Текст книги "Черный Красавчик"

Автор книги: Анна Сьюэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Анна Сьюэлл
Черный красавчик

* * *

Художник С. Гераскевич

Глава I
МОЙ ПЕРВЫЙ ДОМ

Прекраснее моей родины вы ничего на свете не сыщете. Вообразите замечательный луг с прудом посредине. К прозрачной и вкусной воде склонились деревья. У берегов вытянулся камыш. На глубине цветут лилии. Это дивное зрелище предстало моему взору в тот самый час, когда я впервые себя осознал. Поэтому оно мне особенно дорого.

Луг обрамляла живая изгородь. Когда я бежал вдоль нее, то видел сначала поля, затем густой ельник, потом дорогу и дом хозяина и, наконец, обрыв, под которым журчал ручей.

До того, как я научился есть траву, мама не отпускала меня ни на шаг. Она кормила меня молоком. Когда же мне есть не хотелось, мы могли сколько угодно вместе играть. В жаркие дни мы с мамой устраивались под сенью деревьев у пруда. А сарай возле ельника спасал нас от холода. Золотое и беззаботное детство! Как оно кратковременно!

Едва я немного подрос, мама сказала:

– Теперь, мой милый, ты уже можешь сам пастись на лугу. С завтрашнего дня я снова иду на службу. Наш хозяин совсем без меня замучился.

С тех пор мы с ней виделись только по вечерам. Я по-прежнему проводил целые дни на лугу. Там паслось еще шестеро жеребят. Они были гораздо старше меня. Один из них даже выглядел, как настоящая взрослая лошадь. Сперва я очень стеснялся этих больших жеребят. Но потом они сами ко мне подошли.

– Пойдем играть вместе, – предложил самый старший большой жеребенок.

Я пошел. Время мы провели очень весело. Особенно мне понравилось носиться по полю кругами. Мы стали каждый день играть вместе. Теперь я уже не скучал, пока мама помогала на службе хозяину.

Иногда мы с жеребятами совсем заигрывались и от радости начинали лягаться, а иногда даже друг друга кусать. Это было весело и совсем не больно. Но однажды нас за такой забавой увидела мама. Отозвав меня в сторону, она строго сказала:

– Прошу тебя всегда помнить, мой милый. Жеребята, с которыми ты играешь, в общем-то неплохие. Но потом из них вырастут обыкновенные ломовые лошади. Ни они сами, ни их родители понятия не имеют о благородных манерах. Мы с тобой такого позволить себе не можем.

Мы ведь очень породистые. Ты должен знать, что относишься к благородному и древнему роду. Папа твой – самый лучший скакун во всем нашем графстве. Дедушка два раза подряд выигрывал главный приз на скачках в Ньюмаркете. А бабушка была самой благовоспитанной лошадью из всех, которых я когда-либо встречала. На мой взгляд, она иногда чересчур уж строго придерживалась этикета. Я смотрю на подобные вещи проще, мой мальчик. Но всякой свободе существует предел. Честь рода не позволяет ни мне, ни тебе брыкаться или кусаться. Оставим все это простым лошадям. Конечно, служить тебе еще рановато. Но, когда этот момент настанет, не вздумай отлынивать от обязанностей. Старайся как можешь. Сохраняй чувство собственного достоинства, но будь благовоспитанным. Поднимай на рыси ноги повыше. И никогда не опускайся до того, чтобы кусаться или лягаться. Ты не должен позволять себе такой роскоши даже в шутку, мой милый.

Слова матушки произвели на меня сильное впечатление. Впоследствии мне приходилось не раз убеждаться в ее мудрости и огромном жизненном опыте. К ней все испытывали почтение. Звали ее Герцогиней, но хозяин наш обращался к ней не иначе как Милочка. По-моему, он любил маму больше всех остальных своих лошадей.

Этот хозяин отличался большой добротой. Жили мы при нем просто великолепно. Для каждой лошади и даже для каждого жеребенка у него всегда находилось доброе слово. Он дарил нам ласки не меньше, чем собственным детям. Мы, конечно, тоже его обожали и старались сделать что-то приятное. А мама моя просто души в нем не чаяла.

Едва завидев хозяина у ворот, мама принималась радостно ржать и бежала ему навстречу. Добрый хозяин сперва гладил ее, а потом они заводили беседу. Иногда разговор с моей мамой хозяин начинал с расспросов о моем самочувствии.

– Ну как там, Милочка, поживает твой вороной жеребенок? – интересовался он.

У меня действительно матово-черная шерсть. Мама говорила, что это у нас фамильное. Другие лошади тоже сбегались к хозяину, но столько внимания, как нам с мамой, он не уделял никому. Маме он почти всегда приносил морковку, а мне – корочку хлеба.

Когда требовалась лошадь, чтобы не просто там как-то служить, а помочь лично хозяину, он выбирал мою маму. С гордостью за свой род признаюсь, что ей доверяли самые ответственные дела. Матушка возила хозяина в легком черном кабриолете. Даже на рынок.

Но не все люди вокруг были так хороши, как хозяин. Работал у нас на ферме один мальчишка по имени Дик. Он почти каждый день приходил к нам на луг поесть ежевики с кустов живой изгороди. Когда ягоды в него больше не лезли, он говорил:

– Теперь развлекусь чуть-чуть с жеребятами.

Дик кидал в нас камни и палки, а мы бегали галопом по лугу и уворачивались. Мальчишка был просто в восторге. Особенно он веселился, когда попадал в кого-нибудь из нас.

Мне и моим друзьям-жеребятам шуточки Дика удовольствия не доставляли. Но что мы могли с ним поделать! Дик продолжал бесчинствовать.

Однажды он так разошелся, что совсем не заметил хозяина. Хозяин стоял на соседнем поле и видел все. Он перепрыгнул через забор, схватил Дика за шиворот и отвесил ему затрещину. Дик взвыл от боли. Мы все обрадовались и подбежали поближе, чтобы увидеть как можно больше. Я лично очень рассчитывал, что хозяин заставит Дика бегать галопом по полю и уворачиваться от камней. Но хозяин повел себя с ним по-другому.

– Ты подлый и злой! – сказал он Дику. – Пойдем в дом. Там получишь расчет. Больше ты у меня не работаешь. Никому не позволю жеребят обижать.

С тех пор мы Дика не видели. А старый Дениэл, который за нами ухаживал, к нам относился не хуже хозяина.

Глава II
ОХОТА

С самого юного возраста мне приходилось наблюдать множество поучительных сцен. Еще не достигнув двух лет, я стал свидетелем трагического события. Вряд ли когда-нибудь мне удастся забыть его. Вот и сейчас. Едва я закрыл глаза, и память отчетливо все воскресила.

Это случилось ранней весной. Ночью слегка подморозило. Наутро луга и ельник окутал густой туман. Мы с жеребятами завтракали травой в нижней части нашего луга. Издалека вдруг донесся собачий лай.

– Это гончие! Гончие! – громко заржал старший жеребенок. – Бежим скорее, посмотрим!

Мы кинулись со всех ног к живой изгороди. За ней до самого горизонта тянулось широкое поле.

Моя мама и еще одна старая верховая лошадь хозяина тоже подошли к живой изгороди. Все вместе мы стали смотреть на поле. Собачий лай становился все громче, но мама и старая верховая лошадь почему-то не удивлялись.

– Это охота, – объяснила мне мама. – Сейчас собаки взяли след зайца. Если он побежит в нашу сторону, ты скоро сам все увидишь.

Не успела она это сказать, как на поле вылетела свора собак. Шум поднялся ужасный. Звуки, которые издавали гончие, лаем назвать было трудно. Скорее это напоминало вопли.

Вслед за собаками показались лошади с всадниками на спинах. На некоторых из всадников были зеленые рединготы. Мама мне объяснила, что люди благородного происхождения так всегда одеваются для охоты.

Лошади неслись по полю прекрасным галопом. Старая верховая кобыла хозяина, не отрываясь, глядела на них и завистливо всхрапывала. Мы, жеребята, тоже не могли оторваться от этой скачки. У меня даже ноги зачесались от нетерпения. В мыслях я мчался вместе с прекрасными скакунами по широкому полю. Но всадники, лошади и собаки были уже далеко. Теперь я едва различал их в дальних полях. Там они почему-то остановились.

– Собаки след потеряли. Теперь зайцу, возможно, удастся уйти, – с надеждой проговорила старая верховая лошадь хозяина.

– Какому зайцу? – не понял я.

– Думаешь, я его по имени знаю? – несколько свысока отозвалась старая лошадь. – Наверное, это один из зайцев, которые живут в ельнике. Что за странные существа люди! Им бы только за кем-нибудь гнаться!

Собаки снова истошно залаяли и побежали туда, где под крутым берегом был ручей.

– Смотри! Смотри! – громко зашептала мне на ухо мама. – Сейчас покажется заяц.

Белый заяц и впрямь мчался что было силы по полю. Прежде чем я успел его как следует разглядеть, он скрылся в ельнике. Собаки преследовали его по пятам. Охотники догоняли свору. Вот они поравнялись с ручьем и выслали своих коней на препятствие. Кони легко перелетели на наш берег.

Охота вплотную приблизилась к лугу. Собаки и всадники погнали зайца прямо к живой изгороди. Бедняга попытался пролезть сквозь кусты ежевики. Но они росли слишком часто, и заяц застрял. Тогда он повернул назад, чтобы выбраться на дорогу, но не успел. Гончие с лаем набросились на него. Несчастный крикнул и навсегда затих.

Один из охотников отогнал собак и поднял зайца с земли. Другие охотники внимательно на него смотрели. Вид у них был очень довольный.

Я не мог взять в толк, что тут веселого? Неужели приятно гоняться на лошадях да еще со сворой собак за маленьким зайцем?

Охота меня совсем разочаровала. Я отвернулся и посмотрел на поле. Только теперь я заметил, что, оказывается, не все благополучно преодолели ручей. Два прекрасных коня были ранены. Один пытался выбраться из ручья, другой корчился и стонал на траве. Один из неудачливых всадников поднялся на ноги. Другой неподвижно лежал на земле чуть поодаль от стонущего коня.

– Этот человек сломал себе шею, – горестно покачала головой моя мама.

– И поделом! – крикнул большой жеребенок.

– Все не так просто, мои дорогие, – возразила мама. – Я уже старая лошадь и многое видела в жизни. Но я, наверное, никогда не пойму, что люди находят хорошего в этом занятии? Во время охоты они часто калечатся сами. У них погибают прекрасные лошади. Даже если этого не случается, они безжалостно вытаптывают посевы на полях. И все только ради того, чтобы догнать зайца или лисицу. Мне это тоже не нравится. Но я не решилась бы осуждать. Мы с вами ведь все-таки не люди, а лошади. Быть может, мы просто чего-то не понимаем.

Мы с жеребятами слушали маму и смотрели на поле. Остыв от погони, охотники заметили, наконец, что случилось. Наш хозяин первым поспешил на помощь. Молодой охотник по-прежнему лежал на земле и не двигался. Хозяин попытался приподнять его. Голова и руки охотника безвольно болтались из стороны в сторону.

– Жизнь из него ушла, – грустно заметила мама. Охотники тоже встревожились. Стало вдруг очень тихо. Даже собаки умолкли. Молодого охотника перенесли в дом хозяина. Позже я выяснил, что этого бедного юношу звали Джордж Гордон. Он был единственным сыном местного сквайра, и родители им очень гордились.

Охотники вскочили опять на коней и поскакали в разные стороны. Один поехал за доктором, двое других – сообщить горестную весть сквайру, третьи – за ветеринаром для раненых лошадей.

Вскоре наш ветеринар мистер Бонд уже склонился над вороным, который лежал на поле. Ощупав коню ногу, мистер Бонд мрачно покачал головой.

– Нога сломана. Несите ружье, – велел он. Один из слуг побежал в дом хозяина и вернулся с ружьем. Грянул выстрел. Вороной вскрикнул и замер навеки.

– Этот конь был породистым, смелым и добрым. Его звали Роб Рой, – всхлипнула мама.

Она больше никогда в жизни не ходила на ту часть луга, где разыгралась трагедия.

Несколько дней спустя мы услышали скорбный звук церковного колокола. Потом на дороге показалась повозка, обитая черной материей. В нее были запряжены черные лошади. За ней ехали другие повозки – тоже черного цвета. Мама мне объяснила, что это хоронят бедного Джорджа Гордона. Через некоторое время колокол смолк, и люди в повозках вернулись обратно. Только молодой Гордон остался на сельском кладбище– Больше ему уже никогда не пойти на охоту. Роб Роя тоже, наверное, похоронили. Только не знаю где. Вот что может произойти всего из-за одного зайца!

Глава III
ОБЪЕЗЖЕННЫЙ КОНЬ

Я рос и хорошел на глазах. Белый чулок на передней ноге и белая звезда во лбу красиво оттеняли мою черную шерсть, которая стала теперь шелковистой и мягкой. Все окружающие восхищались моей красотой. Многие из хозяйских друзей мечтали меня купить, но хозяин пока о продаже не думал.

– Не люблю, когда детей или жеребят слишком рано заставляют работать, – повторял он.

Когда мне исполнилось наконец четыре года, на луг вместе с хозяином пожаловал мистер Гордон. Это тот самый сквайр, у которого погиб на охоте сын. Мистер Гордон долго смотрел на меня, проверил мне зубы, ощупал ноги. Потом хозяин меня попросил побегать. Я двинулся шагом, перешел на рысь, потом на галоп.

– Когда его объездят как следует, должен получиться неплохой конь, – многозначительно поглядел на хозяина мистер Гордон.

Хозяин ему в ответ объяснил, что будет объезжать меня сам.

– Не хочу, чтобы такого замечательного коня кто-нибудь напугал на самых первых порах, – произнес серьезно хозяин.

Он не стал откладывать свое решение и на следующее же утро начал меня объезжать. Так кончилось мое детство. С того самого утра я считаю себя на службе.

Должен заметить, что стать хорошо объезженным не такое легкое дело, каким оно представляется многим людям. Во-первых, совсем не просто после вольного и счастливого детства приучиться ходить под седлом и в уздечке, носить на спине любого, кто захочет на тебе ехать, и не выказывать ровно никакой раздражительности. Но и это еще не все. После седла тебя учат ходить в упряжке. Поначалу это подлинное мучение. Сзади вас катится повозка или легкая бричка. Куда ни повернешь, она вас преследует, потому что ее к вам накрепко прицепили. Подобные вещи раздражают на первых порах даже самых выдержанных и спокойных из нас. Но шарахаться вам на службе никто не позволит. Беседовать с лошадьми за работой тоже нельзя. Брыкаться или кого-нибудь укусить – тем более. В часы службы ты должен забыть о своих желаниях и подчиниться воле хозяина. Даже если страшно проголодался – изволь потерпеть. Ни в коем случае нельзя во время работы ржать. Такое может сойти с рук разве что обыкновенным ломовым лошадям. У тех же, которые благородных кровей, такое поведение считается признаком невоспитанности. А самое неприятное, что, когда тебя во что-нибудь запрягут, нельзя ни лечь, ни попрыгать, ни порезвиться. Лишь вернувшись с работы, ты можешь на какое-то время забыть о службе и предаться всем этим простым, но таким милым радостям. Думаю, теперь всем понятно, что быть хорошо объезженной лошадью и верно служить хозяину не так-то легко.

К тому времени как хозяин решил меня объезжать, я уже был немного приучен к уздечке. Правда, раньше ее на меня надевали без трензеля и без повода. Хозяин, видимо, чувствовал, что я должен испытывать, когда окажусь в полной сбруе. Поэтому он сперва мне задал овса. Пока я ел, хозяин гладил меня и говорил очень ласковые слова. Только когда я совсем успокоился, он ловким движением засунул трензель мне в рот и быстро натянул на голову уздечку.

Чувства, которые меня охватили, удовольствием назвать никак не могу. Трензель – это не что иное, как холодная металлическая штуковина толщиной в человеческий палец. Лошадям трензель закладывают в промежуток между зубами. Когда трензель у тебя во рту, края его выступают по обе стороны рта. К ним прикрепляются ремешки, которые охватывают всю твою голову, подбородок и нос. Очень неприятное ощущение. Во всяком случае, когда испытываешь его первый раз. . Хорошо еще, я совсем не боялся. С самого юного возраста я узнал, что сбруя не опасна для здоровья и жизни. Ведь ее надевали на матушку. К тому же хозяин в тот день был со мной особенно добр, и я без единого возражения позволил ему как следует закрепить на мне трензель со всеми противными ремешками.

Затем я первый раз в жизни познал седло. Это оказалось не столь уж противно моему естеству. Надевал мне хозяин седло с большими предосторожностями. Он, не переставая, со мной разговаривал, а старый Дениэл держал меня под уздцы. Хозяин тщательно затянул подпругу и дал мне еще немного овса. Я подкрепился, потом вместе с Дениэлом и хозяином несколько раз обогнул луг. Так повторялось несколько дней подряд. Каждый раз перед тем как проделать что-нибудь для меня неприятное, хозяин давал мне вкусный овес. В результате я просто привык к седлу и сам просил, чтобы его надели. Ведь я знал, что за этим последует угощение.

Спустя еще несколько дней хозяин залез мне на спину, и мы поездили с ним по лугу. Я его вез и чувствовал что-то совершенно новое. Ныне я стал личностью зрелой и с высоты богатого опыта могу объяснить свои тогдашние ощущения. Мне было не то чтобы тяжело, но не очень удобно. И все-таки я гордился, что везу самого хозяина.

Вскоре я и с этим совершенно свыкся. Тогда хозяин повел меня к кузнецу.

– Возможно, тебе не очень понравится в кузнице, – говорил он мне по дороге. – Но ничего страшного нас с тобой там не ждет. Потерпи немного и у тебя на копытах появятся замечательные подковы.

Я всецело доверился воле хозяина. Как он велел мне, так я и сделал. Даже сейчас, спустя годы, могу сказать с гордостью: мой первый визит к кузнецу прошел безупречно. Впрочем, и больно мне не было. Сперва кузнец подровнял мне ножом копыта. Потом принес железные загогулины в форме копыт, которые люди между собой называют подковами. Убедившись, что они по размеру подходят мне, кузнец прибил к каждой моей ноге по одной такой штуке.

Когда мы с хозяином возвращались домой, идти мне было совсем неудобно. От подков ноги сильно отяжелели. Их словно тянуло вниз, и каждый шаг давался с усилием. Но со временем я привык и к этому. Привыкнуть вообще ко многому можно. Особенно если с тобой по-доброму обращаются.

Я надеялся, что на подковах мои мучения кончатся, но не тут-то было. Не успел я привыкнуть к железной обуви, как хозяин стал приучать меня к упряжи. Всякие там трензеля ничего не значили по сравнению с множеством неприятных вещей, которые на меня надевали, прежде чем запрячь в экипаж.

В первую очередь упомяну среди них жесткий тяжелый хомут. Надевают его на шею. Уздечка для упряжи тоже нужна, и она куда неприятнее той, которую я ношу, когда на мне ездят верхом. Эта уздечка для экипажей снабжена большими кожаными наглазниками. Называются они шорами и специально созданы, чтобы лошади не смотрели по сторонам. Из-за них я в упряжи могу глядеть только вперед. Седло для упряжи тоже другое. Оно совсем маленькое, и на нем никто не ездит. Зато к нему прикреплен ремешок, который зачем-то надо пропускать у меня под хвостом. Потому, наверное, люди и называют подобные ремешки подхвостниками. Не понимаю, кому из них пришло в голову изобрести столь безобразную вещь? Конечно, я в результате привык и к ней. Уже много лет подхвостник мне не мешает возить экипаж изящно и с блеском. Но как же никто из людей не догадывался, что подхвостник лишает лошадь ее основной красоты – хвоста? Прекрасный мой хвост, которым я так горжусь, из-за этого подхвостника приходится складывать вдвое. Очень унизительная процедура.

На первых порах меня из-за этого подхвостника подмывало брыкаться. Если бы со мной был один только старый Дениэл, я, наверное, не отказал бы себе в удовольствии. Но рядом находился хозяин. Мог ли я брыкать такого прекрасного человека! Так что мне снова пришлось смириться. Мало-помалу пламя протеста угасло во мне, и я стал служить в упряжи столь же спокойно, как и верхом. Мама мной очень гордилась.

– Теперь мы, мой милый, оба преданно служим хозяину, – сказала мне как-то она. – Тебе выпала счастливая доля. Многие лошади мечтали бы оказаться на твоем месте.

Одолев тяготы ученичества, я и сам понял, насколько мне повезло. Мой хозяин принадлежал к натурам незаурядным. Я благодарен судьбе, что она свела меня с ним. Ведь я уже в первые годы своей сознательной жизни избавился от множества предрассудков и страхов, которые мешают жить счастливо большинству лошадей.

Я был уже совершенно готов выйти на службу, но хозяин не спешил загружать меня работой. Вместо этого я отправился на две недели в гости к соседнему фермеру. Там был большой луг, на котором пасли лошадей. Луг упирался в изгородь, а прямо за ней шли рельсы железной дороги. Первый же поезд поверг меня в ужас. Он грохотал, с шумом выплевывал дым и огонь и чуть не оглушил меня своим ревом. Это было так страшно, что я кинулся галопом в самую дальнюю часть луга. Там я почувствовал себя в безопасности, но еще долго дрожал и фыркал. Это было глубокое потрясение. Пока я пасся, мимо изгороди пронеслось еще несколько поездов. Я старался держаться подальше, но поезда все равно пугали меня. От одного их вида пропадал аппетит. Тем более удивительным казалось мне поведение других лошадей на лугу. При виде поезда эти местные лошади даже не поднимали голов. Они по-прежнему спокойно себе паслись, будто вокруг просто ничего не происходило. Это дало мне повод для размышлений. Немного привыкнув к шуму и грохоту, я стал наблюдать. Уже к концу первого дня я понял, что поезда не покушаются на жизнь лошадей. Кроме того, они могли ехать только по рельсам к ближайшей станции и нашему лугу не угрожали.

Как только я во всем разобрался, поезда просто перестали меня волновать. Теперь я мог пастись на лугу фермера так же спокойно, как остальные. Позже мне встречалось множество лошадей, которые при виде поезда впадали в дикую панику. Я же с тех пор паровозов никогда не боялся. Возле вокзалов и железных дорог я чувствую себя столь же спокойно, как в родном деннике. Конечно, моей заслуги тут нет никакой. Это все мой хозяин. Не будь он у нас таким умным, вероятно, я пугался бы поездов до конца дней своих. А ведь пугливая лошадь может наделать множество бед и себе и своим пассажирам. Так что если кто-нибудь из вас хочет, чтобы лошадь его не пугалась железных дорог, пусть выпустит ее на какой-нибудь луг возле станции. Лучшего способа, по-моему, нет.

Когда я вернулся от фермера, началась настоящая служба. Хозяин часто запрягал меня в экипаж вместе с матушкой. В этом тоже проявилась большая мудрость. Хозяину было ясно, что никто так, как матушка, не обучит меня всем тонкостям службы. Поддержка ее и советы часто выручали меня на первых порах. А главное, я узнал из ее рассказов очень много о людях. Оказалось, совсем не все они столь справедливы и добры к своим лошадям, как наш дорогой хозяин. «Бывают, – говорила мне мама, – люди попросту злобные. Я бы таким вообще никогда не доверила лошадей и собак. Попадаются и такие, что вроде бы злобы особенной не проявляют, а просто по глупости губят замечательных лошадей. Поэтому, дорогой мой сын, желаю тебе не только отдавать себя без остатка службе, но и оказаться в хороших руках. От этого во многом зависит твоя дальнейшая участь».

Мудрая добрая матушка! Как правильно ты мне все объяснила. Если бы мы еще сами могли выбирать хозяев. Но о таком положении дел лошадям пока остается только мечтать.