Текст книги "Ходячие. Второй шаг"
Автор книги: Анна Зимова
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
И в тот момент, когда до Ил‑76 оставалось каких-то двести метров, а их скорость по-прежнему была катастрофически высокой, наперерез ринулся выскочивший как из-под земли тягач. Если бы не он, у Горецкого, может, и остался бы шанс успешно затормозить. Тягач лишил их надежды. Зачем он во что бы то ни стало хочет столкнуться с ними?
Их несет вперед. Они уже не могут остановиться. Тягач – может. Но по какой-то причине делать этого не хочет. Уже можно рассмотреть лицо водителя, который, вцепившись в руль, глядит прямо перед собой. Самоубийца? Сумасшедший? Этот камикадзе в клетчатой зеленой рубашке и с рыжими тараканьими усишками явно намеревался увести за собой на тот свет всех пассажиров многострадального Боинга. Зачем ему это нужно? Хочет заставить всех говорить потом о его серой никчемной жизни, о которой никто бы и не вспомнил?
– И со всеми святыми во веки. Аминь. – Только Виктор Якушев успел прохрипеть последние слова молитвы, как небо хрустнуло над их головами. Это, словно огромный арбуз, лопнула кабина. Боинг все же чиркнул крылом по подоспевшему тягачу. Они задели его лишь слегка, но при их скорости и этого оказалось достаточно. Качнувшись от удара, самолет буквально зарылся носом в асфальт и балансировал какое-то время, пытаясь решить, в какую сторону завалиться. В кабине вылетели все стекла. Их обволок расплавленный воздух от пытающего Ил‑76. Или это горели они? Наконец Боинг плюхнулся на брюхо и замер.
– Аминь, – сказал Якушев. Самолет не взорвался.
Глава 2
Рейс Пхукет – Санкт-Петербург прибыл!
Георгий Яковлевич Шер
Стоя у подножия надувного трапа, он с сосредоточенностью вратаря подхватывал эвакуирующихся женщин, бегло осматривая каждую. Как назло, в аптечке только самое очевидное – сердечные, обезболивающие – все-таки он планировал отдыхать, а не работать.
– Что вы встали у самолета, – кричала пассажирам стюардесса, – отойдите от машины как можно дальше! Из бака капает!
Да, его попутчики беспечны и невнимательны. Травм, слава богу и капитану, ни у кого нет. Оба пилота в эйфории, слишком громко разговаривают и чересчур энергично жестикулируют. Пусть аэродром выглядит как поле брани, кругом догорают самолеты. Но каждый втайне ликует с эгоизмом победителя: да, многие умерли, но мне, черт побери, повезло. Я жив! Одна из девушек, оказавшись на земле, начала смеяться. Другая бросилась капитану на шею. Но радость скоро сменится усталостью и апатией.
Горецкий – молодец. Выжал из машины все, спас людей. Если бы не этот неизвестно откуда взявшийся тягач, посадка была бы сносной. Глядя, как съезжающая по трапу красивая блондинка одергивает юбку, боковым зрением он следил за сумасшедшим тягачом. Странно даже не то, что тягач не перевернулся после столкновения. Машина почему-то ездит вокруг самолета, кружит как… стервятник. Или акула. Если бы водитель был мертв – это бы все объяснило. Но он жив, его руки вращают руль. Возможно, в его действиях существует какая-то система? Водитель подает сигнал, желая их о чем-то предупредить? Но какой в этом смысл? Если он хочет что-то сообщить, то почему бы ему просто не остановиться, не подойти? Нет, это, скорее, действия сумасшедшего. Из самолета вышел, точнее – выкатился, последний пассажир, пузан из бизнес-класса. Неловко приземлившись, он стал шарить в карманах. Доктор Шер поспешил к пузану и успел схватить его руку в тот момент, когда тот уже прикуривал. Пузан посмотрел мутными глазами, но сигарету убрал. Он был пьян, но кое-что до него доходило.
– Вы с ума сошли? – закричала на нарушителя подоспевшая стюардесса Жанна со стрижкой а-ля Мирей Матье. – Нельзя курить!
Мужчина чертыхнулся и пошел от самолета прочь.
– Куда вы? – окликнула она.
– Туда, где можно курить, – слегка покачиваясь, он зашагал в сторону аэропорта, до которого было метров триста. Пьяному все трын-трава.
Тягач едва не сбил его на очередном круге.
– Смотри, куда едешь! – заорал пузан.
Водитель молча продолжил свой путь. Но мужчина хотел сатисфакции и бросился за машиной, потрясая кулаками.
– Стой, клоун! – Он даже развил вполне приличную для своего веса скорость. – Разорву к чертям!
Так он и бежал за машиной, и, если бы не горящие самолеты, погоня выглядела бы комично – солидный, не слишком уверенно держащийся на ногах мужчина пытается догнать тягач, который плевать на него хотел. Они уже сделали полный круг, и силы пузана стали иссякать, когда тягач стал забирать вправо. Это сыграло с ним злую шутку. Пытаясь переехать через горящее шасси, отлетевшее от их Боинга, машина завалилась на бок.
Из кабины показалась голова водителя. Неторопливо, будто ничего особенного не произошло, он подтянулся на руках и вылез наружу. Рубашка на нем полыхала. Но человек этого будто не замечал.
Толстяк, который еще недавно был полон решимости навалять водителю, затормозил так резко, что чуть не упал, и заорал благим матом. Огня ли он боялся или его напугало что-то другое, но теперь он так же резво бежал прочь. Водитель двинулся следом, шагая неуверенно, но быстро. Он даже не пытался сбить пламя. Стюардесса Даша карабкалась в самолет, вероятно за водой. Но взобраться по аварийному трапу не так-то легко. Рисковая девчонка, успел подумать доктор. Изувеченный самолет может рвануть в любой момент.
Высоко выбрасывая колени, помогая себе руками, толстяк бежал к ним. Он запыхался, на лице его застыл ужас. Пылающий водитель шел за ним молча. На секунду обоих заслонил дым.
– Не сюда! Не к самолету! – Жанна бросилась вперед, семафоря руками.
Горецкий и второй пилот побежали к горящему водителю, срывая на ходу пиджаки. Шер поспешил за ними.
– Стойте! – закричал пузан. – Не подходите к нему!
Но подоспевшие пилоты уже сбивали огонь с несчастного. Водитель мычал, обгоревшее лицо судорожно дергалось.
– Он сошел с ума, – тихо сказал Георгий Яковлевич Шер, – это не по моей части, но его надо вязать.
На асфальте бедолага продолжал барахтаться. Даже втроем они не могли совладать с ним. И это тоже вполне укладывалось в клиническую картину сумасшествия: у буйных сила возрастает многократно. Водитель скреб землю, извивался как змея. Неожиданно его руки дотянулись до тонких лодыжек стюардессы. Жанна пыталась вырваться, но водитель вцепился крепко. Горецкий старательно отрывал пальцы безумца от женских голеней.
– Пусти! – визжала стюардесса.
– Сумку! Сумку сюда! – Шер имел в виду свой несессер с лекарствами. Без укола этого ненормального не успокоишь. Он закатит ему релаксант и обезболивающее, возможно, так удастся перебить шок.
Что за черт? До сих пор не приехало ни одной скорой. Вообще никого, кроме этого тягача. Куда девать пострадавшего? У него серьезные ожоги, тут аптечкой не обойдешься. Почему никто не едет на помощь… Бардак… Горецкий рванул Жанну из рук водителя, та потеряла равновесие и, упав на асфальт, ударилась головой.
Подоспела аптечка. С сомнением осмотрев ее содержимое, Шер решился: димедрол в ампулах. Ничего более забористого у него все равно нет. Укол, всаженный в ягодицу водителя с размаху прямо через штанину, кажется, помог, больной затих.
– Дайте ему воздуху, – приказал Георгий Яковлевич и добавил, обращаясь к стюардессе: – А вы не вставайте пока, вдруг сотрясение.
Лицо водителя, показавшееся из-под пиджака, было ужасно. Обожженная кожа, из трещин сочится сукровица, везде пятна гематом. И мутные, возможно безвозвратно поврежденные огнем глаза. Тут нужна реанимация, а не интенсивная терапия. Вздохнув пару раз со свистом, водитель перевернулся на бок и затих. Действовал укол. Георгий Яковлевич склонился над несессером, думая, чем помочь стюардессе, но несессер укомплектован скудно, ой, скудно. Следующее, что увидел доктор, когда обернулся, останется в его памяти до конца дней. Водитель зубами вцепился Жанне в горло и одним движением вырвал трахею. Кровь оросила ноги всех, кто стоял рядом. Жанна затихла. Больше в медицинской помощи она не нуждалась.
Водитель оторвал, наконец, окровавленный рот от стюардессы и посмотрел на них. Потом встал, легко подхватив тело жертвы. Рубашка на нем продолжала тлеть. Кто-то завизжал.
Георгий Яковлевич не помнил, как бежал вместе со всеми в сторону аэропорта. Все было как в тумане. Потом он услышал за спиной грохот. Взрывной волной его толкнуло вперед, но он удержался на ногах.
– Он попал в лужу топлива, – ахнул Горецкий.
– Так ему, падле, – отозвался совсем уже протрезвевший толстяк.
Дрожащие, изнемогающие от страха, они ввалились в здание аэропорта. Их никто не встречал.
Варя Косых
Сейчас я выйду в зал, убеждала она себя, и выяснится, что все в порядке. Там будет папа с букетом душистых цветов. Мама пустит слезу от радости. Будет папина служебная машина, вымытая по случаю ее прилета. Еще не помешала бы чашка хорошего – не самолетного – кофе с пенкой. Вместо праздника поездка обернулась сплошным кошмаром. Две недели скандалов с Егором вконец истрепали нервы. Варя считала дни до возвращения в Питер. Нет, не заслужила она, чтобы родной город, в суете которого она надеялась растворить свои печали, встретил ее вот так.
Никогда не говори, что знаешь человека, пока не проведешь с ним бок о бок хотя бы десяток дней. Егора за границей как подменили. Молчал с утра до вечера. Или сидел в баре, мрачный, как упырь, или валялся в номере, мучаясь похмельем. На все вопросы отвечал просьбой оставить его в покое. Что она только не делала, чтобы его развеселить! В конце концов он добился своего, она отстала – гордость-то еще есть. Сейчас они разъедутся по домам, и, будьте уверены, ему придется попотеть, чтобы она снова захотела с ним встретиться. Слава богу, она не перевезла к Егору вещи, не придется возвращаться в его квартиру.
Нужно сосредоточиться на приятном. У мамы наверняка ужин готов. Варе скажут – мой руки, а потом она вручит подарки. Покажет фотографии. И забудет про Егора. «Повелеваю, – загадала Варя, входя в зал прилета, – пусть все будет так, как я хочу. По ту сторону двери останутся смерть и разрушения, по эту будет сплошной праздник». Она даже глаза прикрыла, чтобы сделать себе сюрприз.
Чуда не случилось. Жестокое мироздание подсунуло взгляду совсем другую картину. Безлюдный зал, в котором нет ни мамы, ни папы. Вообще, черт подери, ни одного человека! Да и какого чуда можно ждать, если на полосе горят самолеты. Ясно, что дело плохо.
Впервые в жизни она видела помещение не просто пустое, а внезапно всеми покинутое. Всюду оставленные вещи. Под ногами раскрытая дамская сумочка; содержимое, в основном косметика, разбросано вокруг. Шикарная сумочка.
Мальчишка схватил с полу куклу с раздробленной ногой, стал ее изучать.
– Брось! Не видишь, по ней ходили! – Мать выхватила игрушку.
– Мама, а где все?
– Понятия не имею!
Движущиеся рекламные картинки продолжают сменять друг друга. Женщина с плаката очень похожа на маму. Странно, что раньше она этого не замечала, хотя этой рекламой усеян весь город. «Вакцина „Х“ – первый шаг на пути к здоровью!» Взгляд у модели лукавый, кажется, она обращается к ней одной. И брови хмурит совсем как мама. Ох, мама, мамочка…
Мальчишке понравилось мародерствовать, он уже раздобыл где-то шоколадку.
– Ты прекратишь или нет! – Мать схватила его за руку, встряхнула.
– Она ничья! Лежала на полу!
– Дай сюда, – женщина зачем-то стала протирать ему лицо и руки.
От прикосновений влажной салфетки он завопил еще сильнее.
– Ты можешь не кричать? – строго спросила пожилая дама. – Большой уже мальчик. Я не слышу, что говорит капитан.
– Я не знаю, что случилось! Я не знаю, почему нет пожарных и милиции, – кричал Горецкий обступившим его пассажирам. – Может быть, если бы вы отпустили меня в Центр управления, я бы что-нибудь узнал. Но вы же мне пройти не даете!
Лицо у капитана было злое и совершенно осунувшееся.
– Якушев, останься с людьми, – приказал Горецкий, – а кто-нибудь из мужчин, пожалуйста, пойдемте со мной.
– Я! Я пойду! – сразу же вызвался Егор. Лишь бы улизнуть от нее. Ничего, скоро она оставит его в покое. И на этот раз навсегда.
Она лично хочет курить. Так сильно, что уже не успевает проглатывать слюну. Но, после того что случилось с самолетом, курить как-то неловко. На летном поле лежат погибшие люди, а она думает лишь о том, как разжиться сигареткой. Но можно попробовать покурить быстро, не привлекая внимания.
Невыносимо, сигареты – вот они, буквально под носом. На столике в кофейне, в лужице, натекшей из опрокинутой чашки, лежит пачка. А почему бы и нет? Все взгляды устремлены на экраны телефонов. Стас, Вика и Аида пытаются дозвониться хоть куда-нибудь. Родители хлопочут над несносным чадом. Она сделала еще пару шагов в сторону и, наконец, достала две сигареты. Присваивать всю пачку неловко, это уже похоже на кражу. Зажигалка, слава богу, тоже лежит внутри. Осталось только подобраться к двери. Она выскользнула на улицу и закурила, торопливо, с неуместным, но таким искренним удовольствием.
Вторая сигаретка определенно не будет лишней. Безлюдье, такое мучительное в аэропорту, ощущалось и снаружи. Люди исчезли, испарились, улетели. Ее должны были бы осаждать таксисты, но кругом никого. Автобусы, маршрутки, наглые частники, где они? Где хоть один пассажир с сумкой на колесах или через плечо? Где бегущие, спешащие, важно шествующие с багажом люди?
Посреди пандуса валялась, уставившись в небо всеми колесами, детская коляска.
Нарушен заведенный от века порядок – родители не приехали встречать ее в аэропорт. Не будет кофе с пенкой и цветов. Это даже не страшно. Это… это… Варя села на скамейку на остановке и, наконец, расплакалась. Хоть бы никто не увидел, что она распустила нюни. Ничего, ничего. Сейчас она всплакнет, и будет полегче.
Валентин Бочаров
Нельзя паниковать. В непонятных ситуациях можно попробовать изложить свои сомнения в письменной форме, и лучше «Твиттера» для этого ничего еще не изобрели. Психотерапевт требует, чтобы он не держал чувства в себе, находил им любое законное выражение. Можно выплескивать эмоции в социальные сети, не докучая своими откровениями окружающим. Антидепрессанты тоже, конечно, помогают, но не нужно надеяться только на них.
Он уже составил пост, который выпустит в мир. Фото его попутчиков и заголовок: «Наша многострадальная команда в аэропорту в ожидании спасательных служб. Мой сынишка держится молодцом». «Мог ли я представить, что случится, когда садился с семьей в самолет? – написал он. – Все выглядели такими счастливыми. Ничто не предвещало беды. Знали бы мы тогда, что посадка будет настолько ужасной и унесет невинные человеческие жизни». Он сделал фото пассажиров на фоне плаката «Вакцина „Х“ – первый шаг на пути к здоровью!». Реклама стильная, так что получилось неплохо. Вообще, в эту рекламную кампанию вбухали запредельное количество денег, хотя вакцина Х – конечно, полная профанация. Их всех в офисе принудили сделать прививку, четверо все равно заболели гриппом. Он лично отказался прививаться. Не ему, маркетологу, позволять пудрить себе мозги. Но «Твиттер» упорно отказывался загружать фото, не пуская его дальше заглавной страницы. То же происходило и с другими социальными сетями. Валентин продолжал тыкать пальцами в телефон, будто от этого мог появиться Интернет.
– Вы тоже не можете никуда дозвониться? – спросил он у соседок по самолету, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Но голос, кажется, дрогнул. Никто не ответил на его звонки, а ведь он вызвал уже десяток номеров.
Женщины покачали головами.
– А вообще, хоть кто-нибудь куда-нибудь дозвонился? – Валентин оглядел попутчиков по очереди. – Где полиция? Спасатели? Репортеры? Хоть кто-нибудь, в конце концов?
Подступала паническая атака, и, чтобы предупредить ее, Валентин съел таблетку и сделал выдох, считая до десяти. Без таблеток он пока не может, что бы там ни говорила Каролина, у которой из всех стрессов – подгоревшее жаркое и Севин насморк.
Опять кольнуло в животе.
– Нет! – шепнул он, тайком прижимая ладонь к пузу. – Только не сейчас.
– Что с тобой, милый? – участливо спросила Каролина.
– Ничего, дорогая, – кажется, он ответил слишком поспешно. Ему показалось или жена посмотрела странно? Только бы ничего не заподозрила.
Игорь Самохвалов
Водитель все не шел из головы. Врач сказал, мужик вел себя странно, потому что у него крыша потекла. Но он готов поклясться, там было что-то другое – не сумасшествие. Ему показалось, точнее, он уверен, что водитель собирался… Хотя нет, это бред. Мало ли что с пьяных глаз привидится. Или не бред? В конце концов, водитель мертв. Пусть медэксперты разбираются, что с ним случилось. Если найдут, конечно, останки, которые раскидало взрывом. А ему нужно домой, пока не приехали менты со своими расспросами. Вообще, вся эта шняга в аэропорту дико напрягает.
Игорь Самохвалов направился к выходу. Автомобиль на стоянке, заправленный. Ему тоже не помешает заправиться чем-нибудь покрепче самолетной бурды. Трусом он никогда не был, но этот водитель выбил его из седла. А ведь в девяностые смерть подходила к нему и поближе. Надо валить. Что они сгрудились в углу, как бараны? Без капитана шаг боятся сделать. Такие и идут… на корм. Ему вот стадный инстинкт чужд. Нужно не выполнять чужие приказы, а брать ситуацию за яйца. Наверное, благодаря этому принципу он и стал одним из самых богатых людей в городе.
На улице курила длинноногая девочка. Шутки ради он спросил ее:
– Тебя подвезти, куколка?
Девчонка всполошилась, подавилась дымом.
– Так подвезти? – Чтобы смутить ее, он в упор посмотрел на загорелые груди в вырезе изумрудного платья. – У меня машина на стоянке. Дорогая.
– Спасибо, я сама доберусь, – ответила девушка, стараясь, чтобы голос звучал надменно.
– Как хочешь, – он пошел прочь. Вот дурында.
Решив, пусть сами разбираются, сумасшедший был мужик или нет, Игорь Самохвалов зашагал к парковке.
Сева Бочаров
Он всегда любил сказку «Про мальчика, который остался один на всем белом свете». Никто не мог понять, почему она ему так нравится. Ну вышел как-то утром из дому мальчик и увидел, что никого, кроме него, во всем городе нет. Но Сева жутко завидовал главному герою и мечтал оказаться на его месте. Этот мальчик виделся ему счастливейшим из смертных. Расстроился ли герой сказки, узнав, что все исчезли? Да нисколечко. Первым делом он зашел в игрушечный магазин и взял с полок все, что ему хотелось. Все игрушки теперь были его. Дальше больше. Набрав себе столько машинок, сколько ему раньше и не снилось, он отправился в кондитерский магазин и впервые в жизни наелся сладостей до отвала. Потом, прихватив мешок конфет, катался на всех аттракционах в парке. Весь город, до отказа наполненный вкусностями и играми, был к его услугам.
Если бы Севу спросили, на что похож сейчас аэропорт, он бы сказал – это картинка к моей сказке. Но на поверку сказка оказалась не такой уж веселой. Глупый мальчик из книжки, обрадовавшись изобилию, не обратил поначалу внимания на грустные стороны одиночества. А они в его городе тоже, наверное, были повсюду. Незакрытый ящик с шоколадом и конфетами – это не только здорово, но и… страшно. Подносы с бургерами, которые никто не забрал, – это тоже страшно. И пищащая дверь распахнутого холодильника с газировкой. И поломанные игрушки.
Только людей нет. Мальчик из сказки не задумался о главном – куда, собственно, все делись? А он задумался. Не нравится ему такая сказка, совсем не нравится. Не хочется уже шоколадок. Хочется увидеть хоть кого-нибудь, кроме попутчиков. Глупенькому мальчику из сказки потребовалось довольно много времени, чтобы осознать – то, что происходит с ним, ужасно. Но, когда он осознал, что остался совершенно один, он, наконец, заплакал горючими слезами. Теперь Сева переосмыслил эту историю. Без людей не так уж и здорово, хоть завали его конфетами.
Когда сидеть надоело, Сева решил размяться.
– Никуда не отходи! – рявкнула мама. – Накажу!
– Сначала догони! – С эскалатора, ведущего наверх, было видно, как мама разоряется.
Он бежал по балюстраде и радовался скорости, звуку своих шагов, тому, как развеваются волосы и ветер щекочет в раскрытом рту. Промчался мимо зала ожидания, мимо газетного ларька, кофейни. Здесь-то и ждал его сюрприз. Пока все ахают «куда подевались люди?», он нашел сразу двоих. Всего-то нужно было – добежать до конца коридора и посмотреть там.
– А тут кто-то есть! – радостно закричал он маме. – Двое! Не веришь, иди посмотри! – И приветствовал незнакомцев: – Э-ге-гей!
Сергей Горецкий
Он чувствовал не страх, не отчаяние – апатию. Желание спрятаться и предоставить кому-нибудь другому думать и действовать. Что сказать испуганным людям? «Извините, я тоже не понимаю, что происходит?» Но это правда.
– Вы его знаете? – спросил Егор.
– Это диспетчер. Маркин.
Мужчина в синей униформе сидел в крутящемся кресле, бессильно свесив руки. Запрокинув голову, он демонстрировал рану на горле, из которой на пол налилась целая лужа. Если не считать трупа Маркина, помещение Центра было пусто. За стеклянными перегородками никого, хотя на спинках кресел висят пиджаки, на одном даже галстук.
Горецкий стал похлопывать себя по карманам:
– Где же она? – Достав крошечную бутылочку, он осушил ее одним глотком.
– Что вы делаете? – Егор аж рот раскрыл.
– Опохмеляюсь.
– В Центре управления труп, а вы пьете?
– Ему уже плевать, – капитан сел в кресло и прикрыл глаза.
– Вы умерли там?
– Наоборот, оживаю.
– Нужно, наверное, что-то делать. Куда-то звонить.
– Мы всюду уже позвонили. Везде тишина.
Егор рассматривал мертвого мужчину:
– В аэропорту никого. Все спасательные службы молчат. Что случилось-то?
– Какая-то беда.
– Шутите?
– Нисколько. Он, – Горецкий показал на труп, – наверное, знал, что случилось. Но почему-то убил себя.
– Разве можно самому себе перерезать горло? Нет, это убийство.
– Но помещение было закрыто изнутри. Изнутри! Мы ломали дверь. По-твоему, труп встал и запер за убийцей?
– Но зачем диспетчеру было себя убивать?
Горецкий поднял с пола лист бумаги:
– Чертовщина какая-то. «Я, Маркин Владислав Андреевич, 1967 года рождения, диспетчер. Сегодня 1 августа 20… года. На меня…» И все. Дальше только какие-то закорючки.
– Что – «на меня?» – Егор взял листок.
– «На меня – напали», наверное.
– Но перед этим дали возможность написать предсмертную записку?
– Что ты до меня докопался? Откуда я знаю! Мужик на тягаче с такими ранами тоже не должен был шевелиться. Тебе он не показался странным?
– Мне все кажется странным. Что вообще происходит? Где люди? Это массовое похищение? Пустили газ? Применили гипноз?
Горецкий ткнул пальцем в монитор видеонаблюдения:
– Давай наших закроем пока где-нибудь от греха подальше. Не нравится мне все это.
– Сходить за ними?
– Зачем? Позовем по громкой связи.
Но Егор ткнул пальцем в другой монитор.
– А это кто? – В самом конце балюстрады, возле кофейни, стояли сразу двое.
– Ого, – Горецкий привстал, – да это наши. Это Иван, диспетчер. Что он делает?
Стоя к камере спиной, Иван колотил по кофейному автомату, требуя вернуть сдачу. Вы замечали, что все люди, обиженные техникой, выглядят одинаково? Они суетливы, раздражены и смешны. Они не понимают, что ничего не могут исправить, но с досадой продолжают колошматить по обидевшему их автомату. Иван засовывал руку в отделение для мелочи и, не найдя там искомого, снова стучал по панели. Но даже столь горячего усердия было мало, чтобы одолеть машину. Рядом, в съехавшей набок пилотке, дремала одна из досмотрщиц.
То, что произошло потом, от пятидесяти граммов привидеться не могло. Казалось, они смотрят черно-белое кино с Чарли Чаплином, но комедия в одно мгновение обернулась трагедией.
На балюстраде появились люди.
– Наши к ним идут, – комментировал Егор, – впереди мальчишка, за ним остальные. Видите?
Отодвинув в сторону мальчика, Якушев похлопал Ивана по плечу. Дернувшись, диспетчер обернулся. И сразу же, распахнув объятия, бросился Якушеву на грудь.
– Ваш Иван что, поцеловал пилота? Тьфу!
Но объятия вдруг переросли в борьбу. Мужчины повалились на пол, причем Иван оказался сверху.
– Да что там у них происходит? – Голос Горецкого сорвался.
На экране действительно творилось нечто несусветное. Девушка в пилотке, наконец, проснулась и тоже бросилась на Якушева. Теперь они уже катались по полу втроем.
– Стас, разними ты их! – кричал Егор своему другу, забыв, что их разделяют сотни метров.
Но Стас, будто услышав товарища, действительно стал оттаскивать Ивана от Якушева.
– Да что вы все стоите! – ругался Егор. – Помогите ему! Слава богу, еще один догадался вмешаться.
На мониторе шевелилась безмолвная, но оттого еще более ужасающая куча-мала. Кажется, Якушева уже должно было раздавить под тяжестью тел, но через какое-то время клубок понемногу стал распадаться. Ивану и девушке заломили руки.
– Что-то не то. – Егор показал на экран. – Такой тощий, мелкий, а они его еле держат.
Иван рвался из рук, и в увертках его было что-то от рептилии, тягучее и одновременно молниеносное. Так игуана лениво поведет лапкой, а потом неожиданно бросится вперед. Якушев, бедняга, стоя на четвереньках, мотал головой. Даша настойчиво совала ему что-то белое. Наверное, платок. Но пилот девушку отталкивал.
Увлеченные происходящим, Горецкий и Егор не сразу поняли, что кто-то стоит у них за спиной.
Евгений Дороган
Пленники шипели, пытались вырваться. Отвратительное, но вместе с тем притягательное зрелище. Так может заворожить мерзкое экзотическое животное. Чудовище по имени Иван, на котором повисли сразу двое мужчин, не просто укусило второго пилота – ему удалось вырвать из его шеи толику мяса. И похоже, никто не заметил, что диспетчер не только откусил мясо, но и съел его! Дороган видел это совершенно отчетливо. Чавкающий звук, пара движений челюстями, и в завершение – отвратительное глотательное движение. Но об этом Евгений Дороган решил пока умолчать, достаточно с попутчиков и вида крови.
Товарищи по несчастью все как один слабые, изнеженные, уязвимые. Он бы на них не поставил. Едят наверняка всякую дрянь, курят, пьют, а потом хватаются за таблетки. Ладно пенсионеры, им сам бог велел кряхтеть. Но у папаши мальчика, молодого мужика, – избыточный вес и давление, у мамаши явно анемия. Парень Егор, что ушел с капитаном, вообще болен чем-то серьезным, судя по оттенку кожи. Командир – запойный пьяница, пусть не отпирается. Молодежь пробежала сто метров – и запыхалась. А ведь, в отличие от него, эти люди планируют жить долго. Как у них это, интересно, получится, если они так халатно относятся к самому ценному дару – здоровью! Самонадеянные, беспечные глупцы.
Якушев, второй пилот, – махровый невротик, у него и так все время подергивалось лицо, а теперь вообще шок. Начал заикаться, перестал соображать. И ему доверяют человеческие жизни?
Но вот какой хворью одержимы Иван и его спутница, Евгений Дороган не мог определить. Перепачканные кровью лица были не просто страшны, – они вовсе не были лицами людей. Перед ним бесновались существа абсолютно, безусловно безумные, потерявшие способность говорить и двигаться по-человечески. И эти глаза, – мутные, какие-то вареные, другого слова не подобрать. Зрачки едва угадываются среди белков в красных прожилках. Лица в кровоподтеках. Такое ощущение, что под кожей лопнули сразу все сосуды. Чудеса да и только.
– Что с ними делать? – пыхтел стюард Роман. – Она сильная, зараза.
– Давайте их свяжем, – предложил Дороган.
– А чем?
– Возьмите мой шарфик, – предложила одна из девушек, а стюардесса Даша, покраснев, стала стягивать с себя колготки.
Теперь пленные корчились на полу, как гигантские бесноватые черви. Пытались ползти, скалили зубы.
Взволнованный баритон капитана, неожиданно раздавшийся откуда-то с неба, заставил всех подпрыгнуть:
– Говорит Горецкий. Я вижу вас на мониторе. Немедленно, вы слышите, немедленно свяжите и Якушева тоже. Он опасен! Он опасен! Приказываю – связать, обезвредить Якушева!
Второй пилот хныкал на полу.
– Твою мать! – хрипел он, вращая глазами, в которых теперь было больше злости, чем растерянности. – Он думает, что говорит?
– Успокойся, Витя, – принялся увещевать его стюард, – он что-то не так понял. Не разглядел.
– Не так понял? – заорал Якушев, заикаясь теперь совершенно явственно. – А я скажу тебе, почему он не так понял! У него «белочка». Поздравляю! Я говорил, что он допрыгается. Получите.
Всем было неловко. Сейчас они, возможно, стали свидетелями того, как сходит с ума смелый и отважный человек, и громкоговоритель разносит его слова повсюду. Неужели Горецкий действительно «поплыл»? Если честно, это может быть правдой. Невероятный стресс. Недосып. Физическая усталость. Этого достаточно, чтобы сломать человека, злоупотребляющего алкоголем.
Горецкий будто слышал упреки второго пилота.
– Я понимаю, что все это выглядит странно и дико, – снова заговорил он. – Но верьте мне, я не сошел с ума. Заприте или свяжите Якушева. Сами спрячьтесь в каком-нибудь подсобном помещении. На открытом месте вы в опасности!
Понизив голос, Горецкий обратился к стюарду:
– Рома, доверься мне. Вяжите его. Уведи куда-нибудь людей и закрой их! В аэропорту полный… (тут прозвучало слово, которое пилот никогда не позволил бы себе произнести по громкой связи). – Ты меня слышишь? Махни, если понял!
Стюард растерянно махнул рукой.
– Ты сошел с ума? – взвизгнул второй пилот. – Ты веришь этому алкашу?
Рома молча смотрел на Якушева.
– Вы не посмеете, – Якушев крутил головой по сторонам, ища сочувствия. – Вы понимаете, что капитан – ненормальный? Я – пострадавший. А он говорит – связать. Это месть! Вы что, не понимаете, что Горецкий хочет со мной поквитаться?
Голос Горецкого наполнился металлом:
– Как старший по званию, я приказываю тебе, Рома. Выполняй приказ. Оставив Якушева на свободе, вы подвергаете себя опасности.
– Рома! Рома! Ты кого слушаешь? – Якушев уже плакал. – Он сбрендил. Он не может отдавать приказы.
Рома смотрел в упор, и взгляд у него был странный. Нехороший взгляд.
– Да пойми ты, – Якушев взял стюарда за лацканы пиджака, но тот скинул его руки, – у него крыша съехала!
И бросился на стюарда. Рома увернулся, и Якушев впечатался в стену. Когда пилот обернулся, все увидели, что человек исчез. На них смотрело существо с блеклыми глазами. В лице ни кровинки, рот открыт в зверином оскале. Существо снова протянуло руки к Роме, собираясь вцепиться ему в глотку, но стюард сам схватил противника за горло. И, разбежавшись, что есть силы шваркнул Якушева головой об стену. Тот захрипел, но сознания не потерял. С перекошенным от натуги лицом Рома постарался ударить Якушева еще раз, но это оказалось не так просто. Пилот сгруппировался и вцепился пальцами в лицо стюарда, пытаясь приблизить к нему оскаленный рот.