Текст книги "Галерейщица (СИ)"
Автор книги: Анна Илан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Как всё началось
Елена Владимировна не планировала умирать.
Не в принципе, но в ближайшее время – точно. Она, конечно, была недовольна своей жизнью, но вот так, некрасиво и глупо упасть в овраг и свернуть шею – однозначно не планировала.
День рождения Елены Владимировны совпал с этим, как его, тимбилдингом.
Что это за зверь такой, Елена Владимировна узнала не так давно, и если бы могла, то оградила общество от него. Ибо это штука в её понимании, выглядела неадекватно. Даже “Весёлые старты” и “Пионерская зорька” в далёком пионерском детстве были образцами здравого ума, в отличие от этого “тимбилдинга”. Да что там говорить! Пьяные конкурсы на её свадьбе имели больше смысла, чем это мракобесие.
Начальство побеспокоилась о своих рабах, в смысле сотрудниках. Чтобы заманить жертв, оно выделило для вызова Сатаны… тимбилдинга, конечно, тимбилдинга, большой комфортабельный автобус.
Корпоратив решили совместить с играми на природе, и всё ради любимых работников. Отбояриться – не вариант, жертвы уже посчитаны, а если ты еще и начальник, то идёшь во главе колонны.
Другими словами, как бы Елена Владимировна ни любила проводить свой День так, как хочет этого она. В данном случае её желания не учитывались, особенно ежели она и дальше собиралась получать зарплату начальника отдела.
А она собиралась. Привыкла. И планов было на следующую зарплату громадьё – она наконец почти накопила на нормальный фотоаппарат. Хобби у Елены Владимировны было такое – фотография. Любила она походить со своей “мыльницей”, пощёлкать ягодки-цветочки, пчёлок-тараканчиков и прочие пейзажи на досуге. А потом их выкладывать на известном ресурсе, правда, под ником, чтоб никто не догадался, что эти лопушки в росе запечатлела именно она, Елена Владимировна Алёшина. Там она звалась Евой. Евой Кадр.
Говорят, взрослые уже не мечтают. Неправда! Кто о шубах-машинах-квартирах, кто о продвижении по службе, но мечтают. А есть те, кто знает, что их мечты уже никогда-никогда не сбудутся: они мечтают быть другими. Трус – быть смелым и заваливать слона каждый раз, как гавкнет, толстуха – о, они все там стройняшки, красивые воображают, что они умные. Они не жалеют средств, чтоб достичь своей нереальной мечты: изучают программы коррекции фотографий, тренируются в поливании дерьмом ближнего своего и оттачивают навыки генерации пошлости. Со стороны непосвящённому этого не видно, вроде фотки и фотки, но потом, насмотревшись, ты тоже заражаешься этой атмосферой и начинаешь мечтать. А уж о чём, это зависит от тебя.
Елена Владимировна стала мечтать о крутом объективе, чтоб была возможность фотографировать мох. Наверное, дурацкая мечта, хватило бы камеры на телефоне, но не Елене Владимировне.
Здесь надобно было пояснить, что из себя представляла Елена Владимировна Алёшина.
В этот день ей исполнялось пятьдесят четыре года. Из этих пятидесяти четырёх, пятнадцать лет она пробыла замужем. Детей они с мужем так и не смогли зачать, доктора разводили руками – вроде оба здоровы, оба могут, но вместе не получается. Супруг решил попробовать делать детей на стороне и, как оказалось, очень даже успешно. Когда Елена Владимировна об этом узнала, оценила успех эксперимента по достоинству – незамедлительно собрала чемодан супруга и отправила экспериментальным детям отца, поскольку совершенно искренне считала, что дети должны расти в полной семье. Даже экспериментальные.
Она осталась совершенно одна в просторной двухкомнатной квартире. Совершенно одна. И вдруг… ощутила себя совершенно свободной и счастливой. Наверное, впервые за последние пятнадцать лет. Именно тогда, ощутив воздух свободы, она сделала себе маленькую татушку на лопатке и увлеклась фотографией.
На работе за глаза Елену Владимировну называли ведьмой.
Ну скажите кто, как не ведьма, походя заметит, что самое время забеременеть секретарю главного? Девице двадцать пять уже, самый возраст. Она возьми и забеременей. Только вот беда, девица-то не замужем, да и залетела она от начальника. Скандал был такой, что аж до генерального дошёл. Елена Владимировна что, она ж просто сказала, что пора, мол, часики и всё такое. Банальщина чистая. Совпадение.
А ещё, совершенно случайно, Елена Владимировна пошутила, что одному из начальников пора бы отдельный собственный дом завести. Так тот и помер. Наверное, от удивления, ведь у него аж три дома было, правда, оформлены они были на родню. Но таки завёл же он в итоге собственный отдельный домик? Завёл…
Поговаривали, именно поэтому дали Елене Владимировне во владение небольшой отдел с десятком работников, чтоб больше не награждала беременностью и отдельными домами ответственных менеджеров, старались держаться вежливо и от неё подальше. Однако с тимбилдингом отчего-то навстречу не пошли, не позволили ей отделяться от коллектива, наверное решили, что теперь всё, больше не наколдует, успокоилась.
Неестественно радостные крики двух деб… тимбилдеров резали слух.
Елена Владимировна поморщилась и отвернулась. Вдохнула, выдохнула и, чтобы не сказать гадость так и просящуюся на язык, отошла в сторонку.
К её удивлению, среди берёз обнаружилась тропинка. Когда-то та была щедро посыпана мелким цветным гравием, а сейчас заросла травой. Белого кролика там не было, однако Елена Владимировна всё равно ступила на эту таинственную дорожку, которая вывела её к небольшому холмику, посреди которого возвышался цементно-кирпичный постамент. На нём сохранились остатки гипсово-кирпичной фигуры пионера-горниста. Одной ноги у горниста уже не было напрочь, вместо неё розовел кусок кирпича и ржавая арматура, также отсутствовала часть руки и горна. Впрочем, проще сказать, что там осталось от скульптуры, ибо то, что это горнист, можно было только угадывать.
Елена Владимировна впечатлилась: памятник разрухе, усыпанный осенними жёлто-красными листьями. Сквозь поредевшие кроны деревьев пробивается солнечный свет. Атмосферно.
Елена Владимировна достала свой телефон и включила фотокамеру, не смогла удержаться. Уж как она не любила фотографировать на телефон, но тут фотоаппарата под рукой не было, а упускать этот свет и атмосферу было бы глупо.
Сделав десяток снимков горниста на фоне осени, Елена Владимировна пошла искать ещё чего-нибудь такого же символичного в этом заброшенном пионерском лагере и, увлёкшись поисками прекрасного, совершенно не заметила далеко не прекрасную яму.
На влажных листьях её ботинок заскользил, и она с коротким вскриком полетела вниз.
Вряд ли слышал кто-то крик Елены Владимировны. Искать её не кинулись ни тогда, когда все достаточно объединились в своей однозначной ненависти к тимбилдерам, начальству и богам, допустившим это издевательство, ни на следующий выходной день, ни потом, уже в начале рабочей недели.
Словно и не было никакой Елены Владимировны пятидесяти четырёх лет.
****
– Чувиха живая?
Елена Владимировна готова была поспорить на что угодно, спросивший это индивид действительно надеялся, что “чувиха” окажется живой. Видимо, дело не в том, что обладатель хриплого баса боялся мёртвых “чувих”, а скорее в том, что ему было бы жаль неизвестную дохлую “чувиху”.
– Да фиг её знает! – отозвался другой голос. Не менее басовитый и не менее хриплый. – Она же человечка, они доходяжные обычно. Хрясь! – и дохлая. Я даже дотрагиваться боюсь.
Второй индивид, судя по всему, действительно боялся навредить.
– Кровищи-то! Кровищи! Ну ёпта! Хоть бы живая! – плаксиво заныл ещё один голос.
Нежные фиалки с басовитыми голосами дружно ахнули, когда Елена Владимировна застонала, открыла глаза и даже попыталась самостоятельно встать, однако кто-то из них всё же помог ей сесть и даже убрал прилипшие волосы с лица.
– Так это ж Галерейщица! – сдавленным шёпотом “узнал” её один из троих.
Сама Елена Владимировна пока промолчала, не согласившись, но и не опровергнув такой своеобразной идентификации собственной личности. Потому что на время утратила дар речи: добросердечная троица была весьма колоритна. Сильно выступающие надбровные дуги, несколько приплюснутый нос, заострённые и торчащие как у рыси ушки с кисточками делали крупных мускулистых парней похожими на кого угодно, только не на людей.
– Мы-ы – м! – сказала она, когда эти нелюди успешно поставили её на ноги.
Выяснить, что означало сие восклицание рысьеухим не удалось, поскольку в их междусобойчик вмешалась третья сила:
– Опять эти орки! Стоять! Руки вверх!
Орки замерли и подняли руки вверх.
Елена Владимировна, лишившись поддержки, снова упала на дорожку.
– Ау-х!
– Еще и пьяные! Подрались!
Доблестные стражи порядка, а это были они, не разбираясь, кто прав, кто виноват, и, собственно, чем тут означенные орки занимались, погнали рысьеухих в “воронок”. Елену Владимировну обозвали пьяной шалавой, заставили подняться и добраться до средства передвижения, сопроводив для скорости небольшим разрядом из “волшебной палочки”, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Она, шатаясь и путаясь в ногах, кое-как доковыляла до означенного транспорта, слабо обращая внимания на окружающую среду, перед ней открыли дверь с мелкой решёткой и впихнули во внутрь. Орки, проворчав что-то вроде “волколаки позорные”, поднялись и помогли Елене Викторовне сесть на жёсткую лавку рядом с ними.
Елена Владимировна тихо охреневала от происходящего.
Мало того что впервые лайфхак её бывшей свекрови “Молчи, за умную сойдёшь!” был как никогда кстати и успешно работал. Так ещё и творящееся вокруг безумие заставляло думать, что возможно она сошла с ума.
Или как посмотреть.
Может быть та, почти бездарно прошедшая жизнь, была просто страшным сном, а вот сейчас, сидя в обезьяннике с орками, она зажила своей настоящей жизнью?
– Волколаки*! Позор волколакам! – орал один из орков.
Рыжеватые кисточки на его ушах гневно тряслись, отчего Елене Владимировне стало почему-то смешно. Но она не засмеялась, а лишь устало улыбнулась, глядя на то, так орк пытается расшатать прутья клетки.
– Кыш! Кыш, не ори, у Галерейщицы башка болит, ещё ты тут орёшь! – подобно грому проявил человеколюбие второй орк, кисточки на его ушах были серо-чёрные.
– Волколаки! У Галерейщицы голова болит! Напишет о вас в Галерее, что вы настоящие тупые пёсьеголовые волколаки, будете знать!
Елена Владимировна честно пыталась в своём сознании уложить стройными рядами и орков с их очаровательными кисточками на ушах и то, что она (она!) сидит в обезьяннике, где воняет немытым телом, экскрементами и мокрой шерстью. Занятие оказалось совершенно непродуктивным, ибо то кисточки выглядывали, или лязг решеток сбивал с мысли, но тем не менее, ни то, ни другое не помешало ей задремать, практически улёгшись на надёжное плечо ближайшего орка.
Сколько она спала? Минуту? Полчаса? Проснулась она внезапно, от … тишины.
Сон оказал на Елену Владимировну благотворное влияние, он словно дал ей небольшую часть огромной мозаики под названием “Новый мир”. Окружающая действительность уже не казалась ей декорациями третьеразрядного водевиля, подготовленным фоном для чьего-то злого розыгрыша. Не стоило опасаться, что вот сейчас выскочит некий ведущий и идиотски-радостно сообщит, что “вас снимает скрытая камера!”, а всё это настоящее – и вонь, и камера, и орки, и даже разбитая голова, которая продолжала болеть, но уже не так сильно.
Своему знакомство с камерой в полиции, похоже, она была обязана реноме всё той же троицы орков. Эти парни тут считались дестабилизирующим элементом. Глуповатыми и неспособными к чему-то более сложному, нежели тупому труду “отсюда и до обеда” и “с утра и до забора”. Их считали хулиганами, злостными нарушителями общественного порядка. Ну да, парни не выглядели ангелочками, не говорили высоким штилем, однако ничего плохого за то время, которое Елена Владимировна находилась в этом мире, “мальчики” никому не сделали, ни ей, ни кому-то другому. Даже их крики и расшатывание решетки показались ей естественной реакцией на несправедливость.
– Госпожа Ева? Ева Кадр?
На сцене показался еще один персонаж.
В той другой жизни Елена Владимировна таких называла “гладенькими и сладенькими”. Иногда совершенно случайно пропуская в слове “гладенький” букву “л”.
– У, черта** принесло! – прошептал почти неслышно Кыш, тот у которого были рыжие кисточки на ушах.
У нового действующего лица имелся хвост, который в данный момент слегка обвивал ногу в отглаженной брючине. Тот ли это был чёрт, которого малевали иконописцы или некий другой нелюдь, но в его волосатых руках была папочка с документами, на запястье блестел хронометр, наверняка недешёвый, и сейчас он с интересом энтомолога пытался что-то разглядеть во всклокоченной дамочке, лежащей на руках у орка.
Представить его с вилами у чана с грешниками Елене Владимировне не удалось, но в абстрактном зале суда – вполне себе.
– Вы действительно Ева Кадр?
Наверное следовало прервать молчание и что-то ответить данному субъекту.
– Да, я Ева, – прохрипела Елена Владимировна. – Я получила травму, хочу пить, умыться и в туалет!
К её удивлению, чёрт, или кто он там, задрав хвост, в полном смысле этого словосочетания, быстро скрылся из зоны видимости. Где-то там, в конце коридора, лязгнула дверь, кто-то быстро-быстро что-то сказал. И вновь наступила тишина.
– Это правильно, – одобрил орк с тёмными кисточками, на котором спала Елена Владимировна. Что он имел в виду было не ясно, но отчего-то стало приятно, когда он погладил своей здоровенной лапищей её по плечу. Это успокоило. – Пусть знают!
– Пусть, ага, – согласилась Елена Владимировна.
Кто и что должен знать она не поняла, но ей было абсолютно всё равно. Елена Владимировна облизнула сухие губы и вновь стала пристраивать свою многострадальную голову поспать. Не успела она смежить веки и начать уплывать в сон, как в конце коридора послышался лязг открываемой двери, чья-то торопливая речь и шаги.
Шаги приближались.
Елена Владимировна нехотя приоткрыла глаза. В поле зрения показался человек в форме. Правильней всё же будет сказать, наверное человек, поскольку в этом мире, как выяснилось, далеко не все были людьми.
– Ева Кадр? На выход!
Она начала было подниматься, однако до неё дошло, что выпускать, если выпускать, собираются только её, а товарищей по несчастью оставят тут, томиться без нормального туалета, голодными и без воды.
– Я, – вышло хрипло, Елена Владимировна закашлялась. Каждое движение отдавалось у неё в затылке. – Без них не пойду. Сдохну тут. И завоняюсь.
Ставить условия возможно было не самым умным ходом. Неизвестный перестал звенеть ключами, замер истуканом и, видимо офигевая от такой наглости, даже забыл как дышать. Потом вспомнил, вспомнил еще также какое-то своё национальное ругательство, Елена Владимировна такого не знала, и открыл камеру настежь:
– Выходите все. Вещи и документы заберите у дежурного. И поживее! – и добавил тихо: – А то, не ровен час, действительно завоняетесь.
– “Зэ” – забота. – прокомментировала его слова Елена Владимировна, стараясь встать так, чтоб не сильно тревожить голову. Черноухий решил вопрос радикально, просто подхватил её на руки и сопя понёс на выход к свободе, воде и медицинской помощи.
У Евы Кадр, оказывается, был с собой рюкзачок, в котором находился кошелёк с внушительной суммой в золотых монетах, карта безналичной оплаты Объединённого Альфарского Банка, зеркало, коммуникатор – аппарат, вроде смартфона, серебряная фляжка с водой и – о, чудо! – документы. Документы на Еву Кадр.
С постоянно вертящейся фотографии, показывающей Еву со всех сторон, на Елену Владимировну смотрела она, Елена Владимировна. Вот только такая, какой она была лет так тридцать назад, когда ей была слегка за двадцать.
“Слепые они тут все что-ли?” – подумала Елена Владимировна и взяла в руки зеркальце. На всякий случай, чтоб убедится, что все ошибаются, права лишь она одна. Или наоборот. Или просто взяла в руки, она же женщина! – имеет право.
Стеклянная поверхность бесстрастно отразила ту же личность, что и на документах, только с синяками и царапинами на лице, свалявшимися в сосульки от крови волосами и вытращенными глазами. Не каждый день становишься моложе на тридцатник. Ну, собственно, и имя тоже не часто меняешь.
Как бы ни была ударена головой Елена Владимировна, но здравый смысл она не потеряла и потому категорически отказалась расставаться с орками.
Во-первых, она не знала ценности денег. Во-вторых, она не была уверена, что живёт по тому адресу, что указан в её документах. Да и вообще в компании не так страшно, как одной.
Орки оправдали возложенное на них доверие сторицей: отчаянно торговались с водителем таксомобиля, проще говоря, с таксистом, потом у дверей, когда Елена Владимировна прикинулась полуобморочной, разобрались с магозамком, а потом на оставшиеся деньги от поездки купили огромное количество еды. Елене Владимировне не было жалко денег – “мальчики” ей помогли, они вместе “чалились” и еще она боялась, что если они уйдут, то она останется одна. Последнее отчего-то пугало сильнее всего, поскольку в шкурку Евы Кадр Елена Владимировна не вжилась, хотя та и по фасону, и по размеру подошла ей идеально. Да собственно она и была её изначально.
Рыжеухого Кыша оказывается звали Кышери, черноухого – Фишруни, молчаливого орка с серыми ушками – Нешкан. Пока Елена Владимировна отмокала в ванной, кайфуя от вновь обретённой молодости, три богатыря готовили праздничный ужин в честь освобождения из застенков полицейского участка. Понятное дело – на четверых.
Квартиры Елены Владимировны в том и этом Мирах были похожи, но всё же присутствовали некоторые различия. В этом Мире вроде как всё стало гораздо просторней. Но даже так три крупных мужских особи на кухне заняли всё пространство, при этом умудряясь друг другу не мешать. Готовили они слаженно, дружно, практически без лишних слов понимая друг друга. Елена Владимировна почувствовала себя лишней и с чистой совестью ушла в спальню – заново знакомиться с собственным жильём.
Никакого дивана в спальне не водилось, там стояла кровать, большая такая, на толстенных основательных ножках, в головах которой была красивая деревянная резная спинка. Елена Владимировна присела на матрас и осторожно попрыгала – голова еще ныла – матрас был жестким, всё так как она любит.
Шкаф был похож на её бабушкин шкаф из настоящего дерева, со звенящими наборными стёклышками в окошках створок. Вот только двери у него открывались без скрипа и внутри висели не строгие, почти одинаковые офисные костюмы, а кучей было свалено всякое цветное барахло. Елена Владимировна терпеть не могла подобного беспорядка. Вернее, жизнь её приучила к порядку, и следуя практически насильно привитой привычке она начала вывешивать на вешала замысловатые штанишки из ткани с кожаными вставками, жилеты и корсеты, блузки различных расцветок с кружевным жабо или чумовым воротником. В куче нашлась и юбка, правда странная, в оборках, не то коктейльная, не то канкан танцевать. Тряпки в общем и целом слишком яркие, слишком нестандартные, слишком необычные на взгляд Елены Владимировны, но Еве Кадр же немногим за двадцать, так когда носить кожаные штаны если не сейчас?! Согласившись с последним доводом, Елена Владимировна сама себе кивнула. Голова отозвалась болью.
Когда она почти закончила разбираться с одеждой, в дверь осторожно стукнул Нешкан:
Всё готово, госпожа Ева! Пойдём, пожрём!
Ужин удался. Орки оказались отменными поварами или Елена Владимировна просто есть очень хотела, во всяком случае, то, что состряпали три гиганта, было сытно и очень вкусно.
А ты нас сфотографируешь? – робко спросил Кышери.
В его исполнении игра ресничками выглядела несколько комично, но Елена Владимировна вдруг умилилась, не иначе как глоток вина подействовал таким образом. Она принесла из комнаты коммуникатор и настроила камеру на “самосъёмку”, как там было написано. Она понадеялась, что это аналог сэлфи и в общем угадала. Щелчок, вспышка, и четыре довольных рожи в кадре.
А в Галерею выложишь? – сунул нос в её коммуникатор Нешкан. – Угу… – промычала неопределённо Елена Владимировна, пытаясь сообразить, какой из многочисленных значков на экране коммуникатора и есть та самая Галерея. Нешкан, не догадываясь о её проблеме, с детской непосредственностью не утерпел и ткнул красно синий кружок. Дальше проще, всё знакомо: опубликовала снимок, написала какие классные ребята эти орки, нажелала им удачи и открытия собственного бизнеса – ресторанчика.
Все трое дружно ахнули, прочтя написанное ею.
Она уснула в собственной спальне как младенец, под тихие разговоры на кухне, со святой верой в то, что орки не обнесут её дом и не устроят пьяный дебош. Она лишь надеялась, что утром ей сварят кофе – местную кофеварку она еще не освоила.
______________________________
*волколак – скажем так: полный дегенерат среди оборотней. Без возможности обернуться полностью ни в человека, ни в животного. Обладает лишь отдельными животными инстинктами жрать и размножаться. Сбиваются в стаи и нападают скопом. Особо злыми оказываются волколаки из оборотней-псов. Подлежат уничтожению.
** чёрт – ничего общего с чёртом нет. Просто нечеловек с хвостом и повышенной волосатости везде, кроме лица. Хитрые и пронырливые по характеру. Как правило, устраиваются на вторых ролях у сильных личностей.
Как Еву на свадьбу пригласили
То, что Ева Кадр была местной знаменитостью, Елена Владимировна поняла сразу.
Её слава была не самой большой и не выходила за пределы местного масштаба. Так сказать “широко известна в узких кругах”.
Может у той, другой Евы Кадр и были планы по захвату “телеграфа и телефона”, но у Елены Владимировны подобные наполеоновские мысли вызывали изжогу и несварение – нет и еще раз нет!
Положа руку на сердце, Елена Владимировна только начала обживаться в мире Евы, сражалась с кофеваркой, крутилась у зеркала. Ходила в библиотеку, где, стараясь не привлекать излишнего внимания, тайком изучала в читальном зале детские книги по истории этого Мира. Короче, пока становилась сама собой – Евой Кадр.
Орки, оборотни, зверолюды, ящеролюды, даймоны, альфары, эльфы и ещё порядка пятидесяти малочисленных народов населяли этот Мир. У каждого народа был собственный неповторимый вид магии.
Люди тоже были неоднородны. Охримы – обладающие магией высшего порядка, сильные энергетически. Таких было очень мало, рождались редко, до совершеннолетия доживали не все, да и после выживали единицы. Лахримы – люди имеющие немножко магии, так, раз в пятилетку колдануть протекающий кран. Как правило лахримы и двигали прогресс. Чтобы компенсировать ущербность в магии они создавали механизмы вместе с неримами – людьми без магии, каких было большинство. А еще были знающие. Классическими магами их назвать нельзя, они извлекали силу извне, но получалось у них так себе. Знающие в основном занимались медициной, но похоже и это у них получалось не очень.
А еще была она, Ева Кадр.
Как работала система фото-пожелание-исполнение так никто и не понял. В принципе, разбираться особо некому было. В городе не было ни одного охрима. Лахримы сказали однозначно – не наша, знающие города тоже “открестились”. Какая-то журналистка-выскочка из “Городского вестника” решила прям расследование провести после того, как Ева ославила ресторацию в центре города, назвав местные котлеты говном. В общем, котлеты действительно превратились в говно. В смысле, в полное говно. В смысле, в реальное говно. Короче, делали котлеты, получались вроде котлеты, а как заказчику подавать – говно-говном, свежее и вонючее, даже мухи слетались.
Так вот, эта журналистка добралась даже до эльфов. Эльф, что повстречался журналистке, только у виска покрутил пальцем, мол их народ такой фигнёй не балуется. И где он таких неприличных жестов нахватался, а еще говорят, что самые культурные и высокоразвитые нелюди.
Целую неделю и еще пару дней Елена Владимировна официально “залечивала раны”, а потом ожил коммуникатор: засветилась зелёная лампочка, коммуникатор издал звук перезвона колокольчиков. Отжав тугую кнопку приёма соединения, Елена Владимировна услышала молодой мужской голос, который сбивчиво пригласил Еву Кадр на свадебное мероприятие. Видимо с юношей рядом находилась счастливая невеста, которая суфлировала будущему супругу: “Мы заплатим за публикацию!” – шептала она.
Мы это… оплатим ваше беспокойство… – мямлил жених.
“Заплатим за публикацию!” – шипела девушка.
Время, место и сколько? – решила подойти с деловой точки зрения Елена Владимировна.
Она так и не выяснила, где работала Ева, ведь за всё время ей никто не позвонил, не пришел ругаться, чего, мол не на работе. Ни гостей, ни абонентов, лишь орки притащили торт и замечательную запечённую курочку. Публикация сработала и им пошла удача косяком.
Видимо Ева была еще тем интровертом и социофобом, поскольку за все время о ней не побеспокоились ни родные, ни друзья. Даже соседи с удивлением уставились на Елену Владимировну, когда она вышла среди дня, чтоб прогуляться – размять ноги в ближайшем небольшом парке и проверить внезапно родившуюся теорию мира в библиотеке.
И гардеробчик Евы, прямо скажем, был несколько неоднозначен, а Елене Владимировне и вовсе показалось, что вызывающ. Смысл этого посыла? Я вас не люблю, но не боюсь? Или Я вас не люблю, но люблю выпендриваться?
Елена Владимировна хотела одеться на свадьбу, как можно скромнее, чтобы не сильно выделяться. Однако, скромно в её понятии и в понятии Евы несколько различались, ибо самыми скромными были кожаные штаны и белая блуза с пеной жабо. Всё вместе смотрелось круто. Можно было бы и другую рубашку надеть, например зелёную, но она была лишь условно зелёная, её цвет приближался к оттенку “электрик” и незаметной гостьей Еве в ней точно не быть. Сочетание алой рубашки и, например, черных штанов в полоску, тоже весьма спорное. Что ни надень, как ни крути – получалось ярко.
Елена Владимировна поняла, что надо обновлять гардероб под новые нужды. Ну и вообще, надо прикупить одёжку, ведь в том, что есть, её уже наверняка все видели. Но это потом. Сейчас некогда бегать.
Черные брючки в тонкую белую полоску, белая блуза, тяжелые тёмные ботинки с серебряной фурнитурой и атласный цилиндр с пером совы за шелковой лентой. Любуясь на себя в зеркало, Елена Владимировна отметила, что сочетание вещей получилось почти как на картинке, которую она видела в сети Интернет. Кажется там этот стиль назывался стимпанк. Точно!
Свадьбы во всех Мирах одинаковы, разные только причины, по которым двое становятся мужем и женой.
Эти были странные. Иногда на миловидном лице жениха она ловила выражение, которое можно было интерпретировать, как “Спасите-помогите!”, в следующую секунду он вроде бы восторженно смотрел на невесту. На доли секунды казалось, что и невеста готова выпрыгнуть не только из платья, но и со второго этажа ресторации, где проходило торжество. Лишь один отец невесты был непоколебим в своей решимости – сделать всё как надо.
Еву Кадр еще у входа в ресторацию встретил почётный эскорт из четверых мужчин, возглавлял который ни много ни мало аж целый охрим. Он представился и строгим голосом предупредил о том, что фотографировать Еве можно, но публиковать где-либо фото ни в коем разе не дозволяется. Елена Владимировна пожала плечами. “Больно нужно свою ленту всяким мусором засорять!” – подумала она, однако вслух с невиннейшим выражением на лице сообщила, что де, её пригласили молодые именно для публикации. Отчего этого важного дядю лет сорока, этакого “председателя комиссии”, немного перекосило.
Посмотрим, – сурово сообщил он. Посмотрите, – снова легкомысленно пожала плечами Ева. И тут её озарило новой идеей: – А вас фотографировать можно? Такое фактурное лицо!
У дяди дернулась щека. Трудно было сказать, что послужило причиной нервного тика предложение сделать фото или то, что в мыслях Ева назвала его дядей и на полном серьёзе прикидывала годится ли еще этот старый пень для постельных игр или из него труха посыпется? Впрочем, выяснять читает ли мысли охрим или нет Елене Владимировне не хотелось.
В комиссию также входил лахрим – один экземпляр, тощий мужчина с длинными сальными волосами. Ведающий – один экземпляр, крепыш с нервным румянцем и густыми бровями. Охранник обычный – тоже один, совершенно шаблонный шкафообразный экземпляр.
И еще один неведомый встречающий стоял в углу, вроде как под прикрытием тени, облокотившись на стену. С некоторой насмешкой он смотрел на суету магов, жаль только лица толком не разглядеть. Поза его была полностью “закрытая”, но так всё нарочито лениво, словно в игры играл, не воспринимая всерьез ситуацию.
“Вот странно, охрим явно нервничает, а этот в тенёчке прохлаждается, ощущает себя хозяином положения. Киллер, что ли?” – еще раз взглянув на фигуру “неведомого” подумала Ева поднимаясь по лестнице. Но потом решила, что на свадьбу подобных “заводных ведущих”, как правило, не приглашают, даже с целью устранить фриковатую дикарку Еву Кадр.
Сначала всё шло как по маслу: приглашенный лысый жрец в белом балахоне разложил свиток с алыми и золотыми кистями на специальной подставке, возжег по обеим сторонам вонючие курильницы, от которых Еве сразу захотелось кашлять, встав на красивый новенький половичок босыми ногами, запел хорошо поставленным голосом милую песню о рождении новой семьи. Наличие слуха и голоса у жреца примирило Елену Владимировну с этим народным творчеством, ибо она терпеть не могла художественную самодеятельность, категорически не выносила пьяное пение за столом, а за вытьё в душе готова была убивать. Нет конечно, она на самом деле никого не убила, но в молодости рассталась с парой потенциальных женихов именно из-за воя в душе, что вроде как песней зовётся. Может быть зря, может не стали бы они ей изменять, может и детей десяток нарожала бы, но говорить сейчас о том, что могло бы быть по прошествии стольких лет по меньшей мере странно. Всё это в прошлом. Прошло. Проехали.
Жрец начал переминаться с ноги на ногу, вроде как приплясывая. Колокольчики привязанные к щиколоткам звенели, курильницы воняли, благодарные зрители трепетно внимали и ждали, когда же наконец закончится эта тягомотина и можно будет спокойно пожрать. Тут к удивлению Елены Владимировны свиток засветился.
“Фонарь в стойке, – скептически подумала она. – Ещё бусы аборигенам раздайте!”
Тем временем жрец успокоился, заулыбался и потребовал, чтобы молодые положили руки на свиток и затем обменялись браслетами в знак любви, верности и бла-бла-бла.
Молодые поспешили подчиниться и в момент, когда на тонком запястье невесты защелкнулись кандалы, в смысле, дорогущий супружеский браслет, Ева, повинуясь воплю интуиции – “Сейчас!” – сделала снимок и моментально отправила его в Галерею с пожеланиями благополучия новой семье.
