Текст книги "Игра на выживание"

Автор книги: Анна Владимирская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Анна Владимирская
Игра на выживание

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Владимирская А., 2014

© DepositPhotos.com / lekcej/sundraw/cokacoka, обложка, 2014

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2014

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2014

Наших бьют!

Отношения между людьми, отношения между мужчиной и женщиной в обыденной жизни могут быть самыми разными. От спокойной холодноватой дружбы-привязанности до безумной страсти, не дающей даже рук расцепить. Но все это лишь видимость – ведь по-настоящему отношения проверяются в ситуациях пиковых. Для того чтобы понять, любишь ли и как любишь, надо ощутить, пусть на краткий миг, потерю любимого.

И дальше жизненные коллизии развиваются самым непредсказуемым образом. Те самые, которые рук разжать не могли, вдруг преспокойно существуют сами по себе, а те, кто без страданий не виделись неделями, напротив, бросают все, только чтобы вернуть своего дорогого и единственного на всю жизнь человека.

Вот к этим самым вторым, как выяснилось, и принадлежит Алексей Поташев. У него есть любимая и безумно интересная работа, которая, казалось бы, отнимает все силы. Те самые силы, которых почти не остается на встречи с Лизой или любимой тетушкой, которых не хватает на звонок дяде или двоюродному брату – звонок просто так, ни о чем, только чтобы услышать голос и узнать, что «быт совсем заел» или «некогда голову поднять». Однако стоило судьбе начать отбирать у него дорогих людей, как Алексей из талантливого архитектора и человека, слегка витающего в облаках, превратился в настоящего борца, который во имя своих целей готов горы перевернуть.

Похоже, поговорки насчет «пока гром не грянет…» все-таки не на пустом месте создавались. Ведь только когда припекло, Алексей легко нашел в себе силы вытащить любимую из беды. Но этого мало – он лишь теперь отчетливо понял, кем стала для него Лиза. Вернее, кем всегда была.

Беда не приходит одна – и это тоже почувствовал Поташев. Хотя тут разумнее было бы сказать, что ему пришлось решать сразу несколько задач – и Лизу выручать, и выяснять, кому стала мешать сама семья Поташевых, вернее, одна из ее ветвей. На череду странных смертей обратила внимание тетушка Алексея – именно она, собрав воедино фрагменты мозаики, смогла разглядеть в цепочке несчастных случаев злой умысел. Тетушке Поташев поверил – как верил всегда, и окунулся в омут семейных дел с тем же пылом, с каким вытаскивал Лизу.

И конечно, победил – да и могло ли быть иначе?

Этим и отличаются книжные герои от героев некнижных. Они не просто разоблачают и наказывают зло – они еще и видят, что зло разоблачено и наказано. Что усилия принесли свои плоды.

И вот тут мы замечаем, что Алексей, его Лиза, весь мир новой серии романов Анны Владимирской как-то удивительно быстро оживает, сходит со страниц и становится нашим с вами миром – самые коварные преступления в итоге кажутся случайными неприятностями, а внешне безобидные замыслы – кровавыми преступлениями. Мечтатели превращаются в прагматиков, злодеи на поверку оказываются славными людьми и бессребрениками, а милые и слабые – настоящими преступниками без каких бы то ни было тормозов.

Знакомая картинка, верно? Ведь только в настоящем мире человек может идти по трупам не один год – и при этом оставаться не только вне подозрений, но и выглядеть как жертва. Только в нашем настоящем мире гениальность все чаще рассматривается как источник наживы, а самые возвышенные и высокие чувства – как удобное изобретение для постоянной эксплуатации уже с целью сверхнаживы. Только в нашем настоящем мире искусство никогда не будет прибыльным, только в нашем мире наука служит в первую очередь убийству, только в нашем настоящем мире человеческое слово всегда понимают превратно.

Однако книжным героям везет – раньше или позже они видят свет в конце тоннеля, раньше или позже устанавливают правильный порядок вещей, раньше или позже успевают этим правильным порядком насладиться. Пусть ненадолго, но все же…

Так давайте же перевернем страницу и шагнем в новую историю об Алексее Поташеве, для которого «Наших бьют!» – не пустые слова.

Е. Александровская

Глава 1
Инсценировка смерти

Посреди антикварной галереи на высоком столе стоял закрытый гроб. Жена, родственники и сотрудники галереи провожали в последний путь своего шефа – Светослава Юрьевича Зорькина. Известный в Екатеринбурге коллекционер антиквариата попал в автокатастрофу – и умер на месте. Людей пришло немного, так как родственников, кроме жены и дальних двоюродных теток, у покойного не было. Подчиненных же насчитывалось всего пять человек, и это еще с учетом охранников, дежуривших в галерее.

Когда гроб с покойным вынесли во двор и разместили на табуретах, народу стало больше, поскольку Зорькин вел активную работу со старушками и старичками по всему городу. Те ему приносили старые (а порой и старинные!) предметы, доставшиеся по наследству, антикварщик их приобретал, отчаянно торгуясь за каждый рубль. Покойный был скуп неимоверно, потому, очевидно, и был богат. Пожилые жители окрестных домов шептались по поводу Зорькина, судачили о нем, и, хотя о покойниках не принято говорить плохо, но ничего хорошего, даже при всем желании, люди сказать не могли.

Жена тоже не шибко убивалась. Была она уже в летах, но иссушенное лицо с глубокими морщинами и сутуловатая фигура старили Гертруду Егоровну Зорькину еще сильней. Ей не было и пятидесяти, но самой себе, да и окружающим, она казалась почти старухой. В эту трагическую минуту Гертруда Егоровна мысленно представляла себе, какой невероятно состоятельной женщиной станет после оглашения завещания. И как начнет тратить (теперь уже собственные) деньги на себя и на все те свои мечты, которые при жизни Зорькина не могли быть осуществлены. Глядя на скромный сосновый гроб, она думала о том, каким, в сущности, нелепым человеком был ее муж. Всю жизнь копил: одевался скромно, жил сверхэкономно, ругал ее, как безумный, за то, что не выключила свет, за то, что купила себе лишнюю пару колготок, проверял каждый чек из продуктового, требовал мыться тончайшими обмылками и постоянно упрекал ее в транжирстве. Правда, обещал, что, когда накопится достаточно денег, купят они себе домик в Испании и станут жить на широкую ногу. Но она никогда не верила его обещаниям. Знала, что он скорее удавится, чем станет тратить деньги на удовольствия. Вот уехал он в командировку, на целых полгода! Казалось бы, можно вздохнуть. Хоть какие-то мелочи себе позволить! Но нет, он и из командировки, из какой-то там глубинки Китая, продолжал ей названивать, заставляя отчитываться за каждую истраченную копейку. А что толку? Возвращался домой на своей скромной «мазде» – и угодил на скользкой дороге в столб. Вот и все дела. Кому нужна была такая жизнь?

Но теперь она с трудом сдерживала улыбку, теперь она свободна и скоро станет очень богата: вот тогда-то она сможет позволить себе все, чего ей только захочется. Гертруда Егоровна, сославшись на то, что ей нехорошо, вернулась в галерею. Она посмотрела на интерьер антикварного салона новым взглядом. Ведь отныне она здесь хозяйка, и все, что раньше принадлежало мужу, стало ее собственностью. Для антиквара Зорькина предметы, наполнявшие три небольшие комнаты в старом доме, были лишь прибыльной коллекцией, выгодным материалом для вложения денег. Для его жены – продавца, вызубрившего названия вещей и их цену, – это были вещи, имевшие элитный статус. Теперь ей вдруг показалось, что каждый старинный предмет помнит свою историю, которая оставила незыблемые знаки на его поверхности и ауре. Неожиданно для себя Гертруда почувствовала, как предметы старины рождают в ней ностальгические эмоции. Они напомнили ей о преходящем времени, о том, что жизнь удивительна и скоротечна, и о том, что остается навсегда… Старинные картины, древнее оружие, изделия ювелиров, изящный фарфор – все это теперь принадлежит ей. И только она вправе всеми этими сокровищами распоряжаться.

Тем временем за процедурой последнего прощания из дома, расположенного напротив антикварного салона, наблюдал человек с биноклем. Этим человеком был Зорькин – живой и невредимый. Правда, теперь Светослава Юрьевича никто и никогда не узнал бы. Он совершенно изменил внешность: другими стали не только нос, губы, щеки, но даже волосы. Из пепельного блондина с длинными прядями, стянутыми в хвостик на затылке, он превратился в шатена с вьющимися волосами и короткой стрижкой. Его бледные водянистые глазки при помощи контактных линз стали карими. Бесцветные брови приобрели темно-каштановый цвет, и их форме могла бы позавидовать даже светская красавица: настолько густыми, с причудливым изломом, они стали, подчеркивая правильные черты лица. Фигура антикварщика тоже изменилась. Он похудел, подкачался, его шея и плечи приобрели вполне спортивный вид. Из довольно немолодого и заурядного среднестатистического гражданина, начинающего полнеть с годами, Зорькин превратился в весьма привлекательного мужчину лет сорока с небольшим, полного сил и энергии. Весь его вид свидетельствовал о потрясающих возможностях современной пластической хирургии.

Светослав Юрьевич любил все проверять и перепроверять, такая уж была у него натура, поскольку людям он никогда и ни в чем не доверял. Именно поэтому и сейчас он наблюдал, как закрытый гроб со старыми книжками внутри стоял посреди двора и как пенсионеры тихо шептались вокруг него. Подъехал специальный автобус, все стали садиться. Вскоре небольшой похоронный транспорт двинулся в сторону крематория. Зорькин тоже вышел из дому, сел в серебристую «ауди» и направился на кладбище. Он собирался отследить всю процедуру до конца.

Спустя девять дней в галерее собрались за столом сотрудники и вдова. По традиции каждый сказал о покойном какие-то слова, испытывая легкую неловкость, поскольку все сказанное было неискренним. После поминального стола дверной колокольчик известил о приходе посетителя. Перед Гертрудой Егоровной стоял давний знакомый мужа по антикварному бизнесу, некто Антипов.

– Примите мои соболезнования, – сухо сказал коллега покойного.

Вдова антиквара внутренне напряглась. Она инстинктивно испугалась того, что после смерти мужа могут открыться какие-то долги. Хотя через мгновение, вспомнив особенности характера покойного супруга, она расслабилась. Зорькин не только ни у кого не брал в долг, не признавал кредитов, но и никогда и ни при каких обстоятельствах никому денег не одалживал. Об этих своих принципах за время их семейной жизни он говорил столь часто, что она могла о долгах не волноваться. Однако, как выяснилось через несколько секунд, основания для беспокойства были. Антипов протянул ей документ. Она прочла название: «Завещание» – и вскинула в недоумении брови. Холодное лицо гостя оставалось бесстрастным.

Зорькина стала читать завещание, и в голове ее словно кто-то опустил штору, куда не проникал не только солнечный свет, но и элементарный здравый смысл.

Согласно воле ее покойного мужа, все имущество переходило в собственность Антипова. В документе подробно перечислялось: приватизированное помещение антикварного салона, каждый предмет, каждая картина и каждая вещь в галерее.

Гертруда подняла недоуменный взгляд от бумаги и прошептала:

– Не понимаю…

– Нет ничего непонятного, – сообщил ей Антипов. – Завещание вашего мужа и моего партнера написано за день до его скоропостижной смерти. Вот число. Все законно, заверено нотариально. Я хотел бы договориться о сроках, когда вы заберете свои вещи и покинете помещение. У меня тут намечены ремонтные работы, все буду менять: ламинат – вместо паркета, думаю сделать венецианскую штукатурку, мебель увезу на склад. Короче, даю вам и вашим сотрудникам сутки, чтоб все здесь закончить.

– А я?!.. Как же я? Что со мной? – Гертруда подняла на Антипова глаза, полные слез.

– Вы?! – Он взглянул на нее равнодушно. – Вы сидите дома, у телевизора, и смотрите сериалы. Что еще вам делать? – Он обернулся к двери, там стояли два крепких парня в костюмах. – Тут мои ребята побудут, пока вы соберете свои пожитки и передадите им ключи от всех помещений. Ремонт начинаем завтра, в восемь утра.

– Если б ты не сдох, я бы тебя придушила своими руками! – истошно закричала жена покойного владельца галереи, у нее началась истерика.

* * *

Виновник всех происшедших событий, условно покойный Зорькин, ехал в уютном спальном вагоне поезда, направлявшегося в славный город Киев. Именно здесь, в столице независимой Украины, он намеревался начать свою жизнь с чистого листа. Пассажир выкупил двухместное купе для себя одного. Дал хорошие чаевые проводнику, чтобы его не беспокоили, и, глядя на пробегавшие за окнами вагона пейзажи, еще раз тщательно обдумал все то, что оставил в прошлом: не совершил ли где ошибок? Дорога была долгая, можно было спокойно, не торопясь, пролистать страницы своей биографии.

Бывший шустрый комсомольский функционер Зорькин с приходом капитализма быстро сориентировался и стал собирать антиквариат. Для этого у него были все основания. Его родители, числившиеся в советской партийной элите города, приобретали антиквариат еще в 40—50-е годы двадцатого века. В те времена существовал рынок, в полном смысле этого слова, в виде «барахолок» и комиссионных магазинов. Однако сфера собственно антикварной торговли была достаточно узка. В условиях постоянного товарного дефицита, бедности большей части населения, тратившего практически всю зарплату на покупку продовольствия, приобретение предметов антиквариата как дорогих вещей, имеющих неутилитарную функцию, могло осуществляться только очень ограниченным кругом людей. Его родители входили в этот круг.

Сам Светослав, тогда еще молодой парень, сообразил, что если уж вкладывать деньги, то со смыслом и пониманием конъюнктуры. По его убеждению, каждая приобретенная им вещь обязательно должна быть единичной, индивидуальной. Он понимал (подсказали музейные сотрудники), что к этой категории всегда будет относиться старинная живопись. Освоив мир антиквариата, Зорькин чутко улавливал, на что растет спрос. Он одним из первых стал скупать советские картины 1950—70-х годов у полунищих советских художников или их потомков. Марки и монеты – свое детское увлечение – он тоже систематизировал, сгруппировал разрозненные экземпляры, создав несколько целостных коллекций, чем, конечно же, гордился. Антиквариат для него превратился в своего рода азартную игру, причем шансов выиграть в ней было гораздо больше, чем в «блек-джек». Порой он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, если, приобретя что-то за сто долларов, позднее мог продать это уже за десять тысяч долларов. И дело тут было не только в прибыли, но и в элементе азарта. Еще один бонус, который усматривал антикварщик в своей деятельности, – повышение образованности, так как без прочтения целого ряда книг по искусству было не обойтись.

Примерно около года назад на Зорькина свалилась удача. Настоящая. Стопроцентная. Какая могла ему только сниться. Случилось так, что для резиденции президента одной соседней страны искали отделочные и драгоценные материалы, за тем и приехали в Екатеринбург. Помощник первого лица той самой державы договорился о прямых поставках малахита, яшмы, лазурита и других редких камней из столицы Урала в соседнюю страну. Был дан обед с представителями компаний, которые получили этот заказ. Зорькина тоже позвали. Помощник президента бывшей братской республики проронил в разговоре:

– Наш шеф любит советскую живопись, у вас ничего нет на примете?

– Есть, очень даже есть! – с энтузиазмом воскликнул антикварщик.

– Президент хотел бы приобрести сразу целую коллекцию. Большую коллекцию. Чтобы сделать для нее галерею в своей резиденции. Вы могли бы навести справки? Мне вас характеризовали как человека грамотного…

– Я могу подготовить всю необходимую информацию в кратчайшие сроки, – щелкнул каблуками бывший функционер.

– Мы прилетим через неделю – отсматривать образцы продукции для резиденции. К этому времени хотелось бы уже получить какие-то списки картин с ценами.

– Все будет сделано к вашему приезду, не сомневайтесь!

– Рассчитываю на вас… – многозначительно обронил помощник главы соседней державы.

Внутренне Зорькин ликовал. Теперь он сможет реализовать свою коллекцию, которую он и его родители создавали долгие годы. Не продавать по единице раз в полгода, а сразу и все! На протяжении долгих тридцати лет его родители собирали свои полотна. Он продолжил семейное дело и тоже двадцать лет собирал все эти картинки, вызывавшие подчас смешанные чувства: умиление и жалость. Боже, что это было за искусство! Изображая стройки «сталинских пятилеток», живописцы должны были передавать содержание главного мифа – веру бывших низов в высшее предназначение власти изменить ход истории.

Зорькин был еще совсем мальчиком, когда отец показывал ему оборудованное на чердаке дома хранилище, где была спрятана советская живопись конца 30-х – начала 50-х годов.

То была забытая теперь эпоха «сталинского барокко» в живописи. Культ Сталина расцвел пышным цветом в 30-е, но особенно – в послевоенные годы. Развернутое тогда, в конце 40-х годов, наступление на так называемых космополитов и постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград», выносящие несправедливый приговор Ахматовой и Зощенко, привели к тому, что в искусстве возникла псевдогероика, театральный пафос. Родилась «теория бесконфликтности», драматические коллизии произведений строились на «борьбе хорошего с лучшим». Этот процесс охватил все искусство: не только изобразительное, но и литературу, театр, кино. Послевоенная живопись «сталинского канона» – это было нечто. Невероятные по своей суперпатриотичности всевозможные серии («Прием в пионеры», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», «У парторга») и скульптурные портреты юного кудрявого В. И. Ленина уже тогда казались Светославу немножко смешными, поскольку были бессмысленно нарочитыми. Ноты социальной эйфории ощущались и в живописи на крестьянскую тему. И это несмотря на полуголодные колхозы, кризис после «раскрестьянивания» деревни, послевоенную разруху. Мечта о светлом пути и близком счастливом завтра делала эти картины, на сегодняшний взгляд, образцами наивности и рабского состояния художников.

А теперь – ура! Соцреализм вернулся! Зорькин даже зажмурился от удовольствия. Он уже предвкушал то тайное наслаждение, которое получит, печатая список картин для продажи.

Для Светослава Юрьевича не составляла труда даже та часть работы, которая для любого коллекционера является наиболее сложной, – ценообразование. Поскольку он решил продать коллекцию из трех тысяч картин оптом, то и цена будет оптовая. Важно было не просто назвать правильную цену, на которую согласится покупатель, намного важнее было придумать схему получения этих денег и при этом остаться в живых.

Вот об этом размышлял уральский комбинатор несколько дней. Наконец решение было найдено и Зорькин был готов к визиту высокого гостя.

Антикварщик встретился с заказчиком, показал на экране планшета всю коллекцию. Назвал цену. Гость даже не стал торговаться, цена была более чем приемлемая. Президент ему выделил на эту сделку гораздо большую сумму.

Договорились и о технической стороне приобретения. По предложению Зорькина, заказчик получит ключи от помещения, где хранится коллекция, в тот момент, когда Светослав Юрьевич увидит на своем счете требуемую сумму. После этого новый хозяин может все вывезти в любую секунду.

Ключи Зорькин дал Гертруде, сообщил, что едет в длительную командировку в Китай, и приказал не только отдать ключи, но и проконтролировать, чтобы с вывозом картин все было в полном порядке. Жена все выполнила в точности. Как только деньги пришли на его счет, он поступил следующим образом: перевел деньги через несколько счетов в оффшорах так, чтобы отследить их было невозможно, выбросил свой мобильник, дабы его никто не мог вычислить, и купил билет на рейсовый автобус Екатеринбург – Москва. В столице он достал из камеры хранения новые документы, которые организовал ему один деловой партнер. Затем из Москвы, тоже автобусом, выехал в Киев.

Прибыв в Киев, Светослав Юрьевич (под временными фамилией, именем и отчеством) сделал серию пластических операций, изменивших его до полной неузнаваемости. После этого, уже в новом облике, он вновь отправился в Екатеринбург, где сымитировал свою смерть в автокатастрофе и, лично проконтролировав свои «похороны», мог наконец-то начать жизнь с чистого листа. Так, словно феникс из пепла, вместо Зорькина Светослава Юрьевича возник Григорий Петрович Шанаев. Именно под этой фамилией мошенник и предполагал жить дальше. Прошлое Григорий Петрович отсёк решительно и безжалостно. В его новой жизни лишь одно напоминало о Светославе Юрьевиче – коллекция уникальных старинных инструментов, которую с особой страстью и усердием тайно собирал Зорькин на протяжении многих лет. Именно на старинных музыкальных инструментах и решил специализироваться Шанаев в своей дальнейшей деятельности. Григорий Петрович стал куратором международных арт-проектов и официально занимался художественными выставками, которые «гастролируют» по всем странам СНГ. Он передал Городскому музею во временное хранение свою уникальную коллекцию музыкальных инструментов. Но в договор было внесено обязательное условие: он лично сдает в аренду свои инструменты выдающимся музыкантам мира. Те могут играть на них, оплачивая Шанаеву и музею довольно внушительную арендную плату.

* * *

Тем вечером Елизавета Раневская занималась генеральной уборкой квартиры. Нельзя сказать, что она это делала регулярно или что ее двухкомнатная квартира пришла в такое состояние, когда требовалась чистка «авгиевых конюшен». Просто Лиза собиралась через несколько дней в командировку, и ей хотелось вернуться в идеально чистую квартиру. Так уж она привыкла. Вообще Раневская любила чистоту и порядок. Но не скрупулезный, немецкий, требующий мытья окон каждую неделю, а такой украинский душевный порядок, предполагающий чистоту и красоту одновременно. По этому случаю перемывались все вазы для цветов, пересаживались орхидеи в специально приобретенные новые горшки. Большой стеллаж с книгами по искусству избавлялся от пыли, и каждый альбом, каждая монография тщательно протирались и помещались точно на то же место, где обычно стояли, для того, чтобы достать их в нужный момент для работы.

Убирая, Лиза обычно включала телевизор для фонового бухтения – привычка, благодаря которой уборка проходила быстрее и незаметней.

В свои тридцать два года Раневская выглядела на двадцать пять – с ростом чуть выше среднего, стройная, с развитыми формами, высокой шеей и треугольным овалом лица. Волосы, от природы русые, она подкрашивала во все холодные оттенки, чтобы придать цвету глубину. Белесые брови и ресницы, да еще и светлые глаза цвета молодого винограда, белая кожа и светло-розовые губы делали ее черты неприметными. Правда, стоило ей подкрасить ресницы буквально двумя взмахами кисточки, провести карандашом по линии бровей и еще коснуться прозрачным блеском губ, как молодая женщина преображалась. Ее даже можно было назвать красивой, хотя сама она к себе как к красавице не относилась. Самооценка Лизы основывалась не на внешней привлекательности, а на том внутреннем «здании», которое ею строилось изо дня в день. Иногда она была довольна тем, как идет «строительство» внутри нее. Но чаще ей хотелось пожаловаться, что досадно медленно осуществляется развитие ее душевной конструкции. Впрочем, самоирония, присущая ей в избытке, часто, хотя и не всегда, помогала преодолевать как взлеты, так и неудачи.

Шла передача «Жених и невеста», киевская версия российской программы «Давай поженимся». Сперва краем глаза Лизавета отметила интерьер студии, стилизованный под старый советский дворик, где собирались соседи и решали разнообразные хозяйственные и житейские проблемы. Затем увидела ведущую, эксперта в области сердечных и свадебных дел – Алису Тургеневу, главным достоинством которой была большая грудь. Ей помогали две соведущие: астролог и сваха. Их фамилий Раневская не знала. Пока шло знакомство участников, она отвернулась от телевизора, вытирая пыль с нижней полки журнального столика. Но неожиданно Лиза услыхала фамилию жениха – и окаменела с тряпкой в руке.

– Наш сегодняшний жених – Поташев Алексей Максимович, руководитель архитектурного бюро. Знакомьтесь…

У Раневской появилось такое чувство, будто ее сердце перестало биться. Она впилась взглядом в экран телевизора, не веря своим ушам. Но нет, перед ней и всей страной сидел ее любимый мужчина – Алексей Поташев, и выбирал из трех невест-претенденток одну – ту самую, которая, выйдя из стен студии, начнет строить с ним отношения.

«Это сон или наваждение!» – подумала Лиза, которая только вчера встречалась со своим возлюбленным, и они провели чудесную ночь любви, а сегодня он уже предлагал свою кандидатуру другим в качестве жениха.

«Тили-тили тесто! Жених и невеста!» – пронеслось в голове женщины. Спасительная ирония должна была выручить, но не тут-то было. Она во все глаза смотрела на Алексея, а он улыбался Алисе Тургеневой, и по всему было видно, что телеведущей жених очень нравится.

Кем был этот молодой мужчина, от лица которого не могла отвести взгляд Лизавета Раневская?

Алексей Максимович Поташев – архитектор-реставратор. Тридцативосьмилетний мужчина невысокого роста, худощавый, подвижный, харизматичный. Лицо его отличалось острыми чертами. Темные прямые волосы, короткая стрижка, смоляные брови, карие глаза – все в облике Поташева было четким, ясным и напоминало графический рисунок. В его темных зрачках на фоне голубоватых белков порой появлялись золотистые искорки, и тогда эти глаза начинали казаться Лизе драгоценными камнями авантюринами, которые имели даже специальное название у геммологов – «Ночи Каира».

С Рождества этого года они встречались и были прекрасной парой, во всяком случае так казалось Раневской. Теперь же, она это явственно видела, он считал себя свободным от любых обязательств.

Кроме Алексея в студии присутствовали его друзья, с которыми Лиза познакомилась еще зимой, во Львове: журналист Артем Худаня, ресторатор Валерий Белогор и инженер Ростислав Стоян. Вся компания улыбалась Алисе Тургеневой. «Не столько ей, сколько ее огромному бюсту», – ревниво подумала Раневская. На экране замелькала реклама, и, благодаря паузе в передаче, девушка сделала то, что сделала бы на ее месте любая другая. Она позвонила своим самым близким друзьям. Ими были родители Лизы. Как так сложилось, что лучшими друзьями девушки стали вовсе не бриллианты, а родители, – это отдельный разговор. Но так уж вышло. И поэтому о родителях нужно рассказать, так как они в жизни Лизы играли особую роль.

Мама Елизаветы, Маргарита Николаевна Раневская, была профессиональным переводчиком. Сколько Лиза ее помнила, она всегда была занята своей работой.

Папа, Александр Кириллович Раневский, был инженером. О таких, как он, говорят: «золотые руки». На своей даче Раневский постоянно что-то строил, мастерил, модернизировал. Благодаря этому дача приобрела статус загородного дома и стала пригодна для жилья в любое время года. Именно здесь, в 30 километрах от Киева, жили родители Лизы, радуясь свежему воздуху и тому, что недалеко от дома начинается сосновый лес.

У Лизиных родителей был лишь один недостаток – они настолько любили свою дочь, что могли простить ей любые глупости, которые их чадо порой совершало. Останавливали они ее только в случае опасности для жизни или здоровья. В остальном же… их доверие к Лизе было безусловным.

Вот и сейчас, когда младшая Раневская им позвонила и сказала лишь одну фразу: «Включите телевизор, там по Интеру программа “Жених и невеста”, посмотрите ее, пожалуйста, я позже позвоню!» – родители, не став тратить время на лишние вопросы, выполнили ее просьбу.

Тем временем закончилась реклама и в студии шла обычная церемония. При помощи ведущих, своих помощников и своего сердца главный герой должен был выбрать вторую половину.

Лиза просто не отрывалась от экрана, пытаясь понять мужчину, того самого, единственного, как ей казалось еще полчаса назад. Но теперь она уже и не знала, что ей о нем думать и как к нему относиться.

У нее уже был печальный опыт отношений с Алексеем, в самом начале их знакомства. Тогда они случайно в одно время оказались в волшебном городе, в Венеции. Любовь подняла их на какую-то неслыханно высокую волну. Они провели три дивных дня и сумасшедшие три ночи. Казалось, они уже никогда не расстанутся, но когда Лиза вернулась в Киев, она получила письмо, в котором Алексей ясно давал ей понять: все кончено.

Тогда она с огромным трудом выползла из тяжелой депрессии. Ощущение кровоточащей сердечной раны не оставляло девушку несколько месяцев. Происходило это потому, что ее чувство к нему впервые возникло вовсе не в Венеции, а пришло намного раньше, еще в Академии художеств, где они оба учились. Лиза – студентка первого курса факультета искусствоведения – без памяти влюбилась в дипломника-архитектора Поташева. Правда, будущий архитектор тогда и не догадывался о существовании Елизаветы. Судьба снова свела их в Италии. Встреча в Венеции стала лишь осуществлением ее девичьих грез.

Спустя полгода после роковой размолвки, в новогоднюю ночь, Алексей вдруг «прозрел», написал ей трогательное повинное письмо, просил забыть все плохое и начать их отношения с чистого листа. Лиза, естественно, его простила. Они вновь стали встречаться. Зима и часть весны прошли в новом значении «мы», поскольку каждый из них уже не представлял себя без другого.

И вот, пожалуйста! Поташев решил параллельно с их романом сходить на телевидение, поучаствовать в программе «Жених и невеста»!

Слезы хлынули из Лизиных глаз. Она уже не видела парада невест, из которых должен был выбирать ее возлюбленный, и напрасно – интересное это было зрелище.

Дело в том, что поскольку в программе был заявлен вполне состоятельный мужчина (архитектор, руководитель бюро, строивший дома и ремонтировавший квартиры самым богатым людям страны), да к тому же еще приятной внешности, то на его руку и сердце претендовали девушки, как теперь принято говорить, из разряда селебрити.

Первой претенденткой была разведенная модель, Мисс Украина какого-то года, ставшая широко известной благодаря своим откровенным фотосессиям в «Плейбое». Ухоженные смоляные волосы лились темной волной по плечам модели, наклеенные ресницы увеличивали и без того большие карие глаза. Она была неправдоподобно хороша собой. Модель, согласно формату передачи, задавала Поташеву вопросы: