Текст книги "Изъян (СИ)"

Автор книги: Анна Инк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Кто – мы?

– Вы считаете, что если нас правильно воспитывают, то особей женского пола мы воспринимаем как неодушевлённый предмет, или что? Как…как мы…или мы, по-вашему, неодушевлённые предметы? Не понимаю. Не понимаю, как Вы себе это всё представляете. И даже не хочу понимать, честно говоря, – он отворачивается от меня и смотрит в сторону. Даже звёзды его перестали интересовать.

– Что ты так обиделся? Я просто спросила. В шутку…

– Просто. В шутку, – повторяет он эхом. – Вы же знаете, что она пропала. Мы с Сашей работали больше года вместе. Вы правда считаете, что это ничего не значит? – он поворачивает голову ко мне, но не смотрит мне в лицо. Он вцепился взглядом в мой локоть, он хмурится, и я вижу…презрение ко мне. Как будто ему противно смотреть на меня.

– Мне неприятно, что я тебя обидела, – бормочу я. – Я этого не хотела. И…вот.

– Спасибо, – Инг грустно улыбается, и бросает на меня быстрый взгляд. – Всё эти дурацкие культурные нормы. Они мешают Вам ясно видеть. Хотя Вы можете.

– Всегда считала себя особо наблюдательной, – хмыкаю я.

– У меня иногда возникает такое ощущение, что Вы ещё не сталкивались с реальной жизнью. Не знаю, как это объяснить… Что много всего вокруг Вас происходит, но Вы знаете, что безопаснее будет игнорировать какие-то вещи…

– И сейчас?

– Сейчас я ничего не ощущаю, – смеётся Инг. – И это ужасно.

– Ты уже это говорил сегодня… Так что там с созвездием? Я что, не Стрелец?

– Нет, не Стрелец.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно серьёзно. Странно, что Вы не знали. Есть двенадцать знаков Зодиака, но зодиакальных созвездий тринадцать. В стандартных гороскопах уже на протяжении многих столетий его не упоминают, и, тем не менее, Вы принадлежите к нему. Его, к сожалению, уже не видно во всей красе. Вот окажись мы здесь час назад. Но видно самые яркие его звёзды. Там, у самого края горизонта. Напоминает неправильный треугольник, основание которого справа. Видите?

Я беспомощно смотрю в небо. В поселении Ы раз в сто темнее, чем в моём саду. Как же их, оказывается, много – звёзд. И мой взгляд уползает от области, на которую настойчиво и безуспешно указывает Инг, всё выше и выше, пока моя шея не напрягается до предела.

– Честно говоря, вряд ли я что-нибудь пойму. Мне здесь всё напоминает геометрические фигуры, а точнее одну – шар.

– Можно? Сейчас, секунду, – он встаёт позади меня. Я ощущаю, как его дыхание щекочет мой затылок. Инг не прикасается ко мне, но пространство между нами, которое сокращено до предела, плотное и тёплое. – Внимательно смотрите за моей рукой над Вашей головой. Мне кажется, я просчитал Ваш угол зрения.

– Я вижу там четыре звезды.

– Одна из них от другого созвездия.

– И на кого же я сейчас смотрю?

– На Ваше созвездие, – его голос кажется довольным, с толикой гордости. Как будто он сам сделал это созвездие для меня. – Оно называется «Змееносец».

– О. Интересно. И что в нём особенного? Помимо его не признанности астрологией.

– Оно пересекает созвездие Змеи, например. Раньше это было одно созвездие, теперь их считают за два отдельных: в центре Змееносец, слева от нас хвост змеи, а справа голова.

– Он её ловит?

– Он держит змею.

– Он собирается её убить, или она уже мертва?

– Я не знаю. Надо почитать мифы. Хотите, я разузнаю для Вас?

– Я и сама читать умею. Думала, ты всё знаешь.

– Разумеется, не всё. Невозможно знать всё.

– Но ведь можно предположить, на основе уже известных данных.

– Или пофантазировать.

– Если змею сделали отдельным созвездием, значит, она ещё жива. Глупо было бы делать созвездие, посвящённое мёртвой змее, верно? – спрашиваю я, немного поворачивая голову в его сторону.

– Есть созвездия, названные в честь мёртвых, исторических или мифологических персонажей, – возражает Инг.

– Это, наверное, в память об их поступках и достижениях. Вряд ли такое уместно по отношению к обычной змее.

– Дело в том, что многие созвездия являются астеризмами – они по своей форме напоминают какой-то известный нам объект. И многие созвездия носят имена животных, чем змея хуже?

– Именно эта змея хуже тем, что её всё-таки поймали, – настаиваю я. – Оказалась не такой проворной. Но собственное созвездие у неё почему-то есть. Несправедливо. Всё-таки она жива, я уверена. Зачем нужно было делить её на две части?

– Может, она символизирует мудрость? Змееносец несёт её в руках, и это означает, что он обрёл мудрость. Если бы её не выделили отдельным созвездием, мы бы ничего не могли сказать о самом Змееносце, кроме того, что он тащит куда-то змею (может, он просто собирался съесть её). А так…если для змеи есть отдельное созвездие, она чем-то примечательна. И её ловец от этого тоже становится примечательным.

– Добыча делает статус своему охотнику?

– Конечно! Чем интереснее трофей, тем больше уважения к охотнику, – уверенно заявляет Инг.

– Мне надо запомнить эту мысль, – бормочу я.

– Зачем?

– А что ты говорил про звёздные системы, или как их там?

– Ах, да. Я, собственно, хотел Вам сказать, что там, между тем треугольником от Змееносца и хвостом змеи (это под треугольником) есть небольшое v – образное скопление, напоминающее гиады в созвездии Тельца. И там есть двойная звезда «70 Змееносца». Мы видим её как одну, но на самом деле их две, и они кружатся вокруг общего центра масс, и находятся очень близко друг к другу. Так близко, что со временем, возможно, смогут взаимодействовать. Представляете, две одинаковые звезды, расстояние между ними по нашим меркам огромное; но они развиваются, вплоть до того, что начинают обмениваться энергией. Разве это не прекрасно?

– А к чему это приведёт?

– Их влияние друг на друга? – Инг смещается немного правее, и пар от его дыхания проносится мимо меня тусклым облаком. – Они изменятся, противореча классическим правилам эволюционного трека звезды.

– И одна звезда может уничтожить другую?

– Почему Вы рассматриваете взаимодействие как угрозу?

Я поворачиваюсь к нему и внимательно смотрю в глаза. Они как будто смеются надо мной.

– Идём, – говорю я. – Нужно поискать кого-нибудь из вЫселов – вдруг повезёт. Что-нибудь разузнаем про Аркадию.

Я иду к зоповцам, которые стояли в тридцати метрах от нас.

– У тебя ещё полчаса, – говорит женщина, переводя взгляд с часов на меня. Такое чувство, что я одна сюда приехала, а Инг лишь мой рабочий атрибут.

– Где нужно искать тех людей, которые разговаривали с ней? – спрашиваю я.

– С кем – с ней? – не понимает зоповец.

– С Аркадией. Проект, над которым я работаю…

– Мне наплевать, – отрезает мужчина.

– Мы ничего не знаем ни о каких проектах, – говорит женщина. – Мы не обязаны тебе помогать. Мы только сопровождаем. Ты должна была выяснить всё сама.

Я ещё несколько минут брожу вдоль окраины поселения. Как же хочется туда попасть. Далёкие голоса, которые я слышу из мрака, накрывающего поселение Ы так же, как купол накрывает Город, будто меня зовут. «Там ты найдёшь ответ…Иди…иди к водонапорной башне. И убедись, что все скобы из неё выдраны. И Вита не могла погибнуть так, как тебя заставили поверить…» – шепчут они мне, или это мой внутренний голос, впавший в транс.

– Инг! – зову я. Он идёт в мою сторону, то и дело замедляясь и замирая взглядом на каких-то объектах. Его вдруг стали интересовать деревья, заросли травы, разваленные отбойники у дороги. – Как ты думаешь, Елена сможет организовать ещё одну поездку в поселение? Мне нужно попасть внутрь.

– Не знаю, – он пожимает плечами. – Но я постараюсь сделать настолько яркий текст на основе того, что сегодня увидел, что она снова отправит нас сюда.

– Нас?

– Вы думали, я отпущу Вас одну?

У меня даже не находится слов, чтобы ему ответить. Я рефлекторно перевожу взгляд на зоповцев, которые стоят в нескольких метрах от нас, и которые всё слышали. Их лица выражают омерзение. Забота в словах Инга хуже намёков на сексуальное влечение.

Инг смотрит на меня с удивлением:

– Вы правда пошли бы туда одна?

– Во-первых, я не одна. Меня будет сопровождать кто-нибудь из этих, – я киваю на зоповцев. – А во-вторых…даже не знаю, как тебе это объяснить…чтобы ты понял… Ты что возомнил? Ты решил, что можешь меня защитить, или что?

– Нет. Разумеется, нет, – он опускает голову. – Но я много знаю о вЫселах.

– Я и не сомневалась, – бросаю я. И делаю шаг в сторону: – У тебя ещё двадцать минут. Иди, смотри на свои звёзды, – и нарочито громко добавляю: – Мокль.

11. П – Профессия

Коридор, отделяющий горожан от гибельной для них природы, состоит из нескольких проходов, и пока я иду по их узким закоулкам, химия вытравливает все запахи и частички, которые попали на мою одежду и кожу загородом.

За дверями, под куполом, меня никто не ждёт. Если бы Инг ушёл вперёд, я различила бы его силуэт, направляющийся к директивам. Наверное, он ещё внутри. Молчал всю дорогу обратно. Обиделся на «мокля». Но я ведь должна была как-то отреагировать на его возмутительное поведение. Что значит: «не отпущу Вас одну»? Он всё перепутал. Это Зозо может сказать такое своему аполло, или своей кошке. Как у него язык повернулся высказать какие-то притязания на опеку надо мной?

– Ты не приняла нейтрализатор, – я оборачиваюсь и вижу женщину, которая сопровождала меня в поселение Ы. – Но ты и без него прекрасно слышишь. Кто ты такая? – она делает шаг ко мне.

Вот же я идиотка! Я не зашла в комнату ожидания! Как я могла забыть?!

– Я приняла. Он, наверное, подействовал быстрее.

– Хватит мне врать. Я смотрела за тобой через камеры. Ты даже не заходила туда. И у поселения – ты не могла почувствовать боль из-за неисправностей слухового аппарата, действие асенсорина блокирует это ощущение.

Она проскальзывает лучом фонаря по моей фигуре, и останавливается на моей сумке:

– Давай сюда свой эргосум, – требует, подёргивая указательным пальцем.

– Нет. Сначала я всё объясню.

– Сюда, – повышает голос.

Тянет мою сумку за ремень, он врезается в мою спину. Я рефлекторно делаю шаг в сторону женщины, потом противлюсь этому, отшатываюсь, и ремень лопается. Сумка падает на асфальт, вываливая в искусственную землю свои внутренности. Женщина тянется за эргосумом, и вдруг замирает. Что-то из предметов в луче фонаря заставляет её измениться в лице. Она поднимает на меня глаза, и смотрит исподлобья.

– Здесь не как дома, – она кривит губы, произнося последнее слово, – здесь все всё видят.

– Я сейчас всё объясню, – я выставляю ладони вперёд, как делают доноры, отгораживаясь от женщин. – Это план, составленный высшими инстанциями. Я просто следую этому плану.

– Отродье вЫселов, – шипит она. – Ваша сраная секта скоро захлебнётся собственным дерьмом.

На её обозлённом лице вспухают вены. Прожектор давит на эти вены самым кончиком широкого веера света до тех пор, пока очередной шаг женщины мне навстречу не погружает её во мрак. Я чувствую, как под моими подошвами трескаются комья искусственной земли. Я оборачиваюсь, боясь оступиться и упасть. Но не вижу ничего. Только знаю, что тень, которая двигается на меня, гораздо опаснее, чем неопределённость за моей спиной.

И вдруг лысые кусты у края Города обретают очертания, пускают тени на полотно купола, и движение источника света за моей спиной заставляет их плясать.

– Срочно сюда! – кричит женщина в рацию на браслете. И я не понимаю, почему её голос такой испуганный. Надо мной вспышка. Я должна взглянуть на источник. Но я прикована взглядом к сотруднице ЗОПа; я вижу её остекленевшие глаза – они так старались увидеть искусственное небо, что остались только белки. Между тонкими красными сосудами переплетаются голубые и оранжевые блики.

Свет рассекает пространство между мной и женщиной; он жидкий, густой, как вода в фонтане на центральной площади. Он так яростен в своём свечении, что щиплет глаза. И он толкает меня. И я падаю спиной в мёртвую землю.

– Сбой в системе! Повторяю: сбой в системе! – доносится из рации. – Нарушен процесс притяже…

– Это был психар, – шепчу я. – Мать моя женщина... Это был психар! Инг! Инг!

Я поднимаюсь с земли, и вижу перед собой только пустоту. Нет ни свечения, ни женщины из ЗОПа, ни хрюкающей рации. Может, у меня начались галлюцинации?

Ворота раздвигаются, и в полосе света появляются люди. Я снова припадаю к земле, утыкаюсь в бесплодную почву щекой. Я не шевелюсь. Зоповцы суетятся рядом со стенкой купола. Их ботинки мелькают перед моим лицом. Они как будто не замечают меня. Я чувствую резкий запах химии рядом со своим носом. Меня поднимают, трясут.

– Отведите её в комнату ожидания.

Мы исчезаем за воротами, и я снова в коридоре. Меня ведут под локоть. Спускаемся вниз.

Что они сделают с Ингом? Что будет со мной?

В комнате ожидания женщина помогает мне сесть на диван. Заходит ещё одна. Она протягивает мне стакан с лимонной жидкостью, и первый же глоток делает мои веки тяжёлыми. Ощущения обостряются, и тело не может с этим свыкнуться. Я смотрю на свои часы, тиканье которых вибрацией отдаётся в груди. Сейчас за полночь, но мне кажется, что я через толстые стены купола, через центр земли, ощущаю, как греет солнце с той стороны планеты.

Женщина наклоняется ко мне и трогает мой лоб. У неё синяки под глазами, и учащённый пульс – я вижу, как подрагивает кожа на её голой шее и запястьях. Её ледяные руки заставляют меня отклониться назад. Ужасно хочется спать. Голова уже не кружится, но голос женщины, её шумное дыхание и шорох тяжёлого пиджака не позволяют мне уснуть. Она касается ладонями моих висков, и её голос пытается убедить меня в том, что я ощущаю себя так, как и должна. А затем начинается сеанс суггестии.

– Вы смотрите на прожектор с большим любопытством, чем на звёздное небо, – Инг встаёт рядом со мной. На нём снова обычные очки с прозрачными стёклами. – Спасибо, что подождали меня. Пойдёмте?

Я пробыла здесь не менее двадцати минут. Пока Инг был в комнате ожидания. Я не могла всё это время просто стоять здесь и смотреть на прожектор. Психар был!

– Что с Вами? – голос Инга звучит обеспокоенно.

Я лихорадочно ощупываю ремень на своей сумке, стягиваю её, прощупываю каждый сантиметр кожи. Если ремень лопнул, и они его зашили – остался бы шов. Значит, ремень не рвался. Мог просто выскочить из застёжки, когда она потянула за него. Мои вещи. Я вожу пальцами по корпусу эргосума, разглядываю упаковку от платков – ни одной частички пыли от искусственной земли. Что такого увидела женщина из ЗОПа в моих вещах, что заставило её причислить меня к вЫселам? Не просто к вЫселам...

– Кира.

– К их секте.

– Что?

– Мне надо бежать, – я выпаливаю это, уже сорвавшись с места, накидывая сумку на ходу.

На столе разложенные по размеру (от большего к меньшему, слева направо), тщательно обследованные предметы из моей сумочки. Ведь если бы эргосум упал на асфальт, он наверняка бы треснул, так? Я поглаживаю идеально целое стекло пальцем. И если бы щётка для волос попала на искусственную землю, в мягкой щетине наверняка осталась бы пыль, так? Я провожу по щетинкам подушечкой большого пальца, медленно, будто пытаюсь пересчитать их. А вот с этим ничего бы не случилось, – я держу в руках деревянную дощечку-кулон, на ней выжжен узор: латинская буква «В».

«Из-за этого она подумала», – бормочет мой внутренний голос. – «Зачем ты взяла его с собой?»

Горожанки носят разные украшения, почему нет?

«Дома ты его никогда не носила».

Я, может, и здесь не буду. Мне просто нужно было что-то с собой, что связывает меня с домом.

«Вещь мёртвого человека – не самый лучший вариант».

Это не вещь, это память.

«Очевидно, что Вита взяла его в поселении. Этот знак был на её одежде, на фотографии в белой папке».

Белой папки не было.

«Вита была в их секте. И ЗОП всё про эту секту знает. В твоей сумке не так много вещей. Женщина решила, что ты сама из этой секты. Всё из-за кулона. Она бы убила тебя, если бы её не убил психар».

Психара не было.

«Тогда куда делись двадцать минут из твоей жизни, пока ты была там, у выхода из Города?»

Я больна. Нет ничего удивительного в том, что случаются провалы. И галлюцинации.

«Кира. Инг сказал, что Вита не могла погибнуть так, как обозначено в официальной версии. И ты знаешь, что она не погибла. Пока ты не доверишься себе, ты не сможешь узнать правду. Ты ведёшь себя не логично. Ты хочешь эту правду узнать, и при этом говоришь, что её нет».

Я вбиваю в строке поиска: «психары покидают купол».

«Рехнулась? После сегодняшнего искать про психары? Зоповцы поймут, что ты всё запомнила. Здесь все всё видят – так говорила та женщина, которой больше нет».

Психары покидают купол. Как бы так переформулировать?

«Помнишь, Полина что-то говорила про пятую жертву? Что та интересовалась такой темой».

Ей было пятнадцать. Самая молодая из пропавших. Ещё на стажировке. Тита3дробь98. Пропала в июле. Примечательная внешность. Яркие зелёные глаза. Губы длинные. Шея тонкая, хрящ гортани выпирает немного, как кадык у мужчины. Она хочет работать в «Витруме». Она хочет делать законы, которые выметут особей второго пола из Города. Она считает, что когда ей будет 31, под куполом не останется мужчин, в череде интерференционных фильтров не будут схлёстываться мужские и женские эмоции, а яйцеклеткам не потребуется мужское семя для воспроизводства нового человека. Вклад мужчины в жизнь человечества будет отменён легко, необратимо, без побочных эффектов.

Она делала много статей. Но я не вижу ни одной, связанной с психарами, покидающими купол. Может, Полина ошиблась?

Что такое «живой диалог»?

«Программа в эргосуме, сохраняющая ритм написания текста и паузы между репликами собеседников» – читаю я в поисковике.

За семь часов четыре минуты до входа в квартиру, после которого Тита оттуда больше не выходила.

Гела. 9.30. Это что???

Перемотка часов.

Тита. 9.36. Я тут.

Тита. 9.36. Ты о чём?

Гела. 9.37. О передаче, в которой ты вчера участвовала. Не узнаёшь себя в этом видео?

Гела печатает: «Я тебя тоже не узнаю»

Тита. 9.37. Ты, по-видимому, прикрепила ссылку неудачно. Ничего не отобразилось.

Гела. 9.38. Ты поддержала закон о сокрытии порядковых номеров выбывших из «Спарты». Этот закон позволит продолжать род самым слабым и глупым мужчинам.

Тита печатает: «Это был повод»

Гела. 9.38. Ты говорила, что особей второго пола необходимо максимально отстранить от жизни женщины, а выходит, что ты за гуманизм к ним.

Тита. 9.39. Это был повод для выступления. И я так к этому отношусь.

Перемотка часов.

Тита печатает: «Я просто выполняю свою работу»

Гела. 9.42. Ты нас обманывала, – пауза, «нас обманывала» стирается, – всех обманываешь. Либо у тебя нет своего мнения.

Тита. 9.43. Вчера я выражала не своё мнение. И это был осознанный шаг.

Перемотка часов.

Гела. 9.45. Ещё бы не осознанный! Сколько времени ты потратила на организацию своего двухминутного видео? Ты не меньше полугода это планировала. Сколько информации и договорённостей нужно было собрать, чтобы снять про уничтожение криосоломин с ген.матом невостребованных доноров?

Тита печатает: «Я использовала готовые материалы»

Гела печатает: «Сколько лет ты нас обманываешь, позиционируя себя»

Тита. 9.47. Я осталась при своём мнении.

Гела. 9.47. Сколько лет ты нам врёшь, прикидываясь нормальной цэрперой?

Тита печатает: «Я говорила, что нерационально используются ресурсы Города, пото»

Майя. 9.48. Тита занимается своей карьерой, и использует любые средства для достижения цели.

Майя. 9.48. Хватит её донимать. Тебе заняться нечем?

Тита. 9.49. Нерационально тратить Средства на материалы, которые, как известно заведомо, будут уничтожены.

Тита. 9.49. Это я про криосоломины для всех участников «Спарты».

Майя. 9.50. Не оправдывайся. Не перед кем.

Гела. 9.50. Ты своим видео намеренно хотела вызвать жалость к этим неудачникам.

Тита. 9.50. Нет.

Гела. 9.51. Ты поддержала закон о том, чтобы женщина, обращаясь в городской Банк, не была осведомлена, каким по счёту сдох носитель генов для её будущей дочери. Ты только вдумайся.

Тита печатает: «Потому что»

Гела. 9.51. Ты бы хотела заплатить все накопленные Средства за мокля, который в первую же минуту игры сдох?

Тита. 9.52. Потому что все знают, что никто не будет покупать генетический материал первых сорока выбывших. Тем более что цены на все 49 доноров одинаковые. Проще подождать следующего сезона, и взять кого-то из последней десятки.

Гела. 9.53. От страха просто, например? Не обязательно даже боролся. У него сердце слабое. И потом ты будешь свою дочь лечить от этого слабого сердца.

Тита. 9.53. Нужно варьировать цены в зависимости от порядкового номера. Самый первый выбывший – самый дешёвый.

Майя. 9.54. Кстати, отличная идея, Тит. Мне было бы проще вылечить дочь. Всё равно лечить придётся. От всех моклей больные дети. Проще лечить. На это потратить Средства. Чем так много платить за ген.мат.

Майя. 9.54. Получится из тебя политик!

Гела. 9.55. В политику на скандале не выедешь.

Тита. 9.56. Ты правильно поняла – я хотела, чтобы меня заметили, Гела.

Гела. 9.56. Значит, твоё убеждение ничего не стоит. Ты готова его изменять так, как выгоднее.

Тита. 9.57. Я же написала, что, – пауза, – осталась при своём мнении.

Гела. 9.58. Тогда ты должна была заниматься другими законами. О планировании пола, например. Чтобы всех их убрать из нашей жизни.

Тита. 9.59. Ты же знаешь, что 100% метод планирования слишком затратный. А я всегда за рациональное использование ресурсов.

Майя печатает: «Это уже медицина»

Тита. 10.00. Я не хочу быть медиком. Я хочу заниматься законами и работать в «Витруме».

Перемотка часов.

Майя. 10.04. Отстань от неё. Она делает карьеру.

Гела. 10.04. Вот именно. Она думает только о карьере, а нужна Профессия.

Гела. 10.04. Думает о престиже места, в котором будет работать.

Гела. 10.04. Политик должен иметь сформированную точку зрения.

Майя. 10.05. Нам только 15. И до защиты бизнес-плана ещё три года. Три года до этапа «Рациональность» – а ты сейчас от неё этого требуешь. Уже сделать выбор.

Тита. 10.06. Я уже сделала выбор.

Майя. 10.06. Вот и молодец! И следуй ему, никого не слушай.

Перемотка часов.

Гела. 10.09. Я не хотела сюда это выносить, но я скажу.

Гела. 10.09. Не хотела, потому что ведь прочитают потом – когда ты станешь политиком.

Перемотка часов.

Майя. 10.13.???

Перемотка часов.

Тита. 10.15. Ну?

Гела. 10.16. Я стажируюсь на канале «Око». Я знаю, кто будет приходить на встречи, и о чём пойдёт речь. Мне дают просматривать материалы для будущих передач. Сегодня, в 14.00. Ты там будешь, Тита. Ведь так?

Перемотка часов.

Гела. 10.17. Придёт женщина, которая будет говорить о законе, позволяющем особям второго пола взаимодействовать с потомством. И речь пойдёт не только о донорах. И ты в этой передаче тоже есть, опять с двухминутным видео. Интервью с цэрперами, которые остались без родителя до достижения периода эмансипации, сводки из биографий цэрпер-неудачниц, которые попали на место своей работы по распределению, сравнение цэрпер-неудачниц с маргиналками и прочее-прочее. Ты сама всё это делала. И в конце видео ты говоришь о том, что качество жизни современной женщины сильно зависит от мужского пола. И нужно это признать, чтобы получить из этого выгоду.

Тита печатает: «Я, – пауза, «я» стирается.

Гела. 10.18. Ты поддерживаешь разработки законов, позволяющих особям второго пола нести за нас ответственность. Ты потворствуешь тому, чтобы женщина (которая ещё маленькая, несформировавшаяся, оставленная без Средств и родителя) зависела от мужчины.

Гела. 10.18. Ты хочешь, чтобы особь мужского пола превратилась в мужчину-инвестора.

Тита. 10.19. Распределение в профессию по способностям должно стать неотъемлемой частью Города – и если в этом могут помочь особи второго пола, то почему бы и нет? Ведь это на ближайшее время. Пока мы не усовершенствуем систему. Всё равно они не исчезнут сразу – эти мужчины. И пока они есть, надо этим пользоваться. Рационально.

Гела. 10.20. Раньше женщины тоже использовали мужчин. И всегда всё оборачивалось тем, что это нас использовали на самом-то деле.

Перемотка часов.

Тита. 10.25. я ухожу.

Гела. 10.26. А я ничего и не собиралась добавлять. Всем и так ясно, что ты ради карьеры готова на всё. Даже эту самую карьеру упустить. Лишь бы удовлетворить свои амбиции.

Тита, как и остальные пропавшие, подчёркнуто негативно отзывалась об особях второго пола.

«На словах. На деле она их защищала».

41-й день в Городе. Дома сейчас прохладное сентябрьское утро.

Я иду в «Итер». И как только оказываюсь в своём кабинете, мне звонит Полина.

– Ты где? – спрашивает она.

– Я сегодня без завтрака. Очень много работы.

– Сейчас к тебе приду.

«Вот же бестактный и глупый человек», – возмущается мой внутренний голос.

Я открываю на рабочем эргосуме фотографию Аркадии, а рядом видеофайл с презентацией для одной из цэрпер, и раздумываю, с чего бы начать: с работы или подработки. Начинаю писать текст для мемуаров Аркадии. Я закрываю глаза и вспоминаю дорогу к поселению Ы. Руки на автомате скользят по электронной клавиатуре, формируя абзац за абзацем. Потом сокращу текст до нескольких предложений…

– Как вчера всё прошло? – Полина входит в мой кабинет. – Судя по тому, что ты отказалась от завтрака, поездка была вдохновляющей. Вот. Это тебе.

Полина выставляет на стол пластмассовый стакан с замороженной малиной. Дорогой десерт с экоферм – но самое вкусное, что можно попробовать в Городе. Мило.

Я говорю:

– Спасибо. На самом деле было темно, и я не встретила ни одного вЫсела.

– Ты хочешь их увидеть?

– Конечно! – я рефлекторно продолжаю набирать текст, смотря на Полину. Что не очень вежливо. Мне надо спросить, как у неё дела. – А у тебя что? Наша начальница сформировала заявку на твоё завершение карьерной лестницы?

Полина широко улыбается:

– Даже не верится, что это произошло, – потом её улыбка растворяется, и она с серьёзным видом говорит: – Спасибо тебе, Кир. Ты – настоящая подруга.

Ну, из уст Полины это не оскорбление.

– Через неделю у меня завершающая презентация состоится, – продолжает она.

– Отлично. Если что – я могу помочь с её корректировкой.

– Я бы хотела, чтобы ты присутствовала там, когда я буду выступать. Это самое важное событие во всей моей жизни. И мне важно, чтобы именно ты была рядом.

– Без проблем.

– Спасибо...

– Ты уже нашла следующую профессию?

– Нет, конечно! Ещё сутки назад я и подумать не могла, что мне придётся этим заняться. Даже не знаю. Хочу побыть здесь, в «Итере». Я привязалась к этой корпорации.

Я киваю, продолжая допечатывать текст.

– Так что, ты поедешь к вЫселам ещё раз? – Полина никак не хочет уходить.

Я пожимаю плечами:

– Надеюсь.

– А он тоже поедет?

– Инг? Не знаю. Это затратно. Да и свою задачу он уже выполнил.

– И как тебе? Понравилось работать со вторым полом? – Полина хитро улыбается. Я отвечаю ей хмурым взглядом.

– Слушай! – Полина наклоняется совсем близко ко мне. – А что там, на краю Города? Было что-нибудь странное? Ты помнишь, что мы сегодня идём туда?

– Никуда мы не идём, – отрезаю я.

– Почему это?

– Нечего там делать. Там обычная стена, как вот эта, – я киваю на стенку кабинета, – и по краю слой сухой земли. Вокруг мрак и безлюдье.

– Жутко, наверное, – протягивает Полина мечтательно. – Ладно. Извини, что отвлекла тебя. Побегу. – Полина выходит из кабинета, и уже в дверях угрожает мне: – В 21.00 я выхожу из здания «Итер», и если в течение пяти минут ты ко мне не придёшь, я отправлюсь на край Города без тебя.

Ну что за упрямый человек?

Глава называется «Профессия vs карьера». Я перемещаюсь вдоль стеллажей библиотеки с открытой книгой в руках в поисках пространства, где поблизости нет людей. Основательницу общества цэрпер, которая отвечала за этап «Профессия», звали Татьяна. Она пишет:

«Из следующих фактов складывалось суждение о себе как о профессионале: заработная плата, должность, престиж места работы, степень неформальности отношений с руководством. Нужен был формальный подход к деятельности, и неформальный подход к руководству. Спать с начальством стало уже не модно. Тем более что руководящие посты стали занимать женщины. Помогать им: нет, не самый лучший способ, ведь люди не любят быть благодарными. Самый удачный вариант – сделать так, чтобы она помогла тебе. У женщины был материнский инстинкт – его реализация стала отодвигаться на долгосрочную перспективу, а готовность заботиться о другом как самоутверждение за счёт слабого – осталась. Подчинённые, которые занимают жизнь с утра до ночи: они ближе, чем когда-то была семья. Почему бы не пойти навстречу и дать ей то, чего она так хочет. Помоги мне – не просить. Делать так, чтобы это был её выбор. Просто пожаловаться, как жалуются подруги. Но эмоционально, чтобы не догадалась, что это – лишь способ углубления неформальных отношений. Дать ей откровение. Изобразить срыв. Случайность. Это не трудно подгадать: где, когда и чем поймать её. Необязательно делать что-то, что выставит с хорошей стороны, лучше взывать к жалости: можно специально споткнуться и упасть, можно обронить презерватив, можно попросить туалетной бумаги. Главное – привлечь внимание... Показать свою слабость начальнице – это такой пикап, на тех же основаниях, по которым ловили мужчин женщины: нужно было притвориться хрупкой израненной пташкой, нужно было сделать из него героя. Начальница копировала мужское поведение, чтобы оставаться альфой: она хладнокровна или агрессивна, в зависимости от обстоятельств. Почему бы не относиться к ней как к мужчине, если она позиционирует себя как мужчина? Сделай из неё героя – вот что гласило золотое правило моего поколения в 20-е гг. 21 века. Вообще делать карьеру было модно, очень. Занятость на любой работе стала называться «делать карьеру». Потому что исчезла привязка к профессии. Раскрывать свои профессиональные способности было делом десятым. Нужно было любыми способами добраться до хорошей корпорации и хорошей должности в ней, чтобы гордиться названием фирмы своего руководства, чтобы гордиться тем зданием, в котором расположено твоё рабочее место, чтобы название должности заменяло тебе идентичность, чтобы забирать из химчистки одежду, соответствующую дресс-коду компании, и гордиться тем, что ты принадлежишь. Почему это всё было неправильно и неэффективно. Женщина не должна растворяться: ни в мужчине, ни в детях, ни в корпорации. Если на протяжении многих лет ограничивать себя какой-то одной сферой (одной карьерой), измениться и стать эффективной в чём-то другом практически невозможно. Нужно ориентироваться на краткосрочность и хрупкость всего, что окружает. И тогда возможно будет приспособиться к любым изменениям. Нет ни одной женщины в мире, которая хороша только в чём-то одном. Если попытаться представить, сколько изобретений, лекарств, продуктов культуры могла бы создать, и ничего из этого не сделала, та, которая всю жизнь положила на получение должности какого-нибудь топ-менеджера, и ничем, кроме этого, не занималась. Потому что нужно было поддерживать неформальные отношения с начальством, долго согласовывать новые идеи с руководством, соблюдать общепринятые корпоративные ритуалы с коллегами и прочее. Становится страшно, когда понимаешь, что каждая женщина вот так вот впустую потратила свою жизнь. С каким восхищением люди всегда относились к тем, кто попробовал себя в разных профессиях, и с каким интересом слушали таких людей. Почему считалось, что это подвластно только единицам?»