Текст книги "Кто убийца?"

Автор книги: Анна Кэтрин Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Коронер посмотрел на Грайса, тот вытащил из кармана перепачканный чем-то черным платок.

– Странно, – продолжал коронер, – а между тем вот этот платок, принадлежащий, очевидно, вам, был найден сегодня утром в комнате убитого.

На лице Мэри отразилось отчаяние; Элеонора оставалась совершенно спокойной, заметив лишь:

– В этом нет ничего удивительного, поскольку сегодня утром я побывала в этой комнате.

– И оставили его там?

На этот вопрос она ничего не ответила.

– Когда вы оставили его там, он был таким же грязным, как теперь?

– Разве он грязный? Покажите мне его!

– Конечно, но для начала выясним, каким образом он попал в комнату вашего дяди.

– Он мог, например, пролежать в этой комнате несколько дней, – ведь я говорила, что часто там бывала. Но прежде дайте посмотреть, действительно ли это мой платок, – проговорила Элеонора, протягивая руку.

– Должно быть, ваш, поскольку он помечен вашими инициалами, – сказал коронер, в то время как Грайс передавал ей платок.

– Эти грязные пятна, – воскликнула она в ужасе, – ведь они похожи…

– Они похожи на то, на что должны походить. Если вы когда-нибудь чистили револьвер, то должны это знать, мисс Левенворт.

Она с чувством крайнего отвращения бросила платок на пол и горячо воскликнула:

– Я ничего не знаю об этом, господа! Это, конечно, мой платок, но… – Она не докончила фразы и только повторила: – Я ничего не знаю.

На этом ее допрос закончился. Снова вызвали кухарку и спросили, когда она в последний раз стирала этот платок.

– Этот платок? – пробормотала та. – Как-то на неделе… – И она взглянула на свою госпожу умоляющим взором.

– Когда именно?

– Я хотела бы забыть это, мисс Элеонора, но не могу, это ведь единственный такой платок в целом доме: я стирала его позавчера.

– Когда вы его выгладили?

– Вчера утром, – ответила женщина, запинаясь.

– А когда отнесли его в комнату мисс Элеоноры?

Кухарка поднесла кончик передника к глазам.

– Вчера днем, с другим бельем, перед самым обедом. Я, право, не могла не сказать правду, мисс Элеонора, – проговорила она, рыдая.

Коронер отпустил свидетельницу и вновь обратился к Элеоноре с вопросом, что она может прибавить к только что услышанному. Та лишь судорожно сжала руки, молча покачала головой и почти без чувств опустилась в кресло. В комнате возник неописуемый переполох; я обратил при этом внимание на то, что Мэри не поспешила на помощь к кузине, а предоставила эти хлопоты Молли и Кэт. Несколько минут спустя бедняжка настолько оправилась, что смогла встать. Девушку проводили в ее комнату, при этом я заметил, что вслед за ней вышел какой-то господин высокого роста и представительной наружности.

Один из присяжных предложил прервать заседание; по-видимому, коронер также желал этого, поскольку он встал и объявил, что следующее заседание назначается на завтрашний день, на три часа пополудни. В комнате остались мисс Мэри, Грайс и я.

Глава IX
Открытие

Мэри Левенворт, все время неподвижно сидевшая на своем месте, откуда она могла наблюдать за всем происходившим в комнате, вдруг быстро встала и удалилась в дальний угол, где никто не мог бы помешать ей предаваться своему горю.

Когда я снова обратил внимание на Грайса, тот стоял и рассматривал кончики пальцев. При моем приближении он опустил руки, очевидно, убедившись в том, что пальцев у него ровно столько, сколько надо, и слабо улыбнулся, что в сложившихся обстоятельствах, конечно, не могло считаться особенно благоприятным знаком.

– Я, разумеется, не могу вас упрекнуть ни в чем, – сказал я, подходя к сыщику, – вы имели право действовать так, как вам казалось верным, но скажите, разве вы поступили не жестоко? И без того ее положение было крайне опасным, а вам понадобилось еще показать этот проклятый платок. Разве эти грязные пятна служат доказательством того, что именно она убила своего дядю?

– Мистер Рэймонд, – проговорил Грайс, – мне, как сыщику, поручили расследовать это дело, и можете быть уверены, что я доведу его до конца.

– Разумеется, – поспешил я согласиться, – и я вовсе не собираюсь упрекать вас за это, но не можете же вы утверждать, что это невинное очаровательное существо способно на подобное гнусное деяние? Подозрение, высказанное другой особой женского пола, не может ведь служить…

Но сыщик перебил меня:

– Вы здесь рассуждаете, в то время как «другая особа женского пола», как вы назвали лучшее украшение нью-йоркского общества, сидит там и заливается слезами. Идите к ней и постарайтесь утешить.

Я с удивлением взглянул на него, но поскольку Грайс говорил, по-видимому, совершенно серьезно, то я послушался его, подошел к Мэри и сел рядом с ней.

– Мисс Левенворт, – начал я мягко, – конечно, в данной ситуации никто не в состоянии вас утешить, особенно чужой вам человек, но не забудьте, что вещественные доказательства не всегда играют решающую роль в таких сложных вопросах, как этот.

Она вздрогнула и поспешила взять себя в руки, потом, глядя мне прямо в глаза, проговорила медленно и задумчиво:

– Нет, вещественные доказательства не всегда так важны, как кажется, но Элеонора этого не знает. Она так запуталась… – С этими словами Мэри судорожно сжала мою руку. – Как вы думаете, грозит ли ей какая-нибудь опасность? Неужели ее… – Она не могла говорить дальше.

– Мисс Левенворт, – проговорил я, многозначительно указывая ей глазами на сыщика, – что вы хотите этим сказать?

Она поняла мой жест и тотчас стала вести себя совершенно иначе.

– Я не понимаю, что вы имели ввиду, когда сказали, что ваша кузина запуталась? – спросил я ее довольно равнодушным тоном.

– Я хотела сказать, – ответила она решительно, – что Элеонора невольно или сознательно отвечала на все вопросы, предложенные ей, в таком духе, что можно было заподозрить, будто она знает об этом ужасном убийстве больше, чем говорит. Она ведет себя так, – продолжала девушка шепотом, но все же настолько громко, что ее слышали все находившиеся в комнате, – будто старается во что бы то ни стало скрыть что-то, но ведь этого не может быть. Хотя Элеонора и я… мы не особенно дружны, ничто не заставит меня поверить, что она знает об этом убийстве больше, чем я. Не может ли кто-нибудь – хоть вы, например, – сказать ей, что ее поведение невольно возбуждает, если уже не возбудило, подозрение. И затем объясните ей, – прибавила Мэри еще тише, – что вещественное доказательство нельзя считать решающим в этом деле.

Я с удивлением смотрел на нее и думал: «Какая превосходная актриса!»

– Вы просите меня поговорить с ней, но разве не проще вам самой сказать ей это?

– Мы с Элеонорой и я никогда не были особенно близки.

Я положительно не мог поверить этому, вообще в ее поведении было что-то мне непонятное. Я заметил:

– Нужно сказать вашей кузине, что прямая дорога – лучше всего.

Мэри Левенворт вдруг залилась слезами и воскликнула с горечью:

– И нужно же было случиться такому несчастью! Точно недостаточно было смерти любимого дяди, надо было еще, чтобы моя кузина…

Я незаметно сжал ее руку, что заставило девушку воздержаться от продолжения. Она замолчала, прикусив губу.

– Мисс Левенворт, – прошептал я едва слышно, – будем надеяться на лучшее, вы напрасно погружаетесь в такие мрачные раздумья. Если не случится ничего нового, вашей кузине не грозит опасность.

Я нарочно сказал это, чтобы выведать, что она думает по этому поводу, и вполне достиг своей цели.

– Но как же может случиться что-нибудь новое, когда она совершенно не виновна? – воскликнула Мэри, потом ей, очевидно, пришла в голову какая-то мысль, и она добавила: – Мистер Рэймонд, почему мне задавали так мало вопросов? Ведь я вполне могла бы доказать, что моя кузина накануне вечером не выходила из своей комнаты.

– Вы могли бы это сделать?

Я положительно не знал, что думать об этой странной девушке.

– Да, моя комната ближе к лестнице, чем ее, и, чтобы попасть вниз, она должна была непременно пройти мимо моей двери: я бы это услышала.

– Вы могли и не слышать, – грустно заметил я, – разве у вас нет какого-нибудь другого доказательства того, что ваша кузина не виновна в этом ужасном преступлении?

– Я готова была бы сказать все что угодно, лишь бы только спасти ее.

Я невольно отстранился от нее. Эта женщина готова была лгать – она уже солгала во время допроса. Тогда я был ей за это благодарен, теперь она производила на меня отталкивающее впечатление.

– Мисс Левенворт, – сказал я, – напрасно вы думаете, что ради спасения ближнего можно кривить душой.

– Я ведь не хотела никому причинить зло, – проговорила она тихо, – не думайте обо мне плохо, умоляю вас.

Я не успел ничего на это ответить, так как дверь отворилась, и на пороге появился тот господин, который, как я видел, недавно вышел вслед за Элеонорой.

– Мистер Грайс, – сказал он, останавливаясь на пороге, – пожалуйста, на пару слов.

– В чем дело? – спросил сыщик, подходя к подчиненному.

Тот поманил его в коридор и стал о чем-то оживленно шептать. Поскольку я мог видеть только их спины, то снова повернулся к своей собеседнице. Она была бледна, но прекрасно владела собой.

– Он пришел от Элеоноры? – спросила Мэри.

– Думаю, что так, – ответил я. – Нет ли у вашей кузины чего-нибудь, что она хотела бы скрыть?

– Неужели вы думаете, что ей есть что скрывать?

– Я не могу этого утверждать, но здесь так много говорили о некой бумаге…

– У Элеоноры не найдут ни этой бумаги, ни чего-либо еще подозрительного, – прервала она меня. – В доме вообще не было никаких важных бумаг, я хорошо это знаю, так как была посвящена во все дела дяди.

– Но разве ваша кузина не могла знать какой-нибудь тайны, которая вам была совершенно не известна?

– Между нами не было тайн, мистер Рэймонд, и я не могу понять, почему так много говорилось о какой-то бумаге. Дядю наверняка убил какой-нибудь грабитель. Неужели вы считаете показание слуги о том, что все двери и окна были заперты, неопровержимым? Если вы не можете согласиться со мной в данном вопросе, то все же, быть может, ради меня, – она бросила на меня обворожительный, нежный взгляд, – ради меня постараетесь найти какое-нибудь другое правдоподобное объяснение происшедшему.

В этот миг меня позвал Грайс:

– Могу я попросить вас на минуту, мистер Рэймонд?

Я был очень рад тому, что могу достойно выйти из неловкого положения, и поспешил к нему с вопросом:

– Что случилось?

– Мы хотим сообщить вам то, что только что узнали, – вполголоса проговорил Грайс. – Позвольте вас познакомить: мистер Рэймонд, мистер Фоббс.

Я поклонился и с нетерпением стал ждать разъяснений.

– Это вопрос первостепенной важности, – сказал Грайс, – и, я думаю, мне ни к чему напоминать вам, что все должно быть сохранено в тайне.

– Конечно.

– В таком случае расскажите все, Фоббс.

– Я в точности исполнил ваше приказание, мистер Грайс, и последовал за мисс Элеонорой, когда служанки повели ее в комнату. Когда она пришла туда…

– Куда? – спросил Грайс.

– В свою комнату.

– Где она находится?

– Около лестницы.

– Это не ее комната, впрочем, продолжайте.

– Не ее комната? Ну, в таком случае ей нужен был камин, ради которого она и отправилась туда, – воскликнул Фоббс, хлопнув себя по коленке.

– Камин?

– Простите, я немножко забежал вперед. Итак, она сначала не заметила моего присутствия, хотя я шел следом, и, только когда отпустила прислугу, вдруг увидела меня. Она взглянула на меня гневно и с презрением, потом, по-видимому, примирилась с моим присутствием. Поскольку мне надлежало следить за ней, то мне ничего больше не оставалось делать, как пройти за мисс Элеонорой в комнату, дверь которой она за собой не заперла, и усесться в дальнем углу комнаты, откуда я мог ее видеть. Она поглядывала на меня время от времени, прохаживаясь по комнате. Вдруг барышня остановилась и воскликнула: «Пожалуйста, принесите мне стакан воды. Графин стоит вон там, на столике». Чтобы добраться до этого столика, мне пришлось бы зайти за высокое зеркало, доходившее почти до потолка, и потому я колебался, исполнить ее просьбу или нет. Но она посмотрела на меня с такой мольбой, что, мне кажется, и вы, господа, не устояли бы.

– Хорошо, дальше, дальше, – в нетерпении торопил его Грайс.

– На одну минуту я потерял ее из виду, но мисс Элеоноре только это и нужно было. Когда я вернулся, она уже стояла около камина на коленях и что-то искала у себя на груди. Я зорко следил за ней в то время, как подавал воду, но она, казалось, не обращала на меня никакого внимания и смотрела пристально на огонь. Девушка отпила несколько глотков воды и отдала мне стакан, а затем наклонилась над огнем и, потирая руки, прошептала: «Ах, как холодно». Она действительно дрожала всем телом. В камине тлело несколько угольков. Она снова начала что-то искать у себя на груди, это возбудило мое подозрение – я наклонился и заглянул ей через плечо. Она бросила что-то в огонь, при этом я услыхал легкий металлический звук… Только я собрался осмотреть камин, как девушка схватила корзину с углем и высыпала ее всю в огонь со словами: «Пускай разгорится как следует». – «Так вы ничего не добьетесь», – заметил я и начал осторожно вынимать уголь из камина, пока…

– Пока? – спросил я, заметив, как он и Грайс обменялись многозначительными взглядами.

– Пока не нашел вот это, – сказал Фоббс, протягивая мне ключ с надломленной дужкой.

Глава X
Грайс получает новое предложение

Это открытие привело меня в ужас. Значит, прелестная, очаровательная Элеонора была… Я не мог докончить фразы даже в мыслях.

– Вы, кажется, удивлены, – заметил Грайс, внимательно разглядывая ключ, – ведь недаром же эта дама дрожала, путалась и падала в обморок.

– По-моему, наоборот: та, которая падает в обморок, дрожит и теряется, не может совершить подобного преступления, – сказал я. – Покажите мне ключ.

Сыщик подал его, заметив:

– Это тот, который мы искали, не может быть никаких сомнений.

– Если она скажет мне прямо в глаза, что не виновата, я поверю ей, – заявил я решительно.

Грайс посмотрел на меня с удивлением.

– Вы еще верите женщинам? – сказал он. – Хотел бы я знать, надолго ли хватит этой веры…

Я ничего не ответил, мы помолчали немного.

– Нам остается теперь только одно, – проговорил Грайс. – Фоббс, пригласите сюда мисс Элеонору, или лучше скажите, что я прошу ее прийти в гостиную.

Как только Фоббс ушел, я сделал было шаг по направлению к мисс Мэри, но Грайс меня удержал.

– Пойдемте со мной, – сказал он, – мне хотелось бы, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре, мисс Элеонора сейчас придет.

Я колебался, но мысль, что я снова увижу ее, заставила меня решиться. Я попросил сыщика подождать минуту и подошел к Мэри, чтобы сообщить ей, что мне нужно отойти на некоторое время.

– Что случилось? – спросила она испуганно.

– Ничего такого, из-за чего вам стоило бы пугаться. Успокойтесь!

Но она прочла на моем лице беспокойство, которого я не сумел скрыть, и сказала:

– Нет, что-то случилось, я чувствую.

– Ваша кузина сейчас спустится.

– Сюда? – Мэри вздрогнула.

– Нет, в гостиную.

– В доме происходит что-то странное, – проговорила Мэри, – я чувствую, что со всех сторон к нам подкрадывается несчастье, но никто не хочет сказать, в чем именно заключается опасность.

– Мисс Левенворт, бог даст, ничего страшного больше не случится. Но если же вдруг что-нибудь произойдет, я первый сообщу вам об этом.

Я молча поклонился и последовал за Грайсом, а девушка осталась сидеть одна, откинувшись на подушки дивана. Не успели мы войти в гостиную, как появилась Элеонора. Она вошла гордая и спокойная и поприветствовала нас легким наклоном головы.

– Меня просили прийти сюда, – произнесла она, – нельзя ли по возможности скорее сообщить, в чем дело, поскольку я устала и нуждаюсь в отдыхе.

– Мисс Левенворт, – заговорил Грайс, потирая руки и поглядывая на дверную ручку, – мне жаль, что пришлось вас побеспокоить, но я очень хотел бы знать…

– Как у меня очутился ключ, который ваш помощник достал из камина? – спросила она.

– Да, вы угадали, мисс Левенворт.

– Я отказываюсь дать вам какие-либо объяснения по этому поводу, хотя должна признать, что ваш помощник совершенно прав: у меня был ключ и я бросила его в камин.

– Однако…

Но она уже повернулась к двери.

– Я должна извиниться, что отказываюсь отвечать, – добавила девушка, – но никакие доводы с вашей стороны не заставят меня изменить решение: вы только напрасно потеряете время.

Она бросила на меня быстрый взгляд и вышла из комнаты. Минуту изумленный Грайс стоял на месте как вкопанный, потом вышел на лестницу проводить Элеонору. Я не успел опомниться от удивления, как услышал шаги в передней и увидел мисс Мэри, которая направлялась ко мне с пылающими от волнения щеками.

– В чем дело? – спросила она быстро. – Элеонора созналась в чем-нибудь?

– Ни в чем она не созналась, – сказал я, вздохнув, – в том-то и беда. Ваша кузина отказывается отвечать на некоторые вопросы, не понимая, что тем самым навлекает на себя…

– Что навлекает?

– Множество неприятностей, которых могла бы избежать.

Одну секунду она смотрела на меня испуганным, недоверчивым взглядом, потом опустилась на стул и, закрыв лицо руками, со стоном проговорила:

– Ах, зачем мы только родились на свет! Отчего не погибли вместе с нашими родителями!

– По-моему, отчаиваться еще рано, – вмешался я. – Будущее, правда, сейчас для вас темно, но мрак может рассеяться. Ваша кузина послушается благого совета и объяснит…

Но Мэри не слушала того, что я говорил. Она вскочила со словами:

– Можно сойти с ума, право, можно сойти с ума!

Я смотрел на нее с удивлением и, казалось, только теперь ее понял. Девушка, по-видимому, решила, что сама навела нас на след, который должен было погубить ее кузину, и это приводило ее в отчаяние. Я пытался успокоить ее, но напрасно.

– Очень сожалею, – начал я, – что должен уйти, не успокоив вас, но, быть может, позволите прислать вам какую-нибудь родственницу или подругу? Слишком тяжело оставаться одной в этом доме при таких обстоятельствах.

– Неужели вы думаете, что я собираюсь здесь остаться? – сказала она. – Я не пробуду здесь и одной ночи, иначе умру.

– Этого вовсе и не требуется, – произнес кто-то успокоительно.

Я обернулся и, к своему удивлению, увидел Грайса, который, вероятно, уже некоторое время находился в комнате.

– Вы можете спокойно ехать куда хотите, – продолжал он, – расследование пойдет своим чередом и без вас.

Я думал, что она будет обижена его вмешательством, но Мэри, наоборот, обрадовалась присутствию сыщика. Она отвела меня в сторону и спросила:

– Вы считаете Грайса ловким и знающим свое дело?

– Да, по крайней мере власти очень им дорожат – вероятно, он того заслуживает.

Тогда девушка быстро подошла к Грайсу и проговорила:

– Я слышала, что вы очень искусный сыщик и можете найти и изобличить настоящего преступника… Если это так, то сжальтесь над двумя невинными девушками, лишившимися близкого им человека, и сделайте все, чтобы найти убийцу. Конечно, было бы глупо с моей стороны утверждать, будто я не понимаю, что моя кузина благодаря своему поведению навлекла на себя подозрения, но, верьте мне, она так же невинна, как и я. Я уверена в том, что убийство это совершено каким-нибудь посторонним лицом, не имеющим никакого отношения к нашему дому. Мне кажется, что напасть на его след совсем не трудно. Очевидно, неожиданно пропавшая Джен должна о нем что-нибудь знать. Отыщите ее: пусть на земле не останется ни одного уголка, где бы она могла укрыться, не жалейте средств, чтобы найти ее, – я готова отдать все свое состояние в ваше распоряжение. Я назначу большую награду тому, кто отыщет убийцу.

Грайс, видимо, был тронут ее горячей мольбой, и голос его слегка дрожал, когда он ответил:

– Мисс Левенворт, будьте уверены, что я, помимо вашей просьбы, из честолюбия и из любви к своему ремеслу постараюсь найти преступника. Но теперь, должен в этом признаться, я почувствовал еще более живой интерес к этому делу. Все, что в человеческих силах, будет сделано, и я буду не я, если через месяц не явлюсь к вам за наградой.

– А Элеонора?

– Не будем называть имен, – сказал он ласково.

Спустя несколько минут мисс Мэри и я покинули этот дом, поскольку она пожелала, чтобы я проводил ее к приятельнице, миссис Гилберт, у которой она и предполагала поселиться на некоторое время.

Когда мы отъезжали, моя спутница взглянула на покинутый ею дом с таким видом, будто испытывала угрызения совести. И только когда мы, наконец, отъехали уже довольно далеко, она будто успокоилась и попросила дать ей карандаш и клочок бумаги. К счастью, они у меня нашлись, и я предоставил ей и то и другое, удивляясь в душе, к чему ей это понадобилось.

– Мне надо написать небольшую записку, – сообщила Мэри, – пожалуйста, прикажите кучеру остановиться на одну минуту, пока я это сделаю.

Я исполнил ее просьбу; минуту спустя записка была написана, и на нее была наклеена оказавшаяся у Мэри почтовая марка.

– Почему вы не могли подождать, пока приедете к своей приятельнице? – спросил я. – Там вам было бы гораздо удобнее писать.

– Я тороплюсь – письмо нужно отправить немедленно. Вот, кажется, и почтовый ящик. Прикажите кучеру остановиться еще раз.

– Если позволите, я опущу записку, – предложил я, протянув руку.

Но Мэри покачала головой; не дожидаясь моей помощи, она быстро выскочила из экипажа и, пугливо озираясь, дошла до почтового ящика. После этого она сразу оживилась и разговорилась, и, когда мы подъехали к дому ее приятельницы, она непринужденно простилась со мной и попросила навестить ее на днях, чтобы сообщить, чем кончилось следствие.

В продолжение целого вечера я занимался тем, что сравнивал показания свидетелей и пытался найти намек на возможность совершения убийства кем-нибудь другим, помимо Элеоноры. Я взял лист бумаги и выписал на нем следующие говорящие против нее обстоятельства:

1) недоразумение между ней и дядей, о котором упоминал Харвелл;

2) таинственное исчезновение горничной;

3) обвинение в адрес Элеоноры, которое произнесла Мэри, а мы с Грайсом невольно услышали;

4) ее сбивчивые показания относительно платка, запачканного сажей и найденного в комнате дяди;

5) отказ объяснить что-либо относительно бумаги, найденной ею на столе покойного после того, как унесли тело;

6) найденный у нее ключ от библиотеки.

На другой стороне листа я написал:

1) недоразумения между родными бывают очень часто, но чтобы недоразумения эти приводили к преступлению – это большая редкость;

2) исчезновение Джен могло не иметь ничего общего с преступлением;

3) если Мэри и обвиняла свою кузину, то, с другой стороны, она же открыто при всех объявила, что никого не может заподозрить в этом убийстве; в первом случае слова свои она произнесла под непосредственным впечатлением от происшедшего – они могли быть необоснованными;

4 и 5) ни в чем не повинные люди иногда запутываются в показаниях, что служит поводом к возникновению подозрений против них.

Но ключ? Что можно было сказать в пользу Элеоноры по этому поводу? Ровно ничего. Благодаря этому она все еще должна была оставаться под подозрением, ведь она не хотела объяснить, каким образом он попал к ней; в этом должен был сознаться и я, как бы ни хотел утверждать противное.

Дойдя до этого пункта, я отбросил бумагу и взял в руки вечернюю газету. Первое, что бросилось мне в глаза, были следующие строки:

ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО

Мистер Левенворт, известный миллионер, найден убитым в своей комнате. – Никаких следов убийцы. – Преступление совершено при помощи револьвера. – Необыкновенные обстоятельства сопровождали эту смерть.

Это стало для меня по крайней мере некоторым утешением. Значит, пока еще Элеонору не обвиняли в убийстве. Но что принесет нам следующий день?

«Она не может быть виновна, – говорил я себе, вновь и вновь пытаясь убедить себя в этом. – Но каковы доказательства ее невиновности? Только ее красота?»

Совершенно опечаленный, я бросил газету и пошел вниз, поскольку каждую минуту ждал, что мне принесут телеграмму в ответ на посланную мною мистеру Виллею. И действительно, вскоре я ее получил. Я быстро вскрыл депешу: ее отправил владелец отеля, где остановился мой патрон. Содержание ее было следующее:

«Вашингтон, мистеру Эверетту Рэймонду.

Мистер Виллей лежит больной у меня в доме; опасаясь последствий, телеграмму ему не показывал. Сделаю это по возможности в скором времени.

Томас Ловерти».

Я снова в раздумьях вернулся в свою комнату. Почему вдруг я почувствовал такое облегчение? Неужели боялся и не желал возвращения моего патрона? Кто же, кроме него, собственно говоря, мог бы направить меня на настоящий след? Ведь ему лучше, чем кому-либо, были известны все подробности частной жизни этой семьи. Неужели я, Рэймонд, в данном случае боялся узнать правду?

Нет, этого никто не смел утверждать. Я вынул свои заметки и против № 6 написал: «Подозрительно».

Таким образом, никто уже не мог упрекнуть меня, что, ослепленный женской красотой, я не желал видеть подозрительные обстоятельства даже там, где они были очевидны. Тем не менее я повторял про себя: «Если она скажет, что не виновна, я поверю ей». Мы, в сущности, рабы своих ощущений и предрассудков.