Текст книги "Три последних дня"

Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Хорошо бы, конечно, для максимального тонуса тоже завести курортный роман, но разве здесь достойного кандидата найдешь? Будь она дамой практичной,обязательно бы обратила внимание на какого-нибудь богатого вдовствующего старичка (их здесь лечилось полно). Однако Тане больше нравились мужчины молодые, спортивные, красивые. (И странно было бы иначе!) Но они, увы, ездили в Монте-Карло, в Ниццу, а никак не на традиционный пенсионерский курорт.

Правда, в клинике при отеле, где Таня интенсивно оздоравливалась, на нее положил глаз медбрат. Юный – не старше двадцати одного, – синеглазый, нескладный, наивный. Знакомство решил завязать, когда Садовникова с кислородной трубочкой в носу сидела. Долго ходил кругами – собирался, похоже, с мыслями. Наконец, решился. Подошел, интимно склонился к ее уху. Прошептал:

– Як ты хэски вонишь!

Таня опешила. Однако немедленную пощечину (как хотелось) не влепила, ледяным тоном произнесла:

– Please, repeat in English [12]12
  Пожалуйста, повторите по-английски.


[Закрыть].

И выяснилось, что мальчик ей всего лишь комплимент пытался сказать на чешском: «Как ты вкусно пахнешь!»

– Давай мы с тобой будем лучше по-английски говорить! – рассмеялась она.

А юноша от ее улыбки совсем поплыл. Выдохнул растерянно:

– Вы… вы такая красивая!

И вдруг предложил:

– Хотите я вам кофе принесу?

Просто мысли ее прочитал!

На территории клиники был, разумеется, буфет. Но подавали там субстанции исключительно полезные: кефирчики, настойчики, мюсли.

– Как ты догадался, что я кофе хочу? – удивленно произнесла Татьяна.

– Просто давно наблюдаю… с каким лицом вы травяные чаи пьете, – откликнулся медбрат.

И кофе ей притащил по качеству выше всяких похвал: крепкий, душистый. К тому же коньячком слегка сдобрен. Таня с наслаждением сделала глоток, улыбнулась:

– Ох, до чего я люблю нарушать режим!

– Я могу вам и отбивную достать, – серьезно откликнулся парнишка. – С картошечкой. Хотите?

– Спасибо, лучше еще кофейку! – рассмеялась она.

И стала медбратика привечать. Тем более что особых благодарностей он не ждал: счастлив был одной ее улыбке, или когда просто сидели рядом в шезлонгах, болтали, и он, будто случайно, касался ее руки. Тане его внимание всего лишь льстило. Молодой же медбрат (он учился в университете на медицинском, естественно, факультете, а здесь подрабатывал) за нею просто хвостом ходил. Только у Тани между процедурами «окно» – сразу мчится к ней.

Странно, что замечаний лентяю никто не делал, хотя прочий персонал был загружен под завязку – если позволяли себе перемолвиться словечком с пациентом, то лишь коротко, на бегу. А ее поклонник вел себя так, как даже в российских, более вольготных, больницах не всякие доктора себе позволяли. Расслаблялся рядом с ней в кресле, болтал чуть не по часу.

– Ты здесь на особом положении? – заинтересовалась Татьяна.

– Ага, – простодушно откликнулся мальчик. – У меня дед – главный врач.

– Солидный такой, седоусый?

– Ну да. Бабушка все говорит, чтоб он их подкрасил, а дед отказывается.

– Зачем красить? Он же не артист, – улыбнулась Таня. – Седина серьезного мужчину только украшает. Мы знакомы, я у него на приеме была. Суровый у тебя дедушка. Целую лекцию мне прочел про печень, поджелудочную и неправильное питание. Сказал, чтоб на завтрак я теперь только каши ела. На воде. – Садовникова поморщилась.

– Да уж, дед – зануда ужасный, – согласился медбрат. – На здоровом образе жизни помешан. Когда я маленький был, каждый день заставлял карловарскую гейзерную соль пить – пробовала когда-нибудь?

– Однажды мама дала, – вспомнила Таня. – Гадость неописуемая.

– Согласен. А главное, недавно доказали: толку от нее ноль. И сняли с производства.

– Кошмар! А ты под началом деда работаешь! – покачала головой Татьяна.

– Ну… сейчас он меня уже не терроризирует! Я вырос, – хмыкнул парень. Снисходительно добавил: – Пусть хотя бы тому радуется, что я согласился на медицинский факультет пойти. У нас тут, в Карловых Варах, сумасшествие: чтоб обязательно врачебные династии. Поэтому полно фиговых врачей. Вроде меня. Хотя я-то на физиотерапевта учусь. Специальность безобидная. Своего кладбища не будет. А дед – он раньше хирургом работал – человек двадцать за свою жизнь, точно, зарезал. Знаешь, как он тяжело каждую смерть переживал? Будто кто-то из родных у него умер.

– Слушай, мне всегда было любопытно: как это бывает? – заинтересовалась Татьяна. – Врач делает операцию – и вдруг что? Внезапное кровотечение, остановка дыхания? Я-то в медицине вообще не разбираюсь.

– Да нет, – с важным видом откликнулся юноша. – На операционном столе как раз редко умирают. Гораздо чаще вроде все хорошо, аппендикс удалили, больной пришел в себя, показатели в норме. А ночью вдруг – внезапная кома и смерть без видимых причин.

– Что значит – без видимых?

– То и значит: не с чего было человеку умирать. Кровопотеря восполнена, антибиотики для профилактики инфекций прокололи, послеоперационный период проходит стабильно. Но человек все равно погибает. У деда в больнице даже уголовное дело возбуждали однажды. Но быстро закрыли, потому что действительно никаких видимых причин не было. Тот же механизм, что у СВСМ [13]13
  Синдром внезапной смерти младенца.


[Закрыть]– когда младенцы абсолютно на пустом месте гибнут.

– Не понимаю, – покачала головой Татьяна. – У любого явления обязательно есть причина. А вскрытие в таких случаях что показывает?

– В том-то и дело, что ничего! Будто человек просто перестал дышать и сердце остановилось.

– Н-да, как в пятнадцатом веке, – иронически протянула она. – Или пациент жив, или пациент мертв.

Мальчик уловил нотки сомнения в ее голосе, обиженно произнес:

– Ты что, мне не веришь? Ну… ну, хочешь – у деда спросим! Я, ладно, студент, а он-то – профессор! Все тебе по-научному объяснит, с доказательствами.

– Да не надо мне никаких доказательств! – улыбнулась она. – Я ж просто так, для поддержания разговора.

– Но я не хочу, чтоб ты меня болтуном считала!

Таня улыбнулась его юношеской горячности, ласково погладила мальчика по плечу:

– Да верю, верю я тебе. А тему давай сменим. Что за радость – говорить о смертях, о трупах! Я все-таки на отдыхе.

Студент послушно умолк. Садовникова с удовольствием позволила разговору перетечь на ее красоту, великолепную фигуру, фантастические волосы и прочее, прочее. Взгляд мальчика – прежде лишь робко восхищенный – становился все более сумасшедшим, жарким.

«А не озабоченный ли он? – пронеслось у нее в голове. – Еще подкараулит где-нибудь в здешних катакомбах, набросится… А потом патологоанатомы констатируют смерть здоровой женщины абсолютно без видимых причин».

Может быть, порвать с ним – нелепым, молодым щенком? Перестать сюда ходить – да и все. Клиник в городке полно. Но здесь у нее лечение уже оплачено. Да и ничем ее пацан (кроме страстных взоров да робких касаний) пока не ранил. Кофе вкуснейший таскает – к нескрываемой зависти прочих пациентов.

Потому она отбросила мысли о позорном бегстве, на следующий день вновь явилась на процедуры.

Медбрат подкараулил ее, едва Таня переоделась в белоснежный с золотым вензелем махровый халат и вышла из раздевалки. Просиял, бросился навстречу, затараторил:

– Танечка! У вас до процедуры есть время, целых двадцать минут. Пойдемте, пожалуйста, со мной!

– Куда? – Она снова насторожилась.

– К пану Варнику… к деду!

По-хозяйски ухватил ее за руку, поволок, к счастью, по знакомому маршруту в профессорский кабинет. Дверь открыл без стука, с порога выпалил:

– Вот, привел! Расскажи ей, пожалуйста, сам!

Профессор (уже знакомый Татьяне) восседал за массивным, красного дерева столом. На внука взглянул снисходительно, ей подмигнул весьма лукаво. Поинтересовался:

– Жалобы на медбрата имеются?

– Ну что вы! – Таня опустила очи долу. – У вас замечательный внук!

– Разгильдяй и бездельник, – вздохнул пожилой врач.

– Де-ед! – возмущенно выдохнул парень.

А Таня – будто сама умудренная жизнью старуха – снисходительно усмехнулась:

– В двадцать лет всем положено.

– Выйди, – цыкнул профессор на парня.

Тот послушно ретировался – с порога обволок Таню очередным горячечным взором.

Пожилой врач укоризненно покачал головой. Покинул свое председательское место, помог Тане усесться в гостевое кресло, сам поместился через журнальный столик напротив. Спросил с напускной небрежностью:

– Надеюсь, вы не имеете на моего лоботряса видов?

Таня фыркнула:

– Ну, знаете! Я еще не в том возрасте, чтоб кидаться на мальчиков.

– И очень жаль, – неожиданно откликнулся профессор. – Ваши ум, образование и опыт прекрасно бы уравновешивали его юную горячность. А парень он неплохой – лентяй только.

«Нет уж, спасибо. Хватит нам одного чешского врача, маменькиного Мирослава», – пронеслась мысль у Татьяны. Она, сколь могла сухо, произнесла:

– Мне приятно поболтать с вашим внуком. Но ничего больше, простите.

– Да, да… – вздохнул старик. – Мальчишка слишком навязчив, пылок… Признаюсь: глуп. Все уши мне прожужжал про девушку своей мечты. А вчера очень расстроился, когда вы ему не поверили. Упросил меня: чтоб я сам поведал вам ту давнюю историю.

– Историю? – озадаченно пробормотала девушка.

Вчерашний разговор с юным поклонником давно вылетел у нее из головы.

– «Она не верит, что смертность в хирургии бывает иногда беспричинной, я тебя прошу: убеди ее, что это действительно возможно, а то она будет считать меня болтуном!» – Пожилой врач весьма точно скопировал интонацию своего отпрыска.

Таня усмехнулась:

– Вообще-то мы просто small talk вели. Вам совершенно не стоило тратить на подобные пустяки свое драгоценное время.

– И тем не менее, – улыбка с уст профессора вдруг исчезла, – я хочу вам тот давний случай поведать.

– Да зачем?

– Пожалуйста, Таня. – Его брови сурово сдвинулись. – Просто меня послушайте. Это займет не более десяти минут.

Она взглянула на старика удивленно, вздохнула:

– Ну, если вам так хочется…

– История, – веско молвил медик, – действительно очень давняя. Произошла несколько десятилетий назад. Когда я был молод… в вашем, примерно, возрасте… в клинике, где я тогда работал, имел место инцидент. В течение месяца с разницей, примерно, в полторы недели умерли трое. Все женщины. Молодые, здоровые. После пустяковых операций. И – как верно сказал мой внук – без видимых причин. Случаи сочли вопиющими, было произведено тщательное расследование. В консилиуме принимали участие лучшие на тот момент врачи Чехословакии – хирурги, микробиологи, патологи. Однако причины смерти молодых женщин так и не были установлены. В научных кругах об этом случае много говорили, выдвигались различные гипотезы, вплоть до самых бредовых, некоего таинственного вируса… Однако разгадки нет до сих пор.

Он сделал паузу.

– Ну-у… – протянула Татьяна.

Профессор проницательно на нее взглянул:

– Пока вам не интересно. Верно?

– Да, честно говоря, не особенно, – согласилась она.

– Что ж. Тогда попробую привести другой аргумент, – усмехнулся он. – Ваша фамилия ведь Садовникова?

– А откуда вы?.. – возмутилась было Татьяна. Потом догадалась: из медицинской карты. Сама же назвала.

А доктор продолжал:

– Таня Садовникова. А маму вашу зовут, – он старательно артикулировал, – Юлия Николаевна.

Вот это уже было интересней.

– Да, все верно. – Девушка решила вопросов не задавать, пусть старик сам старается.

А тому явно было не по себе. Понурился, на щеках выступил румянец, голос прерывается. Взглянул на нее чуть ли не жалобно, пробормотал:

– Вы сейчас можете обвинить меня, что я нарушаю вашу privacy. Но я всего лишь хочу предостеречь вас.

– О чем? – Она решительно не понимала.

– Будьте, пожалуйста, осторожнее с Мирославом Крассом.

– Откуда вы про него знаете? – опешила она.

– У нас маленький городок, – виновато произнес профессор. – А Мирослав – друг вашей мамы —фигура здесь известная. Его история в свое время наделала в Карловых Варах много шума… Его проклинали, ему завидовали. Когда же он появился здесь – сначала месяц назад, а теперь снова, – конечно, его визит не остался незамеченным. Более того: маму вашу тоже вспомнили и узнали в ней ту самую девушку, в которую когда-то был влюблен Мирослав. Ту, которую он уже единожды бросил.

– Но кому какое дело?.. – будто в пространство произнесла Татьяна.

– Избави бог, Таня, я вовсе не пытаюсь вмешиваться в вашу – или вашей мамы – личную жизнь, – поспешно откликнулся профессор. – Но я ведь не случайно заговорил про те, давние, смерти в нашей городской клинике. В просьбе моего внука встретиться с вами и прочесть лекцию на медицинскую тему я увидел своего рода провидение…

– Продолжайте, – насторожилась Татьяна.

– Дело в том, что тогда, давно… во все те три ночи, когда в госпитале без видимых причин скончались молодые, здоровые женщины, там дежурил один и тот же врач. Подающий надежды хирург русского происхождения. Выпускник московского Университета дружбы народов. Звали его – Мирослав Красс.

* * *

Влюбленный медбрат верным рыцарем ждал Татьяну у дверей кабинета. Едва увидел, торопливо заговорил:

– У вас сейчас жемчужная ванна. Вы немного опаздываете, но я договорился, чтоб вам сдвинули расписание!

Садовникова окинула мальчишку рассеянным взором. Дальше взгляд упал в огромное зеркало, на себя: белоснежный махровый халат, волосы, собранные в аккуратный больничный – как у мамы! – пучок. Какой же она ерундой занимается!

Таня решительно отстранила юного медика, выдернула из прически шпильки – волосы рассыпались по плечам.

– Какая вы красивая… – восхищенно пробормотал докторенок. – Но пойдемте же! На процедуре вас ждут.

– Извини, милый, мне надо уйти, – твердо произнесла она.

Торопливо направилась в раздевалку. Совсем не до ванн ей сейчас.

Маме Таня позвонила, едва выудила из шкафчика телефон. Как всегда, не отвечает или временно недоступен.

Роуминг бережливую Юлию Николаевну пугал. У одной ее знакомой по поликлинике, поведала она дочери, за границей списали несусветную сумму, хотя та никому не звонила. Всего лишь скачивала ежедневно прогноз погоды.

– Мам, но тебе это не грозит! У тебя аппарат старинный, в Интернет выходить не умеет! – расхохоталась Татьяна.

Но переубедить осторожную мать не смогла – та все равно постоянно норовила выключить телефон. На всякий случай.

И как теперь ее искать?

Девушка взглянула на часы: два пополудни. Кажется, сегодня маман собиралась вместе со своим ненаглядным посетить очередную забаву – пивные ванны одновременно с дегустацией ледяного пенного. Во сколько они вернутся? К обеду, к ужину?

Ох, что-то совсем тревожно ей стало. Связалась мать с типом подозрительным по всем статьям. То ли врач – убийца. То ли террорист. С виду безумно в Юлию Николаевну влюблен, но не зря же Татьяне показалось: он ведет какую-то собственную, хитрую игру.

Что ж она не догадалась записать хотя бы телефон господина Красса? Тот, барин, роуминга вряд ли боится, аппарат не отключает. Хотя с какой стати было требовать номер у любовника матери?.. Все у пожилых голубков на первый взгляд благостно, красиво: букетики, романтические прогулки. Но если мамулик романуотдается всем сердцем, то Мирославу, похоже, Юлия Николаевна зачем-то нужна…

Татьяна с отвращением бросила стерильно-белый махровый халат на пол и стала торопливо одеваться.

* * *

Ошибиться она не могла. Едва звякнул дверной колокольчик, и Гануш, дремавший в кресле, встрепенулся – в его глазах мелькнул страх. Однако хитрый старик быстро взял себя в руки, залучился улыбкой:

– Пани Таня! Я очень рад вас видеть! А как поживает ваша замечательная мама?

– О, пан Гануш, у нее все отлично! – промурлыкала Татьяна. – Любовь у них с Мирославом, страсть. Все вышло, как вы и хотели.

– Что ж, чудесно. – Улыбка у антиквара получилась откровенно кислой. – А чем я вам могу еще быть полезен? – Он выжидательно взглянул на Татьяну.

Однако она совсем не спешила удовлетворять его любопытство. Неспешно прошлась по магазинчику. Щелкнула по носу уродливую гипсовую собаку. Приостановилась у аляповатого фарфорового блюда. Примерила подле мутного зеркала смешную, вязанную крючком белую шапочку.

– Вам идет! – похвалил антиквар.

– А по-моему, просто жутко. – Таня вернула головной убор на место.

Ткнула пальчиком в стеклянную, запертую на ключ витрину. Попросила:

– Покажите мне вон тот кулон!

– О-о, это совершенно исключительная, старинная, филигранно исполненная вещица! – оживился антиквар.

Отомкнул запоры, вручил драгоценность Татьяне. Она мимолетно взглянула на ценник:

– Десять тысяч евро?.. Неслабо.

– Девятнадцатый век! Бриллиант в центре – почти два карата!

Девушка усмехнулась:

– Да неужели?

– Даже чуть больше, и чистоты исключительной. Я покажу вам сертификат!

– Качество неплохое. Но только это не бриллиант. Циркон. Или, скорее, просто горный хрусталь, – усмехнулась она.

– Вы шутите, – неуверенно улыбнулся Гануш.

– Я просто прекрасно разбираюсь в драгоценностях. – Садовникова небрежно швырнула кулончик на прилавок.

Взглянула старику в глаза. Выпалила:

– А еще я всегда чувствую, когда мне лгут.

Его глаза метнулись влево и вниз – верный признак, что врет, – однако голос звучал твердо:

– Я не понимаю, какие ко мне претензии!..

Татьяна же придвинулась к нему еще ближе, выдохнула:

– Мне нужно знать правду. Когда Мирослав впервые после того, как удрал из страны, появился у вас в лавке?! И только попробуйте меня еще раз обмануть!

– Я же сказал вам! Он приехал в девяностом году, сразу после амнистии Гавела!

– О’кей, – усмехнулась она.

Взяла с прилавка кулончик, протянула продавцу золотую кредитную карточку:

– Я беру это. И не забудьте приложить сертификат.

Подмигнула продавцу:

– Экспертизу проведут максимум за неделю. Сколько у вас в Чехии дают за мошенничество? Пару лет? Хотя нет. В тюрьму вас, почтенного господина, не посадят. Но штраф за обман покупателей наверняка назначат неслабый. Тысяч двести, триста евро плюс потеря лицензии. Как вам такая перспектива?..

«Жаль будет, если камень – настоящий. Останусь тогда вообще без копейки», – пронеслось у нее в голове.

К счастью, интуиция не подвела. Золотой карточки Гануш не принял. Вкрадчиво произнес:

– Может быть, выберете в моем магазине что-то другое? Я даже готов подарить вам любую вещицу, которая приглянется…

– Не нужно мне вашего барахла, – с достоинством откликнулась Татьяна. – Просто ответьте на вопрос. Один-единственный. Когда Мирослав после своего бегства из страны впервые явился к вам в лавку?!

Гануш угрюмо молчал. Таня решила ему помочь:

– Не было никакой встречи двадцать лет назад. Мирослав – как удрал тогда из страны – больше в Чехии не объявлялся. И знать о себе не давал. А тут вдруг примерно месяц назад вынырнул, как черт из коробочки. Попросил вас принять участие в небольшом спектакле…

Антиквар взглянул на нее чуть не со страхом:

– Откуда вы знаете?

– Слухами земля полнится, – отрезала Таня. И продолжила давить: – Он передал вам старое ожерелье – то самое, с изумрудом. Тоже, наверно, фальшивка?

Гануш промолчал, а девушка с азартом продолжала:

– Мирослав сказал вам, что скоро, очень скоро в магазине появится Юля. Та самая девушка из его прошлого. И вам следует отдать ей ожерелье. А главное – обязательно убедить ее, что Мирослав не имел намерения тогда, давно, ее бросить. Что уехал он из страны не по своей воле. И по-прежнему мою мать любит. Любил – все эти годы.

– Но, Таня, – Гануш выглядел теперь совсем жалко, – разве в его просьбе было что-то… нехорошее, криминальное?.. Какая, в конце концов, разница – хранил я ожерелье двадцать лет или получил его лишь сейчас?.. Он попросил сказать так, потому что подобная версия, на его взгляд, выглядела более романтично… Я с ним согласился. По-моему, все нормально.

– Зачем Мирославу понадобилась моя мама? – рявкнула Татьяна.

Гануш прижал обе руки к груди:

– Не знаю, клянусь богом, не знаю! Он говорил только о том, как любил ее тогда, давно… И как хотел бы снова встретиться с нею… Любовь ведь не умирает. Никогда.

– Значит, путевку в Карловы Вары ей тоже предложили неслучайно, – пробормотала Садовникова. – Как я сразу не догадалась? Нет сейчас никаких социальных квот на лечение за границей… Еще и сэкономить на матери решил. Отель заказал поганый!

Сердце теперь не просто подрагивало – колотилось, как бешеное.

Взять напрокат машину, поехать на их эти пивные ванны? Припереть мошенника к стенке, выяснить, что у него на уме?!

Таня решительно двинулась к выходу.

– А кулон? – всхлипнул ей вслед антиквар.

Совсем забыла – до сих пор держала его в руке!

Она приостановилась, швырнула подделку на прилавок. А на прощание пообещала:

– Если с матерью что случится, я так этого не оставлю. К черту твой магазин разорю.

И от души (колокольчик аж заверещал) хлопнула дверью.

Вышла из затхлой лавчонки. Сделала пару глубоких вдохов. Постаралась взять себя в руки. Правда, что ли, немедленно мчаться на поиски матери? А если та действительно принимает пивные ванны? Хороша она будет: дочка-клушка. Сама, можно сказать, почти старая дева, и матери личную жизнь мешает построить.

Да и в чем она может формально Мирослава обвинить? В давних смертях, что произошли во время его дежурства? Но ведь случились они много лет назад, вина хирурга доказана не была, уголовное дело закрыли. А что ожерелье Ганушу он вернул не в девяностом году, а только сейчас, и вовсе не преступление. Всего лишь маленькая хитрость, романтическая уловка… Прав антиквар.

Матушку, конечно, надо предупредить, чтоб поосторожнее была со своим любовничком. Но горячку пороть не следует. Спокойно поговорить с нею вечером, после ужина.

И Таня – почти успокоившись – отправилась в отель.

Улыбнулась швейцару, приветливо махнула девочкам с рецепшен. Прежде чем войти в собственный номер, толкнула дверь маминого – и та неожиданно подалась.

Садовникова в недоумении застыла на пороге. Постель без белья, пылесос в углу… И – ни единой вещи!

А из ванной комнаты уже спешила навстречу горничная:

– Простите, пани, вы, наверно, ошиблись номером?..

– Где дама, что жила здесь? – рявкнула Таня.

– Я… я понятия не имею, – растерялась уборщица.

Татьяна ругнулась. Лифта дожидаться не стала, помчалась на рецепшен по лестнице. Выдохнула (голос прерывался):

– Госпожа Садовникова. Джулия. Где она?..

– О, мадам из номера два-два-три? Она сегодня уехала. В двенадцать дня, в расчетный час.

– Я ее дочь. Она ничего не просила мне передать?

– Нет. Мадам, – служительница лукаво улыбнулась, – была со спутником. И выглядела очень счастливой…

– Вообще бред, – растерянно проговорила Татьяна. – А они не сказали, куда поедут?

– Я… я что-то слышала про аэропорт. Но не уверена, – с сомнением произнесла сотрудница.

«Уехать? Тайком? Неизвестно с кем? Неизвестно куда?»

Даже отпетая авантюристка Татьяна – хоть в подростковом возрасте, хоть сейчас, когда уже самостоятельна и свободна – всегда мать, пусть коротко, предупреждала: «Я жива, все хорошо, еду туда-то».

…Впрочем, Юлия Николаевна тоже оказалась не совсем уж свистушкой.

Когда Таня поднялась в собственный номер, на полу под дверью ее ждала записка:

« Дорогая Танечка! Прости меня, но я, похоже, сошла с ума. Мы с Мирославом уезжаем. Хотим вместе посетить те места, о которых я мечтала, когда была молодой – и не могла себе позволить там побывать… Я так счастлива, что мои давние надежды, наконец, сбываются! Мне очень неудобно, что я бросаю тебя на курорте одну-одинешеньку. Прости меня – но ты ведь тоже знаешь, что такое влюбляться, правда?

Целую тебя крепко.

Мама».

* * *

Наши дни. Москва. Таня Садовникова

Закладывать маму Валерочке Тане совсем не хотелось. Но только кто, кроме него, мог помочь?..

И на следующий же день по возвращении в Москву Татьяна направилась в гости к отчиму.

О том, что едет, предупредила его всего за час, потому обед ее ждал относительно скромный: отбивная с жареной картошкой и пышущие жаром, только что из духовки хачапури.

– Сплошной холестерин, – пригвоздила Татьяна.

– Но ведь вкусно! – простодушно улыбнулся отчим. – Тем более ты вернулась с вод. Желудок после процедур чувствует себя великолепно, легко перенесет любые излишества.

– Мой-то – да, – улыбнулась она. – А твой?

– А я по новой системе питания живу. На завтрак можно есть все, что хочется. На обед – все то же, но в меньших количествах…

– Ага. А после шести не есть вообще ничего, – с сомнением произнесла она. – Ты именно так и поступаешь.

Валерий Петрович покаянно развел руками:

– Я стараюсь. Не всегда, правда, получается…

И захлопотал: салфеточки, ее любимая корейская морковка в пиалушке, свежий, по струнке нарезанный хлеб…

Уютный. Улыбчивый. Заботливый Валерочка.

«Как мать могла его променять – на того?» – мелькнуло у Татьяны.

Да, Валерочка не богат. Тяжел на подъем. Не слишком презентабелен внешне. Зато надежен и умен – два важнейших качества для мужчины. Впрочем, мама никогда не разбиралась в бриллиантах – предпочитала яркую бижутерию.

Таня с удовольствием прикончила отбивную. Похвалила:

– С карловарскими диетами никакого сравнения. У нас в отеле был этот, как его… пятый стол.

– И ты ела? Кашки, паровые котлетки?

– Я пыталась. Примерно с тем же успехом, как ты соблюдаешь диету, – хихикнула девушка.

Многое нравилось Валерию Петровичу в его падчерице. В том числе – очаровательное чувство юмора, в общем-то, женщинам не свойственное. Да простят меня феминистки, мысленно оговорился он.

Сейчас, когда его друзья-мужчины кто сидел безвылазно по дачам, кто стал предпочитать живому общению интернетную возню, а кто, увы, переместился в области, недоступные для любых, даже сверхсовременных средств двусторонней связи, только и оставалась отдушина, что пообщаться с Танечкой. Знала бы она, насколько он теперь одинок, наверное, чаще бы приезжала. Впрочем, хорошо, что не знает. Иначе чувствовала бы себя обязанной. А потом, глядишь, начала бы отставником тяготиться. Нет, уж лучше пусть все остается, как есть. Пусть Танечка считает, что он по горло загружен своей консультационной работой в конторе, а также просмотром боевиков и чтением детективов, по которым он якобы пишет обзоры, за что ему якобы платят.

…Ходасевич расплылся в улыбке, предположил:

– А мама тебя, конечно, ругала за пренебрежение к собственному здоровью.

Но Таня, вместо того чтоб улыбнуться в ответ, сердито произнесла:

– Ох, мама! Да знал бы ты!..

– О чем? – Валера сразу подобрался, нахмурился.

Татьяна отодвинула тарелку и выложила, наконец, отчиму все, что знала про мамочкиного «принца», ее сумасшедшую любовь, тайный побег из «Империала».

Горячо закончила:

– Я понимаю, конечно: устоять мамуле было сложно! Европеец, богач! Тем более голову ей дурил конкретно: букеты, комплименты, лимузины, скрипач в ресторане ее любимые романсы исполнял. Но чтобы вот так срываться? Даже не предупредить, не сказать куда? Еще и телефон выключила!

Валерий Петрович откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, опустил голову. Таня пыталась понять: заделали его измена жены, пусть и бывшей? Но что прочтешь по лицу сотрудника спецслужб?

Только спросил:

– Когда она уехала?

– Позавчера, – с готовностью откликнулась Татьяна.

– Самолет, поезд, машина?

– Я пыталась узнать, – доложила падчерица. – Похоже, она улетела. Но не из Карловых Вар – из Праги. Я в службе такси выяснила – их именно в Прагу, в аэропорт, отвезли. Хотела проследить, куда дальше направились, не смогла. Авиакомпании такую информацию не дают, а полномочий у меня, как ты понимаешь, никаких нет. Могу только сказать: в тот день, после двух часов, улетало больше двадцати рейсов. В Берлин, Лондон, Милан, Женеву, Лос-Анджелес, Мельбурн, Токио… По всему миру, короче.

– А деньги у нее есть?

– Евро триста было, – отмахнулась Татьяна. – Она все пыталась то в ресторане за меня заплатить, то кофточку мне купить. Я не позволяла, конечно.

– А телефон у нее не отвечает или выключен?

– Выключен. Но я уже вытрясла из сотовиков ее баланс: больше тысячи рублей на счету. Для любого роуминга хватит.

Таня машинально хватанула полную вилку ядреной корейской морковки. Закашлялась. Раздосадованно закончила:

– Вот и думай: то ли в покое голубков оставить, то ли через Интерпол их искать.

– Интерпол-то здесь при чем? – хмыкнул отчим.

– Да при том! – отрезала Татьяна. – Мирослав, говорят, троих женщин уже угробил…

Отчим, конечно, заинтересовался. Попросил подробностей. Однако, когда Таня их выложила, разочарования своего скрыть не смог: «Слишком давняя, Танюшка, история. И раз уж его вины не доказали тогда, сейчас это тем более невозможно».

Хотя пообещал: возлюбленного Юлии Николаевны он, по своим каналам, проверит.

* * *

Наши дни. Москва. Валерий Петрович Ходасевич

Нет, бывшую жену Юлю полковник в отставке больше не любил. Совсем не любил.

Но почему же тогда и на сердце было тяжело, и желчь разлилась, и вдруг захотелось уесть, уязвить дуру-бабу?

Если он самому себе на эти вопросы не ответит – значит, грош цена ему как аналитику. Тоже мне, знаток человеческой психологии – свое собственное внутреннее состояние не может проанализировать! Поэтому пришлось задуматься: почему ему до крайности неприятно поведение бывшей жены, о котором поведала падчерица?

Да все просто, признался отставной разведчик. Не шутка ревновать, когда любишь. Но обратная теорема не верна. Неправда, что раз НЕ любишь – значит, НЕ ревнуешь. За те десятилетия, что он был знаком с Юлией Николаевной: сначала жили вместе, потом раздельно, – привык, что она принадлежит ему – никому другому. А тут, вишь ты, выискался прыщ!..

Кроме того, его задевало, что с гражданином, как его там, бывшая супруга, оказывается, крутила роман еще до того, как в ее жизни появился Валерий Петрович. А она хитра оказалась! Рассталась с принцем своим всего за несколько месяцев до того, как познакомилась с Ходасевичем, но за все десятилетия ни разу о нем не обмолвилась.

Ревность подогревалась тем обстоятельством, что сам полковник, даже если бы очень захотел, не смог бы умчать свою былую благоверную (равно как и другую персону) ни в какие Европы. И дело заключалось не только в финансовом факторе. У пенсионеров российских жизнь, конечно, тяжелая, однако за свою карьеру нелегала Валерию Петровичу удалось кое-что скопить. Да и нынче его услуги аналитика в Ясеневе [14]14
  Штаб-квартира Службы внешней разведки России расположена в Ясеневе.


[Закрыть]все ж таки оплачивались. Однако командование, скорее из перестраховки, чем из реальных опасений, все продлевало и продлевало для Ходасевича запрет на загранпоездки. Поэтому даже загранпаспорта нового образца у него, проведшего за кордоном большую (и, кажется, лучшую) половину жизни, попросту не было.

В круиз по Волге он поехать еще мог. Кижи или, допустим, Валаам тоже не возбранялись. А Испания с Португалией или даже милая патриархальная Болгария – никак нет-с, запрещено-с.

Наконец, при мысли о поведении Юлии Николаевны экс-полковник испытывал мучительную неловкость – что-то вроде изжоги. Еще понятна, думал он, та полулюбовь-полупривязанность-полудружба, что испытывают друг к другу двое супругов, кто рука об руку прошел огонь и воду и вместе состарился. А вот вдруг нахлынувшую страсть в то время, когда у девушкиобильный целлюлит, венозные точечки на ногах и пара зубных протезов, наблюдать, право слово, зазорно. Все равно что бывшая супруга вдруг выперлась бы на сцену и начала декламировать детские стишки. Или, к примеру, прилюдно танцует па-де-де с мускулистым танцором в белых лосинах.