Текст книги "Сломанный мир (СИ)"

Автор книги: Анна Мори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9. Чудеса и драконы

9. Чудеса и драконы

Этот разговор озадачил Гэрэла.

Ему открылся недостаток Юкинари, который одним махом перечёркивал все его достоинства. Юкинари был мечтателем. Такую наивность обычно можно встретить лишь у очень юного существа – щенка там или птенца, – который ещё не уяснил, что в мире есть зло. И это было удивительно, потому что Юкинари как раз успел продемонстрировать глубокий ум и проницательность, и то, что он привык играть в основном на хороших струнах человеческой натуры, вовсе не означало, что он не знал о плохих. Более того, из того, что Гэрэл знал о жизни Юкинари, выходило, что горя и ненависти тот хлебнул вдоволь, не меньше, чем сам Гэрэл. Так что, видимо, он все-таки признавал умом существование зла, но всё равно был непоколебимо уверен в том, что зло это можно одолеть с помощью благородства и доброты. Он был похож на героя одного из старых романов, которые они оба любили. Но вокруг-то был не роман; вокруг была настоящая жизнь…

Он не понимал, как такой блестящий ум может сочетаться с верой в какие-то совершенно невозможные, нелепые вещи.

Не понимал, как вообще можно во что-то верить в этом сломанном мире.

В вечер их последней беседы чувствовалось, что в Синдзю наконец пришла осень – вечер был темным, сырым, одиноким.

Они, как обычно, сыграли партию в «Туман и облака». Гэрэл выиграл. Император, казалось, думал о чем-то другом и нервничал.

– Вы хотели поговорить о... хм... чудесах, – напомнил Гэрэл.

Юкинари кивнул.

– О чудесах и о драконах. Да.

– В которых я не верю, – полувопросительно сказал Гэрэл.

– Поэтому я хочу кое-что вам показать.

Император встал, на его лице отражалась непонятная тревога, глаза взволнованно блестели.

– Так значит, вы не верите, что драконы существуют?..

Юкинари пошёл в глубину сада. Среди резких теней и пятен света от бумажных фонарей его светлый наряд выглядел зловеще. В этот вечер на нем было простое, без рисунка белое платье – как у мертвеца, которого готовят к погребению. Театральность во всем. Что он хотел этим сказать?

Гэрэла снова посетила неприятная мысль, что император не только каждый свой наряд, но и каждый свой жест, каждую свою улыбку продумывает заранее, как ходы в игре «Туман и облака».

На другом конце сада кто-то наигрывал на эрху – подбирая ноты, снова и снова повторял одну и то же мелодию и никак не мог довести ее до конца; эрху звучала низко и тревожно, предчувствием беды.

Гэрэл последовал за тонкой фигуркой в длинном платье, гадая, что же такое Юкинари хочет ему показать.

Императорский дворец занимал весьма значительную часть города, и сад оказался гораздо больше, чем ему представлялось раньше, хоть он и бывал тут уже не раз. И глубинная часть сада была совсем не похожа на ту, что открывалась взглядам тех, кто гулял между беседок и вдоль дорожек. Из окон дворца сад казался светлым и красивым, но стоило углубиться в него, как он превратился в мрачный лес. Ухоженные цветники и изящные мостики куда-то подевались. Гэрэл увидел совсем другой сад – заброшенный, почти дикий. Здесь никто не подстригал ветки и не обрывал вовремя увядшие лепестки с цветов. Деревья росли очень густо, закрывая обзор. Тропа была узкой, и им то и дело приходилось пробираться через колючий кустарник. Кривые старые стволы и переплетения чёрных ветвей выглядели довольно угрюмо.

Тропинка привела к небольшому, метров десять в диаметре, водоёму, подёрнутому ряской. Кое-где сквозь зелень просматривалась вода, гладкая, как чёрное стекло.

– На берегу этого пруда очень хорошо размышлять в одиночестве, – сказал Юкинари. – Можете даже как-нибудь попробовать искупаться, если вас не пугает соседство змей. Вода здесь всегда холодная, это им по нраву. Впрочем, это всего лишь безобидные ужи.

Гэрэл видел, что император хочет поговорить о чем-то важном, но почему-то не знает, как начать, поэтому и говорит все, что приходит в голову.

– Вы хотели показать мне змей?..

Вместо ответа Юкинари присел на корточки у самой воды. И легко коснулся воды кончиками пальцев.

Гэрэл вздрогнул: ему показалось, что прикосновение пальцев императора к зеркальной водной глади родило низкий мелодичный звук, который поплыл над водоёмом, как колокольный звон. Померещилось, конечно.

Черная поверхность пруда пошла рябью.

А затем... Из воды что-то показалось. Вернее – кто-то.

Гэрэл увидел очень странное существо. Гибкое змеиное тело, чёрная с прозеленью блестящая чешуя; по бокам головы – перепончатые уши, похожие на хрупкие пальчики водяного, а за ними – трогательные разветвлённые рожки. В движениях неведомого создания была медленная, ленивая красота. Оно плавно выскользнуло из воды и обвило руку Юкинари широким чёрно-серебряным браслетом, а изящную удлинённую голову доверчиво положило на императорскую ладонь.

Юкинари тревожно взглянул на Гэрэл и непонятно спросил:

– Вы... видите его?

Простого «да» тут явно было недостаточно, но все слова куда-то делись, и Гэрэл только молча кивнул. Но, должно быть, все и так было написано у него на лице.

В глазах императора вспыхнула внезапная странная радость.

– Я так рад... нет, неважно... – пробормотал он. Затем громче сказал, обращаясь к животному: – Здравствуй. Завтра я почитаю тебе, обещаю. Сегодня у меня нет при себе книг, и ничего вкусненького я для тебя не припас. Извини, дружок. Зато я привёл к тебе гостя.

Существо глянуло на Гэрэла (в глазах животного сиял серебристый свет луны, а глаза были как у лошадей – печальные и будто бы всё-всё понимающие) – с любопытством и словно бы усмешливо.

– Это, дружок, чхонджусский генерал Гэрэл. Он необыкновенный человек. – И, обращаясь к Гэрэлу: – Ну что? Вы по-прежнему не верите в драконов? – Юкинари смотрел на него, улыбаясь, и вместе с ним улыбалось глазами и неуклюжей пастью неведомое чешуйчатое создание в его руке.

– Что это? – спросил Гэрэл.

– Дракон. Правда, ещё очень маленький.

Гэрэл не нашёлся, что сказать.

Так ведь не бывает. Просто не бывает, и всё.

Он даже незаметно ущипнул себя на руку. Однако император никуда не делся – вот он, стоит перед ним во плоти: одна из прядей выбилась из причёски и падает на бледное лицо; спокойная, полная достоинства улыбка. И вокруг его рук обвивается существо, похожее на украшение из чернёного серебра, – существо из легенд и сказок. Тех самых, в которые, по словам самого Гэрэла, верят лишь неграмотные крестьяне и замшелые даосы.

На самом деле он, конечно, знал, что всем, не только крестьянам, в детстве хочется верить в драконов, магию Чужих, перерождение душ, двери в другие миры, говорящих птиц и лис-оборотней. Но чудесное всегда только мелькает тенью впереди и скрывается во тьме, так и не подпустив к себе; а с возрастом вера в чудеса проходит и ты перестаешь искать повсюду эти призраки – а из-за таких, как Токхын, постепенно приучаешься только усмехаться, когда разговор заходит о мистике…

– Мне с детства внушали, что императорскую семью Рюкоку испокон веков хранит Небесный Дракон, но я не верил, – сказал Юкинари. – Я и сейчас не знаю, он ли это – тот, кого в нашей стране называют Владыка Дракон, или нет. Но это – дракон, и он – сами видите – настоящий. Он говорит со мной. Не словами… Но я слышу в голове его голос. Он пришел ко мне, когда мне было двенадцать. В то время я был… нездоров. У меня бывали плохие дни... – Посмотрев на непонимающее лицо Гэрэла, он вздохнул и перевел на человеческий язык: – Я не очень ясно мыслил тогда. Иногда я не различал действительность и собственные фантазии. Но он пришел и заговорил со мной. Он помог мне обрести рассудок, перестать бояться всех вокруг, поверить в себя и собственные мечты.

Юкинари был особенно прекрасен в этот миг – радостный, сияющий, сам – живое воплощение чуда. Отстраненно-вдохновенное лицо в лунном свете.

Он сделал несколько шагов к Гэрэлу, взял его руку своей узкой рукой.

Другую руку обвивал дракон. Гэрэл подавил желание дотронуться до отливающих бирюзой чешуек – проверить, не истает ли под пальцами, как дым.

– Вы сказали, что не верите в чудеса, но мир полон чудес, – продолжал Юкинари. – В мире есть удивительные вещи. Он рассказывает мне… Посмотрите на звезды: видите – Ковш, Бык, Кровля?..

Он указал вверх. Над их головами текла звездная река; звезды по двум сторонам от нее складывались в осенние узоры царства небесной Черепахи, над горизонтом ярко сияла утренняя и вечерняя Золотая Звезда.

– Дракон однажды сказал мне, что все звезды – это солнца: маленькие или огромные, белые, желтые, красные, голубые… И рядом с ними можно найти обитаемые миры, похожие и не похожие на наш. Если только узнать, как до них добраться... Понимаете? Есть другие миры, фантастические существа, невероятные силы. Дракон говорил – есть люди, которые умеют летать, и те, кто наделен даром менять облик, и те, кто способен зажечь огонь взглядом... Есть земли, которые населяют такие, как вы, светлоглазые люди, у которых волосы цветом похожи на золото, на кору дерева или на мех лисицы. Знаете, если бы нам удалось найти их – людей, похожих на вас, – вам не пришлось бы прятать лицо под глупой кошачьей маской. Вы удивительный человек – неужели вы никогда не чувствовали себя не таким, как все,предназначенным для чего-то особенного? Вдвоем мы могли бы изменить мир. Если для этого нужно стать бессмертными – мы могли бы стать бессмертными. Мы можем предотвратить войну. Мы можем объединить страны. Мы можем всё. Поверьте мне. Скажите только слово, только «да» или «нет»…

Его голос околдовывал, и Гэрэл слушал молча и внимательно. Было легко представить себе, что все, о чем говорит император – правда. Действительно, в его жизни и жизни Юкинари при желании можно было усмотреть странную завораживающую симметрию. В конце концов, он слишком долго был один. Становится радостнее, когда находишь себе равного, кого-то, кто понимает тебя, даже если он сперва приходит к тебе в обличье врага… Пока Юкинари говорил, не сводя с него своих широко распахнутых темных глаз, и держал его за руку, Гэрэлу почти верилось, что они действительно родились для чего-то особенного и шли друг к другу все эти годы, двое божественных избранников. Как, возможно, сказал бы Юкинари – боги взяли их за руки и привели друг к другу, чтобы они встретились и починили сломанный мир.

Но как только Юкинари замолк, чудесное видение отступило. Надвинулась реальность: самый блестящий разум из всех, что когда-либо встречались Гэрэлу, попался в паутину сумасшествия. Бедный безумец держал на ладони диковинное животное и считал его знаком божественного благословения. И хуже того – предлагал с ним это сумасшествие разделить.

– По правде говоря, государь, я не верю в милости богов, – сказал Гэрэл тоном, который даже ему самому показался неприятным, а Юкинари, должно быть, хлестнул как плеть – его лицо на миг стало совсем детским, растерянным и беспомощным.

Гэрэл убрал его руку со своей и продолжил говорить – холодно и уверенно:

– Я не верю, что Дракону и Тигру есть до нас какое-то дело. Мы сами творим свою судьбу. Даже если боги существуют, в чём я сильно сомневаюсь, то это чудовища, злобность которых непостижима. Вероятно, вы правы в том, что мир полон удивительных существ, и вам повезло обнаружить одно из них. Но чудеса… Нет. Я в них не верю. И в ваш прекрасный будущий мир – тоже. Я считаю, мы живем именно в таком мире, какого заслуживаем. Вы можете обманываться сколько угодно, но мы – просто люди…

Собственный голос казался ему чужим. Он знал, что его слова причиняют Юкинари боль, но он и хотел причинить ему боль – потому что тот разбередил в нем старую рану, которая, как он думал, давно уже затянулась.

Дракон, напуганный звуками незнакомого злого голоса, соскользнул с руки императора и бесшумно, без всплеска, нырнул обратно в пруд – словно и не было его.

Когда-то Гэрэл верил в чудеса. По крайней мере, хотел верить.

Однажды, когда ему было десять, он убежал из хозяйского дома. В этот день его в очередной раз избили – избили не сильно, не так, как в тот, например, раз, когда ему сломали пальцы и два ребра, – но именно в этот день он поддался слабости и позволил какой-то силе увлечь его из города в степь. Степь, напомнившую ему о Юге, где он родился, о Пустошах, что на самом краю земли. Там над головой светилось вечереющее серебристое небо, вокруг шелестела высоченная, по грудь, трава, и в какой-то момент его затопило такое пронзительное желание поверить, что он поднял руки к небу и стал кричать, чтобы его забрали, чтоб его наконец-то забрали из этого проклятого мира в тот, о котором рассказывала ему мама.

У него тоже бывали «плохие дни», когда он если и не путал действительность с грёзами, то очень хотел…

Он перестал верить в чудеса не в тот день – хотя за ним, конечно же, никто не пришел, никто никуда его не забрал, и он, устав ждать, просто побрел назад, раздавленный чувством собственной никому-не-нужности, – а несколько лет спустя.

В тот день, когда мама лежала в траве, раздавленная конскими копытами, а он уже все понял, но продолжал ее тормошить, потому что слишком долго верил, что она особенная и с ней такого случиться не может…

Его мать была яогуай. Но она не была ни волшебницей, ни, как оказалось, бессмертной.

– Я уже не так юн, чтобы ощущать себя бессмертным и всесильным, – продолжал он зло. – И да, я всю жизнь по понятным причинам ощущал себя особенным, и ненавидел и презирал себя за это, и ни о чем не мечтал так сильно, как избавиться от своей ущербности и стать таким, как все. Моя жизнь слишком долго сводилась к тому, чтобы просто выжить, поэтому я редко мог позволить себе мечтать. А вы... вы пока очень молоды и наивны. То, как вы, не задумываясь, прогнали охрану, оставшись наедине со мной – с солдатом враждебной вам страны... это чудовищная глупость. Зачем вы доверились мне? Я ведь могу убить вас прямо здесь и сейчас.

– Но не убьете. – Юкинари не храбрился – говорил со спокойной уверенностью.

И он, конечно, был прав, и Гэрэл сказал, злясь на его правоту:

– Прекратите делать вид, что вы все обо мне знаете. Если бы вы хоть что-то знали, вы не пытались бы меня очаровать, не смотрели бы на меня как на друга вместо того, чтобы думать обо мне как о враге. Я вам не друг, не союзник, не тот человек, который вам нужен...

Когда он договорил, он уже не чувствовал злости – только опустошенность.

– ...Словом, нет. Я уважаю вашу мечту, она свидетельствует о живом воображении и добром сердце. Но разделить ее я никак не могу. Простите.

Юкинари склонил голову. Он выглядел расстроенным – разбитым – но всё же не злился, сохранял лицо.

– Не извиняйтесь. Я сделал вам предложение, а вы отказались – это ваше право. Похоже, я проиграл, да? Мне не хватило времени. Самую малость... Еще чуть-чуть – и мне бы удалось найти верные слова, и вы бы все-таки перешли на мою сторону. Я вижу это. Это правда, я не все о вас знаю, но я думаю, что узнал достаточно. Может быть, у меня еще будет это время...

Он по-прежнему говорил с Гэрэлом как с другом – и Гэрэл не мог понять, то ли это детская наивность, то ли расчетливая манипуляция. Ведь не бывает так, что и то и другое сразу – вместе в одном человеке?

– ...А может быть, я ошибался, надеясь, что судьбе можно противиться. Мы служим разным богам, и как бы мне ни хотелось избежать этого, нам с вами на роду написано сражаться друг с другом. Мне тяжело будет считать вас врагом. Но я счастлив, что мне удалось побеседовать с вами почти по-дружески до того, как это произошло.

Гэрэл лишь пожал плечами. Если императору нравится представлять судьбу чем-то вроде облака, гонимого ветром, а себя считать избранным – пожалуйста. Уж его-то точно никакие боги не благословляли. У него появилось желание поведать, из какой грязи он, Гэрэл, поднялся к должности полководца и этому проклятому прозвищу Тигра Запада. Рассказать подробно, с мстительным удовольствием смакуя подробности, пока нежное лицо императора не перекосится от отвращения и ужаса. Но он сдержался.

После этого всего, конечно, уже не могло быть ни светских бесед, ни «Тумана и облаков», ни чая.

Гэрэл кратко поблагодарил императора за прекрасно проведённый вечер, развернулся и ушел. Юкинари ответил ему какой-то холодной любезностью и остался в саду.

По дороге к себе Гэрэл невольно снова и снова прокручивал в голове этот разговор и думал: изменилось бы что-то, если бы дурной поворот беседы не погубил зародившуюся между ними симпатию?

Наверное, нет.

Потому что их судьба действительно была предопределена.

Потому что Юкинари был лицемером, мечтателем или сумасшедшим, а скорее всего, и тем, и другим, и третьим.

Но все равно почему-то было горько и тускло.

Некстати вспомнилось – в Рюкоку девятый месяц года называли Месяцем Долгих Ночей. Это был не самый темный месяц в году, но именно в это время люди обычно замечали, что дни стали короче и осень уже коснулась деревьев своей ледяной рукой.

Глава 10. Предательство

10. Предательство

Ни на следующий день, ни в день после него он императора не видел.

Зато вечером следующего дня к Гэрэлу подошла молоденькая служаночка в платье цвета весенней листвы.

– Достопочтенный генерал Гэрэл?

Вопрос был излишним – спутать генерала с кем-то другим мог только слепой, – но он кивнул.

Служанка вложила ему в руку свёрнутое трубочкой, благоухающее духами письмо.

– От моей госпожи, – сказала девушка и покраснела. – Она желает встретиться с вами.

Никого из рюкокусцев рядом не было, сцену эту наблюдали лишь несколько его солдат, которые тут же зашептались. Похоже, они считали, что в письме какие-нибудь романтические стихи. Когда-то Гэрэл казался им неким полумифическим чудовищем, но за годы долгой совместной службы они привыкли к нему и вполне были готовы допустить, что некая придворная дама обратила благосклонный взгляд на гостя – в конце концов, он прославленный полководец, хоть и страшен, как яогуай.

Похоже, они так и не осознали всей ширины пропасти, что лежала между женщинами Чхонджу, которые и впрямь легко могли крутить романы с приезжими дипломатами, и женщинами Рюкоку... Он не мог представить, чтобы какое-нибудь из этих бессловесных искалеченных созданий решилось назначить незнакомцу свидание.

Странным ему показалось еще и то, что он не мог припомнить эту служанку, что означало одно из двух: или ее взяли во дворец недавно, или она действительно была с женской половины дворца...

Развернув записку, Гэрэл прочитал: «В час Курицы у ворот Павильона Глициний в женском дворце. Эта же служанка отведёт вас в нужную комнату».

Для любовного письма приглашение было, мягко говоря, чересчур прямолинейным. Скорее всего, это было что-то другое.

Может быть, послание – от императора? Вдруг тот хочет напоследок ещё раз переговорить с ним? Нет, вряд ли: они уже обсудили все, что имело значение…

Письмо он сжёг – просто на всякий случай. В час Курицы он, как и было велено, пришёл к женскому дворцу, нашел нужное здание. Неслышной тенью выскользнула из темноты уже знакомая служанка; долго вела его куда-то по запутанным коридорам. Наконец, остановившись напротив одной из дверей, шепнула: «Вас ждут», – и исчезла так же бесшумно, как появилась.

Гэрэл вошёл. Увидев, кто его ожидает, он в удивлении остановился. На кровати сидела женщина лет сорока. Она была все еще очень красива, но ее лицо дышало властолюбием, а из глаз сочился такой холод, что лишь человек с очень богатым воображением мог заподозрить в ней любительницу тайных ночных встреч и романтических утех.

Он мельком отметил, что ноги женщины нормального размера – не изуродованы бинтованием. И хотя такие ступни, без сомнения, считались тут признаком дурного происхождения, она вовсе не стремилась спрятать их под юбки.

Незнакомка холодно улыбнулась при виде Гэрэла и заговорила на юйгуйском без акцента:

– Моё почтение, господин генерал. Моё имя Сун Сяолянь. Не удивляйтесь, что я назначила вам встречу в женских покоях: в другой части дворца повсюду глаза и уши. Женщину же в этой стране никто ни в чём не заподозрит…

Она могла бы не представляться: он узнал ее еще до того, как она начала говорить. Он никогда в жизни не видел эту женщину, но ее лицо было копией лица молодого императора – искаженной, порочной, злобной копией, но тем не менее, сходство было огромным. Вот, значит, она какая – Сун Сяолянь, императрица-мать.

– Я знаю, кто вы, – коротко ответил он, не кланяясь.

– Скажу без обиняков: у меня есть основания полагать, что вам, господин генерал, не помешал бы союзник при дворе Юкинари.

– И каковы же ваши… основания? – сказал Гэрэл, критически рассматривая собеседницу.

– Я знаю, что вы уже беседовали с императором, хоть официальные переговоры пока и не состоялись. У меня много глаз и ушей во дворце. И я догадываюсь, что вы с ним не пришли к согласию и войны не избежать. Юкинари ещё очень молод и наивен. Он не понимает, что в этой войне ему не выиграть.

– Откуда такая решительная уверенность в том, что вашего сына ждёт поражение? Он, может, и молод, но отнюдь не глуп, как мне показалось, – возразил Гэрэл. – К тому же он харизматичен. Люди охотно идут за ним. И он показал себя талантливым политиком.

– Уверяю вас, и как полководец он вас не разочарует, когда придёт время воевать. Это верно, он талантлив, причем талантлив во всем – я вынуждена признать это при всей своей нелюбви к нему. Но при всём том, что Юкинари удалось сделать для укрепления и процветания Рюкоку, Чхонджу всё равно гораздо сильнее. Нет никаких сомнений в том, что ваша сторона одержит победу. Мой сын глупец, раз не видит этого.

– Почему вы, в таком случае, полагаете, что Чхонджу нуждается в шпионе – раз мы всё равно выиграем так или иначе?

– Не надо надо мной смеяться, господин генерал... Я уверена, что вы не желаете затяжной изматывающей войны. А имея в стане врага союзника, вы знали бы, куда нанести несколько точных ударов… таких, что позволят одержать практически бескровную победу.

Госпожа Сун Сяолянь категорически не понравилась Гэрэлу, однако он не мог не признать, что в словах женщины есть смысл. Не воспользоваться таким шансом было бы глупо.

– Ну, положим, такой союзник не помешал бы. И что вы предлагаете?

– Я готова стать таким союзником.

Время было смутное, соглядатаев и двойных агентов во всех государствах хватало с лихвой: мало кто отваживался что-либо предпринять, не изучив предварительно слабые и сильные стороны будущих противников или союзников. Имелись шпионы и у Чхонджу. Но Сун Сяолянь могла стать чем-то большим, нежели обычный шпион – гораздо большим; она занимала влиятельное положение при дворе и была в курсе всех дел.

Что же толкает ее на предательство? Слова о мощи Чхонджу и уверенности в его будущей победе, безусловно, были приятны Гэрэлу и в какой-то степени даже не лишены смысла, но он видел, что есть и другая причина.

– Я не могу понять ваших мотивов… За что вы так ненавидите своего сына? – прямо спросил Гэрэл. Втайне он надеялся услышать какую-нибудь мерзкую историю, которая опорочила бы чрезмерно идеальный образ юного императора.

– А вы смогли бы любить сына человека, за которого вас выдали замуж силой? – тихо и зло сказала Сун Сяолянь. – Внука человека, из-за которого погибли на войне ваши отец и братья?

Гэрэл неопределенно пожал плечами. Женская участь горька, спору нет, да и мужская часто не слаще, когда речь о хитросплетениях политических браков. Он понимал, что для гордой аристократки из Страны Черепахи – где женщины издавна обладали всеми теми же правами, что и мужчины, занимали важные государственные посты и правили страной – навязанный силой брак был дикостью и позором. Тем не менее, ребенок-то ни в чем виноват не был. Да и жизнь у госпожи Сун Сяолянь безбедная, красивая – такая, что многие позавидуют.

Словно отвечая мыслям Гэрэла, Сяолянь снова заговорила:

– Я буду предельно откровенна с вами. Моё положение при дворе весьма шатко. Вы наверняка слышали, как Юкинари, едва став императором, строго отобрал своё окружение, позаботившись о том, чтобы все высокие посты в государстве заняли самые надёжные люди? Семейные узы – единственная причина того, что я до сих пор жива и не сослана в провинцию. Лишь из страха перед общественным мнением Юкинари до сих пор держит меня при дворе и даже не возражает против того, что я пользуюсь немалым влиянием. Пока – пользуюсь; однако… Юкинари не любит меня, и как я ни старалась упрочить своё положение при дворе, ничего не выходит. Я чувствую, что близится день, когда он всё же решит избавиться от меня.

Было похоже, что Сун Сяолянь не врёт.

Чудны дела богов – ведь и Юкинари, и его мать одинаково задыхались в золоченой клетке синдзюсского дворца и тосковали по одной и той же стране; если бы эту женщину не ослепляла застарелая ненависть, они с сыном могли бы стать союзниками, а не врагами.

«Тоска по другому миру, как фантомная боль…».

– Вы считаете, он опасен для вас?

Сяолянь рассмеялась, и в ее смехе был какой-то надлом, что-то безумное.

– Я не думаю, я знаю. Я лучше всех знаю его. Вы, должно быть, уже влюблены в него, как и все остальные? Юкинари – милое чудовище. Он очень старается казаться хорошим, но вы хоть представляете себе, что такое императорский дворец в Рюкоку? Только монстр сможет здесь выжить и удержаться на троне.

– И в обмен на свою помощь вы хотите… – продолжил ее мысль Гэрэл.

– Чужого мне не нужно, но я хочу сохранить то, что у меня сейчас есть – жизнь, богатство и авторитет – когда Рюкоку падет.

– Вы же понимаете, в таком деле нельзя дать никаких гарантий? Я могу пообещать все что угодно, но разве вам будет достаточно моего слова?

– У вас будет стимул сдержать обещание. Если все будет по моему желанию, когда война закончится, моя дочь Маюми станет вашей женой. Принцесса Маюми, – подчеркнула Сяолянь.

– Что мне помешает убить вас и сделать ее своей женой насильно? – усмехнулся Гэрэл.

– Она, как и любая другая девушка из Рюкоку, предпочтет повеситься, чем жить в позоре и бесчестии. Но любящая мать могла бы ее переубедить, и тогда она согласится на брак по собственной воле.

«Клянешь судьбу из-за навязанного силой брака, а сама продаешь дочь как товар?» – подумал Гэрэл. Он никак не выказал своего презрения, но Сяолянь, видимо, всё же прочитала что-то в его лице, потому что холодновато сказала:

– Она не такая, как я. Ей эта участь не будет в тягость, потому что никакой другой участи она не может себе представить. Вам-то что? Она родит вам сына, в котором будет течь кровь Небесного Дракона. С такой женой и таким сыном вас примут в Рюкоку в качестве наместника. И даже – если ваши амбиции заходят дальше – в качестве…

– Я понял, – прервал ее Гэрэл. – Хорошо. Всё это можно устроить, – кивнул он.

Бедный Юкинари. Он совершенно справедливо не доверял этой женщине. Мать или не мать, но ее следовало удалить подальше от столицы гораздо раньше, и императору сейчас ничего не угрожало бы.

И все же интересно – у нее действительно есть причины бояться сына или это просто ненависть и страх постепенно сводят ее с ума?

Впрочем, всё это может быть ловким ходом самого Юкинари. Не исключено, что Сяолянь послана к Гэрэлу нарочно, чтобы под видом шпионажа сообщать ложные сведения и запутывать его.

Но это не так сложно проверить.

Подошёл день, на который были назначены переговоры.

Они прошли в точности так, как и предсказал Юкинари, то есть закончились ничем. Император сообщил, что предложение руки дочери Токхына делает ему честь, но условия союза не удовлетворяют его. Он держался холодно, и Гэрэл ни за что не поверил бы, что этот самый человек совсем недавно обращался к нему почти как к другу и горячо убеждал его, что вдвоем им под силу изменить мир. Слова слетали с их губ и падали, как булыжники, и не значили ровным счетом ничего.

После того, как всем во дворце стало ясно, что мир заключать никто не собирается, на вооружённых людей Гэрэла стали посматривать с опаской, а то и с откровенной ненавистью. Пребывание в гостях у императора Рюкоку перестало быть похоже на приятный отдых, и Гэрэл принялся собираться домой, в Чхонджу.