Текст книги "Сфинксы северных ворот"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Из парка тянуло влажной свежестью, деревья шептались совсем рядом с домом, и шелест нарождающейся листвы иногда звучал как приглушенные человеческие голоса. Александра вздрогнула от сырости и, закрыв окно, задернула шторы. Женщина улеглась в постель, погасила лампу на прикроватном столике, но сон к ней не торопился. Лежа с открытыми глазами, потягиваясь на скользких шелковых простынях, она тщетно пыталась сформулировать причины своей неясной тревоги, дать имя смутному ощущению, которое испытала, узнав историю загадочного дома.

«Ну, допустим, род Делавиней и впрямь преследует некий злой рок. Назовем это судьбой, преемственностью, случайным совпадением – как в случае с ранениями на войне мужчин… И полковник, и его праправнук вернулись с войны без ног. Сам хитроумный Сфинкс не включал в свою загадку такой вариант, может быть, потому, что в древние времена после подобных ранений редко выживали… Что это – случайность или насмешка судьбы? „Дом полковника“, или как его еще зовут, по словам Дидье, „Дом сфинксов“, загадывает загадку… И никто не может дать на нее ответ. А женщины этой семьи? Их ждало безумие… Отчуждение от общества… Безвременная и беспричинная смерть… Последняя жертва дома еще жива, но сможет ли она заговорить? Мадам Делавинь третий год находится в больнице… Кто знает, в каком состоянии…»

Внезапно ей послышались легкие шаги в коридоре, прямо за дверью. Александру словно обдало ледяной водой. Она резко, но бесшумно села и, непроизвольно вздрагивая, уставилась в темноту. Теперь стало совсем тихо, но женщина была уверена: с той стороны белой лакированной двери кто-то стоял и так же вслушивался в ночное безмолвие, как она. Когда Александра устраивалась на ночлег в спальне, то обратила внимание, что дверь оснащена задвижкой с внутренней стороны. Литая бронзовая задвижка в форме ныряющего дельфина привлекла ее внимание своим несоответствием общему стилю комнаты. Вещь относилась, вне всяких сомнений, к эпохе модерна, тогда как устроители спальни явно рассчитывали передать пышный стиль Третьей Империи. «Но заперла ли я дверь?!»

Для паники не было причин, женщина уговаривала себя успокоиться. Здесь, в доме приютивших ее людей, за надежной оградой парка, с ней ничего не должно было случиться. Но биение сердца, громкое, как набат, заглушало голос разума.

Нервы художницы были в таком напряжении, что, если бы повернулась дверная ручка, которую ее глаза, привыкшие к темноте, уже отчетливо различали на фоне белой двери, Александра не выдержала бы и закричала. Но этого не произошло. В коридоре вновь послышался (в этом не было никаких сомнений) звук шагов, на этот раз удаляющихся. Когда он стих, женщина выбралась из постели и, подбежав к двери, погрузила задвижку в петлю. Бронзовый дельфин опустился носом во вздыбленную бронзовую волну. И пусть эта защита от ночных страхов и загадок была символической, Александре удалось спустя некоторое время уснуть.

Она пробудилась оттого, что в дверь постучали. Александра приподнялась в постели, опершись на локоть. Спросонья не понимая, где находится, женщина оглядывала стены, зеркала, занавеси, изумленно спрашивая себя, где ей пришлось проснуться на этот раз. Подобные недоуменные пробуждения были частыми в ее бродячей жизни. Стук между тем продолжался. Крикнув «войдите», а затем сообразив наконец, что снаружи дверь отворить не удастся, Александра встала и отодвинула задвижку.

– Как вам спалось?

– Отлично! – Впустив в комнату Симону, Александра вернулась к постели и присела, пытаясь пригладить разлохматившиеся волосы. – Хотя, признаюсь, перед сном я звонила в Париж Наталье… И разговор меня не обрадовал.

Симона тоже примостилась на краю постели и несколько раз ударила ладонью по вышитому фениксами китайскому покрывалу, словно выбивая невидимую пыль. Ее смуглое моложавое лицо, порозовевшее от рассветных лучей, проникавших сквозь прозрачные слои штор, было хмурым.

– Отказала?

– Как вы догадались?

Симона со вздохом поднялась с постели и протянула Александре руку.

– Идемте… Супруг страшно не в духе, хотя делает вид, что ему на все наплевать. Он, знаете, иногда подслушивает телефонные разговоры в доме… Есть такой грех – берет трубку в кабинете. Так что Пьер уже в курсе.

– И что он по этому поводу думает? – быстро натягивая джинсы, спросила художница.

Симона пожала плечами:

– Лучше объяснитесь с ним сами. Все-таки коллекционер из нас двоих – он.

– Но вы ведь желаете приобрести сфинксов не меньше, чем ваш муж? – Александра решила воспользоваться несколькими свободными минутами перед завтраком и объясниться с Симоной наедине, без вмешательства ее супруга. – Я заметила, что вас как будто очень волнует эта покупка!

– Ну да, да… – Симона подошла к окну и выглянула в сад. – Конечно, мне хочется все скорее привести в порядок.

– Быть может, вам проще заказать копии?

– Если можно купить подлинники, Пьер купит подлинники.

– Но раз они не продаются… – протянула Александра. Она все сильнее недоумевала, как можно вступать в такие жаркие баталии из-за двух садовых скульптур среднего качества. – Я не понимаю, почему Наталья вцепилась в них, но она даже слышать не захотела о продаже… Вам надо было сговариваться с Делавинями, когда они еще были хозяевами изваяний!

– Мы пытались договориться и с ними, но напрасно… – Симона осеклась и замолчала, делая вид, будто ее внимание привлекло что-то в парке.

«Значит, и Делавини не согласились на сделку в свое время, хотя нуждались в деньгах так, что продали дом?! – Александра, нахмурившись, смотрела на хозяйку особняка, а та упорно избегала ее взгляда. – Не проще ли им было продать сфинксов отдельно – Лессе, а затем уж сбыть и сам дом Наталье, для которой тогда сфинксы мало значили? Они бы выручили куда больше денег!»

– Тут такая штука… У местных жителей с незапамятных времен бытует идиотское поверье, что сфинксы стерегут этот самый легендарный «клад полковника», – прохаживаясь по комнате, внезапно заговорила хозяйка, прервав повисшую паузу. – И придумал это едва ли не сам полковник Делавинь. В это трудно поверить, но что поделаешь, глупость не знает границ… Местные считают, что, если сфинксы будут убраны из «Дома полковника», клада его владельцу уже не видать! Это для них будет чем-то вроде конца света! Попробуйте убедить этих деревенских олухов в обратном!

– И пробовать не стану… – усмехнулась Александра. – В этом доме и под охраной сфинксов случилось слишком много всего, а уж воображать, что случится после их продажи… На это у меня и фантазии не хватит! Что ж, идемте… Может, все же уговорю вашего супруга на сделку.

День, в противоположность минувшему, яркому и словно искрящемуся, наступил пасмурный. Рассвет, едва блеснув, угас, небо заволокла темная пелена. В столовой, куда из-за витражных окон поступало мало света, пришлось зажечь электричество. На стол, к удивлению Александры, подавала Жанна – мрачная, с застывшим, как деревянная маска, лицом.

Из беседы хозяев выяснилось, что она неожиданно вернулась в поместье рано утром.

– Что же ты? – поддевал ее Пьер. – Вчера убежала в деревню раньше срока, на цепи не удержать было, сегодня вернулась на заре! Неужели обожателя себе там завела? Поссорились?

– Мои обожатели все уже на том свете! – бросила прислуга, с треском встряхивая накрахмаленную салфетку, которой были прикрыты свежеиспеченные булочки в корзинке.

– Ну, тем лучше! – не унимался Пьер. – И сидела бы в деревне до вечера, у тебя же выходной!

– Потом отдохну, – сквозь зубы проговорила Жанна, ставя на стол кофейник.

– Дождя нет еще? – осведомилась у нее Симона, словно робея.

– Нет никакого дождя, и не нужно его пока, – все так же неприветливо ответила служанка и, взяв опустевший поднос, удалилась.

– Какой скверный характер, – заметила вполголоса Симона, когда шаги Жанны замерли в длинном коридоре, отделяющем столовую от кухни. – Она часто все делает наоборот, назло…

– И не она одна. – Пьер, утративший добродушный вид, как только удалилась служанка, хмуро и с неприязнью уставился в чашку с кофе. – Так что у вас с Натали, ничего не получается?

– Вы подслушали наш разговор? – спокойно осведомилась Александра, чья симпатия к хозяину дома значительно поколебалась после того, как она об этом узнала. – Ну, стало быть, вам все уже известно из первых уст. Мне добавить нечего.

– Она не согласна, значит, и я не согласен. – Пьер выслушал это не слишком миролюбивое замечание, не моргнув. Его голос звучал твердо и задиристо.

Художница обратила внимание на то, что глаза у него покраснели. Завтракал он с отвращением, без всякого аппетита, словно провел бессонную ночь или накануне переборщил с возлияниями. «При мне он пил не так уж много, да и потом, что ему бутылка вина… Такой здоровенный мужик, нормандец! Наверное, просидел в своем нелепом роскошном кабинете до утра, после того как подслушал разговор, заливал горе. Дались им всем эти проклятые сфинксы!»

– Значит, сделка не состоится! – В два глотка опустошив чашку кофе, такого крепкого, что у нее перехватило дыхание, Александра поднялась из-за стола и слегка поклонилась хозяевам: – Прошу прощения за беспокойство. Вы не могли бы вызвать мне такси до деревни?

– Вы так и уйдете?! – Симона вскочила из-за стола почти одновременно с ней и отодвинула массивный стул из резного дуба с громом, заставившим поморщиться ее мужа.

– А что же мне делать? – осведомилась Александра. – Вы все заняли такую непримиримую позицию. Предложу коллекцию другому человеку.

Симона оглянулась на мужа, ожидая поддержки, но тот не шевельнулся. Кончиками пальцев подталкивая сигаретную пачку, он следил за ее скольжением по столешнице, словно находя в этом пустом зрелище что-то чрезвычайно увлекательное.

– Ну? – не выдержала жена. – Скажи!

– Зачем? – бросил Пьер. – Натали все равно не согласится.

– Тогда я скажу сама! – Решившись, Симона повернулась к гостье и повелительно приказала: – Сядьте! Вы обязаны меня выслушать!

Александра, почти ожидавшая такого исхода, охотно повиновалась. Она понимала, что хозяева темнят и говорят ей далеко не все. Должно было существовать хоть какое-то объяснение нелепому, на ее взгляд, сражению за пару парковых скульптур.

– Мы не просто из каприза хотим вернуть статуи на прежнее место… В деревне давно говорят, что в парке… нехорошо.

Последнее слово Симона произнесла с особенным выражением, так что у Александры не осталось сомнений в том, какой смысл она в него вкладывает. И действительно, художница не ошиблась.

Пьер, казалось, был вовсе не в восторге от откровенности жены, но и попыток остановить ее не делал. Щуря усталые глаза, он курил, пил остывающий кофе, наливая его чашка за чашкой из кофейника, и молча следил за реакцией гостьи. Александра же не скрывала своего изумления.

После того как постройка дома была завершена, супруги вплотную занялись расчисткой парка. Сперва они были приятно удивлены, обнаружив в чаще беседку со сфинксами. Но вскоре после этой находки затея с восстановлением поместья перестала казаться им заманчивой.

– Собственно, сперва можно было не волноваться… – Обойдя стол, Симона вытащила сигарету из пачки, лежавшей перед мужем. – В то время, года три назад, мы еще не жили тут постоянно. Почти вся работа шла в наше отсутствие, мы только получали счета, оплачивали их, созванивались с садовником, который руководил рабочими. Жанна тоже присматривала… От нее мы и стали узнавать первые дурные новости.

Дело по благоустройству парка двигалось очень медленно. Заболоченная низина стала местом стока вешних и дождевых вод чуть не со всей округи. Потребовался инженерный проект, чтобы устроить дренаж, отводивший воду в канаву, прорытую с тем расчетом, чтобы сбрасывать ее излишки в Сену. Когда начали прокладывать траншеи под дренажные трубы, строителям стало не по себе.

– Находили крупные человеческие кости, части скелетов, черепа… Обгоревшие, разбитые… – Симона с досадой встряхнула пустой кофейник и посмотрела в сторону коридора, словно думая позвать Жанну. Однако так и не сделав этого, вновь обернулась к своей слушательнице: – Это и были останки из разоренного в революцию склепа, но мы тогда не знали о нем и заподозрили черт знает что!

Жанна, будучи местной уроженкой, просветила испуганных хозяев, передав им историю о разоренном некогда склепе бывших владельцев поместья. Стали наугад искать склеп и наконец в глубине парка нашли то, что от него осталось: груду камней и кирпичей, заваливших вход в крипту. Постаменты со следами снятых скульптур уцелели почти в неприкосновенности, лишь были густо увиты плющом, отчего стали похожи на два зеленых холмика. По ним и нашли склеп.

– Мы дали указание все найденные останки переносить в одно место, складывать в ящик из-под стройматериалов. Потом потребовался еще один ящик… – вздохнула Симона. – Это был какой-то кошмар, и оставалось совершенно непонятным, что делать с этой грудой старых обгоревших костей… Хоронить на местном кладбище? На это потребовалась бы куча разрешений… И так уж приезжали из полиции, увезли несколько костей на экспертизу. Мы с мужем боялись, что с этими останками будут неприятности…

Неприятности и в самом деле не заставили себя ждать, хотя полиция отнеслась к находкам в парке новоселов вполне толерантно. Возраст костей установили, история о давнем разгроме склепа ненавистных аристократов в округе была известна всем и каждому. Полиция любезно вернула супругам Лессе взятые на экспертизу кости, предоставив им самим распоряжаться найденным в собственной земле имуществом.

– Представьте, эти кости являются таким же нашим имуществом, как развалины замка и сам склеп! Мы их полноправные хозяева! Сомнительное счастье!

Симона с досадой клацнула серебряной крышкой опустевшего кофейника и вновь обернулась в сторону коридора. Но и на этот раз она остереглась звать служанку, из чего Александра сделала вывод, что свидетели их разговору не нужны.

– Сперва, когда мы велели складывать кости в ящики, думали куда-нибудь их пристроить, подальше отсюда, захоронить где-нибудь… – Симона порывисто уселась за стол, взглянула на мужа, рассчитывая, что он добавит хоть слово к ее рассказу. Но Пьер сидел с прежним, безучастным видом, кроша на стол кусок хлеба, словно собираясь кормить голубей. – Потом решили, что, раз уж мы восстанавливаем парк, а от прежних построек в нем осталось всего ничего, резонно восстановить склеп и захоронить ящики именно там… – Симону слегка передернуло, словно от набежавшей волны холодного воздуха, хотя окна в столовой были закрыты. – Правда, перспектива иметь под боком целое кладбище нам вовсе не улыбалась, но, в конце концов, это тоже часть поместья… Часть истории… И мы даже решили впоследствии вызвать священника, чтобы он все сделал, как полагается…

– Я был против священника! – впервые подал голос Пьер. – Это ты придумала на пару с Жанной.

– Но что плохого в том, чтобы похоронить останки людей по-человечески? – возразила Симона.

– От того, пробормочет ли над ними кто-нибудь пару-тройку молитв, эти кости не воскреснут и в пляс не пустятся! – отрезал муж.

– А я как раз хочу, чтобы они лежали в могиле спокойно! – вспылила Симона. – Мне нужно, чтобы я свободно гуляла по парку, когда мне захочется!

– Священник не поможет!

Александра не выдержала:

– Погодите! То есть, вы хотите сказать, что в парке происходит нечто неладное? Так я вас понимаю? И вы связываете это с разоренным склепом?

Супруги разом к ней повернулись. В этот миг, одержимые одной эмоцией, они были похожи, как брат и сестра.

– Я лично ничего не видел! – низким, почти угрожающим голосом произнес Пьер. – А вот они, эти две фантазерки…

– Ах, помолчи! – раздраженно отрезала Симона. – Мы с Жанной ничего не придумали, а видели то, что видели!

…А первыми неладное в парке заметили, со слов Жанны, рабочие, устраивавшие дренаж. Сперва те без видимой причины стали мрачнее, потом вдруг завели разговоры о том, чтобы повысить плату за работу, затем категорически отказались работать без существенной надбавки. Возмущенная Симона, ведавшая на тот момент счетами, поругалась с рабочими и потребовала объяснений.

– Они говорили какие-то глупости… Что вечером в парке видели посторонних, то есть какие-то силуэты, которые в сумерках проходили вдали между деревьями и не отвечали на их окрики. Говорили, что канавы, которые они роют, кто-то забрасывает за ночь землей и мусором, а инструменты, оставленные в парке на ночь, находили сломанными или заброшенными в болото… А ведь ограда уже была исправна и посторонние сюда не проникали. Да и зачем кому-то что-то портить?! Я не согласилась на прибавку, решила, что это глупая попытка жульничества. Они бросили работу и ушли. К сожалению, в договоре не была оговорена неустойка, и подрядчик ничего нам не компенсировал.

…Была нанята другая бригада. Первым делом расчистили развалины склепа и в крипту поместили ящики с найденными костями. Симона говорила об этом, нервно щелкая пальцами, и сухой треск суставов неприятным образом аккомпанировал ее рассказу.

– Священника мы не звали, потому что хотели сперва восстановить грот полностью, а потом заново освятить его вместе с криптой, – продолжала женщина. – Заказали в Китае новый мраморный алтарь взамен разбитого. Работы в парке шли кое-как. Возникал один вопрос за другим, стали нарушаться сроки… Ящики стояли в крипте, та, к счастью, пострадала не сильно, кирпичный свод от огня только закалился и стал крепче. Мы себя уговаривали, что в этих ящиках нет ничего страшного, кости прежних владельцев усадьбы находятся на законном месте, мы сделали доброе дело, что вернули их туда…

– Ты себя уговаривала, ты! – вновь вспылил супруг. – Я-то был совершенно спокоен, пока ты не издергала мне нервы своими россказнями!

– Будто бы уж… – Симона скривила губы, словно попробовав что-то горькое. – Спокоен?! А сколько раз ты предлагал вывезти останки из усадьбы тайком и выбросить на свалку! Только побоялся нового расследования, ведь кто-нибудь нашел бы все эти кости, и тогда у нас были бы настоящие неприятности с полицией!

…Два года назад супруги Лессе переехали наконец на постоянное жительство в новешенький и полностью обставленный особняк. Вот тогда Симона после захода солнца и увидела в парке нечто странное. На этот раз она смогла убедиться в том, что первая оставившая работу бригада ничего не выдумала с целью наживы. Женщина и сама стала свидетельницей явления, которое не поддавалось рациональному объяснению.

Между деревьями, в глухом углу парка, который еще не расчищали, мелькнуло нечто светлое. Симона в это время стояла на дорожке, курила и раздумывала о том, сколько лет еще потребуется, чтобы привести парк в относительный порядок и давать праздники с большим участием гостей, как она давно мечтала. Увидев «нечто светлое» (так это называла женщина) в самой непролазной чаще, среди бурелома и кустарника, на болоте, там, куда нога человеческая не ступала много десятков лет, да и ступить не могла бы, Симона не столько испугалась, сколько изумилась.

– Только час назад я говорила с уезжавшим садовником о том, что в той части парка настолько топкая почва, что туда невозможно пробраться. Сразу проваливаешься по щиколотку, потом по колено. И вот кто-то светлый перепархивал там от дерева к дереву, словно ничего не весил или вовсе не касался земли.

– Быть может, птица, – без особого энтузиазма произнес Пьер. Было ясно, что он выдвигает эту версию не впервые и сам не чувствует к ней доверия. – Большая птица. Альбатрос с Сены!

– Какая птица? – так же без полемического пыла, явно не в первый раз возразила ему жена. – Какой альбатрос? Ты сам знаешь, что сюда они никогда не залетают.

Александре вспомнилась огромная белая дворняга, встретившая их с Дидье во дворе, сразу по приезде. Во время вчерашней прогулки с Симоной по парку пес не показывался.

– А ваша собака? – решилась спросить она. – У нее белая шерсть.

Но эта скромная версия также была отвергнута – пса, как выяснилось, завели как раз после этого загадочного явления, для охраны. Впрочем, пес оказался на редкость ленив и все время проводил либо за едой, либо во сне. Он жил в сторожке у Жанны и вылезал оттуда, чтобы приветствовать гостей или подлизаться к хозяевам.

– Собака тут ни при чем, – вздохнул Пьер. – Да в тамошнем болоте такая большая собака увязла бы. К тому же наш Люка обычно делает всего несколько шагов, от миски к подстилке. В парк он никогда не забредает…

– Он боится туда ходить, – бросила Симона. – Ни разу там не был с тех пор, как Жанна его привела из деревни.

И это замечание произвело на Александру самое сильное впечатление из того, что было ею услышано. «Люди могут напридумывать себе, что угодно. Но собака чувствует иначе. Она видит то, что видит, чует то, что чует. И если большой сильный пес ни разу не поддался искушению поразмяться в парке, это чего-нибудь да стоит!»

– Ну… а что-нибудь еще случалось? – Александра задала вопрос, сделав легкий нажим на слове «еще». – Ведь ничего страшного не произошло?…

– Ничего… – с горечью ответила Симона, – ничего особенного не случалось и ничего страшного не произошло, вы правы. Но я не могу по-прежнему радоваться своей покупке… Этот парк, этот склеп, который мы никак не можем восстановить… Он словно заколдованный! И эти сфинксы, которые ни за какие деньги нельзя было купить у Делавиня и за которых теперь уцепилась Натали…

– Почему вы думаете, что, если сфинксы вернутся на прежнее место, вы больше не будете бояться этого парка? – задала прямой вопрос Александра. – Они ведь имели чисто символическое значение стражей ворот, к тому же совсем не христианское… Намного лучше оставить их там, где они есть, раз уж за них так держатся в «Доме полковника».

– Сфинксы должны вернуться на прежние места и охранять склеп, – упрямо повторила Симона. – Они были поставлены не зря. Их присутствие в «Доме полковника» принесло несчастье тому дому. Их отсутствие здесь приносит несчастье нам.

Она произнесла эти слова так веско, что Александра не решилась ее разубеждать. Художница поняла, что ни один рациональный довод не устроит хозяйку новенького роскошного особняка, в который было вложено так много денег и так мало смысла.

– Я сожалею, что вы не можете договориться с Натальей, – только и сказала она.

В коридоре послышались шаги. Вошла Жанна и с непроницаемым лицом поставила на стол другой кофейник, из носика которого поднимался пар. Пьер раздраженно бросил ей:

– Где ты запропала?

– Так… Задержалась, уж извините. Собака сдохла.

Скрестив руки на груди, служанка стояла неподвижно, тощая, плоская и прямая, словно деревянная скульптура из готического собора, и оглядывала пронзительно голубыми глазами всех собравшихся за столом.

– Люка умер?! – воскликнула Симона. – Отчего?

– Кто знает, – сквозь зубы ответила Жанна. – От своей смерти, вот отчего. Если вам любопытно, идите, посмотрите. На террасе лежит, под задней дверью, со стороны парка. Как его туда занесло?

Пьер торопливо отпер стеклянную дверь, ведущую на заднюю террасу, и выбежал наружу. Симона, сдавленно ахая, последовала за ним. Александра, остановившись на пороге, наблюдала, как супруги склоняются над трупом собаки, тормоша пса, окликая на все лады. Она видела вытянутое, казавшееся непомерно длинным тело, и ей было ясно – собака мертва и успела окоченеть.

Жанна тоже остановилась на пороге и с равнодушным видом громко комментировала происходящее:

– Утром, когда я пришла из деревни, он не выбежал мне навстречу, как всегда делал. Я решила, что он вчера объелся и крепко спит позади сторожки, в кустах. Потом возилась на кухне, готовила вам завтрак. Выглянула на террасу, а он тут лежит. Вжался в дверь, будто убегал от кого-то, а дверь-то была закрыта на ночь…

– Но отчего он все-таки умер, Жанна? – Симона подняла на служанку глаза, наполнившиеся слезами. – Он ведь был еще не старый!

– И раны я никакой не вижу… – поддержал ее муж. Он с усилием перевернул собаку на другой бок, и теперь Александра могла видеть страдальчески оскаленную морду бедного пса.

– Значит, за ним пришла его смерть, – заключила Жанна с некоторой торжественностью. – Давайте-ка я прихвачу тачку, лопату и закопаю его в парке. Нечего падали тут лежать, возле кухни.

Высоко задрав подбородок, она спустилась с террасы и зашагала в сторону ворот, к своей сторожке. Симона поднялась с колен. У нее стучали зубы, она крепилась, чтобы не расплакаться в голос.

– Наверное, ночью Люка почувствовал, что умирает, и пытался попроситься в дом, – проговорила она, не сводя глаз с белой шерсти пса, которую теребил налетавший из парка порывистый ветер. Небо обещало близкий дождь. – Или он испугался чего-то до смерти… А мы не слышали…

– Я слышала кое-что этой ночью, – внезапно припомнила Александра. Утренний разговор с хозяевами заставил ее на время позабыть о своем мимолетном ночном страхе, но теперь это воспоминание заставило сильнее забиться сердце. – В коридоре, рядом с моей комнатой, было какое-то движение. Кажется, кто-то ходил под дверью.

Супруги переглянулись.

– Вы ушли первая, – напомнила ей Симона изменившимся голосом. – Мы легли спать позже. Наша спальня на первом этаже. Лично я легла и сразу уснула, а Пьер остался в кабинете…

Она взглянула на мужа, тот пожал плечами, а Александра смутилась, поняв, какой смысл могут придать ее словам.

– Мне показалось, что это были очень легкие шаги, – поторопилась она добавить, чтобы разрядить неловкую ситуацию. – Взрослые люди так не ходят. Как будто кот крался по коридору… Или ребенок…

Супруги вновь переглянулись, и на этот раз художница отчетливо прочла на их лицах подавленный ужас.

– У нас нет детей, – хрипло проговорила Симона после долгой паузы. – И кота нет. Вы уверены, что слышали все это?

Огромная тишина, нависшая над равниной и парком, нарушалась только вздохами ветра, гулом ветвей в глубине чащи, волнующейся перед близким дождем, да отдаленным скрипом тачки, которую везла Жанна.

– Я уже не вполне уверена… – пробормотала Александра, не находя более внятного ответа.

Тем временем Жанна приблизилась, остановила тачку у ступеней, ведущих на террасу, и повелительно кивнула хозяину:

– Тащите его сюда.

А когда тот, подавленный и притихший, выполнил ее указание и погрузил в тачку труп собаки, приказным тоном добавила:

– Теперь идите свой кофе пить, он сейчас совсем остынет. Справлюсь и сама.

Служанка, схватившись за ручки тачки, покатила ее в сторону центральной обновленной аллеи. Никто из троих людей, стоящих на террасе, не двинулся с места, провожая взглядом ее сухопарую фигуру, на которой поношенная мешковатая одежда сидела как с чужого плеча. Единственное колесо тачки пронзительно скрипело, и Симона морщилась, как от зубной боли. Когда Жанна скрылась, куда-то свернув с аллеи, хозяйка особняка повернулась к гостье:

– В самом деле, идемте в дом… Какой сегодня холодный ветер!

Пьер молча повернулся и, пренебрегая приличиями, первым вошел в дверь. Симона зябко обхватила себя за локти и в последний раз взглянула на парк, словно притаившийся и отвечающий ей таким же внимательным, изучающим взглядом. Тачка скрипела уже далеко за старыми деревьями.

– Идемте же… – убито повторила Симона. – После завтрака я сама отвезу вас в деревню.