Текст книги "Сломанный мир"

Автор книги: Анна Мори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

2. Лисиeца

Вернувшись в Чхуонджу, Гэрэл вместе с императором Токхыном составил письмо, где просил о дипломатической встрече с рюкокусским императором и кратко намекал на суть будущего предложения.

Гонец вернулся с положительным ответом. Император Юкинари согласился принять их посольство. Впрочем, сам по себе этот факт мало о чем говорил.

Гэрэл стал собираться в Рюкоку – он хотел поехать туда сам; знал, что это опасно, но ему необходимо было увидеть собственными глазами страну, с которой они собирались воевать.

Или – заключать мир, но он не особенно надеялся, что встреча закончится успехом.

Принцесса Ильджон, старшая дочь императора, не возражала против замужества, но прежде чем дать окончательное согласие, хотела узнать о Рюкоку побольше. Как видно, до нее тоже дошли слухи, что женщинам там живется несладко.

За несколько дней до предполагаемого отъезда к Гэрэлу подошел слуга и, поклонившись, доложил:

– Господин, с вами хочет поговорить один человек. Солдат из пограничной крепости Намдо.

– Что ему нужно?

– Клянется и божится, что они с товарищами, когда несли дозор, встретили ху цзин, лисицу-оборотня.

– А Великий Тигр к ним с небес не спустился? – равнодушно сказал Гэрэл. Сколько он таких историй слышал – не упомнишь.

– Осмелюсь сказать, что не похож он ни на вруна, ни на дурака, вид у него был такой, будто дело важное. Да и путь он проделал немалый.

– Почему не проделать, если рассчитываешь на награду, – сказал Гэрэл. Нездоровый интерес императора Токхына ко всему сверхъестественному был притчей во языцех. Но все же Гэрэл заинтересовался.

Солдат ожидал его перед воротами дома. Он, действительно, не был похож на сумасшедшего, но вот насчет вруна Гэрэл не был уверен.

Солдат вперился ему в лицо со страхом и любопытством, разве что рот не открыл. Гэрэл, привыкший к такой реакции на свою внешность, терпеливо ждал, пока солдат вспомнит о приличиях. Тот наконец вспомнил – упал на колени, уткнулся головой в песок.

– Ну, расскажи, что видел, – обратился к нему Гэрэл.

– Мы объезжали южные границы. Недалеко от Волчьего кряжа нашли раненую лисицу. Сама выползла навстречу, как будто просила помощи, ей-же-ей, не вру. А крови сколько, – за ней аж след тянулся. И один наш парень ее пожалел… он молодой совсем, добрый – я-то, стыдно сказать, добить ее хотел да на воротник потом пустить. Подобрали, в общем, ее, привезли в Намдо. Думали – отлежится, водички налили в миску… Потом пришли проведать, как там она – а лисицы нет. Вместо нее на полу девчонка лежит. Лет двенадцати. А раны в тех же местах, что у лисицы были. И лицо у нее такое странное…

Он осмелился снова поднять глаза.

– Ох… Я и не думал, что вы… вот такой, – выдавил он. – Говорят же, что вы… ну, сами знаете… из них, из Чужих. Думал, вы как эта девчушка. Но она другая. У нее внешность на первый взгляд обычная – ну вот как у меня. Ну, волосы чёрные, кожа… – он провел ладонью в воздухе вдоль своего лица. – Она такая же, как все… но в то же время не такая.

Солдат понурился, поставленный в тупик собственной неспособностью внятно описать разницу.

А у Гэрэла что-то ёкнуло в груди. Как от полузабытого воспоминания, которое упорно загоняешь как можно глубже.

– И какая она? – нетерпеливо сказал Гэрэл.

– Не знаю, как объяснить… Иногда кажется – такая красавица, что хоть сейчас в гарем к императору. А через секунду уже не по себе от ее лица… и вовсе не потому, что волосы слиплись, лицо в поту и всё такое. Она просто другая, понимаете? Глаза большущие – во! И уши… заостренные как будто. И еще – у нее нет пупка. Живот гладкий, как доска. Говорю вам, не человек это! – почти с отчаянием повторил он. – Не вру, Великим Тигром клянусь…

Гэрэлу даже не надо было видеть побледневшее лицо и дрожащие колени парня, чтобы понять, о чем тот думал в этот момент: что за чушь я несу, и зачем вообще сюда сунулся, в лучшем случае с позором отправят откуда приехал, а в худшем – даже могилки не останется…

«Почему ты решил, что мне это интересно?» – хотел сказать он, но его губы сами выговорили совсем другое:

– Что с ней стало?

– Что стало? Да так и лежит у нас в Намдо… Врача позвали, но он сказал, что она вряд ли выживет… не захотел, в общем, возиться. Когда я уезжал – была еще жива, бормотала что-то…

– Я поеду с тобой в Намдо. Покажешь.

Солдат глядел настороженно, не сразу поверил, что Гэрэл не шутит.

Когда они приехали в Намдо, ху цзин уже умерла. Гэрэл приподнял край холстины, которой накрыли тело девочки, и убедился, что парень ни в чем не соврал. Ху цзин была черноволосой и плосколицей, без примесей белой крови. Но – тонкие, будто художником нарисованные черты, чистый высокий лоб, удлиненные глаза чуть ли не до самых висков, слегка заостренные уши – без сомнения, это была одна из тех, кого называли Чужими. Ху цзин, лиса-оборотень, придумали тоже… После смерти лицо девочки заострилось, стало совсем нечеловеческим – теперь уже никто не назвал бы ее красавицей.

Он откинул холстину (пахнуло кровью и чем-то кислым – грязными тряпками, может быть). У девочки действительно не было пупка, но это его не удивило – его никогда не было у яогуай. Любой крестьянин знает: яогуай не рождаются от живых людей. Гэрэла больше интересовали раны на теле девочки. Они были похожи на раны от стрел, только крупнее – как будто бы, как и рассказал солдат, на месте маленького израненного звериного тельца вдруг оказалось человеческое… Гэрэл покачал головой – существование Чужих он не мог отрицать, потому что видел их своими глазами, но в лисиц-оборотней он, конечно, не верил.

К запаху крови и боли примешивался еще один запах – знакомый. Вдохнув его, он на секунду прикрыл глаза – от этого запаха было сладко и больно.

Тёмный, горчащий, пряный запах. Именно так для него пахли яогуай.

С самого рождения он привык к тому, что за мамой всегда тянется тончайший шлейф этого аромата. Яогуай, Чужие, были чем-то таким, что ломало все привычные законы реальности; мозг не знал, как реагировать, и их присутствие всеми ощущалось по-разному. Их хозяин говорил, что для него мать Гэрэла как будто всегда окружена каким-то светом.

Тельце девочки было таким тощим, что сразу стало понятно – еду она видела нечасто. Волосы, совсем короткие и неровно обрезанные, вызывали мысль, что их обкорнали ножом – назло или просто второпях. Кроме ран он заметил на ее теле еще кое-что: зажившие, но от этого не менее уродливые шрамы и следы недавних побоев. Несколько ногтей на руках были вырваны.

Рядом с телом сидел другой солдат – должно быть, тот самый, который настоял на том, чтобы принести лисицу в крепость. Выглядел он именно так, как должен был выглядеть человек, пожалевший раненую лисицу: совсем юный, лет пятнадцать, наверное. Он смотрел в пустоту перед собой; по его лицу текли слезы, он их не стеснялся и, казалось, даже не замечал. На Гэрэла он тоже едва обратил внимание.

Второй солдат утешающе коснулся его плеча, потом взглянул на Гэрэла.

– Опоздали мы… – беспомощно произнес он.

Мальчик очнулся и, казалось, только сейчас заметил чужое присутствие. В последний раз всхлипнул, вытер нос рукавом.

– Я плачу не потому, что впервые вижу, как кто-то умирает, – сказал он тонким ломающимся голосом, как бы оправдываясь. – Я много чего уже видел… Но с ней все иначе. Не знаю, как объяснить, да вы и не поймете… Казалось бы, кто она мне? Да никто… Но когда она умерла, стало как-то пусто совсем… Пусто и горько.

Гэрэл помнил это чувство. Когда умерла его мать, первым делом он ощутил не гнев, не боль, не одиночество, а что-то другое, странное: как будто погасили светильник, а за окном дождливый вечер. Как будто из мира взяли и вынули что-то важное, хоть ты и не знаешь толком, что.

– Она говорила что-нибудь? – спросил он.

– Да. Правда, она говорила на языке южан, я его плохо понимаю, и она говорила так бессвязно… Я так понял, она была где-то пленницей, а потом сбежала. Просила помочь…

– Что еще говорила, помнишь? Хоть что-то?

– Про семью что-то. Говорила – три брата у нее…

Гэрэл вздрогнул.

– Что?

– Три брата, – четко повторил мальчик.

Тень прошлого – будто крыло беды.

– Это не семья, – сказал Гэрэл, сам не зная зачем. Как будто этот мальчишка мог что-то понять. – Это название места. Три горы.

– Точно! – оживился молодой солдат. – Она говорила – горы, а я-то думал – при чем тут они… А вдруг там есть другие такие же, как она? Вы такое уже видели? Таких, как она?

Он примолк, внезапно осознав, с кем разговаривает и испугавшись собственной откровенности. Но любопытство победило, и он чуть более сдержанно добавил:

– И если вы, господин, не такой, как она, то вы тогда – кто?

«Он так мало служит на юге, что ни разу не видел белую кровь? Хотя таких, как я, наверное, и правда не видел…».

– Я – просто человек. А про нее постарайся забыть, – сказал Гэрэл.

Сон ему в ту ночь приснился странный.

Были там, кажется, скалы и море, но ему и то и другое запомнилось смутно – может, потому, что он никогда на видел настоящего моря. Что запомнилось хорошо – так это ощущение чужого взгляда за спиной, неотступно за ним следующего, и огромного непонятного ужаса, который мешал обернуться и посмотреть в лицо преследователю.

И еще во сне был запах – не пряный аромат яогуай, а вонь крови и грязных тряпок.

У Гэрэла и раньше бывали такие сны. Давно. Мертвая девочка-лисица разбередила воспоминания, похороненные, как ему казалось, в самой глубине его памяти.

– Посмотрите-ка на него, – издевательски шептал хор незнакомых голосов на языке южных кочевников то издали, то в самое ухо. – Он запутался… Запутался… Нет! Ему страшно. Не хочет быть как они. Думает, что хочет, но сам себе врет. Высокомерный дурачок. А стать как мы – боится. Боится, боится, боится! Заносчивый, глупый мальчик, да еще и трус… Ха-ха-ха-ха!

3. Синдзю

Как только Гэрэл вернулся в столицу из своей поездки в крепость Намдо, посольство, отправленное Токхыном к императору Юкинари, отправилось в путь.

Для начала они доплыли на корабле до Нисиямы – самого западного города Рюкоку. На них смотрели с подозрением, но все же разрешили высадиться: должно быть, их предупредили о прибытии чхонджусского посольства.

Дальше надо было ехать по земле.

– Почему мы не приплыли сразу в их столицу? Она ж вроде у моря? – спросил один очень юный паренек-охранник.

– Синдзю находится у другого моря, – пояснил Гэрэл.

– Есть еще одно море? – поразился парень.

Гэрэл почувствовал раздражение. Как можно ехать в чужую страну и настолько мало знать о ней, да и вообще – настолько не интересоваться миром, в котором живешь?

– Ты слыхал когда-нибудь о такой вещи, как карта? – бросил он.

Рюкоку драконьим хвостом лежала между двумя морями – с запада ее омывало Внутреннее море, а с востока – Большое. Жизнь страны была тесно связана с морем, потому что ни плодородными полями, ни полными дичи лесами Рюкоку похвастаться не могла – не считая многочисленных островов, большую часть ее территории, и без того узкой, занимали горы.

В некоторых случаях это может создать проблему – замки в горах неудобно осаждать, рассеянно думал Гэрэл, заранее прикидывая варианты ведения войны, если их посольство вернется ни с чем; другое дело – если удастся выманить войско на открытое сражение…

Гэрэлу хотелось понять как можно больше об этой странной, чужой стране. Перед тем, как поехать в Синдзю, он начал учить язык Рюкоку; с ним ехали несколько переводчиков, они с императором в любом случае поняли бы друг друга, так что никакого практического смысла в изучении этого языка не было, но ему всё было интересно. В дороге он заставлял переводчика разговаривать с собой на языке Рюкоку, внимательно вслушивался в эту щебечущую речь, радовался, когда мог что-то понять и ответить. Он часто улавливал знакомые основы, заимствованные из юйгуйского, но многие слова произносились непривычно.

Поначалу казалось, что горы повсюду: они поднимались по обеим сторонам от императорского тракта. Но по мере того как они продвигались на восток, местность вокруг менялась, становясь более благоприятной для жизни. Сначала вдоль дороги появились поля риса, пшеницы, гречихи, бобов, сменявшиеся небольшими деревнями, затем путешественники увидели и поселения – чем ближе они подъезжали к столице, тем больше и оживленнее они становились. По дороге потекла в обе стороны бесконечная вереница купеческих повозок, создавая заторы.

И вот наконец они добрались до Большого моря, где в устье впадающей в него реки лежала Синдзю – Жемчужина, столица Рюкоку. Когда посольская процессия приблизилась к главным городским воротам столицы Рюкоку, ее окружила толпа зевак. Впрочем, посмотреть было на что: Гэрэла сопровождало не меньше сотни солдат и придворных, и все они были одеты в диковинную для рюкокусцев строгую полувоенную одежду и размахивали древками, на которых были укреплены полотнища с белым тигром на чёрном поле – флаги Чхонджу.

Гэрэл ожидал, что Синдзю будет похожа на юйгуйскую столицу, так как знал, что она была построена по ее образцу. Но совпадали только основные черты: согласно мудреной даосской науке о планировании пространства главные городские ворота находились на юге, императорский дворец – на севере. Столица Юйгуя, Байцзин, была спроектирована в виде прямоугольника, кварталы и улицы шли парралельно. Синдзю так аккуратно расчертить улицами не получилось: город лежал на островах и весь был изрезан речками и каналами, которые придавали облику города изящную неправильность.

Впрочем, слово «изящная» совсем не отражало суть города. Гэрэлу приходили на ум скорее другие слова: мрачность, бедность, серость… Почти везде были заметны следы упадка, постигшего страну в годы правления императора Ёсихито, деда Юкинари: скульптуры с облезшей краской, обшарпанные стены… Среди домов было много красивых и – когда-то – богатых, но стены и крыши в основном были окрашены в оттенки серого и коричневого (скорее всего, цвета изначально были другие, но краска выцвела или потемнела из-за ветра и сырости), а штукатурка местами обвалилась. Многое из этого восстанавливалось, красилось, подновлялось. Должно быть, император тратил на восстановление города огромные деньги. Имели ли смысл эти траты? Возможно, разумнее было бы использовать средства на иные нужды: укрепить армию, построить побольше крепостей. Море и ветер разрушали город почти с той же скоростью, с которой шло его восстановление. Кому вообще пришло в голову построить город прямо в море? Дома стояли на сваях, вода вплотную подходила к стенам, постепенно подтачивая фундаменты и оставляя налет плесени и плотный слой ракушек и водорослей.

Эти края отличал мягкий климат с теплой зимой и прохладным дождливым летом. В городе почти не было зелени, так что, вероятно, он выглядел почти одинаково в любое время года. Не бывало тут ни цветов, ни снега, ни желтой осенней листвы – только каналы и камень, сырость, низкое серое небо, вползающий прямо в кости холод. Город будто застыл в безвременье.

Словом, Синдзю, несомненно, была красивым городом (спутники Гэрэла смотрели по сторонам раскрыв рот), но это была какая-то неживая, чужая красота; казалось, город существует в какой-то собственной реальности, и эта реальность не подразумевает существование людей.

Он уже успел увидеть три столицы разных государств, так что мог сравнить их между собой. Пхёнвон, столицу его собственной страны, ему вспоминать не хотелось. Она была грубой и никогда не вызывала у него любви. Спроектированная изначально под военные нужды, позднее она обросла роскошью и позолотой, словно внезапно разбогатевший безродный провинциал, но красивее ее это не сделало. Императорский дворец в Чхонджу был хорошо укрепленным военным замком и даже не пытался притворяться чем-то другим. Император Токхын вырыл там два рва и окружил жилые помещения высоченными стенами – и никто не назвал бы его параноиком. (Разве что половицы, специально положенные так, чтобы скрипеть под ногами любого, кто входит в помещение, казались Гэрэлу легким перебором.)

Затем, когда ему было шестнадцать, он увидел Байцзин, столицу Юйгуя, и она, без преувеличения, потрясла Гэрэла. Где дома в Чхонджу он видел тяжёлые стены и однообразные серые постройки, в юйгуйской столице были цветущие сады, пруды с золотыми карпами, расписные ворота, десятки храмов, киноварные и лазурные крыши, блестевшие под солнцем, затейливое переплетение мостов… Всё это было до ужаса красивым и таким же непрактичным. И императорский дворец в Байцзине был ничем не похож на замок Токхына в Чхонджу. Там не было ни рва, ни высоких стен. И скрипучих половиц, вероятно, не было… Город показался ему похожим на обиталище райских птиц. Фарфоровая мечта. Заденешь неосторожно – звон и цветные осколки. Гэрэл помнил свою первую мысль при виде юйгуйской столицы: «Что станет с этим городом, когда сюда придёт война?». И помнил первое впечатление от юйгуйских придворных и знати, которых видел на улицах в паланкинах или портшезах. Люди, вершившие судьбу самого сильного государства в мире, оказались больше похожи на тех самых райских птиц, чем на людей, способных удержать в руке меч. Даже за стрельбой из лука их трудно было представить: не дай боги, вспотеют же…

Впрочем, пожив в Байцзине какое-то время, Гэрэл быстро понял, что это впечатление обманчиво и политику можно вершить не только с помощью меча. Люди, что стояли у власти в Юйгуе, уж точно не были райскими птицами. Эти богато одетые красавцы и красавицы, знавшие толк в стихах и философии, как-то сумели вознести страну, которой правили, на вершину мира и удержать там. Если не мечом, так дипломатией, а скорее всего – и тем, и другим. Насколько ему было известно, несмотря на декларируемые ценности мира и ненасилия, наёмных убийц в Юйгуе использовали не реже, чем в других странах.

И все же он выбрал бы родиться в Юйгуе, если бы кто спросил его мнение. Но никто не спросил.

И вот теперь – третья увиденная им столица, Синдзю, холодный, бедный, неуютный, недобрый город.

В такой город надо приезжать, когда собрался покончить с жизнью или сойти с ума.

Встречу им устроили пышную, праздничную, но странный то был праздник: все держались с безукоризненной вежливостью, но смотрели на гостей без теплоты. Впрочем, откуда было взяться теплоте, если все догадывались, что Гэрэл и его спутники приехали с наглыми, унизительными для Рюкоку требованиями, а неудачный ход переговоров грозил объявлением войны?

Их сопроводили в павильон для гостей – Покои Солнечного света; он входил в дворцовый комплекс, но стоял немного отдельно от других зданий. Роскошно отделанный, он был каким-то пустоватым и абсолютно неинтересным – должно быть, здесь останавливались такие, как он, гости: не самые желанные.

Впрочем, он вполне подходил, чтобы отдохнуть после долгой дороги, помыться и переодеться.

Пока что было непонятно, надолго ли они задержатся здесь. Император согласился принять Гэрэла в этот же день. Пока что речь, конечно, шла всего лишь о взаимном приветствии и обмене любезностями, Гэрэл не надеялся, что все интересующие его вопросы будут решены тотчас. Аудиенции у императора можно было дожидаться неделями, если не месяцами.

Но то, что он согласился увидеться с ним сразу, в день прибытия, было очень хорошим знаком.

Придворные вежливо улыбались, но смотрели на спутников Гэрэла оценивающе и подозрительно. А когда видели его самого – бесстрастные маски на миг спадали с их лиц, уступали место изумлению и любопытству. Их взгляды обегали его простую тёмную полувоенную одежду – сапоги, штаны, плащ, воротник плаща из чернобурки, – задерживались на ножнах; потом устремлялись вверх, к лицу и волосам – и прикипали, и с этого момента следовали за ним неотрывно.

К слову, ножны вовсе не были пусты. Гэрэл и его спутники, вероятно, были первыми гостями, кто удостоился чести войти в императорский дворец Рюкоку с оружием. Прийти невооруженными туда, где их могли и хотели убить, было бы безумием. Сопровождавших его людей было попросту слишком много, чтобы запретить им носить мечи, поэтому была достигнута негласная договоренность их не замечать.

Гэрэл искренне надеялся, что воспользоваться оружием не придется.

– Его Величество Юкинари, Сын Неба, да проживёт он тысячу лет! – звонко выкрикнули слуги, стоявшие на входе в присутственную залу. И тут же ответили сами себе: – Гэрэл, верховный стратег царства Чхонджу, с дипломатическим визитом!

Всё это было произнесено на Высокой Речи, языке Страны Черепахи, который в других государствах тоже неплохо знали, так как именно юйгуйский издавна использовали для написания книг и для проведения самых важных церемоний.

После громких голосов слуг тишина в самой зале показалась Гэрэлу оглушительной.

Едва переступив порог, он согласно этикету сразу согнулся в поклоне:

– О достопочтенный Сын Неба… Я, благодарно приняв приглашение, прибыл в Синдзю, чтобы встретиться с вами, предложить вам руку старшей дочери императора Токхына и побеседовать о судьбе наших царств. От всего сердца благодарю вас за эту встречу.

Он тоже сказал это на юйгуйском. Всю дорогу он ломал голову, на каком языке лучше будет вести переговоры с императором, и слуги дали ему подсказку. Если бы Гэрэл заговорил на чхонджусском, это было бы очень грубо по отношению к императору и его двору. Если бы он выбрал язык Рюкоку, это, наоборот, сразу низвело бы его статус до уровня просителя; к тому же он пока говорил на этом языке очень плохо, пришлось бы прибегнуть к услугам переводчика – дополнительная помеха.

Лишь после своих слов он осмелился поднять глаза на того, ради кого он проделал такой долгий путь.

Сын Неба сидел на троне на возвышении в окружении шести колонн, которые обвивали посеребренные драконы. Драконами же был украшен и сам трон – немного однообразно, подумалось Гэрэлу, но вполне ожидаемо, все-таки символ страны. Позади трона стояли несколько мужчин весьма почтенного возраста – какие-то высокопоставленные чиновники, вероятно, советники. Их одежда сильно напоминала юйгуйскую, но цвета и фасоны одежды и головных уборов, использовавшиеся для различения чиновников разных рангов, были совсем другими. Гэрэл, впрочем, уже не помнил всех деталей юйгуйского костюма. Он больше двух лет не видел юйгуйцев, только своих соотечественников и дикарей-южан, и после них ему непривычно было видеть бледные, тщательно оберегаемые от солнца лица, ухоженные руки. И пухлые животы: жители Рюкоку – по крайней мере, те, которых он успел увидеть, – были тонкокостными и хрупкими; в молодости обладатели такой фигуры обычно бывают изящными, как птички, но от сытой ленивой жизни легко полнеют. По встреченным ими чиновникам и придворным – тем, что постарше – сразу было понятно, что состязания наездников и лучников, популярные среди приближенных Токхына, здесь не в чести.

«Стоит ли кланяться еще раз?» – думал Гэрэл. Он, конечно, был осведомлен о том, что придворный этикет в Рюкоку так же сложен, как в Стране Черепахи, и что присутствие императора требует гораздо больше одного поклона. Не то чтобы гордость много значила для него, но он все-таки приехал диктовать условия, а не просить о милости, и надо было вести себя соответственно роли. Нужно было отыскать тонкую грань между уважением и высокомерием, которая обозначила бы его позицию как позицию сильнейшего, и при этом нигде не поскользнуться, не показаться чересчур грубым. Тот факт, что Сыну Неба он не ровня и даже не аристократ, еще больше осложнял дело. Возможно, по представлениям жителей Рюкоку разница между положением, которое занимал Гэрэл, и императором – что между землёй и небом. Тут многое зависело от того, как поведёт себя сам император.

Император на троне, будто услышав его мысли, сделал неторопливый жест, который при желании можно было расценить как разрешение покончить с поклонами и приблизиться. Гэрэл тут же с облегчением распрямился.

Подойдя к трону, Гэрэл с неподобающей, возможно, прямотой уставился на сидящего напротив него императора. Лицо Юкинари было закрыто покрывалом. «Говорят, молодому императору приходится прятать лицо – он так прекрасен, что те, кто его увидел, навсегда теряют рассудок», – вспомнил Гэрэл. Интересно, сколько правды в этих слухах. Даже за многослойными шелками лазурных с серебром императорских одежд можно было заметить, что фигура юноши тонка и изящна. Волосы были заплетены в косы и уложены в сложный узел – если расплести, наверное, достанут до пояса… Плавно покачивались драгоценные подвески на украшающей причёску тиаре.

– Смиренно прошу Сына Неба простить меня, но я не имею права вести переговоры с тем, чьего лица не вижу, – сказал Гэрэл. Это, конечно, прозвучало совсем уж грубо, но отчасти это была правда: ведь у него даже не было уверенности, что перед ним сам император, а не один из его двойников. Обсуждать хоть сколько-то важные вопросы, не имея возможности видеть глаза и мимику собеседника – верный способ потерпеть неудачу. Ну и, чего уж греха таить, ему было ужасно любопытно, как выглядит этот полулегендарный Дракон Востока.

– Наши обычаи запрещают видеть лицо Сына Неба всем, кроме самых приближенных к императору особ, – принялся возражать старик-чиновник, стоявший справа от трона.

Однако Юкинари поднял узкую руку, жестом приказывая ему замолчать, и без колебаний убрал с лица покрывало.

И улыбнулся, быстро и смущенно, и благодаря улыбке жест этот не выглядел ни как признание слабости, ни как унизительное одолжение.

Гэрэлу с трудом удалось сохранить беспристрастное выражение лица. Юноша, сидевший напротив него, был, без сомнения, красив, но мало, что ли, миловидных юношей в Срединных государствах? Но эта быстрая неуверенная улыбка, так странно смотревшаяся на лице владыки страны, озарила его лицо каким-то особенным обаянием – словно январское солнце в холодный пасмурный день, мелькнувшее и тут же скрывшееся, – и на секунду Гэрэлу даже показалось, что перед ним один из тех, кого называли яогуай, нелюдями, Чужими.

Он помнил: их лица, прекрасные, удивительно чётко прорисованные – ни одной грубой линии – в то же время были какими-то зыбкими. Невозможно было точно описать это ощущение. Лица Чужих всегда быстро стирались из его памяти. Иногда от них становилось жутко – слишком странными они были; они не принадлежали этому миру. Даже лицо матери он мог вспомнить лишь приблизительно. Но помнил, как мог замереть от восхищения при виде нее, хотя, казалось, видел ведь по десять раз на дню – а в другие моменты смотреть на то же самое лицо было неловко и тяжело, словно на калеку или урода. Лица Чужих были как душа без кожи.

Но нет – пары мгновений хватило, чтобы он убедился, что император всё же человек. Просто красивое лицо, спокойное, благородно-бледное, совсем юное, но дышавшее подлинно царским величием.

– Теперь я вижу, что никто, кроме вас, не может быть императором, – сказал Гэрэл, кланяясь. – Я – Гэрэл, верховный стратег царства Чхонджу. Я буду говорить от имени императора Токхына.

Он протянул юноше свиток, подтверждающий его полномочия и скрепленный императорской печатью Токхына; тот взял его, даже развернул, но вместо того, чтобы изучать содержимое послания, внимательно и без малейшего стеснения разглядывал Гэрэла. Тот, в общем-то, привык, что на него смотрят с любопытством; когда-то это любопытство было презрительным, сейчас – чаще всего боязливым; и тогда, и сейчас люди в большинстве своем избегали встречаться с ним взглядом. Юкинари смотрел на него прямо, с таким странным выражением, что Гэрэл почувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог понять, какие эмоции скрывают удлинённые, приподнятые к вискам глаза императора, подведённые чёрной и серебряной краской; он не видел ничего из того, что ожидал там найти – ни страха, ни ненависти, ни презрения.

«Интересно, какое место я займу в каталоге уродов?» – мысленно усмехнулся он, глядя на императора с вызовом.

Поединок взглядов продолжался недолго. Наконец Гэрэл сдался, опустив глаза первым.

Юкинари тоже вежливо склонил голову – в знак приветствия; ответил:

– Прости, если что-то в моем дворце пришлось тебе не по душе. Наши обычаи сильно отличаются от ваших. Благодарю за то, что ты преодолел столь долгий путь, чтобы явиться в мою столицу.

Восточная напевная мягкость сочеталась в его голосе с редкой чистотой произношения. Он говорил на Высокой Речи без всякого намека на птичий акцент, который отличал жителей Рюкоку и имел свойство делать произносимые ими знакомые слова неузнаваемыми для слуха Гэрэла. Впрочем, оно и понятно: император наверняка получил соответствующее статусу образование.

Сам Гэрэл, как бы ему ни было неприятно признавать это, говорил не совсем чисто, да и нужное слово иногда удавалось подобрать не сразу – уже больше двух лет он ни слова не произнес на этом языке; но сам факт того, что он знал юйгуйский, сильно удивил придворных – он видел это по их лицам.

Что-то в облике Сына Неба заставило Гэрэла снова говорить и вести себя учтиво. Строить из себя победителя как-то расхотелось.

– Ваша столица прекрасна, государь. Даже если наши переговоры закончатся ничем, я ни минуты не буду жалеть, что приехал сюда, потому что благодаря этому я смог увидеть самый странный и невозможный город на свете.

– Я думаю, не стоит начинать беседу о государственных делах прямо сейчас, когда ты и твои люди устали с дороги, – сказал Юкинари. – Вам нужно отдохнуть. Я буду рад оказать тебе и твоим людям гостеприимство, приняв вас в своём дворце на месяц. После этого можно будет поговорить о цели твоего визита.

– Благодарю вас, достопочтенный. Я ценю ваше приглашение и с радостью воспользуюсь им… – откликнулся Гэрэл.

Он наконец понял, каким взглядом смотрел на него Юкинари. Это был взгляд странника, ступившего на новую землю: любопытство, да, но не неприятное – радостное – и почему-то надежда…

На что?