Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Анна Мистунина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Хлопоты подготовки закружили, отнимая все силы, и Кати с трудом нашла время чтобы увидеть ту, кому будущая победа Амона не сулила ничего хорошего. Зиту.

Бунтарка почище Кария, Зита не примкнула к дикарям и отвергла все его предложения помощи, кроме одного: указом дикарского императора запрещалось кому бы то ни было приближаться к тесному, не больше мили в диаметре, участку каменистой земли в северных предгорьях, на полпути между бывшей Долиной магов и Империей. Там, в грубо сколоченных хижинах и небольших пещерах ютились без малого две сотни недавних рабов Долины.

Белокожие мужчины и женщины служили магам на протяжении многих поколений, и всегда их разум был скован действием Силы. Рабство было их сутью, служение – единственной целью существования. Века под заклятием, вкупе с близкородственными связями, накладывали свой неизбежный отпечаток. Чтобы не допустить вырождения, маги обеспечивали приток свежей крови. В дикарских селениях по всей Империи иногда пропадали дети или подростки – не слишком часто, при вполне естественных обстоятельствах вроде появления волков или разлива реки. На деле же их забирали маги, дабы использовать «для улучшения породы» своих рабов. Или, при необходимости, попросту пустить на кровь. Ее никогда не бывало слишком много. Как бы ни поощряли маги частые беременности рабынь, сколько бы ни появлялось на свет заведомо обреченных младенцев, все же каждая чаша крови оставалась на счету. Заклятия всегда требовали больше.

Война положила конец привычному существованию. Сотни рабов лишились жизни под ударами жертвенных ножей, еще больше погибло в сражении со своими же свободными собратьями. Немногих забрали бежавшие маги. Оставшихся получила Зита.

Воспитанница Сильной Кати, носящая в себе частицу ее разума, она так и не стала хорошим магом. И уже не станет – отказавшись, по примеру Кария, от крови. Но упорство заменяет порой Силу: медленно, одного за другим, Зита освободила-таки бывших рабов от заклятия. И – принялась обучать их. Свободе, желаниям, жизни ради самой жизни, заботе о себе и других… и магии. Успешно, вопреки всем известным законам бытия. Кати хваталась за голову, ругая безумную девчонку на все лады, и холодела при мысли, что о ее проделках узнает Амон. Пока что тайну удавалось хранить. Надолго ли?

Саму Зиту гнев Амона страшил не больше, чем холодные зимы предгорий, скудость пищи и отчаянно трудные условия жизни в ее маленьком селении. Она встретила Кати на пустынной дороге поодаль деревни, одной из первых попавшей восемь лет назад под заклятие. Сюда Кати доставил Сэт и отсюда же должен был забрать два дня спустя.

Молодая грифоница – ее черные перья отливали красным в солнечных лучах – изящно опустилась на пыльные камни. Но еще раньше, чем изогнутые когти коснулись дороги, наездница в изрядно потрепанном шерстяном одеянии соскочила вниз и повисла на шее у Кати.

– Наконец-то!

Кати обняла ее изо всех сил.

– Что еще натворила?

– Ой, не спрашивай, – Зита шагнула назад, все еще держа Кати за плечи. – Ты выглядишь такой усталой!

– На себя посмотри… Зита!

Та рассмеялась:

– Да-да, я знала, что ты рассердишься. Потому и не сказала сразу.

– Глупая девчонка, зачем?!

– Так получилось. Я рада.

– Получилось?! – Кати обреченно закатила глаза. – Четвертый раз подряд, и это говорит маг! Зита, девочка моя, пойми наконец, не время…

– А когда время, Кати? Я не проживу тысячу лет. И сто не проживу. Я люблю Рамиса. Наши дети это лучшее, что у нас есть.

Кати зажмурилась, в который уже раз изумляясь невозможности ее слов. Люблю Рамиса. Люблю. Раба. Светлокожего приземистого крепыша с мозолистыми от работы руками…

– Я знаю, это трудно понять. Спасибо, что не бросаешь меня, Кати.

– Девочка моя, ты лучшее, что есть у меня, – ответила Кати, и молодая женщина улыбнулась:

– Полетели? Мне не простят, если я тебя не привезу!

– Идем… Рада видеть тебя, Мора.

Грифоница, носящая имя матери Кати, вежливо прикоснулась к волосам Сильной.

– Она по тебе скучала, – сказала Зита.

Северные ветра отзывались тоской и горечью, проходящие годы не делали их легче. Меньше суток пути для быстрых грифоньих крыльев – и в воздухе запахнет теплом Долины. Потерянной Долины, оскверненной Долины, занятой дикарями, полной краснорясых жрецов Долины, где навсегда останется сердце Кати. Безумная страсть лишила магов единственного дома, взамен не дав ничего.

Здесь еще не растаял снег. Мора снижалась кругами, давая возможность рассмотреть поселок. Низкие скалы сомкнулись вокруг него ломанными зубами, их удлиненные тени лежали на хижинах, на укутанных в шкуры шатрах. Тонкие струйки дыма с привкусом каменного угля тянулись к небу, свивались в серое облако. Ветер медленно раздувал его. Как ни старалась Зита уверять в обратном, ее подопечные без радости встречали визиты недавней хозяйки. Кати не могла их осуждать. Ей тоже было неуютно среди бывших слуг с их дерзкими манерами, настороженным взглядами исподлобья, с их магией, ничтожной, но все же позволяющей держать закрытыми мысли и чувства. Только любовь к отчаянной энтузиастке, чьим упорством родился и жил этот странный поселок, удерживала Сильную Кати от бегства.

Домом семейству Зиты служила памятная пещера, где некогда они вместе выхаживали Кария. Выбор, конечно же, неслучайный. Порою Кати видела в нем упрек, порою насмешку и всегда – память. Шатры и хижины взъерошенными птенцами жались вокруг. Между них сновали чумазые детишки – взгляд Сильной тут же нашел черноволосую троицу полукровок. Нищета и дикость били по глазам. Неужели в тепле и устроенности Долины этим людям жилось хуже?

Три малыша Зиты с визгом побежали навстречу грифону. Повисли на руках, на плечах у Кати, запутались в ногах. Три пары одинаковых черных бусинок влюблено светились. Вероятно, Кати представлялась им чем-то вроде продолжения смуглой черноволосой мамы.

– Три дня только о тебе и говорили, – объяснила Зита.

Наклонившись, Кати подняла на руки свою маленькую тезку. Та радостно задрыгала ножками, залопотала, путая слова. В первом поколении дикарская кровь редко бросается в глаза. Маленькая Кати, подобно своим братьям, Рамису и Карию, выглядела настоящим магом.

Так, с ребенком на руках, Сильная Кати повернулась навстречу бывшему рабу.

– Добро пожаловать, Сильная, – сказал он. – Твое посещение – большая радость для моего дома.

«Моего дома». Рамис никогда не упускал случая напомнить об этом. Его рука по-хозяйски покоилась на талии Зиты, синие глаза смотрели прямо, как на равную. Это было… противоестественно. И давно привычно.

– Спасибо, Рамис, – сказала Кати. – Я не задержусь надолго.

– Мы всегда рады тебе, Сильная. Прошу, входи.

Соплеменники Рамиса столпились вокруг, наблюдая за встречей – живое кольцо отвержения и опаски. Некоторых Кати помнила по Долине. Они ее, без сомнения, тоже. Зита улыбалась им, и лица как по команде смягчались. Не наведенная Силой фальшивая преданность, не внушение – столь сильной привязанности не получал до сих пор ни один маг. Кати полностью закрыла магические чувства, предпочитая слепоту этой пронзительной любви. Вслед Рамисом и детьми прошла в пещеру.

Сюда грифон по имени Ветер принес когда-то мертвого Кария. Заклятие, что сразило его, не применялось с древних времен. Сильнейшему оно стоило большей части его Силы и долголетия. С тех пор величайший во вселенной маг слабеет, медленно и неотвратимо приближаясь к своей смерти. От его болезни нет лекарства. Как не было, не могло быть воскрешения для того, кто был проклят кровью сердца Сильнейшего – для его сына. Кати сама не знала, как им удалось. Две женщины и грифон совершили невозможное, и не единожды, потому что смерть много раз возвращалась за тем, что принадлежало ей по праву. Карий поправлялся долго и мучительно.

А поправившись, ушел к своему императору, которого звал в бреду. К дикарям, куда ей, трехсотлетней, длящей молодость за счет чужой крови, не было пути. Ушел, хоть и знал, не мог не знать, что скажи он слово, и Сильная Кати улетит с ним куда угодно, прочь от Амона, от дикарей, от всей этой безумной, бессмысленной войны. Годы, прошедшие с тех пор, принесли довольно боли и потерь; та, давняя печаль померкла на их фоне и почти позабылась. Но лишь почти.

В те дни пещера выглядела совсем не так. Теперь серый с желтоватыми вкраплениями камень был совершенно чист, выметенный пол покрывали шкуры горных баранов. Из шерсти тех же баранов чьи-то умелые руки соткали занавеси и одеяла, застилавшие грубые кровати. На деревянном столе в ярко раскрашенной посуде ждал ужин – судя по запаху, без косматых обитателей предгорий не обошлось и здесь. У задней стены был сложен каменный очаг. Дым от него поднимался и втягивался в узкий проход под самым потолком.

Скудно, тесно и… уютно. Холод каменных стен грел душу лучше любого огня. Три столетия Кати прожила в пещерах – как же ей недоставало их вековой надежности!

– У вас хорошо, как…

– Как дома, – улыбнулась Зита. Забрала у Кати малышку, принялась покачивать на руках. – Он так же сказал. Садись, Кати.

– Он?!

– Садись. Да, он здесь был. Ты тогда была там, на востоке. Я не стала тебе говорить, потому что… ты все равно сюда собиралась.

– Сиятельный принц дикарей не держит слово?

Молчаливый Рамис разлил по тарелкам густое варево, усадил мальчиков. Зита поцеловала его в щеку. Ее отросшие волосы были заплетены в две тяжелые, черные как уголь, косы. Новая беременность еще не сказалась на талии, но тяжелая не по годам ответственность и отказ от крови утяжелили фигуру, проложили морщинки в уголках глаз. Совсем юная, Зита казалась намного старше Кати.

Мальчики сидели за столом рядом с Кати, их родители – напротив. Зита засунула в рот малышке ложку с едой. И только потом ответила:

– Нет. Он обещал нас не беспокоить, и не беспокоил никогда. А в этот раз… он был очень встревожен. Почувствовал, что вы что-то задумали, серьезное. Он все-таки очень сильный маг, хотя сам в себя и не верит.

– Он Сильный, разве ты не поняла? Что ты ему сказала?

Зита пожала плечами.

– То же, что в прошлый раз. Меня и моих людей это не касается. Мы хотим просто жить. Мы не желаем никому зла и ни во что не вмешиваемся… Но, Кати. Если у вас все получится – что будет с нами?

Зита не скрывала печали и страха. Рамис придвинулся, обнял ее, словно пытаясь оградить. У Кати подступил к горлу теплый комок. Девчонка, всего двадцать шесть лет – и восемь из них Зита несет на своих плечах две сотни больше никому не нужных жизней. Как она справляется?

– Амон вас не тронет, – сказала Кати. – Я сумею вас защитить, обещаю. Тебе нечего бояться, девочка. Ты мне веришь?

– А сама ты? – спросила Зита едва слышно. – Сама ты веришь? Что ты видишь в будущем, Кати?

Они смотрели на нее все – Рамис, Зита, дети. И Кати сказала то, в чем не признавалась до сих пор даже себе:

– Будущее страшно. Я больше не заглядываю в него. Не смею.

– Что ты увидела?

Кати опустила взгляд в тарелку, где медленно застывал бараний жир.

– Три линии. Всего три, и каждая обрывается моей смертью.

Зита ахнула. Подняв глаза, Кати увидела на ее лице слезы. Улыбнулась:

– Разве я не учила тебя, что будущее не предопределено? Возможности – это всего лишь возможности, Зита. Не огорчайся.

Но Зита не ответила на улыбку.

– Когда я увидела тебя сегодня… Я не предвижу, нет, мне просто показалась…

– Показалось – что?

– Что мы больше не увидимся.

Маленький Рамис каким-то хитрым маневром очутился у Кати на коленях. Для шестилетнего мальчишки он был довольно тяжел. Его брат Карий возмущенно заелозил. Кати обняла обоих.

– Поймите одно. Предвидение не лишает нас свободы выбора, не определяет нашу судьбу. Скорее… помогает избежать опасностей и ошибок. Маги способны изменять будущее. А вы оба маги.

– Ты считаешь меня магом, Сильная? – спросил Рамис.

– Я не была бы Сильной, если бы не умела признавать очевидного, Рамис. Твои способности невелики, больше им не стать. И все же ты не лишен Силы, неважно, нравится мне это или нет. В тебе нет нашей крови, но, ты знаешь, моим настоящим отцом был такой же, как ты, дикарь. Это не помешало мне стать Сильной.

– Ты не считаешь себя одной из нас.

– Нет. Иначе давно была бы мертва. Самоопределение, знаешь ли, дело выбора.

Он собирался еще что-то сказать, но пальцы Зиты предостерегающе коснулись его губ. Рамис поцеловал ладонь своей подруги и снова поднял глаза на Кати:

– Извини меня, Сильная. Это нелегко.

– Да, – согласилась она. – Нелегко. Но вы должны знать еще кое-что. Единственное, ради чего я могла бы пожертвовать собственной жизнью – это вы. Амон не дурак, чтобы делать меня врагом. Пока я жива, он вас не тронет.

– Мы верим тебе, Сильная, – сказал Рамис.

– Спасибо, – прошептала Зита.

Спроси кто-нибудь Сильную Кати, зачем ей это нужно, у нее не нашлось бы ответа, но той ночью она была вместе с рабами. Сложенный из толстых бревен костер озарял их обветренные лица, отражался в зрачках. Такие же бревна служили для сидения. Люди подходили и уходили, присаживались, кутаясь в одеяла и шкуры, задавали вопросы. Многие держали на руках детей. Мальчики Зиты спали в пещере, малышка дремала на руках у Кати.

Зита сидела рядом. Ее негромкий голос легко перекрывал все другие звуки. Зита рассказывала, явно не впервые, историю поединка Сильнейшего и Кария. Дерзкий вызов мага-полукровки, принявшего сторону дикарей, удивление Сильных, их насмешки, колебания и неосторожное решение – сражению быть. Оцепенение, павшее на Долину, когда маги наконец поняли: юнец, полукровка, недоучка, он по меньшей мере равен Сильнейшему. Фейерверк Силы над площадкой Испытаний, полыхание смертельных заклятий, ярость, ненависть, гордыня. Последний, отчаянный ход Сильнейшего, когда сын уже почти вырвал у него победу.

Слушатели были там в день поединка и, быть может, могли что-то видеть. Но магия делала их тогда немногим разумнее животных. Теперь, свободные, они с жадностью слушали знакомый рассказ. Когда речь дошла до воскрешения, Кати поежилась под взглядами бывших рабов. И, неожиданно для себя, заговорила сама:

– Мы тогда не знали, почему это делаем. Многие века мы жили по одним и тем же правилам, они казались незыблемыми. Карий… он принес изменения, которых никто из нас не ждал. Мы не хотели… вы не могли. Он стал мостом из прежнего мира в новый. Мало кто из нас сможет войти в этот мир, еще меньше тех, кто сумеет в нем прижиться. Я, наверное, не смогу. Вы – можете. Вы уже в нем. Я, Сильная Кати, иногда вижу будущее. Не всегда оно открывается ясно и не всегда – правдиво. Сейчас… вижу. Чем бы ни закончилась эта война, будущее принадлежит таким, как вы. Не скоро. Будет пролито много крови, прежде чем оно придет. Но вы – его залог, и я горжусь вами, в особенности – тобою, Зита…

Маленькая Кати захныкала, Зита поспешила забрать ее. Сильная замолчала. Подобные всплески предвидения мало походили на обычное просматривание возможностей. Случались они редко, были смутны и опустошали больше сознательного применения Силы.

Все молчали, но в лицах бывших рабов поубавилось непримиримости. Зита стала тихонько напевать, укачивая малышку. Костер медленно догорал, и, словно принимая у него пост, занималась утренняя заря. Поселок обретал свои обычные нищенские очертания. Видения отступали. Да и видения ли это? Или же простая усталость – и страх, и отчаяние, и огонь, и ожившие воспоминания этого места ненадолго помутнили рассудок Сильной Кати?

Прощание вышло коротким. Зита стиснула Кати в объятиях и запрыгнула на спину грифоницы. Присев – мышцы волной перекатились под шерстью, – та рванулась прочь, как будто расставание обжигало и ее тоже. Взметнувшаяся пыль попала в лицо, Кати сердито отряхнула ее. Не стала глядеть вслед. Часть ее сущности Зита уносила в себе, и то была не метафора – всего лишь магия. Связь, ближе которой не бывает. На любом расстоянии Сильная могла слышать Зиту, могла видеть ее глазами. Но делала это лишь при необходимости. Такая же связь когда-то полностью подчинила Кария Сильнейшему; немалую борьбу пришлось выдержать полукровке, чтобы вернуть свободную волю. Допускать подобного со своей молодой воспитанницей Кати не собиралась.

Безотказный Сэт доставил ее обратно. Служить одному из членов Совета – немалая честь для мага, чья Сила осталась почти неразвитой. Большую часть пути Кати дремала, привалившись к его спине. Две ночи у Зиты пролетели слишком быстро, чтобы тратить время на сон; будущее не обещало ничего, кроме бесконечных дел. На привале, когда маг и грифон спали, обнявшись, Кати неподвижно сидела на земле. Не смотрела возможности и не искала способов изменить грядущее – просто ждала. Редкие зарницы всплесками разгоняли синеву ночи. В сыром воздухе воцарилось уже летнее тепло, травы поднимались буквально на глазах. В движении соков по древесным стволам, в каплях мелкого дождя, в брачной перекличке птиц звучала Сила. Ее ноты обтекали неподвижное тело Кати, отзывались в натренированном разуме, пели в унисон с кровью. Тихий комариный звон доносился будто издалека, куда менее явственный, чем эта вечная песня.

Лагерь кипел нетерпеливым ожиданием. За дни отсутствия Кати он вырос вдвое, и новые маги продолжали пребывать. Ближайшие селения были попросту разграблены. В ход шло все – от содержимого дикарских кладовых до самих дикарей, их труда, их жизней. Аккуратные ряды палаток занимали все свободное пространство, и группы рабов слаженно расчищали новое: рубили деревья, корчевали пни, разравнивали землю. Другие заканчивали рытье рва. Он широким полукольцом охватил весь лагерь, кроме той части, где глубокий овраг служил естественной защитой от незваных гостей с их лошадьми и гремучим железом Белокожие женщины занимались шитьем палаток. Становилось не по себе при мысли, что все эти усилия – ради считанных дней сборов, прежде чем большая часть магов отправится на восток. Но рабов, пока они не понадобятся в ином качестве, следовало занять, так что и густой лес, и крутой обрыв над рекой, откуда носили воду, пришлись более, чем кстати.

В стороне от палаток расчистили место грифонам. Бедняги, лишенные привычных условий, страдали куда больше людей – и, в отличие от людей, незаслуженно. На двух-трех магов теперь приходился лишь один грифон, приплода не было вовсе. Преданность удерживала гордых зверей от бегства в родные горы, преданность же заставляла их терпеть недоедание, трудиться наподобие вьючных животных, получая в награду удары дикарских копей и отравленных стрел. Вот и сейчас – вместо отдыха перед путешествием, где каждому зверю достанется не меньше двух всадников и тюк с поклажей, грифоны совершали бесконечные полеты между новым и старыми лагерями, дикарскими селениями и снова лагерем.

Едва Кати ступила на изрытую когтями землю, Сэт с грифоном улетели прочь: назначенную им работу никто не отменял. Вокруг дремали, наслаждаясь кратким отдыхом, полтора десятка зверей. Их потускневшая шерсть и всклокоченные перья стали уже привычным знаком тревоги. Черные и золотые гривы не струились, как положено, мягкими волнами, а беспорядочно торчали в разные стороны. В прежние времена магов, допустивших подобное, ждало бы наказание. В прежние времена.

Белокожие рабы отвязывали притороченную к звериным спинам поклажу и уносили ее прочь. Панический страх дикарей перед грифонами подавляла магия, и все же за наведенной веселостью несчастных отчетливо дрожало напряжение. Грифонов это не беспокоило ничуть – вслед за магами они считали рабов имуществом, которым, при случае, можно и отобедать.

Еще раз оглядев запущенных зверей и решив в самое ближайшее время поднять этот вопрос в Совете, Кати нехотя отправилась на поиски Амона. Всего каких-то восемь лет назад даже Сильнейший не осмеливался расспрашивать Сильную о причинах ее отсутствия. Но теперь все стало возможным, а придумывать достойный ответ у Кати не было никакого желания. К ее облегчению, такой необходимости не возникло.

– Вот ты где, – сказал Амон, столкнувшись с нею у входа в шатер. – Послушай Оуна. Кажется, это задача как раз для тебя.

Мастер подчинения сидел на корточках у задней стенки шатра Совета. Рядом, на изящном столике дикарской работы, покоился древний, разлохмаченный по краям пергаментный свиток.

– Что это? – спросила Кати, подойдя.

Черные глаза мага подернулись упоением, характерным для нашедшего очередное сокровище любителя книг.

– «Трактат о колдовстве», – ответил он. – Ты, кажется, выучила язык дикарей, Сильная?

– Возможно. Где ты его откопал?

– Вот именно – откопал. В Лундисе. Дикари зовут его Ферром. Глаза б не смотрели, во что они превратили наш город, но, – пальцы мага погладили желтый от времени пергамент, – есть и кое-что интересное. Храм. Такого большого мы не захватывали ни разу.

– А в храме – несколько сотен жрецов, на которых заклятия не действуют. Что я пропустила, Оун?

– Я решил испытать зверюшку, – усмехнулся тот. – Грифонам не нравилось ее присутствие, а убивать было жалко. Вот я с разрешения Сильнейшего и спустил ее на краснорясых.

– И?

– Роскошное было зрелище, Сильная. Столько дикарской крови за раз я не проливал еще никогда. В конце концов ее убили, как я и ожидал, но главное она сделала. Уцелевшие потеряли контроль и стали уязвимы.

– Что вполне могло бы случиться и с магами, Оун. Ты об этом?

– Ознакомься с книгой, Сильная. А лучше – слетай со мной в библиотеку. Это… стоит твоего внимания.

– Настоящая библиотека?

– Тщательно укрытая в подвалах храма. Я провел там всего полчаса, но никогда больше не скажу, будто дикари не смыслят в науках.

– Рассчитываешь найти там секрет их устойчивости?

– И это тоже. Ты летишь?

Кати помолчала. Амон вышел, кроме них с Оуном в шатре никого не было. Что не означало, конечно же, приватности разговора.

– Я отпустила Сэта. Возьмешь меня с собой?

– С радостью, Сильная.

Золотистый грифон Оуна был уже немолод, но по-прежнему силен и быстр. Кати с удовольствием отметила состояние зверя – упитанный, с гладкой и чистой шерстью, живой упрек нерадивым магам. Как бы ни был занят Оун, время для грифона у него находилось.

Ветер с привкусом дождя холодил щеки. Верхушки деревьев взволнованным морем убегали назад. Широкая река – при старой Империи ее звали Лундой – огибала край леса, откуда к ней тянулись игривые нити ручьев и речушек, и уходила к Лундису. Его снежные башни, почти неподвластные времени, уже вырастали на горизонте. Отголосок заклятия все еще витал над городом: жрецов, способных очистить его, не осталось, новые до сих пор не подоспели.

Вскоре грифон опустился на каменные плиты перед храмом, построенным по образцу столичного Храма Силы. Скрежет когтей далеко разнесся в глухом безмолвии пораженного магией города. Кати передернула плечами. Спешилась.

Стремительные башни рвались к небу, презирали каменную неподвижность, почти летели. От их вида в душе поднималась нетерпеливая тоска.

– Подражатели, – сказал Оун.

– Подражатели, Оун? Или ученики?

Маг скривился, но спорить не стал.

Оставив седоков, грифон взлетел на крышу храма и замер на одном из шпилей – прекрасное золотое изваяние, одно из многих, украшавших некогда Храм Силы, сердце Империи магов. Кати вслед за Оуном прошла во внутренний двор. Война давно приучила ее к виду и запаху побоищ. И все же открывшаяся картина впечатляла.

Трупы и куски трупов в не защитивших хозяев кольчугах, обрывки сутан, мечи и кинжалы, все еще зажатые в оторванных руках, смешались в несуразнейший кровавый салат. Кровь была в нем щедрой заправкой – кровь и вода от прошедшего ночью ливня. Багрово-черные подтеки украшали стены. Смрад стоял поистине тошнотворный. Кати зажала ладонями рот и нос, тщетно пытаясь заменить дыхание Силой, и даже Оун казался побледневшим. У самых дверей храма, венчая картину, лежала окровавленная туша существа. Доставшихся ей ран и порезов хватило бы для умерщвления десятка обычных зверей.

«Невообразимо, – сказала Кати мысленно. – Она сделала это одна?!»

Оун кивнул:

«Мы вмешались только под конец. В основном добивали тех, кто оставался внутри. Там, кстати, почти нет запаха, Сильная. Идем?»

Под сапогами хлюпало. Несколько раз Кати наступала на что-то мягкое и, не глядя вниз, шла дальше. Оказавшись наконец за тяжелыми резными дверями, она вздохнула с облегчением – и едва сдержала рвотный позыв. Вонь проникала и сюда, слабея, впрочем, по мере удаления от двери. Время от времени еще попадались тела, но красными их делали только одеяния: магия убивала бескровно. И милосердно, подумала Кати, вспомнив искаженные ужасом и мукой лица тех, за дверью. Мертвецы в полутемных коридорах храма казались просто спящими.

Подземелья были просторными и сухими. Запах разложения не проникал в них, и Кати с удовольствием вдыхала прохладный воздух. Оун сотворил свет. Белый шарик поплыл чуть впереди, высвечивая пустые масляные лампы, сводчатый потолок, яркие фрески на стенах. Кати грустно улыбнулась, разглядев их. Мастерство художников – немалое, надо признать, мастерство – запечатлело картины расправ дикарей над магами. Орды белокожих казнили, резали, сжигали высоких темноволосых, неизменно одетых в черное людей. Интересный прием, особенно если помнить, что до восстания маги одевались куда разнообразнее. Боевой наряд из шкуры дракона заменил все прочие уже в Долине. За века он стал привычнее собственной кожи, и маги вернулись в Империю, как сошедшие с картин и фресок древние страхи.

– Круговорот, – прошептала Кати.

Оун оглянулся через плечо. Ничего не ответил, остановился у полуоткрытой двери.

– Сюда.

– Ты искал ее или случайно наткнулся?

Оун скривился:

– Последний, кого я убил, только о ней и думал. Боялся, что проклятые колдуны найдут книги. Вот я и нашел.

– Действительно… это стоит внимания, – проговорила Кати через минуту.

– Впечатляет?

– Еще как…

Длинное помещение, уставленное рядами стеллажей, в неярком свете магического шарика выглядело бесконечным. Толстые пергаментные свитки и книги в прошитых переплетах аккуратно лежали на полках. У стен стояли распахнутые сундуки, полные затрепанных свитков. Между стеллажей помещались прямоугольные столы; на каждом подсвечник, письменный прибор – перо, чернильница и стопка пергаментных листов; вокруг стулья с высокими спинками. Спокойная, милая взгляду картина. Воображение дополнило ее людьми: в руках поскрипывают перья, на столах чадят свечи, озаряя склоненные над книгами светлые кудри… Тех самых ученых, по чьим растерзанным телам Кати пришла сюда.

– Взгляни, Сильная, – Оун бережно, как младенца, взял свиток с одной из дальних полок. Развернул на столе. – Это перевод на дикарский язык труда по астрономии авторства моего деда. Он считался утерянным при восстании, в Долине хранилась копия. Не думал, что встречу его в таком виде. Буквы, как видишь, наши, приспособленные к их языку. Удивительно! Там и анатомия, и математика… На отдельных полках магия. Ничего не потеряно, ничего! Оригиналов нет, наверное, они в столице. Те стеллажи, слева – сочинения самих дикарей. Их подход к магии поражает, Сильная. Посмотри хотя бы это… И это…

Маг переходил от стеллажей к столу и обратно, приносил книги, разворачивал свитки, в с восторгом указывая на какие-то впечатлившие его места, и говорил, говорил… Такого Оуна знали все в Долине. Мага, немного недотянувшего до Сильного, ученого, хранителя знаний – а также управляющего, мастера подчинения и сбережения и лучшего из наставников. В пыльной тишине библиотеки он снова ненадолго стал самим собой. Кати с грустью подумала, что скучает по Долине. Добавив света, наклонилась над последним свитком.

Несколько лет назад Сильная выучила язык дикарей – отчасти ради удобства, отчасти по предчувствию. Письменных текстов ей до сих пор не встречалось, но прочесть не составило труда: не имевшие своего алфавита предки дикарей позаимствовали его у магов. Почерк писавшего был твердым, чернила – качественными. Его рассуждения о природе и структуре Силы были необычны, но назвать их ошибочными Кати не смогла бы. Автор как будто видел привычные вещи под другим углом – таким, что сущность магии странным образом начинала доказывать и объяснять положения дикарской веры. И все же то был труд ученого, а не бред фанатика. Кати пробежала глазами несколько столбцов, затем стала читать медленнее и наконец села, не глядя подтянув стул. Магический шарик остановился у левого виска. Желтоватый пергамент с аккуратной вязью букв оказался залит ослепительно-белым светом. Оун тихонько шелестел за спиной.

– Невероятно! – сказала Кати, подняв наконец голову. – Изучить, но не познать… Но и не отвергнуть, а отставить в сторону, ради… ради чего?

Оун за соседним столом обложился книгами. Казалось, он рад бы зарыться в них с головой. Руки мага непроизвольно поглаживали тонкую кожу рукописей.

– Религия, – сказал он. – Страх. Ограниченность.

– Брось, Оун. Даже без этих свидетельств – уж мы-то с тобой знаем, что ничем не выше их. Сильнее, образованнее – может быть. Что же до способности к магии… И права назваться человеком…

Оун со вздохом закрыл книгу.

– Я ненавижу их всей душой, Сильная, и рад бы с тобой не согласиться. Конечно, ты права, мне ли этого не знать! В связи с этим…

– И действительно, Оун, пора уже признаться, ради чего все ухищрения. О чем ты не мог поговорить со мной в лагере?

Оун помедлил. Потом комнату накрыл непроницаемый для магического подслушивания колпак. Кати приподняла бровь.

– Ты заинтриговал меня, маг Оун.

– Я не вправе вмешиваться в дела Совета, Сильная. И не стал бы этого делать при других обстоятельствах. Но сейчас дело касается моего ученика.

– Лучшего ученика, – подсказала Кати. – Ты вправе им гордиться.

– Да. Я думал, что воспитал будущего Сильнейшего… жаль, я ошибся.

– Не спеши утверждать.

Оун дернулся:

– Ты знаешь? Ты видела такую возможность?!

Кати промолчала. Оун заговорил с напором:

– Да, это не мое дело, Сильная, но это заметно не только мне. Сильнейший больше не мыслит трезво, рано или поздно все это поймут. Он нянчится с этим мальчишкой, Моуретом, всюду таскает его с собой. Щенок уже задрал нос выше всякой меры, а ведь Силы в нем… Ты сама видела.

– Я знаю это, Оун.

– А знаешь ли ты, что несколько ночей назад в лесу поймали дикарку – ту самую девчонку, из-за которой наш дикареныш сбежал в первый раз?

– Нет, этого я не знала, – проговорила Кати, удивляясь всколыхнувшейся тревоге. – Странное совпадение. Кто ее поймал, Оун?

– Да уж не я, будь уверена. Я убил бы ее на месте, а не потащил к Амону.

– Разумно…

– Я и хотел это сделать вчера, когда впервые понял, что здесь не так. Меня не подпустили. Ее берегут как птенца грифона, и меня это беспокоит все больше. Сильная… Прошу, посмотри в будущее.