Текст книги "Берег Живых. Наследники Императора"

Автор книги: Анна Сешт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3

Безвременье

Тени плясали вокруг, глубокие, как небо в безлунную ночь. Тени обнимали сознание, помутив разум и застилая внутренний взор. Тени шептали и звали, тянулись к нему и манили. У него почти не осталось сил сопротивляться. Да и был ли в том смысл? Он заблудился среди теней, понемногу теряя то немногое, что ещё оставалось от него самого.

И всё же что-то удерживало его. Тихая, почти неуловимая песня… Словно тёплый огонёк светильника в непроглядной мгле, нежные звуки то вспыхивали в его сознании, то вдруг меркли. Он забыл всё, что имело значение – даже собственное имя. Он не ощущал ветра Западного Берега, не ведал направления, и потому мог идти лишь за окружавшими его безликими тенями. Только эта песня то и дело мягко напоминала ему о себе и о нём самом. Он возвращался к ней, сам не зная зачем. Нежная, и вместе с тем такая настойчивая, она тянулась к нему тонкой нитью чистейшего серебра, связующей его с отголосками памяти. Он мог бы освободиться, ведь музыка не была цепью, но почему-то не находил в себе желания рвать эту нить. Ему было приятно слышать песню, пусть и издалека. Хрустальные переливы звучали сквозь шёпот и зов теней, без слов говорили с самым его сердцем, став единственным ориентиром в темноте.

Время потеряло смысл, и потому он не мог знать, в какой миг вдруг снова почувствовал страшную боль. Это произошло одновременно с тем, как песня зазвучала для него отчётливее, чем голоса теней.

Боль означала жизнь.

Вот тогда он вспомнил…

3-й месяц Сезона Половодья

– Доброго вечера, доблестный воитель.

– Госпожа…

Воин сделал попытку резко встать, но она не увенчалась успехом. Он неловко сел на ложе. Блистательная Богиня в серебристо-серых одеждах заслуживала большего почтения, чем неуклюжий поклон сидя.

– Не тревожь себя понапрасну – тебе нужен отдых. Твоё выздоровление и без того затягивается.

Царица Амахисат говорила мягко и даже позволила себе улыбнуться с участием. Улыбка не тронула только её серо-стальных глаз, не знавших милосердия подчас даже к союзникам. Павах невольно посмотрел на свой изувеченный хвост. Позорная рана!.. Хорошо хоть рога большей частью остались на месте.

Он получил щедрую награду и по приказу самого Владыки был определён во дворец. Ему даже были отведены отдельные покои. Влияние его семьи, и без того немалое, возросло, а его самого называли героем… как и Метджена, которого ожидало погребение со всеми почестями. Но царица недаром упомянула о его затянувшемся выздоровлении. Такое сильное прежде, теперь тело подводило Паваха, как будто сами Боги отвернулись от него. Сила словно утекала из его плоти. Но окружающие восхищались им и сочувствовали единственному, кто чудом выжил после страшных пыток и сумел сообщить семье Владык о вероломстве эльфов и их союзников. Вот только ему самому от того не было легче.

Голос царицы, звучавший почти доброжелательно, вывел его из мрачных размышлений:

– Владыка ждёт тебя завтра, Павах, и я тоже буду с ним. Ты должен взвешивать каждое своё слово. Владыка, воплощающий в себе Силу Божественного Ваэссира, умеет прозревать сквозь покровы лжи.

Паваху стало не по себе. Предстоящая аудиенция пугала его. Конечно, в полубреду он уже рассказал о нападении и описал место. Но шутка ли: предстать перед самим Императором и, глядя ему в глаза, изложить подробности гибели его любимого сына и наследника!

– Я знаю, что Владыка намерен поручить тебе, – добавила Амахисат с прохладной улыбкой. – Поэтому и пришла сегодня навестить тебя. Кто-то мог видеть то, что произошло там.

– Насколько мне известно, свидетелей того, что случилось, кроме пустынных ша да мертвецов Западного Берега, не было, – мрачно ответил воин.

– Что насчёт заброшенного храма?

– Храм стоит в трёх-четырёх часах пешего пути, госпожа. И вряд ли мы найдём там кого-то страшнее, чем пара жрецов-бальзамировщиков, настолько старых, что забыли уже, где в теле находится мозг, а где – кишечник.

– Не стоит недооценивать искусство бальзамировщиков. Они умеют прозревать тайны плоти… но к счастью, не тайны разума. Я хочу, чтобы ты навестил жрецов, когда поведёшь туда отряд. Того же от тебя потребует Владыка. Но я первой хочу узнать, что они могут скрывать.

Задерживаться с ответом было нельзя. В стальных глазах Амахисат проскользнула тень нетерпения, грозившая перерасти в смертоносную бурю.

– Я узнаю всё, что смогу, госпожа, – Павах склонил голову, чувствуя, как в нём всколыхнулся липкий пережитый недавно страх от пребывания в плену. – Я отправлюсь в путь, когда Владыке будет угодно. Правда, как от воина от меня сейчас немного толку…

– Тебя защитят, не беспокойся. В отряде Владыки состоят искусные воины. Им просто нужен проводник, а ты хорошо знаешь те места – ведь ты часто сопровождал царевича на охоту.

Телохранитель сглотнул. Обрубленный хвост нервно дёрнулся – непроизвольное движение отдалось вспышкой боли вверх по позвоночнику.

– А если мы ничего не найдём, сиятельная госпожа?

– Это очень опечалит Владыку, но я постараюсь развеять его мрачные думы и направить его гнев на защиту Таур-Дуат. Лебайя и эльфы не могут остаться безнаказанными.

Павах позволил себе поднять глаза и посмотреть на царицу. Он прекрасно сознавал своё положение, и страх возрастал всё больше. Он боялся вкушать свою пищу, боялся отходить ко сну, боялся оставаться в одиночестве, тем более сейчас, когда силы ещё не вернулись к нему, и он не мог дать достойный бой. Да и могло ли спасти его воинское искусство, не спасшее даже Хэфера?

– Отдыхай, верный страж. Нам потребуются все твои силы. А после… – царица жестом велела ему приблизиться.

Павах неловко поднялся с ложа и, хромая, подошёл к ней.

– Проверь для меня то Богами забытое святилище, – тихо проговорила царица. – Мало ли, какие тени там обретаются?

– Как я уже говорил, святилище это находится довольно далеко от… места событий. И тем, кто там остался, вряд ли есть дело до чего-то, кроме мертвецов, – сбивчиво ответил воин.

– Тем лучше, – доброжелательно ответила царица и заглянула ему в глаза. – А коли ты хочешь подвергнуть сомнениям необходимость моей просьбы, так будь смелее и выскажи достойные доводы, сто́ящие нашего общего времени.

Павах опустил взгляд и тихо ответил:

– Я исполню твою волю с радостью, сиятельная госпожа.

– Я не сомневалась в этом, – усмехнулась царица и положила ему на плечо лёгкую ладонь, благоухавшую драгоценными ароматическими маслами.

За такое прикосновение многие с радостью пожертвовали бы жизнью, но воина сковало напряжение.

– Подними взгляд, ты ведь сын знатного рода, – мягко велела Амахисат.

Павах подчинился и посмотрел в её удивительные глаза, холодные, как сталь меча, глубокие, как Великая Река. Он боялся её и восхищался ею одновременно. Эта женщина была воплощением божественности. Ближе, чем она, к Силам, направлявшим течение жизней в Таур-Дуат, стоял разве что сам Владыка. Она выбрала его, и он верил в их общее дело, так почему же сомневался сейчас?..

– Ты нужен мне, мой верный воин. Знаю, я требовала от тебя того, что казалось немыслимым, и ещё потребую впредь. Но вместе мы послужим процветанию нашей возлюбленной земли – хотя бы в этом не сомневайся! – Её улыбка была почти ободряющей. – Вернись из пустыни. Не смей пропасть там. Я буду ждать тебя.

Он не нашёл, что ответить, – только кивнул, не отводя взгляда. Амахисат осенила его благословляющим жестом и позволила поцеловать её руку в знак величайшей милости, а потом удалилась.

Некоторое время Павах сидел, собираясь с мыслями и с силами. Одиночество давило на него. Не в силах оставаться наедине с собой, воин, прихрамывая, вышел в сад. Двигаться было тяжело, но это не имело значения. Он задыхался, хотя свежего воздуха было в избытке, а сейчас, в вечернюю пору, на город нисходила благодатная прохлада. Павах думал о царевиче. Если его тело осквернено, наследнику будет сложнее найти дорогу к Водам Перерождения… или не найти вовсе. Вот на что обрекло его это нападение. И сейчас воин всем сердцем надеялся узнать, что стало с телом – не только потому, что в противном случае гнев Владыки Секенэфа будет сокрушающим, но и потому, что действительно не желал Хэферу такой ужасной судьбы.

– Какая удача встретить тебя, – раздался в тишине сада негромкий женский голос.

Инстинкт прирождённого воина подвёл его – он не почувствовал ничьего приближения. Или сама ночь сохранила приход гостьи в тайне? От звука этого голоса на душе отчего-то стало легче, а боль из угнетающей обратилась в сладкую и томительную.

Они дружили с детства… но он так и не смог перестать мечтать о большем.

– Анирет, – воин улыбнулся. – Чем я могу быть полезен тебе?

Анирет в полной мере унаследовала красоту своей матери, вплетавшуюся в фамильные черты династии Эмхет. Но если Амахисат была сталью, то Анирет – ласковым солнечным золотом. Паваху всегда казалось, что это золото проливалось из её глаз, теплом подсвечивало весь её облик изнутри.

Конечно, сейчас царевна не сияла, преисполненная печали. И всё же видеть её Паваху было отрадно – сегодня и каждый раз, когда она навещала его в эти долгие дни выздоровления. Гибель Хэфера она переживала очень тяжело – они с братом были так близки. Павах не хотел думать о том, как больно ей было сейчас.

– Я как раз шла проведать тебя.

– Мне уже намного лучше, Анирет, – мягко заверил девушку Павах, когда они по-дружески обнялись.

– Рада слышать. Хотя бы ты остался жив, мой друг… последний свидетель страшного дня… Не думай, я не требую от тебя доклада, просто… – она с болью посмотрела на воина. – Просто мне очень тяжело без него, и я до сих пор не верю, что он больше никогда не вернётся. Каждый раз мне кажется, будто я что-то упускаю в твоих словах. Что-то, что могло бы помочь ему.

Павах прижал девушку к себе чуть крепче, успокаивая. Она не плакала, только тихо вздыхала, доверчиво уткнувшись ему в плечо, хрупкая и одинокая. Он не смел рассказать ей всего, не смел возвращаться в тот день даже в мыслях. Но он попробовал найти нужные ей слова.

– Злые языки говорили, будто Хэфер слишком мягок и проявляет гораздо больше внимания к подданным, чем от него требует долг. Будто ему не хватает необходимой для правителя жестокости. Но мы оба знаем, что в нём горел неукротимый огонь Эмхет, способный опалить врагов. Он сражался с такой силой и яростью, что мог бы выйти победителем… если б только нападение не было предательским. У тех, кто нападал, не было цели взять его в плен. Они желали ему смерти, хотели, чтобы этот удар попал в самое сердце Владыки.

– Ты видел, как… он умирал?

– Я… видел, да… Никто, даже наследник божественного Ваэссира, не мог бы пережить таких увечий.

Воин не стал говорить царевне, что даже если Хэфер и остался жив после боя, на последнем издыхании он едва ли пережил встречу с ша. С песчаными чудовищами даже жрецы не умели договориться. Что стало с небольшим отрядом наёмников из Лебайи – теми из них, кто не пал под могучими ударами булавы Сенахта и под меткими стрелами Хэфера – Павах предпочёл и вовсе не задумываться. Сатех, Отец Войны и Первородного Пламени, не был милосердным Богом, и вестники Его воли славились непредсказуемостью и кровожадностью.

Но не об этом воин говорил с царевной. Он рассказывал о боевой доблести Хэфера, чтобы Анирет запомнила брата таким, каким желала помнить. Каким он сам желал помнить своего бывшего друга и господина.

Когда Павах наконец закончил рассказ, царевна внимательно посмотрела ему в глаза и проговорила:

– Прошу тебя, мой друг, узнай, что произошло с ним. Найди хоть что-нибудь, что осталось от него… Мы с отцом так боимся, что его душа заблудилась и больше не вернётся в род. Обещай мне.

Воин посмотрел в её прекрасные золотые глаза и внутренне поклялся себе, что приложит к этому все свои силы. Он и сам не хотел для Хэфера забвения.

– Обещаю, госпожа моя Анирет, я сделаю всё, что могу, – искренне ответил он.

Девушка с благодарностью кивнула. Больше в этот вечер она не спрашивала его ни о чём.

⁂

– Он возвращается… Он нашёл дорогу назад.

– Да, но… Позволь, я побуду с ним ещё хоть немного.

– Беспокоишься? Посмотри, это ведь настоящее чудо. Твоими руками Страж Порога, восседающий на троне у Вод Перерождения, явил Свою волю. Я больше не слышу шелеста лёгких крыльев смерти.

Тэра кивнула. Она тоже не слышала смерти и не видела безликих теней, хотя до выздоровления её подопечного было ещё очень далеко. Отточенными движениями девушка коснулась льняных повязок, убеждаясь, что они наложены как следует. В последний раз её ладонь скользнула по плечу воина и спустилась по его руке, плотно завёрнутой в ткань, точно у мумии. Страшно было даже прикасаться к нему, настолько хрупкой казалась его восстановленная бальзамировщиками форма. Тэра скорее чувствовала, чем слышала сбивчивое дыхание, едва начавшее выравниваться. Она видела жизнь, теплившуюся в теле… Словно прекрасная музыка звучала в этом облике, который она знала уже до мельчайшей чёрточки. К его коже, ставшей алебастрово бледной от поцелуев смерти, начал возвращаться её изначальный оттенок светлой бронзы. Черты лица, по странному стечению обстоятельств не тронутому ни оружием, ни клыками чудовищ, заострились, скулы казались ещё выше, орлиный нос – ещё более хищным. Бескровные губы высохли и потрескались, но их рисунок был красив и чёток, точно нанесённый кистью искусного художника. Нет, не кистью… скорее, резцом скульптора. Чёрные, как диорит храмовых статуй, волосы потускнели, но на ощупь по-прежнему напоминали плотный шёлк. Тэра знала это, потому что не раз пропускала их сквозь пальцы. Она изучила рисунок его старых шрамов и многочисленных аккуратно наложенных бальзамировщиками швов. Ей была знакома каждая мелкая трещинка на его рогах. Она видела его тело изнутри, искалеченное и переломанное – с такими ранами в нём уже не должно было сохраниться ни капли жизни. И только взгляда его она ни разу не встречала… и не должна была встретить.

Сердце Тэры было преисполнено благодарности Стражу Порога за то, что Он позволил ей удержать воина на границе жизни и смерти, а жрецам – завершить восстановление. Учитель был прав: настоящее чудо. Неважно, скольких сил ей это стоило.

Тихий голос жреца прервал её мысли.

– Тебе пора уходить. Он не должен увидеть, ты же знаешь.

– Знаю… – шепнула Тэра. – Скажи, а их глаза действительно похожи на золотой свет Ладьи Амна?

– Это очень поэтичное сравнение, – усмехнулся учитель. – Оттенок золотистый, да.

– Но когда ты увидишь – расскажешь? Обещай!

– Обещаю.

Тэра в последний раз посмотрела на воина, вздохнула и нехотя отняла ладонь… точнее, попыталась.

Холодные пальцы с небольшими когтями сомкнулись на её запястье, совсем слабо, но с таким отчаянием, что внутри неё что-то сжалось. Не приходя до конца в сознание, воин как будто боялся отпустить девушку от себя. Тэра нежно пожала его руку в ответ, обозначая, что она по-прежнему рядом, и тихо напела слова, обращённые к его душе. От жреца не укрылся этот жест, но он не останавливал девушку, только затаил дыхание в ожидании. Свободной рукой Тэра погладила воина по волосам. Его лицо чуть расслабилось, и губы дрогнули в подобии улыбки.

– Быстрее, – предупредил учитель.

Тэра резко – слишком резко – выдернула ладонь из руки воина и отпрянула в полумрак комнаты. Как раз вовремя: их гость приглушённо застонал, приходя в себя. Жрец склонился над ним, закрывая собой девушку и давая ей возможность уйти. Тэра поспешно накинула тонкое головное покрывало, пряча лицо в тени складок. Она колебалась, борясь с искушением хотя бы украдкой посмотреть на того, с кем рядом провела столько бессонных ночей.

Рассудок в итоге взял верх. Она выскользнула в коридор, освещённый несколькими светильниками – слишком тусклыми для её глаз – и тихонько притворила за собой дверь. Здесь девушка позволила себе перевести дыхание и посмотрела на запястье. Когда она резко высвобождала руку, когти воина оставили на тонкой коже неглубокие бороздки – теперь одна немного кровоточила. Тэра слизнула кровь, как делала в детстве, когда ранилась. «Единственное, что останется на память», – с грустью подумала она.

Нужно было вернуться к себе в комнату и отдохнуть перед общей молитвой. Весь этот месяц её собственные силы поддерживала радость соприкосновения с Силой Стража Порога и чудесной душой, чья красота так поразила её. Сейчас в сердце девушки поселилась пронзительная печаль, и вместе с печалью пришла опустошающая, всепоглощающая усталость. Тело напоминало ей о цене за нарушение запретов, которые древние наложили не просто так.

Наверное, ей следовало испытывать страх. Многие люди из тех, чья жизнь не была освещена истинным пониманием дарованных им таинств Таур-Дуат, боялись смерти. Но Тэра служила Хранителю Вод Перерождения. Ей ли было страшиться дыхания Ануи?..

⁂

Его лёгкие с трудом вбирали в себя воздух, словно прохудившийся бурдюк – воду. Что-то мешало ему вздохнуть как следует. Повязки? Он хотел сбросить с себя путы, но усилий едва хватило на то, чтобы пошевелить пальцами. Он с трудом чувствовал своё тело, и оно не желало подчиняться.

Музыка покинула его, и не в его силах оказалось удержать её. Он остался один в темноте и ощущал лишь пустоту. Несправедливо. Страшно.

С усилием он открыл глаза, щурясь от слепящего света. Огонь единственного светильника казался нестерпимо ярким после мягкого первозданного мрака. Над ним склонилась чья-то фигура.

– Добро пожаловать на Берег Живых, господин.

Низкий с хрипотцой голос принадлежал мужчине средних лет, одетому в чёрное[15]15
  Традиционный для жрецов цвет чистоты – белый – использовался во время ритуалов и, соответственно, на изображениях, на которых каждая деталь должна была быть символичной. Повседневная одежда могла быть любой.


[Закрыть]. Его рогатая голова была гладко выбрита. Сфокусировав взгляд, воин сумел разглядеть знак на его груди – священный шакал, возлежавший на ларце Таинств Жизни и Смерти.

– Какая ирония… – хрипло прошептал он, попытавшись пошутить, но зашёлся в приступе кашля.

Все его мышцы и кости, казавшиеся чужими, отозвались нестерпимой болью. Да, определённо, он был жив.

«Какая ирония, что в мире живых меня приветствует жрец Стража Порога», – мысленно закончил он, благодарный, что служитель Богов не стал переспрашивать, а просто поднёс ему чашу с прохладной водой и помог сделать несколько глотков.

Как и следовало ожидать, руки жреца были закрыты перчатками из плотного льна.

– Буду с тобой честен, мой господин: не знаю, когда ты сможешь подняться и ходить, – мягко продолжал жрец. – Когда сломаны рёбра, нельзя долго находиться в неподвижности, иначе лёгкие отекают. Но сломаны не только они.

Сломаны?.. Он попытался вспомнить. Удар копья пробил ему бок со спины, и он выронил лук. Нападавших было слишком много. Он не сумел отразить все удары и упал… Нет, его столкнули. А потом была колесница… Его кости должны были рассыпаться в крошку, если он хоть что-то понимал, а что стало с внутренностями, и думать не хотелось.

– Часть костей нам пришлось заменить, ибо вернуть им целостность не сумел бы даже Великий Зодчий, – закончил служитель Ануи.

– Почему же я жив?

Его голос, тихий, как у тени, казался чужим и звучал как будто со стороны. Жрец вздохнул и ответил:

– Мы нашли твоё тело в песках и собирались предать достойному погребению. Пустынные ша медлили приступать к – прости меня за эти слова! – своему пиршеству. Они отступили и позволили нам забрать тебя. Стражу Порога было угодно, чтобы ты остался на Восточном Берегу. Мы восстановили сосуд твоей души так, как сумели.

Эти слова могли означать очень и очень многое – даже то, о чём и задуматься было боязно. Жрецы Ануи обладали глубоким Знанием о мироздании, но не были целителями в привычном понимании. При этом, пожалуй, никто не знал законов плоти так хорошо, как мастера-бальзамировщики. В народе говорили, что они умели возвращать мёртвых к жизни. Да и многое ещё говорили…

Воин задержал взгляд на лице жреца – простом, незапоминающемся. Увидишь такого в толпе – даже взгляд лишний раз не остановится. Служители Ануи могли быть незаметными, как сама Смерть, когда хотели. Равно как и наоборот: если желали, они могли оставить в памяти неизгладимый след, как клинок наносит глубокую рану, разрубая плоть до кости.

– Моё тело мертво? – спросил воин, пытаясь унять ужас от этой мысли. – Ты удержал в нём мой дух своим Знанием?

Жрец тихо рассмеялся и покачал головой.

– Мы боремся с осквернителями – теми, кто тревожит покой мёртвых и искажает законы Смерти. Искусство поднятия мёртвых тел знакомо нам, да, но с иной стороны. Ты жив, мой господин, хотя жизнь твоя едва теплится в своём сосуде. Но теперь ты должен помочь нам разжечь огонь своего тела, если хочешь остаться на Берегу Живых.

Воин закрыл глаза, благодарный за то, что всё было именно так. Жизнь по-прежнему принадлежала ему самому, а не была одолжена у Хранителя Вод Перерождения. И даже если у него был долг перед Ануи, этот долг ему по силам было отдать через служителей Судии.

Его тело было расколото и собрано по кускам, как хрупкий сосуд. Он даже не мог определить, что оставалось в нём в целости. Мертвенная слабость сковывала плоть, будто пытаясь похоронить внутри дух. Но воин знал, что ему достанет воли, чтобы подняться… и вернуться за теми, кто предал его в охотничьих угодьях Сатеха.

Новая мысль обожгла его, и воин распахнул глаза.

– Меня защищали. Другой. Что с ним?

– О ком ты говоришь, господин?

– Мой страж… Единственный настоящий… Вы нашли его?..

Жрец помедлил с ответом, но в итоге честно объяснил:

– Ша не тронули тебя одного. Там было ещё несколько мёртвых людей и один погибший рэмеи.

– Один… – с досадой выдохнул воин и подумал: «Значит, те двое успели уйти…»

– Людей похоронили в песках, – продолжал служитель Ануи, – а останки рэмеи мы доставили в храм и сохранили то, что смогли. Ты, господин, был нашей первоочередной задачей. Имя того воина нам неизвестно.

– Сенахт, – имя отдавало горечью потери. – Верный… Нанесите это слово… рядом с его именем. Пусть он найдёт… путь к чертогам Стража Порога… с моим благословением.

– Будет исполнено.

– Если у него не осталось лица… сделайте маску. Я расскажу, каким был… его облик. Память о нём… должна сохраниться.

Жрец поклонился, соглашаясь.

Этот короткий разговор отнял почти все силы, но воин должен был узнать ещё кое-что.

– Открой мне имя своё и тех, кто нашёл меня, – тихо попросил он. – Когда придёт время… я отблагодарю вас как подобает.

– Зови меня Перкау, господин. Я имею честь быть Верховным Жрецом этого храма.

Воин инстинктивно попытался сжать руку в кулак, вспоминая, как силился удержать рядом музыку. Размеренно, насколько позволяло его затруднённое дыхание, он произнёс:

– Но ты не был… той музыкой, мудрый Перкау.

– Музыкой? Ах, да… То были молитвы, мой господин. Священные гимны.

– Среди них была песня, обращённая… именно ко мне. Она звучала… для меня одного… всё это время. Я помню… Путеводная звезда… яркая, как Звезда Разлива…

– Ты слышал волю Владыки Ануи. Если смотреть в глаза чуду слишком пристально, то оно может истаять, как рассветная дымка.

Стиснув зубы, гость старался опереться о ложе. Но легче было удержать одной рукой боевую колесницу, чем пытаться сейчас приподняться или хоть немного пошевелиться. В глазах потемнело, и боль, едва не лишив сознания, заставила его приглушённо застонать.

– Не надо тебе пока двигаться, господин, – мягко проговорил жрец, бережно удерживая его за плечи. – Скоро, но не сейчас. Каждое усилие должно быть взвешенным, иначе ты снова впадёшь в забытьё, близкое к смерти, и рискуешь больше не найти дорогу на Берег Живых.

Воин вынужден был смотреть на служителя Стража Порога снизу вверх, и это разгневало его. Он вложил в свой взгляд и голос достаточно силы, чтобы указать бальзамировщику, с кем тот говорил.

– Я, Хэфер Эмхет, желаю знать, кто спас меня.

– Боги спасли тебя, царевич, руками тех, кто пропускает сквозь себя Их волю. С некоторыми из нас Они говорят особенно ясно. Прошу, не гневайся на меня. Твоя благодарность может обернуться бедой для нас в нашем скромном храме.

Не гневаться царевич не мог. Но эта вспышка стоила ему всех едва вернувшихся сил, и сознание снова начало ускользать от него.

– Пусть музыка звучит ещё… – выдохнул Хэфер, закрывая глаза. – Она нужна мне, чтобы… разжечь огонь жизни ярче.

– Возможно, она будет прокрадываться в твои сны, господин. А пока побереги силы. Мы не настолько искусны в целительстве, как говорят, – только лишь в том, чтобы суметь уговорить Смерть отступить.