Текст книги "Охота светской львицы"

Автор книги: Анна Ольховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 12

Газета была из разряда изданий, цвет которых, возможно, кто-то и сравнил бы с солнышком, но лично у меня от подобной прессы скулы сводит, как от кислотно-желтого лимона. Алина, похоже, испытывала те же чувства, поскольку ее перекосило довольно забавным образом, когда она рассмотрела название подброшенного подарочка.

– Слушай, – жалобно посмотрела она на меня, – а может, не будем смотреть дальше? Это ведь самая желтушная из всех газета. Оно нам надо?

– Вообще-то, не очень, – я почесала затылок, – ладно, подождем, пока вернется Сергей Львович.

Мы мужественно положили пованивающую газетенку на банкетку в прихожей и помаршировали на кухню. Следующие полчаса я изо всех сил гордилась собственной стойкостью и выдержкой, вот только почему-то в руляду начала заворачивать не фарш, а тщательно удаленные из тушки куриные кости. Но я-то вовремя спохватилась, а вот Алина меланхолично начала отмерять стаканами соль для крема вместо сахара. М-да, синдром Ходжи Насреддина одерживал убедительную победу. Помните, как Насреддин запретил думать о белой обезьяне, иначе лекарство не подействует? Естественно, как только он упомянул о ней, как паршивка тут же начала вытворять мерзости в умах собравшихся. Приблизительно то же происходило и с нами.

– Все, хватит, – я едва успела остановить Алину, когда та собралась два стакана соли бухнуть в молоко, – так мы с тобой наготовим черт-те чего. Одно из двух: либо мы немедленно читаем газету и, успокоившись, возвращаемся к готовке, либо… – Я запнулась.

– Либо что? – с надеждой посмотрела на меня Алина.

– Не знаю, еще не придумала. Но к продуктам нас в таком состоянии подпускать точно нельзя, если только в рамках конкурса «Обе руки – левые».

И мы обреченно уселись на кухонный диванчик, крепко сцепившись за руки. Так и нашли нас вернувшиеся через полчаса мужчины.

– И как это понимать? – слегка обалдев, спросил Артур, разглядывая картину, достойную кисти Шагала, только у маэстро два чучелка парят над городом, а здесь два чучелка застыли над грудами того, что еще недавно было качественными продуктами питания.

– Мне Илларион сказал, что вам какую-то газету подбросили, – зарокотал вошедший следом Сергей Львович. – И как?

– В смысле? – гордо уточнила я, с трудом отцепившись от Алины и стараясь придать себе вид спокойный и невозмутимый. Но вид этот, гад такой, никак не хотел придаваться, норовя соскользнуть куда-то за спину. А кого удивит спокойное и невозмутимое седалище?

– В смысле – о чем пишут? – генерал усмехнулся.

– А мы не читали, – пискнула Алина, – вы же запретили.

– И вы удержались? – Артур недоверчиво посмотрел на жену.

– И что удивительного? – Мне все же удалось нацепить на физиономию тот самый вид. – Понимаю, мужской стереотип мышления предполагает, что мы с Алиной, повизгивая от нетерпения и отталкивая друг дружку локтями, давно должны были зачитать эту вонючку до дыр, как и положено любопытным курицам. Три ха-ха! Сказано – нет, значит, нет!

– Только два вопроса, можно? – поднял руку Сергей Львович.

– Давайте.

– Первый – где вы видели читающих куриц, и второй – почему эти самые курицы так судорожно сцепились лапками, когда мы вошли?

Я не успела достойно парировать выпад генерала, потому что вернулся Артур с газеткой в руках. Держа ее, словно испачканный подгузник, Артур протянул свою ношу отцу.

– На, возьми.

– А сам почему не хочешь полюбопытствовать? – проворчал Сергей Львович, разворачивая переливающееся всеми оттенками желтого издание. Нужный материал, судя по всему, искать не надо было, лицо генерала сразу словно покрылось коркой льда. Минут пять он читал, но на большее Сергея Львовича не хватило, и он с отвращением отбросил листы. Я ловко подхватила их, и…

– Аня, не надо, не смотри! – попытался остановить меня генерал.

Строчки прыгали перед глазами, отплясывая замысловатую тарантеллу, и никак не хотели успокоиться и улечься в связный текст. Да я особо и не старалась вчитаться, мне было достаточно фотографий. Полуголые мужики в количестве трех, совершенно безумного вида, явно обколотые и обкуренные, хохоча, окружили плачущих девчушек. Один пытается влить в рот ближайшей к нему малышки вино, второй протянул руку и рвет маечку на плече другой девочки, а третий, широко расставив руки, не дает вырваться из круга остальным несчастным. И этот третий был не кто иной, как Лешка, мой Лешка, Алексей Майоров. На следующей фотографии Майоров тащит за руку к своему джипу упирающуюся девочку. Залитое слезами лицо ребенка повернуто к объективу. Инга, девочка моя, Кузнечик мой смешной…

Снимки стали расплываться перед глазами, я по ставшей уже любимой привычке собралась было хлопнуться в обморок, но какая-то деталь царапнула мое меркнущее сознание. Сознание истерически заверещало и принялось отбиваться от царапающейся гадости. И попробуйте в таком дурдоме улечься в обморок! В общем, когда Сергей Львович попытался отобрать у меня газету, я вцепилась в нее так, что чуть не порвала:

– Подождите, здесь что-то не так, дайте я еще посмотрю!

– Здесь все не так, – стиснув зубы, проговорил генерал. – Я отдам снимки на экспертизу, возможно, они смонтированы. Если же нет… – Стараясь не смотреть в мою сторону, Левандовский набрал номер и сказал кому-то: – Немедленно отправить в клинику Карманова дополнительных людей, усилить охрану, контакты Майорова свести до минимума, к нему пока не пускать никого, включая его администратора.

– Сергей Львович! – протестующе завопила я, но генерал поднял руку, словно пытаясь отключить звук в устройстве под названием «Анна Лощинина».

– Я понимаю твои чувства, Аня, но пойми и ты. Количество доказательств вины Алексея растет, вот это, – потряс он газетой, – уже серьезно, тем более что машина на снимке с моей внучкой точно его. А в пользу Алексея – лишь его слова и дружба, которая нас связывает. Я и так сделал все возможное, чтобы помочь Майорову, но судьба Инги для меня гораздо важнее, чем судьба Алексея, ты уж извини.

– Да понимаю я все! Но выслушайте же меня, наконец!

– Ну что еще ты хочешь сказать? – устало проговорил Сергей Львович.

– Посмотрите на снимки внимательнее, – заторопилась я, – особенно на тот, где эти уроды раздеты. Видите, вот, лже-Майоров руки растопырил?

– И что тут необычного?

– А то, что это точно не Лешка, и я могу это доказать! – торжествующе закончила я.

– Каким образом? – генерал оживился.

– Дело в том, что у Лешки на правом боку, под рукой, есть шрам довольно причудливой формы, напоминание о хулиганском детстве. Этот шрам совершенно не виден под одеждой, и даже под Лешкиными разлетаистыми сценическим костюмами, поэтому о нем никто не знает.

– Кроме тебя? – уточнил, улыбнувшись, Сергей Львович.

– Кроме меня, – изо всех сил постаралась не покраснеть я, – так вот, здесь лже-Майоров без рубашки, и, будь это действительно Лешка, шрам был бы виден под поднятой рукой даже на газетном снимке, уж очень он необычный. А у этого кожа гладкая, вы присмотритесь!

– Ну-ка, ну-ка, – Левандовский, развернув газету снова, начал внимательно разглядывать фото. Наконец он поднял голову, взгляд его потеплел:

– Повезло Алексею, ох, как повезло! Что бы он без тебя делал!

– Но как же, – едва слышно проговорила Алина, – ведь этот, на снимках, просто вылитый Алексей.

– Не думаю, – возразил генерал, – крупных планов здесь нет, снимки не очень четкие, это, скорее всего, двойник.

– Ну конечно! – воскликнул Артур. – Вспомните, как Алексей водил за нос Жанночку с помощью своего двойника, Гриши Таратайкина. Тот мог добиться потрясающего сходства с Майоровым, чем Алексей и воспользовался.

– А Жанна ему отплатила той же монетой, – задумчиво проговорил Сергей Львович, – причем в тройном размере. Не сомневаюсь, что на первом снимке – девчушки, упомянутые в первой статье. Мою внучку туда сунуть эта гадюка не рискнула, но все же задействовала в этой грязи.

– Господи, бедные малышки, – Алина залилась слезами, – бедная моя доченька, до каких же пор эта сволочь будет измываться над нами, когда же вы поймаете ее!

– Поймаем, Алинушка, обязательно поймаем, – поднялся Сергей Львович, – а сейчас я поеду к Алексею, надо предупредить его о возможных осложнениях, пусть будет готов к любым неожиданностям. Дополнительные люди, которых я послал туда, лишними в сложившейся ситуации точно не будут.

– А мне можно с вами? – заранее зная ответ, жалобно спросила я.

– Пока нет, – генерал был непреклонен.

– Тогда отмените распоряжение насчет изоляции Лешки, пусть хоть Виктора к нему будут пускать, а?

– Это – пожалуйста, – Сергей Львович улыбнулся. – Так, я уехал, ты, Артур, побудь с девочками, может, они все-таки закончат обед готовить.

– Скорее, ужин, – проворчала я.

ГЛАВА 13

Скандал набирал обороты. Все средства массовой информации словно с цепи сорвались. Сергей Львович почти не спал, ему приходилось тяжелее всех, ведь Ирина Ильинична, хоть и пошла на поправку, но все еще была очень слаба. Как только жене стало получше, генерал перевел ее из муниципальной больницы в ведомственную, где вышколенный персонал беспрекословно подчинялся приказу оградить пациентку от посторонних контактов, не давать ей читать прессу и смотреть телевизор. Сергей Львович привез жене книги, чтобы ей было чем заняться, но Ирина Ильинична большую часть времени спала. Мы по очереди навещали ее, разумеется, ни слова не говоря о бушующем скандале, о фотографиях Инги. Совместно мы обсудили единую версию, которой и придерживались: Кузнечик у Жанны Кармановой, с ней все в порядке, ей дали поговорить с нами по телефону. Жанна требует, чтобы генерал посадил Майорова за решетку, тогда ребенка вернут. По большому счету, так оно и было, вот только на прямой контакт Карманова не шла и возвращать Ингу явно не собиралась. Во всяком случае, пока. Организованная ею акция приносила ощутимые результаты, страсти накалились до предела. Обезумевшие родители, узнав на фото в газете своих детей, штурмовали прокуратуру, требуя суда над Майоровым. Они умоляли, рыдали, грозили. Они желали знать только одно: где их дети? Если Майоров арестован, то почему детей все еще не вернули? Что с ними, живы ли они? Прошло еще четыре дня. Лешка поправлялся очень медленно, накачали его какой-то сильнодействующей дрянью, да еще стресс…

Я никак не могла понять, почему не публикуются опровержения, ведь уже было доказано и без моего свидетельства, что на снимках не Майоров, а его двойник, но генерал все оставлял по-прежнему. Он объяснял это тем, что Карманова способна выкинуть что-нибудь еще, а подвергать детей новым издевательствам ни в коем случае нельзя. Теперь же, когда у Жанны якобы все получилось, она может расслабиться и допустить ошибку.

В принципе, я была согласна с Сергеем Львовичем, но меня настораживало состояние Лешки. Он все еще был очень слаб, какой-то вялый и заторможенный. Мне удалось пару раз поговорить с ним по телефону, и я не узнавала его. Левандовский объяснял это стрессом, но я-то знаю Майорова – он не способен впасть в меланхолию и стать осликом Иа. Я умоляла Сергея Львовича перевезти Лешку из клиники Карманова в любое другое место, мало ли в тайной канцелярии укромных больничек, но генерал оставался непреклонен. Он был абсолютно убежден, что рано или поздно, но Жанна объявится именно там. В общем, Лешка оказался живцом.

Умом я понимала и одобряла тактику генерала, но душа рвалась на части. Я чувствовала, что Михаил Карманов участвует во всей этой катавасии, что он заодно с женой. Но Сергей Львович уверял меня, что лечением Майорова занимается вовсе не Михаил, да и из персонала клиники к Лешке не пускают никого. Для него привезли из Москвы отдельную бригаду медиков, вот они-то и выхаживают Майорова.

Тоскливо было, ох как тоскливо! Артур и Алина переживали беду вместе, и, хотя изо всех сил старались поддерживать и меня, но мое одиночество рядом с ними ощущалось гораздо сильнее, и я старалась убегать из дома то в магазин, то в больницу к Ирине Ильиничне. Никто за мной не следил, никто не пытался покуситься на меня, а жаль. В таком состоянии я сама с удовольствием бы покусилась на кого-нибудь, хоть немного связанного с Жанночкой!

И если первые мои самостоятельные выходы сопровождались скандалом и навязыванием в качестве провожатых парнишек Левандовского, то теперь я получила полную свободу передвижения, поскольку задействовать сотрудников для охраны столь малоперспективной особы было бы неоправданным расточительством.

Я часто звонила Таньскому, моя подружка старалась отвлечь и развеслить меня. Вчера она придумала новую фишку – попросила купить в Москве плюшевого бобра. Она, видите ли, хочет подарить его на Новый год своей крестнице, которая обожает бобриков. Вот же придумала! Знает, чем меня занять – походами по магазинам. Дело увлекательное и грустные мысли напрочь устраняющее. И объект поиска выбрала подходящий. Сомневаетесь? А вы когда-нибудь видели в продаже плюшевых бобров? Нет? Вот и я нет. Непопулярный зверек, а жаль. Мне гораздо интересней лихой бобрик, чем армии, полчища мишек, зайчиков, собачек.

Короче, посоветовавшись с Алиной на предмет массовой дислокации плюшевых игрушек и вооружившись списком мест этой самой дислокации, я отправилась на поиски. Спустившись в метро, остановилась у большой схемы линий метрополитена, чтобы составить оптимальный маршрут и не носиться по Москве, словно ополоумевший кенгуру. Да, непростая задачка, зато есть чем заняться сегодня. Я достала блокнот и принялась записывать, куда, как и в какой последовательности мне ехать. Внезапно над ухом раздалось сопение и меня обволок незабываемый аромат. Скунсы? Я с опаской оглянулась. Через плечо в мой блокнотик заглядывал, нет, заглядывала, впрочем, не уверена. В общем, существо, шмыгая носом, тупо таращилось на мои записи.

– Ну и как? – поинтересовалась я.

– Чего? – существо подняло на меня на удивление чистые, без красноты и мути, глаза. Видать, недавно бомжует, хотя в остальном уже догнало братьев по разуму.

– Есть знакомые буковки? – участливо уточнила я.

– Чего? – оказалось, глаза у существа не замутнены и мыслями тоже.

– Ясно, – я постаралась побыстрее сделать расстояние между мной и питомником для вшей максимальным. Но омерзительная вонь еще долго резвилась у меня в носу, никак не желая покидать понравившееся убежище.

Да, Таньский знала, что заказать. Я объехала уже три магазина, но плюшевых бобров не было нигде. Продавцы смотрели на меня слегка удивленно, но вслух мыслей по поводу пыльным мешком шлепнутых, которым подавай именно бобра, не высказывали.

Следующим в моем маршруте оказался «Детский мир». Метро выплюнуло меня на «Лубянке», и, следуя по указателям, как по нити Ариадны, я вышла из лабиринта метротавра прямо в магазин. И практически сразу уткнулась в настоящий город игрушек. У городских ворот стояли бдительные стражники, вручившие мне тележку. И я отправилась бродить по бульвару Кукол, проспекту Конструкторов, периодически въезжала в тупики Елочных Игрушек, шарахаясь от поющих педерастическими голосами Санта-Клаусов. Наконец, миновав площадь Героев Мультиков и едва увернувшись от липкой синей гадости, которой пытался обстрелять меня мальчуган, нацепивший перчатку Человека-Паука, я попала-таки в квартал Плюшевых Игрушек. Кстати, если вы думаете, что бродила я там свободно, наслаждаясь простором, так вот нет! До Нового года оставалось десять дней, и весь город игрушек был запружен, наводнен, забит – в общем, задыхался от толпы мам, пап, бабушек и прочих взрослых, выбиравших подарки своим чадам и елочные украшения. Поэтому приходилось буквально продираться сквозь толпу себе подобных, периодически сталкиваясь с ними тележками.

В квартале Плюшевых Игрушек я провела минут сорок, вспотела, устала, заставила Таньского (надеюсь!) икать, а ее уши – пылать, вызвала подозрение у дежурных продавцов своими археологическими раскопками и все же нашла! В переулке Ручной Работы, в самом углу, сидел и рассматривал меня с любопытством бобер Герман. Так было написано на его этикетке. Стоил этот паршивец больше семисот рублей, но был он очарователен. И Герман знал об этом, во всяком случае, не удивился, когда, расплатившись, я не смогла сунуть его в пакет и потащила в руках. Кстати, еще когда я стояла в очереди в кассу, радиоточка магазина вежливо попросила:

– Гражданка Лапченко, подойдите, пожалуйста, к справочному бюро.

Автоматически отметив знакомую фамилию, я тут же забыла об этом. Минут через пять радионяня опять воззвала к гражданке Лапченко. Я как раз направлялась к одной из кафешек перекусить. На этот раз фамилия Лапченко прицепилась ко мне основательно. Лешка рассказывал, что ему в моих поисках очень помогла президентша его фан-клуба Шурочка Лапченко, к тому же оказавшаяся кузиной Анжелы, моей новой приятельницы. Пока я раздумывала над тем, Шурочка это или просто ее однофамилица, радио снова ожило и раздраженно пролаяло:

– Гражданка Лапченко, отойдите от справочного бюро, не мешайте работать!

Поперхнувшись от смеха соком, я решила посмотреть, что же это за гражданка такая.

Проблем с определением местонахождения радиоточки не было, возмущенные вопли гражданки Лапченко слышались издалека. Идя на звук, я скоро обнаружила двух охранников, пытающихся угомонить разъяренную медведицу-гризли. Прямо скажем, получалось это у парней плохо, несмотря на несомненную спортивную подготовку. Наконец, исчерпав весь запас пожеланий в адрес полудурков, которые вначале позовут приличную женщину, а потом сами не знают зачем, медведица стряхнула повисших на ее шубе сторожевых, еще раз рявкнула, чтобы знали свое место, и повернулась лицом в мою сторону. Сердце мое тренькнуло, и я, забыв обо всем на свете, радостно заулыбалась. Это, без сомнения, была Шурочка – кто другой в разгар скандала с Майоровым нацепил бы на грудь значок (больше похожий на розетку с собачьей выставки, картонный кружок, обрамленный ленточкой в сборочку), с которого улыбался Лешка.

Обратив внимание на сияющую физиономию незнакомой мадам, Шурочка мрачно спросила:

– Интересно, да?

– Очень! – радостно закивала я.

– На самом деле блаженная или прикидываешься? – Тон еще не до конца вышедшей из амока гражданки Лапченко не предвещал ничего хорошего.

– Скажите, вы ведь Шурочка? – Я все же рискнула подойти поближе.

– Для кого Шурочка, а для кого Александра Семеновна, – удивленно протянула медведица. – А ты… А вы откуда меня знаете, мы разве знакомы?

– Заочно – да, – кивнула я, – мне Алексей, – показала я глазами на значок, – очень много о вас рассказывал. Я давно хотела поблагодарить вас, вы ведь так помогли Алексею в моих поисках.

– Так вы – Анна Лощинина?

– Она самая, – едва успела ответить я и в следующую секунду ощутила, как тяжело приходилось несколько минут назад охранникам.

Господа, мой вам совет: если вы когда-нибудь окажетесь в эпицентре торнадо, не дергайтесь, расслабьтесь и отдайтесь стихии. Есть шанс уцелеть.

Я поступила именно так, поэтому после того как восторги Шурочки слегка поутихли, обнаружила, что еще способна держаться вертикально, и некоторые (в основном внутренние органы) части моего тела даже не пострадали. Затем меня понесло бурным течением, словно лодчонку за крейсером, к какому-то из выходов. Радостная Шурочка жаждала пообщаться со мной поплотнее, расспросить, как там Алексей, не нужна ли ему помощь, поделиться со мной переживаниями, в общем, меня вели в гости. Добровольно-принудительно.

А почему бы и нет, в конце-то концов! Когда мы вышли через боковые двери на узкую улочку, Шурочка устроила меня в малолюдном тупичке и, попросив подождать буквально пять минут, пока она сбегает за чем-нибудь вкусненьким, с шумом унеслась. А я решила позвонить Алине и предупредить, что задержусь в гостях у Шуры Лапченко.

Прижав бобра Германа к груди, я копошилась в сумочке в поисках мобильника. Краем глаза заметила, что в закоулок въехал какой-то фургончик, похожий на маршрутку. Водитель вышел и направился в сторону киоска с сигаретами. Наконец, телефон был найден, и я набрала номер Алины.

– Слушаю, – ответила она.

– Алина, это Аня, тут… – начала было я, но внезапно внимание мое привлек странный стук, словно бабочка билась в стекло. – Подожди минуточку, – бросила я в трубку и повернулась на звук.

В стекло билась не бабочка. В окно подъехавшего фургона изнутри изо всех сил стучала кулачками бледная, испуганная, горько плачущая Инга.

– Господи, Кузнечик! – вскрикнула я и, отбросив кричащий голосом Алины телефон и сумку, но почему-то прижав к груди бобра Германа, кинулась к фургону.

Я судорожно дергала одной рукой дверцу, изнутри билась рыдающая малышка и, захлебываясь, твердила:

– Улечка, миленькая, не уходи, не бросай меня!

– Нет, солнышко, никогда, потерпи минуточку. – Я наклонилась, чтобы поднять валявшийся обломок кирпича: сейчас разобью к чертовой матери стекло и вытащу Кузнечика.

Когда я разогнулась, передо мной стоял ухмыляющийся шофер фургона.

– Ну что, рыбка, клюнула? – удовлетворенно хмыкнул он и прижал к моему лицу какую-то мерзко воняющую тряпку. Свою портянку, извращенец чертов?..

Сознание меркло, последнее, что я увидела, была появившаяся из-за угла Шурочка с двумя пакетами, набитыми, очевидно, разнообразной снедью.

«Все хотят меня уморить, но получилось у этого парня», – вяло подумала я и отключилась.