Текст книги "Иногда полезно иметь плохую память"
Автор книги: Анна Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Нельзя думать о нем".
Зазвонил телефон. Юлька услышала, как мать вышла из своей комнаты, где сидела над переводом, и взяла трубку. Потом она позвала Юльку.
– Это Макс звонил, – сказала она. – Сейчас придет. Хочет непременно с тобой увидеться. Я сказала, что ты плохо себя чувствуешь, а он ответил, что тем более должен с тобой поговорить. Какой он все-таки навязчивый.
– Как настоящий друг, – пробормотала Юлька.
Они сидели у нее в комнате, и Юлька плакала – во второй раз за этот день и, может быть, всего в десятый за всю свою взрослую жизнь.
Макс не знал, как к ней подступиться. Все, что он мог сделать, – это принести ей воды и плотнее прикрыть дверь.
– Вытрись, – попросил он. – Сегодня и так слишком мокро.
– Так обидно… – прошептала она, вытирая лицо краем простыни. Она сидела на постели, поджав под себя ноги. Зажигалка валялась рядом на покрывале. Макс взял ее в руки и внимательно рассмотрел.
– Конечно, ты стерла все отпечатки, – вздохнул он. – А какая была бы улика!
– Тебе бы только улики. А до человека тебе дела нет. – Юлька почувствовала себя легче, начиная обычную перебранку с Максом. – На тебя даже не произвело никакого впечатления то, что меня изнасиловали. Скажи-ка мне, как бы твой Фрейд объяснил этот его поступок? С точки зрения его сексуальной недоразвитости?
– Нет, с точки зрения его подавленной агрессии, – мигом ответил Макс. – Видишь ли, твой жених…
Юлька протестующе подняла руку.
– Прекрасно, твой бывший жених относится, по-видимому, к тем человеческим особям; которые подавляют в себе все эмоции, в том числе и сексуальную агрессию, до того момента, пока эта агрессия не выйдет наружу спонтанным потоком…
– Бред свинячий, – решительно сказала Юлька. – Объясни по-человечески.
– Ты сейчас оскорбила сразу двоих, – мягко заметил ей Макс. – Меня и, в моем лице, Фрейда. Но ты дикая девица, к тому же еще и изнасилованная, так что я на тебя не обижаюсь.
А по-человечески это можно объяснить так: такие люди молчат-молчат, воды не замутят, а потом разом дают выход своим страстям. Это, кстати, быстро разрушает личность. Твой Женя – тоже больной.
– А кто еще больной?
– Да ты! Про кольцо-то забыла?
– Представь, не забыла! Не до того мне было, но я вспомнила, что ты меня запинаешь, если я ничего не узнаю… Его фамилия действительно Ручников.
– Что и требовалось доказать.
– А кольцо это лет двадцать назад кто-то подарил его папаше.
– Так-так, – бормотал Макс. – Значит, мы не ошиблись… Лет двадцать назад это кольцо оказалось у них, и ты свободно могла его увидеть. Именно это кольцо… Слава богу, оно не отштамповано год назад. А то бы я просто рехнулся.
Юлька задумчиво смотрела на него:
– А знаешься, по-моему, сделала одну глупость. Я Жене сказала, что фамилия моей матери вовсе не Краевская… Помнишь ту идиотскую историю про мой номер телефона? Вот я и решила его поддразнить. Что на меня нашло – не знаю. Правда, тогда я еще не нашла зажигалку. Да и вообще – не боюсь я его, хоть ты меня режь! Не верю я, что он может меня убить.
– Про телефон ты зря сказала. Он теперь будет настороже. Как он это объяснил?
– Нагнал мне про какого-то парня, который на вечеринке дал ему мой телефон. У меня он, видите ли, постеснялся попросить.
– Скверно, скверно… – Макс поднялся и посмотрел на часы. – О, черт, полночь! Мать мне голову оторвет. Даже две матери. Твоя, по-моему, уже на подходе к этому. Ладно, я пошел. А ты смотри мне – никаких шагов без моей санкции. Обо всем советуйся со мной И будь очень осторожна со своим роковым мужчиной.
– Я уже была осторожна, – уныло сказала Юлька. – Захлопни дверь. Сил нет провожать…
А роковой мужчина лежал в своей комнате, на тахте, освещенной нежным зеленоватым светом. И на душе у него было очень скверно.
– Женюрочка, – тихо пропели в щель закрытой двери. – Можно к тебе?
И, не дожидаясь ответа, мать открыла дверь и вошла. Он даже не повернулся в ее сторону.
– Женюрочка, посмотри на меня, – попросила мать, присаживаясь рядом.
– Сколько раз я просил тебя не называть меня этим идиотским прозвищем! Что тебе надо от меня? Чего ты еще хочешь?
Мать протянула руку и осторожно погладила его по плечу. Он дернул плечом, и ее рука упала. Мать вздохнула.
– Ты мог бы и понять меня, – прошептала она. – Ведь все ради тебя…
– Ма, я ничего уже не хочу. Мне паршиво.
Оставь меня в покое.
– Женя… Женечка, но ведь все обошлось, разве не так? – тревожно спросила мать. – Ты ей все объяснил, верно? Она поймет, ей даже лестно будет…
– Что за тон у тебя! Говоришь, как старая сводня.
– Боже мой, как ты можешь! – воскликнула Елена Александровна. – Не ожидала от тебя. Почему как сводня? Я просто учу тебя, что делать…
– Учишь гадостям.
– Какие же это гадости, – всплеснула она руками. – Ты ведь женишься на ней! Ну, теперь она, конечно, немного сердита… Но все женщины так похожи, поверь мне. Уже сейчас она думаете что, все было не так уж плохо… Ты ведь оказал ей при этом, что любишь ее?
– Сказал… – едва шевеля губами, ответил Женя.
– И она это запомнит, поверь мне. Теперь хочет она этого или нет, но у вас есть что-то связывающее… А если…
– Она сказала, что, если даже залетит от меня, все равно не выйдет за меня замуж. Пока сама этого не захочет.
– Все они так говорят. Пустая болтовня.
Посмотрю я на нее, когда она прибежит к тебе с вытаращенными глазами.
– Она не прибежит, – угрюмо сказал Женя. – Ты ее не знаешь. Не все такие, как ты.
– Почему ты оскорбляешь меня? – Елена Александровна приложила руку ко лбу. Все ее жесты выглядели откровенно театрально, словно она была на сцене, и Женю это всегда раздражало. Особенно сейчас. – Я все же знаю жизнь. И побольше, чем ты. Все будет в порядке, родной мой. Все будет, как надо.
– Как надо тебе, – монотонно ответил он.
– И тебе, – уверенно сказала мать; – Уж ты мне поверь… Скоро все кончится. Ну сделай это не ради меня, так ради себя. Ради отца, в конце концов.
Женя промолчал, и мать снова потянулась рукой к его плечу.
– Вот увидишь, – прошептала она. – Продержись еще немного… Потом ты поймешь, что дело того стоило. А она девочка ничего. Даже симпатичная…
– Замолчи, – глухо отозвался он. – И уйди отсюда. Хотя бы сегодня меня не трогай.
– Хорошо, – вздохнула мать. – Но ты позвонишь ей завтра, слышишь?
Он не ответил, но она была уверена, что он все прекрасно слышал. Елена Александровна поднялась и на цыпочках покинула комнату.
Женя со стоном сел на тахте. Потер руками лицо, да так и застыл, подперев щеки кулаками. Его серые глаза приняли какое-то странное, оцепенелое выражение. «Какая гадость, – прошептал он почти беззвучно. – Какая мерзость… Она сейчас, конечно, не спит. Плачет, наверное. Что она думает обо мне? Я подлец, тряпка… Подлее и гаже, чем она думает. О господи!» Он потянулся за сигаретой. «И ведь я сам, сам открыл окно… Зачем я тогда открыл окно? Мне стало плохо… Да. Надо было просто убегать скорее. Черт, где же я посеял зажигалку? Не помню, не помню… А если там?»
Глава 6
Машина мчалась по ночному проспекту, оранжевому от света фонарей. Движение было не большим, и Сергей Павлович выжимал Максимально дозволенную скорость. Он вел машину автоматически, почти не глядя на дорогу, почти неосознанно отмечая посты милиции, дорожные знаки, машины, идущие на обгон.
"Ну, Стась, ну, придурок! – Сергей Павлович закурил очередную сигарету. – Значит, доченьке своей деньги привез, вот оно что! Как мне этот старый дурень сказал? Приехал, мол, Стась дочку свою внебрачную, давно брошенную, обеспечить. Совесть; видно, заговорила.
Вот почему в квартире у него, кроме мелочи, ничего не было… Придурком был, придурком остался. Зачем он открыл огонь? Испугался, что дверь отпирают? Узнал меня? Да, он выскочил с пистолетом и глянул на меня. И сразу выстрелил. Стрелять где-то научился, говно.
Раньше-то был тише воды ниже травы. У неге и пистолета-то не было никогда. Кто же знал.., А так – зря погиб. Мне всего двадцать две тысячи баксов был должен… Мог бы отдать. Да нет, не отдал бы. Стась долгов платить не любил…"
Машина продолжала мчаться, не сбавляя скорости.
"Так, здесь перекопали… Придется в объезд, Менты. Не хватало мне ментов. Меня никогда, не найдут. Следов я не оставил. Был в перчатках. Узнал меня Стась или нет? Помню, как он тогда эти деньги выпрашивал. "Надо заплатить, меня не выпустят… Я же сидел. Надо заплатить, а я тебе из «золотых» денег отдам…
Деньги у меня в товаре, не могу же я золотое расплатиться. Реализую товар, тогда перед отъездом и расплачусь". Ах, гад! Умотал так, что я и не чухнулся. Потом только до меня до шло… Я к его бабе: «Где Стась?» А она мне: «Я в таком же положении, как вы. Уехал, слова не сказал». Баба-то ничего была… Сколько лет прошло! Восемнадцать лет, только подумать!
Она тогда, после отъезда Стася, и квартирку свою поменяла. Ну да ничего, знаем мы этот адресок, – Сергей Павлович еще раз порадовался, что много лет назад проявил такую предусмотрительность, – узнал я его тогда, записал, и вот теперь он пригодится! Как же, помню, Яузский бульвар…"
Мужчина бросил в окно окурок, – усмехнулся; "Да, хрен бы я узнал о Стаське, если бы он не принялся со старыми друзьями выпивать… Дорвался до Москвы, придурок. Ностальгия его замучила. Думал, забыл я про него.
Нет, миленький, меня и тогда-то никто кинуть не смел, а уж теперь… Я твои бабки из-под земли достану.
Теперь бы только сумму уточнить, но как?
Действительно ли пятьдесят тысяч привез, как мне этот дурак сказал, или меньше? Или больше? Да нет, скорее всего, так и есть, больше он навряд ли смог бы отстегнуть. А вот меньше…
Ну да, стал бы Стась специально из Швеции приезжать с мелочью какой-нибудь! Скорее всего, мне правильно сказали. Что же, сумма кругленькая…"
Сергей Павлович вырулил на проспект.
Брызнул мелкий теплый дождик, тут же высыхающий на прокаленном за день асфальте, но он не освежил воздуха, стало еще более душно. Сергей Павлович немного сбросил скорость, проезжая вдоль ограды старого сквера, поросшего искривленными деревьями. Он вдыхал запах мокрой листвы и земли.
"Поздно. Третий час. Сейчас уже ничего не узнаешь. И вообще, на сегодня хватит расспросов, достаточно я покрутился. Да ведь и не зря! Не ехать же мне на Яузский бульвар, не поднимать их с постели. Интересно, та баба вышла замуж? Надо глянуть, где живут, как живут… Ох, прибрали они денежки… Одна надежда на девчонку. Поприжать ее надо, только осторожно, чтобы крик не подняла… Интересно, Стась ее видел? А деньги отдал, значит.
Бывшенькая его, помню, непростая бабочка была. Горденькая такая. Ох, помню ее! Одна бровка так, другая – этак: "Пойдите вы со своим Стасем, я его знать больше не хочу, дочь моя, а не его, если что не так – не ко мне обращайтесь. Я ему любовницей была, у жены его спрашивайте! Не надо бы с ней встречаться.
Вот дочка – другое дело. Сопля ведь, как ни возьмись. Сопля".
Сергей Павлович выехал на Ленинградский проспект и снова прибавил скорость.
Не в почтовый же ящик он сунул деньги, – продолжал размышлять он. – Пятьдесят тысяч! Это сверточек хорошенький, солидный, Пять пачек, если купюры стодолларовые. А, фуфло все это. Наличкой он вряд ли отдал.
Девчонке-то? Такую сумму? Вот если в банк положил… – Сергей Павлович усмехнулся. – Вот хохма-то! А знал ли он, что я теперь делаю? Расстались-то мы на том, что я баксы из-под полы менял. Волком бегал, от каждого мента шарахался. Думал он вообще про меня или нет? Думал небось, посадили Серегу. Ага, Стасик, на это ты надеялся, точно. Думал, не уцелею я после твоей выходки. Ограбил, да? Сам себе яму вырыл. И дочке своей. Умнее всех хотел быть, вот и пролетел… А не ожидал, не ожидал… Чего он орал-то, когда мы вошли? И трубка лежала рядом с телефоном. Кто-то слушал…
С кем он говорил? А если ни с кем? Нет, телефон работал, я потом проверил. Значит, орал специально, чтобы его там услышали. С кем он говорил-то? Знать бы… А, все равно…"
Сергей Павлович снова закурил и посмотрел на часы. "Без пятнадцати три. Приеду домой в три, значит. Ладно, к черту. Опять разборки. Скоро попру я эту девку… Во вкус вошла: и месяца тут не прожила, а уже «где ты был» да «чьими духами от тебя пахнет?». Завтра в банке надо будет покрутиться. В своем отделе как раз. Ну, наш-то банк я шмонать не буду. Так, просмотрю. Надо будет Ленку попросить, чтобы она московские коммерческие банки на этот вклад проверила. На имя Краевской, значит. Дочери ведь деньги привез, не жене. И в государственный банк он вряд ли положил. Если это вообще счет в банке, а не наличка. Нет, надо сначала проверить банки. Ух, это будет морока! Ленке опять буду обязан, надоело. А деваться некуда, у нее все схвачено.
Ленка, ясное дело, сразу припомнит, как я счет своего должника полгода назад искал. Тоже вот так он плакался: «Денег нет, ничего нет, хоть квартиру продавай». А у самого в банке на три квартиры бабок было. Так, опять всю дорогу раскопали".
Сергей Павлович снова поехал в объезд.
"Значит, завтра сразу к Ленке. Подмажем. К вечеру буду знать данные по половине банков. Может, кто откажется дать? В прошлый раз три банка совсем не кололись, хоть плачь. И как раз в одном из трех счет и оказался. Ленка – золото; она все раскопает. Ничего, приплатим ей, пошепчем на ушко. Баба в соку, а загибается. Ясное дело, в соку-то в соку, а одни ноги чего стоят!
Посмотришь – на весь день настроение испорчено.., А в глаза прямо смотреть неловко: «Хочу!» – прямо как на плакате написано. Хотя, может, лучше такая баба, да умница, чем моя дурища. О, три часа. Мои поздравления, дома буду в три пятнадцать. Так, готовсь!"
Пришлось сделать еще один объезд, и домой Сергей Павлович добрался в половине четвертого. Он загнал машину в гараж, запер его, закурил, уверяя себя, что ничуть не торопится, и поднялся к себе на четвертый этаж. Дверь он отпер своим ключом.
– Ха-рошие дела! – услышал, как только ступил за порог. – Это прямо рекорд!
– Уймись, – посоветовал он девице, которая старательно демонстрировала ему свою полуприкрытую грудь и ничем не прикрытую злость. – Уймись и сделай мне кофе.
– Кофе?! – завизжала девица. Халат, который она до тех пор придерживала на груди, распахнулся, и Сергей Павлович в тысячный раз пожалел, что такое совершенное тело заключает в себе такой несовершенный характер. – Кофе тебе? Посмотри на часы!
– А ты посмотри на себя, – отрезал Сергей Павлович. – Когда злишься – уродина уродиной.
Девица даже задохнулась от злости:
– Ну, знаешь… Все, завтра я ухожу.
– Да, сейчас! – усмехнулся Сергей Павлович. – Вот что, Верочка, заткнись, пока всех соседей не перебудила.
– Мне плевать на твоих соседей! – возмутилась девица. – Почему я должна о них думать?
– Потому что ты живешь у меня, ты здесь в гостях.
– Ax, вот как?! В гостях?! А что ты мне недавно говорил, а?
– Я тебе говорил: живи у меня. И зря! Характер у тебя стервозный, чтоб ты знала. С тобой и ангел не уживется. Так что, если впрямь надумала, – собирай манатки, и чтобы завтра я тебя уже не видел.
– Как это ты меня не увидишь, если мы в одном банке работаем? – сощурилась девица.
– В банке ты тоже работать не будешь. Зря хлеб ешь. Ленка тебя в два счета выставит, как только я перестану тебя выгораживать. А я перестану.
Он прошел на кухню и принялся варить себе кофе. Он достаточно знал Веру, чтобы предвидеть дальнейшее развитие событий. В коридоре раздался сдавленный стон, который должен был изображать сильную душевную боль, после чего Вера вихрем унеслась в спальню. Спустя минуту там послышался стук открываемого окна. Сергей Павлович спокойно следил за уровнем воды в кофеварке и усмехался, вспоминая, как в первое время их сожительства он снимал Веру с подоконника всякий раз, как ей приходило в голову поиграть в самоубийцу.
Кофе вскипел, Сергей Павлович перелил его в чашку и бросил сахар и ломтик лимона.
Сел за стол, терпеливо принялся размешивать сахар. В спальне было тихо. Потом еще раз стукнуло окно.
– Придумала бы что-нибудь поновее! – крикнул Сергей Павлович. – Каждый раз одно и то же.
Бледная Вера появилась на пороге кухни.
– Ты подлец! – заявила она.
– Ладно, не возражаю. Слушай, времени до хрена, мне завтра на работу. Так что давай, кончай свои штучки. Лучше прими душ.
Вера тяжело задышала, но ничего не ответила. Сергей Павлович понял, что истерика близится к концу.
– Деточка моя, – спокойно объяснял он, попивая кофе. – Ты уж очень забываешься. Я бы тебе все эти штучки простил, кабы мы прожили вместе лет двадцать. Но я с тобой и месяца не прожил, а ты уже все испортила. О чем ты вообще думаешь? Замуж, кажется, за меня собиралась?
Вопрос остался без ответа.
– Скромнее себя веди, – посоветовал Сергей Павлович. – Потише будь. У меня и так проблем хватает. Иначе завтра же отсюда умотаешь. Вот я пришел поздно, устал. Что ты мне устроила? И по какому праву?
Веру наконец прорвало. Она тихонько заревела:
– Ты был с женщиной! Я знаю!
Он наконец сжалился над ней:
– Успокойся, дурочка, я после тебя на баб смотреть не могу, – примирительно сказал он. – Я был на деловом свидании. Это все. Точка!
Вера поморгала глазами и осторожно, чтобы не размазать тушь, вытерла слезы.
– Иди прими душ, – велел Сергей Павлович. – И хватит на сегодня истерик. И вообще – хватит этого цирка.
Вера покорно отправилась в ванную. Дверь она не закрыла, надеясь, что Сергей Павлович зайдет к ней, как бывало. Но у него не возникло такого желания, и он снова сказал себе, что пора расставаться. "К ее бы сиськам Ленкины мозги! – помечтал он. – Но такого, наверное, не бывает. Сиськи отдельно, мозги отдельно.
Отсюда все беды…"
Розовая, распаренная Вера вышла из ванной. Она стояла, глядя на него, и нарочито медленно вытиралась большим махровым полотенцем. Кроме этого полотенца, то скрывающего, то обнажающего ту или иную часть ее тела, на ней не было ничего. Сергей Павлович сощурился, глядя на ее крепкий, округлый живот.
«Вот что мне в ней нравится… Ненавижу поджарых. Баба, дурная, но баба… Все на месте, всего много. Мозгов только мало, но с мозгами в постель не ляжешь… Ох, крепко держит меня эта девка. Вот этим своим животом хотя бы. А дай ей это понять – беда: башку открутит…»
– Пойдем, – пригласительным шепотом позвала Вера.
Сергей Павлович раздавил сигарету в пепельнице и прошел в спальню. Вера лежала на спине, вольно раскинув ноги, и пыталась поймать в кулак вьющегося вокруг нее комара.
– Вот ты бы так, как он, – укорила она Сергея Павловича, вертя головой. – Покою мне не дает. Привязался!
– Он, в отличие от меня, не слушает твоих истерик, – возразил Сергей Павлович, расстегивая брюки. – Так что я его понимаю. Ты в первое время мне очень даже нравилась.
Вера фыркнула и бросила на него кокетливый взгляд:
– А теперь что, не нравлюсь?
– Как тебе сказать… – пробормотал Сергей Павлович, становясь коленом на постель. Вера призывно улыбнулась и подставила губы для поцелуя, но он не стал ее целовать. – Как тебе сказать, – продолжал он, устраиваясь между ее пухлых, теплых ляжек. – Что я могу тебе сказать… – Он с каким-то остервенением провел рукой по ее напрягшейся груди, нажал на выпуклый живот. Вера шаловливо ойкнула, но ее глаза, как всегда в постели, остались серьезными. В самые волнующие моменты ее лицо принимало такое выражение, словно она решала сложную математическую задачу. Сергея Павловича это умиляло и удивляло. «У этой девки ум расположен между ног, – говорил он себе. – Конечно, он действует не постоянно, а несколько минут в день. Вот если бы ее поместить в публичный дом, она бы Эйнштейна за пояс заткнула. Не развивается девка, условий нет…»
– Не нравлюсь, значит, – еле слышно прошептала Вера, вступая в уже привычную постельную игру. Правила ее выработались как-то непроизвольно еще в первые дни их сожительства. Сергей Павлович в постели раздумывал вслух о ее недостатках, а она кротко с ним соглашалась и только изредка уточняла, переспрашивала. Его эта игра возбуждала чрезвычайно. Какое удовольствие от нее получала Вера – сказать трудно. Несомненно было только одно – критику в свой адрес она могла выслушивать только в постели.
– Ты обидишься, когда я тебе скажу… – наворачивал Сергей Павлович, устраиваясь поудобнее и подхватывая ее ноги под коленями.
– Нет… – шептала она, глядя на него остановившимися глазами. – Говори.
– Дура… – Сергей Павлович приподнял ее ноги и подтянул Веру поближе к себе.
Ее волосы разметались по подушке, пересохший рот был приоткрыт. Только глаза смотрели серьезно и внимательно. Но Сергея Павловича больше не смущал этот взгляд.
– Сейчас я тебе скажу… – шептал он. – Сейчас я все про тебя скажу… Дура… Ты ведь знаешь, какая ты дура, правда? Скажи…
Он говорил торопливо, взахлеб, уже не слишком следя за смыслом своих слов. Вера серьезно кивнула.
– Ах ты, дурища… – еле слышно простонал Сергей Павлович, еще ближе подтягивая Веру к себе. Теперь ее лицо смотрело на него откуда-то снизу, она почти что стояла на голове. Он услышал, как она дышит, и понял, что надо поторопиться.
– Говори, ты блядь? – невнятно спросил он, остервенело вжимаясь в нее. – Говори, ну…
– Да… – промямлила она, содрогаясь и закусывая губу. – Да… Я… Блядь…
Последнее слово утонуло в долгом прерывистом стоне, который она издала, не дождавшись Сергея Павловича. Он заторопился, нажал и почувствовал наконец вожделенную щекотку. Туман, отрывистый хрип, изливающиеся напоследок слова:
– Дурочка… Дурочка…
– Это кто дурочка? – перебил его злой трезвый голосок. – Так, пусти меня!
Вера высвободилась и села на постели, поправляя руками растрепанные волосы.
– Ты что, правда Ленке на меня пожалуешься? – неожиданно кротко спросила она.
– Доведешь – пожалуюсь, – пообещал Сергей Павлович. – Пока только она на тебя жалуется.
– Вот стерва! – хмыкнула Вера. – Старая дева! Ни рожи, ни кожи!
– Ты бы присматривалась, как эта старая дева дела делает, – посоветовал Сергей Павлович. – А то так и останешься девочкой на побегушках.
– Еще чего!
– Еще того, – сонно проговорил он. – У нее под началом можно такому научиться…
А ты только глазами лупишь да ноги клиентам демонстрируешь… Что тебе вообще делать в межбанковском отделе? Тебя бы в операционный зал надо. Только там ног не видно. Ничего, грудью потрясешь.
– Да там копейки платят. – Вера почесала ногу, поморщилась. – Укусил меня все-таки, – пожаловалась она. – Слушай, а что у тебя за деловое свидание, было? Секрет?
– Секрет.
– Не скажешь?
– А зачем тебе? – Ну так… Зачем-зачем! – Вера вздохнула. – Ничего ты мне не рассказываешь. ; – Деньги я делаю, – неожиданно для себя пояснил Сергей Павлович. – Прокручиваю дело одно. Будешь себя хорошо вести, получишь подарок.
Сергей Павлович погладил ее по бедру, мягко позолоченному светом прикроватной лампы под розовым шелковым абажуром.
– Да? – оживилась Вера. – И хороший подарок?
– Для тебя плохого не куплю… – польстил. ей Сергей Павлович. Теперь он знал, что несколько спокойных дней гарантировано. Относительно спокойных, конечно. Он не обольщался насчет Веры.
* * *
– Хорошо, – я поищу, – согласилась наконец Лена. – Краевская Юлия Станиславовна, правильно?
– Ты золото, Ленка. Я всегда это говорил… – Сергей Павлович с нежностью посмотрел на склоненную перед ним каштановую челку собеседницы. Он прекрасно знал, что натуральный цвет волос у Лены совсем другой и что этот цвет, как и сами волосы, Лене приходится прятать под париком. «Если бы придумали что-то вроде накладных ног, Ленка тут же купила бы их…» – шутил он про себя.
– Что-то вроде той истории с должником? – поинтересовалась Лена. – Хочешь! найти этот вклад и арестовать?
Сергей Павлович рассмеялся:
– Обойдется, я думаю, без ареста. Это дело; совести.
– Вот как, – протянула Лена. – Тогда без ареста вряд ли обойдется. И вклад, Ты думаешь, валютный?
– Почти сто процентов, что так.
– Ладно, поищем, – вздохнула она. – Целый день у меня пропадет, а то и больше.
– Ты ведь знаешь, я в долгу не останусь, – пожал плечами Сергей Павлович.
– Какие долги, Сережа… – Лена опустила голову, пряча виноватую и просительную улыбку. В другое время Сергей Павлович посочувствовал бы этой женщине, чьи заработки и деловые качества, увы, не компенсировали ее личной непривлекательности. Но теперь, предвидя, какой монетой ему придется расплачиваться, он был готов Лену возненавидеть. «Раньше она просто брала деньги, – с досадой подумал он. – Дернул меня тогда черт еще и приласкать ее… По пьяни ведь, из чистой жалости. И пошло-поехало… Для нее это теперь стало естественным завершением наших совместных дел. А для меня… Этак можно навсегда отбить охоту и к сделкам, и к постели…»
– Значит, поищешь? – нарочито бодро спросил он, отходя от ее стола.
– Сейчас же возьмусь. Ты иди пока. Когда найду – позову.
Он кивнул и, сжав зубы, вышел из кабинета.
– У мымры был? – встретил его горячий шепот. Под дверью сшивалась Вера.
– А ну, марш отсюда, – тоже шепотом ответил он и, не оборачиваясь, пошел к себе в отдел. «Будь прокляты все бабы!» – подумал он.
Вера еще раз попыталась сунуться к нему перед обеденным перерывом. Но он прогнал ее, оборвав в зародыше назревавшую разборку.
В шесть часов пятнадцать минут, когда «Бутырский кредит» прекратил работу, в кабинет Сергея Павловича вошла Лена. По ее лицу было ясно, что день прошел впустую.
– Вижу, вижу, можешь не докладывать, – устало махнул рукой Сергей Павлович.
– Ничего страшного, Сережа, – успокоила его Лена. – Я проверила чуть больше половины коммерческих банков…
Сергей Павлович обреченно встал из-за стола и шагнул к ней. «Вперед! – подбадривал он себя. – Завтрашний день придется отработать прямо сейчас… Иначе она и пальцем не шевельнет…» И он осторожно обнял ее вздрогнувшие плечи.
Через полчаса они вместе вышли из банка, и он проводил Лену до ее машины. Она нежно простилась с ним, едва шевельнув ослабевшими, норовившими сложиться в улыбку губами, махнула из окошка рукой и уехала. Сергей Павлович поплелся к своей машине.
– Так я и знал – зря день прошел, – раздраженно бурчал он, лавируя между машинами, то и дело идя на обгон. – Так, теперь вниз по бульварам… Яузский? Это в самом конце, дальше только Москва-река… Надо скорее посмотреть на эту Юлию Станиславовну… Яузский бульвар, дом двадцать шесть, квартира восемнадцать. Как она выглядит, черт? Не спросил… Да и кого? Что же мне, как фраеру, под окнами у нее ходить?! Последить бы надо за ее дверью… Кто вошел, кто вышел… Ну, этот «Москвич» меня достал!
Сергей Павлович" пошел на обгон белого «Москвича» и даже нагло просигналил, но «Москвич» был неумолим – держался прямо у него перед носом и не желал уступать.
«Так, это уже Чистопрудный бульвар… Еще чего не хватало! Пробка. Черт бы все это взял!»
От нечего делать он принялся рассматривать водителя «Москвича». Молодой парень, сидевший за рулем, явно нервничал, потирал ладонью щеки, смотрел на часы. Потом он закурил, и Сергей Павлович машинально закурил тоже. Машины тронулись и поползли вниз по бульварам.
«Покровский бульвар. – Сергей Павлович глянул на часы. – Семь. Прекрасно. Буду болтаться там, как говно в проруби. Пока встречаться с этой девицей нельзя, черт ее знает. Виделась ли она с папашей? Знает ли вообще, что он тут был? Может и крик поднять: вы его убили! Нет, мелькать нельзя… Надо что-то придумать. Хуже нет, чем такие ситуации… Деньги могут быть к не в коммерческом банке. Тогда где? Стась сказал: „Обеспечил дочь“. „Обеспечил“ как-то не вяжется с наличкой, отданной из рук в руки. Скорее всего, деньги куда-то вложены, они работают. Если не в коммерческий банк, то в государственный… Или же… Или они лежат в сейфе какого-то нотариуса. Все может быть. Приехали! Яузский… Номер двадцать второй, двадцать четвертый, так, двадцать шестой! Заезжаем».
Белый «Москвич» с маниакальным упорством торчал у него перед носом, и Сергей Павлович понял, что парень едет туда же, куда и он.
– Очень приятно… – пробормотал он, затормозив позади белого «Москвича», – соседями будем.
Он выбрался из машины и зашел в ближайший подъезд. Изучил номера на почтовых ящиках. Номера кончались на десятой квартире. «Значит, восемнадцатая – в соседнем подъезде», – сообразил Сергей Павлович. Он вышел из подъезда и увидел странную картину. У соседнего подъезда топтался тот самый парень из белого «Москвича». В руках у него был грандиозный, перевитый розовыми лентами букет, а в глазах – страшная тоска и беспросветное уныние. Парень упорно смотрел на верхние этажи дома, словно надеясь, что ему подадут оттуда какой-то ободряющий знак. Наконец он решился и прямо-таки ринулся в подъезд. Сергей Павлович последовал за ним.
"Надо же, как волнуется! – с какой-то светлой завистью думал он. – Что там за девушка его ждет? Красоты, наверное, неземной или нрава ангельского. Стоп, а куда это парень идет? – опомнился вдруг он. – На этой площадке – пятнадцатая и шестнадцатая, на следующей – восемнадцатая. Ох ты боже мой!
Надо притормозить!" Сергей Павлович остановился на площадке и с замиранием сердца глянул вверх. Парень стоял перед квартирой с номером 18 и, судя по всему, никак не решался позвонить.
"Как интересно! – подумал Сергей Павлович. – Не к мамаше же он пришел! Имеем, значит, жениха. Да еще влюбленного жениха. Вот это нехорошо… Я почему-то надеялся, что девушка будет одинокая, кроткая, послушная.
Что-то не нравится мне все это… А, решился все-таки, позвонил! Ну-ка, как тебя встретят, дорогой мой? Веником по морде? Нет, вроде не веником. Взяли цветы…"
Сергей Павлович прислушался, и ему удалось уловить девичий голос, нехотя приглашающий молодого человека войти. «Ему не очень-то рады, судя по голосу, – подумал он. – Ясно, девушка с приданым, ей можно и поломаться».
Сергей Павлович снова посмотрел на часы и решил, что имеет смысл немного подождать.
Больше всего ему хотелось понять, как; далеко зашло дело у дочери Стася с этим нерешительным молодым человеком. Сергей Павлович спустился, отпер машину и настроился на долгое ожидание.
