Текст книги "У каждой лжи две правды"

Автор книги: Анна Мария Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3. В которой вечер длится слишком долго

Тело, распластавшееся морской звездой на садовой дорожке, признаков жизни не подавало. Даже когда Стефа, преодолев страх, потыкала его мыском туфельки, оно лишь соизволило замычать.

– Вот ведь пьянь болотная! – скривился градоправитель, брезгуя даже прикасаться к незнакомцу.

– Простите, если я вам помешал, – раздалось у него под ногами. Парень поднялся на четвереньки и бодро начал шарить руками по земле. – Но здесь такие удивительные Calliteara pudibunda. Не мог устоять… И, кажется, я её раздавил. Или всё-таки нет? Вы не видели? Такая розоватая, а на кончике хвостик из волосков пунцового цвета. Если видели, не вздумайте прикасаться! Ядовитая! Аж жуть!

– Так ищите вашу гусеницу в другом месте!

– Не могу! Я обещал профессору добыть корм для его канарейки. Он жуть как расстроится, если птичка останется голодной. А вы хоть раз слышали голодную канарейку? Поверьте, пан… простите, не знаю вашего имени.

– Левандовский, – по привычке отчеканил Пшемислав, с трудом сдерживая несвойственное ему раздражение. Но рядом с нищей Стефанией он всегда испытывал странные эмоции. Это его ещё больше злило, требовало покорить, сломать и заставить подчиняться. Он любил власть. И не любил, когда кто-то или что-то имело власть над ним.

– Так вот, пан Левандовский, – молодой человек поднялся и попробовал отряхнуть свой мешковатый сюртук. Пыль полетела во все стороны, Стефа расчихалась, ещё чуток и расплакалась бы. Пшемислав предпочёл отступить. – Голодная канарейка – это просто оружие массового поражения. От её воплей даже в кладовке не скрыться. А уж я-то пробовал. Но вот это – незнакомец резко вытащил из кармана горсть извивающихся гусениц и червяков, – позволяет ей заткнуться на пару часов.

– Не будем вам мешать, – брезгливо процедил страстный огородник, который терпеть не мог гусениц. И на своём участке и вообще в принципе. Бабочек он тоже не любил.

– О нет, вы мне совсем не мешаете, – помощник профессора и главный кормитель канарейки не дал мужчине взять едва отчихавшуюся Стефу под руку, впихнул той в ладонь свою добычу и начал с удивительной для свой комплекции силой толкать парочку к кустам. – Я почему к вам свалился? Я попросить вас о помощи хотел. У пани ридикюль, у вас ещё штук пять карманов. Представляете, сколько гусениц мы для этой пернатой твари божьей насобираем? Весь день молчать будет. Пока не ужрется!

– Не представляю, – Пшемислав пришёл в себя, и командовать собой какому-то столичному чудику позволять не собирался. – Пани Стефания вам поможет, а я позову ещё слугу с корзинкой и лопатой.

– О, какая разумная мысль! – со словами благодарности юноша полез обниматься. – Как я раньше не мог додуматься до такого простого решения?

– Мы ещё с вами поговорим! – бросил Стефе на прощание пан Левандовский и отмахнулся от излишне признательного парня.

– А разве в саду пана профессора нет гусениц? – удивилась девушка, глядя в спину уходящего градоправителя. В ней боролись два желания: выбросить шевелящийся комок птичьего корма куда-нибудь подальше в кусты и вытереть руки, а лучше вымыть с мылом, и кремом помазать. Или же наоборот спрятать гусениц себе в сумочку и использовать как последний аргумент для Пшемислава, который отступать не привык и от своего предложения не откажется.

– Кончились, – не моргнув глазом, заявил пан Йержимановский. Так ведь назвала помощника профессора именинница. Что-то сложно произносимое и трудно запоминающееся. – Да и у пани Альжбеты гусеницы жирнее.

– Можно я не буду их искать с вами? – несмотря на всю признательность к насекомым, ползать по кустам в обществе сумасбродного молодого человека всё-таки не было хорошей идеей.

– Можно, – согласился тот, поправив очки в тонкой металлической оправе. И скривился от головной боли. Из носа потекла струйка крови, которую шляхтич привычно промокнул платком. Девушка деликатно отвернулась и сделала вид, что не заметила лёгкого заклятия, которым парень убрал кровь.

Не реагируй Стефания так остро на проявление колдовства, и в самом деле не заметила бы ничего. Это не ложь, просто следование общепринятым канонам. Женщинам не подвластна магия, ведь так?

Кстати, а на лацкане его сюртука нет значка колдовской гильдии или Храма. Забыл приколоть? Так нарушение это, все маги должны носить небольшие опознавательные знаки из драгоценных камней. Что ты зарегистрирован, обучен и так или иначе верно служишь короне или Храму. Конечно, слабенькие маги, которые и делать толком ничего не умели, иногда предпочитали не демонстрировать лишний раз свою… слабость.

А вспышка боли, и кровь из носа… очень похоже на откат от неудачного заклинания. То есть, он недавно колдовал? Спросить у него, магом какого профиля он является?

Но не успела.

– Пани… Как вас там?

– Стефания. Заремская.

– Пани Стефания, – панибратски продолжил дурно воспитанный шляхтич. – У вас ведь сад есть? Яблочный, если не ошибаюсь. Огромный такой, так?

– Есть.

Но туда он попадёт только через её труп. За свои будущие яблоки и нынешних гусениц маленькая хозяйка старого имения готова была сражаться, как умела. Но, странное дело, она не боялась этого болтливого чудика в очках, которые так и норовили сползти с носа. Глаза у него были серые, с пушистыми ресницами. Волосы он тоже попытался привести в порядок, но они у него непослушные, вьющиеся, слишком длинные для модных в этом сезоне стрижек, и слишком короткие, чтобы забрать их в хвост на затылке, как часто изображали шляхтичей на портретах прошлых веков.

А вот Пшемислав, когда прекратил играть в заботливого тайного ухажёра, вызывал нервную дрожь и холод, от которого…

– Да выбросьте вы этих несчастных насекомых! – не выдержал Ян Йержимановский, глядя на покорную Стефу, выхаживающую с кислым выражением лица и вытянутой рукой, на раскрытой ладони которой извивались пара дождевых червей и придушенная гусеница. В отличие от некой русоволосой пани, чувство самосохранения у них оказалось хорошо развито, и с ладони они упасть не пытались.

– А как же канарейка? – девушка с облегчением швырнула их за кусты. Кто-то выругался, кто-то завизжал.

– Авось не сдохнет! – Ян подхватил Стефанию и утащил в боковую аллею подальше от гнева тех, кому они испортили свидание. Потом свернули ещё разок, и ещё.

Да как-то неудачно утащил.

Уж лучше бы в кусты да с неприличными намерениями. От такого Стефа знала пару действенных приёмчиков, остужающих пыл большинства наглецов.

Но этот чудак вытащил её прямиком на пани Альжбету!

Пани Альжбета всю свою долгую жизнь мечтала лишь об одном.

О справедливости. Желательно для всех и каждого.

И если по объективным причинам она не могла гарантировать мира во всём мире, то хотя бы в отдельно взятом городе старалась создать идеальное общество. Как могла. Показывала пример жизни праведной и жертвенной, а также передавала свой опыт молодым паненкам. Ибо девицы никогда умом не блистали, а уж у нынешнего поколения и вовсе ветер в голове. Ни о чём кроме нарядов, балов и променадов думать не способны.

А в жизни всякое может случиться. И к этому всякому нужно быть непременно готовым. И хозяйство уметь вести, и детей воспитывать, и мужа держать под каблучком. И всему-то, всему их нужно учить.

– Я не знаю, что говорила тебе твоя мать, милочка, – поучала Альжбета молоденькую пани, которую боги благословили вторым ребёнком. – Но негоже в тягости стричь волосы. И умываться нужно непременно ключевою водой. А имя уже выбрали? Ах, как папеньку? Что ж вы так, деда-то не уважили…

И сокрушённо качала головой.

Ей же ведь лучше знать, она трёх детей родила. Но богам было угодно, чтобы никто из них не выжил. Зато своих племянников она сама воспитывала! Ночей не спала, контролировала, поучала, наставляла.

Она ходила среди многочисленных гостей, как галеон среди шлюпок, расточая улыбки, купаясь в обожании и почтении. Столько тёплых слов в её адрес было сказано, столько комплиментов!

– Я не знаю, что вы там себе задумали, милочка, – склонялась многоуважаемая пани Альжбета над вышивкой молодой тихой паненки – но этот оттенок алого слишком вульгарен. Выбрось его немедленно! Иначе испортишь себе репутацию, а кто же тебя потом замуж возьмёт? Тем более, красотой ты не вышла, приданое скудное, а женщины твоего рода издавна славятся малодетностью. И не смей плакать! На правду не обижаются!

Для каждого у пани именинницы был совет и ласковое слово. Никого она не обделяла вниманием и покровительством.

Она только-только собралась открыть один секрет семейной жизни для моложавой пани Хоментовской, как её самым наглым образом прервали. Из-за кустов её любимых, с таким трудом выращенных роз сорта Грейс, которые невежды принимали за георгины…

Да никакие это не георгины! Она столько труда вложила, лично везла саженцы из столицы, пересаживала, подрезала, подкармливала, магические удобрения покупала, чтобы они цвели с мая по октябрь, радуя и цветом, и ароматом.

– Молодой человек, – пани Альжбета умела держать себя в руках. Даже с вандалом паном Йержимановским, который по её саду гулять изволил не по тропинкам, а через кусты. – Зонтик мой подымите, будьте так любезны!

И расплылась в улыбке, когда увидела, с кем этот шляхтич по кустам шастает.

– Пани Стефания…

Растрёпанная, светлое платье испачкалось, глаза сверкают, как два сапфира.

Вот только вышеупомянутая пани смущаться не стала и виноватой не выглядела. А ведь её позор видела добрая половина города.

– Пани Стефания! – Альжбета получила в руки свой зонтик и была готова к решительным мерам по осчастливливанию человечества, даже если это человечество в подобном счастье не нуждалось. – Я, конечно, понимаю, милочка, в вашем положении все средства хороши, но нужно же знать меру. Возможно, в ваших там столицах совсем о приличиях позабывали, но у нас, в Гдыньске, ещё помнят о девичьей чести!

Стефания вскинула голову и распрямила плечи.

На языке вертелись колкие слова. Всё равно ей уже ничего не поможет. Репутация окончательно загублена. В запущенном саду при доме работы на несколько лет, чтобы просто выжить. Не один хлеб с водой на завтрак, но и не тот уровень жизни, к которому она привыкла. Дядюшка про неё забыл, и слава богам! Других родственников или друзей нет.

И магия, только-только успокоившись, опять забурлила и потребовала выхода.

Вырваться из тонких пальцев. Пронестись по идеально ровным, под линейку подстриженным кустам. И что-нибудь разбить.

О чью-нибудь голову.

Сейчас же!

А пока…

Сгорел сарай – гори и хата!

– Разве это ваше дело? Мой жених вам всё объяснит! – Стефа резко клюнула обомлевшего Янека в щёку. Да тот оказался ещё удачливее её самой: увернулся, поймал её губы своими и целую секунду длился почти настоящий, почти страстный поцелуй на виду у почти всего города. Пока девушка не развернулась и чётким строевым шагом скрылась за поворотом.

Где-то тут был пруд.

Сейчас там будет уха.

Чудаковатого пана Йержимановского было жаль. Ему и так придётся несладко – Пшемислав не простит вмешательства в его дела. Даже вот такого мелкого и случайного. А тут ещё и пани Альжбета со своими нравоучениями!

– Не вздумайте опаздывать на ужин! – крикнула ей вслед хозяйка вечера, которая была намерена устроить жизнь своей жертвы наилучшим образом.

– Да вы тихоня, Янек… – задумчиво подала голос забытая пани Хоментовская, эффектная женщина без возраста, одетая со столичной элегантностью. – Я-то была уверена, что ваша избранница состарится раньше, чем вы решитесь сделать ей предложение!

Высокая брюнетка рассматривала его внимательными чёрными глазами и постукивала изящными пальчиками по костяной ручке зонтика, который она любила использовать как трость.

Янек поправил очки, солнечно улыбнулся и развёл руками:

– Я просто не смог устоять! Сногсшибательная женщина!

– Так быстро? – шёпотом уточнила пани Альжбета, оценивая, надобно ли эту новость распространять прямо сейчас или же подождать до завтра.

– Молодёжь такая нетерпеливая, – не дала счастливому жениху оправдаться пани Амалия Хоментовская. – Как любовь в голову ударит, так обо всём и забывают. И о приличиях, и о своих непосредственных обязанностях. Между прочим, Янек, вам ведь нужно проверить, всё ли готово для презентации моего мужа. Пан Хоментовский вам не простит, если что-то пойдёт не по плану.

– Да-да, конечно, – Йержимановский думал, как бы половчее повторить манёвр невестушки и избежать очередного протирания пыли с древнего саркофага. Тот уже и так блестел, как новенький.

– Сейчас же, Янек, сейчас же! – стальные пальчики сжали плечо незадачливого и рассеянного помощника.

Ощущение было такое, как будто они сомкнулись на горле.

Молодой человек покорно последовал за пани Амалией.

Пани Альжбета улыбнулась. Жена профессора ей определённо нравилась. Нужно будет, чтобы она не задержалась в Гдыньске надолго. В этом городе должна светить только одна звезда!

Глава 4. В которой вечер заканчивается раньше, чем предполагали

Особняк пани Альжбеты имел два этажа, высокие узкие окна, стены из белоснежного камня, всем видом показывая, что именно так и должен выглядеть дом шляхты. Дорого, элегантно, модно. Скоро солнце скроется за горизонтом, и улыбчивая хозяйка пригласит гостей в столовую, где столы покрыты ослепительно белыми скатертями, где серебро старинное, а сервиз расписан вручную мастерицами цинского царства. Зазвучат поздравления и здравицы. Комплименты и просто льстивые речи. И просьбы, завуалированные в беседы:

«Племянницу бы пристроить в ваш пансион. Невест мало, а хороших невест ещё меньше, да она бесприданница и красотой не уродилась…»

«А внучка, внучка бы моего. В городскую думу, хоть клерком, хоть счетоводом. Замолвите словечко перед паном градоправителем, а?»

«Билетик бы на новый спектакль. Моя жена так любит театр. Мы в долгу не останемся…»

«Говорят, вы открываете школу искусств, а наша донечка так рисует, так рисует хорошо…»

Слуги разнесут изысканные блюда, приготовленные известным поваром, выписанным по случаю юбилея из самой столицы и стоившим бешеных денег. Будет там и фаршированный молочный поросёнок, и устрицы, оленина в цитрусовом соусе, и сливочное бланманже, звери и цветочки из марципана, лёгкое светлое вино с приятным фруктовым запахом. «Чёрного гуся», приготовленного на углях с имбирём и перцем, непременно принесут.

Служба у пани Альжбеты считалась престижной. Не удивительно, что многие потом перебирались работать в столицу. Их родственники гордились таким карьерным взлётом, и желающие служить в белом доме находились всегда.

Угостят кофе, не из цикория, жареных желудей или ячменя. Настоящим, который стоит по золотому за фунт. Альжбета свято верила в чудодейственность бодрящего напитка и скептически относилась к докторам, что советовали употреблять его только утром. И никто не скажет, что ананас взят в аренду для украшения стола, а в шоколадном фонтане слишком много молока.

Никто не уйдёт обиженным.

Потом в бальной зале начнутся танцы. Паркет натёрли до блеска, поставили в вазы свежие цветы – всё те же вездесущие розы, заменили масло в лампах.

Ян принюхался. Так и есть. Не просто алхимическая смесь для бездымного горения в светильниках, а её «улучшенный вариант», обладающий приятным ароматом и «поглощающий запахи тел». Зачем так тратиться, если окна и без того будут открыты настежь?

А уж затем, после вручения всех подарков, когда все слова будут сказаны, в специально подготовленной комнате начнётся главная изюминка вечера.

К ней готовились основательно. Щиты магической защиты Янек перепроверял трижды, окна занавесили плотной тканью, не пропускающей ни воздуха, ни света. Зачем, если всё начнётся в полдвенадцатого ночи? Но профессор только рукой махнул: таковы правила, мальчик, и не нам их менять. Пол, потолок и стены слуги вымыли раствором хлорки, а потом ещё и магией пришлось обработать. Стол, сейчас укрытый белоснежнейшей скатертью до пола – хороший кадр для магографии будет – притащили из лаборатории. В этом доме не нашлось ни одного предмета мебели, который выдержал бы вес каменной глыбы. Как по мнению Янека, так это просто огромный гроб с резьбой по стенкам. С ним слишком носятся и явно переоценивают его значимость для науки и искусства.

У дверей в залу, где планировалось разворачивать мумию, и под сетью новейших сторожевых заклинаний стоял каменный саркофаг то ли древнего воина, то ли жреца, пани Хоментовская приостановилась и прижалась к молодому человеку. При этом чуть не зажала его в угол и чудом не оторвала портьеру, но мелочи не стоят внимания.

– И чем же милая пани Стефа лучше, чем я?

В самом деле, чем? Миловидная, глаза выразительные, голубые, как летнее небо. Носик аккуратный, губы пухлые, но словно никогда не знали помады. А уж ресницы! Таких густых и длинных столичные прелестницы и магией добиться не могут.

А характер… Вот насчёт характера пан Йержимановский не стал бы обманываться. Скромность и молчаливость скорее не черты её натуры, а попытка выжить в обществе, где основными добродетелями женщины считают религиозность и послушность.

Да, так мастерски разрушить свою жизнь – это ещё надо уметь!

Дурочка…

Но пани Хоментовская не поймёт желания помочь незнакомой девушке. Она уж скорее всего решит окончательно утопить бедолагу. Ведь всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Это её кредо. Оно у неё на браслете выгравировано.

А разрыв скоропалительной помолвки нанесёт репутации Стефании не такой урон, как положение любовницы местного короля.

Стоит запомнить про слабость Левандовского к русоволосым девушкам в беде.

Но мысль эта столь нетипичная для простоватого недотёпы-помощника профессора, что лучше о ней не думать, а то ведь ментальные маги не дремлют и редко спрашивают разрешения залезть в голову. Точнее, они никогда не спрашивают разрешения применить свой дар.

Если бы эти засранцы ещё поголовно на корону работали! Хоть какое-то оправдание!

– Да как вы такое могли подумать? – полузадушено пискнул Янек. – Вы же… Вы же как солнце! Вы же такая модная! Такая недоступная! Как я могу о вас думать?

– Не такая уж и недоступная… – пани Амалия слова «нет» тоже не знала, в чём Янек за последний месяц уже не раз убеждался на собственном опыте, тренируя способности к развешиванию лапши на женские уши.

– В ней нет вашего шарма! Вашей элегантности!

А ещё – тонны магических зелий и притираний. Без них, как подозревал Янек, жена профессора будет выглядеть чуть лучше, чем горячо любимые её мужем мумии.

– Ах, льстец! – зарделась брюнетка и ослабила хватку.

Парень смог вздохнуть свободнее и закрепить успех.

– Пр-рошу! – пан Йержимановский скользнул в сторону и открыл дверь для своей спутницы.

Добродетели пани Амалии он выписал на листок и старательно заучил, но всё-таки предпочитал не зачитывать все их одновременно.

– Обратите внимание, почтенная шляхта, – за университетской кафедрой, притащенной Янеком на своём горбу без использования любой магии, стоял невысокий плотный человек с бульдожьим лицом и умными карими глазами. Профессор Хоментовский репетировал свою речь, а слуги в очередной раз перетаскивали стулья, чтобы каждому гостю было хорошо слышно и всё видно. – Лицо на крышке саркофага всегда имеет портретное сходство с умершим. Мы можем предположить, что хозяин гробницы был мужчиной, едва достигшим тридцатилетия, и наверняка считался весьма привлекательным мужчиной.

Если это и так… Нет, возможно по меркам двух-трёхтысячелетней давности он и был красавчиком, но вот встретить такого товарища, да на узенькой тропинке… Нет, только если у тебя дубинка и ты умеешь ей пользоваться. Или очень быстро бегать.

Янек скривился. В любом случае, художник, что работает при академии, уже ждёт не дождётся, когда сможет сделать слепки с черепа покойника и восстановить его внешний вид. Лишь бы не приукрасил, как он любит это делать!

Пани Амалия строго взглянула на мужа и, не говоря ни слова, присела в первый ряд. Отставила зонтик, достала блокнотик и белый карандаш на верёвочке, что-то пометила на листке, нахмурив точёные брови.

– А кем же был этот человек? – пан Пшемислав стоял около саркофага, заложив руки за спину и задумчиво рассматривая ряды иероглифов, картинки крылатых женщин и мужчин на колесницах, солнца с лучами-руками, людей с головами птиц, шакалов и львов.

Пани Амалия топнула ножкой.

– Вы испортите нам весь сюрприз!

– Ну, душечка, – профессор оторвался от своих бумаг, и словно только сейчас увидел, что зрителей в зале стало больше. Про жизнь мумии он тоже собирался рассказать. В подробностях и с деталями, которые так любят простые обыватели. Но куда же он спрятал листочки с записями? – Ведь ничего страшного не произойдёт, если пан Левандовский немножечко послушает…

– Конечно, нет, дорогой! – пани Амалия подошла к мужу, чуть наклонилась – она была выше его на целую голову, – поправила шейный платок и положила перед ним тонкую папку. – Ты забыл новую редакцию своей речи, милый. А ведь вчера всю ночь над ней работал! – то ли мужа пожурила, то ли приятному молодому человеку пожаловалась.

– О, прошу вас, не обращайте на меня внимания! – Пшемислав улыбнулся и бросил ничего не значащий взгляд на Янека. Тот уселся на свободное место и оперся о спинку стула. Если повезёт, то и получится подремать. – Я с радостью послушаю речь вашего мужа и второй и третий раз! Она столь живая, непосредственная. Я просто поражаюсь тому количеству деталей, который знает пан Хоментовский.

– Итак, – смущённо прокашлялся пан Йозеф Хоментовский. – По иероглифическим надписям на саркофаге можно сделать вывод, что это мумия человека из редкой касты жрецов-воинов. И звали его…

Янек Йержимановский прикрыл глаза. Главное, не захрапеть! В очередной раз…

Ну и дура!

Нет чтобы… Как тут принято? Смутиться или в обморок упасть? Обморок вообще универсальный выход из любой щекотливой ситуации.

Зато женихом обзавелась! Будто других проблем мало…

Стефания сидела на скамейке и смотрела на чёрную гладь озера.

Долго.

И никто не нарушал её одиночество. Только клёкот какой-то птицы и жужжание жучка, вьющегося около круглого фонаря.

От воды тянуло сыростью. Было неуютно, но уходить не хотелось.

Холодно.

Зато мозги на место встали!

Тишина. Ей так не хватало спокойствия и уверенности…

Здесь и сейчас, на деревянной скамейке, замерзая в тонком платье, проблем не существовало.

Они появились позже. Дворецкий и какой-то незнакомый юноша в серой форме полицейского.

– Пани Заремская? – от чувства собственной важности он говорил громко.

Ощущение умиротворения разбилось как стекло.

– Да, – Стефа вздохнула.

Исчезла иллюзия спокойствия, с трудом обретённая ценой нескольких часов плача, диалогов с собой, поисков несуществующих выходов из очередного тупика и просто медитации на ровную, глубокую и безразличную водную гладь. Даже магия странно притихла и не рвалась яркими всполохами с рук.

Слова были чужими, лишними. Кому она могла понадобиться? Зачем?

– Чем могу быть полезна?

– Вас хочет срочно видеть пан сыскной воевода. Прошу следовать за мной.

– Что случилось?

Полицейский не ответил, но дворецкому отказала его профессиональная выдержка. Он плюхнулся на скамейку рядом с девушкой, уткнулся лицом в ладони и сквозь рыдания выдавил:

– Убили нашу матушку… Кормилицу нашу! Благодетельницу! Как жеж мы без неё, родненькой!

– Кого? – охнула девушка.

Убийство? Здесь?

Здесь же… так тихо!

– Пани Альжбету, – процедил недовольный паренёк и, довольно грубо схватив девушку за руку, потащил её по тропинкам в сторону дома. – А ты пока наслаждайся свободой. Утро в камере встречать будешь! Душегубка проклятая!

Он добавил пару выражений похлеще, но Стефе было не до того.

В Гдыньске никогда не случается ничего ужасного. Здесь подают на завтрак кофе, выпекают ватрушки, здороваются с соседями, заходят на чай по вечерам. В палисадниках почти круглый год цветут цветы, осень расцвечена багрянцем клёнов, а зимы мягкие. Даже шторма обходят бухту стороной. Полицейский на площади всегда мил и вежлив. Кучера сонливы и ленивы. Пани говорят неспешно, а паненки беспечно улыбаются.

Здесь не страшно гулять по темноте. Здесь не встречались нищие-попрошайки и карманники, даже в курортный сезон. Как тут могли кого-то убить?

– На кого ж ты нас покинула, матушка!? – выл у озера старик. – Кто ж о нас да позаботится? У кого ж рука да на тебя беззащитную поднялась-то?

Рыдания становились всё безутешнее и тише. Ему вторил голос какой-то собачонки, ищущей луну в новолуние. Стены из вечнозелёного самшита, петлями сворачивающиеся в лабиринт, умело глушили звуки.

Ноги заплетались, спотыкались и тогда полицейский просто тащил её по дорожкам, подгоняя вдохновляющими описаниями, что будет с ней в тюрьме, где убийцам и место.

– Как? Вы что… Считаете, что я?

– Тебе, шваль безродная, виднее! А пан Бачинский за пять сек тебя на чистую воду выведет. Как птичка запоёшь!

Особняк, громадина в три этажа с зевами освещённых окон, показался внезапно. Просто вынырнул из-за поворота, но какой-то притихший, настороженный.

В дом полицейский втащил её с парадного входа, едва не сломав девушке ногу на ступеньках крыльца, надеясь, что позор Заремской увидит как можно больше людей, и тогда выбить из неё признание будет проще, чем пожарить колбасу. Но дом словно вымер. В широких коридорах не попадалось даже слуг, а тишина, слишком неестественная для этого места, била по ушам. Тем злее были слова. Конечно же, ничего личного. Работа такая.

Янек Йержимановский словно из-под земли выскочил.

Стефа даже не увидела, откуда он появился. Сидел ли в гостиной, шёл куда-то по поручению профессора или собирался по-тихому исчезнуть из дома, где произошло несчастье.

Все бегут от тех, кто несчастлив, будто неудачи передаются по воздуху, как грипп.

Ей было уже всё равно. Ей бы минуточку, чтобы выдохнуть, подумать и решить, что же дальше делать. Не могут же её обвинить в убийстве без доказательств? Ведь не могут же!

Растерянность сменялась чем-то иным. Желанием выпутаться из этой ситуации. Любой ценой. С каждым вздохом сильнее. С каждым биением сердца.

А Янек… Поймал взгляд девушки и споткнулся. Не о мольбу о помощи. Просить, кажется, Стефания не умела. А вот о решимость…

А то, что возможностей практически никаких, и дело дрянь… Она сильная! Она справится!

Нечасто он видел в глазах паненок такую злую решительность. Или же просто обострённое чувство справедливости взыграло?

– Э-э-э, душечка! – пропел Янек и бросился к ней обниматься. Удачно так обнял. Пана полицейского оттеснили лёгким движением бедра, а захват разжался сам собой. – Где же ты была, свет очей моих? Этот человек тебя не обидел, душа моя?

– Пани главная подозреваемая в убийстве! – так и оставшийся для Стефы безымянным пан потряс рукой. Кисть горела, словно её окунули в кипящее масло. – Я веду её к пану Бачинскому!

– Ой-ой-ой! Какое страшное недоразумение! – поцокал языком вихрастый парень. – Мы сейчас его разрешим, и сладость моя пойдёт домой. Это ж стресс какой!

– А вы кто будете?

– Я? – Йержимановский приосанился, заодно вспоминая, как ещё ласково любил называть профессор свою жёнушку. Не повториться бы. – Я её жених! Ведь так, эмоциональная моя?

– Нет! – твёрдо выдала невеста.

– Совсем от радости голову потеряла, – умилился Янек с довольной улыбкой.

Стефа заподозрила, что для полного счастья к ней прицепился сумасшедший.

И, одной рукой обнимая Стефанию, а второй – полицейского, странный парень повёл их в небольшую гостиную к пану сыскному воеводе Гдыньского повета.