Текст книги "А."

Автор книги: Анна Корсакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Дамей старался быть непокорным хотя бы там, где это было возможно, поэтому выбрал одно из самых не перспективных с его точки зрения направлений – Балканы. Арнольд, впрочем, не высказал недовольства, ведь он считал, что главное – понять основные принципы международного права, изучить которые можно на любом примере, хоть даже и на примере Балкан. Для Арнольда было важно, чтобы Дамей научился понимать положения международных договоров. «Нефтьпром» заключал массу договоров с иностранными корпорациями, поэтому люди, которые блестяще разбираются в тонкостях международного права, были здесь на вес золота.

Однако учиться Дамею было совершенно неинтересно, хотя он был не глуп и даже старался. Чтобы хоть как-то заинтересовать пасынка в специальности, Абаджваклия стал приглашать домой дипломатическую элиту, чтобы эти серьезные, увлеченные своим делом люди своим примером вдохновили его мальчика.

Однажды среди приглашенных в их дом появился дипломатический работник одной из стран, некогда входивших в состав Югославии. С ним Дамей сошелся сразу, во-первых, потому что уже немного понимал язык этой страны, а во-вторых, потому что Учиябич тоже страстно увлекался музыкой. Дамей, казалось, наконец-то был впечатлен, хотя его интересовал не столько дипломатический аспект, сколько сам человек. Арнольд был несказанно этому рад и начал приглашать Учиябича в гости чуть ли не каждые выходные, а вскоре Дамей и балканский дипломат начали встречаться уже и без Арнольда. До поры до времени Арнольд и не догадывался, что эти встречи не имеют никакого отношения к дипломатии. А когда догадался, было уже поздно. Выяснилось, что Учиябичу нравятся мужчины, и Дамей, впечатленный югославом, тоже испытывал к нему чувства более глубокие, чем к простому наставнику. В какой-то момент Арнольду доложили об этой связи. Дамею очень повезло, что в то самое мгновение, когда отчим узнал правду, он не попался ему под руку. Абаджваклия, уроженец Сухума, придерживался весьма традиционных взглядов и не был толерантен по отношению к сексуальным меньшинствам. Арнольд готов был убить Дамея, а заодно и югослава Учиябича.

В тот же день олигарх переписал завещание, лишив пасынка абсолютно всего, а также заблокировал его счета. Дамей, скоро узнавший, что Арнольд готов убить его в прямом смысле слова, не теряя ни минуты, вместе с Учиябичем сбежал за границу. Все это случилось около года назад. С тех пор нефтяник и слышать не хотел ни о каком Дамее, хотя у него, само собой, были некоторые сведения о том, как он живет. Дамей сейчас играл на фортепьяно в каком-то балканском джаз-бэнде и продолжал жить с Учиябичем.

Теперь Арнольд остался совсем один. С детьми от прошлых браков он не общался, Дамея из жизни вычеркнул, разведен. Несмотря на то, что главе холдинга некогда было скучать, ведь большую часть его жизни занимала работа, все-таки ему было грустно и одиноко, а в последнее время и вовсе стало казаться, что жизнь потеряла всякий смысл. А тут как-то раз Снегирев, этот толстяк депутат, посоветовал Арнольду связаться с кем-то из более дальних родственников, с кем он прежде не общался. Вадим знал, что для Арнольда, каким бы ни был скверным его характер, очень важно иметь рядом с собой близкого человека, ощущать связь с родственниками.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – отозвалась, наконец, Ксюша, когда Арнольд завершил свой рассказ.

– Да… может быть, это божественное провидение… Ты веришь в Бога? – спросил Арнольд, и только тогда Ксения заметила, что он уже давно крутит в руках какие-то деревянные бусы. Присмотревшись, она поняла, что это самые обыкновенные четки из темных деревянных шариков с крестиком и пушистой кисточкой.

– Я крещеная, но не могу назвать себя верующей… А ты, – она кивнула на четки, – как вижу, ты – да?

– Да. Я верю. Я верю, потому что иначе ничто не имеет смысла. Я надеюсь, что после смерти встречусь с Акелой… Ох, как мне тяжело без нее… – проговорил Абаджваклия с глубокой скорбью на лице. Пальцы, перебиравшие древесные шарики, застыли в немом оцепенении.

– Ты сказал, что прошло уже пятнадцать лет, – удивилась Ксюша. Она вспомнила, что в амбарных счетах, которые она видела в детстве, были точно такие же костяшки, как в этих четках, только насажены они были на параллельные металлические прутики. Расчет и вера.

– Пятнадцать лет… Кто бы мог подумать? Но вечная любовь существует… И это тяжкое бремя… – Абаджваклия невесело улыбнулся.

– Хочешь сказать, что все еще любишь ее? – спросила Ксюша Летюшова, невольно наблюдая за перебиравшими четки тонкими пальцами.

– Да, – Арнольд с грустной ухмылкой оперся лбом на ладонь руки.

– Такое возможно?

– Да я и сам не рад, но что я могу с собой поделать.

Даже если Арнольд разыгрывал перед ней мелодраму, и она была всего лишь зрительницей в театре одного актера, Ксюша все же посмотрела на Арнольда другими глазами. Разве не вызывает сострадание человек, который любит всем сердцем, любит и страдает день за днем на протяжении вот уже пятнадцати лет. Человек, который, видимо, ненавидит других людей за то, что они счастливы, за то, что другие способны смириться с утратой и найти радость в чем-то новом. А вот он никак не может залечить свою душевную рану, и время не помогало – Акела стояла перед его глазами как живая, он слышал ее голос, он помнил запах ее волос. И в том, что она больше не живет, не дышит, был виноват он, Арнольд, ведь в нее попала пуля, предназначенная ему. Он с радостью бы лег в могилу рядом с ней, а лучше вместо нее, только бы не испытывать этой безнадежной всепоглощающей тоски по человеку, которого ты больше никогда не увидишь. Оставаясь один, Арнольд иногда представлял себе, какой бы она была сейчас, как бы она выглядела, изменилась ли бы она с тех пор. Он мечтал, с мучительной дрожью, со слезами на глазах, как он касается пальцами ее волос, уже слегка тронутых сединой, как они стареют вместе, как они воспитывают вместе их общего ребенка… Но часы ее жизни навсегда остановились на отметке двадцать восемь лет и три месяца, ни годом, ни минутой больше, и у них никогда не будет ребенка.

– Но ты же потом столько раз был женат. Ты не любил всех этих своих жен? – спросила Ксения, подлив собеседнику еще чаю.

– На какое-то время я забывался, думая, что нашел новую любовь. Но потом понимал, что люблю все равно только Акелу… Знаешь, у меня только одна надежда – на загробный мир. И то, если верить Священному Писанию, мученики попадают в рай, а грешники в ад… Значит, я зря тешу себя пустой надеждой.

– Мне кажется, это какое-то безумие, – сочувственно покачала головкой Ксюша, – разве можно жить одной лишь надеждой на жизнь после смерти? – в это девушка не могла поверить.

– Нет, конечно, нельзя. Ты совершенно права, – в глазах Абаджваклии блеснул огонек, и Ксюше это не понравилось. Очень не понравилось, она тревожно взглянула на часы.

– Арнольд, уже поздно, пора потихоньку и расходиться, – осторожно сказала она, – тем более и угощения все съедены…

– Ждешь кого-нибудь?

– Нет, с чего ты взял?

– Хочешь меня спровадить. «Ну как всегда! На самом интересном месте!» Помнишь, из какого мультфильма эта фраза? – Арнольд улыбался.

– Помню… – Ксении казалось неуместным шутить после всего, что он рассказал ей. – Слушай, Ксюш, если мое присутствие тебя смущает тут, в квартире… Давай просто пройдемся по улице…? Милая, это ведь ни к чему не обязывает… Я вижу, ты меня боишься. Я не желаю тебе зла, честное слово. Да, не скрою, ты мне нравишься, но без твоего согласия я даже не возьму тебя за руку.

– Арнольд, пожалуйста, уходи. Да, я тебя действительно боюсь, – сказала Ксения. Все ее существо противилось этому человеку и в тоже время как будто бы начинало поддаваться ему.

– Ксения, в чем дело? Я открылся тебе, рассказал о себе вещи, которые мало кому могу доверить. Я надеялся, что встречу в твоем лице друга, может быть сестру или… А ты гонишь меня прочь? Ведь я один, совсем один. Ты только подумай: по праздникам, вот как в новый год, все собираются семьями, окружают себя дорогими и близкими людьми… А мне даже этот семейный праздник встретить не с кем, я позвал друзей, и все равно был ужасно одинок и несчастен…

– Но разве не твоя вина в том, что ты одинок? – спросила Ксения. Арнольд поднял на нее глаза, и впервые за все время, какое он знал ее, он увидел в ней такую силу духа, которой не замечал ранее. В ее вопросе была вся ее простая и незатейливая мораль, мораль любви, искренности и чистосердечия. Арнольд смутился и потупился.

– Кто же спорит… Конечно, моя. Но что сделано, то сделано… Ксюша! Послушай, все видят меня через призму моего финансового состояния. И бывшие жены, и все мои дети, и родственники, и друзья. Ты не представляешь себе, как это больно, когда в тебе не видят человека. Ты интересен окружающим только тем, что ты богат, только тем, что они могут с тебя что-то поиметь. Тошно от этого, Ксюша! А Емельян твой смог ли разглядеть меня из-за денежной завесы? А, – Арнольд отчаянно махнул рукой, – он бы испугался, увидев черноту моей души, твой муж невинен, как девица. А ты, – Арнольд резко наклонился и указал в Ксению пальцем, – ты боишься меня, потому что, о, ужас, он – олигарх, он – дьявол во плоти! Да, Ксения – я дьявол! – глаза Арнольда горели лихорадочным огнем, – дьявол, да только мне от этого не легче… меня спросили что ли, когда ее убивали? О если бы мне дали выбор: оставить себе Акелу или богатства? Я такой же человек, Ксения, как и все смертные! Я человек! Я не всесилен, не властен над своей судьбой! Все эти деньги – это лишь иллюзия счастья, ты понимаешь, что счастье нельзя купить?

Арнольд закрыл лицо руками, Ксения тревожно на него смотрела.

– Но я же не ошибся? Мне показалось, что ты не такая как все. Я подумал, что ты способна видеть больше, чем видят глаза… Ты похожа на нее, Ксения.

Ксюша вздрогнула, так вот почему он здесь, она напоминает ему его любимую, так скоро утраченную. Он пришел к ней изливать душу потому, что она казалась похожей на его погибшую жену. Каждому человеку иногда нужно выговориться, поделиться своей печалью, спросить совета, нужно, чтобы тебя просто послушали, покивали головой, многозначительно помолчали, не глядя в глаза. Неужели это так сложно? Нет. «Так зачем же я его гоню?» – устыдилась Ксения.

Ксюше было приятно услышать, что она похожа на ту, которую он так любил. Он столько говорил об Акеле, было очевидно, что в его мире она занимала и будет занимать центральное место, так что сравнение с ней уже само по себе комплимент. С другой стороны, кто знает, может быть, его последующие жены слышали эту же красивую легенду, будто бы они так похожи на Акелу, а ему так нужно было их утешение, сострадание. Говорят, что женщины любят ушами, может быть, это касается и не всех женщин, однако Ксения понемногу проникалась симпатией к своему печальному собеседнику.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. Я тебя не так поняла, – сказал девушка, чтобы нарушить воцарившееся в кухне молчание, – я исходила из стереотипа, что олигарх – непорядочный человек. Логично предположить, что если он приходит к тебе, то вряд ли у него благие намерения… послушай, Арнольд, мы с тобой едва знакомы. Я тебя совершенно не знаю, поэтому мне не на что опираться, кроме расхожего стереотипа.

– Да, я понимаю. Все, абсолютно все, видят меня через призму этого пресловутого стереотипа, не лишенного, впрочем, вполне реальных оснований… Хотя ты знаешь, все, хватит обо мне. Расскажи мне о себе. Я ведь тоже о тебе ничего не знаю, хотя я вижу, Ксения, что ты – особенная. Иные, как узнают, кто я такой, сразу лезут флиртовать, стремятся привлечь мое внимание, хотят понравиться. А ты, напротив, с самого начала дала понять, чтобы я к тебе даже не подходил.

– Арнольд, я замужем, – отрезала Ксения, но слегка смутилась, потому что ей самой показалось, что это прозвучало с некоторым кокетством.

Арнольд обрадовался, почувствовав, что девушка, кажется, начинает ему доверять, самое главное теперь было не уступить уже завоеванную позицию.

– Ксюша, друг мой, я это прекрасно понимаю. И именно поэтому я пришел к тебе, я пришел поговорить, я вовсе не напрашиваюсь к тебе в постель. Если бы мне нужно было то, чего ты так боишься, я бы поехал по другому адресу. Ты, видимо, продолжаешь смотреть на меня через все ту же пресловутую призму, ты не видишь во мне человека, обычного человека, который способен страдать и печалиться, которому нужна дружеская поддержка. Тебе кажется, что раз я олигарх, значит я хищник, самец, все помыслы которого устремлены к одним лишь постельным утехам. Нет, не буду лукавить. Я вряд ли когда-нибудь откажусь от прелюбодеяния. Но сейчас мне нужно совсем иное. Мне нужна твоя дружеская поддержка, мне нужен человек с добрым сердцем и светлой душой, который не отвернется, не бросит меня одиноко сгорать в своей печали, а выслушает и поддержит.

Ксения, тронутая его исповедью, сама не замечая как это произошло, протянула руки и взяла руку Арнольда в свои. Она готова была выслушать и поддержать. Ей оказали доверие, она не могла им пренебречь, она готова была стать верным другом этому человеку, каким бы странным он ни был.

Они еще долго беседовали в этот вечер, Арнольд плавно перешел от рассказа о себе к разговору о вере, к теологии, в этой сфере он был настоящим знатоком. Он хорошо знал Библию, труды Аквинского и многих других христианских апологетов, он оказался сведущим и в буддизме, и в исламе, и в иудаизме. У Ксении в голове не укладывалось, что этот миллиардер, которого, казалось бы, должны интересовать одни лишь деньги, настолько трепетно относится к религии. И это не было показной набожностью, Абаджваклия сыпал цитатами из Священного Писания, приводил научные и философские точки зрения по каждому вопросу, и это был искренний неподдельный интерес. Емельян, наверное, не знал и тысячной доли того, о чем взахлеб рассказывал Арнольд. Ксения и раньше не сомневалась в том, что, чтобы стать таким богатым, надо обладать интеллектом выше среднего, но Арнольд ее просто поразил. Она видела, что познания Абаджваклии в вопросе религий просто неисчерпаемые. Ксения тоже неплохо разбиралась в теологии, эта сфера была смежной с вопросом религиозных правовых систем, который всерьез волновал ее, как молодого преподавателя. Но Арнольд, казалось, мог говорить вообще на любую тему, какую ни предложи, и в каждой сфере он казался сведущим.

– Арнольд, я забыла, какое у тебя образование? Ты, должно быть, не только нефтяной закончил, но и философский факультет?

– Ты будешь смеяться. Я закончил десять классов.

– А после школы?

– Нигде не учился. Ну, в армии был. Остальному жизнь научила.

– Не может быть!

Арнольд усмехнулся, когда увидел, как Ксения уставилась на него в изумлении. Теперь он и сам ощущал, что ему удалось произвести впечатление, это было хорошо. Арнольд понимал, что такую девушку, как Ксения, можно было завоевать только так – через жалость, сострадание, а также покорив ее умом. Но и торопиться не стоило, поэтому они просто сидели в кухне и разговаривали о жизни.

Было уже за полночь, когда Ксюша заперла за Арнольдом дверь. Таких людей она прежде не встречала, это был какой-то феномен. Учась в аспирантуре, среди профессоров в вузе, безусловно, Ксения встречала очень и очень умных и начитанных людей, которыми она восхищалась. Но Абаджваклия, казалось, готов был заткнуть за пояс и этих профессоров со своими десятью классами образования. Это еще раз подтверждало ее мысль, что глупец никогда не станет богачом. «Остальному жизнь научила, – как он сказал это», – думала Ксения, прокручивая в голове их долгий разговор.

Но Ксюша не была настолько наивна, чтобы поверить в то, что Арнольд хочет от нее только дружбы, она понимала, к чему все это ведет. Ксения поймала себя на мысли, что ей страшно уже не от того, что рано или поздно Арнольд будет настаивать на близости, а от того, что она уже почти была к ней готова. «Решусь ли я на измену?» – думала она. С другой стороны, она прекрасно понимала, что для олигарха она просто очередная игрушка, о которой он быстро забудет. «А как я буду после этого относиться к себе? Как буду смотреть в глаза Емельяну?» Однако она понимала, что если Арнольд продолжит появляться в ее жизни, она не сможет устоять. Ксения повалилась на постель и заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Ей было стыдно своей, пока еще не совершенной, но уже измены.

Арнольд же, укладываясь спать, мечтательно улыбался. В его голове крутилось, что эта девушка особенная, не такая, как другие, что она так похожа на Акелу. Арнольду было приятно, что Ксюша оказалась очень умной и начитанной, хотя ничто и никогда не смогло бы разубедить его в том, что мужчины умнее и способнее женщин.

Январь – май 2015 года

Спустя некоторое время искра симпатии разгорелась пламенем страсти, и Ксюша, не сумев устоять перед очарованием олигарха, оказалась в его объятиях. Арнольд отправлял племянника на конференции по маркетингу, проходившие по всей Европе, а сам, едва только художник уезжал в аэропорт, с букетом цветов появлялся в квартире Ксении, с волнением его ждавшей. Ксения и Арнольд оба испытывали угрызения совести. Желая хоть как-то загладить свою вину перед племянником, Арнольд преподнес Щукину потрясающий подарок: художественную студию на крыше дома. Это была светлая и уютная квартира, одна из комнат которой имела стеклянную стену, которая пропускала много света, такого необходимого в мастерской художника. Здесь было все, что необходимо для жизни – кухня, санузел и спальня. Этот подарок оказался сюрпризом и для Ксении, она обнимала супруга и поздравляла, как будто бы ничто не стояло между ними.

Однажды Арнольд, вновь направив племянника за рубеж, на этот раз в Милан, вечером пришел к Ксюше, и посмотрел на нее как-то по-особенному тепло и нежно.

– Ксения… Я без цветов сегодня, но у меня тут есть кое-что еще для тебя. Никогда не знаешь, к чему тебя ведет извилистой дорогой судьба… Я теперь понял, для чего в моей жизни произошла ссора с Дамеем: чтобы я предпринял попытку найти новых родственников. Емельян – очень хороший человек, и я рад, что обрел его. Но целью был не он. Судьба вела меня к тебе, Золотко мое… И я не имею права отвергать этот подарок судьбы. Я хочу быть с тобой всегда, выходи за меня замуж, – и Арнольд протянул ошарашенной Ксении коробочку с кольцом.

– Ты шутишь надо мной, жестокий человек, – не веря своим глазам, в оцепенении прошептала девушка.

– Нет же! Ксения, ты мне понравилась с первого взгляда! Но ты – супруга моего племянника, и я не позволял себе смотреть на тебя в этом ключе. Но я не мог ничего с собой поделать. В Новогоднюю ночь я понял, что ты – это и есть Акела. Новая, переродившаяся, которая создана для меня. На этот раз уже точно для меня. Но по какой-то ошибке судьбы ты принадлежишь другому, мы должны исправить эту ошибку. Ксения, милая, – Арнольд взял ее руки в свои, – мы должны быть вместе, разве ты не чувствуешь этого? Я очень люблю Емельяна, но ты достойна лучшего супруга, ты достойна лучшей жизни, я дам тебе все, я все положу к твоим ногам, дорогая моя. Я хочу, чтобы ты всегда была подле меня, чтобы мы шли по жизни рука об руку.

Ксюша заплакала и, не в силах вымолвить ни слова, замотала головой. Она, может быть, в глубине души и лелеяла хрупкую надежду, что для Арнольда она когда-нибудь станет чем-то более серьезным, чем просто любовница. Но что это все произойдет так скоро, через несколько месяцев после начала их бурного романа. Как она сможет объяснить все это Емельяну?

Арнольд обнял плачущую Ксюшу и гладил по плечам.

– Ксюша, ну что случилось? Ксюшенька… Милая, не плачь, прошу тебя. Ты не ответила, ты согласна?

Арнольд опустился на колени и обнял плачущую девушку.

– Ксюшенька, ты не веришь мне? Неужели ты не любишь меня? – в глазах Арнольда читалась неподдельная тревога, он не был готов смириться с отказом.

– Арнольд… Арнольд… Я люблю тебя, – сквозь слезы проговорила Ксюша, – но как же Емельян?

– Мне тоже больно его расстраивать, но сейчас речь не о нем. Сейчас мы говорим о нас!

– Арнольд… я согласна, – наконец ответила Ксения, и Арнольд принялся осыпать поцелуями ее мокрое от слез лицо.

– Если хочешь, я сам скажу об этом Емельяну.

– Нет, милый, я должна сделать это сама.

Май 2015 года

Емельян вернулся из командировки, переполненный впечатлениями. Он очень любил Европу, путешествия всегда наполняли его энергией и радостью, которые со временем угасали, пока на горизонте не возникала возможность поехать куда-нибудь вновь. Он побывал в очаровательном итальянском городе, общался с передовыми дизайнерами, узнал много нового. Щукин был очень рад, что он ездит в эти поездки с коллегами, а не с супругой. Да, он всегда с восторгом рассказывал жене про свои рабочие командировки, но ему было куда удобнее путешествовать одному, жена была бы чем-то вроде родителя при подростке, она его стесняла. Ему хотелось быть свободнее, чем он чувствовал себя рядом с ней.

Художник, как и всегда, вез в чемодане сувенир для супруги, который, непременно, отведает и он сам – бутылку хорошего итальянского вина. Емельян возвращался домой в такси и мечтательно думал о том, куда его отправят в следующий раз. «Нет, однозначно легче любить Ксюшу на расстоянии. Если мы видимся редко, мы не успеваем надоесть друг другу. Вот и теперь, я вернулся, может быть, всего на неделю, а потом снова умчусь куда-нибудь» – мечтал художник. Очень бы хотелось в Рейкьявик. «Я намекну дяде, что в следующем месяце будет очень крупный конгресс в Исландии» – с улыбкой подумал Щукин.

Он вошел в квартиру и почувствовал, что с кухни доносится вкусный аромат. «Ксюша дома, она ждет меня, мы с ней сейчас выпьем вино», – пронеслось у него в голове.

Когда они с женой уселись за стол, девушка разложила в тарелки креветки, Щукин поставил на подоконник свой сувенир. От Емельяна, впрочем, не укрылось, что Ксения была как будто чем-то расстроена или взволнована. Художник подумал, что с таким лицом, какое было у его супруги, можно было объявить о нежеланной беременности, однако это вряд ли было возможным, близости между ними не было уже очень давно.

Художник рассказывал о своей поездке, а затем, видя, что его речи не слишком-то занимают супругу, спросил, наконец, серьезно, что же случилось.

– Емельян… Дорогой мой Емеля… Я не знаю, с чего начать. Впрочем, не буду ходить вокруг да около. Мы с тобой уже давно живем, как брат с сестрой… Ты же понимаешь, о чем я… Но, согласись, это не может продолжаться бесконечно. Я очень тепло отношусь к тебе, ты мой настоящий друг, ты мне, действительно, дорог, как брат. Но любви между нами не осталось… Давай разведемся.

Емельян в недоумении посмотрел на жену.

– Ксения, дорогая, что ты такое говоришь! Боже мой, тебя, наверное, очень расстраивает, что я вечно уезжаю в командировки? Какой же я идиот! Я все это время думал только о себе, я уезжал из Москвы, меня вечно не было дома. Ксюшенька, солнышко, прости меня, я больше никуда не уеду! Если хочешь, давай в следующую командировку мы поедем вместе! Давай вместе поедем в Исландию, а? – сказал страстно Емельян. Да, он и сам понимал, что любви между ними уже давно не было. Но была привычка, была привязанность. Щукин не готов был вот так просто отказаться от этой привязанности. Допустим, через полгода, но не сейчас! Сейчас об этом даже речи быть не могло, он был не готов к этому.

Ксения обняла Емельяна и сказала, что она вовсе не сердится и не обижается на него, ведь его вины тут нет. Прошла любовь – это самое главное, но они будут видеться, общаться, и свободно начинать новые отношения, заводить романы.

– Романы?! Неужели ты думаешь, что я завел роман?!

– Емельян, нет, это я завела роман.

Художник посмотрел на Ксюшу так, словно видел ее впервые в жизни.

– То есть ты хочешь сказать, что ты нашла себе другого, а меня собираешься бросить?

– Да, Емельян, поскольку между нами давно уже нет любви. А я полюбила.

– Ксения! – Щукин вскочил со стула и схватился за голову, – нет, Ксюша, это просто подло с твоей стороны! Я не верю! Я буду жаловаться! Я прямо сейчас пойду и пожалуюсь, знаешь кому? Арнольду, он найдет управу на твоего любовника, найдет, я знаю, – порывисто сказал Емельян. Ксения глядела на него с жалостью, сложа руки на груди.

– Ты думаешь, я шучу? Нисколько! Я пойду к Арнольду! Да-да, к Арнольду! И расскажу ему, какой ты оказалась!

– Да он и так все знает.

– Откуда? – удивленно захлопал глазами художник.

– Емеля, ты даже не спросил, с кем у меня роман. Я ухожу к Арнольду.

Щукин, открыв рот, уселся на стул. Он не мог поверить, что его супруга оказалась такой вероломной, что она могла так поступить с ним. Он чувствовал себя несчастным, одиноким, использованным. Он-то, дурак, думал, что его отправляют в командировки, потому что он оказался лучшим из лучших, потому что он оправдал надежды Абаджваклии, а оказывается, это был лишь способ от него избавиться! Теперь ему стало понятно, почему дядя ни с того ни с сего вдруг вручил ему эту студию, будь она проклята! Немного остыв, Емельян осознал, что не испытывает настоящей ревности, а только лишь потрясение от того, что его привычный уклад жизни должен измениться. Уже около полугода у них с Ксюшей не было близости, поскольку ни одному, ни второму этого не хотелось. Он понимал, что любви между ними уже не было, но все-таки это предательство. Вот так вот у него за спиной жена ему уже какое-то время изменяла, а при этом твердила, что боится Арнольда. Да, женщины, хитрые обманщицы, но Арнольд, от него художник не ожидал такого предательства. Но он знал, что этот человек мастерски играет чужими судьбами и управляет ими, как марионетками, и это было очередным тому доказательством.

– Ксения, если бы ты только знала, какого он мнения о женщинах. Этот человек не сделает тебя счастливой. Я не могу поверить, что ты уходишь к нему только из-за денег, мне кажется, что после стольких лет я все-таки знаю тебя. Ты не способна на брак по расчету, значит, ты полюбила его. Но неужели ты рассчитываешь на взаимность? Думаешь, он тебя любит? Да лапшу он тебе на уши вешает, а ты веришь! Послушай, Арнольд не может полюбить никого другого после того, как потерял свою первую жену, он сам это говорил, и не один раз. Ты очень скоро поймешь, какую ошибку ты совершила. Ксения, уходи к кому угодно, но только не к Арнольду, он сделает тебя несчастной, – неустанно твердил Емельян, пока Ксения заканчивала укладывать свои вещи, она только качала головой, но ничего не отвечала, она была тверда в своем решении.

Емельян решил, что ему надо пойти и поговорить с Арнольдом по-мужски. Он даже представлял себе, как бьет Арнольда. Щукин прекрасно понимал, что он во многом проигрывает Абаджваклии, и это выводило его из себя. Емельян подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Что же, он молод, довольно красив, у него есть работа и прекрасная студия, и он с сегодняшнего дня совершенно свободен.

– Спасибо, конечно, что ты уходишь к Абаджваклии, а не к толстому Снегиреву, – усмехнулся Емельян. Он подошел к картине, которая стояла неподалеку от зеркала, взял ее в руки и долго смотрел на Ксюшин портрет, потом поставил ее лицом к стене. В голове у художника крутилось множество мыслей, среди которых две выделялись наиболее отчетливо. Первая – пойти поговорить с Арнольдом. Вторая была целиком и полностью заполнена прекрасным образом Адели Маслоу. «Что ж, если я теперь свободный человек, то мне никто не указ, могу делать, что хочу», – думал Емельян, наблюдая, как Ксения, вздыхая, собирает последние свои вещи и уезжает от него навсегда.

* * *

Емельян, естественно, не собирался вызывать дядю на дуэль, но он понимал, что в сложившейся ситуации имеет полное право прийти к обидчику и высказать свое мнение о случившемся. Более того, он считал, что просто обязан это сделать. Емельян был переполнен эмоциями, и уже видел, как он в сердцах говорит дяде: «Не нужны мне твои подачки! Забирай назад свою студию и квартиру, подавись ими! Как можно было так поступить, у собственного племянника увести жену! Да ты свинья, Арнольд!»

«Разлучник! Он никогда не будет счастлив», – думал художник, хотя в глубине души он чувствовал, что он сам уже давно не любит Ксюшу. Их связывала дружба и привычка, но никак не любовь. Ему бы не было так больно и обидно, если бы они расстались сами, без помощи Арнольда, но теперь Емеля чувствовал себя обманутым и униженным.

В тот же вечер после разговора с Ксенией художник вбежал в двери «Нефтьпрома». Когда его пропуск сработал на входе в здание, Емельян со злорадным удовольствием подумал, что его хотя бы не уволили, не выкинули на улицу в ту же минуту. Он, не замечая ничего вокруг, со всех ног помчался к лифту, поднялся на тринадцатый этаж и влетел в приемную Абаджваклии. Емельян опасался, что, может быть, в этот поздний час он уже не застанет дядю на рабочем месте, и ему придется копить в себе невысказанный гнев до завтрашнего утра. Однако Арнольд все еще был у себя. Арнольд знал, когда племянник возвращается из командировки, и ждал, что Емельян придет. Нельзя сказать, что нефтяник испытывал угрызения совести – он был уверен, что они с Ксенией поступили правильно, ведь если любишь, надо отбрасывать прочь любые условности и спешить, чтобы как можно больше драгоценных минут провести вместе с любимым человеком. С другой стороны, ему было неловко перед племянником. Одно дело обманывать умных, равных тебе людей, совсем другое – вот такого безобидного дурачка, который уже успел ко всему прочему к тебе так привязаться. И к которому привязался сам Арнольд. Более того, Абаджваклия прекрасно понимал, что если бы не художник, то вряд ли бы он когда-либо познакомился с Ксюшей. В глубине души олигарх чувствовал себя почти обязанным племяннику.

Емельян спросил у секретарши, у себя ли Арнольд, и, получив положительный ответ, не спрашивая разрешения, решительно устремился к двери кабинета. Возмущенная наглостью молодого человека секретарша поднялась было со своего места и сердито спросила:

– Вас вызывали?

– Вызывали, – огрызнулся Емельян и вошел в кабинет. Только тогда он подумал, что Арнольд мог быть не один, у него могло быть совещание или гость, и каким бы дураком себя выставил вошедший, если бы вот так внезапно влетел в кабинет без стука, весь растрепанный и взволнованный. Но ему повезло, глава холдинга сидел один за письменным столом и с едва заметной ухмылкой выглянул из-за большого экрана компьютера, посмотрев на вошедшего.

– Здравствуй, Емельян, – не дожидаясь его слов начал Арнольд, – я знал, что ты придешь, я тебя ждал.