Текст книги "Яд со взбитыми сливками"

Автор книги: Анна Ольховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 15

Как долго он мечтал выбраться из этой помойки, надеясь найти маму! Но даже в страшном сне не мог представить, как на самом деле все случится.

А может, это все не взаправду? И он тупо задрых у себя в комнате?!

Саша поспешно ущипнул себя за руку, глухо вскрикнул и невольно улыбнулся, потирая запульсировавшее болью предплечье. Нет, все в порядке, он не спит.

Блин, какое там в порядке, ты ведь даже еще из подземного хода не выбрался! Стоишь и лыбишься, как последний придурок! А ну, пшел вон отсюда!

Да без проблем! Тем более что основные проблемы остались там, за спиной, где царствует зло, а впереди лишь пара метров гладкого бетонированного пола. И больше ничего, кроме приоткрытой двери, из которой и втягивался холодный, сырой, но такой вкусный сейчас воздух свободы.

Мальчик вышел из подземелья и поспешно захлопнул за собой дверь. Не надо, чтобы она оставалась приоткрытой, как только что. Сквозняк может разбудить охранника, которого скоро приведет сюда Настя. И тогда…

А что тогда?

Да ничего хорошего. Охранник, конечно, не самый умный представитель рода человеческого, но и не законченный дурак. Обнаружив незапертую дверь в секретный бункер, он мгновенно поднимет тревогу. И будет размахивать этой тревогой до тех пор, пока она не переполошит весь гадюшник.

А потом начнется облава. И вряд ли ему удастся убраться достаточно далеко от этого проклятого места, чтобы не попасться.

Постоял, помедитировал? Теперь будешь обосновывать каждый свой пук? Ноги в руки – и пошел!

Саша сосредоточенно прислушался. И что хотел услышать? Завывание ветра? Шелест деревьев?

Проще сказать, чего он НЕ хотел услышать: шагов, разговора и шума дождя.

Не хотел – и не услышал.

Мальчик поежился от мгновенно закопавшейся под куртку промозглой сырости и вжикнул «молнией» застежки. Так, теперь капюшон на голову и можно двигаться.

Серега упоминал о тропинке. Ни фига ж себе тропинка! Судя по размерам протоптанной полосы, это вполне сойдет за нормальную грунтовку. По которой можно не только идти, но и бежать, потому что вряд ли посреди тропы следует ожидать встречи с деревом или валуном. Если только корни какие, да и те давно бы уже повыкорчевали, чтобы не пропороть шины. Никто ведь не думает, что емкость с кислотой носят до дороги на руках?

Первую сотню метров Саша преодолел быстрым шагом, пока окончательно не убедился, что с тропой все в порядке.

Все, хватит телепаться, рванули!

До свежепроложенной дороги он добрался за считаные минуты и, не останавливаясь, свернул влево, как и советовал Сережка.

Кроссовки мягко пружинили по бетонке, тренированные сердце и легкие работали четко и без сбоев, вокруг было тихо, никто не гнался с собаками, и Саша вдруг четко осознал – он справится. И маленькая Настена, и Сережка Лисицын, и все остальные мальчишки и девчонки обретут наконец долгожданную свободу.

А Гошка Кипиани будет жить. И не только он.

Сколько он добирался до шоссе, час? Полтора? Два?

Саша не знал. Он просто двигался вперед, не позволяя себе остановиться. Когда уставал бежать – переходил на шаг, восстанавливал дыхание и силы и снова бежал.

Пока сначала издалека, а потом все ближе и ближе не послышался гул проезжающих машин. Не сказать, что движение было очень оживленным, ночь все-таки, но автомобилей хватало. Это ведь шоссе, а не боковая, никому толком не известная дорога.

Саша снова сбросил скорость и пошел размеренным шагом. Первый этап побега завершен, до шоссе он добрался. А вот куда теперь? Налево или направо? В Мошкино ему нельзя, он уже понял, а вот как осуществить это «нельзя», да еще ночью? Особенно когда ни одного населенного пункта в округе, кроме дурацкого Мошкино, все равно не знаешь. Голосовать и спрашивать: «До Москвы не подвезете?»

Хоть Серега и говорил, что до Москвы не так уж и далеко, но вряд ли конкретно это шоссе ведет в столицу. Так, трасса местного значения.

Гул машин приближался, но ничего путного не придумывалось. Просто топать вдоль дороги глупо, могут в темноте и не заметить. Не хватало еще под машину угодить!

Придется все-таки голосовать. Осталось придумать, какую машину останавливать.

А тут нечего думать. Либо фуру, либо автобус. Причем фура предпочтительнее, автобусы ведь по маршруту ходят, и найти водителя, подвозившего ночью слепого мальчишку, для бойцов начальника охраны Марата Рафикова большого труда не составит. А дальнобойщики – они на то и дальнобойщики, сегодня сюда едут, а завтра – туда. Попробуй найди! Да и дядьки вроде неплохие, если верить книгам и кино. Все равно других источников информации нет, придется верить.

Решено, ждем фуру.

На перекрестке Саша нащупал придорожный знак и, опустившись возле него на корточки, приготовился ждать. Вряд ли кто обратит ночью внимание на непонятный комок возле знака.

Тем более когда пошел мокрый снег вперемешку с дождем.

С одной стороны, эта гадость совершенно некстати, куртка начала промокать, а ноги в легких кроссовках – леденеть. Но зато и видимость должна ухудшиться, все будут сосредоточены на дороге, а не на предметах с обочины.

Вроде сработало. Мимо проехала одна легковуха, вторая, третья. Конечно, он никогда раньше не определял машины по звуку, но отличить тяжелую фуру от легкового авто сможет даже дебил.

Но пока ни одной фуры, как назло! Впрочем, нечему удивляться, дальнобойщики по ночам предпочитают отдыхать, и так целый день за рулем. Поедет только тот, у кого сроки горят или до места назначения совсем близко, неохота ночь пережидать.

Наверное, на трассах федерального значения таких машин больше, но здесь пока ни одной не было.

Где-то через полчаса Саша ощутил себя улиткой ледникового периода. Которую откопают через миллион лет любознательные потомки. Вот удивятся, обнаружив на улитке вместо домика куртку и джинсы!

Пришлось встать и попрыгать на месте. Потом побегать вокруг столба. Потом поприседать.

Кровь быстрее побежала по венам, озноб, шмыгая носом, ушел. Но промокшие насквозь кроссовки никуда уходить не желали. Как, впрочем, и сохнуть.

Потому что трудно высохнуть, прыгая в чавкающей слякоти.

Саша так увлекся согревающими упражнениями, что совершенно забыл слушать дорогу. И пропустил приближение очередного автомобиля.

А вот водитель прыгающую возле придорожного знака маленькую фигурку заметил.

– Слышь, пацаны! – гыгыкнул он, притормаживая. – Гляньте, макака скачет.

– Че? – снуло пробормотал сидевший рядом наголо бритый качок. – Совсем о…ел, что ли? Какая, на …, макака ночью в ноябре?

– А что, ночью в августе, типа, нормально, да? – откликнулся с заднего сиденья тошнотворно жирный тип с банкой пива в потной лапе. – Ну-ка, Хрящ, останови, посмотрим, что мы тут на обочине надыбали. Может, плечевую кто выкинул? Попользуем.

– Не, тощая какая-то, – водитель свернул на обочину и заглушил двигатель. – Малая совсем, что ли?

– Так это ж еще лучше! – возбужденно заколыхалась гора жира. – Люблю малолеточек!

– Ты, Дистрофик, не пускай слюни раньше времени, там сейчас родаки из кювета выползут.

– Какие, на хрен, родаки! Она одна, ты же видишь! Тут нигде не спрячешься.

Саша услышал шум приближающейся машины слишком поздно, бежать и прятаться не имело смысла. Может, мимо проедет?

Нет, останавливается. Ладно, там, наверное, сердобольная тетенька какая-нибудь, которая не может оставить ребенка одного на дороге ночью.

Кто же еще?

Хлопнула автомобильная дверца, зачавкали грузные шаги. Слишком грузные для тетеньки. Хотя… Бывают же такие, как Викуська, только добрые, разве нет?

Разве нет. Особенно когда это не тетенька, а мужик.

На плечо легла тяжелая лапища:

– Слышь, подруга…

– Сам ты подруга! – вывернулся из-под лапы Саша.

– Эй, Дистрофик! – заорал подошедший. – Тебе не повезло, это пацан какой-то!

– И че? – противно загнусавили из машины. – Мне без разницы. Он один, ночью, на дороге. Беспризорник, наверное.

– Непохоже, – хрюкнул водитель. – Чистенький, ухоженный, смазливенький. Небось из дому сбежал, засранец.

– Смазливенький, говоришь? – возбужденно забулькали из машины, потом земля содрогнулась и продолжала трястись по мере приближения неведомого Дистрофика. – Ну-ка, дай посмотреть.

Саша почувствовал прикосновение чего-то гадкого и потного к своему подбородку и попытался снова увернуться, но ему не позволил водила:

– Стой, пацан, не вертись. Нечего было от мамки сбегать. Свободы захотелось, в школу надоело ходить, да? Вот сейчас и получишь свободы, …!

– Ты глянь, Хрящ, а ведь не сбрехал! – Жирные слизни поползли по лицу мальчика. – Мордашка и на самом деле смазливая. Думаю, мы сможем его Мамаше Донг продать за нехилые бабки, но вначале я сам его попользую. Тебя как зовут, сладенький?

Противно, но придется, другого выхода нет.

Саша изогнулся и изо всех сил впился зубами в мерзкую лапу, одновременно ткнув локтем в пах водителя.

Дружный вой вперемешку с матом прозвучал для мальчика слаще музыки. Ни на плечах, ни на лице больше не было ничьих лап, и Саша рванул обратно, в ту сторону, откуда пришел. Ориентацию в пространстве в отличие от осторожности он не потерял. Сейчас главное – убежать подальше от этих двоих, пока они не очухаются, и спрятаться в лесу. Вряд ли они будут долго его искать, ночь ведь.

Но пробежать ему удалось не больше пары шагов, на пути встало что-то здоровое, накачанное, воняющее перегаром:

– Стоять, гаденыш! А ты борзый, как я погляжу! Ишь, как ловко от Хряща с Дистрофом вывернулся.

– Молодец, Череп! – прогнусавил самый противный из голосов. – Тащи сюда этого паршивца …!

– Ну, пока он еще не …, – гыгыкнул Череп, – но, думаю, ты скоро это исправишь.

– Не сомневайся. – Саша почувствовал, как на него снова надвигается огромная туша, и отчаянно затрепыхался в руках качка. А в ухо уже зловонно дышал тот, кого называли Дистрофиком. – Причем сделаю это прямо сейчас, здесь.

– Да пошел ты! – возмущенно заорал водитель. – Всю обивку мне испоганишь! Потерпи до дома.

– Ладно. Тащи его, Череп.

– Куда?

– В багажник, конечно.

– Тогда надо вырубить, чтобы не орал там.

Мгновенная, раскалывающая голову боль – и все звуки исчезли.

Глава 16

Амалия Викторовна Федоренкова изволили пробудиться в самом распрекраснейшем расположении духа.

Нет, чисто физически мадам разлепила глазоньки в своей двуспальной кровати, но это было расположение тела, а вот дух в отличие от вечернего состояния переливался всеми оттенками… Не радуги, конечно, что за романтическая ерунда!

Мерилом прекрасного для Амалии Викторовны всегда были, есть и будут искрящиеся грани бриллиантов.

Они и мерцали сейчас перед мысленным взором разнежившейся особи, по рождению принадлежавшей к роду человеческому. Сейчас назвать ее человеком было уже нельзя.

А мысленный взор особи между тем пресытился созерцанием драгоценностей и решил поразвлечься фантазиями, где главным действующим лицом (и не только лицом) был юный и нежный Саша Смирнов.

Больными и насквозь гнилыми фантазиями нравственного мутанта, которых в последнее время становится все больше.

Имя им – легион.

«Фантазировала» Амалия Викторовна и раньше, у нее в прикроватной тумбочке для этого лежал соответствующий прибор. Но впервые за долгое время объект фантазий был в полной ее власти, и особь могла воплотить мысли наяву.

И совсем скоро эта юная плоть придет к ней в кабинет!

Как она раньше не замечала мальчишку?

Потому что он прятался, и в этом ему помогал вонючий самец. И не менее вонючая самка. И если от самки мадам Федоренкова избавиться, увы, не могла в связи с несомненной полезностью и, более того, необходимостью квалифицированного врача-хирурга, то от Владимира свет Игоревича – без проблем! Его на время вполне сможет заменить кто-либо из людей Рафикова.

Главное, чтобы никто из этих людей не узнал, куда исчезнет их бывший коллега. Вряд ли им понравится перспектива самим стать набором донорских органов. Каждый из членов команды имеет жирненький счет в одном из банков офшорных зон и строит планы на будущую безбедную жизнь в каком-нибудь скромном бунгало метров эдак триста квадратных. И вдруг вместо бунгало – емкость с кислотой!

Владимир Игоревич просто уволится и срочно уедет, по семейным обстоятельствам.

Все, хватит фантазировать, впереди – довольно напряженный рабочий день. Надо запустить испытания нового антибиотика, подготовить документы на «усыновление» этого бестолкового карлика. Жил бы еще, дурачок, если бы не поторопился. Папу с мамой захотел! Да кому вы нужны, уроды!

Впрочем, кое-что полезное Георгий Кипиани в своей никчемной жизни все-таки сделал, прежде чем стать подопытным кроликом. Обратил ее внимание на невидимку. Бывшего невидимку.

На Сашу Смирнова.

Особь гибко поднялась с кровати и, приподнявшись на цыпочки, потянулась всем своим холеным безупречным телом. Она всегда, в любое время года, спала обнаженной. В постели одежда ей мешала.

Да и где вы видели гиену в пеньюаре?

Через полчаса Амалия Викторовна Федоренкова, безупречно накрашенная и причесанная, вкушала кофе со свежей булочкой у себя в кабинете. Директор детского дома никогда не ела вместе с остальными. Во-первых, у нее было персональное меню, а во-вторых, сидеть за одним столом со всяким быдлом? Фу, гадость какая!

Закончив утреннюю трапезу, особь взглянула на усыпанные бриллиантами часики и возмущенно подняла брови. Где мальчишки? Она ведь вчера вечером специально зашла в их комнату и велела этому сияющему от счастья дурачку сразу после завтрака явиться вместе со Смирновым к ней в кабинет! Завтрак у биомассы вот уже полчаса как закончился, а их все нет!

Или под дверью топчутся, болваны, не решаясь войти?

До чего же неудобно все-таки без секретаря, сейчас нажала бы кнопочку внутренней связи и поинтересовалась обстановкой. А так придется все делать самой.

Но вакансию секретаря мистер Николс безжалостно вычеркнул из списка. Помощник директора обычно слишком много знает, а значит, и платить ему или ей надо соответственно. Обойдетесь, мадам.

Искря от злости, Амалия Викторовна процокала каблучками к двери и распахнула ее, готовясь ввалить излишне робким визитерам.

Но вваливать было некому, из коридора на директора детского дома тупо таращилась пустота.

Следовало отметить – подозрительная пустота. Обычно после завтрака в преподавательском крыле было довольно оживленно, персонал готовился к рабочему дню. Сейчас же коридор по оживленности мог посоревноваться с подземным ходом.

Тонкая блузка вдруг прилипла к мгновенно вспотевшей спине, ощущение надвигающихся проблем заставило бионасос, у людей именуемый сердцем, заработать в учащенном режиме.

Амалия Викторовна вернулась к столу и, проверив по графику, набрала номер мобильного телефона дежурившего сегодня воспитателя. Длинные нудные гудки все туже натягивали тетиву раздражения. Если эта корова сейчас же не ответит, в ее жирную задницу по самое оперение вонзится обильно смазанная злобой стрела.

Викуська, похоже, почувствовала угрозу нужным местом:

– Але, – робко квакнула трубка.

– Почему так долго не отвечала? – прошипела особь. – Спишь на дежурстве?

– Д-д-доброе утро, Амалия Викторовна, – вибрирующий от страха голос воспитательницы оптимизма директору детского дома не прибавил. – Я не сплю, что вы! Тут просто ерунда какая-то приключилась, и мы…

– Прекрати блеять и отвечай по существу – что произошло? – Она старалась говорить как обычно – холодно и невозмутимо, но мандраж – штука заразная, и голосовой тремор подчиненной подло проник и в директорский тембр. – И почему ко мне не явились вызванные накануне Кипиани и Смирнов? Где Наталья Васильевна? Она подготовила палату для Кипиани?

Обилие вопросов, на которые злосчастная толстуха не могла ответить, перегрузило ее не обремененный большим запасом памяти мозг, и он завис, выдавая на звуковые колонки набор невразумительных фраз:

– Так это… Смирнов же, он… Дети думали – спит, а потом прибежал Гоша… Но ведь заперто было, я только утром…

Пробиться с наводящими вопросами не удавалось, воспитательница окончательно выпала из реальности, продолжая бубнить какую-то хрень. Хрень бубном быть не хотела и мрачно упиралась, превращая речь толстухи в нечто совсем уж диагнозовое.

Амалия Викторовна трясущимися пальцами жала и жала на кнопку отбоя, но сегодня все было против нее, даже этот дурацкий кусок пластика. А может, это она сама, психанув, даванула что-то не то, и из трубки продолжал капать гугнеж подчиненной.

Отшвырнув телефон в сторону, особь выбежала из кабинета и направилась на этаж, где находилась комната нужных ей воспитанников.

Вот здесь как раз было совсем не пусто. Этаж гудел, словно растревоженный улей, воспитатели загоняли детей в комнаты, но те снова и снова просачивались обратно, возбужденно сверкая глазами и переговариваясь.

Ведь такого в их детском доме еще не было! Сашку Смирнова похитили инопланетяне!

А как по-другому объяснить все это? У воспиталок глаза вытаращенные, Викуська совсем сбрендила, стоит вон, тупо лыбится и в мобилу бухтит без конца, физрук с Маратиком носятся по этажам и обыскивают все закоулки, охрана оцепила дом по периметру. Интересно как!

О, Мамалия прибежала!

Одного взгляда на дежурного воспитателя было достаточно, чтобы понять – от этого объекта адекватной реакции в ближайшее время добиться будет трудно. Федоренкова досадливо поморщилась и огляделась по сторонам. Никого из основного состава команды, одни сменные.

Кто-то робко подергал за юбку. Амалия Викторовна опустила взгляд и, в темпе затолкав злобный оскал в… Нет, там оскал выглядел бы совсем уж сюрреалистично – анус с зубами! Затолкала, в общем, и, присев на корточки, ласково заворковала:

– Доброе утро, Гошенька. Я жду, жду вас с Сашей у себя в кабинете, а вас все нет и нет. Или ты уже не хочешь в домик у моря? Решил с нами остаться? Я тронута, конечно, но твои будущие мама с папой очень расстроятся.

– Ой, Амалия Викторовна, тут такое! – Гошин подбородок испуганно дрожал, и без того большие почти черные глаза заняли, казалось, пол-лица. – Тут вообще жуть какая-то случилась!

– Ты не волнуйся, малыш, – душистая ладонь нежно погладила бледные до синевы щеки мальчика. – Постарайся успокоиться и расскажи, что произошло.

– Саша Смирнов пропал!

– Что?! – Больше всего душистой ладони сейчас хотелось сжать тонкое горло паршивца, из которого вырвались невозможные слова. Но она сдержалась, лишь отдернувшись от лица. – Что значит – пропал? Сбежал, что ли?

– Нет, именно пропал! – возбужденно затараторил Гоша. – Я сначала думал – он спит, одеялом накрывшись, и не будил его. Дождался, пока Виктория Викторовна отопрет дверь…

– А она что, вас запирала?

– Да.

– Почему?

– Да просто Сашка вчера вечером совсем с катушек съехал, заперся в туалете и сам с собой разговаривал, вот Викуська… ой, Виктория Викторовна и решила, наверное, на всякий случай дверь закрыть, мало ли что.

– Понятно. Ну, и что дальше?

– Так вот. Она дверь отперла перед завтраком, заглянула к нам, «доброе утро» сказала и велела на завтрак не опаздывать. Я ответил, а Сашка – нет. Ну, Виктория Викторовна и подошла к нему, одеяло сдернула, а там – никого, представляете? Просто одеяло так лежало, что казалось, будто там кто-то есть. Ужас! Виктория Викторовна сначала рассердилась, думала, что Сашка пошутить решил, в прятки сыграть. Позвала его – не отзывается. Потом велела мне обыскать комнату и туалет. Я все облазил, под все кровати заглянул, в шкаф тоже – нет его нигде! А дверь ведь заперта была! Сейчас Сашку по всему дому ищут, но я думаю – это как в «Секретных материалах», его похитили инопланетяне, для опытов. Дверь ведь заперта была, я проверял, пытался открыть ее утром! Вот жуть-то, правда, Амалия Викторовна? О, а вон и Владимир Игоревич с Маратом Рахимовичем идут! Без Сашки.

Глава 17

Федоренкова оглянулась – по коридору действительно шли начальник охраны и набор здоровых органов. И если у Рафикова лицо было сосредоточенно-напряженным, то Владимир Игоревич безмятежно ухмылялся.

Увидев начальство, он оживленно завопил:

– Доброе утро, Амалия Викторовна! Вы уже знаете, что Смирнов отчебучил? Ниндзя бестолковый! Небось решил всем показать, на что он способен. Слепой-слепой, а затихарился так, что мы до сих пор его найти не можем!

Сияющая физиономия клинического кретина выдавила из директора детского дома остатки искусственного прекраснодушия, и она оттолкнула растерянного Гошку так, что мальчик не смог устоять на коротких ножках и упал. Помогать ему подняться никто не спешил, наоборот, взрослые, обычно такие добрые и заботливые, стали вдруг чужими. Совсем чужими. Маски нежности и участия с картонным шелестом ссыпались на пол, и на их месте появились холодные злобные хари.

Особенно страшно было смотреть на Мамалию. Красивое лицо перекосилось, вместо глаз чернели провалы, мягкие душистые ладошки превратились в скрюченные лапы хищной птицы, а тщательно прорисованные губы – в извивающихся алых червей.

Мальчик испуганно отполз подальше от директрисы и забился в угол, трясясь от ужаса. Сашка был прав, прав, она совсем не добрая!

Амалия Викторовна медленно выпрямилась и, трясясь от ярости, прошипела:

– Марат, наведи здесь порядок, воспитанников запереть в комнатах, сменных людей оставить следить за ними, эту, – кивок в сторону продолжавшей что-то бубнить воспитательницы, – отвести к врачу, пусть Наталья Васильевна займется ею, а потом – сразу ко мне в кабинет.

– Понял, – кивнул бритый наголо узкоглазый мужчина, позаимствовавший лицо у каменного идола. Такое же нежное и доброе.

– А я? – удивленно поднял брови физрук. – Я разве вам не нужен в кабинете? Я ведь Сашку лучше всех знаю, буду этим, как его, консультантом.

– Ты выполняешь распоряжения начальника охраны. – Эх, прямо сейчас бы под нож эту тупую груду мышц!

Видимо, желание начальницы довольно четко проступило на ее лице, потому что Владимир Игоревич вдруг мгновенно вылинял, уподобившись собственным алым трусам, постиранным в порошке с отбеливателем.

Превращение здорового, накачанного, только что уверенного в себе мужика в трясущуюся от страха соплю оказалось не менее жутким зрелищем, и Гошка, уткнувшись носом в колени, тихонько заскулил.

Особь брезгливо посмотрела на мальчика и заорала:

– Всем по комнатам, быстро!

И, резко развернувшись, оседлала помело и вылетела на свой этаж, дабы припасть к живительному источнику, восстанавливающему запасы сил физических и душевных.

Хотя нет, только физических, души у мадам Федоренковой давно уже не было.

Церемониться с бокалами Амалия Викторовна не стала, припав жаждущими губами непосредственно к роднику.

Выхлебала, в общем, вискарика прямо из горла.

И к моменту появления начальника охраны окончательно успокоилась. Нет, ну действительно – чего истерить? Куда слепой мальчишка денется с территории? С тщательно охраняемой, на минуточку, территории, откуда и мышь не выскочит.

Ладно, мышь выскочит, потому что никому не нужна, подопытных экземпляров и без нее хватает.

Просто Саша Смирнов в отличие от своего простодушного и доверчивого приятеля оказался умным и наблюдательным парнишкой, к тому же эти два урода, физрук с Пипеткой, явно болтали лишнее при нем. Так что в сказочку о добрых усыновителях, живущих в домике у моря, Саша не поверил. И решил спрятаться, надеясь отсидеться. Небось и продуктами запасся, дурачок!

Если бы ты знал, от чего бежишь, маленький! Да любой мужик на твоем месте бежал бы совсем в другую сторону, не от меня, а ко мне.

Но тем ты и отличаешься от мужиков, Сашенька, что ничего пока не знаешь. Ничего, скоро узнаешь, тебе понравится. А если и не понравится (наиболее безумные фантазии глумливо захихикали), то придется терпеть и делать, что велит госпожа.

Глаза Амалии Викторовны Федоренковой замаслились, руки начали подрагивать, она тяжело задышала.

Так, стоп! Сучка похотливая! Нашла время! Убрала виски в бар, застегнула блузку и села прямо! Вот так! Мозги очистились от глупостей? Готовы работать? Вот и отлично, тем более что Рафиков пришел.

– Да, войдите! – отозвалась мадам директор на стук в дверь.

Она не знала, где мистер Николс нашел человека на должность начальника охраны своего объекта. Но выбор оказался на редкость удачным – это был умный, жесткий, хорошо обученный профессионал, совершенно не обремененный моральными заморочками. И, на что особенно обращал внимание Джейди при подборе команды, Марат Рафиков был устойчив психически. То есть наслаждения от работы он не получал, относясь к ней с расчетливым спокойствием: надо – сделаем.

Узнай мистер Николс о проявившемся вдруг у Амалии Викторовны сексуальном влечении к слепому подростку, директор мгновенно вылетела бы из команды. И вряд ли дело закончилось бы заслуженным отдыхом на побережье.

Особь до сих пор ничего толком не знала о своем начальнике охраны – кто он, откуда, есть ли у него семья. Ей, по большому счету, все это было совершенно безразлично, главное – Марат Рафиков надежен, профессионален и не болтлив.

И не страдает по поводу того, что происходит с «несчастными детишками». Для него это такой же расходный материал, биомасса, приносящая внушительный доход.

За несколько лет работа Мошкинского подразделения криминальной империи мистера Николса была отлажена четко и безупречно, ни единого сбоя, ни малейшей утечки информации.

До сегодняшнего дня.

Впрочем, Амалия Викторовна совершенно не сомневалась – досадное недоразумение уже улажено. Или будет улажено в ближайшее время.

– Ну, как у нас дела? – откинувшись на спинку кресла, она спокойно наблюдала за усевшимся напротив Рафиковым.

Невысокий, жилистый на первый взгляд начальник охраны опасения никому не внушал. Но второй взгляд расставлял точки над «i». Иначе третий мог опустить почки невнимательному или наглому собеседнику.

– Непонятные у нас дела, – сухо отозвался Марат.

– В смысле? Неужели до сих пор не нашли мальчишку?

– Нет.

– То есть как? Вы все обыскали – и корпус, и территорию?

– И дом персонала, и ваш коттедж.

– Даже так? – усмехнулась Федоренкова. – Вы предполагали, что я прячу мальчишку у себя? И кстати, откуда у вас ключи от моего дома?

– Мы ничего не предполагали, мы просто обыскивали вверенную мне территорию. Всю. Вопрос о ключах считаю неуместным. Я обязан иметь беспрепятственный доступ в любую, подчеркиваю, в любую точку объекта. Это личное распоряжение мистера Николса.

– Допустим. – Интересно, а видеокамеры у нее в доме эта лысая образина тоже установила? Надо проверить. – И что насчет любой точки? Вы везде побывали?

– Если вы намекаете на бункер – да, там тоже искали. Несмотря на то что все двери были надежно заперты: и та, что ведет в подземелье, и выход наружу.

– Странно, – Амалия Викторовна вытащила из подставки карандаш и принялась вращать его тонкими ухоженными пальцами. Вестибулярный аппарат у карандаша оказался ни к черту, и его немедленно затошнило. – С дверями вообще все странно. Они заперты, а мальчишки нет. Версия об инопланетянах исключается, а это значит…

– Это значит, что мальчишке кто-то помог, – процедил Марат, катнув желваки. – И мне хотелось бы знать – кто и зачем?

– Подожди-подожди, – нахмурилась директриса, сжав карандаш так, что тот из простого стал синим, – ты что, хочешь мне сказать, что… Что Смирнова на территории нет?!

– Мои люди продолжают искать, но вероятность вашего предположения на данный момент равна девяноста процентам, – холодно отчеканил Рафиков, глядя куда-то в переносицу начальницы.

Переносице под тяжелым взглядом угольно-черных глаз было неуютно, она ерзала и морщилась. И вместе с ней ерзало и морщилось лицо директора детского дома, превращаясь в морду. Морду той твари, которая скрывалась под человеческим обликом Амалии Викторовны Федоренковой.

Вскрикнул карандаш, переломленный посередине, полетели на пол его останки, а тварь медленно приподнялась над столом и прошипела, склонившись к подельнику:

– Ты понимаешь, что сейчас сказал? Ты же подписал приговор всем нам! И то, что это в первую очередь твой прокол, мистера Николса не …! Он уничтожит все следы, всех свидетелей! Помнишь пожар в доме инвалидов, по телевизору еще репортаж был? Погибли все – и персонал, и обитатели, остались одни головешки.

– Помню, – невозмутимо ответил Марат. – Но паниковать пока рано. Мой прокол – моя проблема. Я найду пацана, а также того, кто ему помог. Но на время поисков надо прекратить выполнение заказов мистера Николса. Что там сейчас на очереди?

– Испытание побочных действий нового антибиотика.

– Ну, это процесс длительный, вполне можно отложить на пару дней.

– Пару дней? А не много на поимку слепого мальчишки? Он же успеет наболтать лишнего.

– Кому? И что он разболтает? Он ведь ничего не знает толком! Дуболом физрук говорил, что Смирнов больше всего на свете хотел найти мать. А тут вы со своим усыновлением, вот пацан и рванул.

– Да, помню, он что-то такое лепетал вчера, – проворчала особь, усаживаясь обратно. – Но прежде всего, я считаю, необходимо найти сообщника мальчишки. Того, кто смог незаметно провести его мимо твоих молодцев.

– Мимо моих он не проходил, по периметру камеры установлены, я проверял запись – все чисто. Камер нет только в одном месте. И вот это напрягает меня больше всего.

– Ты имеешь в виду бункер?

– Да. Если пацан ушел через подземелье, это совсем хреново.

– Почему? Думаешь, он понял, зачем все это оборудование? Фу ты, о чем я говорю, он же слепой! Если его и вели через бункер, он все равно ничего не видел, не понимаю твоего волнения.

– Хреново то, что о существовании подземелья знают только свои, а значит, сообщник мальчишки – один из команды.

Успокоившаяся было тварь смертельно побледнела и, сузив глаза, процедила:

– Узнай, кто это, и убери. И, как ты понимаешь, надо будет зачистить всех, с кем пересечется в пути Смирнов. Знает он хоть что-то или нет – не суть важно. Этот мальчишка сейчас – смертельно опасный вирус. Для всех.