Текст книги "Завтра ты умрешь"
Автор книги: Анна Малышева
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Я сам все время мерзну в этом доме, потому велю топить даже летом. Не знаю, отчего так получается. Какой-то он несчастливый.
– Холодный дом, – пробормотала Марина, с опаской разглядывая чучело оленя, мертво смотрящее на нее черными стеклянными глазами. – Значит, здесь она и прожила все пять лет, с тех пор как…
– Да, – коротко и резко ответил он, опускаясь в кресло рядом с ней. – Знаешь, я, наверное, продам этот дом. Он даже построен был как-то глупо, неизвестно зачем. У нас родились дети, я думал, что им с Ксенией лучше жить на природе, дышать сосновым воздухом. Тогда я как раз стал зарабатывать большие деньги. Купил этот участок, заказал проект, вложил сюда кучу денег… А Ксения приехала пару раз, осмотрелась и сказала, что никогда здесь жить не станет, что здесь жутко… Она так нервничала, как будто чувствовала, чем все кончится. Даже ночевать не захотела, а я-то хотел показать ей, какой тут закат сквозь сосны… Я покажу тебе, если вечер будет ясный. Надо дойти до конца участка, там обрыв, речка, за ней лес…
Банницкий говорил медленно и тихо, его взгляд стал отсутствующим. Марина слушала со странной, ноющей болью – в этот миг она очень хорошо поняла, как была ему дорога погибшая женщина. После пяти лет ее безумия, чисто формальных супружеских отношений он все еще говорил о ней нежно и осторожно, словно сдувал пыль с хрупкой антикварной статуэтки. «Но раньше он о ней так не говорил! Раньше он не любил говорить о ней вообще!»
Рядом с камином стоял ящик для дров, затейливо сплетенный из чугунных прутьев. Марина наклонилась, вытащила оттуда два тяжелых сосновых полена и бросила их в камин. Поленья упали с грохотом, рассыпав вихрь искр, и Банницкий вздрогнул, очнувшись от воспоминаний.
– Ты совсем замерзла? Выпьешь коньяку?
– Давай. – Она смотрела, как он встает, подходит к маленькому бару рядом с камином, достает маленькую плоскую бутылку. Ее сердце отчего-то судорожно сжималось, как будто они прощались, расставались навсегда. Женщина удивилась своей мнительности – этого недостатка у нее никогда не было, иначе она не смогла бы в течение трех лет быть счастлива с женатым человеком. Банницкий протянул ей низкий бокал:
– Сегодня я тоже выпью. Знаешь, когда я увидел тебя за воротами, у меня возникло ощущение, что начинается новый этап в моей жизни.
Марина опустила бокал, едва пригубив коньяк. Банницкий прохаживался по комнате с бокалом в руке, делая на ходу маленькие глотки, его речь становилась все более возбужденной и отрывистой:
– Да, я обязательно продам этот дом. Хотел сделать из него семейный очаг, а выстроил сумасшедший дом… Тюрьму! Я никогда не смогу тут жить, мне будет казаться, что она все еще там… Наверху.
Он остановился, сжимая в руке опустевший бокал, его голос зазвучал глухо и подавленно:
– Иногда мне кажется, что я слышу ее шаги в мансарде. В этом доме всем слышатся какие-то шаги, мне прислуга жаловалась. Знаешь, здесь можно поверить в сказки о замурованных в стены трупах, которые оживают и выходят пугать нынешних владельцев… Но я сомневаюсь, что здесь кого-то замуровали, за исключением самой Ксении…
В камине оглушительно выстрелило разгорающееся полено, и оба одновременно вздрогнули, Марина даже слегка вскрикнула. Банницкий подбежал к ней и, поставив бокал на каминную полку, обнял женщину:
– Я дурак, пугаю тебя. Не слушай! Я всю эту неделю чувствую, что сам схожу с ума… Меня это просто раздавило, сломало хребет… Почему, я себя спрашиваю? Между нами все кончилось пять лет назад, тогда почему мне СЕЙЧАС так плохо? – Банницкий отпустил Марину и снова заметался по комнате. Увидев бутылку, схватил ее и сделал большой глоток прямо из горлышка. Вытер мокрые губы и заговорил уже заметно медленнее: – Знаешь, я никогда в жизни никому не жаловался, не признавался в своих страхах, а их у меня много… Ты единственная, перед кем мне не стыдно быть слабым. Марина, я пять лет думал, что живу в аду, но ошибся! Ад начался только теперь.
Она со страхом слушала его, и это был уже другой страх – не боязнь быть покинутой, не ревность к умершей сопернице, не то напряжение, которое охватило ее в этом пустом молчаливом доме. В этот миг Марина почему-то боялась самого Банницкого. Это было невероятно, нелепо – но именно так. Она никогда не видела у любовника такого тяжелого, сумрачного взгляда, не слышала, чтобы он говорил подобные вещи – в самом деле, словно в бреду. Она боялась его, потому что переставала понимать. А он продолжал, не замечая ее испуганного взгляда:
– Я в ловушке, Марина, пойми, в ловушке! Мне ее никогда не забыть! Я потерял ее два раза – пять лет назад и вот только что. Это были две разные женщины, они, можно сказать, даже не были друг с другом знакомы. Я стараюсь убедить себя, что погибла сумасшедшая Ксения последних пяти лет… А вспоминаю ту, прежнюю! Если бы ты знала, какая она была…
«Боже, как мне уехать? – в отчаянии думала женщина, переводя взгляд на огонь, с новой силой разгоревшийся в камине. – Идиотка. Ну конечно, я нужна здесь, ему же не с кем поговорить. Напросилась? Вот и слушай! Ты еще долго будешь это выслушивать, даже после того, как ему станет легче. Он же сказал – я единственная, перед кем он не стыдится быть слабым. Это комплимент, это победа, и я должна радоваться… Ну да, должна. Только вот как это сделать, если хочется плакать?»
– Время лечит. – Эта банальная фраза была единственной, которая пришла ей на ум, и она почему-то произвела необыкновенный эффект. Банницкий замер, не донеся бутылку до рта – он как раз готовился сделать второй глоток. Его глаза резко сощурились, зло потемнели – в этот миг он сделался удивительно похож на свою сестру. Марина не могла этого знать, но чужое лицо, вдруг проступившее сквозь привычные, любимые черты, напугало ее так, что женщина вскочила.
– Прости, если… – забормотала она, но закончить фразу не успела – Банницкий размахнулся и швырнул бутылку. В первый миг Марине показалось, что он целил в нее, и она инстинктивно пригнулась. Но бутылка полетела прямиком в камин. Раздался резкий стеклянный хруст, и огонь, залитый коньяком, вспыхнул с такой силой, что стоявшая у камина женщина отскочила в полной уверенности, что на ней загорелось платье.
– Миша, что ты…
– Время лечит?! – прошептал он, приближаясь к ней, и его кривая улыбка, обнажившая зубы с одной стороны, была воистину страшна. – В самом деле? И со скольки до скольки оно принимает?
– Миша, пожалуйста… – Женщина попятилась, споткнулась о медвежью шкуру и упала. Пытаясь сесть, схватилась за что-то круглое, большое, пальцы натолкнулись на длинные острые зубы… Марина в ужасе обнаружила, что опирается на медвежью голову, мертво и яростно скалящуюся на нее. Она вскочила, забыв об ушибленном бедре, разорванных колготках и слетевшей туфле. Ее охватила слепая паника, детская, безрассудная. Бежать, во что бы то ни стало, немедленно прочь из этого дома, который, как видно, сводит своих обитателей с ума!
– Лучше молчи. – Она видела, как его трясет с ног до головы, как при сильном ознобе. Лицо Банницкого сделалось совершенно неузнаваемым. – Молчи, раз ничего не понимаешь, только не говори глупостей, ненавижу, не выношу…
– Ты пьян! – Женщина уже отступила к самой двери на террасу и вслепую нашаривала у себя за спиной дверную ручку. – Я приеду завтра или когда захочешь, ты сам позвонишь и скажешь. Сейчас я тут не нужна. Извини, что свалилась на голову… Сама виновата…
Ей удалось-таки нашарить ручку, она повернула ее, но дверь не подалась. Марину внезапно прошиб липкий холодный пот. Она в панике повернулась к стеклянной двери. «Разбей стекло и беги!» – советовал отравленный шоком мозг. Ей некстати вспомнились знаменитые сцены из «Сияния» Стенли Кубрика, где обезумевший герой Джека Николсона гоняется с топором за смертельно напуганной женой по пустынным комнатам отеля-призрака. «Отель “Оверлук”! – пронеслось у нее в голове. – Отель из “Сияния”! Вот что сразу напомнил мне этот дом!»
Она была готова в самом деле выбить стекло, хоть голыми кулаками, когда в гостиной раздался громкий, малоприятный женский голос, звучавший одновременно изумленно и весело:
– Ого, Марина?! А я слышу внизу голоса, думаю, с кем это он… Бог ты мой, Миша, ты напился?!
На нижней ступеньке винтовой лестнице, безмятежно дымя сигаретой, стояла полная женщина лет пятидесяти. Гостья немедленно узнала и ее пуританскую мужскую стрижку, и пронзительный взгляд глубоко посаженных маленьких глаз. Когда они познакомились в Англии, сестра Михаила ей не понравилась, зато теперь Марина бросилась к ней с восторгом. Та радушно обняла ее, поцеловала в щеку и через ее голову обратилась к брату, застывшему у камина:
– Ты в самом деле пьян? Марин, ведь он напился второй раз в жизни! Первый был на его собственной свадьбе. Миш, у тебя прямо взгляд стал бараний! Сколько ты выпил, хотелось бы знать? Марина, сколько?
– Говори тише, у меня голова болит! – Банницкий, внезапно поникнув, приложил ладонь к виску и поморщился. – В самом деле, что это я…
– Наверное, хряпнул с непривычки полбутылки? – предположила сестра. Марина молча кивнула ей в ответ. – А ты что такая бледная?
– Я ее напугал, – глухо ответил Банницкий, все еще морщась от боли. – Марин, прости, и забудь все, что я наговорил. Я сам уже все забыл. Не понимаю, что на меня нашло… Я вообще не пью.
– Я все понимаю, – тихо ответила женщина. Она видела, что Михаил стал прежним, то, что пугало ее до тошноты, до истерики, – ушло, пропало, будто спряталось в каком-то глубоком подвале… Да, спряталось, но все же оставалось там и в любой момент могло выскочить опять. Она уже не могла смотреть на любовника прежними глазами, и ей по-прежнему страстно хотелось отсюда уехать.
– Надежда Юрьевна. – Она с трудом припомнила имя женщины, по-родственному держащей ее за плечи. – Мне надо вызвать такси и поторапливаться – ведь я работу бросила. Даже не помню, выключила я компьютер?
– Погоди, да ты же у него работаешь? – Надежда кивнула в сторону брата, слушавшего их разговор сидя в кресле с закрытыми глазами. Банницкий был очень бледен, его лицо застыло – он явно боролся с дурнотой. – Он тебя простит. Оставайся, я как раз хотела, чтобы ты приехала!
– Спасибо, – нервно засмеялась она, с опаской поглядывая на любовника. – Но тут дети. Им совсем ни к чему со мной знакомиться…
– Этим детям совсем ни к чему во всем потакать – вот что я тебе скажу! – внушительно заметила Надежда. – А тебе ни к чему меня обманывать, делать вид, что спешишь в банк, – это к концу рабочего дня! Когда ты туда попадешь, сама подумай? Скажи лучше – вы поссорились?
– Да нет, я просто глупо себя вел, – тихо проговорил Банницкий, еле поворачивая голову. – Надя, попроси кого-нибудь принести льда. И хорошо бы крепкого чаю с лимоном…
Сестра разом оставила насмешливый тон, услышав его больной голос. Подойдя к брату, она заглянула ему в лицо, пощупала лоб и решительно протянула руку:
– А ну, пойдем в туалет. Сейчас будет то же, что на свадьбе. – Повернувшись к Марине, женщина доверительно добавила: – Он тогда все платье невесте облевал!
Банницкий в самом деле поднялся с трудом – ему потребовалась помощь. Он был пепельно-бледен, под глазами разом пролегли синие тени, и, будь это еще час назад, Марина первой бросилась бы помогать ему… Но сейчас не могла двинуться с места. Она смотрела на него, а видела то, другое лицо – криво, страшно ухмыляющееся. «Да неужели я его разлюбила?! За одну пьяную истерику?! Не может быть, нет, неправда, я должна тоже подойти и помочь, он хочет этого, ждет, я вижу по глазам!» Марина приказала себе сделать усилие – тело не послушалось. Ей по-прежнему больше всего хотелось покинуть этот дом, хотя она твердила себе, что это глупо. Возможно, она бы и сбежала, воспользовавшись отсутствием хозяев – Надежда уже выводила брата под руку из комнаты, – как вдруг на лестнице гулко загремели дробные шаги. Спустя секунду в гостиную ворвались две светловолосые девочки, удивительно похожие друг на друга. Они одновременно открыли рты, готовясь что-то заявить отцу и тетке, но, увидев новое лицо, так с раскрытыми ртами и застыли. Первой опомнилась та, что бежала первой и казалась бойчее. Она склонила голову набок, так что светлые пряди волос красивой волной рассыпались по плечу, и беззастенчиво прямо уставилась на гостью.
– Пап, а что – она будет вместе тети Нади? – поинтересовалась девочка, оглядывая Марину с ног до головы, как манекен в витрине. – Это наша гувернантка? Ты обещал нанять гувернантку!
– Не говорите глупостей! – сердито огрызнулась тетка. – И не лезьте сейчас к отцу – ему плохо. Вот до чего вы его довели своими истериками!
Произнеся эту явную ложь, она вывела безмолвного брата из комнаты. Бойкая девочка, ничуть не проникнувшись упреками тетки, вплотную подошла к Марине. Сестра не решилась последовать ее примеру и осталась на пороге, переминаясь с ноги на ногу, однако тоже не сводя глаз с женщины. При виде детей Марине стало легче – этот дом стал похож на семейный очаг, а не на декорацию к фильму ужасов. Она улыбнулась девочкам, но улыбка погасла, так и оставшись без ответа. Дети были предельно серьезны.
– Так вы не гувернантка? – почти сердито спросила бойкая девочка. – Кто тогда?
– Я работаю в банке у твоего папы, – отчего-то спасовав перед этой пигалицей, послушно ответила Марина.
Разом утратив к ней интерес, девочка развернулась на одной ноге, подошла к сестре и о чем-то оживленно с ней заговорила. Марина прислушалась – дети говорили по-английски. Она не настолько хорошо знала язык, чтобы целиком понять их бойкую речь, но смысл все-таки уловила. Маленькие заговорщицы строили план, как избавиться от ненавистной тетки. Та, что побойчее, предлагала все-таки осуществить их первый план и бежать. Деньги у них есть, когда они перелезут через ограду и доберутся до дороги, можно поймать машину и уехать куда угодно. На этом «куда угодно» конкретика кончалась – Марина поняла, что девочки совершенно не знают Москвы и не имеют там ни единого знакомого, который мог бы их приютить. Бойкую девочку это мало смущало – она твердо полагала, что с деньгами они не пропадут. Ее более робкую сестру такой дерзкий план пугал. Она предлагала устроить домашнюю голодовку – до результата, то есть до выдворения тети Нади. Перед этим девочка планировала хорошенько запастись едой, чтобы в самом деле не умереть от голода.
– Ну и дура, – возражала ей сестра. – Нас все равно заставят есть. Лучше сбежать – тогда папа с ума сойдет и на все согласится! Оставим ему записку…
– А я все понимаю! – вдруг заявила Марина. Тон получился довольно игривым и, как выяснилось, неуместным. Лицо сестрички-заводилы даже потемнело от ярости, когда она обернулась к непрошеной свидетельнице. Другая девочка заметно испугалась.
– Что еще? – невыразимо надменно произнесла девчонка, с вызовом глядя в лицо Марине.
– Ничего. – Та почему-то очень разволновалась, хотя перед ней был всего лишь десятилетний ребенок. – Просто твой план мне кажется очень опасным. Ты не представляешь, что с вами может случиться на дороге, когда будете ловить машину, в самой Москве…
– Не ваше дело! – Девочка просто дрожала от злости. – Вы тут ждете, ну и ждите! А посмеете сказать папе – я добьюсь, чтобы вас уволили!
– Я обязательно все расскажу твоему папе. – Марина наконец взяла себя в руки. Хамский тон подействовал на нее отрезвляюще – она больше и не думала робеть перед девчонкой. – Даже если потом он меня уволит. Вы только вчера приехали из Англии? А там что – не крадут, не убивают детей? Я слышала другое!
– Погодите, – девчонка вдруг резко сменила тон на заискивающий, чем поразила Марину. Она никогда еще не встречала ребенка такого возраста, умеющего быстро менять тактику и брать себя в руки. – Мы с вами договоримся! Вы ничего не скажете папе, а мы… Мы вам заплатим! У нас есть деньги!
– Ты с ума сошла. – Марине захотелось смеяться, хотя в самой ситуации не было ничего смешного. Этим детям действительно позарез хотелось избавиться от тетки, и они были готовы действовать даже во вред себе. Две маленькие мины с активированными взрывателями ждали только момента, чтобы себя показать. – И знаешь почему? После того как вы попробуете сбежать, отец уж точно оставит при вас тетю!
Девочки переглянулись. Эта мысль, вероятно, не приходила им раньше в голову. Тихоня сдалась сразу – было видно по глазам. Этой девочке явно не хотелось впутываться в опасную авантюру. Зато ее сестра стояла на своем. Повернувшись к Марине, она холодно заявила, что надеется встретиться с нею при более благоприятных обстоятельствах. Эту фразу девочка явно подцепила у кого-то из взрослых. Она собиралась добавить что-то еще, явно столь же фальшивое и ядовитое, но осеклась – в комнату вернулся ее отец.
Банницкий был все еще очень бледен, но его взгляд ожил и уже не казался обморочным. Он кивнул детям:
– Знакомитесь? Молодцы. Представились?
Ответом ему были недоуменные, опасливые взгляды. Марина улыбнулась:
– Нет, не успели. Но мы поболтали немного.
– Эту, которая сейчас дуется, зовут Алина, а вторая иногда откликается на имя Ульяна, – шутливо представил их отец. – Они немного стесняются, еще не привыкли.
– Я заметила, – Марина встретилась взглядом с Алиной. – Миша, можно тебя на два слова?
Услышав фамильярное обращение к своему отцу, Алина вздрогнула. Девочка еще не научилась как следует скрывать свои чувства, и по ее лицу легко можно было понять, как жесток был нанесенный Мариной удар. Она тут же отвела глаза, отвернулась к сестре и потянула ее за собой к лестнице. Отец удивленно остановил детей:
– Погодите, куда вы? Сейчас будем пить чай. Как раз пять часов. Вы же привыкли в Англии…
– Мы не хотим чаю, – не оборачиваясь, ответила Алина.
– Мы не будем, – робко поддержала ее Ульяна. Она не сводила глаз с незнакомой женщины, так запросто говорившей с ее отцом, словно прикидывала – какой гадости можно от нее ожидать? Больше всего в этих детях Марину поразила именно эта позиция – они не ждали от взрослых ничего хорошего. Она ласково улыбнулась девочке, та немедленно опустила взгляд. Банницкий снова обратился к дочерям – на этот раз куда резче. В его голосе, обычно ровном, внезапно зазвучал начальнический металл:
– Нет, мои милые, так не пойдет! Не хотите есть – так посидите за столом. Режим здесь устанавливаете не вы! Права ваша тетка – не по возрасту на себя берете!
Девочки тут же обернулись. Обе смотрели на отца с таким ужасом, словно на их глазах рушился целый мир. Тот, почувствовав, что перегнул палку, уже мягче спросил:
– Неужели нельзя провести вечер вместе? Или я вам уже надоел?
– А она что, сядет с нами за стол? – не выдержала Алина. В ее тоне было столько брезгливой надменности, что Банницкий, не выдержав, взорвался:
– Ты здесь всего сутки, а уже умудряешься осложнить мне жизнь! Нет, Надя сто раз права – с тобой нельзя по-хорошему! – Наклонившись к девочке, он рявкнул ей в лицо так, что та сразу сжалась, показавшись меньше ростом: – Слушай и запоминай – вот эта женщина, ее зовут Марина Александровна, будет часто, очень часто ужинать с нами! А также завтракать и обедать, я надеюсь! Потому что мы с ней поженимся, и тебе придется называть ее «мама»!
Онемевшая Марина не смогла вставить ни слова. У нее было чувство, что она видит все это во сне – мрачную охотничью гостиную, кабанью голову над камином, где догорали последние угли, чучело оленя, застывшее по воле таксидермиста в неестественной, напряженной позе, двух маленьких светловолосых девочек, тоже замерших, похожих на восковые фигурки, нависшего над ними разъяренного Банницкого. И когда дверь с террасы открылась и в этот сон шагнул еще один персонаж, женщина даже не удивилась.
– Невероятная вещь приключилась, – заметил персонаж, вынимая изо рта трубку и выпуская клуб душистого дыма. – Я так спешил, что забыл мобильный телефон. Все дороги в пробках, ехал три часа. А это наши барышни?
– Они самые, – раздраженно фыркнул отец, пожимая руку вошедшему мужчине. – И предупреждаю – вам придется с ними повозиться! Они совсем вышли из-под контроля, Генрих Петрович!
Генрих Петрович приветливо улыбнулся детям:
– Не может быть! Не верю! Ну мы-то, во всяком случае, будем большими друзьями, ведь так?
Однако Марина, случайно поймав его тяжелый, цепкий взгляд, очень в этом усомнилась. Она не могла представить себе ни одного ребенка, который доверился бы этому человеку. Имя психиатра было ей знакомо по рассказам – Банницкий не раз упоминал его, говоря, что ни за что не справился бы с женой без такого специалиста. Девочки, увидев нового взрослого врага, инстинктивно прижались друг к другу и стали похожи на двух маленьких белых кроликов, застывших перед большим удавом.
В следующий миг женщина сделала то, о чем минуту назад не могла и думать. Она подошла к девочкам и протянула им руки:
– Пойдемте, покажете мне сад. До чая еще есть время, я думаю.
И две маленькие ручки торопливо скользнули в ее ладони. Она вывела детей на террасу, спиной чувствуя удивленные взгляды оставшихся в комнате мужчин, прошла с ними по дорожке вдоль дома и только за углом, уйдя из-под надзора, выпустила их:
– Надеюсь, не сбежите? От чая я вас как-нибудь избавлю, а вот от этого человека и от вашей тетки, увы, не смогу.
– Вы с папой правда поженитесь? – неожиданно спросила Ульяна.
– Постараюсь, чтобы этого не случилось, – полушутливо, полусерьезно ответила Марина. Ответ ее потряс.
– Лучше уж вы, чем какая-нибудь другая, – заявила Алина. – Но мамой мы вас называть не будем!