Текст книги "Бог с синими глазами"

Автор книги: Анна Ольховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 9

К моменту возвращения в номер я напоминала Пятачка из отечественного мультика про Винни Пуха. Помните: «Интересно, куда подевался мой воздушный шарик? И откуда взялась эта тряпочка?» Приблизительно так все и выглядело – вместо эффектного и сияющего воздушного шарика, каким была Таньский к концу дискотеки, я приволокла домой невразумительную тряпочку. Бедняга даже полиняла как-то, выцвела. Вот ведь дитя эмоций!

Ну ничего, я Таньского знаю. Ее лучше сейчас не трогать, оставить наедине с собой. Они друг с дружкой (Таньский и собой) переспят ночку, предъявят взаимные претензии, объявят войну, поругаются всласть, потом помирятся и выработают план дальнейших действий.

Так и получилось. Утром я проснулась от предательского удара солнечных лучей прямо в лицо.

– Подлая ты все-таки женщина, Таньский, – простонала я, натягивая на голову простыню (не под ватным же одеялом спать в Египте!), – я бы даже рискнула сказать – зараза гнусная. Какого, спрашивается, пингвина ты шторы отдернула?

– Просыпайся, хватит спать, не забудь убрать кровать! – продудела «Пионерскую зорьку» жизнерадостная (я же говорила!) подруга.

– Я бы с большим удовольствием тебя куда-нибудь убрала, – пробурчала я, уткнувшись в подушку, – поскольку главных в подруге качеств – чуткости и самопожертвования – в тебе не было, нет и не будет.

– Давай, давай, поднимайся, – потянула меня за пятку Таньский, – у нас с тобой много дел сегодня.

– У нас? – в попытке достать эту злыдню лягнула воздух я. – У меня лично никаких новых дел не предвидится.

– Ну ладно, не вредничай, – продолжала тормошить меня эта перевозбужденная самка гамадрила, – не могу же я одна отправиться на поиски моего незнакомца.

– Можешь, – злорадно ответила я, – еще как можешь!

– Ладно, как хочешь, – покладисто согласилась Таньский и направилась к выходу. Вот ведь грымза, тоже изучила меня за четверть века как облупленную. А кстати, всегда мучилась над этимологией этого слова. Облупленный – это в смысле лупили со всех сторон до синяков? Или скорлупу снимали, как с крутого яйца? Или глазами лупали, разглядывая? Или облупленный – синоним слова облапленный, т. е. облапаный? В общем, знает меня Таньский хорошо, и моя реакция была просчитана этой провокаторшей заранее.

– Ну вот куда ты пошлепала, камень в почках? – сопя, вылезла я из кровати. – Прекрасно ведь знаешь, что оставить тебя без присмотра я не могу, а тем более позволить тебе одной шариться по служебным помещениям отеля. И вообще, как ты это себе представляешь?

– Что именно? – как ни в чем не бывало уселась на призеркальный пуфик Таньский.

– Как ты его искать будешь?

– Ну как, – пожала плечами подруга, – я же его почувствую, так и найду.

– Бред, причем самый настоящий, неподдельный, высшей пробы.

– Но почему?

– Ты только представь себе картинку: две тетки с очумелым видом лозоходцев бродят по территории отеля, проникают на кухню, в подсобные помещения, в офисы и везде, встретив мужскую особь, застывают и ждут – начнет ли основная бабахнутая покрываться пупырышками и трепетать или нет.

– Вообще-то ты права, – поскучнела Таньский. – Идиотизм получается. Но что же делать?

– А почему обязательно что-то надо делать? Будем жить как жили. Не хватало еще за мужиками бегать, и кому – тебе, объекту вожделения многих! – начала по-революционному кликушествовать я.

– Слушай, если бы я не знала точно, где ты была в декабре прошлого года, я бы решила, что ты жила на Майдане, – хихикнула Таньский.

– На Ма-чем?

– Ну, в Киеве, на Майдане, там, где было «оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевые люди оранжево поют!» – спародировала Стоцкую эта злыдня и, ехидно улыбаясь, добавила: – А поют весьма однообразные песни: «Ю-щен-ко! Ю-щен-ко!»

– Что там у них у щенка? Чумка?

– Не придуривайся, не такая уж ты темная.

– Нет, я не темная, я не светлая, я сумеречная! – таинственно провыла я. – Ладно, пошли в дозор. Но учти, твоего мачо будем вычислять без фанатизма, ясно? Вначале тебе придется запупыриться, а потом и вычислять будем.

– Слушаюсь, шеф, – с интонациями Папанова в «Бриллиантовой руке» дураковато вытаращилась на меня Таньский.

И мы пошли жить, как раньше. Вернее, это я жила, как раньше, а Таньский целый день старательно делала вид, к вечеру виду надоело, что его все время делают, и он послал мою подругу подальше. Так что на дискотеку пришла совершенно невменяемая особь, каждые пять минут истерически разглядывающая свои руки (как самую доступную часть тела) в поисках тремора и пупора.

Но, увы, моя пугливая лань все еще была гладкой и бесчувственной. Она даже танцевать идти не хотела, однако подобного издевательства над природой я снести не могла и буквально пинками вытолкала несчастную на танцпол. Естественно, я оказалась права – музыка сделала свое дело, и к началу следующей композиции передо мной была уже знакомая всем Мисс Дэнс-Эротика.

Почти час я наслаждалась этим незабываемым коктейлем, составленным самым гениальным в мире барменом, – треть звездного неба, треть дыхания моря и треть огненных ритмов. И самозабвенно выплясывающая соломинка – Таньский.

Но вот соломинка начала лихорадочно озираться. Явился, похоже. Я вопросительно посмотрела на Таньского, но поймать ее абсолютно расфокусированный взгляд не смогла. Так, с меня хватит этого идиотизма! Нет, идиотизм был утром. Тогда кретинизма! Пора мне вмешаться в этот неуправляемый процесс.

Я решительно отодвинула Таньского и направилась к вотчине Али. Сомнений в том, что загадочный мучитель Таньского прячется именно там, не было ни малейших, поскольку бывшая соломинка превратилась в стрелку компаса, безошибочно указывающую направление. Ну, сейчас я этому квази-Призраку Оперы покажу! А кстати, что бы ему показать такое убедительное? Может, сценку «Ленин и печник»? Или «Превращение Энакина Скайуокера в Дарта Вейдера»? По убойности впечатления обе сценки приблизительно одинаковы. Особенно в моем исполнении.

Али смотрел на мое приближение слегка обеспокоенно, но следов паники на его круглой физиономии не наблюдалось. Как и у всякого, кто лично не знаком с тайфуном «Анна». И когда я решительно направилась в обход его пульта в искомый закуток, безрассудно выставил в качестве заслона свою упитанную тушку.

– Туда нельзя, – на плохом английском наивно сообщил он мне.

– Почему?

– Там провода, электричество, леди может травмироваться.

– Скорее леди травмирует тебя, Али, если ты меня не пустишь, – холодно процедила я, уперев палец с любовно выращенным на отдыхе ногтем в защищенный лишь тонкой майкой мягкий пузец Али. – А проводочков леди не боится, леди известнейший в России инженер.

– Но… – попытался было продолжить дискуссию Али, но тут, заметив у него за спиной какое-то шевеление, я вдавила палец посильнее.

Али хрюкнул и отскочил. А я, забыв о том, что после яркого света глазам надо дать привыкнуть к темноте, раненым буйволом ломанулась в заветный уголок. И угодила в горячие объятия небольшого столика, на котором, судя по звону и бляму, только что мирно дремали бокалы. Обрушившись вместе с этим гадким столиком на землю, я получила еще и пинок от стула, затаившегося рядом с приятелем. Отбиваясь от злобной мебели и сообщая ночной прохладе все, что я думаю:

– об Али;

– о таинственном мачо;

– о Таньском с ее истериками;

– об этой… мебели и ее производителях, я все же успела заметить чей-то силуэт, быстрыми шагами покидающий поле боя. Трус! Вернись и сражайся, как мужчина! Хотя нет, как мужчина мне не надо, это Таньскому надо. А мне есть с кем сражаться.

Расправившись с коварной мебелью, я поднялась и, отряхиваясь, вышла на свет. Руки чесались отвесить подзатыльник Али, но, вовремя сообразив, что после его липкого геля для волос эти самые руки будут чесаться еще больше, я благоразумно удержалась, ограничившись лишь свирепым взглядом.

Так, теперь надо отыскать Таньского. Сейчас и проверим, нужного ли типа я только что наблюдала.

Я нашла свою подругу одиноко сидящей за столиком с совершенно потерянным видом. Хотя насчет одиночества я погорячилась. Ее воздыхатели густо облепили окрестности столика. Вся эта картина живо напомнила мне о моей кошке Миринде. Такие же сценки наблюдались с периодичностью три-четыре раза в год – Миришка, с отсутствующим видом сидящая под окном, и поодаль терпеливо ожидающие своего часа все окрестные коты.

– А ну, брысь всем, – рявкнула я, усаживаясь рядом с Таньским. Не надо было быть знатоком русского языка, чтобы понять приказ. Пространство вокруг нас очистилось.

– Ты где была? – с несчастным видом посмотрела на меня Танський.

– Сейчас расскажу, – нетерпеливо поерзала я. – Но только ты мне скажи – сейчас что-нибудь чувствуешь?

– Сейчас – нет. А вот недавно все было как вчера, представляешь? А потом ты куда-то исчезла. И вскоре исчезли и мои бабочки в животе, – дрожащим голосом закончила моя страдалица.

– Не боись, Таньский, – гордо улыбнулась я, – у тебя ведь есть такая умная и отважная подруга, как Анна Лощинина, поэтому поводов для разнюнивания быть не может в принципе. А теперь – внимание! Барабанная дробь, флаги трепещут…

– Ну хватит тебе, не томи, – начала оживать Таньский.

– Так вот, я ходила в разведку, атаковала Али.

– И что?

– Представляешь, этот коала пытался МЕНЯ остановить! – фыркнула я. – Но попытка была всего лишь одна, больше он не дергался, и я прорвалась в закуток.

– Ой, – зажала рот руками Таньский. Так, ее либо тошнит от волнения, либо она сейчас хлопнется в обморок. И то и другое нежелательно. Придется пойти на крайние меры. И я со всей дури пнула ее по ноге. Помогло.

– Больно же, – взвизгнула Таньский, мгновенно придя в себя. – Ты что, сдурела? Теперь синяк будет!

– Ничего, у меня тоже хватает после боя с мебелью!

– Какого еще боя?

– Не важно. В общем, там, в углу, за пультом диджея, стоял небольшой столик, стул, на столике – бокалы, короче, там кто-то сидел, ты правильно почувствовала. Но из-за этого жиртреста Али я твоего мачо упустила, он удрал.

– Но он там был, я не ошиблась, – расплылась в блаженной улыбке Таньский.

– Был, был. И кое-что я разглядеть успела, пока он удирал. Твой незнакомец довольно высокий, стройный, на голове у него повязана бандана, и, внимание, он носит черные очки!

– Почему внимание? – автоматически переспросила Таньский.

– Интересно, зачем человеку ночью черные очки? Тоже мне, Риддик нашелся.

– Кто?

– Интеллектуал в пальто. Ладно, не напрягайся. Определенные подвижки имеют место быть. Установлено точно – он есть, и его надо съесть!

– Шуточки у тебя, – счастливо улыбнулась подруга.

ГЛАВА 10

На следующее утро Таньский порхала по комнате радостным мотыльком. Хотя, учитывая ее аппетитную нижнюю часть, – радостной медоносной пчелой. Еще бы не порхать – предмет ее страсти оказался высоким и стройным, а мог бы быть кривоногим пузатым колобком. И все равно пришлось бы его вожделеть, куда денешься! Правда, настораживали черные очки ночью. Вполне вероятно, что мужик косой, одноглазый или бельмастый, но Таньский уверяла меня, что причина такого странного каприза совершенно другая. Какая же именно – она еще не придумала.

– Знаешь, Таньский, – задумчиво произнесла я, макая очередной (именно очередной, потому что, если я сознаюсь, какой он был по счету, я сгорю от стыда) воздушный рогалик в плошечку с золотистым медом, – чем больше я вспоминаю этого вчерашнего типа…

– Никакой он не тип! – возмутилась подруга, которая от волнения даже завтракать не могла и вот уже минут 20 ковырялась с одним несчастным блинчиком.

– Ох ты боже мой, ну извини. Так вот, чем больше я вспоминаю ЕГО, – благоговейно произнесла я и вопросительно посмотрела на Таньского, – так правильно? Я ничьих чувств-с не задела?

– Правильно, – буркнула защитница неизвестно кого.

– В общем, мне теперь кажется, что вчера я видела его не в первый раз, что он иногда мелькал где-то на заднем плане. Знаешь, как бывает, когда краем глаза замечаешь кого-то, но не фиксируешь на нем внимания.

– И где ты его не фиксировала?

– Точно не скажу, но здесь, в ресторане, пару раз мелькал. Стоп-стоп, кажется, что-то вспомнила!

– Что? Что? – Вилка и нож в руках Таньского забренькали по посуде, беднягу заколотило.

– Не торопи меня, – лихорадочно цепляла я багром норовившее опять нырнуть в глубины памяти воспоминание. Ура, получилось! – Вот, точно, вспомнила! Я видела его разговаривающим с тем парнем, который вешает афиши у входа в ресторан. Ну помнишь, мы еще смеялись над некоторыми названиями шоу на этих афишах, а ты говорила, что по сравнению с Турцией местная анимация – полная ерунда и на нее не стоит тратить время.

– Анюта, я тебя обожаю! – радостно завопила эта дурында, отчего многочисленные соотечественники, вкушавшие свой завтрак вокруг, посмотрели на нас с брезгливым любопытством. Так, эти две точно лесбиянки, я же тебе, Толик, говорила, а ты – нет, нет, не может быть! Таньский продолжила было блажить, но я пнула ее под столом ногой:

– Не ори так, балда несчастная!

– Почему же несчастная, очень даже счастливая, – шепотом сообщила мне балда (на это слово возражений ведь не последовало!), – ведь теперь я знаю, что ОН – аниматор!

– Откуда такая уверенность, может, он просто беседовал с тем аниматором, а к этой работе не имеет никакого отношения?

– Нет, я знаю, я чувствую, он аниматор! – упрямилась Таньский. – Он хорошо знаком с Али, а у них, у местных служащих, тоже существует своеобразная иерархия: работники кухни, охранники, уборщики, носильщики – это плебеи, так сказать, а вот менеджеры, ресепсионисты, аниматоры, диджеи – это местная аристократия. И никогда в жизни аристократ не будет водить дружбу с плебеем, а тем более пускать его в свою вотчину!

– Ну хорошо, согласна. Но ты же сама перечислила еще и менеджеров, и ресепсионистов, почему ты уперлась в аниматора?

– Почему – не знаю, а то, что он аниматор, – знаю! – стояла на своем Таньский. Своему было не очень комфортно служить пьедесталом для отнюдь не соломенной фемины, поэтому я поспешила освободить беднягу и согласиться:

– Ну хорошо, как скажешь. Значит, сегодня вечером, после ужина, потащимся смотреть их любительское шоу?

– Не потащимся, а вприпрыжку, с веселым гиканьем и молодецким посвистом побежим, – порадовала меня перспективой в очередной раз загреметь в психушку, только теперь в египетскую, Таньский.

– Ну да, ну да, – покладисто закивала я головой. Их, психов, в период обострения лучше не раздражать. – Всенепременнейше и с удовольствием. А пока пошли на пляж. Только без гиканья и посвиста, ладно?

– Уговорила, – улыбнулась Таньский, и мы пошли в номер собираться на пляж.

Аниматоры в турецких и египетских отелях – это люди, которых у нас называют гораздо более изысканно и трепетно – массовики-затейники. Только у нас это дядька с гармошкой или тетка с мешками, в которых она заставляет бегать несчастных отдыхающих, а в 4—5-звездочных отелях Востока (насчет Запада, т. е. Греции, Италии, Испании, говорить не буду, не знаю просто), особенно это касается Турции, аниматоры развлекают гостей почти круглосуточно. С утра и в течение дня они организовывают для любителей активного отдыха разные игры – пляжный волейбол, стрельбу из лука, дартс, бочо (шары катают), водное поло в бассейне и т. д., для женщин – аэробику, аквааэробику, бельданс. В мини-клубах девушки-аниматоры берут на себя нелегкую обязанность занять и развлечь детей отдыхающих, чтобы мамы и папы действительно могли почувствовать себя отдыхающими. А вечером, как правило, после мини-диско, т. е. дискотеки для детей, устраиваются развлекательные шоу: скетчи, инсценированные песни, мюзиклы, дэнс-шоу, конкурсы Мисс и Мистер Отеля и т. д. Правда, все это я знаю по рассказам Таньского, поскольку здесь, в Египте, во всяком случае, в нашем отеле, анимация не была очень уж активной. Мы пару раз проходили мимо амфитеатра, где они проводили свои шоу, и большого скопления публики что-то не замечали. Может, потому, что аниматорами здесь в основном работали итальянцы, которые русского языка не знали, а шоу проводили на английском, немецком и итальянском. Представителей же этих стран в нашем отеле было меньше, чем русскоязычных, отсюда и количество зрителей. Что касается дневной анимации, то тут я ничего не могу сказать, поскольку на такой жаре предпочитаю обугливаться на лежаке, периодически остывая в море.

Кстати, о море. Обещанный Таньским дайвинг пока меня не очень впечатлил, может, потому, что с нырянием у меня пока плоховато. Вернее, со всеми причиндалами дайвингиста – всеми этими масками, трубками, баллонами и прочими прибамбасами. Некомфортно мне в этом, и потому действительно фантастический подводный мир Красного моря я пока не смогла оценить должным образом.

После ужина мы пошли в номер, чтобы переодеться и идти на шоу. Ну какие подводные камни могут таиться в этом безобидном намерении – переодеться! Эх, наивные! Вы не знаете разрушительной силы любовного безумия Таньского! За ней глаз да глаз нужен, и еще один глаз, и еще – в общем, много глаз нужно, и желательно обработанных «Ваниш Окси Экшн». Зачем? А чтобы были чистенькие и без пятен и ничто уже не могло им помешать следить за Таньским. Ну помните ведь рекламу этого чудодейственного средства, заканчивающуюся словами: «И пятна исчезают на глазах». Помните? Ну вот. В тот вечер мне не помешали бы еще две-три пары незапятнанных глаз, потому что моей одной явно не хватало. Мне же еще и на свое отражение в зеркале смотреть надо было, чтобы нарисовать хоть что-то презентабельное. А Таньский металась по номеру, периодически что-то роняя, забегая в ванную, жужжа феном и – вот он, самый ужасный признак, безоговорочно свидетельствующий, что разум на ближайшее время покинул подругу полностью, – напевая: «Ой, люли мои, люли, ой, люли-поцелуи!» Разве можно это петь, находясь в здравом уме?

После завершения тщательнейшей прорисовки левого глаза я решила посмотреть, как там дела у Таньского. И едва не потеряла сознание. За это время сие недоразумение умудрилась сотворить из своих густых русых волос, которые совершенно не требовали замысловатой укладки, прическу, очень напоминавшую обсусленную голову Али. Но если на темных волосах диджея налипшие на гель мухи были не видны, то в пакле Таньского уже просматривались два-три крупных экземпляра. Можно, я не буду рассказывать, какого дикого душевного напряжения мне стоило убедить эту дурынду немедленно вымыть голову и просто высушить волосы феном, отчего они стали блестящими и красивыми, как всегда.

Довольная результатом, я занялась правым глазом. Легкая подводочка (обращаю внимание – не под водочку, а подводочка!), чуть-чуть теней, один раз мазнуть тушью – готово! Так, теперь нарисуем рот.

Эй, что-то за спиной подозрительно тихо. Я обернулась. Ну что же это такое, в самом-то деле! Просто не узнаю своего Таньского, такой любовной придури у нее не наблюдалось даже во время бурного романа с Максимом. А сейчас умная, состоявшаяся женщина превратилась в какого-то свихнувшегося тинейджера. И это при всем при том, что объекта этих пылких чувств она еще и не видела!

На этот раз Таньский нанесла на лицо боевую раскраску племени мумбо-проститумбо, выходящего на Тверскую тропу. И это она, которая всегда предпочитала легкий естественный макияж, а здесь, на отдыхе, обходилась почти вообще без него, справедливо считая, что потеки растаявшей туши на вспотевшем лице вряд ли могут украсить женщину.

Пришлось опять мягко напомнить больной, что ее мачо, запавший на натурального, так сказать, Таньского, вряд ли сможет разглядеть ее сквозь слой грима в палец толщиной.

Ну что ж, всего каких-то полчаса интенсивной психотерапии с погружением в гипнотический сон, и вуаля – Таньский поплелась смывать маску жрицы любви.

В общем, учитывая все эти подводные скалы, на шоу мы приплыли где-то минут через 20 после начала. Судя по афишке у входа в ресторан, сегодня нашему вниманию предлагался какой-то рок-н-ролльный мюзикл. Только вот аниматоры не пели сами, они подобрали под сценарий различные роковые композиции и старательно открывали рты под фонограмму. Но, если честно, разве не то же самое делают многие наши певцы? Лешка мой поет честно, я знаю, а про остальных говорить не буду. Что же касается сегодняшнего мюзикла, на который я пришла с большой долей скепсиса – эту самую долю я выбросила почти сразу, поскольку все было весьма даже недурственно: и декорации, и костюмы, и артистизм участников, и грим, и сценарий, и композиции, – все было на уровне. Видимо, поэтому сегодня зрителей было больше, чем обычно, все первые ряды амфитеатра были заняты. Мы с Таньским нашли места лишь на самом верху, на предпоследнем ряду.

Когда мы пришли, на сцене очень симпатичная девушка пела (вернее, изображала, что поет) какую-то трогательную композицию. Потом на сцену ворвались одетые в кожу рокеры, началась драка, пошла рокочущая напряженная музыка, казалось, все пульсирует в едином ритме, в том числе и сердца зрителей. И вдруг… Музыка прекратилась, погас свет, несколько секунд вибрирующей тишины, зазвучали первые аккорды композиции «We will rock you», и внезапно позади нас запылал огонь. Все оглянулись – на самом краю амфитеатра, на тонкой стене ограждения стоял высокий, стройный мужчина, одетый в кожаные брюки и кожаную жилетку на голое тело. В руках он держал два факела, пляшущие отблески которых освещали великолепное тело, которое жилетка не скрывала, а подчеркивала. С тигриной грацией он начал спускаться вниз, размахивая факелами в такт музыке. От него исходил такой животный магнетизм, что раздался всеобщий дамский «ах!», а Таньский начала заваливаться мне на плечо. Надо ли упоминать, что на голове у этого роскошного мужика была бандана, а в черных очках бликовало пламя факелов.

Нашли.