Текст книги "Янина, школа для маленькой ведьмы"
Автор книги: Анна Летняя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Анна Летняя
Янина, школа для маленькой ведьмы
Пролог
Я сидела на своем привычном месте, в такое же, как обычно, время, и как много раз до этого, любовалась Русом.
Солнце катилось к закату, и прохладный ветерок пробирался под мою одежду. Наверное, стоило одеть что– то более существенное, чем форменные блузка и шорты, но я не хотела терять ни мгновения из оставшегося у меня времени. Оставшегося у нас.
Отняв мяч, Рус, как обычный дворовой мальчишка, побежал к воротам противника. Для людей, читающих фентезийные книжки, сама мысль, что необычные существа, учащиеся в школе магии, могут играть в простой футбол на траве, показалось бы сюрреализмом. А эти "существа" были счастливы чувствовать себя самыми обычными, не обремененными чем– то большим, чем этот глоток свободы.
Мысли все возвращались к тому, что уже свершилось. К неизбежному и далеко не радужному будущему.
Увы, у любого поступка есть обратная сторона. Принимая ответственное решение, следует учитывать и возможное наказание за него. Я оказалась неважной ученицей, раз смогла в полной мере и на собственной шкуре осознать истину, вдалбливаемую нам преподавателями с первого класса. И ведь все могло оказаться для нас куда опаснее, чем общее забвение. Жалела ли я, что спасла вместе с любимым Юрку, Макса и Альку? Нет. Тысячу раз нет. Я запрещала себе, даже в своей голове, задавать вопрос, начинающийся с коварного «Если»! Они моя первая и самая надежная семья, если и рисковать, то только ради них.
Команда Руса бурно радовалась одержанной победе. Конечно, все это соревнование было лишь в шутку, ради веселья. Начни все применять свои истинные способности, финал был бы непредсказуемый. Для нечисти в наше время, когда на каждом шагу могут встретиться блогеры и камеры слежения, очень важно полностью обрести контроль над силой до того, как они окажутся за стенами школы. Так что всем приходится сдерживать себя, даже во время веселой игры.
Все соревнования, турниры и соперничества имели под собой одну схему: не потревожил маячки – значит, справился. У Руса и Марка впереди есть три года для тренировки силы воли, ведь демонологам очень сложно удерживать животную часть под полным контролем. А вот Юрка выпускается, как и я, в этом году. Юрка охотник и куда больше человек, чем многие из нас. Просто ему нужно верить инстинктам, и тогда его чуткий нос, зоркий глаз и волоски на загривке сохранят его шкурку целой. Насколько я знаю, дальше он собирается в школу милиции или ФСБ, это уж куда пройдет по баллам с ЕГЭ. Мои документы уже отправлены в несколько заведений, и я даже зачислена, только вот куда точно, еще не успела узнать. Плевать, где грызть гранит науки, если ЕГО рядом больше не будет. На глаза опять навернулись слезы и я прикусила щеку, лишь бы сдержать их.
– Ты плачешь? – мой самый родной мужчина присел на корточки рядом, а я и не заметила.
– Нет. Ты же знаешь, что ведьмы оплакивают только разбитое сердце, а мое принадлежит тебе. Ты же его будешь беречь?
– Больше своей жизни, душа моя.
Крепкие объятья и такой привычный поцелуй в висок. Как же я буду без него дышать?
– Значит, я никогда не буду плакать. – Я зашептала ему на ушко, желая отвлечь от слез. – А это просто ветер песок кинул. Пойдем, я глаза промою, и поужинаем в нашем классе, а то устала я от внимания за последнее время.
Кивнув, Рус поднялся и перекинул меня через плечо. Его ладонь, не таясь, поглаживала то одну, то другую ягодицу.
– Арсулан! Будешь наглеть, я тебя укушу.
– Я же только шорты твои почистил! Сама уселась в пыль на холодную скамейку, вот и приходится заботиться о тебе, несмышленой, – лукаво сказал юноша, продолжая путь и одновременно ласково поглаживая округлости.
– Так я и поверила. Опять зверюге потакаешь! Как будто я не знаю, какой он собственник.
– Наговор, госпожа ведьма! Мы с моим Идом все делаем только ради Вас. А были бы мы собственниками, давно бы лишили твой шкаф всего, что оканчивалось выше колен.
– Эй, это же половина допустимого правилами гардероба! Официальная одежда школы.
– Вот и представь, как мучаются все парни с приходом тепла. Сотни девушек в мини– юбках, некоторые еще и в чулочках, – он поставил меня на землю в десяти шагах от главного входа школы.
Его руки, как и тысячу раз до этого, притянули меня в объятия, и горячие губы зашептали на ушко:
– Твой нежный стан меня притягивал магнитом всегда, сколько я себя помню.
– Не правда, я была костлявой лет с одиннадцати, неуклюжей и с вечно сбитыми локтями и коленями. Худая, бледная… Ты не мог меня выделять среди остальных. Ты старше меня на семь лет.
– Но и учиться я буду дольше… Как же хочется выпуститься с тобой вместе. Подали бы заявление как пара, получили бы распределение в Вуз и одну комнату в общаге.
Руки Руса согревали спину, нежно поглаживая, а я боялась выдать себя. Он ведь даже не представляет, что уже завтра никаких «нас» не будет. Никто из тех школьников, что сейчас проходят мимо и тепло улыбаются нашей, ставшей привычной за два года паре, не удивятся завтра его, да и моим, холодным взглядам. Мы и сами с Русом не вспомним о том, что потеряем в полночь.
Вжавшись в Руса, я зашептала, больше не в силах сдерживать порыв своей сущности защитить и уберечь:
– «Ураган тебя не остановит, бураны не навредят, беда стороной обойдет и дух твой отныне единый, в жизни земной не предаст».
Рус удивленно отстранил меня и принялся вглядываться в мое лицо:
– Зачем это? Думаешь, я не знаю, что откат за такой продолжительный наговор сильно ударит по тебе? Зачем, Янушка? Разве я так слаб?
Взяв его лицо в ладони, притянула для поцелуя, все еще горького, но горячего и искреннего. Его губы послушно разомкнулись, и мы потерялись в наслаждении. Только рядом с Арсуланом Свердловым я была собой. Дышала полной грудью и не боялась ничего.
– Эй, без пяти минут семейная пара, оторвитесь друг от друга.
Мой куратор, как всегда, была строга и серьезна. Алевтина Рысак стояла в паре шагов от нас и хмурилась. Сегодня я прогуляла ее пары. Ведь как та, кто не умер в зеркале, она все еще помнила и могла как– то помешать мне своими силами.
– Аля, можно сегодня она будет только моей? – попросил Рус севшим голосом. Его глазами уже смотрел демон, всегда голодный до моего тепла.
– Нет. Проваливай в душ, а потом у тебя зачет у сноходцев. Сам пропустил время пересдачи!
Алевтина погрозила ему пальцем, а потом, встав совсем близко к нам, прошептала:
– Я почти договорилась о твоем экстерне. Не подведешь меня – свалишь отсюда через год. Между вами будет один человеческий год учебы…
На лице любимого резко сменились эмоции от разочарования, до восторга. Он прижал меня к себе напоследок еще раз, отстранился и пошел к своему корпусу. А я опять укусила себя за щеку, понимая, что только что потеряла пять часов оставшегося нам времени. Арсулан уходил от меня, возможно навсегда, и даже сам не понимал этого. Я ощущала, как рушится мой мир, осыпаясь острыми осколками, но не могла это показать никому из тысячи живущих здесь существ.
－Зачем? – На выдохе вытолкнула из себя вопрос.
－Ты совершила бы фатальную ошибку. Я бы тоже свершила ее на твоем месте… Это в природе ведьм.
－Ошибку? – я непонимающе посмотрела на Алю.
－ Ребенок. Ты бы смогла его упросить сделать тебе сегодня малыша, но как бы ты поступила потом, не знает никто. Может бы сделала аборт, а может и родила. Но если ты и правда его любишь, то должна выполнить условие. Только после этого вы сможете быть вместе.
－Я бы оставила нашего малыша, – руки сами легли на живот. Я даже не думала об этом, но после ее слов поняла, что скорее всего так бы и поступила.
－Ты бы забыла, кто тебя наградил бебиком. Ценим ли мы стаканчики из– под кофе? Нет, это только хлам.
－Новая жизнь не хлам! – возмутилась я сравнению живого существа и куска бумаги.
－Но большая помеха для ведьмы на службе. Ты пока никто, еще даже не выпустилась, не получила образование, и не нашла работу. Вспомни собственную мать. Как ты себя чувствовала, когда эта женщина сбагрила тебя первому замеченному ею нелюдю. Она ничего не чувствовала к тебе. Так и ты не смогла бы полюбить ваше дите под этим проклятием. А что бы ты сказала Русу, когда вы встретились снова? Смогла бы простить себя через пять, семь, а может пятнадцать лет, увидев вашего первенца, оставленного на воспитание сторонним личностям? Знаешь, сколько вариантов возможны при таком раскладе? Так что это мое тебе “спасибо”. И последний урок－всегда расставайся быстро.
－Не могу заставить себя быть благодарной тебе. Не сейчас.
－Я знаю. Тебе будет очень тяжело, но ты ведьма, а мы храним баланс прежде всего в душе. Если там его нет, то и нас больше нет. Без этой истины мы всего лишь шарлатанки в большом городе, пускающие пыль в глаза любительницы денег.
－Я помню. Но разве есть у меня шанс быть с ним? Скажи честно.
－Шанс есть всегда. Духи вредные, бесчувственные, коварные, но справедливые. Если они поставили условие пролить тебе слезы три раза по разным мужчинам, то такой шанс у тебя будет. Главное, не упусти его.
Алевтина шагнула ближе и обняла меня. Ее теплые руки укутали меня в кокон заботы и добра.
－Спасибо тебе, девочка, спасибо тебе за меня и за них. Ты сама не представляешь, сколько душ и судеб спасла вчера. Каждый из нас сможет помочь многим, если не тысячам, то сотням. Спасенные в свое время протянут свою руку помощи другим, и так до бесконечности. Один твой выбор значил очень много.
－Я спасала его. Вы шли прицепом. – Ответила я то ли правду, то ли свою выдумку.
Я и сама не знала ответ на этот вопрос. Мои лучшие друзья, любимый мужчина и ведьма– наставница, все они были особенными, игравшими важные роли в моей жизни. Но с другой стороны, соглашаясь на условия духа, я думала только о том, как по каменным плитам текла темная кровь Руса.
– О, как же я могла подумать, что ведьма Янина вспомнила обо мне в столь тревожный момент? Мое сердце разбито, и я хочу утопить печаль в вине. – Алевтина тряхнула головой, и подхватив меня под руку, потащила в сторону домиков кураторов и педагогов.
– Сегодня напьемся с горя, а завтра ты пойдешь сдавать оракулу свои измышления. – Усмехнувшись, куратор добавила фразу, разрушившую образ взрослой и ответственной женщины. – По личному опыту знаю – мы, ведьмы, можем предсказывать только с большого похмелья.
－Меня выгонят, а в аттестате поставят неуд.
－ И что? Думаешь людская комиссия увидит эту оценку и исключит тебя? Для них ты уже сдала все на «хорошо» и поступила.
－ А ты не знаешь, куда именно меня зачислили?
－Куда-то, где возятся с бумажками, счетами и чужими деньгами. Какая разница, если ты умница в математике, а платить тебе будут совсем за другие свершения, младший искатель нестыковок Янина Вир? Пошли быстрее, напьемся и пусть все забудется.
Я послушно топала за своим куратором, а мое сердце рвалось к любимому. Наверное, он уже принял душ со сваренным мной лично для него можжевеловым мылом, и теперь спешит сдавать зачет по ненавистному ему снохождению. Его сущность не могла только наблюдать со стороны. Демонологи – это передовики, они лидеры, ведущие в бой отряды генералы. Смотреть со стороны, как мучается душа в оковах кошмара, для Руса пытка.
Меня резко дернули, привлекая внимание. Оказывается, мы уже прошли большую часть пути, и до домика Али нужно было только перейти по мосту через один из притоков речки с лирическим названием Верная. Она никогда не была бурной, не приносила в озеро муть и грязь. Вся школа стояла вокруг этого озера. На картах его не было, как впрочем и не существовало местной реки, полян и пары горных гряд. На просторах земли русской легко можно было затерять клочок земли и побольше, особенно с помощью полога стирающей вуали. Еще на первых уроках истории нам рассказывали, что школу построили до крещения Руси. Под видом отщепенцев, верующих в славянских Богов, многие нелюди избежали принудительного крещения. Потом был второй исход старообрядцев, ну, а когда люди забыли всю истинную веру, и принялись поворачивать под себя удобными углами первые заповеди, трактуя их на разный лад на съездах церковников, тут нечисть уже и не пряталась. О чем можно говорить, если священники верили в то, что вампир боится солнечного света и воды, над которой читали молитву, адаптированную на свой лад чуть ли не всеми приходами каждой страны? Сами того не понимая, Святые Отцы переписали заклятия от нашего брата, оставив их без сил.
Теперь мы свободно венчались в церквях, крестили детей, молились и помогали не инициированным своим собратьям. Отправляли их под покровительство таких мест, как наша школа. Мы не были злыми или кровожадными, скорее, справедливыми. Жили по законам души и подчинялись велению природы. Лесовики, болотницы, русалки, оборотни, и еще многие, о ком и не догадываются люди. Мы всегда были и будем. Этот мир больше любит нас, чем людей, подстраивается под нас и поддерживает места силы для нас. В отличии от людей, чувствующих в местах силы лишь бодрость, мы можем даже воскрешать своих собратьев при определенных условиях.
Стоя уже у самой двери, я оглянулась назад. Я буду скучать. Не только по Арсулану. По этому месту. Оно подарило мне куда больше, чем сейчас отнимал дух озера. Тут я была как дома долгие тринадцать лет, проведенные на обучении.
– Пойдем. Яна, тебе нужно забыть его уже сейчас, – усталым голосом позвала Аля, прикоснувшись к моему плечу. – Не хорони вас навсегда, думай об этом как о расставании и только.
– Это больно…
– Очень, но ты же настоящая ведьма, а значит, только смеешься в лицо невзгодам.
– Сегодня я хочу только плакать, – ответила я, повернувшись к ней лицом.
– А будешь пить! Цени мою самоотверженность, я ведь завтра принимаю зачеты у смежников. Ты даже не представляешь, какой бред они могут нести, с самыми честными глазами, стоя напротив моего стола. Так и хочется шарахнуть по столу и прописать пару дней отработки. – Жалуясь, она втащила меня в свой дом и закрыла дверь, отрезая от моего любимого навсегда.
А ведь когда– то давно, я уже ненавидела свое будущее…
Глава 1
Мама шла слишком быстро, таща меня за собой вместе с подпрыгивающим на выбоинах тротуара чемоданом. Иногда она дергала меня за руку, принуждая переходить на бег. Сегодня мы с мамой приехали в это странное место на такси, а не на машине дяди Эдика и его странного брата Артура с бешеными, но добрыми глазами. Я никогда не боялась Артура и даже радовалась, когда он забирал меня из детского сада, если мама не могла или не хотела делать крюк по пробкам, возвращаясь с работы. Я не понимала, почему воспитатели так подозрительно на него смотрели, часто не желая отдавать меня, и почему они названивали маме прежде, чем согласиться отпустить меня с Артуром. Он часто болел и оставался дома, но работодатели не терпели пропуски и выгоняли Артура регулярно.
Вчера он опять трясся и просил денег у мамы на свое лекарство, которое я уже давно не считала хорошим, ведь после каждого принятия белого порошка, в его теле скручивались узлом все органы. А сам мужчина закрывался в комнате и улыбался, смотря в потолок. Я много раз говорила про это маме, но она ругала меня и даже била, называя лгуньей. Вчера я решила помочь ему хоть чем– то, ведь до зарплаты еще целая неделя, и купить новую порцию лекарства для дяди Артура было не на что. Мой язык уже давно чесался от волшебных слов для доброго дяди Артура, но я его прикусывала, ведь мама запретила желать людям что– то большее, чем приятного аппетита. Называя мой рот проклятым.
Я пробралась в комнату Артура, пока мама была занята у своего компьютера, и, сжав ладошкой холодные, мокрые от пота пальцы, попросила его не покупать больше плохое лекарство.
– «Боли не слышать и не страдать. Укрепи свое здоровье, застолби его на век.»
Слова сами срывались с языка, и с каждым из них тело Артура расслаблялось, уходила его болезнь, оставляя чистым тело. Пусть еще слабым, но уже не нуждающимся в регулярных приемах белого порошка. Я завороженно смотрела, как алые всполохи внутреннего пламени затухали и выходили из него вместе с дыханием, как болячки в его животе заживали, прекращая истекать кровью – не красной, как мои сбитые коленки, а черной, вязкой и вонючей. Теперь он будет всегда здоровый, бодрый и веселый. Будет ходить на работу, а на обратном пути забирать меня и ему станут улыбаться мои воспитательницы…
Ворвавшаяся в комнату мама откинула меня к стене, отвесив пощечину, разбившую мои губы и заставившую голову кружиться. Она кричала проклятия, говорила, что ненавидит день моего рождения, что я разрушила их планы с дядей Эдиком. Схватив за руку, мама отвела меня в нашу комнату и кинув на кровать, заперла дверь, приказав не показываться ей больше на глаза.
Позже кричал и дядя Эдик, угрожал и грозился выкинуть нас с мамой на улицу. Я закуталась в одеяло и закрыв уши руками, терпела боль, вытирая кровь небольшим полотенцем, которое всегда висело на моем стульчике именно для таких целей. Мама часто била меня, и запрещала выходить из комнаты, пока я не приведу себя в порядок.
Слез никогда не было. Ни обиды, ни ненависти к этой женщине я не чувствовала. Она не хотела моего рождения и точно избавилась бы от меня, но бабушка, тогда еще живая и добрая, пригрозила, что завещает свою квартиру первому встречному, если она только попытается что– то предпринять. Вот мама и терпела меня рядом с собой. А после смерти бабушки, когда адвокат зачитал ей условия, оставленные покойной, мама не смогла отправить меня в детский дом, как говорила мне на похоронах у гроба той, кто любил меня по– настоящему.
С тех пор прошло больше года, и мама, по– видимому, нашла способ избавиться от меня в обход завещания. Собрав мои вещи в чемодан, она сказала, что отвезет меня в церковь. Сейчас мой чемоданчик подпрыгивал по выщербленному асфальту, громко стуча своими колесиками и привлекая к нам внимание окружающих. Но мама шла вперед торопливо, не оглядываясь, наплевав на всех, а в ее душе царила радость от скорого освобождения от меня.
Я всегда, сколько себя помню, чувствовала когда мне врут, не договаривают или ненавидят, даже если люди при этом улыбались. Бабушка называла эти способности очень важными и требовала всегда слушать свое сердце, а не глаза. Еще одной странностью было, то что я помнила себя с самого первого вдоха в роддоме. Как толстая медсестра обтирала меня от маминой крови, как прочищала нос и рот какими– то трубочками, и как пыталась заставить маму приложить меня к груди. Но та отказалась, заявив, что это ожидающая в коридоре бабка хотела меня, а она не будет портить свою грудь. Тогда эти слова вызвали в душе всех присутствующих ненависть к ней, но она только ругалась на них, требуя оставить ее в покое. Кормил, пеленал и мыл меня только персонал, бабушка сослалась на неадекватность роженицы, хорошо приплатила за это. Все надеялись, что мама одумается, но чуда не случилось. Сейчас мамино терпение лопнуло, и она решила отказаться от меня, отдав хоть кому– то.
Дойдя до первого же служителя церкви, она потребовала позвать отца Игната. Жестко, грубо, без приветствия. Меня бы за такое она точно побила. Ведь старших нужно уважать, всегда относясь к ним почтительно. Мужчина если и удивился, но только кивнул и попросил подождать в беседке. Наверное, не хотел всеобщего внимания проходящих мимо мужчин и женщин, раз указал на самую дальнюю от нас беседку, но мама пошла туда также решительно, таща нас с чемоданом на прежней скорости.
Внутри беседки я села на лавочку без маминого приказа, сложила руки на коленках, и опустила глаза в пол. Сегодня было тепло и я одела белое платье с вышитым красным маком на подоле, подходящее под мои единственные белые туфли. Мама не сложила в чемодан грязные вещи, а только те, что были в комоде, куда я складывала чистую, новую одежду. Я смогла выбрать одежду из того, что лежало на стуле возле кровати. Туда я вешала то, что уже одевала, но не пачкала. В нашем доме стирали только в выходные дни, и дядя Эдик не любил, когда в ванной была полная корзина чужого грязного белья. Он вообще все делил на общее и свое. Покупал вкусный сыр только для себя, а нам давал его только если у него было хорошее настроение. В остальное время мама смазывала для меня бутерброды дешевым плавленым сыром, который крошился, и говорила, что на другой у нее нет денег. По ее словам, мое содержание сжирало все ее деньги, заработанные в магазине, торгующем нижним бельем. И раз меня кормили в саду, то нечего просить еще и дома еду.
Когда была жива бабушка, она всегда накрывала ужин и давала вечерний чай с печеньем перед сном. Сперва было тяжело ложиться спать голодной, но потом я привыкла. Да и хорошая нянечка в саду всегда давала добавку молочной каши за завтраком. Ведь не все дети ее едят, а кого– то кормят дома родители. Выливать еду в унитаз она не любила, вот и щедро раздавала оставшуюся кашу тем, кто просил добавку.
– Ну наконец! – воскликнула мама и я вскинула голову, желая знать кто так сильно ее разозлил. – У меня нет лишнего времени! Могли бы и поспешить.
– Я вижу вас первый раз в жизни, почему я должен торопиться, откладывая свои дела? – в беседку зашел мужчина в одежде священника.
Он выглядел молодо, но в его душе было что– то не так. Я такое раньше видела, но спросить, почему одни люди отличаются от других, могла только у бабушки. А бабушка обещала рассказать позже, но не успела. Маму злили мои вопросы, ведь она не замечала отличий вообще, даже когда я показывала ей пальцем на конкретного человека.
– Наглая ложь. Я видела вас тут в прошлом году, когда приезжала на крещение сына подруги. Вы один из них, из нечисти. Такой сильный, что я вас с большим трудом, но различаю, а эта видит и чувствует. И я требую, чтобы вы забрали ее к своим и освободили меня от ее заскоков. Она уже сейчас должна отправиться на обучение! С ней невозможно жить! – распылялась мама, тыкая пальцем в мою сторону.
Священник внимательно посмотрел на меня, а я решилась рассмотреть его более подробно. Черные короткие волосы, карие глаза, бледная кожа и алые потрескавшиеся губы, невзрачная однотонная одежда… Ничего примечательного. Однако, я уставилась на него, как завороженная. В его груди и теле яркими пятнами мелькали эмоциональные всполохи. Злость, презрение, ненависть, жажда, жалость, забота и нежность. Все они проносились маленькими смерчами, сбивая меня с толку, так как сама сущность у него была алого оттенка.
– Вы уверены? – спросил он, переведя взгляд на мою маму и вспыхивая отрицательными эмоциями еще ярче. – Обучение для такой малышки рано начинать. Ее дар стабилен и поддается ее полному контролю. У нас не детский сад, а закрытая школа с проживанием, от момента зачисления до самого выпуска. Непрерывным, между прочим, и если вы сейчас оставите вашу дочку тут, то увидите ее только в возрасте 19 лет. И это при условии, что она сможет освоить всю программу с первого раза.
– Спасибо, что дурака не включаете! Но вы явно меня не услышали. Эта дрянь портит мою жизнь! И поверьте, я точно не буду страдать, если получу свободу от нее. Пока отучится, так станет совершеннолетней, а значит я ничего не буду ей должна. А явится, так выставлю на улицу, захлопнув дверь! – откровенно ответила мама, словно сейчас перед ней была бабушка или я, но никак не посторонний мужчина.
– Простите, это точно ВАША родная дочь? – мрачно спросил отец Игнат, стремительно чернея в душе.
– Вы спрашиваете, родила ли я этого уродца? – гордо вскинув голову, мама одним взглядом дала понять, как отвратительно ей вспоминать этот факт. – Да, родила! Мучилась, страдала, а она в породу мой покойной мамаши пошла. Та тоже была проклятийнецей. Приносила всем только несчастье своими злобными словами. Моего отца выгнала из дома, чтоб ее черти драли в аду!
– Потише, уважаемая, следите за своим языком, вы в Доме Божьем, помните о правилах приличия.
– Нечисть давно испортила это святое место! – ткнула пальцем мама в сторону священника.
– Тем не менее, это вы пришли сюда и требуете у меня помощи. Не просите, а именно требуете. Вы не думали, что если вам не нужен ребенок, то лучше его отдать на удочерение? Подарили бы ей шанс на счастье в другой семье? – он скривил лицо, словно брезговал говорить с мамой.
– Да кому она нужна, такая уродина? Она же монстр! Как рот откроет, так кошмар начинается. Она жизни нам с моим любимым не дает. Сколько не били, так и не может держать свой грязный рот закрытым.
– Как интересно. А вы не думали, что привести ее сюда, не самая хорошая идея? Требуется заключить договор на принятие в школу, нужны ее документы для оформления. Ведь это не котенок– подкидыш, по окончанию школы она получит полноценный аттестат о полном среднем образовании, и сможет учиться дальше или устроиться на работу.
– В чемодане моя расписка, что я не имею никаких претензий к вам и полностью отказываюсь от нее. Там же ее документы: медицинская карта, свидетельство о рождении, страховой полюс. Нужные бумаги из сада я заберу и поднесу в понедельник или вторник. Всем скажу, что отправила ее к родителям объявившегося отца в другой регион.
– Вижу, вы уже все решили, – брезгливо усмехнулся мужчина. – Что же, можете уходить, но больше никогда не возникайте на ее жизненном пути. С этого момента мы станем оберегать ее всеми доступными нам способами. И поверьте, они вам точно не понравятся. Все причитающееся ей, у вас отберет наш адвокат. Советую не противиться этому, а то может так статься, что придется работать на лесоповале в колонии строго режима.
Мама сглотнула испуганно, отступив от него на шаг. Сейчас отец Игнат не был таким, как раньше. Скорее, он походил на монстра, надевшего маску священника.
– Найти вы ее не сможете, даже если одумаетесь или пожалеете отдавать, «вспомнив» о большой любви к дочери, подкрепленной материальными позициями в списке наследия вашей матери. Никогда не поверю, что ведьма не защитила своего потомка и ничем не владела в прошлом. Не первая вы кукушка на моей памяти, и не последняя. Вы, люди – трусливые создания, вы отталкиваете всех, кто не похож на вас. Находите тысячи причин, обоснований, но никогда не смотрите в свою уродливую сущность. Девочка ваша кровь и плоть, разве это не заставляет вас испытывать хоть какое– то сожаление?
– Конечно, я сожалею! О том, что потратила на эту тварюшку шесть лет своей жизни! Нужно было сразу принять таблетку от нежелательных последствий! – ответила мать, гордо вскинув подбородок.
– Уходите! Убирайтесь немедленно с моих глаз или я не сдержусь и убью вас! – мужчина специально показал маме свои клыки, сейчас выпирающие настолько, что приподнимали его верхнюю губу.
Глаза мужчины загорелись красным цветом, как елочная гирлянда, но это был не теплый оттенок праздника, а страшный и опасный. Я сжала подол своего платья и опустила голову. Я слышала, как испуганно икнула мама, как она торопливо вышла из беседки, оставляя меня с этим мужчиной один на один. Ветер играл листвой на деревьях и кустах, светило солнце, чирикали птички, слышались голоса людей, но в нашей беседке было тихо. Пока священник не присел передо мной на корточки и не заговорил:
– Привет малышка. Меня зовут отец Игнат и я очень хочу наконец познакомиться с тобой. Как тебя зовут?
Полностью спокойный как внешне, так и внутренне, он улыбался мне ласково и тепло.
Сперва бабушка, а потом и воспитатели в детском саду, учили меня, что говорить с чужими людьми нельзя. Но моя мама оставила меня ему навсегда, а значит доверяет, и он уже не незнакомец для меня. Подумав, я подняла глаза на священника и представилась:
– Меня зовут Янина Вир, мне пять лет и шесть месяцев. Мне приятно познакомиться с вами, отец Игнат. – Протянув руку, как это делал Артур, когда мы сталкивались с его друзьями, я улыбнулась.
– Вир – это фамилия твоей мамы или папы? – принимая ладошку и аккуратно пожимая мои пальцы, спросил он.
– Маму зовут Ксения Новикова, она взяла фамилию дяди Эдика. Папу я никогда не видела, и мама запрещала про него спрашивать. А Вир – это бабушкина фамилия. Она говорила, что ей ее дал мой дедушка очень давно.
– Вот как. Знаешь, а я помню твоего дедушку. Очень и очень давно, мы познакомились в одной школе, когда оба там учились.
Я удивленно посмотрела на такого молодого мужчину. Моя бабушка хоть и выглядела красивой, но была гораздо старше него.
– Правда – правда. Я очень старый, почти древний, но годы, которые провел в нашей с ним школе, буду помнить всегда. Там замечательно: лес кругом, реки, настоящее озеро и очень красивый замок, где живут такие же детки, как и ты.
– Их мамы тоже вам отдали? – нахмурилась я, представив сколько можно поселить в настоящий замок таких же ненужных детей, как я.
– Не всех. Некоторые там временно, только ради обучения, которое не могут им дать другие школы. – Честно ответил он, полыхнув сожалением и обидой в алой душе, но внешне остался спокоен.
– Там учат не быть проклятой? Когда я закончу учебу, мама меня будет любить? – с надеждой спросила я.
Это была моя мечта с самого детства, но я не была нужна маме, как другие дети своим родителям. Мне не дарили подарков, не покупали шоколадных яиц с игрушкой внутри или самого обычного шоколада. Всем мама говорила, что у меня аллергия и что мне шоколад нельзя. Она покупала только вещи, чтобы я была опрятной и красивой, делала все прививки и водила меня к врачу. Мои синяки заживали быстрее чем у мамы, хватало поспать одну ночь и все пропадало. И никто не знал, что она бьет меня. Мама говорила, что ей не нужны проблемы с проверками. Если я смогу стать нужной мамочке, то буду учиться очень хорошо и старательно.
– Понимаешь, малышка. Твоя мама, она уже не изменится… Ты знаешь сказку о снежной королеве? – нашелся он.
Я кивнула. Бабушка читала мне эту сказку и водила в кинотеатр на мультик.
– Вот и в сердце твоей мамы попала холодная льдинка, но никто не смог ее достать вовремя, и ее сердце уже не согреть. Прости, но ты никогда не станешь ей нужной. Я не хочу тебе врать, и я знаю, что ты понимаешь больше своих сверстников. Намного больше.
– Значит, мама меня никогда не полюбит? – сердце болело, хотелось плакать, но слез не было. Никогда не было. Я видела, как плакали другие дети. Как у них текут слезы от боли, обиды, просто из вредности, но сама я никогда не могла выдавить слезы из глаз. Меня хвалили в детском саду за покладистый характер и послушный нрав, но я просто не умела вести себя по– другому.
– Никогда. Но если хочешь, я сделаю так, что тебе не будет больно. – Он с надеждой заглянул мне в лицо. – Это не страшно и не больно. У меня тоже есть особенные способности и они помогут тебе двигаться дальше. Ты просто закроешь глазки, посчитаешь до десяти и тебе станет спокойно. А потом мы пойдем кушать булочки и запивать их компотом. Хочешь?
