его упал на собственные ноги. Он стремительно подтянул их под себя, стремясь скрыть позор. О, ужас! Он оказался одет еще смешней. Чулочки в бело-красную полосочку, а над ними – коротенькие шаровары и дурацкая куцая куртенка, готовая в любой момент лопнуть в плечах.

Стыд! Какой стыд! Срочно спрятаться! Егор завертел головой в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Место за спинкой трона показалось вполне подходящим. Там точно никто не увидит. Он собирался юркнуть туда, но Зоя, дернув его за рукав, заставила остаться на ступеньке:

– Сиди и смотри.

Егор, попытавшись забыть, сколь кошмарно выглядит, снова начал разглядывать толпу. Сердце его вдруг екнуло. Знакомое лицо! Константин Шестой собственной персоной. Только сейчас он казался явно моложе, чем когда Егор увидел его в биллиардной и первый раз в кабинете за компьютером. «Неужели ему успели за столь короткое время сделать пластическую операцию?»

Иными причинами Егор столь чудесное омоложение объяснить не мог. На лице – ни морщинки, залысины тоже исчезли. И волосы по-молодому блестят. «Нет, наверное, это все-таки сын Константина, который похож на отца, как две капли, – посетила новая догадка мальчика. – Но тогда и второй, рядом с ним, тоже копия своего отца. Волосы на голове такие же рыжие, как у папочки. Усы, правда, не щеточкой, а длинные и закручиваются на концах, и живот немного поменьше, но в остальном – вылитый Орест. Два клона».

«Клоны», поглядывая на танцующих, о чем-то мрачно переговаривались, и вид у них был как у двух заговорщиков. Из толпы рядом с ними вынырнула невысокая белокурая девушка в изумрудном шелковом платье. Она тронула Константина за руку. Тот вздрогнул, словно его застали врасплох. Склонившись к ней, внимательно выслушал, когда она кончила говорить, кивнул и внезапно обратил взор своих черных пронзительных глаз в ту сторону, где устроился на ступеньках Егор.

Взгляды их встретились. Мальчика пронзил ужас. Он дернулся. Шутовские бубенчики зазвенели, колпак едва не слетел с головы. «Сейчас меня схватят. – Егор обреченно вжал голову в плечи, но мгновенье спустя устыдился собственного смятения. – Чушь, полнейшая чушь! Ни Верховный правитель, ни тем более его сын ни разу в жизни меня не видели, следовательно, и узнать не могут. Вот уж у страха глаза велики».

Молодые люди и впрямь абсолютно не озадачились его присутствием. Сын Константина Шестого повернулся к приятелю, они продолжили прерванный разговор. Мальчик покосился на Зою. Слезы у нее уже высохли, и он решил задать ей вопрос:

– Зоя, это твой двоюродный брат?

– Какой еще брат?

– Да вон стоит. Сын Константина.

– У дяди вообще нет детей!

– Выходит, это кто-то на него так похож? – совсем был сбит с толку мальчик. – Сама разве не видишь? Практически одно лицо. Или он тоже ваш близкий родственник?

Зоины губы тронула улыбка.

– Да это сам дядя и есть. Только очень давно. Еще до моего рождения.

– То есть мы попали в прошлое? – вытаращился на нее Егор.

– В некотором смысле, – подтвердила Зоя. – Посмотри на моих родителей. Они еще совсем молодые. Недавно поженились и теперь открывают свой первый бал. Они тут такие красивые и такие счастливые. – Она вздохнула.

«Сейчас снова заплачет», – испугался Егор и поспешно снова заговорил:

– А дядя твой что-то не очень счастливый. По-моему, он общую радость не разделяет.

– Естественно, – согласилась девочка. – Дядя сам был влюблен в мою маму, а она выбрала папу. Вот он, наверное, и страдает.

– Он не страдает, а злится. – Егор заметил, как лицо Константина на мгновение исказила ярость.

– Вполне вероятно, – пожала плечами девочка.

Было заметно, что Константин ничуть ее не интересовал. Ее внимание по-прежнему целиком и полностью было приковано к танцующим родителям.

– Каким образом нас с тобой в ваше прошлое-то занесло? – не укладывалось в голове у Егора.

Ситуация представлялась ему до того нереальной, что он даже украдкой ущипнул себя под коленом. Ногу пронзила боль. Значит, не померещилось.

– Потерпи еще совсем немного, – попросила девочка. – Они скоро дотанцуют.

– И что тогда? – Егор изнывал от неизвестности и непонятности. – Ты меня с ними познакомишь?

– Заткнись ты хоть на секунду! – вышла из себя она. – Мешаешь ведь. Из-за тебя сейчас пропущу свой любимый момент.

«Любимый момент! – про себя повторил Егор. – Значит, она тут не первый раз? Ну и девчонка! Надо выведать, как она умудряется по времени, куда хочет, шастать. Очень полезный навык, если освоить. Мы бы с Коржиком…» И тут он вспомнил: Коржик так далеко, что, можно сказать, неизвестно где, и большая загадка, когда они теперь встретятся, если это вообще им еще суждено.

Тоска, сжавшись комом, застряла в горле. Сейчас уже у него на глаза навернулись слезы. Он резко опустил голову, чтобы Зоя ничего не заметила.

– Ну вот. Сперва тарахтел не переставая, а теперь еще и обиделся, – совершенно неправильно истолковала его поведение она. – Какой ты, оказывается, неженка. Смотри, смотри, наступает мой самый любимый момент.

Музыка смолкла. Танцующие остановились. Карл отвесил глубокий поклон, а Лидия снова присела в изящнейшем реверансе. Муж взял ее за руки и, поднеся их к губам, поцеловал.

– Как он любил ее, – всхлипнула Зоя. – И она его тоже. Не сумела потом одна жить. Без папы.

В зале стало смеркаться. Лампы в люстрах постепенно тускнели. Вот уже часть гостей скрыла непроницаемая завеса тьмы. В световом пятне оставались лишь Зоины родители. Шутовской колпак с головы Егора исчез. Вместо чулок на нем вновь были джинсы. Ребята сидели рядышком на диване в Зоиной комнате. Белка краем глаза посматривала на них из клетки, самозабвенно грызя орех.

– Чего таращишься? Никогда не видел, как ужинают? – напустилась она на Егора.

– Да я ничего, – стушевался тот.

Зоя, вскочив с диванчика, подбежала к родителям, которые все еще неподвижно стояли посреди комнаты.

– Папа! Мама! Я так рада вас видеть!

Карл и Лидия повернулись к ней.

– Здравствуй, дочка. Мы тоже рады тебе, – мягким негромким басом проговорил отец.

Мама лишь улыбалась. Егор ждал, что они сейчас заключат дочь в объятия, но Карл и Лидия даже не попытались приблизиться к ней. Она замерла в метре от них. Можно было подумать, что между ними стоит невидимая стена.

– Мама, папа, познакомьтесь, пожалуйста. Это Егор Орлов.

Мальчик замер, с трепетом ожидая их реакции.

– Мы с Белкой встретили его за коридорами, – добавила Зоя.

– Очень приятно, – произнесли в унисон родители, одарив мальчика приветливыми улыбками.

– Мне тоже, – едва сумел выдавить из себя он. «Сейчас на Зою напустятся, – тут же возникло у него опасение, – зачем, мол, с ним связалась, теперь придется переправлять обратно с большими сложностями».

Но Карл и Лидия ни словом не упрекнули дочь. Лишь по-прежнему улыбались и ей и Егору.

– Ну и как вам у нас понравилось? – поинтересовалась Лидия.

– Да ничего вроде бы. – Их спокойствие и невозмутимость почти лишали его дара речи. Нормальные предки в таких ситуациях ведут себя по-другому.

– Очень приятно, будьте как дома, – сказал Карл. – Зоя уже показывала вам сад?

– Нет еще, – помотал головою мальчик. – Только яблоки из него ел. Вкусные. Но дом у вас красивый. И… – он замялся, подбирая подходящее слово, – прикольный.

– Рады, что вам у нас нравится, – Лидия, похоже, осталась довольна его словами.

«Разговорчик у нас получается, – Егор нервно теребил ладони и переминался с ноги на ногу, – какой-то ненастоящий. Будто им все абсолютно до лампочки. Говорят со мной, как из вежливости. Их не волнует, что дочь неизвестно откуда притащила незнакомого человека. Вот выгонят меня сейчас на улицу, и добирайся домой, как знаешь. Или они сделают вид, что все идет как надо, и продолжат свои любезности? Моя мама наверняка бы так не смогла. Сразу устроила бы целый допрос. Может, это и не очень приятно, но хотя бы нормально. А у этих улыбки приклеились к лицам. И глаза пустые. Ох, лучше бы они нас отругали! Кстати, ведь даже не поинтересовались, откуда я. Ни единого вопроса из тех, что, по логике, должны бы задать».

– Ну, все, хватит! – вскричала вдруг Зоя и кинулась к столу, где стоял компьютер.

Щелчок. Яркая вспышка света на миг ослепила мальчика. Он зажмурился и потер глаза, а открыв их, обнаружил, что родителей Зои в комнате нет.

– Они ушли? – уставился он на девочку.

– Это я их ушла. – В ее голосе усталость мешалась с грустью. – Иногда бывает нормально, и они ведут себя почти как живые. Верней, на балу-то они всегда совсем как настоящие, а в разговоре с тобой сразу стало понятно: это программа. До сих пор ведь общались мы только наедине, без посторонних. Ты первый. Вот блин и вышел комом.

– Постой, постой, – перебил Егор. – Я как-то не догоняю, твои папа с мамой здесь были или их не было?

– Самих, конечно, не было, – развела руками девочка. – Я же тебе рассказывала, что они умерли. На память о них мне осталась лишь эта иллюзия, которую создал папа. Там есть и всамделишные события, как, например, тот бал, где мы с тобой только что присутствовали. А можно еще просто с ними отдельно общаться. Но, к сожалению, папа как раз эту часть программы не успел доработать. Понимаешь, она самообучающаяся. Со мной родители уже разговаривают, как настоящие. Не только улыбаются и спрашивают о здоровье, а сердятся, волнуются, дают дельные советы. А на тебе, видно, логику переклинило. Подозреваю, программе недостает нужной информации, вот она и тормозит. Ситуация нестандартная.

– Значит, все-таки неживые, – сделал вывод Егор. – Но хоть потрогать их, например, можно?

– Нет, – мотнула головой Зоя. – Даже близко подходить нельзя. А мне так хотелось бы их обнять! – добавила она с горечью.

– Так, может, программа потом обучится, и сможешь, – нашел для нее утешение он.

– Никогда не смогу! – с отчаянием возразила она. – Это ведь оптический обман. Голография. Из воздуха они состоят! Нечего обнимать!

И она закрыла лицо ладонями. «Опять плачет!» Егор снова не знал, что с ней делать.

Раздался громкий стук в дверь. Ручка несколько раз дернулась. Зоя, отняв ладони от заплаканного лица, приложила палец к губам. Егор теперь даже боялся дышать. Белка, прихватив недоеденный орех, скрылась в своем домике и затихла.

– Зоя! – послышался за дверью металлический голос Василисы Власьевны. – Что у тебя случилось? Почему ты там плачешь? Немедленно отопри мне дверь!

Зоя вытерла лицо рукавом кофточки и, схватив со стола маленькую плоскую пудреницу, покрытую зеленой эмалью, подбежала к зеркалу. Несколько взмахов пуховкой, и красных пятен вокруг глаз и на щеках как не бывало.

«Явно волшебное средство, – отметил про себя Егор. – С нашей косметикой не сравнишь. Когда мама плачет, никакая пудра потом не помогает».

– А-а? Что-о? – нарочито сонным голосом протянула Зоя. – Это вы, Василиса Власьевна? Как вы меня напугали. Я так сладко спала. Зачем вы меня будите? Что-то случилось?

– Нет, я решила, что у тебя случилось. Ты так громко плакала.

«Вот врет, – про себя возмутился Егор. – И совсем не громко. Просто она, значит, под дверью стояла и подслушивала, но недолго. Иначе бы про родителей Зои наверняка просекла и давно бы уже в дверь ломилась».

– Плакала? – прикинулась полностью изумленной Зоя. – Нет, Василиса Власьевна, вам показалось.

– Все равно открой-ка дверь, – потребовала настырная гувернантка.

– Откроешь такой, а потом орехов не досчитаешься, – громко проговорили из домика в клетке.

– Видите, Василиса Власьевна, вы и Белку уже разбудили, – с упреком проговорила Зоя. – Если я сейчас вылезу из кровати и стану вам открывать, то после наверняка уже не засну, а у нас с вами завтра контрольная.

«Молодчина девчонка, грамотно шантажирует», – одобрил Егор.

– Ладно уж, спи, – неохотно согласились за дверью.

– Спокойной ночи, Василиса Власьевна, приятных вам снов, – елейным голосом пожелала воспитанница.

– Чтоб ей во сне крокодил приснился. А еще лучше, чтоб не только приснился, а слопал, причем наяву, – пожелали из клетки. На сей раз слова Белки звучали не очень громко. Ровно с таким расчетом, чтобы услышали лишь Егор и Зоя.

Мальчик, не удержавшись, хихикнул. Шаги за дверью удалились и смолкли. Белка высунулась из клетки, держа в лапах орех из запасов Орловых.

– И бывают же на свете такие пренеприятные личности, – с ненавистью посмотрела она на дверь.

– Не только пренеприятные, а еще и очень опасные, – уточнила Зоя.

– Меня лично можешь в этом не убеждать, – сказала Белка. – А вам, друзья, советую поскорее ложиться. Не надейтесь, что Василиса навсегда удалилась. Как пить дать через десять минут снова явится и проверит.

– Вот в этом ты совершенно права, – согласилась девочка. – Так, Егор, устроишься на диванчике. Подушками с тобой поделюсь, а пледик сейчас достану.

Она отворила дверь, ведущую в ванную комнату, за которой оказался шкафчик, где и лежал на одной из полок теплый клетчатый плед.

– Под ним уж точно не замерзнешь…

– Зоя, но ты мне так ничего еще про родителей толком не рассказала, – расстилая плед на диванчике, напомнил Егор.

– Погоди. Давай сперва полежим тихонечко и дождемся, пока Василиса придет с проверкой и снова уйдет.

– А как ты узнаешь, что она придет и уйдет? – полюбопытствовал Егор.

– Включу секретный коврик в коридоре. Он реагирует на любое чужое присутствие. Как только на него кто-нибудь ступит, на компьютере зажигается красная лампочка. А когда с него сходят, красный сменяется зеленым.

Она пробежалась пальцами по клавиатуре. На экране возник зеленый глаз.

– Вот видишь, я могу быть уверена, что за моей дверью сейчас никого нет, – сказала Зоя.

– А твоя Власьевна разве не догадывается о коврике?

– О нем никто не знает, кроме меня, Белки и няни. Ну, теперь еще и тебя, – добавила девочка.

Белка презрительно ухмыльнулась краешком рта:

– Святая наивность! Если секрет знает больше одного человека, это уже никакой не секрет, а можно считать, общеизвестный факт.

Зоя побледнела:

– Ты думаешь, что Власьевна уже в курсе про коврик?

– Пока нет, – успокоила ее Белка. – Но будешь дальше трепаться, кто-нибудь обязательно ей доложит.

– Во всяком случае, это буду точно не я, – обиженно произнес Егор.

– Хотелось бы верить, – не торопился с выводами зверек. – Ситуации-то бывают разные.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился мальчик.

– Да порой и не хочешь, а скажешь. Люди Ореста большие мастера развязывать языки.

Белка произнесла это столь зловеще, что Егор невольно представил свое истерзанное тело на средневековой дыбе. Над ним навис ухмыляющийся Орест. Картина была отчетливой и пугающей. Мальчика передернуло. А ведь в Средневековье существовали не только дыба, но и «испанский сапог», и «нюрнбергская дева» – кошмарное сооружение, внутри которого несчастные жертвы корчились, пронзенные сотнями острых шипов!

– Белка! – вмешалась Зоя. – Перестань нагнетать свои ужасы! Орест ничего ему не сделает. Мы обязательно вернем Егора домой, прежде чем дядя о нем узнает. Найдем способ. Иначе ведь нам с тобой тоже…

– О том именно и толкую, – не дала ей договорить Белка. – Сперва его, потом меня. А тебе, Зоя, без моей помощи тем более ох как несладко придется.

– Тихо, – оборвала девочка. – На коврик ступили. Марш по кроватям.

Они, стараясь не подымать шума, легли. Глаз на экране стал огненно-красным, как у взбесившегося слона, но из коридора не доносилось ни звука. «Может, коврик ошибся? – подумал Егор. – Или мышка, к примеру, на него забежала, он и отреагировал. Вот и сигналит».

Тишину по-прежнему ничто не нарушало. Глаз тем не менее упорно продолжать гореть красным. Мальчик осторожно завернулся в плед и поудобнее устроил голову на подушке. Ни Власьевна, ни тем более мышка всю ночь там не проторчат, а он пока полежит с закрытыми глазами. После откроет – и на мониторе будет уже зеленый свет.

Под пледом было тепло, уютно…

– Егорушка, Егорушка, вставай.

Кто-то упорно тряс его за плечо. Веки были тяжелые. Открывать глаза совсем не хотелось.

– Вставай, вставай.

«Зоя, – медленно приходил в себя он. – Наверное, зеленый свет уже зажегся». Глаза разлепились с трудом. Над ним склонилась никакая не Зоя, а его собственная мама.

– Ты? Откуда? – От потрясения остатки сна моментально слетели с него.

– Только что из душа, – улыбнулась мама. – Вставай, быстренько умывайся, и завтракать.

Егор не верил своим глазам и ушам.

– Мама, это действительно ты?

Схватив ее руку, он крепко прижался щекой к ладони. Родная, мягкая, теплая. И пахнет мамой…

– Что с тобой, сынок? – Она погладила его по голове свободной рукой. – Кошмар приснился?

– Кошмар, – легко согласился мальчик. – Ужасный кошмар.

По-другому не назовешь. Хотя не все в его сновидении было сплошным кошмаром. Зоя и Белка очень даже симпатичные. Ему даже стало жаль, что больше он их никогда не увидит. Но все равно, как же хорошо вернуться домой. Точнее, как хорошо, что он никуда в действительности и не девался. Только вот совершенно неясно, какой сегодня день? Он напрочь не помнил, как лег вчера спать. И вообще, что случилось вчера. То есть вчера он встретился с Белкой, но теперь понятно, что ее не было. Она элементарно ему приснилась. Значит, вчера на самом деле было позавчера? Полная каша и неразбериха.

– Егорушка, ты себя плохо чувствуешь? – Между мамиными густыми бровями пролегла тревожная складка, ладонь коснулась лба мальчика.

Он раздраженно тряхнул головой.

– У меня нет никакой температуры!

– Положим, тридцать шесть и шесть у тебя все равно имеется, – убедившись, что лоб холодный, отшутилась она. – И раз ты здоров, тем более пошевеливайся.

Егор медленно вылез из-под одеяла, опустил ноги с кровати. Расспрашивать маму о событиях минувшего дня придется с большими предосторожностями. Иначе решит, что у него начались осложнения после операции, и прощай, школа, прощай, Коржиков. Запихнут опять обследовать, наверняка что-нибудь найдут, примутся лечить. Лучше про то, какой сегодня день, выяснить у Коржика, если он еще в школу, конечно, не ушел. Но и Никифору при маме звонить нельзя. Надо дождаться, когда она на работу уйдет. А пока не ушла, он все же попробует во время завтрака аккуратненько задать несколько наводящих вопросов.

– Чудо мое, ты когда-нибудь пересечешь границу ванной комнаты? – нетерпеливо поинтересовалась мама.

– Уже пересекаю.

Он прошлепал по коридору, и, когда уже почти миновал кладовку, под подошвой тапки у него громко хрустнуло. Егор замер, потом осторожно приподнял ноги. Скорлупа от грецкого ореха!

Что бы это значило? Белка нагрызла или сам уронил? Но он же терпеть не может орехи. Значит, мама…

– Ты вчера ела орехи? – крикнул он в кухню.

– Странный вопрос, – отозвалась мама. – Почему тебя это так интересует?

– Потому что в коридоре скорлупа валяется.

– Не может быть, – отрезала она. – Я вчера вечером пылесосила.

«И этого я не помню, – уже не на шутку встревожился Егор. – Неужто реально провалы в памяти начались? Сейчас главное – чтобы мама ничего не заметила».

– С каких это пор ты вдруг таким чистюлей стал? – она заглянула в дверь ванной.

Егор торопливо запихнул в рот щетку с выдавленной на нее пастой и пробубнил нечто нарочито нечленораздельное.

Мама только рукой махнула.

– Понятно, ты не чистюля, просто ненавидишь грецкие орехи. Но не надейся: они не кончились.

Она возвратилась на кухню. А Егор, шумно полоща рот и одновременно окатывая лицо горстями холодной воды, пытался изобрести вопрос, который не вызовет подозрений у мамы и одновременно прояснит для него ситуацию. За что зацепиться бы? Спросить, какие у нее вчера были новости? А толку-то? Ну, расскажет она, что было у нее на работе, а ему нужно выяснить, что в это время происходило с ним дома. Мучительно и утомительно! Он пожалел, что не ведет дневник. Сейчас бы в него заглянул и во всем разобрался. Надо в самом ближайшем будущем взять за правило каждый день делать записи…