Текст книги "Рыба моя рыба"

Автор книги: Анна Маркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Засыпая, Рома раздраженно смотрел на шкаф, в котором все еще лежала шкатулка с прахом кота.

В новой квартире Север прожил у меня четыре года. Он воровал еду, особенно часто – шоколадные конфеты, заскакивал мне на плечи и стоял там, как матрос на марсе, лежал поперек столов, обматывая их шерстью, и никогда не обижался. Все мои друзья его обожали и, приезжая в гости, бросались обнимать вначале его, а уже потом меня. Север любил спать под вешалкой для пальто. Однажды утром я подошла к вешалке погладить его, но кот не проснулся. Он был мертв. Он не болел, ни на что не жаловался, просто взял и умер. Я позвонила в больницу и спросила, как узнать, почему умер мой кот. В телефон прорычали: «Девушка, ваш кот умер, а это больница», – и бросили трубку. В другой больнице предложили вскрытие. Опять была зима. Я не знала, что делать зимой с мертвым котом. Покупать лопату и ехать в лес на электричке? Я нашла в интернете крематорий для домашний животных. В тот же день приехал курьер. Он спросил, есть ли у меня пакет. Я почему-то думала, что работники крематория имеют что-то вроде переносок для мертвых питомцев, и не подготовилась. Тогда я вытащила пакет из «Патерочки». Курьер поднял Севера за задние лапы, как подстреленного зайца, и погрузил его в пакет вниз головой со словами: «Прощай, дружок». Через неделю мне привезли шкатулку с кошачьим прахом.

Рома сразу заметил, когда шкатулка исчезла.

– Где она? – спросил он, глядя на шкаф.

Я сказала, что он прав: странно пять лет хранить остатки кота в книжном шкафу и смотреть на него, засыпая. Поэтому я вызвала работника кладбища для животных и отдала ему урну.

Рома просиял и крепко прижал меня к себе.

Назавтра нас настиг домовой сантехник. Сняв батарею и закрутив вентиль на ней, мы нечаянно перекрыли отопление всему подъезду. Люди мерзли и злились, а мне впервые за несколько недель было весело. Я смотрела, как Рома в трусах носится по комнате и пытается водрузить батарею на место.

Мне нравилось светить фонариком, пока он выравнивал стены, и смотреть, как это ловко у него получается. Нравилось намазывать кисточкой клей на широкие полоски стеклообоев, а потом лепить их на стену, разглаживая мелкие бугорки и выдавливая лишний клей. Даже казалось, что надо просто также разгладить случайные бугорки в нашей жизни и все наладится.

Мы почти закончили ремонт и разгребли завалы. Оставалось только убраться и повесить настенные полки.

Я уехала на три дня в командировку. А когда вернулась, не было ни Ромы, ни его вещей.

На кухонном столе меня ждала деревянная шкатулка с волком. Под ней лежала записка: «Нашел за пакетом с пакетами». Возле вешалки для пальто лежали ключи от моей квартиры.

Наташины глазки

М.Г.

Из пасти почтового ящика она вытянула рекламный мусор, квитанцию за электроэнергию и письмо от таможни. Вначале подумала, что и последнее – реклама (та ее дрянная порода, что маскируется под письма). Но рассмотрела конверт внимательно и насторожилась. Адресатом числилась она: «ИП Лебедева Н.Н.». Дочка скакала у лифта неугомонным мячиком, пытаясь дотянуться до кнопки, но ее маленькая ладошка шлепала по стене.

В лифте пузатые пакеты с продуктами висели на руке тяжело, как новые дети. Она бросила их у двери, стянула с дочери куртку с сапожками и нетерпеливо вспорола письмо. Если бы бумага была человеческим гонцом, следовало бы отрубить ей голову. Красноармейский таможенный пост сообщал Лебедевой Н.Н. об административном правонарушении. Буквы запрыгали перед глазами, как полоумные акробаты. Наташа перечитала строку со штрафом. Ее ошпарило, словно в лицо плеснули ведро кипятка.

– Мам, там мой домик лаз… лаз-это-ли.

Дочка притопала в коридор, неся слезы в глазах.

Наташа отложила письмо. В гостиной красовалось разоренное гнездо из стульев, табуреток и одеял, прицепленных прищепками к мебельным спинкам и ножкам. Из гнезда вынули одну из опор: кресло мужа было уведено из плена к своему обычному месту.

– Разворошили? – Наташа посадила дочь на колени.

– Неа.

– Растащили твой домик?

Мила помотала головой с тоненькими хвостиками.

– Ламали.

– Разломали, – поняла Наташа, – негодяи.

Она чмокнула дочь куда-то между лбом и хвостиком. Штраф тем временем уже поселился в аквариуме ее мыслей и теперь плавал там, как хищная рыба, пожирая все на своем пути.

– Проголодалась?

– Дя, – сказала Мила. – Нас в садике не колмят.

– Как это не кормят? А что вы кушаете?

Наташа посмотрела удивленно.

– Мы ничего не кушаем. Нам ничего не дают. Слазу все съедают сами.

Рассмеялась:

– Сами? Так они лопнут столько съедать.

– Они нас не колмят. Даже мясом. И кулачкой.

– И курочку не дают? Вы все исхудали там, наверно?

– Дя.

Собравшись с силами, Наташа бросила одежный ком в машинку и запустила стирку. Пошарила в запасах еды. Окорочка недружелюбно зашипели на сковородке.

Бумаги по-прежнему смотрели непреклонно, как загнанные на судебную скамью присяжные заседатели. Красноармейский таможенный пост уведомлял о повторном нарушении срока подачи статформы. Наташа ничего не знала ни о каких формах и таможенных постах. Она ничего не продавала за границу. Но мало ли в России Лебедевых Н.Н.? Перепутали, как всегда, а людям потом бегай, разбирайся, воюй.

Она заперла мысленную акулу на дне головы и стала ждать Игоря. Когда услышала, как скребется его ключ в замке, вздрогнула. Мила смотрела мультики.

Игорь вернулся хмурым, каким часто возвращался в последнее время. Холодные и оборванные мартовские дни, с дырами на белых одеждах, сидели у подъездов, как голодающие, в ожидании солнца. Он заглянул в ванную и проверил стирку. Потом долго принимал душ. Когда вышел, первым делом захлопнул щелочку окна и перекрыл жене воздух.

– Жарко, – сказала Наташа и посмотрела на плиту, на которой трепыхались голубые газовые хризантемы.

– Мила простудится. – Он встал спиной к городу, закрыв его собой.

На плите кипела уха и варились макаронные локоны.

Наташа не хотела ссориться из-за окна.

Она собралась с духом:

– Игорь, мне там письмо странное пришло…

Он сразу смекнул – дело серьезное:

– Ммм?

Наташа передала три вражеских страницы. Муж нетерпеливо забегал по ним взглядом.

– Семьсот тысяч? Ты в своем уме? – Он нечаянно смахнул с подоконника банку с вишневым вареньем, и оно сладкой кровавой лужей расползлось по полу.

– Я? – Наташа бросилась за тряпкой. – Я-то тут причем?

Она ползала, убирая непорядок, пока муж перечитывал письмо.

– Это же бред какой-то? – она посмотрела на него с пола, как на божество.

Игорь ушел к своему компьютеру и полез в интернет. Он появился на кухне, когда рыбья голова сварилась и, разинув мертвый рот, перекочевала в мусорное ведро.

– Пиздец, – сказал Игорь. – Я же тебе говорил.

Наташа поняла, что придется ехать в Красноармейский таможенный пост.

Два года назад она заметила, что в мире не хватает игрушечных глазок.

Глазки, глазки, сколько вас рассыпано по китайским фабрикам, зачем избегаете вы заботливых русских рук?

Раньше Наташа вязала – зайчиков с длинными грустными ушами, довольных пузатых котов и мышек, длинных салатовых гусениц и просто каких-то чудиков, похожих на нее саму. Раньше она ездила покупать пряжу и глазки для своих зверей на рынок, и подолгу копалась в акриловых мотках, разноцветном полиэстере, бусинах, пуговках и блестяшках. Потом, после двух выкидышей, появилась Мила, и Наташа уже никуда не ездила. Милу ждали долго, но она выбрала самое ненадежное время. Объявили карантин, талым снегом затопило пустые улицы, а очереди скорых тянулись в ковидные госпитали на километры. Игорь с ума сходил от беспокойства: в него вселились навязчивые мысли о том, что Мила умрет. Сам он ходил на работу в автосервис, потому что надо было на что-то жить, но Наташу никуда не пускал. Он мыл полы с хлоркой, каждый день стирал одежду и постельное белье на самой высокой температуре, проводил в ванной по несколько часов в день, никого не пускал домой, и постоянно докомплектовывал домашнюю аптечку, так что она занимала уже не обувную коробку, как раньше, а три полки в шкафу.

Наташа сидела взаперти, ни с кем не встречалась и чувствовала себя родственной душой графа Монте-Кристо периода замка Иф. Мила просыпалась в пять и кричала, и не отпускала ни на минуту, пока не засыпала днем после долгих уговоров прямо на маме. Из-за кормления постоянно хотелось есть, словно внутри разверзлась черная дыра. Ночами Наташа воровато обносила холодильник и все равно весила сорок один килограмм.

Не хватало денег. Подгузники и пеленки, соплеотсосы и фильтры, витамины и детское питание, игрушки и одежда – все это оставляли возле двери рассеянные курьеры, пока муж жил своей настороженной жизнью. Искать вещи в домовом чате или покупать подержанные муж запрещал.

На исходе первого года к ним переехала мама Игоря. И из чистилища они перешагнули в ад. Свекровь держала свое слово и свое мнение, как камень за пазухой, и вместо помощи била ими по невестке, словно из пращи. Из Игоря и его мамы получился целый отряд: копьеносец, то и дело протыкавший Наташе сердце, и пращница на подхвате. Когда однажды после рвоты и плача у дочери обнаружилось сотрясение, Наташа, как бы чудовищно это ни звучало, обрадовалась, ведь в больнице свекровь призналась, что «немного уронила» внучку. Маму наконец выдворили из домашней крепости, и она понуро удалилась с поля битвы, укатив в чемодане свои дурацкие занавески.

Наташу спасало вязание. Правда, после родов руки стали отекать, пальцы сводило. Но хотя бы десять-двадцать минут в день она проводила со своими игрушками. Карантин сняли и, сраженный доводами о пользе свежего воздуха, Игорь, хоть и со скрежетом, начал отпускать их на прогулки. Наташа со скорбью разглядывала демисезонные комбинезоны в каталогах: Мила потела в зимнем, но купить комбинезон на весну было не на что. А через несколько месяцев должны были прекратиться выплаты по уходу за ребенком.

В ту весну у нее закончился прежний запас игрушечных глазок. Ее новорожденным чудикам и зайкам предстояло приходить в мир слепыми. Галантерейные магазинчики в их районе свалила пандемия. А изнуренные продавщицы тысячи мелочей могли предложить только тяжелые пуговицы и бисерины. На маркетплейсах, на которых было все, глазок не было. И Наташа подумала: ведь она не одна такая, ведь есть тысячи женщин, которые вяжут и тоже нуждаются в глазках и, наверное, купят их. Изнывая взаперти и в безденежье, она читала про торговлю на маркетплейсах и открытие бизнеса, а контекстная реклама подсвечивала ей радостные плакаты с яхтами: «ИП – это просто».

В один из выходных Наташа отвоевала у мужа свободное время и поехала на «Садовод». Большой рынок, где закупались селлеры. На нее обрушилась рыночная неразбериха, запахи штор и дешевой обуви, китайского пластика и турецких ночнушек. Все было пестрым, громким, юрким – целое море будущей жизни: ее побережье, пока что обтянутое водорослями и всяким мусором, в котором нужно было раскопать паруса корабля к светлому будущему. Прослонявшись около часа, она нашла подходящие глазки и пакетики к ним. Сотни глазок и пакетиков, принтер для этикеток – она с ужасом подумала, что на этот сезон точно оставляет Милу без комбинезона.

В тайне от мужа Наташа пришла с коляской в МФЦ и подала документы на открытие ИП. Ей помогли заполнить анкету, взяли восемьсот рублей пошлины, и через три дня государственная система возложила на нее свой крестный меч и благословила на предпринимательские подвиги.

Тогда она завела кабинет продавца на Ozon`е. Гуляя с Милой, сфотографировала свои игрушки на качелях и лавочках, сделала подписи к фото, рассовала глазки по пакетикам и завела карточки на маркетплейсе. Оставалось только отвезти товары на склад. Для этого ей нужна была помощь Игоря, машину водил только он.

Несколько дней Наташа готовилась к осаде мужа. Вилась вокруг него, как ласковый летний ветер, а потом строила башню доводов, из которой палила в мужа целыми днями. Игорь сопротивлялся: он говорил, что никому эти глазки, кроме его сумасшедшей жены, не сдались; он говорил, что она мается какой-то хренью; он говорил, что это его святая мужская обязанность работать, а ее – сидеть с ребенком; он говорил, что из русского бизнеса даже некоторых крепких мужиков выносят вперед ногами, а Наташу с ее сорока килограммами чуть ли ветер на улице не сдувает; он говорил, что очень беспокоится за нее и Милу.

 Даже нарисованное подтекающей ручкой подобие бизнес-плана, которым Наташа прикрывалась, как щитом, не помогало. Тогда она, словно Империя в «Звездных войнах» нанесла последний удар. Она сказала, что лучше развестись. Игорь сдался. Он забрал обмотанную скотчем коробку с наборами глазок и повез ее на склад маркетплейса.

И продажи пошли. Вначале – несколько заказов в день, потом – десятки, потом – сотни. Наташа следила за графиком продаж, возилась с ребенком, скакала по квартире от счастья и обновляла страницу каждую свободную минуту. Набор из десяти пар глазок с пакетиком стоил ей на «Садоводе» порядка десяти рублей, а продавала она такой набор за двести рублей. 40% комиссии забирал маркетплейс, Но даже с этим рентабельность была сумасшедшей. Она нашла уникальный товар: конкуренции нет, спрос есть, хранение почти ничего не стоило, так как товар был маленьким и легким, он не ломался, его было легко везти, и выкупали его после заказа почти всегда.

Первые месяцы, пока продаж было немного, Игорь бурчал и смотрел на жену со снисходительным недоверием, но в выходные отвозил новую коробку на склад. Потом коробок стало две, потом – больше. Через год они с трудом помещались в багажник его машины, а оборот ИП Лебедевой Н.Н. составлял полмиллиона рублей. Она старалась вкладывать всю прибыль в закупку нового товара и в рекламу. Но даже того немногого, что она вытаскивала из оборота, хватало на заплатки в семейном бюджете.

Игорь мрачнел. Особенно, когда дела шли лучше всего. Ему тяжело было смириться с мыслью, что жена зарабатывает больше. Его невроз, начавший утихомириваться после снятия карантина, опять подмял под себя их жизнь. Игорь мыл руки по сто раз на дню, каждый день стирал одежду в кипятке, а в садик иногда заявлялся с инспекцией – проверял пыль на шкафах или еду в детских тарелках. Из-за этого Лебедевых считали странными: Наташу даже в родительский чат не добавили. Но в остальном Игорь, как и прежде, был хорошим мужем и отцом – преданным и надежным, веселым и заботливым в те часы, когда не был одержим своими страхами.

Наташа поняла, что любит Игоря, когда он впервые пришел к ней в гости и сразу заметил, что единственное растение в ее квартире, старый кактус, заболел. Кактус начал темнеть из-за то, что иголки утыкались в края его горшка, а корням не хватало места. В следующий раз Игорь пришел с новым горшком и мешком земли для суккулентов. Никто раньше не замечал, что с ее кактусом что-то не так, даже сама Наташа.

Электричка несла ее через туман к Красноармейскому таможенному посту. В сумке лежала папка с ворохом документов. Документы кричали о невиновности своей хозяйки. История была дурацкой до невозможности: Ozon открыл пункты выдачи в соседних странах. Несколько человек из Казахстана и Белоруссии заказали Наташины глазки. О коварные, казахские белоручки, о легкомысленные белорусские рукодельницы, что же вы натворили! Наташа редко читала общую рассылку, потому что маркетплейс был – как мультфильм Миядзяки: в нем постоянно что-то менялось, превращалось, достраивалось и уследить за всеми волшебными преобразованиями, письмами и правками в договоре было почти невозможно. Пропустила Наташа и письмо с предупреждением: отныне при продажах в страны СНГ каждый месяц продавцу следовало самостоятельно заполнять статистическую форму на сайте таможни. После первого нарушения таможня вынесла предупреждение. Но письмо с предупреждением почему-то до Наташи не дошло. О, легендарная русская почта, зачем ты так ленна и вольнодумна, зачем безалаберна, как Обломов, что годами валяется на диване в своем протертом халате и никуда не идет?! О, ухабистые русские дороги, бегущие по просторным полям и темным перелескам, почему с позапрошлого тысячелетия вы заводите вашего путника в западню – на развилку с потерями – то коня, то жизни своей?

Со станции такси привезло ее на обширный пустырь, где дремали фуры. Рядом, завешенные клоками тумана, раскинулись постройки, похожие на склады. Наташа покружила рядом с серыми стенами, как подбитый коршун, и нашла таможенную табличку и тайную лестницу. Она ожидала наткнуться на очереди и обиженных людей, обремененных таможенными проблемами. Но ни на пустыре, ни в здании людей не было.

Только сонный охранник, похожий на засохшую за зиму муху, поднял бровь:

– Вы куда?

– У меня вызов на составление протокола. – Наташа вытащила из сумки папку с бумагами.

– И не лень вам было тащиться? – проворчал охранник.

– В каком смысле? Тут написано: «Прибыть 20 марта в 11:30 для составления протокола…»

– Так никто ж не ездит. – Охранник посмотрел на девушку с тем же недоверием, что и муж два года назад.

– Ну а я приехала, – рассердилась Наташа, которой нужно было успеть забрать Милу из садика. – Куда идти?

Охранник пожал плечами. Он постучался в ближайшую комнату и сообщил, что «тут приехали на составление протокола». Из комнаты высунулись три мужские головы, которые, очевидно, восприняли прибытие редкой гостьи как развлечение.

– Такая красавица и нарушает порядок! – остроносая осетинская голова подмигнула.

– Ну вы даете! – перебил второй парень, ухмыляясь и бегая взглядом по короткому платью и растрепанным волосам. – Вам заняться нечем?

Наташа растерянно повторила:

– Написано же приехать в 11:30, я приехала!

– Да сюда никто не ездит, вы что! – сказал ей третий парень (он выглядел постарше остальных). – Просто в следующий раз прОсите выслать вам протокол, подписываете его спокойно и отправляете нам заказным письмом или курьером. Это ж все формальности! Ни на что не влияют.

У Наташи от страха сердце почти растаяло. Она всю ночь готовила справки, выписки и доказательства своей невиновности и чуть ли не выучила наизусть речь в свою защиту, представляя, как произносит ее, словно последнее слово на судебном заседании в американском фильме.

– Как это формальности? – она скорее пошевелила губами, чем озвучила вопрос.

Но таможенник ее услышал.

– Подпишете сейчас протокол и все.

– У меня штраф на семьсот тысяч, – побледнев, сказала Наташа.

– Попадос, – прокомментировал осетин и растворился в дверном проеме.

Вторая голова тоже исчезла.

Парень постарше покачал головой:

– Подождите в коридоре, сейчас за вами придут.

Он потянулся к телефону, и дверь в кабинет закрылась.

Наташа перелистывала файлики в папке, готовясь к обороне.

Ее отвлек приятный рыжеволосый таможенник – ее ровесник, в зеленом галстуке, прицепленном к серой рубашке зажимом с несуразным пингвином. Он провел просительницу по пустым коридорам и усадил за стол.

– Учредительные документы привезли?

С готовностью Наташа повытаскивала из папки нужные бланки и их копии.

– Я не виновата, – сказала она. – Я вообще не знала, что мои товары продаются в других странах.

Наташа очень боялась, что ей придется воевать за правду с какими-нибудь противными тетками, обиженными на весь мир. Но мужчина казался приятным и добросердечным.

– Как это? – мягко спросил он.

Зашевелилась надежда. Наташа показала электронный договор с Ozon`ом, в который маркетплейс вносил все новые и новые изменения без согласования с ней. Показала переписку с техподдержкой, где она объясняла ситуацию, а ее посылали лесом. Еще она рассказала, что уже оформила электронную подпись, зарегистрировалась на сайте таможни и отправила статформы по всем своим артикулам. Сотрудник понимающе кивал. Тогда Наташа даже пошутила, что у таможни на сайте веселые категории товаров: там есть «струны или человеческие волосы» и «тряпьё». Таможенник расхохотался.

– Ужас, конечно! – посочувствовал он. – Это на Ozon`е, да? У меня там жена тоже продает. Детскую одежду. Кстати, тоже Наташа. Надо ее предупредить, чтобы внимательнее была. То есть вам даже никак не подсвечивалось, что ваши товары уехали в Казахстан и Беларусь? Бардак!

Наташа завертела головой. Она чувствовала, как ртутная тяжесть в теле рассасывается – ей попался нормальный человек.

– Жена подарила? – она посмотрела на зажим с пингвином для галстука.

– Ни слова, – мужчина шутливо закатил глаза, попросил подождать и ушел готовить документы.

Вернувшись, он шлепнул на стол распечатанный протокол.

– А что продаете-то? – спросил он.

– Глазки. Для вязаных игрушек, – улыбнулась Наташа.

– О, так они стоят-то… Сколько?

– Двести рублей за набор из десяти пар, – она открыла бумаги и заскользила глазами по первой странице.

– Это у вас семь артикулов, получается? По двести рублей набор? И сколько всего продалось за границу?

– Да там мало, штук двадцать, навер… – Наташа выхватила со страницы злополучное словосочетание «штраф 700 тысяч рублей», и речь ее оборалась.

– То есть вы продали товара всего на четыре тысячи, а штраф у вас в семьсот… – Вздохнув, подытожил мужчина.

– Что это? – Наташа подняла на него свой темный взгляд.

– Протокол об административном правонарушении.

– Я не буду это подписывать.

Таможенник сочувственно кивнул.

– Как хотите. Тут подписывай – не подписывай, ничего не изменится, платить придется.

– Но я же вам объяснила, что я не виновата! – у нее задрожали руки.

В последние полгода дела шли так себе. Другие селлеры, позарившись на Наташины обороты, тоже стали продавать игрушечные глазки. Чтобы привлечь внимание к своим карточкам они опустили цены вдвое. Вслед за ними пришлось снизить цены и Наташе. Теперь рентабельность была гораздо ниже, а покупателей стало меньше, так как они делились между конкурентами. У Наташи в обороте глазок оставалось тысяч на шестьсот. Она думала распродать их и на эти деньги закупить что-то новое, например, пряжу. Даже уже нашла производство в Ивановской области, просчитала всю экономику, и договорилась с фабрикой. Но, чтобы себестоимость была приемлемой, надо было брать сразу большую партию. Теперь же Наташа глядела в таможенный протокол и видела, что планы ее – разбитое стекло. Она продаст свои глазки, и все деньги уйдут на штраф. И то – не хватит.

– Я бы рад помочь, – сказал таможенник. – Но у нас просто нет возможности что-то исправить. Система отслеживает нарушения и срабатывает автоматически, понимаете? Я тут ничего не могу сделать, правда. У нас тут тракторы бывшего кандидата в президенты недавно арестовали на границе, так даже их не выпустили, пока он не заплатил. Вы можете подать жалобу, но это не здесь и, сразу говорю, что вряд ли поможет.

– Понятно. – Наташа поднялась и запахнула пальто. – А через суд?

– Можете. Наверное, можете и Ozon`у претензию написать… Но, думаю, и там, и там – без шансов.

Возле серого здания продолжали висеть унылые клочья тумана, а за шоссе над метелками берез каркали черные гирьки грачей.

В садике возле раздевалки Наташу поймали беспокойные мамы и отжали у нее тысячу рублей на нужды группы. Успокоенные ее сговорчивостью, они даже смилостивились и добавили ее в родительский чат, который тут же начал раздражающе блямкать в телефоне.

– Что делала сегодня? – спросила Наташа, сжимая маленькую теплую ручку дочери и следя, как ботинки шлепают по весенним лужам.

Мила ответила:

– Я всех в саду смешила!

– А что ты делаешь, чтобы всех рассмешить?

Мила зарычала и изобразила маленького монстрика, прыгнув в холодную лужу и обрызгав Наташу. Но та не рассердилась, а вспомнила, что эти хорошие мембранные ботинки были куплены на заработки от глазок.

– Ты монстриком становишься?

– Дя. А они в саду рассмехиваются.

– А монстра они не боятся?

– Неа, ничего не боятся.

– Хорошо им. А я многого боюсь.

– Мам, и ты не бойся.

Наташа заглянула в почтовую пасть и вытащила из нее ворох рекламного мусора. Они поднялись на скрежещущем лифте домой. Сил не было. Наташа раздела дочь и себя, но вместо того, чтобы закинуть вещи в машинку, бросила их на пол, заползла в кровать, уложив дочь рядом, и провалилась в сон, похожий на кирпичную кладку – тяжелый и фрагментарный.  Проснулась она, почувствовав мужа рядом. Он пришел раньше обычного. Его колючая щека легла ей на висок.

– Ну как? – Игорь обнял жену и дочь одновременно.

– Судиться или платить штраф, – шепотом сказала Наташа поверженно, не поворачиваясь и чувствуя его теплое дыхание.

– Тебе хватит?

– Даже если все продать, еще тысяч сто останется.

Слезы без разрешения поползли по щекам.

– Не волнуйся, я найду, – муж погладил ее по голове.

– А что потом? – Наташа поймала его руку.

– А потом – суп с котом, – по-детски пошутил он.

– И пирожки с котятами? – подхватила она.

И они тихонько рассмеялись.