355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Мори » Сломанный мир » Текст книги (страница 2)
Сломанный мир
  • Текст добавлен: 2 февраля 2022, 11:03

Текст книги "Сломанный мир"


Автор книги: Анна Мори



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Прекрасное знание всех уголков дворца и сада и привычка прятаться и передвигаться незаметно, точно призрак, могли бы здорово пригодиться ему, если бы он хоть немного интересовался происходящими при дворе событиями и секретами, но Юки не интересовался. Впрочем, если он случайно становился свидетелем чужой беседы, то неловкости тоже не чувствовал. Чаще всего он просто оставался равнодушен к информации, которую узнавал из чужих разговоров, хотя бы потому, что они его не касались.

Но беседы, которые его касались, тревожили его и причиняли неловкость.

Одну такую он подслушал недалеко от стены библиотеки, в обычно довольно безлюдном уголке сада.

Разговаривали двое. Юки показалось, что он узнал низкий голос одного из них: это был пожилой генерал Накатоми.

– Говорят, вы были сегодня с государем, когда ему стало нехорошо?

– Да. Это я позвал врача. – Пауза, словно говоривший не был уверен, стоит ли пускаться в откровенность, но в конце концов решился. – Не хочется вас пугать, но все гораздо серьезнее, чем думает большинство обитателей дворца.

– Ничего удивительного. Он уже немолод. Надо начинать готовиться к неизбежному… Позвольте спросить, как вы видите наше будущее? – осторожно спросил первый собеседник.

– Мрачным, – коротко ответил второй и хохотнул. Его смех – и больше даже привычка смеяться в не очень-то располагающие к юмору моменты – показались Юки знакомыми: он не был уверен, но ему показалось, что второй собеседник – господин Мицунэ, глава императорского архива.

– Лично я готовлюсь к ссылке в провинцию, – продолжал архивариус, если это, конечно, был он. – Считаю, мне повезет, если удастся добраться туда живым и при всех данных мне от рождения конечностях. – Снова смех. – Сами знаете, министр Исэ-но Акахито меня… недолюбливает.

– Вы так боитесь левого министра? Сомневаюсь, что он осмелеет настолько, чтобы отсылать неугодных из столицы, даже когда император…

Пауза, которую снова прервал второй собеседник, смешливый, только на этот раз в его голосе проскользнуло легкое раздражение:

– Вам-то бояться нечего, ваша семья всегда была лишь на шаг дальше от Трона Дракона, чем императорская.

– Это тот случай, когда шаг больше целой пропасти…

– А жаль – многие были бы рады видеть вас на этом драгоценном стуле, друг мой.

– Бросьте: если бы вы допускали хоть малую возможность этого, вы бы не разговаривали об этом со мной. Мой отец убедил меня выбрать военную карьеру как раз затем, чтобы уберечь меня от грызни вокруг престола.

– Верно, – сказал архивариус и снова засмеялся. – Ну а что вы сами думаете о нашем будущем, генерал?

– Левый министр и мне внушает опасения, – осторожно ответил его собеседник. – За себя я не боюсь, но в руках одного человека не должно быть столько власти. Если, конечно, это не Сын Неба.

– О, у нас целых два будущих Сына Неба, – архивариус усмехнулся с отчетливой горечью. – Безумец и злобный безумец – кого предпочитаете?

– За такие шутки вас и впрямь могут лишить пары конечностей, – предостерегающе сказал генерал. – Я вижу, что принц неглуп, и у него доброе сердце.

– Неглуп? – и снова этот мерзкий, издевательский смех. – Может, и так, но он давно заблудился в закоулках собственной души. Ему бы не помешал врач.

– Тем лучше: если Юкинари сядет на трон, он не будет мешать нам делать нашу работу. Пусть и дальше играет в свои игрушки и рисует драконов.

– Это было бы прекрасно. Но, думается мне, он недолго проживет. А его брат…

– Ох… Тише, мне не хочется повторить судьбу несчастного Кири.

– Было бы забавно столкнуть мальчишку с министром Акахито.

– Боюсь, это устроить не получится: Акахито уже нашел подход к его матери, вскоре он найдет способ втереться в доверие и к сыну. Это несложно, все, что требуется от Акахито, это вести себя с Юкиёси уважительно и потакать его жестоким капризам. Подобное притягивается к подобному.

(Министр Исэ-но Акахито и их мать?… Юки понятия не имел, о чем они говорят).

– В качестве императора он может стать опасен для нас, а с поддержкой Акахито – вдвойне опасен, – тихо и быстро проговорил первый из собеседников.

– Я и говорю: начинайте готовиться к неизбежному. Откладывайте деньги, пакуйте вещи. Не надо так на меня смотреть: я понятия не имею, что делать, поэтому остается лишь несмешно шутить… Ну хорошо. Кто-то должен покончить с ними – это вы хотели услышать?

– С ними обоими. И с министром, и с мальчишкой.

– Но кто осмелится?

Пауза. И уже совсем тихо – Юки скорее угадал слова, чем расслышал – архивариус пробормотал:

– Бедная Рюкоку…

Мысль о том, что настоящей – невыдуманной – Стране Дракона тоже требуется помощь, была новой и неожиданной для Юки. До этого момента ему не приходило в голову сравнить свою прежнюю жизнь в Юйгуе с нынешней жизнью во дворце в Синдзю. Его прежний и нынешний статус и окружение слишком сильно различались (хотя и тогда, и сейчас он прятался от окружающего мира в фантазиях, словно в скорлупе). Но теперь он запоздало осознал не очень приятную вещь: его новая родина была несчастным, бедным, отсталым, жестоким государством. Он старался думать об этом как можно реже, потому что как только он начинал думать, ему причиняло боль буквально все – начиная от разлуки с матерью и сестрой (которых он никогда особенно не любил, но невозможность даже увидеться с ними казалась страшно несправедливой) и заканчивая повседневными унизительными ритуалами вроде трехкратных поклонов, которые необходимо было выполнить придворным, у которых была какая-либо просьба к императору или к наследнику престола. Когда он осознал, что среди придворных есть те, кто ему симпатичен, ему захотелось избавить их от этой обязанности – хотелось подойти к ним, взять за руки, поднять, заговорить как с равными – но он не мог позволить себе ничего из этого, потому что все тот же глупый дворцовый этикет обязывал его молчать, ждать, терпеть…

Из увиденного и подслушанного понемногу складывалась мозаика – Юкинари начал осознавать, что дворец пропитан ложью, злобой и предательством. В городе и стране за воротами дворца все было еще хуже. Долетавшие до него обрывки сведений о жизни простых людей были невероятны по жестокости и абсурдности и просто не укладывались у него в голове.

Он думал о том, что мир, где принят такой порядок вещей, не может, не должен существовать.

Он начал вспоминать Юйгуй с теплом и печалью – понял, что на его прежней родине жизнь было вовсе не так ужасна, как казалось, когда он был ребенком и, поглощенный горестями и одиночеством, ничего вокруг себя не замечал.

Чтобы утешиться, он старался вернуться мыслями в свою выдуманную добрую, красивую Страну Дракона, миропорядок которой был, разумеется, мудрым и справедливым, но и в другой Рюкоку всё тоже почему-то становилось хуже и хуже.

Война продолжалась, и стало ясно, что им не выстоять. Враги подбирались все ближе к столице – и наконец захватили ее… Он попытался представить, что он храбро проник в главный вражеский лагерь и убил всех важных стратегов, оставив войско захватчиков беспомощным, но у него не получилось придумать этому сюжету счастливое завершение: враги его поймали и взяли в плен. Его отряд – его друзья – не бросили его, попытались освободить, но теперь они все вместе оказались в окружении войска захватчиков, и врагов было бесконечно много, а его друзей – лишь горстка…

Раньше – когда-то давно – когда он придумывал Страну Дракона для радости, власть над тем, что в ней происходило, принадлежала ему. Но теперь все было по-другому. Все случалось как-то само собой, против его желания. Конечно, всё по-прежнему происходило только в его голове (он осознавал, что это фантазии, хоть они для него и были ярче действительности), но было бы неправдой сказать, что ему нравилось придумывать все эти ужасы, смерти и страдания. Просто так было.

Они бились не на жизнь, а на смерть, его друзья, в этой последней битве.

Он будто следил за происходящим по книге или слушал чужой рассказ – такое иногда видишь во сне перед самым пробуждением. Он, конечно, пытался вмешаться, придумать какие-то другие повороты, но у него не получалось: как только он пытался поменять события на более благоприятные, он остро чувствовал фальшь в придуманном и даже не мог заставить себя четко представить себе это. В голове постоянно роились какие-то лишние мысли, которые, словно шум чужих голосов, мешали ему думать.

Так что ему оставалось лишь беспомощно следить, как его друзья умирают один за другим.

Первым погиб Фай Фаэн – он слишком уважал жизнь, до такой степени, что не мог отнять ее даже у врага – и предпочел умереть сам.

Его лучший друг – Дань – оказался в кольце вражеских солдат, кто-то выбил у него из рук оружие – и он, владевший силой огня, вспыхнул свечой, сгорел, унеся с собой всех, кто стоял близко: осталась лишь горстка пепла.

Крылатая девушка налетала на врагов с небес черным вихрем, внушая всем страх, но по мере того, как в ее крыльях оказывалось все больше стрел, она слабела; и вот наконец крылья безжизненно повисли двумя черными полотнищами, она на миг зависла в воздухе – и упала вниз, ее крылья нелепо изогнулись, сломались под ее весом, превратились в сплошное кровавое месиво.

Пошел снег, постепенно засыпая Страну Дракона.

Мальчик-невидимка скользил между солдатами, унося жизни, точно безжалостный бог смерти, но когда с неба начали падать хлопья снега, враги увидели его силуэт и все его передвижения – а он был хоть и невидимым, но вовсе не неуязвимым.

Невеста Юки, Лунь-хэ, попыталась закрыть его собой от вражеского клинка, и жестокий удар, который был предназначен ему, достался ей; она вздохнула, закрыла глаза и медленно осела на землю, ее лицо было спокойным и почти счастливым.

Но ее жертва оказалась напрасной, потому что следующий удар предназначался уже ему, и он не смог его отклонить, и упал, пытаясь зажать пальцами рану, из которой толчками выплескивалась кровь – было больно, так больно…

Он еще успел увидеть, что Мика, сражавшаяся отчаяннее всех, погибла последней; две стрелы вонзились ей в грудь и одна – в шею, она упала, раскинув руки. Ее жемчужные волосы слились с белизной снега, и он с ужасом ждал, что из-под ее тела начнет расползаться алое пятно; но губы Мики перед тем, как испустить последний вздох, беззвучно шевельнулись – она остановила время…

Все движения замедлились, словно под толщей воды, а затем все застыло.

И лишь снег шел и шел – густо валил, постепенно пряча под собой тела людей.

Юки ненавидел себя за то, что придумал такое. Он хотел вернуть все назад, спасти своих друзей, остановить войну, но это было не в его силах. Он очень четко представлял себе эти холодные, мягкие белые хлопья, ложащиеся на землю, на тела и мертвые лица его друзей, которые были для него гораздо реальнее, чем все люди, которые окружали его в этой, единственной оставшейся ему жизни.

Во второй Рюкоку, которую его рассудок упорно называл настоящей, хотя сердце кричало совсем о другом, не было ни войны, ни всех этих смертей. Но здесь он, как и там, тоже был один, а все остальное было точно таким же холодным и ненастоящим, словно под толщей снега или воды.

Но этот мир отличался от его выдуманного мира тем, что в том жизнь остановилась, а в этом продолжалась; и хотя всё происходящее тут было тусклым, некрасивым и неправильным, оно тревожило его, смущало, требовало его вмешательства или по крайней мере какого-то мнения – словом, не давало ему покоя.

Не то чтобы он начал испытывать симпатию к настоящей Рюкоку, не то чтобы захотел кому-то помочь… По-настоящему он хотел только одного: вернуть себе свой мир.

Но как раз этого он сделать не мог.

Битье слуг палками за малейшие провинности входило в список того, что он ненавидел в рюкокусском дворце. Он не мог сделать так, чтобы провинившихся перестали наказывать вообше: во-первых, он смутно понимал, что это пошатнет некие устои, что ему придется пойти наперекор традициям, которые в целом намного масштабнее и значительнее, чем система наказаний, а во-вторых – он пока и императором-то не был, он во дворце был – во всяком случае, казался себе – никем, несмотря на все эти трехкратные поклоны и прочее…

Но он, по крайней мере, мог повлиять на Юкиёси, потому что был старше брата, и когда Юкиёси в очередной раз отдал приказ об абсурдно жестоком наказании, Юки сказал:

– Нет.

Он долго набирался смелости, чтобы произнести это, чтобы произнести хоть что-то. И даже немного удивился, когда его послушались. Брат взглянул на него с изумлением и гневом.

– Зачем ты вмешиваешься в мои дела? – негромко сказал он.

– Все, что происходит во дворце, касается и меня. И я прошу тебя не делать так.

– Как? Не наказывать людей за провинности?

– Не быть жестоким. Я тебе запрещаю.

– Ты… запрещаешь? – Юкиёси не сдержал смешок. – Иди, братец, играй, пока играется. Лазай по деревьям, рисуй свои карты, побеждай чудовищ. С чего ты взял, что можешь что-то мне запретить?

Его откровенная презрительность рассердила Юкинари, и хотя Юкиёси по-прежнему внушал ему страх, он был уже чуть больше уверен в своих силах. Он твердо и громко сказал, чтобы люди слышали:

– Могу – как старший брат и будущий император – и запрещаю. Теперь о всех твоих приказах будут сообщать мне. – И, отвернувшись от Юкиёси, он приказал, стараясь говорить как можно увереннее: – Посадите его в башню на два дня. Пусть еды и питья будет вдоволь, но он не должен ни с кем видеться и говорить. Полагаю, это довольно мягкое наказание за неуважение.

Когда Юкиёси уводили, тот обернулся и Юки увидел в его глазах такую чистую беспримесную ненависть, что ему стало не по себе; он подумал, что Юкиёси, должно быть, знает, что Юкинари боится его…

(Он сказал себе, что больше не боится, но это была неправда).

Юкиёси хорошо запомнил урок.

Зная его, Юкинари догадывался, что случится дальше. Разве что он не ожидал, что это случится так скоро и что Юкиёси продемонстрирует свои чувства настолько откровенно.

Юкинари теперь следовало быть осторожнее; раньше он воспринимал себя как пустое место, почти как своего друга-невидимку из Страны Дракона, а невидимке нечего опасаться. Но как только он продемонстрировал, что не невидимка, а кто-то, как оказался в опасности – и осознавал это. Но привычки нелегко поменять. Он сам был виноват в том, что с ним не оказалось охраны – слишком он любил бродить в одиночестве по безлюдным закоулкам дворца.

Он сидел возле своего любимого маленького черного пруда в глубине сада, когда кто-то бесшумно подошел сзади и ударил его по голове камнем. Очень сильный удар, но все же недостаточно сильный – сознание он не потерял. Но боль была такая, что в глазах потемнело и он несколько мгновений ничего не соображал. Чьи-то жесткие пальцы схватили его за отворот платья, подтащили к пруду, толкнули в воду.

Он дернулся, но руки держали крепко, а он сам все еще был оглушен болью от удара. Холодная вода немного привела его в чувство. Сквозь прослойку воды, которая, если глядеть снизу, оказалась не такой уж черной, а довольно чистой и скорее похожей на зеленоватое стекло, он увидел и узнал фигуру и лицо Юкиёси.

«Сейчас я умру», – подумал он. Почему-то эта мысль не испугала его. Воздух заканчивался, легкие жгло, мучительно хотелось сделать вдох, но мысли оставались ясными.

«Почему я не боюсь? Мне ведь всего двенадцать…».

Наверное, он не боится, потому что прожитая им жизнь вовсе не измеряется этими двенадцатью годами. Сколько других жизней он успел прожить, сколько всего повидать! Его друзья из Страны Дракона – он был ими, ими всеми: и веселая презрительная храбрость Даня, и прозрачная тоска Лунь-хэ, и грустная доброта Фая Фаэна, и обреченность Мики – все это было его, все он чувствовал не с меньшей силой, чем то, что происходило в этом, другом мире. И еще много теней других, менее важных жизней – все, с чем он жил уже много лет, все, что пытался как умел перенести в рисунки и довольно косноязычные тексты – все это он он чувствовал, все это с ним было. Разве мало для одного человека?

Но стоило ему вспомнить о Стране Дракона, как он вспомнил и о том, что от нее осталась только бескрайняя белая пустошь и кости на снегу, и внутри снова поднялось огромное, не умещающееся внутри горе… Словно нож повернулся в груди – всего этого больше нет, нет, нет – или это просто закончился воздух в легких?

И он вспомнил, из-за кого он лишился своих друзей, кто уничтожил его Рюкоку. Кривая, искаженная логика – но именно это воспоминание помогло ему по-настоящему возненавидеть Юкиёси в этот миг.

Он вырвался – откуда только силы взялись? Глотнул воздуха, который обжег легкие, и ударил – вслепую, не видя, куда наносит удары. Почувствовал под пальцами голову и шею брата и вцепился в них, и нагнул, и держал под водой, пока не понял, что Юкиёси обмяк и не сопротивляется.

Юки отпихнул от себя неподвижное тело, и оно ушло под воду. Не было ни шума, ни плеска, оно беззвучно погрузилось в черную глубь пруда и исчезло.

Он встал.

Поднял голову и увидел сад, и какое-то время рассматривал его, будто бы увидел впервые. Только рассвело, и королевский дворец был подернут туманом: стояла осень.

«Как красиво», – вдруг подумал Юкинари с удивлением. Это было первое, что он почувствовал после убийства. Не стыд, не вину, не страх, не радость, что остался жив. Восхищение красотой мира.

Его глаза вобрали черноту земли, рисунок листьев, блеск паутинок между ветвями деревьев, на которых дрожали капельки воды. Все это было таким ярким, реальным и прекрасным, что на его глаза навернулись слезы.

Он вдруг понял, что сделает все, что в его силах, чтобы этот город и эта страна стали хоть немного похожи на Страну Дракона из его фантазий. А если человеческих сил для этого недостаточно – на то он и потомок бога, кровь от крови Дракона.

Потом наконец пришло все остальное – и вина, и стыд, и прочее – и он заплакал. Задрожал. Когда он полностью осознал то, что только что случилось – нет, нельзя говорить «случилось», словно это произошло само собой, ведь это он сделал, – его вытошнило. Он еще ничего не успел съесть в этот день, так что рвало его в основном водой и какой-то слизью. Он умылся, но его снова вывернуло наизнанку. Он умылся еще раз, очень тщательно – долго продолжал снова и снова окунать в воду пруда лицо, тер его, словно пытаясь отчистить какую-то невидимую грязь, хотя было понятно, что смерть он никогда не сможет оттереть. Как он мог такое сделать? Всего несколько минут назад Юкиёси был жив, а теперь его нет. Ведь можно было, наверное, с ним поговорить откровенно, объяснить… Или еще раз запереть в башне – если не поймет. Отослать в какую-нибудь дальнюю провинцию. Всегда есть пути, которые длиннее, труднее, но правильнее. А теперь его брата нет, и ничего уже не изменить, не исправить. Он убил Юкиёси, чтобы защитить свою Страну Дракона. А теперь нет ни того, ни другого…

Раздался странный звук – словно приглушенный удар колокола: звон, вибрация, шепот. По поверхности пруда пошла рябь. А затем из воды выскользнула темно-бирюзовая чешуйчатая лента и мягко обхватила его руку. Какое странное существо: перепончатые уши, разветвленные рожки, до комичного длинные усы; глаза – словно черные блюдца, полные звезд. Дракон, это дракон. Юкинари ойкнул и с осторожным восторгом дотронулся до одного из рожек.

Существо заговорило с ним – его пасть не двигалась, Юки просто слышал слова у себя в голове.

– Здравствуй.

У дракона оказался тихий, ломкий голос – как у подростка.

– Здравствуй, – ответил Юки.

– Ты поступил неправильно.

Юки промолчал. Он мог бы сказать: да, я уже знаю, я никогда не поступлю так снова, прости меня, – но слова застревали у него в горле, потому что уже не у кого было просить прощения.

– Юкиёси был плохим человеком, – утешающе сказал голос в его голове. – Никто не будет о нем грустить.

– Я тоже плохой человек, – прошептал Юки.

– Неправда, – твердо сказал дракон. – Иначе я не показался бы тебе.

– Обо мне тоже никто не будет грустить, когда меня не станет.

– Тебя просто пока никто не знает как следует, – сказал дракон. – Но тебя обязательно полюбят. И будут грустить.

Юки было приятно, что дракон его жалеет, но он не особенно ему верил.

– Полюбят? Не знаю. Ведь единственное хорошее, что у меня было – это Страна Дракона. Но там все умерли, в ней теперь только снег и кости… Я не знаю, за что еще меня можно любить.

Дракон ободряюще обернул хвост вокруг его мизинца.

– Тебя будут любить все, кто захочешь. Вот увидишь, ты не всегда будешь один, – с глубокой уверенностью пообещал он.

.

Тело Юкиёси в конце концов всплыло, и его нашли. Оно пролежало в воде слишком долго, так что придворные медики, осмотрев его, не смогли сказать ничего определенного. Была эта смерть случайной или нет – все говорили разное. На Юкинари стали посматривать с опаской, но никто не отважился ни в чем его обвинить. Даже левый министр Исэ-но Акахито, который, очевидно, был расстроен, что погиб именно тот из принцев, на которого он имел влияние.

Юкинари министр Исэ-но Акахито не нравился – не по личным причинам, а по вполне объективным: когда Юки начал складывать кусочки сведений о придворных интригах воедино, то понял, что Акахито играет во всем этом далеко не последнюю роль.

Он по-прежнему не знал, как можно улучшить жизнь дворца и своей страны, но теперь верил, что это возможно. Для начала ему надо было с кем-то откровенно поговорить об этом – и он выбрал единственного человека, кому хоть немного доверял: генерала Накатоми.

Раньше Юки казалось, что ужасно сложно устроить беседу с человеком, которого не знаешь, но те самые знания о культуре и придворном этикете, которые он послушно впитывал все это время и которые считал совершенно бесполезными, подсказали ему, что все довольно просто: он послал Накатоми в подарок ирис, символизировавший верность императорской семье, а генерал в ответ учтиво пригласил его в гости: скорее формальность, но Юки охотно принял приглашение.

Правда, вести разговор наедине – без толпы советников – его никто особенно не учил, и Юки чуть ли не с порога выпалил:

– Я знаю, что вы преданы моему деду. Говорят, он болен и… все сложно. Я пришел, чтобы…

Он запнулся, потому что старый генерал согнулся в одном из традиционных поклонов. Закончить приветствие Юки не дал – быстро подошел к нему и сказал:

– Не нужно, не кланяйтесь, вы ведь уже немолоды – я освобождаю вас от трех поклонов…

Накатоми распрямился и с интересом посмотрел на Юки.

– Благодарю. Чем я обязан визитом, ваше высочество?

– То, что я сейчас скажу, прозвучит глупо… но я буду благодарен, если вы поможете мне разобраться. Дадите советы. Что мне делать, кому доверять…

– Как я могу сказать, что вам делать? Вам лучше знать, чего вы хотите… – протянул старик, разглядывая Юки. – Скажите мне – вы любите Рюкоку?

Юкинари смешался. Он не хотел врать. И не мог определенно сказать, что он чувствует к стране, которой ему выпало править. Может быть, жалость?

Он не был уверен, что стоит рассказывать этому – совершенно чужому, если подумать – человеку о своей воображаемой Стране Дракона, ведь прежде он никому, кроме Юкиёси, не рассказывал о ней, – но все-таки сказал:

– Я бы хотел, чтобы наша страна стала похожа на ту, о которой я… – Он решил все-таки немного покривить душой и закончил фразу не так, как хотел: – …Мечтал… ну, знаете, в детстве.

И замер, ожидая, что этот человек посмеется над ним или, хуже того, останется безучастным. Но старик доброжелательно сказал:

– Это хорошо, когда в душе есть убежище, где можно укрыться. Но не стоит запираться там навсегда. Вы могли бы сделать много хорошего для настоящих людей.

Юки хотел сказать Накатоми, что люди, которые живут – жили – в его стране, ничуть не менее настоящие, чем те, которые населяют дворец, и что больше всего на свете он желает вернуть, воскресить их… Но он решил, что этого генерал Накатоми точно не поймет.

– Я не сумасшедший, – сказал он в ответ не то на реплику генерала, не то на собственные мысли.

– Я знаю, – серьезно ответил старик.

– Правда? – искренне удивился Юки. – Потому что я иногда… вижу и слышу разные вещи… то, чего, скорее всего, нет. Но я знаю, что на самом деле их нет, – быстро добавил он. – И я правда хочу стать хорошим правителем… лучше, чем…

Он подавился последним словом – не мог произнести имя брата вслух.

Генерал Накатоми отвел глаза – видимо, тоже вспомнил о Юкиёси; но потом вновь посмотрел на Юкинари, и ни его понимающий взгляд, ни интонация не изменились.

– Думаю, вам нужен советник.

Юки подумал, не может ли маленький дракон из пруда быть его советником. Нет, вряд ли, дракон мало что знает о жизни дворца и страны. К тому же, возможно, он просто плод его воображения.

– А вы не можете быть моим советником?

– Я военный, и хотя моя семья и благородна, но военных не очень-то жалуют при дворе. К тому же, как вы сами заметили, я стар, почти как ваш дед-император. Но я знаю пару хороших и честных людей, которые помогут вам в этом деле больше, чем я. Во-первых, есть человек, который сейчас служит губернатором в одной из южных провинций – он с радостью вернется ко двору, если сочтет вас достойным преемником императора…

Накатоми назвал ему несколько имен и дал еще несколько советов, Юки внимательно слушал и все запоминал.

Уходя, Юки сказал:

– Спасибо, что верите в меня. – Ему вспомнилось, как архивариус назвал его безумцем, и старая обида всколыхнулась в нем.

Старик генерал усмехнулся.

– Наша страна не так богата, чтобы мы могли позволить себе выбрасывать сломанные вещи. Не знаю, доводилось ли вам, живя во дворце, видеть склеенную золотым или серебряным лаком посуду?… Мы чиним разбитое и сломанное, и при некотором везении вещи эти становятся даже красивее, чем прежде…

Этих слов Юки не понял. Разве он – сломанная вещь? Если что-то и сломано, то это мир, в котором они живут.

Значит ли это, что его можно починить?…

Среди прочего Накатоми посоветовал ему всегда полагаться на свое сердце. Странно было советовать такое мальчику, который едва отличал выдумки от действительности. Но впоследствии, когда рассудок Юкинари окончательно прояснится и он станет разбираться в людях лучше, чем кто-либо, он с удивлением поймет, что даже в те годы, даже сквозь окружавший его туман он, зная мир в основном по книгам и ничего не понимая в человеческих отношениях, каким-то образом ухитрялся поступать правильно и интуитивно отличать тех, кому можно было доверять, от тех, кому доверять не стоило…

Те, кто напоминал ему его друзей и солдат из воображаемой Страны Дракона, окажутся хорошими людьми, верными и честными.

Ни с кем из них он не сблизится. Его несчастный жестокий брат Юкиёси ошибался, считая, что у императора столько друзей, сколько он пожелает; окажется, что все как раз наоборот – император не может позволить себе роскошь иметь друзей, даже одного-единственного.

И его детские друзья из Страны Дракона, разумеется, так и не воскреснут – даже в его воображении.

Даже повзрослев, он не перестанет возвращаться мыслями к этому миру, но не сможет изменить его судьбу – все попытки поменять что-то, придумать его историю заново будут пустыми и бессмысленными. Генерал Накатоми назвал мир его выдумок убежищем, но ему занесенная снегом Страна Дракона будет напоминать скорее кладбище. Бродя по нему, он будет чувствовать себя таким же одиноким, чем в настоящем мире.

Когда вся страна будет праздновать его коронацию, Юкинари будет сидеть один в саду недалеко от дворцовой стены, готовить речь, слушать доносящиеся из-за нее голоса и музыку, и ненавидеть свой двор, и свою страну, и весь мир за то, что все так несправедливо устроено – праздник в его честь, но у него даже нет права выйти в город и веселиться вместе с обычными людьми, – и спрашивать себя, где же взять столько сил, чтобы вытерпеть это, и терпеть, терпеть на протяжении всей жизни.

Несколькими часами позже, когда он в платье цвета застывшей крови взойдет на ступени к трону, произнесет ритуальные слова и наденет корону деда, он будет думать о словах своего дракона. О том, что кто-то полюбит его. О том, что где-то – может, на другой стороне земли – живет человек, которому суждено разделить с ним одиночество.

Это будет через четыре года. Ему исполнится шестнадцать, будет идти год дерева и змеи со знаком Инь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю