Текст книги "Вальсингамские девы"
Автор книги: Анна Морион
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
ГЛАВА 7
После вечерни пастор торжественно объявил о скорой реконструкции церкви и огласил о сборе добровольцев, и благодарные прихожане с живостью отозвались на этот призыв, желая помочь, кто чем может, даже женщины. На сами же восстановительные работы вызвались трое парней и семь еще достаточно молодых мужчин, среди которых был поклонник Кристин – Джон Тайли, в тайне надеющийся на протекторат пастора Глоуфорда перед Кристин.
Кристин ждала подходящего момента, чтобы сказать отцу о своих намерениях уехать в Лондон, но решила, что сперва накопит денег на дорогу, а уж затем, используя это как аргумент, огласит отцу о своих планах. С этой целью она с самого утра бродила по Вальсингаму, чтобы найти хоть какую-нибудь работу, но ее настигло большое разочарование: у бедняков вальсингамцев не было денег, и, как оплату за труд девушки, они предлагали продукты питания, грубую ткань или старые башмаки. Денег у них не было ни цента. Под вечер Кристин брела домой расстроенная, усталая, подавленная мыслями о том, что ей придется всю жизнь прожить в ненавистной ей глухой деревне. Девушка плакала всю ночь и уснула только под утро, а через пару часов ее разбудила Кэтрин для завтрака и посещения утрени. Кристин нехотя встала, умылась, оделась, причесала волосы и села на тюфяк к Кэсси.
– Как ты, Кэсси? – спросила Кристин младшую сестру, пряча свои красивые темные волосы под старый белый чепец.
– Хорошо, – с усталой улыбкой ответила ей Кэсси, обрадованная тем, что Кристин заговорила с ней, ведь больная девушка инстинктивно чувствовала, что сестра недолюбливала ее. – А птички уже прилетели? – спросила ее Кэсси.
Ей надоело лежать в постели, а Крис, в свою очередь, надоело выносить за младшей сестрой ночной горшок, хоть Кэтрин просила ее об этом довольно редко.
– Да, прилетели, – терпеливо ответила Кристин.
Несмотря на вчерашний неудачный поиск подработки, настроение у нее было хорошее, ровное.
– Какие?
– Их много прилетело, больших и маленьких. И все они по-разному поют и чирикают.
– Как чирикают?
– Ну, каждая по-своему.
– Чик-чирик-чик-чик?
– И так тоже. Но скоро ты сама их услышишь, – сказала Кристин, подымаясь на ноги.
– А ты расскажешь мне сказку? – попросила ее Кэсси.
– Нет, Кэтрин не терпит сказок, ты же знаешь.
– А мы ей не скажем.
Кристин улыбнулась.
– Идем, Крис! – позвала вошедшая в дом Кэтрин, а затем обратилась к больной сестре: – А ты лежи и не вставай.
– Хорошо, – чуть печально сказала ей Кэсси.
Сестры направились в церковь.
К огромному удивлению прихожан, утреню посетил доктор Моррис (вся деревня знала о том, что он лечит Кэсси), но многие недоумевали: что он здесь забыл? Неужели, хочет приобщиться к их гимнам и молитвам? Ведь там, в городах, живут одни безбожники!
Но мистер Моррис ничуть не смутился всеобщего внимания: он передал пастору Глоуфорду письмо от графа и сел на одну из последних скамей.
– Дорогие братья и сестры во Христе, наш лендлорд передал мне письмо и сейчас я прочту его вам, поэтому, слушайте внимательно и не шумите, – громко объявил пастор.
Бегло и выразительно во всей деревушке умели читать только пастор и две его старших дочери, остальные же вальсингамцы, хоть и регулярно посещали курсы пастора, но читали лишь по слогам.
– «Преподобный Глоуфорд, благодарю Вас и Вашу паству и оказанный мне теплый прием, однако дела в Лондоне не позволяют мне задержаться здесь. Сегодня утром я покинул Риверсхольд и уехал в Лондон…
«Он уехал!» – с досадой подумала Кристин и тут же поникла.
– … но все начатые мною дела в Вальсингаме будут продолжать мои поверенные. Прошу Вас, не беспокойтесь о реставрации Вашей церкви, так как сегодня в Вашу деревню приедет архитектор – мистер Пилоу, который осмотрит здание и составит план его восстановления. Строительные материалы будут привезены к вам после того, как мистер Пилоу оценит стоимость проекта и отошлет мне отчет. Все расходы я беру на себя. Мистер Глоуфорд, оставляю Вам адрес моей почты в Лондоне, и если у Вас, или у Ваших прихожан возникнут трудности, обращайтесь ко мне, не боясь обеспокоить или стеснить меня. Да хранит вас Господь».
– Какой благородный человек наш новый лендлорд! – шепнула Кэтрин на ухо сестре. – Он даже не возьмет с нас денег!
«А что с нас брать-то? В Вальсингаме нет ни цента!» – насмешливо подумала та, наученная горьким опытом.
– Да, жаль, что он уехал, – вслух сказала Кристин сестре.
– Сам Господь послал его нам, – опять шепнула Кэтрин, искренне веря в свои слова.
– Может быть, – коротко бросила Крис.
Жители Вальсингама несказанно обрадовались: они, как и Кейт, увидели во всем происходящем Божий промысел и горячо возвели гимны, прославляя доброту Бога, а затем помолились за здоровье благородного, милосердного и добродетельного лендлорда.
Сестры Глоуфорд вернулись домой, а пастор остался в церкви, давать уроки грамматики. Когда девушки вошли в дом, то с ужасом обнаружили, что Кэсси исчезла: ее тюфяк был пуст.
– О Боже, где она? – разволновалась Кейт. – Она еще не выздоровела! И ее платья все здесь… И башмаки! Она ушла в одном ночном платье и босиком!
Сестры бросились искать Кэсси и расспрашивали о ней всех встречающихся на пути людей, но никто из них Кэсси не видел и все лишь удивлялись тому, что она ушла из дома.
– Мне не нужно было оставлять ее! Недаром она была такой веселой с самого утра! Решила пойти погулять! – воскликнула Кэтрин, коря себя. – Не дай Бог она опять простудится!
Кейт и Кристин обежали всю деревушку, но так и не нашли младшую сестру. Испугавшись того, что с Кэсси случилась беда, Кэтрин стала громко и горячо молиться.
– Постой… Она спрашивала меня о прилетевших птицах! – вдруг вспомнила Кристин. – Она могла пойти на заброшенную мельницу! Там всегда селится множество птиц!
Сестры побежали на старую мельницу. Кэсси действительно была там: она сидела на охапке грязного сена и с радостным лицом слушала пение птиц. Девушка очень замерзла: ее босые ноги закоченели и были в грязи. Кэтрин торопливо завернула Кэсси в свою шерстяную шаль, надела на ее ноги свои башмаки, а сама осталась босой. Когда Кейт ласково отругала ее, Кэсси смутилась, но сказала, что птички позвали ее посмотреть на их гнездышки, и она не могла им отказать.
– Никогда больше так не делай, Кэсси! Мы очень волновались за тебя! – с упреком сказала Кристин сестре, когда они пошли домой.
Дома Кэсси помыли ноги, уложили ее на тюфяк и укутали в шерстяное кусачее одеяло.
– Что с Лондоном? Не передумала? – поинтересовалась Кэтрин у Крис, когда они сели обедать.
Обедом была горячая пшеничная каша с ломтем черного хлеба.
При упоминании сестры о Лондоне, в голове Кристин тут же вспыхнул образ красивого графа Дрэймора, и ей вдруг стало еще обиднее оттого, как свободно он мог разъезжать по Англии, а она – бедная крестьянка, не имеет денег даже на дорогу до Лондона. Но, несмотря ни на что, и особенно сейчас, когда туда отправился граф, Лондон стал привлекать Кристин еще больше: в ее сердце выросла крохотная надежда на встречу с лендлордом.
– Нет, не передумала, – ответила Кристин, через силу доедая кашу, изо дня в день являющуюся пищей Глоуфордов и которая уже опротивела девушке.
– А что с деньгами на дорогу? – спросила Кейт, прекрасно зная о том, что здесь, в деревне, Кристин ничего не заработает.
– Пока ничего, но я обязательно достану деньги, вот увидишь, – отозвалась та, настроенная решительно, как никогда. – Я уеду отсюда.
– А тебе не кажется, что твои напрасные усилия – это Божий знак, который говорит, что тебе нельзя уезжать из Вальсингама? – предположила Кэтрин.
– Нет, не считаю. Это только ты и отец во всем видите знаки. Я не думаю, что Бог настолько нас не любит, чтобы желать нам нищеты, в которой мы и так живем.
Кристин доела кашу и вышла на улицу, чтобы вымыть тарелку и ложку, а когда вернулась, Кэтрин уже убирала стол.
– Подмети пол, – сказала она Кристин.
Та крепко сжала зубы: она не любила убирать в доме и всегда делала это через силу, но Кэтрин строго взглянула на нее, как глядела всегда, когда Кристин упрямилась, и этот взгляд заставил Кристин приступить к заданной ей работе по дому. Кристин недовольно вздохнула и принялась мести пол, аккуратно, чтобы грязь не попала на лежащую на тюфяке Кэсси. Ее душа была полна обиды на старшую сестру и на то, что та, главенствуя в доме, никогда не заставляла убирать Кэсси. Их младшая сестра вообще ничего не делала – она только спала, ела, играла и гуляла, и это обстоятельство угнетало Кристин, которая чувствовала на себе тяжкую печать власти сестры. Пастор практически не вмешивался в отношения между своими дочерями, и его больше интересовали дела, происходящие в его пастве, чем те, что происходили в его доме. Только Кэсси он уделял столько внимания, сколько мог.
– Завтра пойдем на реку: нужно постирать вещи, – сказала Кэтрин, складывая поверх сундука грязные платья и одежду отца.
Кристин что-то пробормотала ей в ответ и опять погрузилась в свои мысли: так ей было легче переносить тяготы жизни.
– Я тоже хочу на речку! – заявила Кэсси: она любила бегать по берегу и кидать в воду камни.
– Нет, милая, ты еще не совсем здорова, – сказала ей Кейт. – Ты посидишь дома, с папой.
– Папа обещал сделать мне новую куклу, но не сделал! – Кэсси нахмурилась и обиженно скрестила руки на груди.
– Он просто позабыл: у него сейчас много дел в церкви, – успокоила ее Кейт.
– Кэти, давай споем про курочек? – с улыбкой попросила Кэсси.
– Нет, это плохая песенка. Давай лучше споем гимн.
Кристин закатила глаза, и ее красивые губы расплылись в улыбке, полной сарказма.
«Какая же она фанатичка! Думает, что кроме ее религии, в мире ничего больше нет!» – насмешливо подумала она, подметая пол, а потом решила зашить дырку на подоле своего платья, которое постоянно рвалось из-за старой ткани.
– Крис, ты уже подмела? – обратилась к ней Кейт.
Кристин подняла голову и увидела, что сестра возится у обеденного стола.
– Почти, а что? – отозвалась она.
– Отец сегодня не обедал, поэтому нужно отнести ему обед в церковь, – сказала Кэтрин.
Она заполнила глиняный горшок кашей, положила рядом с ним два ломтя черного хлеба и завернула все это в белое грубое полотно.
– Почему опять я? – недовольно спросила Кристин.
– Если не хочешь, я отнесу сама, а ты посидишь с Кэсси.
– Нет уж, я лучше схожу в церковь! – встрепенулась Крис: возможность провести время наедине с больной сестрой напугала ее.
Девушка быстро поставила веник в угол, обулась, схватила узел с едой и вышла из дома.
Кэсси вдруг посмотрела на Кэтрин полным грусти и печали взглядом.
– Кэти, почему она не любит меня? – тихо спросила она, и на ее глазах навернулись слезы.
Кэтрин ласково улыбнулась ей, отложила свою работу над грязной одеждой и села на колени рядом с сестрой.
– Ну, что ты придумала, милая? Крис любит тебя, просто у нее очень скверный характер, – сказала она, гладя Кэсси по волосам.
Но в душе ее мучила боль: она знала, что Кэсси права, но она была ребенком и крайне ранимой, поэтому ей лучше было не знать, что Кристин не могла простить ей смерти матери.
– Почему? – спросила Кэсси, глядя на сестру своим почти синими глазами: даже во время болезни она была похожа на ангела.
– Потому что она мало молится и не любит читать Писание, – объяснила ей Кэтрин. – Но мы с тобой добрые христианки и любим Писание, так ведь?
– Да.
– Ну ладно, хочешь, споем с тобой песенку про курочек?
– Не хочу… Никто меня не любит, кроме тебя и папы! – Кэсси горько расплакалась, и Кейт принялась утешать ее, но ее душа разрывалась от плача любимой сестры, ведь она любила ее так, как мать любит свое дитя.
ГЛАВА 8
Приглашенный из Лондона архитектор – мистер Пилоу осмотрел церковь, сделал замеры и расчеты, зарисовал чертежи, с сотню раз обошел здание, поговорил с пастором Глоуфордом о начале работ и уехал в поместье графа, в котором остановился на время реставрации приходской церкви.
Когда Кристин принесла отцу узел с едой, пастор уже закончил урок обучения грамматики и готовился к вечерне. Сегодня он был занят и полон хлопот: он лично указал мистеру Пилоу на каждую трещину в стенах, на почти разрушившийся бортик и протекающие места в крыше церкви. Он полюбопытствовал у архитектора, не слишком ли реконструкция разорит благородного лендлорда, но тот ответил ему, что граф приказал не жалеть средств. На вечерне пастор объявил прихожанам радостную новость о щедрости графа Дрэймора, на что крестьяне тут же захлопали в ладоши и с энтузиазмом возвели гимн Спасителю.
Вечером Глоуфордов посетил мистер Моррис: он осмотрел Кэсси и с удовлетворением объявил, что ее здоровье восстанавливается, несмотря на ее странную прогулку к старой мельнице. Когда доктор вернулся в Риверсхольд, он и мистер Пилоу написали отчеты о проделанной работе и отправили их своим нанимателям. Мистер Моррис в довольно пространном письме доложил виконту Уилворту о состоянии здоровья мисс Кассандры Глоуфорд, подробно объяснил свои мысли насчет ее выздоровления и улучшения жилищных условий семьи. Также он пару раз упомянул о том, что постелями семье служат обычные тюфяки с соломой, расположенные прямо на полу. Не смог он умолчать и о «побеге» Кэсси на мельницу и о том, что те часы девушка была одета в одну лишь ночную рубашку и босиком, а также о том, что он посоветовал Кэтрин искупать его молодую пациентку. Мистер Пилоу же написал лорду Дрэймору свои рассуждения о возможности восстановления церкви и сообщил сумму, в которую графу обойдутся эти работы, и вскоре получил письмо, в котором граф сообщил ему, что нужные строительные материалы для церкви закуплены и будут доставлены в Вальсингам в ближайшее время.
***
Следуя совету мистера Морриса, Кэтрин нагрела два ведра воды, вылила ее в небольшую деревянную лохань, которую пришлось занести в дом, развела кипяток с холодной водой из находившегося поблизости ручья и вымыла в ней Кэсси. Затем в лохань добавили еще чистой воды, и в ней искупались Кристин и Кэтрин. Пастор Глоуфорд редко купался дома: когда наступала весна, он всегда купался в местной речке, а лоханью пользовался только зимой. Здоровье пастора всегда отличалось завидной неприступностью для болезней.
Через неделю наступил май: пришло необычайное для этого месяца тепло, и все стало зеленеть еще гуще и ярче, чем прежде. Вальсингамцы с удовольствием скинули с себя свои тяжелые шерстяные шали и куртки и облачились в летние хлопковые одежды, которые, как и весь гардероб крестьян, были старыми, потертыми и заношенными, но чистыми: несмотря на свою бедность, крестьяне ревностно соблюдали чистоту. Они не стеснялись своей жизни бедняков: им не с чем было сравнивать свой образ жизни, и только Кристин Глоуфорд втайне люто ненавидела его, мечтая о большем, чем эта провинциальная, мирно текущая, бессмысленная жизнь в этой вымирающей деревушке.
Кэсси совсем выздоровела: тепло, забота семьи и мистера Морриса, а также его лечащая микстура сделали свое благотворное дело, и уже в первые дни месяца девушка бегала по полю, где собирала полевые цветы и ловила жуков.
К этому времени в Вальсингам привезли нужные для восстановления церкви материалы, и в деревне стоял громкий шум ликования. Беднякам казалось, что теперь их жизнь изменится к лучшему и символом этого станет восстановленная церковь. Но Кристин не разделяла всеобщей радости, наоборот, она все больше впадала в отчаяние, боялась закостенеть здесь: с работой не получалось, накопить даже мелкую сумму на проезд до Лондона не удавалось, к тому же, Джон Тайли вновь возобновил свои ухаживания, а это выводило девушку из себя – ей было неприятно оттого, что этот «грязный бедняк, даже не умеющий читать, этот грубый и неотесанный мужлан» посмел думать о ней и предлагать ей брак с ним.
Пятого мая начались реставрационные работы в церкви: добровольцев вызвалось даже больше, чем прежде, но, так как крестьяне никогда не обучались строительному делу, работы шли очень медленно и часто приходилось переделывать работу заново, что нервировало мистера Пилоу, привыкшего работать с обученными или хотя бы толковыми строителями. Но, так как лорд Дрэймор щедро оплачивал труды и терпение архитектора, тот скрепя сердце продолжал работать с «олухами крестьянами». Однако через неделю работы пришлось отложить: установилась холодная дождливая погода, и дождь лил с утра до вечера. Жизнь в Вальсингаме словно застыла, но никто из набожных жителей деревушки не смел пропускать церковные службы, которые проходили в церкви, несмотря на ведущийся в ней ремонт, так как другого места для сборов в деревне не существовало. В такие дождливые дни, дороги в деревне становились настоящими болотами, полными жидкой грязи, доходящей по щиколотку и выше, поэтому мужчины клали наземь длинные доски, соорудив что-то похожее на мосты, но чаще всего носили своих детей и жен в церковь на руках, делая для этого несколько заходов, а затем – вдов с их детьми. Но многие все же приходили пешком, среди них были и Глоуфорды: для этого у каждого жителя имелись тяжелые деревянные башмаки. Часто после службы начиналась неразбериха: оставленные у порога церкви башмаки путались, и люди часто не могли разобрать, где чьи, и тогда поднимался громкий шум. Пастор, недовольный этим шумом, предложил простой способ решения этой проблемы – вырезать на каждой паре определенные цифры, но крестьяне отказались: для них было намного проще подолгу искать свои башмаки, к тому же, это занятие приносило им некоторое веселье.
Но вскоре дождь прекратился, вернулось солнце, которое своим теплом осушило образовавшиеся на дорогах болота, и вальсингамцы вернулись к своим обычным делам: уходу за домашним скотом и птицей, за огородом, к стирке. К сожалению, из-за проливного дождя, залившего огороды, погибло много овощей, что было огорчением для всей деревни, которая жила тем, что выращивала. Рабочие в церкви продолжили реставрацию, а другие мужчины вытаскивали из щелей своих домов солому, высушивали ее на солнце и затыкали обратно. Вскоре добровольцев в церкви поубавилось, но за работу принялся сам пастор Глоуфорд, что пристыдило и смутило тех, кто отказался помогать, и заставило их вернуться к работе.
Сестры Глоуфорд по-разному проживали май. Кэтрин была вся в заботах: она стирала вещи, каждый третий день делала в доме генеральную уборку, работала на огороде, стряпала, чинила одежду, впрочем, делала все то, чем занималась всегда. Кристин угрюмо выполняла свою часть работы и отчаянно пыталась отделаться от внимания настойчивого Джона, а Кэсси бегала с деревенскими детьми по полям и лесу, где собирала и ела (втайне от сестер и отца) зеленые яблоки и ягоды.
В начале июня в Вальсингаме отпраздновали свадьбу: браком сочетались мисс Мириам Вайби и молодой Томас Нилли. Нельзя сказать, что молодожены были особо счастливы, но из-за того, что в деревне было мало молодых людей, и половина населения состояла из детей, у парней и девушек не было другого выхода, кроме как искать себе пару банально по возрасту, и за долгие годы таких браков все жители деревни, так или иначе, приходились друг другу родственниками. Глоуфорды тоже имели много родни, ведь покойная супруга пастора была одной из вальсингамцев, поэтому некоторые прихожане втайне страшно гордились родством с самим пастором и его красавицами умницами дочерями. Свадьба была скромной, но благодарные крестьяне не забыли пригласить на нее и мистера Морриса с мистером Пилоу, таким образом, высоко оценив их заслуги перед общественностью. Мистер Моррис не смог приехать на венчание, но подоспел к праздничному столу и привез с собой роскошное угощение из Риверсхольда, что привело всех в неописуемый восторг, а мистер Пилоу, решив, что такую экзотику, как свадьба в такой глухой деревеньке, пропустить нельзя, присутствовал на свадьбе от самого ее начала (подарив молодым пару хороших ножей с кухни Риверсхольда и столько же вилок с ложками, но не серебряных, а тех, которыми пользовалась прислуга, что все равно стало несказанной радостью для молодой семьи) до самого ее завершения, пока крестьяне не разошлись по домам.
Мистер Моррис сидел рядом со своей питомицей (как он успел ее окрестить) – Кассандрой Глоуфорд, и искренне умилялся ее непосредственностью и веселой ребячьей болтовней, а также веселил ее саму и рассказывал о своих приключениях в Европе и о том, как познакомился со своей супругой. Девушка мало понимала, о чем он говорит, но названия некоторых городов так веселили ее, что она тут же заливалась заразительным звонким смехом.
Мистер Пилоу, в основном, молчал, с удовольствием вкушал незатейливые деревенские блюда (алкоголь здесь отсутствовал напрочь) и созерцал грубоватую, но сердечную красоту деревенских девушек, которые не обращали на него никакого внимания, так как были заняты сплетнями и гаданием о том, кто из них выйдет замуж следующей после Мириам.
Кристин увлеченно болтала с соседкой, позабыв на некоторое время о своем плохом настроении, но чувствуя на себе влюбленный взгляд бедного Джона Тайли. А деревенские сплетницы уже обсудили это и решили, что следующими к брачному алтарю пойдут средняя Глоуфорд и «влюбленный в нее по уши Джон».
Кэтрин же весь день была немного грустна: ее беспокоила мысль о том, что сегодня она сама и паства пропустит вечерню, а ведь это будет большим грехом.
