Текст книги "Чёрный монах, роман в стихах по мотивам одноимённого произведения А.П. Чехова"

Автор книги: Анна Купровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Анна Купровская
Чёрный монах, роман в стихах по мотивам одноимённого произведения А.П. Чехова

I

Андрей Васильич Коврин – первый

Магистр на кафедре, герой

Труда, сжигающего нервы,

Работал жаркою душой

И, не жалея сил, трудился,

Да так, что сильно утомился.

Он не лечился. Как-то раз,

Когда пестрил друзей рассказ

Интимностями, откровеньем,

Учёный, выпивши до дна

Стакан отменного вина,

С врачом делился сожаленьем,

Что он в работе изнемог:

Расстроил нервы пылкий бог.

Приятель доктор дал советы

И главный: лето и весну,

Как увлечённые поэты,

Кто избирает тишину,

В деревне провести с охотой,

Чередовать покой с работой,

И здравье явится само.

И кстати же пришло письмо

Андрею от Песоцкой Тани.

Она просила быть добрей

И навестить своих друзей,

Которых он разлукой ранит:

В Борисовке её отец

О том расстроился вконец.

Андрей решил: «Да в самом деле!

Проехаться давно пора!»

Сначала (было то в апреле)

Помчал до своего двора,

Проведать Ковринку большую,

Свою деревню родовую,

И жил в спасительной тиши

В уединении души.

Умчались мигом три недели.

Андрей дождался ясных дней;

На радость дорогих друзей,

Которые терпеть умели,

Отправился на лошадях,

Забывшись в радостных мечтах.

От дома до друзей считалось

Примерно вёрст… не больше ста.

Коляска тихо продвигалась,

Вокруг сияла красота,

Весны бурлило вдохновенье, –

И ехать было наслажденье!

Он мыслил в милой тишине

О Тане и опекуне.

Андрея бывший воспитатель,

Песоцкий, добрый сумасброд,

В стране известный садовод,

Был умной мысли обожатель

И потому Андрея ждал

Как современный идеал.

Дворец Песоцкого, громадный,

С колоннами, со львами, был

Местами славный и нарядный,

А где-то – как лишённый сил:

Где облупилась штукатурка,

Где обломалася фигурка,

Где ангелок лишился крыл…

Но в целом дом был прям и мил,

С седым лакеем у подъезда.

Старинный парк был важен, строг;

Казалось, сам английский бог,

Ценитель праздничного места,

Любитель утончённых мер,

Разбил его на свой манер.

От дома парк тянулся сонно

До речки на одну версту,

Кончался брегом, тихим склоном,

Являя сосен красоту:

С нагими, дряхлыми корнями,

Как со звериными руками,

Крутым обрывом брег лежал.

Близ нелюдимых вод-зерцал

В печальном, жалобном волненье

Носились с криком кулики;

Всегда близ сумрачной реки

Такое было настроенье,

Такое чувство для души –

Балладу только и пиши.

Зато близ дорогого дома,

В саду, во дворике – кругом

Царила райская истома,

Душа цвела и под дождём.

Таких волшебных украшений,

Таких прелестных впечатлений

Из самых сокровенных грёз –

Тюльпанов, лилий, маков, роз,

Цветов раскраски всевозможной,

От белизны до тьмы ночной, –

Нигде не видел наш герой.

Там было празднично-тревожно,

Там опьяняла красота –

Мила, прелестна и проста.

Весна была ещё в начале,

Большую роскошь цветников

Теплицы бережно скрывали,

Но и сверкавших здесь цветов,

Гостей из вдохновенных сказок,

Хватало, чтобы царство красок

Представил вам цветущий сад,

Приют души, простых отрад.

Особенно он был прелестен,

Как рай земной, в зари часы,

Когда в сиянии росы

Цветочек каждый был чудесен,

Блестел в объятиях лучей

И, мнилось, был дворцом для фей.

Декоративная часть сада,

В глазах хозяйна – баловство,

Была для Коврина измлада

Загадочное волшебство.

Каких уродств, пришедших с модой,

И издевательств над природой,

Каких тут не было причуд!

На славу был представлен труд:

Цвели фруктовые шпалеры,

Дубы и липы – точно шар,

Зонт яблони, как самовар

Большая груша и без меры –

Крючочки, арки, вензельки

И канделябры, и горшки,

И даже цифры – год бесценный,

Когда впервые садовод

Открыл свой угол вдохновенный,

Научно, дельно, в духе мод.

Деревья стройные, с прямыми

Стволами, крепкими, тугими,

Напоминали пальмы вид;

Присмотришься, а здесь «сидит»

Смородина или крыжовник!

Но больше прочего в саду

Будило смех и суету

Движенье вечное. Любовник

Так за красавицей следит,

Когда в нём искренность горит.

С утра до вечера с заботой

Шумели люди в суете,

Довольные своей работой:

Они служили красоте.

Среди дерев, кустов, в аллеях,

Природу ласково лелея

И дружно, точно муравьи,

Работники труды свои

Растили, словно продолженье

Своих сердец и добрых рук.

«Да, человек – природы друг!» –

Воскликнет гость во вдохновенье,

Увидев, как весёлый рой

В саду работает с душой.

Спустился вечер долгожданный,

Летел во тьму десятый час,

Приехал Коврин, друг желанный,

С душой открытой, блеском глаз.

Егор Семёныч, Таня вместе,

Не в силах усидеть на месте,

Когда термометр им сулит

И неба ясный, звёздный вид –

Пророчат утренник к восходу,

Ходили, бегали кругом,

При том тревожили весь дом,

Переживая за погоду.

Иван, садовник, как назло,

Уехал в дальнее село.

Кому оставить порученье?

Кому доверить милый сад?

За ужином одним волненьем

Хозяина был полон взгляд.

Об утреннике говорили,

С заботой думали, судили,

Как о больном младенце мать.

Решил отец: «Не ляжешь спать,

Танюша, здесь напрячься надо.

Пройдёшь по саду в первый час.

Твой прозорливый, мудрый глаз –

Защита для родного сада,

Твоим трудом цветёт краса.

А я же встану – в три часа».

Весь вечер, Коврина отрада,

Общалась Таня с ним в ладу,

А после полночи, как надо,

Они пошли гулять в саду.

Противный холод веял грозно.

Танюша думала серьёзно.

Уж сильный гари аромат

Объял собой фруктовый сад

(Коммерческий, он ежегодно

Дохода тысячи дарил),

Густой и едкий дым парил

И стлался по земле свободно,

Собой деревья окружал

И от мороза их спасал.

Деревья в шашечном порядке

Являли ровные ряды,

Царили цифры в каждой грядке

И педантичности следы:

Для важной иль доходной цели

Деревья рост один имели,

Стволы и кроны – как одно!

Природы этой полотно

Казалося однообразным,

Имело даже скучный вид;

Какой был замысел здесь скрыт?

Одно понятно, что прекрасным

Хозяином был старый друг:

Он рай изобразил вокруг.

Андрей и Таня с важной целью

Прошли по дорогим рядам,

Одновременно и веселью,

Предавшись радостным мечтам:

Они душой незримо пели.

Вблизи костры большие тлели:

Горел спасительный навоз,

Солома и другой отброс.

Порой работники, как тени,

Бродящие в сплошном дыму,

Его дробя, как призрак тьму,

Встречались им; в труде иль лени,

Все были заняты лишь тем,

Что их спасло бы от проблем.

Лишь вишни, яблони да сливы

Цвели и украшали сад,

Который, и в дыму красивый,

Цветеньем веселил их взгляд.

Сад утопал в дыму парящем,

Спасенье верное сулящем,

Лишь близ питомников Андрей

Дышать смог легче и полней.

Пожав задумчиво плечами,

Чихнув, сказал он: «Да, я так

Чихал здесь в детстве… но никак

(С улыбкой он развёл руками)

Я не пойму один вопрос:

Когда стоит в саду мороз,

«Как это дым спасти вас может?»

– Дым заменяет облака,

Когда их нет… – «Они – на что же?..»

– Не грянет утренник, пока

Во мгле рассеянной природа:

Коль облачно и непогода,

И пасмурно… – «Ага, вот как!» –

Он засмеялся, тихо так,

С теплом встречая их науку;

Смотря на девушку душой,

Её поставил пред собой

И осторожно взял за руку:

Прелестный, нежный, юный вид

Как сердце нам не умилит!

Андрей смотрел, и умиленье

Объяло тайно их сердца.

Открытость, тихое волненье,

Серьёзный вид её лица

С резными, тонкими бровями,

Слегка озябшими щеками,

Приподнятый вверх воротник

И весь прелестный, стройный лик

В подобранном игривом платье –

Всё чаровало лаской в ней.

Смотря задумчиво, Андрей

Стал детства сны припоминать ей:

«Ах, Господи! Ужель она

Уж взрослой жизни отдана!..

«Когда я уезжал отсюда

В последний раз, пять лет назад,

Вы были – воплощенье чуда,

Дитя, чей скор и светел взгляд!

Да, длинноногая такая,

Простоволосая, худая,

В коротком платьице… порой

Дразнил вас цаплей за игрой.

Что время делает!» – Да… Боже!

Пять лет исчезли… как во сне…

Андрей, скажите честно мне,

Отвыкли вы от нас?.. но что же

Я спрашиваю… глупо, да!

Вы взрослый, вы теперь – звезда,

– Живёте жизнью увлечённой…

Величина… понятно! мы –

Вам будем тенью отчуждённой

И представителями «тьмы»…

Да, всё естественно… как надо…

Но, знаете, была б я рада,

Когда б сквозь вёрсты и года

Вы доброю душой всегда

Считали б нас людьми родными:

На это право есть у нас… –

«Танюша, я считаю вас –

Родными, милыми, своими!»

– Вы честно отвечали? – «Да!

Так было, будет, есть – всегда!»

– Да… если присмотреться строго…

Отец всегда вам яро рад…

И потому у нас так много –

Да, ваших фотографий – склад!

И честно, думаю порою,

Но не завистливой душою,

Во мне – лишь умиленья глас:

Мне кажется, он любит вас

Как сына, как младого друга…

И любит больше, чем меня…

Учёный мысли и огня,

Кому как солнца свет – наука,

Вы – гордость моего отца!

Причиной вашего венца

– Он видит ваше воспитанье,

Успешным он вас воспитал:

Его усердное старанье

Ему дарило идеал…

Да, он уверен. Пусть… так надо:

Он сердцем рад – и я с ним рада… –

Уж тихо наступал рассвет,

Игру его простых примет

Сердца младые наблюдали:

Отчётливей виднелся дым

И крон навесом вырезным

Деревья украшали дали,

Звучали песни соловьёв

И с поля крик перепелов.

Подумав, девушка сказала:

– Да, холодно… и спать пора…

Андрей, у нас знакомых мало,

Деревня наша – что дыра,

И если вам признаться честно,

Общаться мне неинтересно,

И сердцу ближе тишина… –

Его взяв за руку, она

Продолжила, – но вы, Андрюша,

Приехали – как свет отрад…

А то у нас – всё только сад…

Дубы и липы, тополь, груша…

Да, жизнь в занятии одна… –

Здесь засмеялася она, –

– И только вдуматься… о, Боже!

С утра до вечера – всё сад,

Да, каждый день – одно и то же,

Всегда работай – рад не рад…

Штамб, полуштамб, окулировка,

Апорт, ранет, копулировка…

Вся наша жизнь ушла в одно…

И, может быть, звучит смешно –

Других не вижу сновидений,

Мне снится только верный сад:

Деревья посреди оград,

Цветы… других же помышлений

Не ведает моя душа…

Да, жизнь в работе хороша,

– Конечно, это всё полезно,

И я люблю наш милый труд…

Но, знаете, признаюсь честно:

Порой мечты меня зовут!

Мне хочется чего иного –

Большого, лучшего, святого,

Разнообразить жизнь свою…

Вот вам сейчас я говорю

И вспоминаю между прочим,

Как на каникулы иль так

Вы приезжали к нам… как мрак

Какой-то непроглядной ночи

Рассеивался, и наш дом

Согрет был трепетным теплом,

– Да, становилось так светлее,

Как от нездешнего огня,

Дышалось чище и свежее:

Всё помню очень ярко я,

Тот образ в памяти остался…

Весь дом так странно озарялся,

Как с люстры, с мебели чехлы

Снимали… даже вот полы

Блестели ярче, как зерцала…

Пред вами расступалась мгла…

Тогда я девочкой была,

А всё-таки всё понимала…

И вот вы рядом… вы, Андрей…

Близ вас душа моя бодрей!.. –

Она так страстно говорила,

С глубоким чувством и умом:

Святая искренности сила

Наполнила ей грудь огнём.

Андрей подумал почему-то,

Едва умом, душой как будто,

Что этим летом, может, он

Вкусит любви прекрасный сон:

Слаба, юна, многоречива,

Она как мёд его влечёт!

А кто б не звал души полёт,

Когда подруга так красива,

И в положении двоих

Естественен и манит стих.

Андрея чувство умилило;

Заботливо нагнувшись к ней,

Стихи запел он тихо милой,

Смотря и жарче, и нежней:

«Онегин, я скрывать не стану,

Безумно я люблю Татьяну…»

Когда они пришли домой,

Андрей был бодр и юн душой,

Егор Семёныч уж трудился

И, Коврин, не желая спать,

Работу стал с ним обсуждать,

Со стариком разговорился,

Беседе красочной был рад

И так они вернулись в сад.

Егор Семёныч, важный, строгий,

Широк в плечах и с животом,

Был представительный, высокий,

Страдал одышкой, но при том

Ходил так быстро и проворно,

Легко, стремительно, задорно,

Что даже молодой Андрей

За ним шагал едва быстрей.

Егор Семёныч был в волненье,

Заботой взор был омрачён;

Казалось, торопился он

И опоздай хоть на мгновенье,

То всё погибло! «Дело, брат!

Порой вопросы – точно ад! –

Остановившись и вздыхая,

Он стал рассказывать ему. –

История, смотри, какая,

Я, право, сути не пойму.

Ты посуди-ка сам серьёзно:

Вот на поверхности морозно,

Объята холодом земля,

А подыму термометр я

На палке – вверх на две сажени –

Тепло там…отчего то так?»

– Не знаю, право… – «Хм… дурак

Чудит во всём от вечной лени,

Но как бы ни был ум широк,

Всего туда не вместишь впрок.

«Ты ведь всё больше – брат науки…

По философии?» – Да, да… –

«И что ж, не вызывает скуки?»

– Напротив – вся моя «еда»!

Вся жизнь моя – в одном ученье,

Из мудрости – всё вдохновенье!

Психологов читаю рой

И мысли увлечён игрой,

Но философия мне ближе,

Ей занят непрестанно я,

Мыслители – мои друзья…

Живу в очарованье книжек:

Я так наукой увлечён,

Порой забуду и про сон… –

«Дай Бог, – сказал старик в раздумье,

Поглаживая свой бакен, –

Любовь к науке – что безумье,

Порой оно затянет в плен,

В оковы дум и вдохновенья –

Таков избранник размышленья…

Дай Боже, рад я за тебя:

Стезя завидная твоя».

Вдруг он прислушался… в досаде

Он убежал, исчез в кустах…

Затем раздался крик что крах:

«Никто не думает о саде!

Кто лошадь, черти, привязал?

Кто яблоню, канальи, мял?

«Всё перепортили и рады!

Всё перемерзили, вот ад!

Всё пересквернили – все гады!

Весь перепакостили сад!

Что значит – нету мысли целой!

Пропал мой сад, погибло дело!

Ах, Боже мой, ах, Боже мой!»

С лицом, покрытым хладной11
  – Хладной, холодной.


[Закрыть] тьмой,

Вернулся к Коврину бедняга,

Изнеможён и оскорблён;

Казалось, самый страшный сон

Примчался в явь под знаком флага:

«Разрушен сад, погиб Егор –

К чему отчаянья укор?»

«Ну что поделать с дураками!

Анафемский народ! дурдом! –

Печально разводя руками,

Сказал он слёзным голоском. –

По ним давно страдает трёпка!

Ты представляешь, ночью Стёпка

Возил навоз; ему, ослу,

Взбрело вдруг привязать к стволу

(Каналья!) лошадь…он вожжищи

Так туго намотал, подлец,

Что в трёх местах кора – вконец

Потёрлась!.. Он раскрыл глазищи

И хлопает! Толкач, осёл!

Повесить надо! Нет – на кол!..

«От этих дурней мало проку… –

Он, успокоившись, обнял,

Поцеловал Андрея в щёку, –

Дай Бог… дай Бог, – забормотал, –

Учение всегда желанно…

Я рад, Андрюша, несказанно,

Что ты приехал, очень рад,

Спасибо! Ну, пойдём и в сад…»

Потом такою же походкой,

Проворной, быстрой, озорной,

И с думой на лице большой,

Серьёзной, трепетной и кроткой,

Он обошёл любимый сад,

Забыв про горе миг назад.

Теплицу и оранжерею,

Сарай грунтовый, целый сад, –

Старик открыл весь «рай» Андрею

И был вниманью очень рад.

Две пасеки, что он любовно

И смело, прямо, не условно,

Явленьем века называл, –

И их он гордо показал

И счастлив был, что друг учёный,

Вниманье искренне даря,

Светился чувством как заря

И был рассказом увлечённый.

Как мало для довольства нам –

Дарить понятное друзьям.

Взошло лучистое светило,

Пока прогулка их влекла,

И сад так нежно осветило,

Даря веселие тепла,

Отраду трепетного света,

Что Коврин чуял близость лета:

«Ещё в начале только май,

А впереди ведь – жаркий рай,

Такой же длинный, яркий, ясный,

Как этот день… в груди моей

Трепещет чувство ранних дней,

Восторг – лишь юности подвластный!

Давно ты видел, милый сад,

Мой детский и невинный взгляд,

«Как резво бегал по алее,

И мир мне счастье обещал…»

Былое ожило в Андрее,

Он старика поцеловал

И обнял кроткими руками.

Растроганные, со слезами,

Они пошли обратно в дом

И стали чай пить с пирогом,

Со сливками и с кренделями.

Старинный дорогой фарфор,

Белёсой скатерти узор

И ложки с чудными краями, –

Все эти мелочи опять

В нём детство, юность стали звать,

И постепенно, тайно вместе

Сливались в счастья тихий лик,

В отрадном, вдохновенном месте

Былой и настоящий миг.

Цвели былого впечатленья,

Даря родные наслажденья,

От них теснились чувства, ум

Был полон оживлённых дум:

«В душе так тесно, но приятно,

На сердце радостном легко,

И здесь – что было далеко,

Что мне казалось невозвратно…

Родной, любимый, милый дом,

Ты отогрел своим теплом…»

Проснулась Таня, вместе с нею

Он выпил кофе, погулял.

Всё чудилось тогда Андрею,

Что будто он её не знал.

Она взмахнёт ли волосами,

Обнимет ли его руками,

Посмотрит весело с огнём,

Пошутит озорным словцом,

Задумается ль сном отрадным, –

Всё ново и прельщает в ней:

Как повесть редкую Андрей

Читал её в порыве жадном.

Что миг умчался встречи час,

Услышал Коврин дела глас.

Как никогда любовь, охоту

Он чувствовал к своим делам!

Он сел с улыбкой за работу

И с радостью внимал словам.

В его укромном кабинете

Всё утопало в тихом свете,

Большая комната была

Полна весеннего тепла:

В открытых окнах солнце пело,

Чуть ветерок ласкал листы,

Стояли в вазочках цветы, –

Средь красоты рождалось дело!

В занятье Коврин был влюблён:

Он правды изучал закон.

Труды внимательно читая,

Заметки ставя на полях,

Он, взгляд порою отвлекая,

Его покоил на цветах.

Чуть мокрые, дыша росою,

Они пленяли красотою.

Андрею чудилось, что в нём

Каким-то трепетным огнём

Всё полнилось и каждый атом,

Любая жилочка дрожит

И удовольствием кипит.

В таком занятии богатом,

Лелея свой избранный труд,

Он забывал, как дни идут.

II

А дни в деревне сном летели,

Так увлечённо и легко,

Как в городе – в плену у цели,

В тревожных грёзах, высоко.

Свободной жизни распорядок

Был нервный жутко, хоть и сладок,

Он беспокоен был, как взрыв,

Ожившей юности порыв.

Андрея вновь влекла работа,

Он много и с умом читал

И так же без конца писал;

В нём так цвела творить охота:

Он даже в отдыхе всегда

Стремился к радости труда.

Дивились все, как спал он мало;

Коль днём уснёт на полчаса,

Всю ночь не спит: идей зерцало,

Его влечёт труда краса.

Пройдёт ли в деле ночь бессонно,

Он утром шутит возбуждённо

И бодро пробуждает дом

Куплетом, танцем иль стихом,

А после завтрака он снова

Садится за свои дела,

И голова его светла,

И к знаниям душа готова:

Андрей мечтал, писал, читал

И итальянский изучал.

Он был в ученье торопливый,

Как только гениям дано.

Общительный и говорливый,

Он пил отменное вино,

Курил сигары дорогие,

Дарил истории смешные,

Умел обворожить гостей

Большой харизмою речей.

К Песоцким часто приезжали

(Почти что каждый день, любой)

Соседки-барышни; игрой

На изумительном рояле,

С Татьяной вместе, вечерком

Они дарили чуткий дом.

На эти вечера, бывало,

К ним приезжал младой сосед,

И скрипка страстная играла:

В его руках звучал секрет,

Живые звуки дух пленяли.

Игру на скрипке, на рояле

Иль пенье Коврин обожал.

От них он так изнемогал,

Что голову на бок клонило,

Глаза слипались, но Андрей

Дышал и глубже, и бодрей,

Дремоту отгоняя силой:

Какой же нужен сладкий сон,

Когда он в музыку влюблён?

Был вечер. Гости после чая

В гостиной пели что-то в лад.

Андрей порой, стихи читая,

С балкона всматривался в сад.

Контральто, скрипка и сопрано

Запели вдруг о чём-то странно.

Подруга, Таня и сосед

Разучивали то куплет,

То целиком – всю серенаду,

Известную, что создал Браг.

Андрей хоть слушал, но никак

Не мог найти в ней смысла, ладу…

Оставив книгу наконец,

Он понял замысел сердец.

Больна живым воображеньем,

Когда-то девушка в саду

Была томима песнопеньем,

В ночи дарящим красоту.

И до того пленяли звуки,

Полны таинственной науки

И странной, ярой красоты,

Что дева редкие мечты

Гармонией любви священной

В восторге чувства нарекла:

Звучанье – что колокола,

Звенящие так вдохновенно,

Что смертным непонятен глас,

Он улетает ввысь от нас.

Уже глаза слипаться стали,

Андрей в изнеможенье встал,

В мечтах своих прошёл по зале,

О чём-то странном размышлял,

Что было бледно, непонятно,

Но отчего-то так приятно,

Как будто некая мечта

Его звала туда, туда,

Где счастье обещали звуки,

Где радости всегда пора.

Когда закончилась игра,

Татьяну Коврин взял за руки

И вышел с нею на балкон:

«С утра я вот чем увлечён…

«Легенда… странная такая…

Не помню, вычитал ли где

Иль слышал… долго размышляя,

Её вращая на суде,

Заметил я несообразность:

В ней есть неточность и неясность,

Ума необъяснимый ход,

Но всё ж она меня влечёт…

Шёл по пустыне аравийской

Монах, одетый в чёрный цвет,

Уж тысяча умчалась лет…

Иль был он в местности сирийской…

Неважно; сотни лет назад

Он проходил пустынный скат.

«Потом за пару миль от ската,

Где шёл таинственный герой,

Как копия причины-брата

Мираж возник, монах другой.

Смотрели рыбаки монаха

Близ озера и не без страха,

Как шёл он тихо по воде.

Мираж дал жизнь других чреде:

От миража мираж рождался,

И образ чёрный и немой

Из слоя атмосферы в слой

Всё без конца передавался.

Такой оптический обман

Встречался в ряде многих стран:

«То Африке, то на Алтае,

В Испании, в других краях…

Зачем он был – никто не знает,

Быть может, тайну нёс монах?

Покинувши слои земные,

Открыв Вселенной тьмы большие,

Он ныне бродит, всё никак

Не попадая в нужный мрак,

Где б мог померкнуть. И быть может,

Его встречает Марс теперь

Иль Южный крест… да верь не верь,

Гласит легенда (что тревожит!),

Чрез тысячу, представьте, лет,

Как шёл в пустыне сей секрет,

«Он вновь войдёт в слои земные

И нам покажется… да, да!

И будто сроки те чудные

Вот близко… может, ерунда,

Поверить в это что умора…

Но чёрного монаха скоро –

Сегодня-завтра ждать должны…»

– Неясно, как ребёнка сны…

Да, странный образ, непонятно… –

Сказала Таня; ей герой,

Легенда с оптикой-игрой

Не приглянулись. «Что досадно,

Что удивительней всего! –

Не помню, где иль от кого

«Легенду слышал я, откуда

Попала в голову ко мне?

Быть может, очертанья чуда

Являлись ночью в неком сне…

Клянусь, не помню!.. вот что странно… –

Сказал он тихо и туманно

И засмеялся. – Да, чудно!

Но этих красок полотно

Так интересно, занимает

Сегодня целый день: с утра

Я думаю о нём… пора

Явления уж наступает,

И почему-то сей герой

Пленяет тайною мечтой…»

Когда к гостям ушла Татьяна,

Он вышел из дому; душа

Была полна тех грёз тумана,

Он шёл до парка не спеша.

Цветы (их только что полили)

Ядрёный аромат струили,

Садилось солнце, вечер тих

Мечты лелеял, точно стих.

Андрей, глубоко размышляя,

Легенда как пришла к нему,

Подвластный чувству одному,

Дошёл до старого сарая

И незаметно до реки.

Близ вод носились кулики,

Две утки серые сидели.

Когда спустился вниз Андрей,

Они с волненьем улетели

И скрылися средь камышей.

Чуть освещая сосны, ели,

Лучи последние горели,

Блестели веточки кой-где,

Но на темнеющей воде

Уже был вечер настоящий.

Текла спокойная река,

Тихонько плыли облака,

Порою ветер дул бодрящий,

Дышалось чище и свежей.

В мечтах пленяющих Андрей

Переходил по лавам реку.

Очнувшись на другом брегу,

Он восхитился: «Человеку,

Природной тишины врагу,

Остаться б здесь для счастья боле!..

Вот предо мной широко поле,

Вдали дрожит младая рожь,

Живой души здесь не найдёшь

И кажется, вдали тропинка,

Коли пойти по ней вперёд,

В то место славы приведёт,

Где солнцем светится былинка,

Куда светило повлекло

И величавый свет зажгло…

«Как тихо здесь, светло, просторно,

Свобода теплится в груди

И кажется, весь мир упорно

Мне шепчет: суть мою найди;

Он притаился, ждёт ответа,

Чтоб понял глас его привета,

Дошёл до трепетной межи…»

Но вот по оживлённой ржи

Тихонько волны пробежали:

Вечерний лёгкий ветерок,

Как нежности и ласки бог,

Как песня из лучистой дали,

Из вдохновенной синевы,

Коснулся Коврина главы.

Минута – и порыв сильнее:

С волненьем зашумела рожь

И ропот сосен стал слышнее,

По телу пробежала дрожь.

Остановившись в изумленье,

Стремясь душою в отдаленье,

На горизонт смотрел Андрей.

Оттуда всё скорей-скорей

Иль чёрный вихрь, иль смерч огромный

Летел со страшной быстротой

И, уменьшаясь высотой,

Он приближался боле тёмный

И становился всё ясней:

В рожь, влево бросился Андрей,

Чтоб дать дорогу тени тёмной,

Границ не зревшей впереди.

Седой монах в одежде чёрной,

Скрестивши руки на груди,

Пронёсся мимо; призрак строгий

Держал свои босые ноги