Текст книги "Золотая дева"

Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Сердце у той заколотилась.

Кривцова вдруг велела – абсолютно не смущаясь:

– Рукавчик закатайте.

– Зачем? – опешила Маша.

– Да кажется мне, вы из наших… – загадочно произнесла хозяйка. И поторопила: – Ну? Только высоко, до плеча!..

Маша пожала плечами и повиновалась. Однако Елену Анатольевну, оказалось, интересуют вовсе не ее вены. Кривцова легонько коснулась пальцами предплечья няни и удовлетворенно произнесла:

– Так я и думала. Форма идеальная. Тренируетесь?

Ах, ну да! У Кривцовой ведь самое главное в жизни – это фитнес.

Маша кивнула:

– Да.

– Чем занимаетесь? Где? – продолжала допрос Елена.

– В спортивной школе. Каратэ-до.

Зачем скрывать очевидное?

– Странный выбор вида спорта для няни, – мгновенно сказала Кривцова.

– А по-моему, очень естественный, – осмелилась возразить Долинина. И объяснила: – Я хочу лицензию получить. Чтоб не просто няней, но еще и охранником работать. Сейчас на это большой спрос.

– Что ж. Вы умны и честолюбивы. Это хорошо, – задумчиво произнесла Елена Анатольевна. И прибавила: – Но вообще я не понимаю. Зачем молодой, симпатичной, успешной москвичке гробить жизнь в няньках? Перспективы никакой. Зарплата несерьезная…

«Разве я могу сказать тебе правду?..»

И Маша осторожно ответила:

– Мне просто очень нравится работать с детьми. Я поэтому и в педагогический поступала…

– Нравится подтирать попу? – недоверчиво произнесла Кривцова. – Бесконечно читать одни и те же книжки? Сносить постоянные капризы?

– Ну а как без этого! – улыбнулась Маша. – Зато очень интересно детей новому учить. И самой каждый день узнавать от них что-то новое.

– Никогда этого не понимала, – пожала плечами хозяйка дома. – Ну, часик повозиться – конечно, да. Но все эти бессмысленные вопросы… «А почему дождь? Почему снег? Зачем после вечера ночь?» Я просто с ума схожу.

– Мне тоже иногда хочется ответить – «по кочану», – призналась Маша. – Но я научилась сдерживаться.

«А ты детей, похоже, просто не любишь. Жаль…»

– Что ж. Завидую, – вздохнула Кривцова.

Решительно отодвинула кофейную чашку, поднялась. Мария успела отметить: тело у нее – идеальное, тренированное, какие там сорок три – от силы лет тридцать дашь. Как всегда и бывает, коли живешь для себя, а не гробишь жизнь на детей…

– Ладно, пошли, – скомандовала хозяйка. – Познакомлю тебя с Лизой и все покажу… – И слегка виновато добавила: – Если что не успею – горничных потом спросишь. А то у меня важная встреча, уже в девять…

И, пока поднимались по лестнице, продолжала вещать – торопливо, будто оправдываясь. Что она сейчас открывает очередной спортивный клуб, уже восьмой по счету, и дело это страшно хлопотное. Налоговая зверствует, в договоре аренды миллион подвохов, да еще и новые правила появились, что все инструкторы обязательно должны специальные сертификаты иметь. А заместителя толкового нет, все вопросы приходится самой решать.

– Кручусь, короче, сутками, ни мужа, ни Лизу совсем не вижу…

«И совсем от этого не страдаешь, – отметила про себя Маша. – Тебе явно работать куда интересней, чем детей нянчить».

Уж на что хозяйка гармонично смотрелась у камина, с договором в руках, а в Лизиной комнате сразу как-то потерялась, поникла. Метнула взгляд на постель (девочка крепко спала), вздохнула, кажется, с облегчением. Подвела Марию к платяному шкафу:

– Вот тут, в верхнем ящике, колготки… Свитера – кажется, ниже. А, нет, здесь брючки, где юбки – не знаю. Обувь в нижней секции. Ну а во всех остальных шкафах игрушки, естественно. Какие где – понятия не имею. Лиза покажет.

«Интересно, ты свою дочку хотя бы одеть сумеешь – если понадобится?» – иронически подумала Маша.

Кривцова вновь сверилась с золотыми часами на запястье. Пробормотала: «Мой бог, начало девятого… Так я опоздаю».

И решительно двинулась к Лизиной кровати.

Неужели разбудит?

К счастью, Лиза проснулась сама. Села в кроватке, сонно прищурилась, потерла ладошкой глаза. «Совсем худенькая, беззащитная, – отметила Маша. – И пижамка самая обычная – у меня в детстве почти такая же была…»

И еще она почувствовала: воздух в комнате будто сразу наэлектризовался. Вот оно. Поле. Магнетизм… Похоже, не ошиблась она по поводу Лизы.

Долинина, хотя и окончила факультет дошкольного воспитания, с детьми общалась только в детском саду, когда практику проходили. Но интуиция подсказывала: сейчас мама малышку должна приласкать, прижать к себе… Однако Кривцова лишь сухо, деловито произнесла:

– Просыпайся, пожалуйста, быстрей. Я спешу.

И девочка сразу сникла. Спустила ножки с кровати, покорно произнесла:

– Я уже встаю, мама.

– Давай. Надевай тапки, халат, – продолжала командовать хозяйка. – И подходи познакомиться. Это Мария Николаевна, твоя новая няня.

– Что, опять?! – сморщилась малышка.

Скептически оглядела Долинину. И твердо произнесла:

– Она мне не нравится. Пусть уходит.

– Лиза! – голос хозяйки заледенел.

– Между прочим, папа сказал, – продолжала капризничать девочка, – что разрешит мне самой няню выбирать. И обещал на этот, как его… кастинг сводить. В агентство.

«И вовсе она не вредничает. Просто борется, как может, за мамино внимание, за ее любовь…» – пронеслось в голове у Маши.

Однако Кривцова презрительно бросила:

– Ну, папа твой много чего обещает. Только делать все равно приходится мне.

Она обратилась теперь уже к Марии:

– Три дня его просила каждый вечер: посмотри хотя бы анкеты! А он: да. Конечно. Обязательно. Ну а в итоге: бери первого, кого Евгения Юрьевна предложит… У нее опыт огромный, плохой няни не посоветует.

«Очень для меня кстати, что все Поздняковой доверили», – заметила про себя Маша.

И попробовала перехватить инициативу. Подошла к Лизиной кровати. Улыбнулась ей. Как можно мягче произнесла:

– Привет.

И попыталась настроиться на Лизину волну. Убедить девочку: она – ее друг.

Однако барская дочка лишь метнула на Марию неприязненный взгляд и буркнула:

– Отвали.

– Господи, Лиза, ты опять за свое?! – простонала Кривцова.

– Не надо за меня ничего решать, – упрямо произнесла малявка. – Папа сказал, что я сама себе няню выберу, – пусть так и будет.

Вид решительный, хмурый – только губы уже дрожат. Явно сейчас расплачется.

А еще, почувствовала Долинина, в комнате озоном запахло, как перед грозой.

Да. Необычный ребенок.

Маша небрежно произнесла:

– А папа тебя и не обманул. Я ведь к тебе не навсегда пришла – только на пробный день. Сегодня побуду с тобой до вечера. И, если тебе не понравится, завтра уже не приду.

Кривцова метнула на нее благодарный взгляд. А Лиза недоверчиво спросила:

– Честно?

– Честнее не бывает, – заверила Долинина.

– Но ты тогда и вещи свои в дом не приноси, – строго произнесла девочка. – Если я разрешу – заселишься завтра.

– Хорошо. Как скажешь. – Маша решила не спорить.

Ее сумка все равно пока осталась в багажнике.

– Ну, значит, договорились, – с облегчением сказала Кривцова. – Все, Лиза. Веди себя хорошо, слушайся Марию Николаевну. А я побежала…

И она стремительно покинула комнату. Лиза, внимательно глядя на няню, скинула свой халатик прямо на пол. Тапки поместила поверх одеяла. Нырнула обратно в постель. И строго велела Маше:

– Подойди.

И так забавны были начальственные интонации в тонком детском голоске, что няня не удержалась – фыркнула.

– Ты чего смеешься? – сердито спросила девчушка.

– Да командуешь ты хорошо. Почти как мама, – похвалила Маша.

И наконец увидела улыбку на сосредоточенном детском лице.

– Ха, мама! – усмехнулась девчонка. – Ты бы послушала, как папа умеет кричать!

«А я-то голову ломала – чем, интересно, хвастаются дети, у которых есть все?» – подумала Мария.

И она спокойно произнесла:

– Скажи, Лиза, у тебя личная горничная есть?

– У нас их две – Кася и Верка, – охотно ответила девчонка.

– Кася и Вера, насколько я знаю, следят за порядком во всем доме, – пожала плечами Долинина. – А есть кто-то, чтобы лично за тобой одежду с пола подбирать?

– Ну… Настя подбирала, – насупилась малявка.

Однако личико зарделось румянцем, и Маша сразу поняла: врет.

Долинина легко подхватила с пола Лизин халат. Тапки, наоборот, сбросила на ковер. И веско произнесла:

– Я тоже уберу за тобой. Но в первый и единственный раз. Ты же не инвалид, верно?

– А кто такой инвалид? – заинтересовалась девица.

– Тот, у кого, допустим, ноги не гнутся, чтобы присесть. Или ручки слабенькие. Не могут халат удержать.

– Не, у меня все гнется! – сообщила Лиза. – Я даже на шпагат почти умею садиться…

– Ну, раз на шпагат умеешь – значит, складывать одежду у тебя точно получится, – улыбнулась няня.

На душе у Марии полегчало: первый раунд, похоже, она выиграла легко.

Однако рано она радовалась. Потому что Лиза вдруг внимательно взглянула на свою новую няню и велела:

– Расскажи мне про Тишку.

– Про кого? – едва не поперхнулась Мария.

– Про Тишку. Моего игрушечного котенка, – нетерпеливо повторила Лиза. – Где он, что с ним? Ты знаешь.

– С чего ты решила, что я знаю? – медленно произнесла Маша.

– Чувствую, – спокойно ответила девочка.

Бросила затравленный взгляд на закрытую дверь смежной комнаты – похоже, той самой, где встретила свою смерть предыдущая няня. И пробормотала:

– Мне очень важно вернуть его. Ведь Тишка… он всегда со мной спал. А в ту… в ту ночь он поднялся и убежал. Я ему говорила: не надо, куда ты, там холодно и темно, ты испачкаешься, замерзнешь… Но в окно светила большая луна, и Тишка все равно ушел. Он всегда уходил, когда это, как его… полнолуние…

– Но разве твой котенок… как ты сама сказала, игрушечный… умел ходить? – спросила няня.

– Днем, когда его могли увидеть, нет, – серьезно ответила Лиза. – Он только ночью уходил, когда все спали…

– Ну, значит, еще вернется, – заверила Долинина. – Коты, даже игрушечные, они такие. Любят погулять. Вот и Тишка твой загулял.

– Нет, – покачала головой Лиза. – С ним что-то случилось.

Она обиженно взглянула на Машу и упрямо добавила:

– Я это знаю. И ты знаешь тоже.

«Как она это поняла? Как догадалась?..»

Но не рассказывать же, о чем поведала ей Милена! Что окровавленный котенок изъят милиционерами и теперь проходит как вещественное доказательство!

И Маша задумчиво произнесла:

– Знаешь, Лиза… Раз ночь была холодная, темная… Тишка твой мог заблудиться. Или, скорее всего, простудился. В больницу попал, и сейчас его лечат. А когда поправится – он обязательно вернется к тебе. Просто подожди немножко.

– Нет, я не хочу ждать, – надула губы девчонка. – Я хочу своего Тишку. Сейчас. Немедленно.

– Немедленно никак не получится, – твердо сказала Маша. – У него наверняка воспаление легких. А оно быстро не лечится.

Увидела, как по Лизиной щеке покатилась слезинка, и быстро добавила:

– Но ты можешь сделать так, чтобы Тишка вернулся к тебе побыстрее. Не забывай о нем. Думай. Проси его выздороветь.

Девочка печально кивнула.

А когда Маша самонадеянно подумала, что и второй раунд остался за ней, Лиза вдруг тихо добавила:

– Только все равно он уже не выздоровеет. Когда столько крови – умирают. И котята, и… все.

Зарылась в подушки и горько заплакала.

«Да, Лиза… Ты действительно многое можешь. Но остаешься при этом маленькой, беспомощной, несчастной девчонкой… Что ж. Я попробую помочь тебе – и себе».

* * *

На Костика опять накатило. Ледяной холод. Звенящий. Жуткий. Когда не помогали никакие свитера и куртки. От приступа единственное спасение: забиться под все, какие есть, одеяла. Укрыться с головой, свернуться клубком. И тогда наваждение отступит. Не сразу – минут через двадцать.

Но сейчас он, увы, находился на работе. Потому оставалось только одно: стиснув зубы, терпеть. И чувствовать, как проклятый холод забирается вовнутрь, разрывает тело ледяными иголками… Если съежишься, обхватишь себя руками – станет легче. Но вдруг коллеги увидят? Начнут приставать с вопросами: что с тобой? А как объяснить? Тем более он сам не знает, что у него за напасть. Костя даже на форум, где профессиональные врачи тусуются, заходил, спрашивал. Вариантов ему предложили массу: сердечная недостаточность, нарушение кровотока в мозгу, какой-то остряк свиной грипп предположил… Но только сердце у него – как швейцарские часы, и невропатолог на недавней диспансеризации тоже сказал, что он здоров – хоть сейчас в космос. Грипп вообще ерунда, не прилипнет эта хворь к человеку, который уже лет десять начинает свой день с ледяного душа и пятикилометровой пробежки. Да и потом: у него ж не озноб, а будто льдинка в грудь попала и тает, тает, раздирая при этом все тело… И, главное: такая ярость при этом охватывает! От своей беспомощности и оттого, что ничего невозможно этому могильному холоду противопоставить.

Одна радость – неведомая болезнь его нечасто преследует.

А сегодня вдруг опять напало.

Едва он увидел эту новенькую няню, Машу. Как та заезжает на своей «Шкоде» на территорию, ставит машину у ограды, не обращая внимания на дождь и ветер, решительно шагает к дому. И несет с собой лед. Холод. И страх.

И даже когда она из вида исчезла, наваждение не пропало.

Новая няня, значит… Очередная игрушка для избалованной хозяйской дочки… С виду симпатичная такая девушка. Личико умненькое, походка уверенная. Только почему же ему настолько плохо стало от одного взгляда на нее?.. И как с ней общаться – когда их пути снова пересекутся?.. Сможет ли он удержать себя в руках?!

* * *

Больше всего Маша боялась, что у нее не выйдет контакта с Лизой. И та ее просто выгонит (а родители ребенка поддержат).

Однако пока все шло нормально. И девочка после завтрака даже странную фразу произнесла:

– А ты, Маша, такая… непростая…

– Что ты имеешь в виду? – едва не поперхнулась Долинина.

Лиза же лишь загадочно улыбнулась:

– Да тоже многое можешь…

А объяснять дальше не стала.

Но пусть с ребенком поладили, зато Маша в первый день успела с одним из охранников поссориться.

Звали его Сашкой (похоже, тот самый, кого Милена подцепила), и приставлен он был как раз к Елизавете. То есть пока девочка дома – Александр в особняке околачивается. И если надо куда ехать – тоже обязательно с ним.

Маша этого Сашку едва увидела – сразу поняла, что экземпляр проблемный. Характерный такой типаж: годков уже сильно за сорок, но все ерепенится, петушится, как молодой. Джинсы в обтяжку, майка с Костей Кинчевым, волосы (с изрядной сединой) убраны в хвостик, улыбочка похотливая. И такая непоколебимая в себе уверенность, будто и не охранник, а продюсер как минимум. Ну а она к нему на просмотр пришла и, конечно, готова для него, ради главной роли, на все. Уверенно подошел в парке, куда они с Лизой на утреннюю прогулку вышли, оглядел противным, похотливым взглядом и решительно заявил:

– Ты точно в моем вкусе. Молода. Красива. Стройна.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Мария.

И поспешила прочь – Лиза как раз на горку полезла, надо подстраховать.

Но Александр уверенно удержал ее за плечо. Покровительственно произнес:

– Не боись. Лизка – она ловкая, почище любой обезьяны лазит.

– Так дождь же был. Ступеньки, наверно, скользкие, – возразила няня. И попыталась выдернуть руку.

Однако Саша сжал ее плечо еще крепче:

– Говорю тебе: не бзди. Там покрытие специальное. Особая резина, за пять минут высыхает. Ничего с девчонкой не сделается. Давай лучше с тобой поговорим.

– И о чем же? – усмехнулась Мария, не сводя глаз с горки.

– О нас, конечно! – радостно откликнулся охранник. И деловито спросил: – Придешь ко мне кофе пить – когда Лизка спать ляжет?

– Шустры вы, батенька, – сузила глаза Мария.

– А чего тянуть? – хохотнул он. – Как в том фильме: вы – привлекательны, я – чертовски привлекателен.

И почему, интересно, всякие уроды так любят эту цитату?..

Но ссориться сразу с новым коллегой не хотелось, и Маша миролюбиво произнесла:

– А чего вы так гоните лошадей? Я на работе первый день. Вроде положено сначала познакомиться, немного присмотреться друг к другу…

– Некогда мне к тебе присматриваться, – деловито произнес охранник. И подмигнул: – Боюсь, хозяин вечером с работы вернется – опередит.

И непонятно: то ли шутит, то ли – предупреждает… Хотя Евгения Юрьевна заявила ей совершенно определенно: фривольные отношения с Кривцовым совершенно исключены. А попытаешься подкатиться к хозяину – тебе же еще и штраф. Но, может, в агентстве говорят одно, а на деле совсем другое?

И охранник, хитрюга, конечно, почувствовал ее сомнения. Доверительно обнял, зашептал на ушко:

– Ты, Машенька, девчонка-то молодая, опыта – с гулькин нос. Сама не понимаешь еще, в какое логово попала. Тут без покровителя пропадешь… Человек нужен, который все ходы-выходы знает. Такой, как я.

«Обойдусь уж без такого покровителя!» – едва не вырвалось у нее. Пока беседовали, она присмотрелась к охраннику внимательнее и обнаружила изрядно дополнительных дефектов: и зубы плохие, и футболка подванивает. А уж пухлые, слюнявые губы вообще ниже всякой критики.

Тут, к счастью, ее Лиза выручила. Крикнула весело:

– Маша, смотри! Я сейчас на ногах съезжать буду!

И няня, конечно, пулей кинулась к ней. Но добежать до горки не успела. Лиза ловко (действительно как обезьянка!) взобралась по лестнице и уверенно заскользила вниз. Но на ногах все же не удержалась – с половины пути скатилась кубарем.

У Марии все внутри обмерло. Да еще и охранник масла в огонь подлил. Бежит рядом с ней, одышливо шипит в ухо:

– Вот вам, девушка, и штрафик первый. На половину зарплаты…

И, похоже, не зря пугает – видок у Лизы действительно устрашающий. Курточка вся в грязи, на щеке ссадина… «Ох, дура я, дура, что болтала с ним вместо того, чтоб за девчонкой следить!»

Она подхватила свою подопечную на руки, прижала к себе, забормотала:

– Лиза, ты как? Где болит?!.

Девчонка же лишь состроила кислую рожицу. Требовательно вырвалась из няниных объятий. И сказала с интонацией абсолютно взрослого человека:

– Не будьте вы клушей, Мария Николаевна. А то хуже Насти, честное слово…

Охранник хохотнул. А хозяйская дочь мигом обратила свой взор на него. Припечатала:

– А ты ей чего не сказал, что мне стоя кататься нельзя?

И тот угодливо забормотал:

– Ты же, Лизочка, так быстро на горку залезла, что я и не успел ничего сказать…

– Вот и не мешай моей няне за мной следить, – надменно произнесла девчонка. И велела Марии: – Пошли домой. Надо куртку переодеть.

Та, естественно, повиновалась. А пока шагали рядышком по дорожке, Лиза требовательно спросила:

– Этот Сашка тебе что, понравился?..

В педагогическом институте Марию учили: на подобные вопросы отвечать нельзя. Скажешь «да» – маленький ребенок решит, что здесь любовь. Ответишь «нет» – напридумывает про жестокую ссору. И вообще негоже позволять малышке лезть в отношения старших.

Но реальная жизнь – особенно в миллионерском особняке – она ведь от педагогики далека. И потому Маша сказала честно:

– Нет. Не понравился.

И Лиза неожиданно просияла:

– Что, правда? Я Сашку тоже терпеть не могу! Даже папу сколько раз просила, чтоб его уволил…

– А за что ты Сашу не любишь? – осторожно спросила Маша.

– Противный он, – вздохнула девчонка. – И конфеты мне дает всегда невкусные.

– А если бы вкусные давал? – улыбнулась няня.

– Все равно был бы противный, – серьезно ответила Лиза. И добавила: – Я и Насте, ну, своей прежней няне, говорила, чтоб она с ним не водилась. Только Настя меня не слушалась…

И обиженно закончила:

– И вообще несправедливо: я одна играю, а Настька с Сашкой болтают.

– Ладно, Лизочка, не волнуйся, – успокоила Мария. – Я теперь на площадке всегда с тобой буду. А Саша пусть один на лавочке сидит. Договорились?

– Договорились! – просияла Лиза. И доверчиво добавила: – Только не обмани меня, ладно? А то Настя сколько раз мне обещала, что мы с ней поиграем… Но все равно: как Сашка появится – сразу к нему. И на меня наплевать… Ты так никогда не делай, ладно?

– Ладно, – пообещала Маша.

А про себя подумала: «Только бы этот охранник мне козни не начал строить…»

* * *

Кася уже третий час билась с лестницей. Ох и не любила она это занятие! Построил Кривцов чудище! Что дом трехэтажный – ладно. Даже у них в деревне один такой есть. Но только нормальные люди – те не выпендриваются. Деревянные лестницы в свои покои прокладывают. И прочно, и уютно, и возни никакой – протер влажной тряпкой, вот и полная чистота. Но Кривцов – буржуй из буржуев! – себе с первого на второй этаж вместо нормальных ступенек жуткое кованое сооружение возвел. Меж перильных столбов извиваются наяды, это тетки такие. Целых семь штук. Железные. У каждой в руке какой-нибудь предмет. Лоза, там, виноградная или ваза с фруктами. Искусство, короче. И ступени – не сплошные, а все в завитушках. Удумали тоже, вообще смех! Даже сами Кривцовы, когда приемы устраивают, гостей предупреждают, чтоб по лестнице ступали аккуратней. Особенно дамочки, кто на шпильках, – не то конец всем Маноло Бланикам придет.

Самой Касе-то щели в ступеньках не страшны, она в кривцовском доме в тапочках ходит. Но вот когда ей выпадает лестницу чистить – вообще страх, из-за этих завитушек проклятых. Приходится колупаться с целым комплектом мягких ершиков. Большим она общее загрязнение сметает. Средний – для наядиных лиц. Ну и совсем крошечный – между железными виноградинками почистить. А чтоб всю лестницу, восемнадцать ступенек, в порядок привести, часа четыре надо потратить. Кому дома расскажи – ни за что не поверят. У них, в деревне-то, все проще. Из всех чистящих средств – сода да хлорка. И «Комбат», от тараканов. А тут, у Кривцовых, целая кладовка есть, а в ней – банок сорок различных порошков да протирок. И щетки, конечно, всякие разные. И даже перчатки хозяйственные. Кася сначала, как их увидела, растрогалась: неужели ж домовладельцы о сотрудниках позаботились? Чтоб у тех руки не сохли, ногти не слоились? Но вторая горничная, Верка, просветила: не в заботе дело. Просто у мадам Кривцовой на чистящие средства аллергия. Если вдруг, не дай бог, унюхает, что от рук уборщицы химией пахнет, сразу чихать начинает и ругаться.

Причуда, конечно, если не сказать – явный бред. Но Касю еще на курсах предупреждали: в элитных домах свои законы. А самый верный путь, чтобы с тепленького местечка вылететь, – над этими законами посмеяться.

Вот Кася, человек разумный, и старалась держать рот на замке. Хотя не всегда получалось… Дочка-то хозяйская, Лизка, с головой конкретно не дружит, как это не обсудить! Тем более что у них в деревне была одна почти такая же. С виду нормальная, глазищи огромные, глубокие, и умная даже. Рисовала, стихи писала, по лесу гуляла, природу наблюдала. А потом вдруг – бац! бац! – и зарубила родных отца с матерью, пока те спали. И на следствии абсолютную пургу несла – вроде как ей голоса велели. Потому что в родителей бес вселился.

Вот и Лизка, считала Кася, того же поля ягодка. Можно сколько угодно ее и конфетами угощать и кукол потерявшихся помогать искать, а она тебя потом – топором, если ей голоса подскажут.

Впрочем, ей, по счастью, с Лизой часто сталкиваться не приходилось. Пищу маленькая барыня принимала, естественно, отдельно. Ванная с туалетом у нее свои. И убирала – не только в детской, но и во всем доме – Кася строго в отсутствие девочки. Чтобы ребеночек, нежное создание, не дай бог, пыли не наглотался.

Вот и сейчас Кася возилась с проклятой лестницей и из огромного, высотой в два этажа, окна видела – Лиза с новой няней в саду гуляет. Кася вообще-то думала, что девчонка с той дичиться начнет. Или, что скорее, скандалы закатывать. Но хозяйская дочка, на удивление, вела себя мирно. Послушно шагала рядом с этой новенькой. Подбирала с земли пожелтелые листочки – гербарий, что ли, собирают? Но зачем, интересно, Лизке гербарий, если у нее в детской атлас всех деревьев мира стоит? Огромный том, килограмма на четыре. И к каждому дереву прилагается настоящий, аккуратно запаянный в целлофан свой листик?..

– А Лизку-то нашу, похоже, укротили! – вдруг раздалось за ее спиной.

Кася обернулась: ясное дело, Сашка. Охранник. Он вечно к ней прикапывается, если никого из хозяев дома нет. Впрочем, не только к ней. Сашка – он вообще озабоченный. На любую бабу от шестнадцати до сорока слюни пускает. Причем на комплименты там или на ухаживания времени не тратит – сразу хватает за попу. Но с хозяевами себя, хитрец, держит безупречно. Да и регалий у него целая куча – бывший гонщик, заслуженный борец, стреляет, как дьявол. Потому Кривцов с Кривцовой на него молятся. А когда повариха пожаловалась, что ее Санек однажды в кухне зажал и она от неожиданности борщом ошпарилась, ей же и досталось. Сама, сказали, его спровоцировала, что в легкой маечке ходит и в юбке короткой. Только как, интересно, в кухню одеваться – когда там вечно жарища, одновременно шесть конфорок горят?

Кася быстро переместилась, чтобы оказаться к Сашке лицом. И незаметненько взяла в руки самый большой из своих ершиков. Не бог весть какое оружие, однако ручка стальная. Пусть только сунется – мигом получит по лбу.

Но Сашка, к счастью, подниматься по лестнице не стал. Остался внизу. Попробовал, правда, Касю за щиколотку цапнуть (она на пятой ступеньке стояла), да девушка успела отдернуть ногу.

– Ну, что ты вредничаешь, Каська?! – заворчал Санек.

– Иди, иди, куда шел, – строго произнесла горничная.

– Так я к тебе шел! – осклабился тот. – Посмотреть на тебя… такую горяченькую. И пахнет от тебя сладенько… Хозяйским шампунем, что ли, помылась?

– Слушай, Сань, отвали, а? – буркнула Кася.

– Да к кому ж мне валить? – обезоруживающе улыбнулся тот. – Товарка твоя для меня старовата. Повариха тоже не в моем вкусе – слишком толстая. У садовницы нашей муж. Одна Настена была – так и та в мир иной отправилась…

Будь на Сашкином месте кто другой – Кася бы мигом оборвала. Что нельзя о мертвых так небрежно, мимоходом. Но Санька, она знала, воспитать невозможно. Не поможет никакое воспитание, коли агрегат у человека в постоянной готовности.

– Ну, пойди к новой няньке приклейся, – не удержалась от насмешки Кася.

– Пробовал уже, – печально вздохнул Санек. – Кобенится, мымра! Хотя у самой – ни рожи, ни кожи.

– Нормальная у нее рожа. И кожа хорошая, – расплылась в улыбке Кася. – И вообще, кажется, девчонка ничего. Вон, гляди, как Лизу нашу построила! Повариха сказала: девчонка даже всю кашу съела. Сама. И вообще уже полдня прошло – а пока только один концерт… И то Машка с ним справилась.

– Ну, полдня – это не показатель, – насупился Санек.

И, Кася с облегчением увидела, на лестницу облокачиваться перестал. Значит, можно не бояться, что сейчас бросится.

Она отложила свой ершик, присела на ступеньку. Пожаловалась:

– Ох и задолбала меня эта лестница!

– Слушай… – задумался Сашка, – а может, тебе ее пылесосом попробовать, а? Берешь насадочку такую маленькую, что для мебели, и вычищаешь! Гораздо быстрей получится.

– Ага, а с меня потом Кривцова семь шкур сдерет. За то, что я пылесос, хрен знает какой навороченный, о железные ступеньки исцарапала.

– Ну, Кривцовой сейчас нет, – пожал плечами Саня. – А я тебя не выдам. – И не удержался, добавил: —…Если дашь, конечно.

– Ох, – вздохнула Кася. – Купил бы себе бабу резиновую, что ли.

– Резиновую! Да они щас живые дешевле. Только я больше люблю за интерес, ты ж знаешь.

Санек перевел взгляд за окно – там, в саду, по-прежнему дружно бродили Лиза за руку с новой няней – и задумчиво произнес:

– Нет, совсем не нравится мне эта новая коза… Мутная она какая-то. И на няню совсем не похожа.

– А на кого похожа?

– Ну, не знаю. На училку. На докторицу. На переводчицу.

– Так сейчас все няни с образованием, – пожала плечами Кася. – И эта педагогический окончила. Да и у Насти высшее образование было…

– Ага. Только Настька за свою работу как за соломинку последнюю держалась, – хмыкнул Саша. – Над Лизкой тряслась, все капризы ее сносила. А эта с таким видом ходит, будто одолжение тут всем оказывает.

– Да ладно! Ты злишься просто, что отшила она тебя! – фыркнула Кася. – Чего сказала-то? Что хозяину пожалуется?

– Не важно, что сказала, – насупился Сашка.

Вновь перевел взгляд в сад и с угрозой в голосе произнес:

– Думает, что она крепкий орешек, ха! Только мы и не таких раскусывали. Возможности, слава богу, есть…

* * *

Костя сменился с суточного дежурства, как всегда, в восемь. Еле дождался, пока наконец впрыгнет в машину и отчалит от кривцовского особняка. Проклятый холод не отступал, и даже печка, включенная на полную мощность, его не спасала. И настроение было хуже некуда. Любого урода, кто в левом ряду будто черепаха плелся, пристрелить хотелось. Хотя чего злиться, если можно просто справа обогнать?..

Но ничего поделать с собой он не мог.

Что же такое с ним происходит?

Костя постарался отвлечься. Не про холод думать – про что-нибудь нейтральное. Хоть про ту же дочку хозяйскую, Лизу Кривцову. Они вместе с другими охранниками часто девчонке косточки перемывали. Хотя сам Костик относился к ней лучше, чем остальной персонал. Чего ребенка обвинять, если еще товарищ Маркс доказал: именно бытие определяет сознание. А Лизке это бытие с самого рождения создают. Уже из роддома привезли в специальном конвертике, из нежнейшего шелка, украшенном кружевами ручной работы. Каська, горничная, потом ему ценник показала: две тысячи условных единиц. И это за вещичку, которую единственный раз надели, а потом засунули навечно в чулан!

И ладно бы просто дорогущие вещи, младенец их ценности все равно не ведает, но ведь и желания все выполняются быстрей, чем по мановению волшебной палочки! Ночью заревела – немедленно к няне на руки, и таскают хоть час, хоть два. За обедом плюется – ах, какая Лизочка забавная! Игрушки ломает – тоже не страшно. Ребенок мир познает. За волосы няню дергает – опять нормально. Пусть больно, зато дите какую-то мелкую моторику таким образом развивает. Хотя полезней было бы если не влепить – просто поговорить строго – и ребенок бы шелковый стал.

Но у них же, у буржуев, ко всему свой подход. Все желания единственной наследницы должны немедленно исполняться, и точка.

Только неужели они не понимают, что счастливое детство совсем другими методами создается? Вон у него, Костика, двое братьев-погодков, и мама не работала, и папаша несерьезную зарплату в дом приносил – только все равно он годы, когда маленьким был, с удовольствием вспоминает. Потому что мама хотя и покрикивала на сыновей, и подзатыльники раздавала щедро, но всегда время приласкать находила. Моет тебе голову – обязательно мимоходом чмокнет в мокрую щеку. Коленку расшибешь – подует на ранку, скажет, что «съела бо-бо», и сразу не больно почти. А Лизиной мамаше до ребенка и дела нет. Вся в собственных заботах, дочку почти не видит. Какие там вечерние игры или, допустим, сказки на ночь! Даже завтракает отдельно. А вечерами приезжает, когда девочка спит давно. Только на фотосессиях и видятся – это у мадам Кривцовой теперь новая забава. Набивается полный дом разных журналистов-фотографов-стилистов. Навозят целый ворох одежды. У Кривцовых, конечно, и у самих есть во что одеться, но так положено. Чтоб потом под фотографиями приписать: «Наряды предоставлены бутиком таким-то». Вот тут-то – когда уже наложен грим и подобраны одежки – мамаша до ребенка и снисходит. И обнимает, и просит, чтоб девочка ей голову на колени положила, и в куклы они будто бы вместе играют. А фотограф: щелк! щелк! щелк! Смотрите все: какая материнская любовь, достаток, гламур! А как Кривцова на дочку шипит: «Убери с лица это кислое выражение!» – никто ж не слышит…