Текст книги "Ходячие. Второй шаг"

Автор книги: Анна Зимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Евгений Дороган первым бросился на помощь. Он оторвал руки пилота от Роминого лица и повалил Якушева на пол. Рома, сидя на противнике верхом, все бил его головой об пол, пока они не услышали тошнотворный хруст, и Якушев, наконец, не обмяк.

– Вот видишь, Рома, – сказал Горецкий, – я не сошел с ума.

Взвизгнула одна из девушек. Евгений Дороган решил было, что ее потрясло убийство Якушева, но она показывала на окно. К аэропорту приближалась странная процессия – человек десять, сбившихся в кучу, как стадо. Их заметно покачивало, но даже с такого расстояния было ясно – они не пьяны. Тут что-то другое. То же, что произошло с теми, кого они только что убили.

Варя Косых

Слезы постепенно иссякли, стало полегче. Пузан с носом-крючком – невоспитанный, противный, самодовольный тип. Теперь, когда он ушел, ей, разумеется, пришли в голову слова, которыми можно было поставить наглеца на место. Снова хочется курить. Нервы измочалены, руки дрожат. Это безмолвие и безлюдный аэропорт сведут ее с ума. Но при этом Варю не оставляло ощущение, что кто-то все время наблюдает за ней. Пару раз она даже огляделась. Никого.

Вторая сигарета оказалась вкуснее первой. Она смотрела по сторонам, стараясь вместе с дымом впустить в себя мысли о том, что сейчас, сию минуту, все каким-то образом наладится. Вот как все будет. У нее зазвонит телефон, и мама взволнованным голосом скажет, что они с папой ищут ее в аэропорту и не могут найти. Запыхавшиеся родители выбегут ей навстречу, обнимут и скажут: поехали домой. Вместе с ними подоспеют и другие люди, и в аэропорту начнется веселая кутерьма. А то, что здесь никого не было так долго, – так это досадное недоразумение уже, слава богу, улажено. Аэропорт снова заработает в обычном режиме. Диктор по громкой связи объявит, что рейс такой-то вылетает по расписанию, и попросит пройти на регистрацию. Приедут автомобили, привезут оживленных пассажиров. Те поспешат внутрь.

Мертвых, конечно, не воскресить, но их похоронят с почестями. Пройдет время, и она вспомнит об этом с печалью, но уже не с ужасом. Зато будет что рассказать детям. Мечты получились такие яркие, реальные.

Их прервало объявление по громкой связи, но слов было не разобрать. Подхватившись, она затушила сигарету и поспешила ко входу. Наверное, там объясняют, что случилось. Вечно она всюду опаздывает, все пропускает. Варя вспомнила про пузана. Может, следует его окликнуть? Но он уже далеко. Плевать на пузана, хочет – пусть проваливает на своей дорогой машине. Варя уже была у двери.

Маму она не увидела, а почувствовала. Такое бывает. Еще не посмотрев назад, она поняла – на нее смотрит мама. Варя была уверена, что, обернувшись, увидит ее. И увидела. Со стороны парковки к ней шла группа людей, человек десять. Мама – впереди.

– Мама! – крикнула она, и мама пошла к ней, вытянув вперед руки.

Кто-то наверху услышал ее призывы. Варя неслась, вытирая на ходу заплаканные глаза. Все ближе мамина аккуратная, всегда сбрызнутая лаком прическа и блузка в крупный горох. Блузка дорогая, но давно вышла из моды. «Никогда не прощу себе, что сказала маме выбросить ее». С разбегу уткнувшись в родное плечо, она ощутила запах маминых духов, которые тоже когда-то (неужели такое могло быть?) ругала. Нет лучше запаха на свете. Последнее, что сделала Варя в своей жизни, – обняла маму крепко-крепко.

Вика Ковалева

– Посмотри на меня. Ты не виновата!

– Виновата! Я знала, что Варя пошла курить. И никому не сказала. Я просто забыла о ней!

– Мы все голову потеряли. Надо уходить, – Стас пытался оторвать Викины руки от перил балюстрады.

– Она бы меня не бросила! А я просто ушла! Что я скажу Егору? Родителям ее что скажу?

Она, действительно, вспомнила, что подруга ушла на улицу, лишь когда Горецкий приказал им укрыться где-нибудь. Только тогда она бросилась к окну. И увидела картину, которая всю жизнь будет стоять у нее перед глазами.

Сначала ей показалось, что Вари нигде нет, но потом она увидела ее – та возвращалась в аэропорт. Вика уже вздохнула было с облегчением, как вдруг Варя развернулась и побежала в обратную сторону. Но зачем? Вот оно что. Варя увидела людей и направляется к ним. Странные люди. Они бредут, спотыкаясь и вытянув руки вперед, ничего не видя перед собой. С ними что-то неладно. Почему Варя этого не заметила? Подруга летела к ним навстречу яркой птичкой в своем изумрудном платье. Варя бегает на каблуках довольно смешно, как жеребенок, высоко выбрасывая колени.

Она добежала до женщины, идущей впереди, и бросилась ей на грудь. Какое-то время женщина стояла безучастно, опустив руки вдоль туловища, но потом тоже обняла Варю – сначала неуверенно, потом все крепче и крепче. Провела по ее лицу ладонями. И, схватив за волосы, впилась зубами в шею. На платье сразу же брызнула кровь. Подоспели остальные, стали хватать Варю за волосы, за платье, и какое-то время ее не было видно, лишь порой относило ветром в сторону изумрудный лоскут. По асфальту запрыгали крупные синие бусины. «Варя!» – кричала Вика, не понимая, что подруга ее не слышит.

Женщина сдернула с девушки остатки платья. Варя осталась в черном бюстгальтере. Добравшись, наконец, до тела жертвы, они стали рвать его зубами. Кровь из разорванной артерии выплескивалась пульсирующими струйками. Люди обезумели. Ноги нетерпеливо топтали зеленые лохмотья, а пальцы хватали, тянули, пытались разорвать плоть.

Варя уже лежала на земле, а люди неистовствовали. В рану на животе, которую они прогрызли за какие-то секунды, погрузились несколько пар рук, на асфальт вывалился красный ком, добравшись до которого палачи и вовсе помешались. Вырывая его друг у друга, они впивались во внутренности зубами, заталкивали себе в рот целые куски. Потом из Вари был извлечен ком поменьше и что-то похожее на огромную колбасу, за добычу развернулась настоящая схватка. Лишь тогда Вика, наконец, упала в обморок.

Егор Малеев

Когда он обернулся и увидел стоящего за спиной диспетчера, то подумал сначала, что у него галлюцинация. «Вот ты и допрыгался, дружок», – мрачно сказал себе Егор. Владислав Андреевич Маркин вытянул руки, ощерился и пошел на них, покачивая туда-сюда головой на перерезанной шее. Не успел Егор опомниться, как Горецкий выхватил пистолет и выстрелил Маркину в голову. Слава богу, капитан тоже это видел. Это не галлюцинация.

Егор думал, к чертям разлетится половина черепа, забрызгав все кругом кровью и осколками костей, но во лбу диспетчера появилась лишь маленькая круглая дырочка, из которой ничего не вытекло. Маркин упал на спину. Руки какое-то время цеплялись за воздух, наконец и они успокоились. Егор вытер лицо, которое за секунду стало совершенно мокрым:

– Как тихо он подкрался.

– Да ты совсем раскис, – коротко бросил Горецкий, – соберись. В обморок не упади.

Молясь, чтобы не стошнило, Егор побрел за капитаном. Но когда увидел в окно, что осталось от Вари, не выдержал, и его вырвало на пол. Попутчики смотрели на него с жалостью. Еще бы, у парня погибла девушка. Да что они понимают. Если честно, ему совсем не хотелось идти с Горецким. Он так устал, что любое движение было в тягость. Болят уже все до единого суставы. Когда же он доберется до дому? Поездка в Таиланд была явной ошибкой. Ему казалось, если он пожарит кости на золотистом песке, станет полегче. Но песок, конечно же, облегчения не принес, как и соленая вода, и перегретый воздух. Нужно было думать.

В диспетчерскую он пошел только для того, чтобы хоть немного побыть без Вари. Эти влажные оленьи глаза, которые следили за ним повсюду, в конце концов стали сводить его с ума. «Отвернись, посмотри в другую сторону, прошу тебя!» – хотелось иногда закричать. Но она продолжала глядеть на него с нежностью, чтоб ее. Варя хотела знать, что с ним. Чтобы помочь. Спасти его своей любовью. Ей казалось, что любовь – панацея от всех напастей. А он лишь посылал ее в ответ ко всем чертям. И трусливо думал: «Завтра все ей расскажу, завтра». Потом вообще решил, что не будет портить бедной девочке отпуск и скажет все дома. Что изменят еще несколько дней? Жалкий трус, он ненавистен сам себе.

Но если бы вы знали, как тошно от ее любви. От того, что он не может ей втолковать, что она зря теряет время. Он дерзил ей, а сам все думал – ну взорвись же ты, Варя, выйди наконец из себя. Скажи, что я козел. Уйди сама и не мучай меня больше. Потому что я так больше не могу. Но она, добрая душа, все терпела. Плакала в подушку, а стоило ему на нее посмотреть, жалко улыбалась. И вот она умерла. Что он чувствует? Так просто не объяснишь. Будто ты случайно ранил милую невинную зверюшку, и тебе придется ее добить, чтоб не мучилась. Как называется это чувство?

Ему повезло – Варю «добила» не его рука. Все наверняка полагают, что он мучается от того, что мог бы спасти свою подругу, если бы остался с ней. Он никому не скажет, – но Варю было уже не спасти. И убил ее он. Еще два месяца назад. Теперь – концы в воду. Только что-то нет радости от того, что все решилось.

Чета Огневых

– Да здесь одного печенья на год хватит! Автомат с кофе! Что еще нужно!

– Лидия, спасатели вряд ли придут.

– Обязательно куда-то лететь? – Лидия Вячеславовна одной рукой вцепилась в мужнин рукав, другой утирала слезы. – Зачем в другой город? Когда-нибудь же нас спасут!

– Горецкий правильно говорит – нас не спасают, потому что, наверное, уже некому. В аэропорту была какая-то эпидемия.

– Но в городе, может, все совсем не так! – В подсобке кафе не было стульев, и она прислонилась к холодильнику с напитками – вполне удобно.

– Давай посмотрим правде в глаза. Хоть кто-нибудь в городе снял трубку? Приехала хоть одна скорая? Еда закончится. Все равно придется выйти. Надо проситься в другие города. Может, в Москве, в Новгороде все в порядке. В Якутске, в конце концов!

– Страшно… Старая я уже летать туда-сюда. Говорила я тебе – не надо в Таиланд, – она высморкалась, – но тебя разве переспоришь…

– Будто если бы мы поехали в другое место… – Семен Семенович тайком от жены отправил в рот таблетку.

– Тебе бы все летать. Сидели бы на даче и горя не знали, – Лидия Вячеславовна тихо накрыла рукой ладонь мужа. Та слегка подрагивала.

Аида и Стас Тюленины

– Хоть кто-нибудь со мной согласен? – поинтересовалась Лидия Вячеславовна.

– Я! – подняла руку заплаканная Вика и толкнула своего парня: – Стас, давай никуда не полетим. Пересидим.

Но Стас вздохнул:

– Вика, у тебя шок. Тут опасно. Надо лететь.

– Но я не хочу, чтобы нас как Варю!

– Ведешь себя как моя морская свинка, – буркнула сестра Стаса, Аида, – та тоже всего боится и не вылезет из клетки, пока не закончится корм. Потому что мозгов мало. Не хочешь лететь – торчи тут, а мы будем спасаться.

– Не надо так, – начал Стас.

Но Вика даже встала, чтобы произнести ответную речь:

– А ты, Аида, ведешь себя как стерва. Бесишься, что у брата есть девушка. Раз у тебя никого, пусть и он ходит один? А может быть, мы сами разберемся, лететь нам или нет?

– Во-первых, Стас сам решит, лететь ему или остаться. Во-вторых, мы с ним решили, что хотим разыскать родителей. Тебе на своих, может быть, наплевать. Нам на своих – нет. Лети, спасай шкуру. Счастливого пути.

– Ты думаешь, что сможешь кого-нибудь спасти? – прищурилась Вика. – Да ты не дотопаешь до города на своих коротких ножках.

Аида, вспыхнув, тоже вскочила.

– Угомонитесь обе! – рявкнул Стас. – Егора бы постеснялись.

– Она просто выпендривается перед тобой, – Аида демонстративно отвернулась.

– А ты ревнуешь и пытаешься контролировать брата.

Александра Калашникова и Вера Марченко

Казалось бы, что у них общего, а между тем они – лучшие подруги. Александра писаная красавица и модница. Она, Вера, если честно, даже и без шрама во всю щеку выглядела бы не как кинозвезда. У Александры сеть салонов красоты, Вера вечно считает копейки, потому что, сколько внеурочных ни взял бы руководитель детского хора, сыт он все равно не будет. Александра ворочает серьезными делами. А она, чего греха таить, вечно витает в облаках. Но они не могут друг без друга, и дорожки их после школы так и не разошлись.

Со временем у них все же появилось кое-что общее. К своим почти сорока годам обе они бездетны. Это, как оказалось, скрепляет дружбу посильнее всяких там общих интересов. Люди с детьми, как выяснилось, живут на другой планете, где Вере и Александре трудно освоиться и где им вечно не хватает воздуха. Но если Александра несет крест бесплодия с достоинством, ее, Веру, легко выбить из колеи вопросом «почему у тебя нет детей?». Люди жестоки и могут в лоб поинтересоваться, почему Вера Марченко так много занимается чужими ребятишками и не заведет своих. Они спокойно ковыряют пальцем корочку на ее ране, которая то подживет, то снова начинает саднить. И только подруга все понимает.

Есть еще один недостаток бездетности – ты не можешь давать советы или выражать истинные чувства по отношению к чужим детям. Тебе немедленно посоветуют: «своих нарожай, а потом учи». Поэтому сказать мальчику Севе, что он зарывается, или попросить его мать приструнить мальца, она не может. Мать раздует скандал. Но уже нет никаких сил терпеть Севино нытье.

– Мама, пить, – громко шептал мальчишка, печатая слова в такт шагам.

Голос его далеко разносился под сводами аэропорта.

– Сыночка, попозже попьешь, – тихо отвечала мать.

– Нет, сейчас! Сейчас!

Эта женщина со злым ртом-прорезью и противным именем Каролина совсем распустила мальчишку. Сначала орет на ребенка благим матом, потом – зацеловывает до полусмерти, устыдившись своей резкости. Что этот мальчик должен понимать из ее поведения? Что у нее настроение меняется каждые пять минут? И то, что было «хорошо», вдруг резко может стать «плохо»? А папаша – тот еще валенок. Чадо ни в грош не ставит родителей.

Они уже благополучно миновали балюстраду и ступили на эскалатор, ведущий в зону вылета.

– Тише там, – шикнул Горецкий, который шел впереди. – Мы сейчас как на ладони. Здесь спрятаться негде, угомонитесь.

– Мальчик, успокойся, потом попьешь, – прошептала Александра, которая, как всегда, читала Верины мысли.

– Его зовут Сева! – вспылила мать и, ткнув дрожащим пальцем в Александру, добавила: – Я сама разберусь со своим сыном.

– Так разберитесь, – поддержала Вера подругу.

Расценив материно заступничество как зеленый свет, Сева принялся канючить еще громче:

– Пить! Пи-ить! Я хочу пить!

Горецкий резко остановился. Прикрыл глаза рукой и, вытянув другую вверх, щелкнул пальцами. Отняв руку от лица и убедившись, что владеет вниманием публики, капитан заговорил тихо, но яростно:

– Слушайте меня внимательно. Здесь опасно. Мы пытаемся спастись. Шансы есть. Есть самолет. Я постараюсь вас вывезти. Но если вы хотите пить. Или пи-пи. Или, мать вашу, жрать. То вам лучше не лететь. Это понятно?

Каролина сделала шаг вперед, но муж втянул ее обратно. Лишь легкое шипение раздалось из ее уст.

– Я спрашиваю – вам ясно? – продолжал Горецкий. – Если вы не согласны с требованиями экипажа, вы можете прогуляться на первый этаж и найти там какое-нибудь ответственное лицо. Попросить у него жалобную книгу. И оставить свою претензию. Не стесняйтесь.

– Действительно, угомоните сына, – вмешался Стас. Его сестра и девушка дружно закивали.

– Это ребенок! – взвилась Каролина. – Как я должна объяснить ему, что происходит? Как я могу заставить его молчать?

– Парень, – Стас наклонился к Севе, – ты мужик или нет? Заканчивай ныть.

– Вот заведешь своего ребенка, тогда будешь нас учить!

– А чего вы ждали? Детское кресло и питание? Из-за вашего ребенка и так все подвергают себя опасности.

– Ну, извините, – ухватив Севу за руку покрепче, Каролина пошла вперед.

– Вы тоже извините, – сказал Горецкий, – посмотрите-ка вон туда.

Он показывал куда-то за их спины. Сначала Вера подумала, что он имеет в виду часы и хочет обратить их внимание на то, сколько потрачено времени впустую, но потом увидела. Четверо мужчин стояли метрах в тридцати. У всех белесые глаза и лица в красных пятнах! Мужчины отрезали путь к эскалатору, а значит, и к спасительной подсобке. Но замерли они ненадолго, помотали головами, будто стряхивали сон. И, не сговариваясь, пошли вперед.

– К выходу на посадку! – скомандовал Горецкий.

Александра потащила подругу за рукав, и та, хоть и задыхалась от страха, побежала. Они неслись так быстро, что Вера готова была поклясться – она чувствует, как ее грудь в буквальном смысле режет воздух. Боясь того, что увидит позади, Вера все же оглянулась. Мужчины двигались странно, почти не поднимая ног, будто утюжили пол, – но при этом все равно быстро. А ведь нужно добраться до выхода. Потом еще преодолеть длинный коридор. И добежать по летному полю до самолета. Сева, которого отец тащит за руку, явно отстает. Он настолько велик, что любой взрослый потеряет в скорости, взяв его на руки. Но слишком мал, чтобы бежать наравне со всеми. Мальчика могут догнать. Скорее всего, догонят. Точно, догонят.

Горецкий остановился и выстрелил в мужчину, который вырвался вперед, – без сколько-нибудь заметного результата. Тот продолжал бежать так же споро, только из раны на груди показались красные пузыри. Пилот выстрелил во второй раз. Снова ничего. Невероятно – даже такие серьезные ранения не замедлили их бег.

Каролина закричала что-то мужу, показывая на погрузчик для багажа. Плохая идея. Эти машины развивают совсем небольшую скорость, их можно нагнать хорошей рысью. Преследователи двигаются быстрее. Зачем Каролина садится в эту машину и дергает рычаги? Она не увезет на ней сына от погони. Но замысел женщины на поверку обернулся спасением. Считаные секунды потребовались ей, чтобы разобраться, что к чему, и привести машину в движение, – секунды, за которые расстояние между нею и преследователями еще больше сократилось. Запустив свое средство передвижения, выжимая предельную скорость, Каролина направила машину на преследователей.

В момент столкновения не раздалось ни единого крика. Упали трое из четырех – не страйк, но все же. Каролина переехала двоих и развернулась. Один встал и, шатаясь, полез прямо на нее. Женщине повезло – ей удалось прижать его к стене. Но, когда машина сдала назад, вновь наезжая на поверженных спутников, мужчина снова разогнулся и пошел вперед. Следующий, более сильный удар заметно повредил его ногу.

Егор со Стасом уже набросились на четвертого, который все пытался запрыгнуть на погрузчик, и принялись колотить его головой об пол. Раздался хруст, наверное, сломалась затылочная кость. Мужчина сник, лишь его ноги продолжали конвульсивно вздрагивать. Остальные, хоть не могли подняться, все еще шевелились. Горецкий выстрелил в голову одному из них, и тот наконец затих. Пуля в лоб второму – тот же результат. Вскоре все преследователи лежали бездыханными.

Каролина сошла с машины и, обхватив голову подбежавшего к ней Севы, вжала ее в свой живот. На ее лице была такая мука, будто Сева грыз в ней дыру. «Ничего не скажешь, эта женщина достойна уважения», – подумала Вера.

– Не знал, что ты умеешь ездить на таких машинах, – сказал Каролине ошалевший муж.

– Я сама не знала, – заплакала она, – но там все так же, как в нашей.

* * *

– Все целы? – спросил Стас.

– Нет рыжего. Как его? Рома? – Егор попытался вытереть лицо, но только размазал кровь. – К выходу побежал. Заиграло очко. Не волнуйся, он на улице.

– Трус.

– Быстрее, быстрее, – торопил Горецкий, – бежим к выходу «Д». Это самый короткий терминал.

Мелочи, о которых они раньше не задумывались, стали вдруг крайне важны. Вот, например, теперь для них жизненно необходимо сэкономить какой-то десяток секунд. Коридор – самое опасное место. Драться в нем будет тесно и неудобно, но другой дороги на посадку нет. Слава богу, выход «Д» оказался пуст.

Казалось, какой-то великан поиграл на летном поле машинками и самолетиками. Всюду перевернутая техника и останки сгоревших самолетов.

– Места для разгона почти нет. Поэтому берем «Пилатус», – Горецкий показал на самолет, до которого было метров двести. Не самолет, а самолетик даже. – Ничего, что мал, зато удал. И всегда заправлен.

Хаос на летном поле освещало уже довольно уверенное солнце. Ни облачка. Хорошая погода для полета. И это, пожалуй, все, что есть у них хорошего.

Но, как только на него указал Горецкий, самолет неожиданно тронулся с места. Изящный одномоторный малыш-«Пилатус» вырулил на взлетную полосу, разбежался и легко и споро оторвался от земли…

– Я думал, мне показалось. Я видел его рыжую башку у самолета, – прошептал Горецкий.

– Рома? Улетел? – Приставив ладонь ко лбу, Егор смотрел, как удаляется их самолет. – Я подозревал, что он крыса.

Лицо его, и без того бледное, стало совсем белым. Егор вдруг тонко, по-бабьи закричал:

– Смотрите! Смотрите! – и даже подпрыгнул.

«Пилатус» уже взлетал, когда прямо на него рухнул Боинг, который, вероятно, затеял такую же рисковую посадку, как и они недавно. Но Боингу не повезло. Он накрыл собой малыша-«Пилатуса», как какую-то букашку, и, разломившись на две части, загорелся.

– Бабах! Как в кино, – сказал Сева, которому мать не успела закрыть глаза.

– Впервые вижу крушение самолета, – Егору, кажется, неловко за свой визг.

– Это крушение наших надежд, – прикрыл глаза Горецкий, – «Пилатус» был один.

* * *

Человек двадцать, пошатываясь, шли со стороны диспетчерской башни. Уставившись на горящий самолет, они не сразу их заметили. Боинг ухал, кряхтел и медленно разваливался на части, гигантский огненный цветок не спеша разворачивал лепестки. К ним подлетел горящий ком, плюхнулся прямо под ноги. Потом еще один, и еще. Затем из самой сердцевины цветка в небо устремился черный столб дыма. Жар обжигал лица. Если стоять в ста метрах от горящего самолета, то слезы не текут по щекам, а мгновенно испаряются. Сквозь зыбкий раскаленный воздух приближавшиеся казались привидениями.

Горецкий показал на выход «Д». Но оттуда вывалились на землю двое, мужчина и женщина. Мужчина упал на живот и пополз в их сторону. Женщина приземлилась на ноги и заковыляла, приседая, будто выделывала плясовые коленца. Изо рта у нее текло что-то отвратительно-желтое и впитывалось в белую легкую кофточку. Капитан пальнул в нее, и она упала, раскинув руки. Горецкий поменял обойму.

Все происходящее было похоже на компьютерную игру. Только у персонажа игры есть выбор. Он может пойти грудью на толпу чудовищ, что приближается по левому флангу, и победить ее. Или обойти монстров, перепрыгнув через горящий автомобиль. Герой может и побежать назад. Если он сделает неправильный выбор, у него в запасе имеются еще одна-две жизни. Им же ошибиться нельзя. К тому же у компьютерного персонажа обычно есть автомат, или сапоги-скороходы, или волшебная палочка. У них – только шестизарядный пистолет, один на всех. Была надежда – самолет, но его больше нет. Были силы, да иссякли.

Эти шли к ним как на параде, торжественно, степенно. Их было уже несколько десятков. Проходя вдоль стены аэропорта, к центральной колонне «парада» присоединялись дополнительные мини-колонны этих, с глазами мертвее, чем у падали. Куда бежать? Чудовища и впереди, и сбоку, ими полон аэропорт за спиной. Они сделали то, что сделал бы любой человек, – прижались к стене. «Парад» виден уже как на ладони. Можно рассмотреть перекошенные лица, покрытые сеткой фиолетовых жил, красные, как мясо, глаза без зрачков. Кажется, игра подходит к концу.

Но жизнь доказала, что она устроена интереснее любой игры. Вдали засигналил белый тупоносый автобус с двумя желтыми полосами на боках. Увидев такую машину, пассажиры делают недовольные лица и вздыхают: «О, господи, нас повезут к самолету в этом корыте?» Однако ничему еще в жизни они не радовались так, как этому корыту, которое, ворвавшись в самую гущу «парада», сбило троих марширующих. С хрустом перевалив через упавших, автобус сделал широкий разворот, задев при этом еще несколько этих. И подрулил к зданию аэропорта. Чудовища не прибавили хода, они продолжали идти как шли, и их не волновала судьба павших.

Дверь автобуса распахнулась. «Шевелитесь!» – крикнул водитель. Каролина буквально забросила Севу в кабину. Горецкий с Дашей, встав по обеим сторонам дверей, поддержали ее пухлого мужа. Александра замешкалась, мешала слишком узкая юбка, и экипажу пришлось ее подсаживать. Вера, Вика и Аида юркнули в салон ловко.

Когда эти были уже в паре метров, вперед вырвался человек с искалеченной рукой. Из обрывка полосатого рукава торчал обломок кости. «Быстрее!» – заорал водитель, и голос его сорвался. Но Стас пытался запихнуть в автобус Дашу прежде себя. Если бы не его галантность, они бы наверняка выиграли секунду, которой им и не хватило: этот успел царапнуть Дашину шею обломком кости, а другой, целой рукой ухватил ее за волосы. Стюардесса истошно завизжала. Горецкий выстрелил в этого и втащил Дашу внутрь, подхватив за форму. Двери, наконец, закрылись. Даша рухнула в объятия капитана и расплакалась.

– Все-все, успокойся, – Горецкий старался говорить как можно спокойнее, но голос его предательски дрожал.

Зазвенело разбитое стекло. Осколки посыпались на сидящую у окна Вику. Сразу несколько испещренных лиловыми венами рук принялись нетерпеливо ощупывать образовавшуюся дыру. Завизжав, Вика прыгнула в проход между сиденьями.

В оконном проеме показалось лицо одного из этих – не любопытное, скорее равнодушное. Автобус рванул с места, стряхнув с себя этих, и покатил по летному полю. Машину подбрасывало, когда она наезжала на мертвые тела. Водителю то и дело приходилось лавировать между обломками и брошенной техникой. Наконец старенький автобус подрулил к диспетчерской башне. Водитель высунулся в салон. Погладил короткий «ежик» волос, вздохнул, но ничего не сказал.

– Почему вы не открыли вторую дверь? Их же две, – таков был первый вопрос спасенных пассажиров, и задала его, конечно же, Каролина.

– Она не открывается, – пожал плечами водитель.

Ответ почему-то развеселил женщину. «Не открывается…» – повторяла она между приступами булькающего хихиканья. Водитель тоже рассмеялся. То была, конечно, не радость, а истерика.

– А как вы поняли, что мы – не такие, как эти? – продолжала расспрашивать водителя женщина. От смеха на глазах Каролины выступили слезы, она размазывала их по лицу, забыв про тушь.

– Эти молча ходят, не визжат. А вы орали так, что в городе было слышно. Не надо так делать, они на звук набегают. А так – они тихо себя ведут. Ходят по стенке или вообще как уснули.

Водитель рассматривал пассажиров, задерживая взгляд на женщинах. Из-за высокого голоса и смешного «ежика» на голове он мог показаться мальчишкой, хотя складки у губ и «гусиные лапки» выдавали человека зрелого. Простой, грубоватый круглоголовый парень. Такие обычно попивают пиво у подъездов. Единственное, что могло по-настоящему заинтересовать в его наружности, – это форма одежды водителя. На нем была куртка-спецовка с длинными рукавами и почему-то «семейные» в синий цветочек трусы.

– Саня, – представился он и добавил радостно: – Я уж и не чаял встретить кого-нибудь нормального. В аэропорту только эти.

– Что здесь случилось? – спросил Горецкий.

Саня молчал.

– Так что же, Александр?

– Да я сам не понял. Сижу в автобусе, завелся, все путем, – неохотно начал Саня. – Жду пассажиров. Рядом Пашка целый автобус набрал, чтобы к самолету на Ростов везти. Набились битком. Но все никак не отъедут. Пригляделся – мамочки! Люди заходили нормальные, а стали вот такие, – он скорчил гримасу, довольно похоже изобразив, какими стали люди. – Это за две минуты всего. Всех перекорежило. И Пашка такой же за рулем сидит.

Голос Сани немного окреп, и он продолжал:

– И у всех автобусов то же самое – один укусит кого-нибудь, и пошло-поехало, все начинают кусаться. Где теснее, там быстрее все друг друга перепортят.

Сначала орали, потом тихо стало. Кого укусили, тот сразу орать перестает, руки вытянул вперед и пошел…

– Давно все это началось?

– Не знаю. Несколько часов. Диспетчеры по громкой связи чирикнули: «Тревога, ЧП», – потом замолчали. Наверное, их тоже перекусали.

– Это все, что вы нам можете сказать? Вот так ни с того ни с сего? – наседал на Саню Горецкий.

– Да, вот так. Раз – и всем хана, – промямлил Саня.

– Слушайте, из вас все клещами тянуть надо? – взорвался капитан. – Говорите!

– Что вы на него напали? – встрял доктор. – У человека стресс, неужели непонятно? Ездит среди чудовищ совсем один.

– А мне кажется, он просто чего-то недоговаривает, – отрезал Горецкий.

– Ну хорошо, хорошо, – вздохнул Саня, – дрых я, когда началась заваруха. Довольны? Спал в подсобке. Прикорнул во время перерыва и проспал. А что? Я устаю знаете как? Так что не в курсе, с чего все началось. Уж извините.

– Мы вас ни в чем не упрекаем, – подбодрил его доктор Шер. – Мы просто хотим разобраться…

– Я вот – упрекаю, – вставил Горецкий, – я его что, должен похвалить за то, что он дрых?

– Ну, извините. Я вышел из подсобки, увидел, что кругом полный пипец, и побежал к автобусу. Один хрен, что делать, непонятно. Езжу вот теперь…

– А в сам аэропорт вы ходили?

– Я не дурак, – нервно признался Саня, – туда ходить. Что я должен был делать? С кем надо – связался. Ответа не получил. И уехал.

Саня спрятал лицо в ладонях, а когда отнял их, глаза у него были мокрыми.

– Зато я съездил в город, – сказал он.

– И?

– Там еще хуже. Я далеко не заезжал, доехал до «Московской». Рынок стал как муравейник. У метро – жуть. Людей тысячи, и все – эти. Нормальных не встретил ни одного. Если они и есть, то сидят по домам. Спастись на улице шансов никаких. На дорогах везде битые машины. Так что домой не поехал. Вернулся.

– Господи, что же все-таки произошло? – прошептала Вера. – Как вы полагаете?

– Ничего я не полагаю. Ученые пусть полагают, – буркнул Саня.

– Ну не могло же все начаться с бухты-барахты! Что объявляли в новостях? – продолжал наседать Горецкий. – Предупреждали о каких-нибудь эпидемиях?

– Только об эпидемии птичьего гриппа. Все как всегда: «Предохраняйтесь. Колите вакцину „Х“!» Будто она помогает.

– Да, тут не птичий грипп, тут кое-что похуже, – согласился Горецкий.

– Снова пытаюсь зайти в Интернет, – сказал Валентин, уставившись в телефон. – Ничего. Интернет есть, а новости не обновляются.

– В общем, крыша у меня слегка поехала. Я принялся этих давить. Стало легче, – признался Саня и уставился в окно на черный дым от погибшего Боинга.

Горецкий заговорил неожиданно резко:

– А ты, голубь, всегда в трусах работаешь? – Пилот впился глазами в Санино лицо. – Ты прямо в них побежал в автобус? Или по дороге штаны потерял?

Саня потупил взгляд.

– Ты нам мозг не пудри. Все рассказывай.

Саня всхлипнул. Стюардесса Даша укоризненно взглянула на Горецкого, мол, тут лаской надо, а не наезжать.