Текст книги "Бандагал"

Автор книги: Анна Ринонаполи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Торболи хотелось бы внимательно просмотреть все папки, но он не может этого сделать в присутствии Патрене – ведь самое объемистое досье собрано именно на хозяина. Волей-неволей ему приходится отправиться вместе с Патрене в кабинет шефа.

Патрене открывает сейф и, торжествующе махнув рукой, захлопывает его.

– Документы хранятся и в приемной Розы, – замечает генеральный директор.

– Тебе не кажется, дорогой Торболи, что это уж слишком?

Однако Торболи настаивает. Наконец до Патрене доходит, что его интересуют секретные документы, которые они оба подписывали.

– Они в этом ящике.

– Тут их нет.

– Значит, Роза спрятала их в место понадежнее.

Узенькие глазки Торболи рыскают по углам, руки лихорадочно листают папки.

– Странно, что нет именно этих документов.

– Не будь идиотом. Я же тебе сказал, что Роза...

Щеки Патрене позеленели, как у туземца, в голосе звучит растерянность. Но Торболи ему не верит, может, он просто разыгрывает комедию.

Патрене хватается за сердце, проглатывает таблетку и снова повторяет:

– Вот увидишь, их куда-то спрятала Роза.

Но сам он не очень-то в этом уверен, потому что вдруг говорит:

– Пойдем к Торторелли. Мне нужно побеседовать с ним кое о чем.

Патрене первым выходит из приемной. Парамагнитные элементы в сохранности, в лифт никто не садился, двери закрыты.

Тем временем Торболи проверил парамагнитные элементы на верхних этажах. Патрене спускается в вестибюль и садится в кресло. Он понемногу успокаивается – ну конечно же, Роза спрятала документы подальше от всевидящего ока Торболи.

Он вызывает своего генерального директора по внутреннему телефону:

– Торболи, я в вестибюле, спускайся и ты.

Но Торболи не торопится. Наконец слышится потрескивание лифта, и из кабины выходит Торболи. С ним явно что-то неладно.

– Я... я был в туалете.

– Тебе что, плохо?

– Да, немного перепил виски.

Патрене пристально смотрит на своего компаньона – э, нет, тут дело не в одном только виски: руки у него дрожат, глаза запали. На Торболи это непохоже.

Торболи понимает, что надо что-то придумать, сейчас, сию же минуту. Не может же он сказать, что пропало досье на Патрене, причем ни один из парамагнитных элементов не поврежден.

– Мне послышалось, будто кто-то ходит наверху. Я проверил, но там никого не оказалось.

– Тебе последнее время всюду мерещатся воры и шпионы. Если меня одолела одышка, то тебя – галлюцинации. Однажды ты уже принял Торторелли за робота.

– Будь он роботом, все стало бы понятным, – прохрипел Торболи, не на шутку испугав Патрене.

– Знаешь, я устал, и мне надоело слушать твои бредни.

Патрене направился к двери, ведущей в бухгалтерию, но Торболи решительно преградил ему дорогу.

– К твоему сведению, у меня тоже пропал документ.

– Это что еще за новость?

О, Торболи не шутит: украсть документы на двух разных этажах, не повредив парамагнитных элементов, способен только специально обученный робот. Но это же чепуха, сущая нелепица. Такое бывает лишь в научно-фантастических фильмах. Инстинктивно оба заговорили совсем тихо, почти шепотом.

– Дорогой Патрене, все совпадает. Он – робот. Вот только кто его подослал?

– Но ведь он уже двадцать лет работает в управлении.

– А ты можешь поручиться, что наши соперники не убили подлинного Торторелли, когда узнали, что он будет кибербухгалтером "Новой Италии"? Они-то и подсунули взамен, робота. Впрочем, это могло быть и делом рук правительства.

Патрене тоже не в силах понять, кому именно понадобилось подослать к ним робота. Он безуспешно пытается собраться с мыслями.

– Надо подумать, надо подумать, – машинально твердит он, утирая обильно струящийся по лицу пот. Он тяжело опускается в кресло и, пожевав губами, выдавливает из себя: – Допустим, что Торторелли – робот. Тогда главное: можно ли его подкупить?

– Навряд ли, это же не человек, а механизм.

– Нет, все-таки ты ошибаешься. Возможно, этот гномик гений зла, но он не робот. Парамагнитные элементы придуманы человеком, значит, он в состоянии и блокировать их. Торторелли – человек. А раз так, с ним можно и нужно договориться о цене, – решительно говорит Патрене и встает.

– Черт побери, мы в его руках, – бормочет Торболи, спускаясь за Патрене в полуподвал.

При звуке шагов Торторелли подсел к вычислительной машине и стал проверять клеммы.

– Будем откровенны, – еще с порога говорит Патрене. – У меня возникли кое-какие сомнения.

Торторелли, не оборачиваясь, показывает на аккуратно разложенные бумаги.

– Эти бумаги говорят сами за себя. Остается только подработать последние данные. К счастью, мистер Бессон скорее самовлюблен, чем умен, а его эксперты совершенно не знают вегианских машин и приборов. Если вы не продадите "Новую Италию", все будет в порядке.

– Это еще что за разговоры?! Предприятие принадлежит мне. И я поступлю, как сочту нужным.

– Как только вы продадите завод, я уйду. Но прежде вам придется пережить несколько неприятных минут.

– Не надо горячиться, успокойтесь, – вмешивается в разговор Торболи. – Сколько вы хотите, Торторелли?

– Мне деньги не нужны. Откажитесь от продажи завода.

– На кого вы все-таки работаете? – не выдерживает Патрене.

– На себя, во имя идеалов. Вам этого не понять.

– Но Бессон готов заплатить вам куда больше.

– Плевать я хотел на деньги. Мне противно работать с ним. И потом... Я же вам сказал, что Бессон блефует. Я подготовлю такой баланс, что все ахнут.

– Значит, вы на нашей стороне?

– Конечно. Ведь мы земляки. Продать завод вы всегда успеете. Баланс наверняка примут без возражений.

– А правительственные чиновники? – спрашивает Торболи.

– Они ничего не заподозрят. Вы опытные дельцы и сумеете убедить самых дотошных ревизоров. Через десять дней баланс будет, окончательно готов, и тогда...

– Десять дней много, – прервал его Патрене. – Даю вам неделю.

– Будь у меня новая счетная машина, я бы уложился. А так мне нужно минимум десять дней.

– Слишком много, – начал было Патрене, но Торторелли уже погасил центральную люстру.

– Завтра вы сами убедитесь, что я прав. Уже поздно, и нам всем не мешает хорошенько отдохнуть.

Он первым направился к выходу, а за ним поплелись Патрене и Торболи. Генеральный директор что-то бурчал себе под нос. В коридоре Торторелли внезапно остановился.

– Тихо!

На верхнем этаже послышались шаги.

– О господи, бандиты! – простонал Торторелли. – Скорее в подвал!

Он бросился вниз по лестнице, Торболи и Патрене – за ним.

– Скорее заприте дверь. Зажгите свет. Нужно дать сигнал тревоги. Постойте, с вами никто не приходил?

– Никто, никто! – истерично крикнул Патрене. – Где сигнал?

– Там, – дрожащей рукой показал Торторелли.

Патрене и Торболи едва успели заметить кнопку на письменном столе, как погас свет.

– Проклятье, я ничего не вижу, помогите! – кричит Патрене.

– Руку, скорее дай руку, – отзывается из темноты Торболи.

С грохотом падают стулья, Патрене совсем было добрался до письменного стола, как вдруг чьи-то металлические клещи обхватили его сзади. Торболи кинулся к столу и уже нащупал кнопку, но в тот же миг невидимый враг тисками сжал ему шею.

– Свет, свет! – из последних сил прохрипел он.

– Нашел! – закричал Торторелли.

Пронзительно завыла сирена. Патрене и Торболи с великим трудом поднялись с полу, все еще не веря, что остались в живых.

Зажегся свет – Торторелли, навалившись грудью на стол, обеими руками впился в рычаг.

– Помогите, плечо сильно жжет, – стонет Патрене.

– Вы ушиблись? – заботливо спрашивает Торторелли и... застывает с раскрытым ртом.

Не в силах вымолвить ни слова, он показывает на распахнутую дверь.

– Кто мог ее открыть? – наконец выдавливает он из себя.

Патрене и Торболи, не отвечая, в ужасе глядят на дверь.

Проходит минута, другая – никого.... Затем до них доносится пронзительный вой полицейских сирен.

– Мы спасены, спасены! Слышите? Они уже приземляются, радостно кричит Торторелли. – Надо открыть входную дверь. Скорее, скорее. Не то они ее взломают.

Он помогает Патрене встать со стула и первым устремляется наверх.

На заводском дворе уже полно полицейских. Не успел Торболи толком объяснить, что случилось, как полицейские бросились обыскивать служебные помещения. Они проверили все парамагнитные элементы – ни один не поврежден; в здании пусто.

– Они успели удрать. Немедленно организуйте погоню, приказывает полицейский офицер подчиненным. – У вас что-нибудь пропало, синьоры?

– Деньги, кажется, целы. Но точно сказать не могу, еще не успел как следует проверить, – отвечает Патрене.

– Мы их настигнем. Они не могли уйти далеко, – говорит офицер, направляясь к выходу.

– Кого именно? – спрашивает Торболи.

– Ясное дело, туземцев, – уже в дверях отвечает офицер.

– Простите, лейтенант, но как им удалось беспрепятственно войти и выйти, не повредив парамагнитных элементов? Для этого даже специалисту понадобилось бы несколько часов. Конечно, если он не применит парочку бомб.

В голосе Торторелли звучит насмешка.

Полицейский офицер подозрительно глядит на него.

– Но ведь сигнал тревоги сработал автоматически.

– Нет, это мы дали сигнал, – отвечает Торторелли.

Офицер после секундного замешательства решительно объявляет:

– Кражи со взломом, очевидно, не было, но шаги-то вы слышали. Значит, что-то преступники наверняка украли. Не беспокойтесь. Я доложу начальству. Мы непременно отыщем виновных. Произведем обыск в резервации туземцев. Арестуем всех подозрительных.

– Довольно! – крикнул Патрене и тут же схватился за грудь. – Да вы не то что в полицейские, в дворники не годитесь! Туземцы все придумали? Это же курам на смех. Я сам поговорю с вашим начальством.

– Успокойтесь, коммендаторе, успокойтесь, – встревоженно говорит офицер. – Раз они ничего не украли, то...

– Значит, по-вашему, я должен терпеть, чтобы ночью по моему заводу спокойно разгуливали бандиты? Зачем же я тогда плачу налоги? Чтобы вы спали, ели и ничего не делали?

Лейтенант попятился назад.

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, мы примем все меры, арестуем... – и выскочил на заводской двор.

– Тщательно осмотрите местность, пядь за пядью, обыщите близлежащие дома, – грозно приказал он.

Патрене его даже не слушает. Он устало идет к элиспринту, за ним плетутся Торболи и Торторелли.

– Хотите подвезу? – предлагает Патрене. – Кстати, где ваш элиспринт, Торторелли?

– Я брал его напрокат, а теперь вернул законному владельцу. Он стоит кучу денег.

– А вы, милейший, скуповаты, – бросает Патрене.

– Зарабатываю мало. Вот когда мне повысят зарплату, я непременно куплю элиспринт. Тогда девушки будут меня безумно любить.

Патрене и Торболи обменялись многозначительным взглядом.

Торторелли пришел на службу поздно. Сонный, вялый, он спустился в бар, чтобы выпить чашечку кофе, и увидел Кьяри.

– О дорогой Торторелли, мы все наслышаны о ночном приключении. Вам не было страшно?

– Это я дал сигнал тревоги. – В глубине души ему приятно чувствовать себя героем. – Да, кстати, как вас зовут?

– Родителям вздумалось назвать меня Миртой. Сейчас девушку с таким именем редко встретишь.

– Нет, это очень красивое имя.

И, стараясь не выдать своего волнения, он раскланялся. В полуподвале темно, он зажигает свет, но ему что-то сегодня не работается. Он встает и отправляется к шефу. В коридоре путь ему преграждает Роза. Сделав печальное лицо, она участливо произносит:

– Как вы себя чувствуете? Приятную ночку мы пережили, нечего сказать!

Роза аккуратно вытирает слезу, стараясь не размазать тушь на ресницах.

"А Торторелли совсем неплохой человек. Не то что Торболи".

– При моем слабом сердце такие волнения просто губительны.

– Знаете, милая Роза, по-моему, это дело рук галактической банды. Тут работали профессионалы. Они ничего не украли?

– Нет, – поспешно, слишком поспешно отвечает Роза. – А разве существуют галактические банды?

– Дорогая моя, в наш век даже банды не могут обойтись без первоклассных специалистов. Сама организация осталась прежней: главарь банды занимает какой-нибудь ответственный пост в министерстве, и до него полиции не добраться. Вы на Несе уже два десятка лет и, конечно, должны знать, что галактических бандитов называют бандагалами.

Роза в растерянности смотрит на него.

– Вы это серьезно?

– Но ведь совсем недавно известный журналист из "Галактического курьера", кажется Сантарелли, написал об этом целую серию прелюбопытных статей. Эти люди знают свое дело.

Торторелли начинает перечислять, загибая пальцы:

– В банду обычно входят киллергал, жестокий и безжалостный убийца, астроганг...

– Не может быть! – в испуге восклицает Роза.

– Физиоганг, киберганг, – невозмутимо продолжает Торторелли. – Словом, целая банда превосходных специалистов. И тут нечему удивляться. Представьте себе, дорогая Роза, сколько инженеров зарабатывают буквально гроши. Чаще всего бандагалы укрываются на каком-нибудь астероиде. Не исключено, однако, что они избрали своей базой какую-нибудь слаборазвитую планету, скажем, Нес. Ведь мы построили большие города, а во многих болотистых районах даже сторожевых постов нет. "Новая Италия" – крупный промышленный комплекс, и наших конкурентов не остановят никакие моральные соображения. Промышленный шпионаж – вот их главное оружие. Прибавьте к этому политические цели, и вы поймете, на что способны наши "друзья" вроде мистера Бессона.

– У вас есть реальные доказательства?

– Конечно нет, дорогая Роза. Главари достаточно хитры и обычно остаются в тени.

– Мы подписали предварительное соглашение с мистером Бессоном. И он вряд ли заинтересован теперь в нашем крахе.

– Оно уже вступило в силу?

– Пока еще нет. Но у меня есть серьезные подозрения. Кое-кому наш шеф давно стоит поперек горла.

– Отлично сказано. Амбиция порой толкает людей на самые невероятные поступки. Будьте внимательны, Роза. А я всегда рад вам помочь. Да, кстати, мне нужно поговорить с шефом. Проведите меня, если вам не трудно.

Роза растроганно протягивает ему руку, и Торторелли с жаром пожимает ее.

Когда Роза, улыбаясь, ввела кибербухгалтера в кабинет, Патрене и Торболи даже привстали в креслах. Неожиданный "пакт о дружбе" между секретаршей и Торторелли по разным причинам обеспокоил обоих хозяев "Новой Италии".

– А вы совсем неплохо выглядите, – с порога бросает Торторелли.

У Торболи рука в гипсе, и в своей темной рубашке он очень похож на крохотного динозавра. Патрене же буквально утопает в бинтах. Он тоже напоминает доисторическое животное, но только из детских фильмов. Оба глядят друг на друга исподлобья, и совершенно очевидно, что один подозревает другого в краже. Кибербухгалтер широко улыбается.

– Нет, вы просто молодцы. А я бы без успокоительных таблеток вообще не добрался до работы.

– Не забывайте, что вы на службе, – проскрипел Торболи.

– Есть ли какие-нибудь новости? – словно не замечая раздражения генерального директора, спрашивает Торторелли.

– Никаких, – бурчит Торболи.

– Надеюсь, вы-то не считаете, что тут поработали бандагалы? Кстати, что, собственно, украли?

– Ничего, ровным счетом ничего, – мрачно отвечает Патрене.

Торторелли расплывается в улыбке.

– Замечательно. Значит, я вовремя подал сигнал тревоги. Но что они все-таки искали? Деньги, секретные документы? Ведь у каждой фирмы есть секретные документы. И часто они оказываются грозным оружием в борьбе...

– На что вы намекаете? – не выдерживает Торболи.

– Вам лучше знать.

– Мне?!

– Разве у вас нет специального архива? А кое-кому это может не нравиться.

– Теперь все ясно, – вырвалось у Патрене. – Кто-то решил завладеть твоими документами, а ты...

– Пропали документы? – с невинным видом спрашивает Торторелли.

– Ничего не пропало. И вообще это не твое дело, – взрывается Торболи. – Возвращайся на свое рабочее место!

– Сию минуту! Я только вот что хотел бы заметить. Возможно, бандитов интересовал электронный мозг. Тогда мы просто чудом избежали страшной опасности. А полиция, как видно, пребывает в бездействии?

– Арестовали нескольких туземцев, – говорит Торболи. Надо же ей выказать свое рвение.

– Простите, но при чем здесь туземцы?

– Разумеется, ни при чем, – отвечает Патрене. – Возможно, в этой истории замешаны каля, хотя...

– Вот их и надо было арестовать! – восклицает Торторелли.

– Э, нет, с кали обращаются очень вежливо, даже чересчур. Расплачиваться, как всегда, придется простому люду. Но если они и невиновны, я лично буду только рад.

– Еще бы! Какой удобный предлог, чтобы арестовать всех недовольных! Но я бы на вашем месте, хозяин, потребовал их освободить. Пусть лучше полиция всерьез займется розысками настоящих воров.

– Поскольку ты пока еще не на моем месте, то возвращайся к себе, и побыстрее, – отрезал Патрене.

Торторелли понял, что сейчас не время спорить, и молча отправился к себе.

Разумеется, он не отвечает за действия полиции, но ему все же очень неприятно, что пострадали туземцы. Он-то думал, что сумеет заранее рассчитать все ходы, свои и противника, а партия, увы, складывается не в его пользу.

– Куда вы так торопитесь, дорогой Торторелли?

А, это опять она, Мирта. Интересно, что ею движет, любопытство или расчет? А быть может, ее подослали эти два бандагала?

– Какой вы занятный, – кокетливо говорит Мирта.

Ну, что ж, он рад, нет, просто счастлив пригласить ее поужинать в ресторан.

Бедный Йорик не наделен эмоциями и не в состоянии оценить по достоинству смелое решение Бенедетто.

– Понимаешь, иной раз ее глаза приобретают желтоватый оттенок, совсем как дженциана, которую я сейчас пью, – обращаясь к роботу, говорит он. – В ней чувствуется стиль. А это для женщины главное... Нет, к дьяволу Мирту, поговорим лучше о моих дорогих бандагалах. Поверь, мне их ничуть не жаль. У судьи не должно быть жалости. Иначе он потеряет решимость, станет похожим на Гамлета. Но, увы, Бедный Йорик, мне так и не удалось остаться равнодушным. Меня это веселит. Я наслаждаюсь их страхом. Посмотрел бы ты на них сегодня! Жалкие людишки. Но именно жалкие людишки, друг мой, и способны на самую большую подлость. Знаешь, мне даже приятна роль беспощадного судьи. Может, потому, что я почти двадцать лет провел в полном одиночестве? И теперь любая роль кажется мне увлекательной. Например, роль лжеца. Видел бы ты, какие лица были у экспертов "Новой Америки", когда я показал им пластинку! А ведь я и в самом деле могу изобрести новую счетную машину. Она бы очень пригодилась крупным промышленникам, скажем Бессону... Э, кажется, моя совесть начинает ржаветь.

Бенедетто умолкает. Он даже роботу не решается признаться в том, что, когда он смотрел на американца, у него мелькнула дикая мысль. "Ты – нет, а вот я действительно мог бы создать мощный блок против всех промышленников Веги".

О, власть кружит людям голову сильнее вина. Мирту может поразить только титан, хоть рост у него, Торторелли, всего лишь полтора метра. Но какими же подлыми средствами люди добиваются власти!

Он снова вспоминает о туземцах, которые сидят сейчас в тесных и сырых тюремных камерах. "Да, но я-то здесь при чем? Хотел бы я знать, как бы поступили другие на моем месте? Надо мной прежде все смеялись – и земляне, и туземцы. Кто хоть раз пожалел меня?" Но он сам понимает, что его доводы неубедительны, и громко проклинает тот день, когда вздумал заняться философией. Еще Сократ говорил: "Познавши однажды добро, его волей-неволей приходится применять и дальше". Э, кто теперь вспоминает о каком-то Сократе? Он был дикарь, не знакомый ни с антиматерией, ни с парамагнетизмом. Рассуждал о морали... А мораль – это роскошь, она слишком дорого стоит.

– Ну, чего ты стоишь как истукан? Дай мне еще вина.

И тут робот сказал:

– На сегодня хватит.

– Что значит хватит? Я хочу пить.

Он протянул бокал дрожащей рукой и жалобно захныкал:

– Робот и тот перестал мне подчиняться. Ты тоже не любишь меня.

Робот бережно, но твердо взял у него бокал.

– Степень опьянения превышает допустимый предел.

– Но я хочу забыться, Бедный Йорик.

– Если Бенедетто отчаивается, значит, он устал. Он отдохнет, и завтра жизнь снова ему улыбнется.

Это его собственный голос, спокойный и невозмутимый.

– Бенедетто лучше других, он может взирать на мир с иронией сильного духом. Ступа времени перемелет всех этих Патрене.

Сработал запрограммированный заранее механизм самоутешения. Бедный Йорик вынимает шприц и делает ему укол.

– Нет, я идиот, самый настоящий бол...

Он умолкает, вскоре забывается глубоким сном, и верный робот осторожно укладывает его в постель.

Они кончили ужинать. Интересно, Мирта и в самом деле рада или же искусно притворяется? А может, ее подослала дирекция? Она глупее, чем он предполагал. Поэтому ему никак не удается понять, что кроется в действительности за ее кокетством.

– Вас интересует, дорогая Мирта, почему прежде я не обращал внимания на свой внешний вид. Вам когда-нибудь случалось видеть альпегов, маленьких ящериц, которые в целях самосохранения умеют мгновенно менять окраску? Так вот, я посылал вместо себя на службу некоего Торторелли в старомодной одежде, и коллеги вначале потешались надо мной, а потом и вовсе перестали меня замечать.

– Чем же объяснить внезапную перемену?

– Надоело бесконечно играть одну и ту же роль. – Бенедетто от души рассмеялся. – Дома или на отдыхе я совсем иной. Надо же когда-нибудь измениться и на службе.

– Как интересно! Где же вы отдыхаете?

Торторелли помолчал, играя серебряной вилкой.

– Обычно на Веге или Антаресе. Ищу красивых темпераментных женщин без всяких предрассудков. Таких женщин немало, но, увы, они равнодушны к любви. Они похожи на роботов, лишены фантазии, искренности. Ничего не поделаешь, серийное производство. Так же как мебель и одежда.

Он облокотился на стол.

– Посмотрите на этот зал. Какое однообразие во всем! Красота должна быть неповторимой. Можно ли сравнивать натуральный шелк с синтетикой?

– У вас, Бенедетто, вкусы миллиардера.

– Я приобрел старинное индийское платье, сари. В нем вы стали бы совсем иной. Но вот только сумеете ли вы его носить?

Он так многозначительно глядит на нее, что Мирте становится не по себе.

– О чем вы говорите?

– Вы правы, оставим эту скучную тему. Знаете, я купил на Веге коллекцию старинных драгоценностей. Подлинная женщина должна носить подлинные драгоценности. Но, быть может, вас и это не интересует?

В ответ она улыбается ему очаровательной улыбкой кинозвезды.

– Увы, я ужасный мот, – тоном закоренелого жуира продолжает Бенедетто. – За двадцать лет я заполнил дом всякими безделушками. Поверьте, это сильнее меня. Стоит мне увидеть красивую вещь, и я тут же ее покупаю.

– А что вы делаете, когда видите красивую женщину?

– Ее я не покупаю. И знаете почему? Меня не интересуют дешевки.

– Но женщина – не вещь.

– Совершенно с вами согласен, когда это настоящая женщина. Вот только есть ли еще такие? Куда ни глянешь, одни и те же комбинезоны из синтетики, фальшивые драгоценности. А женщина создана для того, чтобы носить шелковые платья. Ну, вот, скажите, зачем вы прилетели на Нес? Это преотвратная планета. Если бы не моя келья, я бы давно отсюда удрал. У меня есть бокал с Веги цвета ваших глаз. Из него я каждый вечер пью коньяк. Бокалов было два, но один разбился, а другого похожего я так и не нашел.

– Все это баснословно дорого! А дом снаружи совсем неказистый.

Мирта и верит и не верит его рассказам, но все же позволяет ему гладить коленку.

– Фасад для того и существует, чтобы вводить прохожих в заблуждение. А в самом доме живу я, и там...

– Дорогой Бенедетто, мне ужасно захотелось побывать у вас.

Торторелли в нерешительности смотрит на нее.

– А вы умеете хранить тайны? Никому ничего не скажете?

Но она уже берет сумочку.

– Идемте, тайны хранить я умею.

– Ну, раз вы настаиваете...

"Похоже, его мой визит не очень радует, – думает Мирта. Нет, эту золотую россыпь нельзя отдавать другим".

Когда они вышли из машины, Бенедетто попросил ее закрыть глаза, взял за руку и повел наверх по выщербленным ступенькам. Наконец он сказал:

– А теперь смотрите.

Мирта открывает глаза и в немом изумлении оглядывается вокруг. Такое не увидишь даже в кинофильме. Внезапно стена опустилась вниз, и ее взору предстала спальня, вся в коврах и зеркалах. Высокая кровать с золотыми шишками, парчовые занавеси. В огромном зеркале отражается она, Мирта, в блестящем синтетическом платье с глубоким вырезом.

Бенедетто открывает зеркальный шкаф и вынимает черное шелковое платье, расшитое золотыми чудищами.

– Примерь.

Мирте никак не удается надеть невероятно длинное платье их давным-давно никто не носит.

– Не так, расправь складки. И не извивайся, словно ты гала-шейк танцуешь. Представь себе, что ты индийская принцесса, а я чужеземный принц, который привез тебе в дар ларец с драгоценностями.

Мирта нетерпеливо протягивает руку к ларцу.

– Дай, покажи их, милый.

Она подходит к нему, гладит его по щеке. Он тяжко вздыхает.

– Нет, ты не умеешь играть роль. Ты как первоклассница, которую надо сначала обучить азбуке.

Бенедетто мрачно смотрит на спящую Мирту, трогает ее за плечо.

Мирта протирает сонные глаза, осматривается.

Бенедетто отворачивается, подходит к столику и ставит пластинку.

Мирта начинает лихорадочно одеваться.

– Что это за песня? – хрипло спрашивает она.

– Старинная.

– Мне такие не нравятся. Я хочу пить.

– Ты и так выпила предостаточно. Я принесу тебе мороженое.

Он исчезает, а Мирта смотрит на книги, мебель из красного дерева. Это же целое состояние. Нет, она своего добьется.

Бенедетто протягивает ей вазочку с мороженым.

– Дорогой мой, покажи своей Мирте робота.

– Робота? – ледяным тоном переспрашивает он.

– Ну да. Ведь об этом весь завод говорит!

– Идем. Я покажу тебе мою кухню-автомат. При желании ее можно принять за робота-повара.

– Вечно ты отшучиваешься.

Мирта недоверчиво идет за ним в кухню и, разочарованная, возвращается в спальню.

– Пожалуйста, расскажи завтра обо всем в дирекции.

– Глупец! Теперь ты сам без пяти минут начальник и не должен ни перед кем отчитываться.

– Ну, как же! Административный директор с весьма солидным окладом.

– Мой милый, деньги еще никому не вредили. – Она чмокнула его в щеку. – Я так рада, что ты станешь административным директором.

О, она уже строит далеко идущие планы. Но он знает, как ее придержать.

Скорчив гримасу, он шепнул ей с заговорщическим видом:

– У меня тоже есть свой архив. Но только на любовниц.

Мирта в ужасе отшатнулась.

Бенедетто взял со столика бокал, завернутый в веленевую бумагу.

– Благодарю тебя за незабываемый вечер, Мирта. Это тебе на память. Прощай, прекрасное не повторяется дважды. Желаю тебе удачи.

Но Мирта не слушает его, она требует, чтобы он вызвал машину немедленно, сейчас же. Ее глаза пылают гневом. Бенедетто это и приятно и грустно. Все же лучше ненависть из страха, чем равнодушие той, другой Мирты.

"О Бенедетто, ты и в самом деле верил, что я выйду за тебя?" А он отказывал себе даже в сигаретах, чтобы сводить ее в кино или в бар, а потом у дверей получал холодный прощальный поцелуй.

В комнате еще сохранился запах духов Мирты.

– Черт побери, ты не находишь, что пора проветрить комнату, Бедный Йорик?

Но стены надвигаются на него, давят, словно стенки гроба.

Надо выйти, подышать свежим воздухом.

Заложив руки за спину, он бредет по улице, сплошь изрытой ухабами и рытвинами. Не проходит и трех месяцев после ремонта, как рабочие начинают снова засыпать дорогу галькой.

"Подрядчики наживаются на каждой яме, – мрачно думает он, с яростью поддевая ногой камешки. – И правильно делают. Зато налогоплательщик имеет право протестовать на страницах многочисленных журналов и газет. Собственно, я это знаю давным-давно. Просто сегодня мне особенно тоскливо, и я готов выть от злости. Разочарование в Мирте? Но чего можно ждать от женщины, которая спит сначала с Торболи, а затем с этим старикашкой Бессоном? Ну что ж, каждый прокладывает себе дорогу посвоему. Только ее дорога тоже вся в ухабах и ямах. Эта красотка решила, что в два счета приберет меня к рукам. Ошибаетесь, милочка. Впрочем, так ли уж я неуязвим? В пятьдесят лет неприятные воспоминания слабеют и пропорционально возрастает желание".

– Стой.

Это часовой резервации несиан. Он предупреждает Торторелли, что дальше идти небезопасно. Но если у синьора там девочка, то он готов его проводить.

– В моем городке говорят: "Покаешься в блуде, прощение будет". – И он, выразительно ухмыляясь, поглядел на Бенедетто.

Торторелли молча повернулся в зашагал прочь.

"Надо же было этим туземцам угодить в тюрьму. Если даже ему и удастся вызволить их оттуда, полиция живо упечет за решетку других. Слишком уж они импульсивны и неосторожны. О господи, кто это стоит у ворот?"

Молодая женщина подползает к нему на коленях и просит с мольбой в голосе:

– Синьор, меня зовут Неена. Сжалься надо мной. Мы знаем ты добрый и могучий. Ты бог, а боги все могут.

– Богов нет, Неена.

– Нет, есть. На Несе раньше тоже был бог, а потом его не стало.

Бенедетто знает эту легенду. Прежде на планете обитал зеленоглазый бог. Он летал в межзвездной пустоте, а когда уставал, опускался на Нес р любовался своим отражением в озерах и речках. Он был одинок, вокруг были только небо, земля и вода. Богу было грустно, и он не раз думал, как бы избавиться от одиночества. И вот однажды Он решил превратить свое бессмертное тело в семена жизни. На безлюдную планету пали с неба семена жизни, а сам бог исчез навсегда. Его волосы превратились в цветы и растения, глаза – в моря, кости – в горы, кровь – в мужчин и женщин, которым дано любить друг друга, а кожа – в змей, лягушек и птиц.

– И все-таки богов нет. Есть люди, одинаковые, хоть у них различный цвет кожи и волос.

– Ты всемогущ и добр, ты один можешь мне помочь.

– У нас есть свои кали. Вот они действительно всемогущи. Но расскажи, что случилось. Сядем на ступеньки, тогда патруль нас не заметит.

Теперь он видит, что Неена очень молода и очень хороша собой. Сидя на ступеньках, она зябко кутается в шаль из плотной цветной ткани. Ее история проста и печальна. Она любит Стильмара, племянника могущественного каля. Но дядя против их брака – Неена простолюдинка, к тому же она бежала из резервации "Новой Америки". Поэтому влюбленным приходилось встречаться тайком. Четыре дня назад полиция устроила облаву, и, чтобы спасти подругу, Стильмар выскочил из кустов. Его арестовали и обвинили в краже на заводе. Неена клянется, что он невиновен; в глазах у нее слезы. Торторелли обещает ей помочь, и она сразу перестает плакать.

– Как же ты вернешься?

– Патруль меня не заметит. И потом, у меня есть деньги. Полицейские любят деньги.

– Вот видишь, Неена, если б мы были богами, нас нельзя было бы подкупить.

– Так написано и в ваших книгах. Да только мы сидим за колючей проволокой, а вы повелеваете нами. Значит, в книгах вы пишете одно, а делаете другое? Но ты не такой, как другие. Ты добрый. Семя твоего бога проросло в тебе, а в других оно умерло.