Текст книги "Обратный отсчет"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 6
Нельзя сказать, чтобы он был сильно потрясен – скорее сбит с толку. Марфа так спокойно сообщила об этом, что ему стало ясно – о нежных чувствах с ее стороны нет и речи. Но этой ночью она чуть ли не объяснялась ему в любви, так что он не знал, что и думать… «Или она со всеми так?» Эта мысль была настолько неприятна, что он разом утратил аппетит и отодвинул тарелку.
– Хочешь долечку? – предложила она. Уютно устроившись напротив него в красном креслице, женщина тонко срезала корку с апельсина. Отложив ножик, вонзила тонкие пальцы в тугую сердцевину и с сочным треском разделила фрукт пополам. Брызнул бледный оранжевый сок, женщина облизнулась. – Обожаю апельсины. Если посчитать, сколько я уничтожила их за свою жизнь… Эй! Э-эй?! Ты что – подавился?
Дима залпом выпил остывший чай. Марфа смотрела на него, сдвинув брови и машинально разбирая апельсин на дольки. Потом вдруг иронично улыбнулась:
– Я поняла. Ты заревновал? Прости, это так неожиданно… Ты что – не предполагал, что я могу быть замужем? Я ведь совершеннолетняя.
– Все в порядке, – сказал он, стараясь, чтобы в его голосе не было вообще никакого выражения. Но не получилось – в нем очень ясно прозвучали подавленное раздражение и растерянность.
– Разумеется, все в порядке! – добродушно подтвердила Марфа, принимаясь поедать дольку за долькой. – У меня счастливый брак, муж меня любит, и я им довольна. А здесь у меня интересный роман. А ты бы как хотел? Чтобы я чего-то стыдилась? По-моему, нечего.
– Нечего, – все так же сдавленно ответил он. – Я не собираюсь читать тебе мораль.
– Да и права не имеешь, – спокойно напомнила женщина. – А ты ревнивец! Тот, кто изменяет сам, как правило, сильнее ревнует, я давно заметила. Постой, сейчас я вас познакомлю!
Она вымыла руки и принесла из прихожей сумку. Дима съязвил над ее семейственностью – у Марфы имелся целый миниатюрный фотоальбом, где помещались все ее друзья и родственники. Эрик, ее третий муж, занимал почетную первую страницу.
– Ему это очень льстит, – пояснила женщина. – Ведь мелочь, а приятно. На самом деле мне все равно, на какой странице он будет.
Эрик, на взгляд Димы, ничем не отличался от сотен тысяч сухопарых европейских пенсионеров, упорно не желающих принимать старость, как данное. Подтянутый живот, аккуратно подстриженные седые волосы, молодые глаза за стеклами дорогих очков, нарочито неброская одежда спортивного стиля – все это очень не понравилось Диме, и прежде всего потому, что такого Эрика в самом деле можно было любить. Он критически хмыкнул, и Марфа отняла альбом:
– Нечего, нечего, он отличный парень!
– Сколько ему лет? Во Второй мировой войне, во всяком случае, не участвовал?
– Глупо. – Марфа спрятала альбом в сумку. – Ему тогда должно быть под девяносто. Эрику шестьдесят пять. Он бывший госслужащий, на пенсии. Я бы показала тебе домик с садом, где мы живем, но теперь не стану. Ты странно все воспринимаешь.
– Госслужащий на пенсии? – скривился Дима. Его неудержимо тянуло язвить. – А выглядит, как миллионер. Знаешь, как эти старички, которые никак не желают склеить ласты вовремя и делают подтяжки, скачивают жир, колются гормонами…
– Эрик не делает подтяжек и не принимает гормонов. – Марфа чуть побледнела, и ее голос дрогнул. – Он просто следит за собой и занимается спортом. В случае необходимости может кому угодно своротить челюсть – ты не смотри, что он такой добрый с виду.
– Ох, прости!
– А ты его не обидел. Нельзя обидеть человека, которого совсем не знаешь. Ты хотел посмеяться надо мной, но и тут промазал. Если бы я стыдилась Эрика – разве стала бы его показывать?
Она раздраженно отвернулась к раковине, вдруг все бросила и перекрыла воду. В наступившей тишине было слышно только, как с покосившейся стопки тарелок капает мыльная пена. Дима мучился – он ясно видел, что Марфа неравнодушна к своему пожилому сожителю. Чего доброго, еще влюблена в него?! А что же такое он? Московское развлечение? Приятель на уик-энд?
– И вообще. – Марфа все еще стояла к нему спиной, и ее голос звучал неприязненно и глухо. – Одиннадцатого я уеду, и все кончится. Давно я не чувствовала себя так глупо!
– Ночью ты говорила другое.
– Ночью! – Она повернулась и рассмеялась ему в лицо – язвительно и горько. – Ночью мы все говорим другое! Особенно я. Ты можешь считать меня сумасбродкой, но знай – я всегда искренна. И если я говорила тебе что-то… Значит, чувствовала это.
Он недоверчиво усмехнулся. Марфа подошла и положила руки ему на плечи, пытаясь заглянуть в глаза. Дима отворачивался, но женщина настойчиво ловила его взгляд. Наконец он не выдержал:
– Ладно, я вел себя глупо, виноват! Это все потому, что нервы разболтались. Конечно, ты уедешь, и все кончится.
– И Люда вернется, – тихо сказала Марфа, не сводя с него прозрачных зеленых глаз. – Я думаю, что вернется.
– И ты позвонишь ей из Мюнхена и скажешь, что спала со мной? – полуутвердительно спросил он.
– Позвоню, скорее всего, уже из Кракова, но скажу именно так.
– Вот тогда все действительно кончится.
Она слабо улыбнулась и провела пальцем по его губам:
– Найдешь себе другую. А ты заметил, что мы с тобой чем-то похожи? У тебя тоже зеленые глаза, темные волосы, и ты тоже часто хмуришься… ты не близорук? Я – да.
– Зачем ты все это говоришь? – спросил он, уклоняясь от новой ласки – Марфа потянулась было его поцеловать. Женщина снова улыбнулась:
– Пойми, мы вряд ли когда-нибудь увидимся опять. Ведь это замечательно! Мы друг для друга никто. Нам не надо ничего придумывать, ни от кого прятаться. Мы свободны и сошлись без принуждения, просто потому, что захотелось. Я предала мужа? Ты – Люду? Ну да, так все скажут, но я не испытываю угрызений совести. А значит – совесть моя чиста!
– А может, ее просто нет? – предположил Дима, увлекаясь полетом ее циничной логики. – У тебя все легко как-то получается. А что, если я позвоню Эрику и скажу, что ты ему изменила? Ты же известишь Люду?
– Звони! – без тени испуга согласилась Марфа. – Только деньги переведешь – я и так все ему скажу. Это даже прибавит перца в наши отношения – время от времени полезно встряхнуть мужа. А то начинают смотреть на тебя как на кофеварку. Мое, мол – и все.
– Что-то это мало похоже на историю большой любви, – продолжал издеваться он. – Зачем он тебе, этот дедушка? Хочешь получить немецкое гражданство? Или у деда приличная пенсия?
– Дурак, – просто ответила она. – Я не сплю с мужчинами из-за денег или штампа в паспорте. Я сплю с МУЖЧИНАМИ. – Марфа выделила это слово, произнеся его по буквам. – А в том, что он немец и ему столько лет, Эрик не виноват. И мне это безразлично.
Диму спас телефонный звонок – он не смог бы парировать такой выпад. Злясь на себя и на Марфу, и на недоступного и потому почти идеального Эрика, он сорвал трубку со стационарного телефона. Звонила мать. Ее голос напугал сына – он звучал странно, будто она боялась, что ее подслушивают.
– Только не говори, что я несу чушь, – попросила она с места в карьер. – Сама не своя, честное слово…
– Мама, что такое? Ты здорова?
– Да я-то здорова, и отец тоже. Я за другое переживаю… Что ты обо мне подумаешь? Ладно!
Он был окончательно сбит с толку. Судя по всему, мать что-то натворила и теперь боялась признаться. Узнав, что речь идет всего-навсего о том, что мать обращалась к гадалке с вопросами о Люде, Дима с облегчением перевел дух.
– Ты не осуждаешь меня? – обрадовалась та. – А я боялась… Понимаешь, эта женщина почему-то очень интересуется Людой, и, кажется, не из-за денег. За первый сеанс она, правда, взяла по таксе, но по второму разу гадала уже бесплатно. Я и не просила – она сама звонила Ирме, хотела со мной связаться. И вот опять, только что…
Татьяна решилась позвонить сыну, потому что не могла больше в одиночку размышлять над пророчествами карт Ленорман. Особенно напугало ее последнее, третье. Оно также было дано по телефону, но уже не через Ирму, а напрямую. Ирма не устояла перед просьбами гадалки и дала телефон Татьяны. Та, услышав ее голос, сперва возмутилась, потом заслушалась, а под конец испугалась.
– Я не могла не позвонить тебе! Ты еще не спишь?
– Только что поужинал.
– А что ты ешь? Ладно, ладно, я не хочу надоедать, – спохватилась мать, зная, как сын не любит вмешательств в его быт. – Димочка, не знаю, может, ужасно глупо, но она меня умудрилась напугать… Судя по ее словам, у Люды дела плохи…
– Мама! – с укоризной произнес он и сделал Марфе знак – подойти ближе. Та, заинтригованная, приблизилась, забыв обиду, и стала прислушиваться. Теперь Татьяна заговорила громко, и ее было слышно на расстоянии:
– Отец ушел в магазин, я не хотела при нем. Уж он бы мне высказал! Димочка, как быть? Люде ничем помочь нельзя, это понятно, и где ее искать – неясно, но что-то же надо делать! А то с одними этими предсказаниями с ума сойдешь!
– А что предсказывают?
– Смерть! – выдохнула женщина. – Если в первый и второй раз ничего такого не было, то теперь прямо говорится – ей грозит смерть! И от нее не зависит, спасется она или нет! Она не может себе помочь, потому что сделала большую ошибку в прошлом!
– Мама, – ему с трудом удалось ее перебить, – я слышу, у тебя голос дрожит. Ты что – плачешь?
– Нет, но я на нервах! Приняла успокоительное и ничего не чувствую!
– Дай мне телефон этой гадалки, я сам ей погадаю! Что она тебе плетет? Ведьма!
– Димочка, она же бескорыстно! Она так и сказала, что за мой случай денег брать не будет.
– Тут что-то не так, – нахмурился сын. – Ты можешь выкинуть из головы ее предсказания? Можешь послать ее к черту, если снова позвонит? Откуда она вообще взялась?
– Ирма нашла.
– Опять Ирма! Знаешь, Люда была права, что отчитала ее! Дура она, твоя Ирма! А ты… ты могла бы давно это понять!
Мать не возмутилась, не стала возражать, из чего Дима заключил, что она действительно расстроена до последней степени. Марфа слушала этот разговор, чуть сощурившись, ловя каждое слово, и была очень похожа на кошку, которая подстерегает мышь.
– Дай слово, что больше не будешь ее слушать! – потребовал Дима. – Их обеих! Человека должна искать милиция, а не гадалка!
– Как знаешь, – подавленно ответила она. – Хотела поделиться… Ведь я одна в этом варюсь! По ночам не сплю. Эта дама такого наговорила… Она утверждает, что из-за Люды может погибнуть еще один человек, а то и больше. Очень плохие карты – она сама напугана. Веришь? По голосу было слышно.
– Господи помилуй! – вырвалось у него. – Что нас еще ожидает? Новый виток инфляции? Эпидемия? Мировая война?
– Я больше ничего не буду тебе рассказывать, – отрезала мать и положила трубку.
Дима послушал гудки и развел руками:
– Ты слышала хоть что-нибудь? Как это могло случиться? Мама никогда не верила гаданьям!
Он засмеялся, но смех получился каким-то деревянным. В предсказания он не поверил, но состояние матери очень озаботило Диму. Ее нервы расшатаны, и, если ее вовремя не остановить, она может попасть в больницу со срывом. Напрасно он с нею так говорил. Надо было утешить, разубедить, а не высмеивать. И оставить Ирму в покое – это семейная священная корова.
– Я тоже умею предсказывать! – заявила Марфа. – Твоей маме явно попалась шарлатанка, которая в конце концов ее оберет. Нарочно ее запугивает, тень наводит. Уже не только Люда в беде, уже и другие из-за нее погибнут! Бред, но хитрый бред, просчитанный! Завлекающий! Сейчас она всучивает свое вранье даром, но потом сдерет с твоей мамы сколько захочет! Эти особы ничего просто так не делают.
– Да как это маме объяснить? Она же верит!
– Единственное, что можно сделать, – переехать к ней и следить, чтобы она не общалась с гадалкой и этой, как ее?
– Ирмой, – мрачно напомнил он.
– А кто это? Ты сказал, что Люда ее за что-то отчитала?
– За дело. Она вечно суется, куда не просят. То есть я не прошу, мама-то, наоборот, без нее шагу не делает. Они старые подруги, и мама чуть не с детства у нее под каблуком. Мне с Ирмой не справиться, сколько раз пытался!
– Значит, ничего не поделаешь, – озабоченно подвела итог Марфа. – Эта Ирма будет гнуть свою линию, раз она подсудобила гадалку. Слушай, а ты сам-то хоть немного веришь этим бредням? Звучало все это довольно внушительно… Зловеще.
– Даже не собираюсь об этом думать!
– Ты вообще не веришь в сверхъестественное? – поинтересовалась она. – Нет? А я немного верю. Верю в судьбу, например. Знаешь, когда я ехала в Москву, то даже не думала ни о каких романах. А вот увидела тебя, и почему-то потянуло… Разве не судьба? И если бы Люда была здесь, меня бы это не остановило. И тебя, кстати, тоже!
– А ты и вправду умеешь предсказывать! – иронически заметил он. – Только жаль, что прошлое!
– Прошлое не предсказывают, а провидят, – серьезно поправила его Марфа. – И я, к сожалению, этим даром не обладаю. А эта гадалка порет чушь, я уверена. Люда в смертельной опасности, а из-за нее и другие люди? Не знаю. Я ничего такого не чувствую. У меня, знаешь, есть такое чутье, как у кошки или собаки – если должно случиться что-то плохое, я места себе не нахожу.
– Змеи, например, предчувствуют землетрясения, – согласился с нею Дима.
– Да, и еще… – начала было Марфа и вдруг осеклась, затем рассмеялась: – По-твоему, я – змея? Спасибо. Впрочем, обижаться не на что. Так вот, я предчувствую, что Люда вернется и намылит тебе шею. Поверь, это впечатляет – я видела, как она прощалась с Шуриком.
– И когда же это произойдет? – осведомился он.
Марфа прикрыла глаза и, быстро пошевелив губами, выдала ответ:
– Она появится еще до моего отъезда. Как пить дать.
– Иди в милицию и скажи им, чтобы перестали искать, – посоветовал слегка обескураженный Дима. Ему никак не удавалось понять – шутит его любовница или говорит всерьез.
– Пусть работают! – отрезала та. – Поверь – с Людой не случилось ничего ужасного. Гадалка твоей Ирмы – просто никчемная дешевка. Люда не из тех, кого можно умыкнуть посреди бела дня, в городе, как малого ребенка. И ни с кем подозрительным она тоже никуда не пошла бы. Она встретила кого-то из старых знакомых и решила погостить на родине. А сообщить тебе не посчитала нужным. Наверное, вы все-таки слегка поссорились – ты просто не помнишь.
– Мы не ссорились! – вспылил он. – И раз все так, как ты говоришь, может, объяснишь – как она решилась подвергнуть такому стрессу мать?!
– А откуда ты знаешь, что ее мать подвергалась стрессу? – сразила его Марфа. – Может, ей известно больше, чем тебе! Если бы опасность была, она бы с тебя не слезла! А ты сам говорил, что она не хочет с тобою общаться!
Дима был ошеломлен и не нашелся с ответом. Такое решение не приходило ему в голову, но казалось вполне правдоподобным. «Но это только в том случае, если бы мы поссорились! А разве мы… Я не мог забыть! Ничего не было – она только слегка дергалась. Ее завела Ирма, я тут ни при чем. Потом я некстати полез с нежностями… Но на это не обижаются!» И вдруг его озарило.
– Ты не умнее этой гадалки, – бросил он с напускным пренебрежением. – Люда действительно пропала, и я мог бы это доказать.
– Так докажи! – продолжала усмехаться Марфа.
– Она не стала бы водить меня за нос и послала бы к черту любых старых знакомых. У нас с нею было дело поважнее, и она им просто горела! Из-за этого мы и дом купили! – вырвалось у него.
– Что-о? – протянула Марфа, разом стирая улыбку с лица. Это у нее получалось так быстро, что трудно было поверить, что она улыбалась искренне. – Дом? Слушай, меня все больше интересует эта развалюха! Ты ради нее продал хату, Людка – материну дачу… К чему такие жертвы? Там жить нельзя. Что за дело? Оно связано с тем, что ты говорил раньше? С деньгами, да?
Тонкие ноздри ее точеного носа нервно затрепетали и слегка порозовели, и Марфа вновь напомнила ему какое-то дикое животное, готовящееся к атаке. Она заставила его потесниться на диванчике и села рядом так, что ее горячее бедро жгло его сквозь штанину. Отодвинуться было некуда – женщина жарко дышала ему в лицо:
– Скажешь ты или нет? Я же не отстану! Какие могут быть тайны от любовницы? – Она теребила локон его волос над ухом, подергивала, почти причиняя боль: – Что за дело? Какие у нее могли быть дела? Она даже с фирмы ушла. Когда Людка сказала мне по телефону, я чуть в обморок не упала! Она же приклеилась к своему секретарскому месту, как моллюск! Почему она уволилась?
– Чтобы иметь больше времени, – уклончиво ответил он, пытаясь высвободить волосы, которые к тому моменту дергали уже вполне ощутимо. – Идем спать?
– У меня сна ни в одном глазу. – Она чуть отодвинулась и внимательно заглянула ему в глаза, будто надеялась увидеть там ответы на свои вопросы. – Если у нее завелись какие-то дела, почему я об этом не знала?
– Она что – во всем тебе отчитывалась? Как моя мать – Ирме?
Марфа поморщилась:
– Вовсе нет, но я всегда была в курсе ее дел. А она знала о моих. Почему она со мной не поделилась?
– Она и мне рассказала под большим секретом. – Дима невольно начал улыбаться – он видел, что женщина горит желанием выпытать у него тайну. Дразнить ее было приятно и доставляло острощекочущие ощущения – уж очень забавно волновалась Марфа. Это ее очень красило, и Дима в который раз сказал себе, что она куда красивее и ярче подруги. «Неудивительно, что у нее много мужчин! И на что я, дурак, обиделся? На то, что меня соблазнила замужняя женщина? Радоваться надо!»
– Ты говорил, что об этом знает еще только один человек, но он не в счет, – настойчиво продолжала она. – Кто это? Ее мать?
– Послушай! – Дима обнял ее и притянул к себе. Он принял решение, из-за которого так долго колебался, и уговоры и нежности Марфы были тут ни при чем. Ему не давало покоя другое – а если своим молчанием он вредит Люде? Вдруг ее исчезновение напрямую связано с этой тайной, которую она просила хранить как зеницу ока? Да, но разве его слово не утратило силу после того, как Люда пропала? Сегодня он все расскажет Марфе, а завтра – милиции. Он больше не будет молчать, тем более что гласность ничем ему не грозит. В конце концов, что-нибудь он все равно получит. Пусть не все – он не жадный!
– Слушай и не перебивай, – продолжал он, глядя в ее прозрачные зеленые глаза, в которых застыл напряженный вопрос. – Не прошу поверить, потому что это трудно. Я сам поверил с трудом, и знаешь, почему? Я вообще не верю, что со мной может случиться чудо. А Люда верила.
– И я верю. – Она судорожно сглотнула.
– Так вот, ты помнишь, я рассказывал тебе о казни семейства казначея Фуникова? О событии времен новгородского погрома, из хроник царствования Ивана Грозного?
Марфа молча кивнула, не сводя с него сузившихся от напряженного внимания глаз.
– Новгород провинился перед Иваном тем, что хотел перейти под покровительство польского короля Сигизмунда-Августа. Таким образом город пытался сохранить свою независимость от власти Ивана, который к тому времени успел заслужить страшную славу. Для новгородцев он не был героем-освободителем, победителем Казани и Астрахани. Они мечтали о менее кровавом государе. Иван учинил следствие – кто из ближних содействовал новгородскому плану? Там оказались и его любимцы – Басманов, Висковатый, Фуников. Все погибли лютой смертью. Новгород постигла страшная участь – его истребляли три месяца подряд. Население было искоренено или сослано на поселения. Город сожжен и разграблен. Больше он уже никогда не поднялся. Ивана не зря прозвали василиском. Это сказочное славянское чудовище, один взгляд которого смертелен, дыхание – ядовито, а на земле, куда капнула его слюна, никогда не вырастет трава.
Марфа чуть поежилась, прижалась теснее, так что Дима слышал частое биение ее сердца. Она и не думала перебивать и спрашивать, к чему он рассказывает ей такую старую историю. «А я перебивал Люду, не давал ей говорить. Может, потому, что не верю в чудеса?»
– Новгород и все его окрестности километров на триста превратились в сожженную пустыню. Число жертв точно неизвестно, но летописи называют и такую цифру, как шестьдесят тысяч человек. Вполне возможно. Сам Иван в завещании приказал молиться только за полторы тысячи, но это была знать. Прочих он не считал. Все это произошло зимой и весной 1570 года. Вернувшись в Москву, он учинил массовые публичные пытки и казни соучастников новгородского заговора. Я не буду тебе пересказывать наиболее отвратительные. Скажу одно – физические муки Иван обязательно сочетал с муками душевными. Например, князь Борис Телепнев пятнадцать часов умирал на колу, пока стрельцы перед его глазами насиловали его мать, которая и умерла на месте… Но речь о Фуникове.
– Да, – чуть слышно выдохнула Марфа. – О казначее и о его жене, которая не сказала, где спрятаны деньги.
– Вот именно. Ни он, ни она не сознались. Почему? Надеялись на царскую милость? Или не знали? Как бы то не было, а денег не нашли.
– И много денег?
– Ну, кто тебе скажет? В любом случае сегодня эти ценности ценны вдвойне. Это не просто золото-серебро, а еще и наша история.
– Ну же! – Ее глаза сузились в две сверкающие щели. – Я тебя пытать не буду, сам обещал сказать! Ты знаешь, где эти деньги?
Он сдержанно кивнул, наслаждаясь произведенным эффектом, – на Марфе лица не было. Она страшно побледнела, ее лицо исказилось, глаза разом потускнели. На миг ему показалось, что женщина теряет сознание, но Марфа усидела, только чуть покачнулась и издала странный хриплый звук.
– Они… – выдавила она, как только снова обрела дар речи, – в доме, да? Там, где мы ночевали?
– Где-то на территории участка, это точно. Может, и под домом. Сам-то дом не времен Ивана, скорее – времен Иосифа Виссарионовича. Тебе кто из них больше импонирует? – Он продолжал подшучивать, одновременно вспоминая свою реакцию на такое же сообщение. Он не поверил и стал издеваться над доверчивостью Люды. А когда ей удалось его переубедить, испытал странное ощущение – словно ему снится тяжелый, почти кошмарный сон, из которого никак не удается вырваться. В чудо он поверил, но радости это ему не принесло.
– На территории участка, – пробормотала Марфа. Она по-прежнему была очень бледна, глаза приобрели невидящее, маниакально-застывшее выражение. Казалось, что она говорит во сне. – Это точно? Откуда она узнала? Это ведь Люда узнала, да?
– Она знала это с детства, но воспринимала как сказку, – уточнил Дима. – И не вспомнила бы об этом, но ей напомнили. Это вышло случайно. И вот она загорелась этой идеей – купить по случаю дом и найти захоронку Фуниковых. Сколько там – она, конечно, не знает, но в любом случае даже и сама земля чего-то стоит. Мы хотя бы вернем свои деньги, в случае неудачи… Конечно, будут убытки – дом-то снесем, рабочих придется нанять… Но тут стоит рискнуть, как ты считаешь?
– А кто ей напомнил? Этот, как его? Бельский?
– Не думаю. Иначе он не продал бы дом за пятьдесят тысяч! Я тоже спрашивал, не Бельский ли, она только отмахнулась. Сказала, что про захоронку ей рассказывал старый знакомый. Словом, теперь ты понимаешь, почему она не могла бросить меня добровольно. С ней что-то случилось, и боюсь, не из-за клада ли? Завтра расскажу все в милиции, только пока не решил – в Москве или в Александрове? Наверное, лучше сперва там – я там уже всех знаю.
– Постой! – Марфа словно проснулась. Она встрепенулась и крепко стиснула его руку повыше запястья, словно удерживая на месте. – Кому ты скажешь? Милиции? С ума сошел?
– Почему? Они должны знать все, если мы хотим, чтобы Люда нашлась! Кто этот старый знакомый? Может, он был заинтересован в том, чтобы Люда исчезла? Боялся, что она достанет деньги? Узнал, что она купила участок, и испугался!
– Участок купил ты! – Марфа вся дрожала, и эта дрожь передавалась ему. – Тогда и ты должен исчезнуть! И вообще, что ты болтаешь! Давно она узнала о захоронке? В детстве? Так с тех пор она могла сто раз проболтаться! Что ж этому типу – пол-Москвы убирать?! Сам бы давно достал этот клад! Если уже не достал!
Последние слова она почти выкрикнула и окончательно пришла в себя. Дима тоже как будто опомнился. Мысль о том, что денег в захоронке может не оказаться, никогда не приходила ему в голову. Люда так уверенно о них говорила…
– Если этот третий не Бельский, то, может, Бельский его знает? А может, мама Люды вспомнит ее старых друзей? – возбужденно заговорила Марфа, вскакивая с диванчика и наливая себе воды. Стакан она осушила залпом, словно ее мучила жестокая жажда. – Не вздумай говорить об этом в милиции, слышишь? Ничего страшного с ней не случилось!
– Опять предчувствие? – съязвил он. – Слушай, а что ты так загорелась? Ты-то не имеешь к этому делу никакого отношения. Мы с ней – пайщики и все делим пополам – и риск, и расходы, и доходы… Если они будут. Третьего мы не возьмем.
– Ты не скажешь об этом милиции, – бормотала она, судорожно сжимая кулаки. В этот миг Марфа в самом деле была похожа на одержимую. – При чем тут милиция? Сколько эти деньги там пролежали?
– Четыреста тридцать лет с лишним.
– И ты уверен, что никто их не нашел? А где они конкретно? – Она подошла к нему и присела на корточки, заглядывая ему в лицо снизу вверх. – Они в сундуке? Закопаны, да? Ну конечно, закопаны. А кто видел их в последний раз? Только не говори, что никто, что это просто легенда! Из-за легенды квартир и дач не продают!
– В общем-то, первым о кладе узнал тот самый старый знакомый Люды.
– Значит, не так давно? Почему же он сам ничего не взял? Почему решил, что клад такой старый? Откуда знает, что его спрятал Фуников? – засыпала его вопросами Марфа. Он поднял ее и встал сам:
– Сейчас я тебе кое-что покажу, и ты поймешь. Ты читаешь по старославянски?
– Что? – изумилась Марфа. – Нет, откуда?
– И я нет. И Люда тоже. Но ты знаешь, какая она упорная. Разобралась в древнем тексте с помощью учебника для вузов – на это у нее ушел чуть ли не месяц. Взгляни – это перевод.
Он принес из прихожей куртку, достал из кармана паспорт, а из-под его обложки извлек сложенный лист бумаги, который вот уже месяц носил с собой.
– Подлинник остался у Люды. Он сам по себе стоит больших денег – документ времен Ивана! Да еще писанный исторической личностью! Читай – тут ясно сказано, что это за захоронка и кем спрятана.
Марфа вырвала у него бумагу и судорожно прочитала ее, шевеля губами, как будто стараясь запомнить каждую букву. Слегка задыхаясь, подняла глаза от записки:
– А где спрятано – не говорится!
– Ясно, где-то там же. Записка – часть клада.
– Что ж он – записку взял, а клад не тронул?
– Они в разных местах, он нашел только записку, да и ту прочесть не смог! – закричал Дима. – Он даже не понял, что именно нашел, – это Людка разобралась! Чего он будет искать клад, если не подозревает о нем?! Говорю же – темный мужик! Хорошо, что он эту записку в сортире на гвоздик не повесил!
– Господи! – Марфа снова изменилась в лице. – Повезло же! А клад-то как найти?
– Как! Первый шаг мы сделали – землю купили. А дальше будем искать, как сумеем. Наше от нас не уйдет – он где-то на участке! В записке прямо сказано – «здесь схоронено добро казначея Фуникова и его жены и добра князя Афанасия Вяземского частица малая». Это брат Фуниковой, он тоже был любимцем Ивана, царь только из его рук лекарства принимал. Тоже казнен в тот год. «Здесь схоронено» – точный перевод. Значит, совсем рядом. Во всяком случае, Люда знала, что делала, покупая именно этот участок. Говорю тебе – она знала точно, только, по-моему, не все мне говорила!
– Гениально, – прошептала Марфа, не в силах выпустить из рук клочок бумаги. Дима отнял его и спрятал под обложку паспорта. – Вот этот Бельский съест жабу, когда узнает, что продал на самом деле… Он же на такие деньги мог спиваться одним французским коньяком столетней выдержки! Значит, Фуников спрятал свои деньги в Александровой слободе? Мог бы найти и другое место! Это же получается – под носом у царя!
– А нос у него был длинный! – подхватил Дима и вдруг осекся. Ему сделалось не по себе, и он не мог понять, откуда пришло это ледяное дуновение, погасившее охватившее его возбуждение. Они говорили о том, что напрямую касалось пропавшей Люды, они смеялись, острили… И кто из них по-настоящему думал о ней? Он сам? Марфа? Дима взглянул на нее – та самозабвенно замерла, уйдя в какие-то радужные мечты. Наверняка о кладе – о чем же еще? «Она уже мысленно считает эти деньги, по лицу видно. Вот это хватка!» Он признался еще и потому, что ему очень хотелось посмотреть на реакцию Марфы. Все-таки она успешная карьеристка, а значит, не склонна к химерам и не должна верить в сказки. И вот – поверила, даже ни разу не усомнилась.
– Я согласна с тобой – этот ее старый знакомый не Бельский. Иначе бы тот не продал дом! – заявила женщина, опомнившись от своего сладкого оцепенения. – Ну и что ты теперь будешь делать без Люды?
– То же, что и с ней. Найду клад. Средства у меня есть – двадцать пять тысяч долларов. Более чем достаточно. Владелец – я один. Могу делать с участком все, что захочу.
– Возьми меня в долю! – Марфа говорила напористо и твердо – она почти приказывала. – Ты не представляешь, что тебя ждет! Могут потребоваться дополнительные расходы! Черт, просто из порядочности возьми, в конце концов, я с тобой сплю!
– Очень порядочно, нечего сказать! – фыркнул он. – Особенно по отношению к Люде! Я возьму тебя только в том случае, если она согласится!
– О черт! – снова выругалась она. – У тебя же с ней все кончено! Вы просто деловые партнеры! В конце концов… Дом-то твой! Ты ее можешь попросту выпнуть, если она сунется с претензиями! А я выплачу ей ее долю! Сколько? Двадцать пять? Хоть сейчас!
Ее глаза горели лихорадочным блеском, губы подрагивали – она даже говорила прерывисто, нечетко. Диму снова обдал неприятный скользкий холодок, на этот раз он знал, что тому причиной. ТАКОЙ Марфа ему категорически не нравилась.
– Давай обсудим это, когда Люда вернется, – сухо сказал он, открывая дверь ванной. – Куда ты? За мной? Я собираюсь принять душ и лечь спать.
– Да, конечно, – засуетилась она, придерживая дверь. – Но скажи – ты не против, чтобы я участвовала? Ты лично – не против?
– Все это затеяла Люда, пусть она и решает, будешь ты с нами или нет. Ты вообще собиралась открыть ей глаза на нашу измену. Может, она вообще нас обоих попросит…
– Только не тебя, я же говорю! Владелец участка – ты! Пусть только попробует возражать – сама узнает, где выход!
Он хлопнул дверью и заперся. Пустил в ванну воду, присел на бортик, взглянул на себя в зеркало. Свое осунувшееся лицо с выступившей за стуки щетиной его не порадовало. Он отвел взгляд: «Марфа предлагает настоящее свинство, а я слушаю. Конечно, я так не поступлю, но у меня нет сил ее оборвать. Потому что я с ней сплю? Что я за тряпка! И при чем тут она? Что за авантюра? У нее работа, она, в конце концов, начальница и не может бросить фирму! А ее Эрик? Хоть бы вспомнила о нем!» Он как будто наяву услышал спокойный, чуть насмешливый голос Люды, рассказывавшей о своей лучшей подруге. «Остановить Марфу так же невозможно, как остановить мчащийся поезд, поставив на рельсы ногу. Она дьявольски честолюбива. В выпускном классе, когда из-за одной вредной училки ей не досталась золотая медаль, Марфа даже слегла в больницу. Она создана, чтобы побеждать. Когда она не побеждает – начинает медленно умирать.»
