Текст книги "Дрессировщик русалок"

Автор книги: Анна Ольховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 9

Михаил оказался прав – материал для статей набирался легко, для этого вовсе не надо было бегать по территории отеля с фотоаппаратом наперевес. Говорящих снимков я нащелкала и на пляже, основной сложностью было сделать это незаметно для будущих героев репортажа.

Что? Они могут подать на меня в суд за публикацию их физиономий без согласия? Да сколько угодно! Не надо было свинячить на пляже, господа.

– Мам, что ты там все пишешь и пишешь, – сонно пробормотала Ника, закопошившись в кровати. – Спать давно пора, нам же рано вставать, не забыла? На рафтинг едем.

– Сейчас, малыш, я быстренько. Надо накопленные впечатления в нетбук перенести, чтобы не лопнуть от их избытка.

– Ага, а помнишь ту толстую тетеньку, которая закопала какашки своего сыночка, а другая тетенька в них наступила? – хихикнула дочка. – Я никогда не думала, что человек может орать громче, чем пожарная сирена.

– И противнее, – проворчала я, выключая нетбук. – Все, спи, я в душ.

А утром мы направились на рафтинг. Автобус завез нас в горы и выплюнул на берегу возбужденно булькающей горной речки. Красотища неописуемая!

Впрочем, нет. Очень даже описуемая, что немедленно доказал парнишка лет семи, пристроившись за ближайшим кустом.

– Мадам, – тяжело вздохнул Миша, обращаясь к маменьке описанца, – вон видите, в двух шагах отсюда имеется туалет…

– И че? – подбоченилась мадам, нацепившая на сплав по горной речке весь свой золотой запас. На некоторых пальцах было по два кольца. Ой, визгу будет, если что-то смоет! – Туда вон уже пошли, так что мой Эдичка терпеть должен?!

Михаил поморщился и, повернувшись к привезенной группе, громко проговорил:

– Сейчас вы пройдете вон туда, видите, где сложены спасательные жилеты и шлемы. Там вас ждут инструкторы. Если хотите, чтобы сплав прошел весело и без проблем, слушайтесь их во всем, вплоть до мелочей. А я вас буду ждать на промежуточной стоянке, где вы пообедаете. Ну, до встречи.

Народ весело загомонил и направился в указанном направлении. Мы с Никой тоже двинулись вслед за всеми, но Михаил придержал меня за руку:

– Не спешите, – вполголоса произнес он. – Поплывете с другой группой, с немецкой. Кстати, ты немецкий знаешь?

– Знаю. Но зачем, почему? – удивилась я. – Здесь-то что не так?

– Потом поймете. Идемте.

Он отвел нас на другую «парковку» рафтов, где готовилась к сплаву немецкая группа. Пошептавшись о чем-то с их гидом, Миша призывно помахал нам рукой.

Ну что ж, попробуем.

Мы подошли к остальным, инструктор как раз озвучивал основные правила, которых было совсем немного.

Главным было одно: слушать своих рулевых и грести только тогда, когда они скомандует. Особо продвинутые сели в двухместные каяки без рулевого, им предстояло плыть самостоятельно. Но строго за рафтами, повторяя все маневры большегрузов.

«Яволь!» – деловито закивали немцы и принялись экипироваться. Вскоре все спасжилеты были разобраны по размерам, тщательно подогнаны и застегнуты, шлемы все до единого – надеты.

Начали распределяться по рафтам. Детей и худеньких девушек посадили впереди, всех остальных – на корму, чтобы нос плота слегка приподнимался над водой. В каждый рафт сели по два загорелых до черноты турка, наших рулевых, всем раздали весла, и сплав начался.

И это было здорово! Выполняя команды рулевых, мы легко и непринужденно преодолевали все пороги, ни разу не перевернувшись, за нами, как по ниточке, шли каяки, не отплывая в сторону ни на метр.

Солнце, брызги, адреналин, радостный детский визг – красота!

После одного из поворотов реки мы догнали ту группу, с которой приехали. И я поняла, почему Михаил не пустил нас с ними.

В этом месте река как раз разлилась довольно широко, была спокойна, без подводных течений и камней, в общем, ничего не мешало хорошему обзору.

Если немецкая группа шла четко и ровно, эдакой мини-флотилией, то сплав наших очень напоминал сплав леса – так же хаотично и непредсказуемо. Жилеты были нацеплены кое-как, шлемы некоторые держали на сгибе руки, словно корзины, ну и, само собой, расселись все не так, как положено, а так, как хочется. Впереди вместо детей и худеньких девушек горделиво восседали толстые дяденьки. Единственное, что было у них детского, – спасжилеты, больше похожие на спасворотники. Шлемы дяденьки сбагрили своим тетенькам – на фига нам эта хрень? Весел у дяденек не было, они ведь деньги за это заплатили, не хватало еще самим грести! Вальяжно раскинувшись на носу, эстеты обозревали окрестности, восхищенно матерясь на великолепные пейзажи. На корме бестолково махали веслами женщины и дети, пытаясь под руководством рулевых хоть немного выправить клюющий носом рафт. Все до единого были мокрыми, а значит, плот не единожды переворачивался.

Так же, как и злополучные каяки, мирно барражировавшие кверху дном. На них моллюсками висели пассажиры этих плавсредств.

Наша флотилия была встречена разнообразнейшими воплями от «Э-ге-гей… твою мать!» до «Гитлер капут!».

Последнее особенно впечатлило немцев, четкость движений слегка сбилась, но очень быстро выправилась, и мы, аккуратно обогнув бревна… ох, простите, рафты, поплыли дальше.

Потом были игры на мелководье, Ника даже приз выиграла – пиратскую бандану.

И вот – обеденная стоянка.

К нам, улыбаясь, подошел Михаил:

– Ну что, понравилось?

– Очень! И спасибо, что определил нас в другую группу.

– На здоровье.

ГЛАВА 10

До обещанной экскурсии в океанариум мы с Никуськой совершенно бессовестным образом грели пузо на солнце, накупываясь всласть. Дочура моя довольно быстро покрылась ровным золотистым загаром, светлые кудряшки стали еще светлее, выгорев на солнце («Панамка? Мамс, ты что, издеваешься, да?»), необычные двухцветные глаза ей очень быстро надоело прятать под солнцезащитными очками, и на девочку начали обращать внимание.

Хорошо, что в последнее время наших семейных фото в прессе не появлялось. Повода особого не было, вот нас на время и оставили в покое.

Но раньше этого добра было больше чем достаточно, и самые страстные любители подглядывать в замочную скважину за знаменитостями могли нас запомнить.

Вернее, Нику, меня узнать сложновато.

И похоже, что одна из таких любительниц оказалась неподалеку от нас на пляже. Судя по огнепламенному цвету кожи (особенно ярко алела задница, отчего дама напоминала любопытную макаку), она была из свеженьких, так сказать, из недавно прибывших. И вот уже полчаса мадам крутилась вокруг наших шезлонгов.

– Мамсик, – прошептала Ника, наклонившись ко мне, – а почему у тетки попа такая красная?

– Потому что тетя почему-то решила, что ее попа тоже нуждается в ультрафиолете, и сделала из плавок стринги, скатав их в веревочки. А поскольку попа рассчитывала на нормальные плавки, а не квазистринги, ей стало стыдно висеть двумя рыхлыми булками у всех на виду, и она, попа, полыхнула.

– Так ведь выглядит смешно! – хихикнула дочка. – И потом, кто увидит, насколько загорела ее тыльная часть?

Ответить дочке я не успела, макака решила пойти на контакт:

– Ой, какая прелестная девочка у вас! – засюсюкала она, без разрешения усевшись на мой шезлонг. – Я давно за вами наблюдаю, налюбоваться не могу! Тебя как зовут, деточка?

– Брунгильда, – проворчала Ника, поднимаясь. – Мам, я купаться пойду.

– Удачи, – улыбнулась я, исподтишка погрозив дочери кулаком, – ренегатка, оставляет меня в одиночку разбираться с этой мымрой!

– Какое редкое имя у ребенка! – хитровато прищурилась непрошеная гостья.

Я молча кивнула, не собираясь поддерживать беседу. Но избавиться от представительницы породы сплетниц не так-то просто, особенно когда длинный нос сплетницы чует повод для смачной такой, увесистой «новости».

– А я слышала, как вы ее Никой звали, – сладенько пропела макака. И не больно же ей сидеть на обгорелых половинках!

– Вы ошиблись, – сухо процедила я, сосредоточенно посылая в сторону зануды простенькую мыслеформу «Сгинь!».

Мыслеформа до цели не долетала, запутываясь в махровом эгоизме мадам. Ее сиюминутные желания были основой мироздания, а в данный момент особь желала удовлетворить свое любопытство.

– Не может быть, слух у меня отменный, да и глаз-алмаз! – шлепая целлюлитом о пластиковый шезлонг, дамочка подсела поближе и заговорщицки прошептала: – Я узнала вашу девочку! Это дочка Алексея Майорова, Ника!

– Я еще раз повторяю – вы ошиблись! – неудержимо захотелось спихнуть назойливую тетку на песок, аж нога засвербела.

– Да ладно вам! – гаденько захихикала та. – Я ж понимаю, там в семье разлад-развод, вот они и решили ребенка с нянькой на курорт отправить, пока имущество делить будут. Бабушек с дедушками, насколько мне известно, у них нет, и Анька сирота, и Алексей своих похоронил, без няни никак. Давно вы у них служите? – Моя рука, действуя совершенно автономно, нагребла полную ладонь песка. Прищурившись, я выбирала место на лоснящейся от солнца и азарта физиономии, а дама тем временем не унималась. – Ладно, можете не отвечать небось в контракте требование о неразглашении имеется, да? Увезли, значит, Нику? И правильно, нечего ребенку такое видеть! Но с другой стороны – давно пора! Я никогда не могла понять, что такого Алексей нашел в этой лимитчице? Ни рожи, ни кожи, ни фигуры особой. Поэтесса фигова! Вот Изабелла – совсем другое дело! Молода, хороша собой, да еще и актриса превосходная, режиссеры дерутся за право снимать ее в своем фильме! Они с Алексеем – чудесная пара, не находите?

Я с искренним изумлением уставилась на тетку:

– Вы бредите, да? О чем вы вообще? С чего вы взяли, что моя малышка имеет какое-то отношение к Алексею Майорову? Да, она немного похожа на его дочь, наши знакомые тоже это заметили, но совсем немного.

– Да одно лицо просто, не морочьте мне голову! – возмутилась макака.

– Послушайте, я сейчас охрану позову, вы меня достали! Не верите – запросите списки гостей! Найдете там Нику Майорову – я вам лично извинения принесу, а сейчас оставьте меня в покое!

– Но как же… – растерянно протянула мадам, взглядом выискивая среди кувыркающихся в волнах детей Нику. – Я ведь видела, у меня есть…

– Пожалуйста, уйдите, – еле сдерживаясь, прошипела я, подняв руку, переполненную песком.

От вылитого мне в уши яда было физически плохо.

Изабелла Флоренская снималась в главной женской роли вместе с моим мужем, и она действительно была чертовски хороша собой: грива непокорных вьющихся черных волос, ровная кожа чудесного персикового оттенка, кошачий разрез огромных мерцающих глаз, меняющих свой цвет в зависимости от освещения (или от используемых линз) – от льдисто-серого до невозможно-фиалкового. Добавьте к этому стройную гибкую фигуру, независимый характер, острый язычок – настоящая дикарка, непокорная и своевольная.

К тому же превосходная актриса, нельзя не признать. Я видела всего пару фильмов с ее участием, но игра Флоренской меня впечатлила.

А еще больше впечатлило интервью с восходящей звездой экрана, случайно увиденное в какой-то телепрограмме – Изабелла оказалась еще и умна, и обаятельна.

Вот только ее кретинский псевдоним! Ни за что не поверю, что это – настоящее имя.

В общем, не девушка – сенсация, появившаяся из ниоткуда около двух лет назад. Именно из ниоткуда, поскольку даже самым пронырливым папарацци не удалось выведать, где родилась актриса и кто ее родители.

Изабелла, можно сказать, в один прекрасный день материализовалась прямо в центре Москвы, в уютной двухкомнатной квартирке, которую она снимала. Или не она, не суть важно. А важно то, что первый же фильм, куда Флоренскую взяли исключительно ради весьма впечатляющей суммы американских денег, внесенных за нее неведомым покровителем, неожиданно для всех собрал весьма неплохую кассу.

И понеслось!

Нет, я вовсе не следила за жизнью и карьерой этой девушки, но, когда Изабеллу Флоренскую утвердили в качестве возлюбленной главного героя, которого играл Алексей Майоров, все мои подруги, включая Алину и даже Сашку с Таньским, живущих за пределами отечества, дружно посоветовали мне быть осторожнее. Уверенность в чувствах мужа – штука, конечно, хорошая, но ведь он – мужчина, если ты не забыла. И когда рядом постоянно такая красотка, мало ли что может произойти. Тем более когда красотка еще и умна, и обаятельна. И сцены постельные в сценарии имеются…

Каюсь, дрогнула, начала собирать всю имеющуюся информацию о госпоже Флоренской, за чем и застукал меня Лешка.

И самым бессовестным образом обсмеял, вдоволь поглумившись над внезапным приступом необоснованной ревности.

И я успокоилась.

А теперь эта макака несет какую-то чушь!

Нет, она принесла какую-то газетку из разряда желтушных.

– Вот, – брызжа во все стороны слюной, затараторила краснозадая, – смотрите! Это последний номер, мы в аэропорту вчера купили перед вылетом. Видите, здесь есть фото Алексея Майорова с женой и дочерью, видите? Да, малышка на фото младше вашей девочки, но это, скорее всего, ранний снимок. Вот давайте сравним, давайте! Позовите вашу девочку!

– Если ты, – горло перехватило, я запрокинула голову, досчитала до десяти и, выдохнув, продолжила свистящим шепотом, с ненавистью глядя в совершенно обалдевшие от неожиданности глазки макаки, – еще хоть раз подойдешь к нам ближе чем на два метра, тебя начнет беспокоить острая боль в сердце.

– П-почему?

– Потому что там будет торчать осиновый кол!

– Сумасшедшая! – взвизгнула дамочка и, стараясь не делать резких движений, ретировалась в сторону своего места дислокации, оставив на моем шезлонге газету.

– Ты даже не представляешь, насколько, – прошептала я помертвевшими губами. – Ты даже не представляешь…

Она вовремя убралась, эта визгливая дура. Очень вовремя.

Потому что впервые в жизни мне захотелось осуществить угрозу. Да, мымра тут совершенно ни при чем, но она принесла плохую весть, понимаете?!

От которой мой мир, казавшийся таким прочным, таким устоявшимся и монументальным, прощально вскрикнув, рассыпался на мелкие осколки. Практически в песок, из которого вряд ли склеешь что-то хорошее.

Налетевший ветерок раскрыл газету на развороте, теперь огромный заголовок можно было прочитать целиком: «Распалась самая прочная пара российского шоу-бизнеса! Алексей Майоров не устоял перед чарами Дикарки! Анна Лощинина, забрав дочь, исчезла!»

«Ишь ты, – вяло шевельнула плавником заплывшая неведомо откуда мысль, – а они ее тоже дикаркой зовут…»

Больше мыслей не было. Ни одной. В голове гулко звенела пустота, медленно втекая в душу.

А с разворота на меня, вернее, на того удачливого папарацци, который сделал этот снимок, смотрело искаженное от ярости лицо Алексея, пытавшегося растопыренной пятерней закрыть объектив.

Но у него ничего не получилось, сквозь пальцы четко проступали контуры полуобнаженной женской фигуры, пытавшейся спрятаться на заднем сиденьи джипа. Лешкиного джипа.

Впрочем, контуры – это слишком мягко сказано. Едва прикрыв рукой голую грудь, с фотографии смущенно улыбалась Изабелла Флоренская.

ГЛАВА 11

Ну что, розовая идиотка, убедилась? Открылись глазоньки?

Все сомнения и подозрения, которые должны были утонуть в канализации, вовсе не утонули. Они, капая нечистотами, со всех сторон подползали к моему шезлонгу, нетерпеливо протягивая ко мне свои щупальца. Ревность, хандра, апатия, отчаяние, безнадежность, уныние – все тут, голубушки, все! Сейчас – торопились они – сейчас мы доползем и накроем тебя с головой! И застынешь ты в дерьме, как муха в смоле.

Вот только из дерьма янтаря не получится.

Нет уж, дорогие мои, не дождетесь! Один раз меня уже предавали, и тогда я еле выкарабкалась. Зато приобрела иммунитет к этой боли, научилась с ней жить.

Я очень надеялась, что это умение больше мне не понадобится, но увы…

Главное – поменьше заглядывать в ледник, где хранятся покрытые слоем инея любовь, нежность, страсть, тоска. Избавиться от них раз и навсегда все равно не получится, пробовала, знаю, оставалось одно – заморозить.

И жить дальше. В конце концов, у меня есть главное – Ника. Моя дочь.

А вообще, странно – почему мне до сих пор никто не позвонил? Ни друзья, ни знакомые, ни… Никто, в общем. Ведь газета вышла вчера, и гром грянул. Да еще какой гром!

А у меня – тишина.

Я закопошилась в объемистой пляжной сумке, выискивая мобильник. Как всегда, он обнаружился на самом дне, за подкладку спрятался. Интересно, как он туда попал? Если бы не торчащий хвостик мышки из бисера – брелка на телефон, лично сплетенного Никуськой, – ни за что бы не нашла!

Теперь все ясно – аппарат просто выключен. Любопытно, как это случилось, разрядиться он не мог, я недавно его ставила на зарядку, случайно выключиться – тоже, стоял на блокировке…

– Это я его отключила, – раздался тихий голос дочери.

– Зачем? – И чего спрашиваешь, ты же прекрасно знаешь ответ! Спроси лучше другое. – Откуда ты узнала? Газету эту видела?

– Нет, – Ника села рядом со мной и прижалась к плечу, – я…

И тут я заметила гноящиеся жадным любопытством глаза. Глаза макаки. Ну уж нет, дорогуша, такого удовольствия я тебе не доставлю!

– Накупалась? – дебильно-жизнерадостным, клоунским голосом громко поинтересовалась я. – Тогда вытирайся и пошли в номер, уже без пяти одиннадцать.

– Да, плохое солнце! – Ника мгновенно сообразила что к чему и поддержала игру. – А мы завтра едем на экскурсию в дельфинарий?

– Обязательно, гид обещал потрясающее зрелище!

В общем, диалог в стиле «Здравствуй, Бим! Здравствуй, Бом!». Громко и неестественно-весело.

Мы быстро собрались и ушли с пляжа, продолжая болтать. Но, стоило нам выйти с песчаной полосы, как разговор мгновенно выключился.

И до номера мы добрели, окутанные коконом тягостного молчания.

Заперев входную дверь, я включила кондиционер и направилась было в ванную, но меня удержала за локоть маленькая ручка:

– Мама, подожди… Я просто хотела, чтобы ты подольше была счастливой, поэтому и выключила этот дурацкий телефон!

Я устало опустилась на кровать, подтянула к себе дочь и заглянула в переполненные слезами глаза:

– Как давно ты знаешь об этом?

– С момента последнего папиного приезда, – места в глазах больше не было, и слезы ручейками побежали по щекам. – Он… ему… Ему тогда звонил вовсе не режиссер, ему звонила эта! И он уезжал к ней, и они… Они…

Ника задохнулась и, вжавшись мордашкой в мамину грудь, горько заплакала. И боль ребенка опустила температуру в морозильной камере моей души до предельно возможного значения.

Когда Алексей заставлял страдать только меня, я смогла его простить. Но теперь он сделал это с нашей дочерью, с малышкой, которая с самого рождения была соединена с отцом ментальной связью. Благодаря которой, между прочим, господин Майоров остался жив.

Правда, мы думали, что после всех испытаний, выпавших на долю нашего ребенка-индиго, ее способности исчезли. Но оказалось, что нет, не исчезли. Ника просто научилась их скрывать.

Во всяком случае, свою настроенность на отца дочь точно не потеряла. Насчет остального – пока не знаю.

Потому что сейчас мне тошно от того, ЧТО пережил мой ребенок. И сколько ей пришлось выдержать ради моего неведения…

Я качала девочку на руках, дуя в мокрый лобик. Мы так всегда успокаивались, с раннего младенчества. Мамины теплые руки, мамина любовь, мамина нежность – для моей малышки это самое главное. Ее убежище, ее защита.

Нам не жить друг без друга.

А вместе – проживем. Пусть и с ледяной глыбой внутри.

Хорошо все-таки, что я вовремя подсуетилась с работой!

– Ну все, мой хороший, все, – я нежно поцеловала выгоревшие кудряшки. – Хватит. Нам с тобой надо придумать, как мы будем жить дальше.

– Ты уйдешь от папы, да? – констатировала очевидное Ника, но в глубине серо-карих глаз притаился зайчонок надежды.

Уходи, милый, для тебя места нет.

– Да, – кивнула я. – Ты же понимаешь…

– Понимаю, – протяжный всхлип. – Но я так люблю папу!

– И замечательно! – Я постаралась улыбнуться как можно безмятежнее, но, судя по испуганному взгляду дочери, получилось неважнецки. – И продолжай любить! У тебя самый лучший в мире папа, он тоже не сможет без тебя. А сейчас давай-ка в ванную, а то тебя скоро можно будет к пиву подавать, так ты просолилась. И море, и слезы!

– А как же ты? – шмыгнула носом девочка, нежно прикоснувшись к моей щеке.

– Я? Приму душ после тебя.

– Я не это имела в виду.

– Я понимаю. Ты не волнуйся, я справлюсь. Ведь у меня есть ты. Вот без тебя было бы совсем плохо.

Ника пару мгновений внимательно всматривалась мне в глаза, потом робко улыбнулась:

– Я очень тебя люблю…

– Даже не пытайся соревноваться с мамой!

Смачный чмок в щеку, топот маленьких ножек, шум воды в ванной.

Теперь можно включить мобильник.

Который немедленно взорвался звонком. Вернее, одной из песен Алексея Майорова. Значит, на проводе сам исполнитель.

Я сделала несколько глубоких вдохов и нажала кнопку:

– Да, слушаю.

– Вы где?!

– Фу, какой ты невежливый! Ни «здрасте», ни «как дела?». И вроде из интеллигентной семьи…

– Прекрати кривляться! – голос Майрова дрожал то ли от злости, то ли от волнения. – Я со вчерашнего дня пытаюсь дозвониться, но оба телефона «вне зоны действия сети»! На даче вас нет, я обзвонил всех друзей – никто не знает, где вы! Или не хотят говорить…

– Это Ника отключила оба телефона, не хотела, чтобы я узнала.

– Зайцерыб, я…

– Не. Смей. Меня. Так. Называть. – Господи, как трудно говорить размеренно и спокойно, как же хочется заистерить! Но такого удовольствия Алексею Викторовичу я не доставлю. – Никогда. Только по имени.

– Может, еще и по отчеству? – психанул Майоров.

– Как угодно, – сухо ответила я. – Так что ты хочешь?

– Пойми, все не так, это просто…

– Это совсем не просто, поверь. Особенно для Ники, которая, как оказалось, по-прежнему настроена на тебя, чувствует тебя, твои эмоции. И все знает уже давно.

– Она?! – задохнулся Алексей и замолчал. Через какое-то время глухо продолжил: – Я прошу тебя, Анна, вернитесь! Не исчезай в никуда, как в прошлый раз! Давай сядем все вместе, поговорим, я вам все объясню…

– Ничего объяснять не надо, – я решительно оборвала торопливую речь мужа. Теперь уже бывшего. – Ни-че-го. Привет Изе.

– Кому?

– Изе. Или ты зовешь ее Беллой? О, придумала – Изюминка! Дарю, пользуйся.

– Прекрати!

– Ок, – и я нажала кнопку отбоя.

Телефон тут же снова захлебнулся звоном, но уже не майоровским.

Звонила Таньский:

– Анюта, слава богу, ты объявилась!

– Тань, сразу хочу предупредить – ни слова соболезнований, сочувствия и воплей типа «Вот же гад какой!», хорошо?

– Ничего хорошего, – проворчала подруга. – Он действительно гад, но это я ему уже сообщила лично.

– Когда успела? – усмехнулась я.

– А он мне вчера барабанил, пытался узнать, где вы. Говорит, надеялся, что у меня, обзвонил все аэропорты и убедился, что самолетом вы не улетали. Теперь пытается через Сергея Львовича поднять сведения по всем таможням – выезжали ли за рубеж Анна Лощинина с дочерью Никой.

– Ага, пусть ищут. Надеюсь, ты никому не сказала, под каким именем я выехала?

– Обижа-а-аешь! Слушай, а давай после Турции сразу к нам, а? В Москве Алексей от вас не отстанет.

– Я подумаю. Ладно, мне пора, сейчас Ника из ванной выйдет, не хочу при ней это обсуждать.

– А как она?

– Плохо. Хуже, чем ты думаешь. Она все знала с самого начала.

– Девочка моя родная!

– Все, Таньский, прекрати, а то я сейчас разревусь! Пока.