Текст книги "Бойся своих желаний"
Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Далее мы с вами побываем в гостеприимной Грузии, чье вино не хуже, а как утверждают, даже лучше французских вин. Будем на Черноморском побережье Кавказа и Крыма – виды и климатические условия там, поверьте, прекраснее, чем на Лазурном Берегу. Наконец, мы посетим Ленинград и Москву: увидим величественные образцы архитектуры: Кремль, храм Василия Блаженного, университет на Ленинских горах; Эрмитаж, Царское Село; сходим на знаменитый балет и в цирк. А также отправимся в те точки, которые не видел пока ни один иностранец!..
– Ага, урановые рудники, – как бы в сторону буркнул Пол, а затем, нарочито усиливая ливерпульский акцент, чтобы посторонние не поняли, бросил, адресуясь к другим ребятам: – Да он расхваливает свой товар, прям как менеджер в турфирме.
Петр Ильич прекрасно разобрал скептическую реплику музыканта, однако сделал вид, что не заметил ее, и продолжил:
– И если вы, господа, захотите, никто в целом свете не узнает о вашей поездке по СССР. Как я уже замечал, мы в нашей стране умеем хранить секреты. Для всего мира вы отправитесь в Индию и будете там предаваться духовным практикам, – два последних слова «генерал» выделил саркастическим тоном. – А на самом деле совершите самый занимательный вояж в своей жизни, какой только может присниться другим музыкантам, вашим коллегам. Например, «Роллинг стоунз».
– А у нас есть выбор? – с подковыркой спросил Пол.
– Ну, разумеется, – залучился Васнецов. – Или вы полагаете, что попали в барак ГУЛАГа? – И он красноречиво обвел рукой гастрономическое великолепие.
Музыканты заржали. «Генерал» был доволен, что они, кажется, поняли его. А он – их.
– А если кто-то из нас не захочет поехать по СССР? – вопросил Пол. – И будет настаивать на отдыхе в Индии?
– Ну, тогда нам придется для дымовой завесы привлечь мистера Уильяма Кемпбелла. И ему подобных.
Битлы снова захохотали, а Маккартни даже покраснел. Своей репликой Петр Ильич продемонстрировал, что знаком с перипетиями их биографии и даже внутренними дрязгами. Смысл шутки заключался в том, что после выхода пластинки «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» прошел слух, что Пол погиб в автомобильной катастрофе, а в группе его заменил двойник, некий Уильям Кемпбелл.
Однако Пола не удалось сбить с практической нотки. Он молвил:
– Перспективы прекрасные, картины впечатляющие. Пульмановский вагон, прислуга и все такое… Но бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Что вы потребуете от нас взамен?
И все парни испытующе уставились на Васнецова. Вопрос и в самом деле был важным, если не решающим, и потому Петр Ильич постарался быть если не максимально серьезным, то максимально убедительным:
– Ничего. Ровным счетом ничего. Никаких расписок о сотрудничестве. Ни с КГБ, ни с ЦК. Ни, кровью, с дьяволом. Может, если вдруг вам самим (я подчеркиваю – самим!) захочется спеть перед обслуживающим персоналом или рабочими и колхозниками какого-то местечка – что ж, я возражать не буду. Но вы, повторюсь, ничего делать НЕ обязаны. И я приглашаю вас от всей души: велкам!
«Генерал» радушно обвел стол руками: все это, мол, и угощение, и обстановка, и обслуга, ваше, и так будет весь предстоящий месяц.
Он не сказал всего об одной услуге, которой он ждал от «Битлз» в обмен на гостеприимство. Точнее, о двух. Он надеялся в конце путешествия уговорить их в знак благодарности выступить перед избранной публикой на одной из кремлевских дач, возможно, даже у Генерального секретаря. Продемонстрировать, что советской идеологии и лично товарищам Фурцевой и Суслову абсолютно нечего бояться этих волосатиков – и тем самым добиться, чтобы для советских людей, и главным образом комсомольцев и молодежи, открылись богатства современной западной музыки, литературы, театра. Ведь если юные пытливые умы по-прежнему будут черпать сведения о модных течениях из «вражьих голосов», а не передач Центрального радио и телевидения – неизбежно проникновение в нашу молодежную среду враждебной идеологии, что может, в конце концов, реально угрожать делу мира и социализма. Тем, кому сейчас шестнадцать, как его дочурке Наташе и ее подружке Нине, в восьмидесятом году будет двадцать восемь, а, скажем, в девяносто первом – тридцать девять. Самый возраст для всевозможных свершений. В том числе, извините за каламбур, свержений.То есть революций. И контрреволюций. Ведь перевороты, как известно, бывают не только прогрессивными, но и наоборот.
И еще одну цель преследовал Васнецов: допустим, поездка «Битлз» по Советскому Союзу пройдет успешно, и парни увидят то, что надо – а то, чего видеть не стоит, не разглядят (или благоразумно закроют на это глаза). И тогда члены чрезвычайно популярного ансамбля исподволь, безотчетно, станут пропагандистами идей социализма. Петр Ильич был искренне уверен: мощь, размах и достижения его страны не могут не поразить. Парни обязательно должны влюбиться в Советский Союз, и это чувство непременно отразится в их музыке и их высказываниях – а значит, в конечном счете на миллионах и миллионах поклонников (в том числе среди советских парней и девушек).
Он положил себе быть с музыкантами предельно честным (они, как люди одаренные и независимые, должны особенно остро чувствовать фальшь), поэтому с мягкой, обезоруживающей улыбкой проговорил:
– Можете считать, что я пытаюсь превратить вас в агентов влияния нашей страны. Но становиться ими или нет – это ведь ваше дело, правда?
Битлы переглянулись. По их лицам «генерал» видел, что они колеблются. И решил больше не давить на квартет. Молвил:
– В русском языке есть хорошая поговорка: утро вечера мудренее. Давайте отложим принятие вашего решения на завтра. Вам требуется время подумать, обсудить все друг с другом. Могу вам дать хоть устные, хоть письменные гарантии, что никто против вашей воли удерживать вас на территории Советского Союза не собирается, и мы сделаем все, чтобы ваше пребывание у нас, сколько бы оно ни продлилась, прошло максимально комфортно.
Дальше, согласно операции «Моряк», планировалась безудержная выпивка и более близкое – максимально близкое! – знакомство музыкантов с обслуживающим персоналом. А уж девчонки-официантки должны постараться – и назавтра битлы просто не смогут от них оторваться.
И тут Васнецов дал слабину. Мысленно поздравил себя: самый важный этап операции – вербовка (как он его называл) – позади. Он, кажется, одержал победу. Музыканты почти согласились.
Однако произошло нечто, поставившее операцию под угрозу.
…В то время, пока папаня Васнецов уговаривал «Битлз» в сверкающей столовой, его родная дочь Наташа на пару с верной подругой Ниной Навагиной мерзли и злились в холодной и бесприютной подсобке.
– Можете вернуться в гостиницу, – ледяным тоном сказала им старшая, Аксинья, руководительница их небольшой фольклорно-приветственной группы. По отношению к юным девицам она чувствовала сильнейшее раздражение: соплюшки, столичные штучки и даже не просто москвички, а явно чьи-то дочурки! И держат себя высокомерно и заносчиво, и одеты гораздо лучше – хотя она уже старший лейтенант госбезопасности! И в портовом городе служит, где возможностей достать фирменные шмотки куда больше, чем на просторах страны!
– Мы не пойдем ни в какую гостиницу, – буркнула Нина.
– Почему это? – опешила старший лейтенант.
– Спросите у руководителя операции, генерала Васнецова, – с вызовом молвила вторая девчонка.
– Генерал сейчас занят…
Чем с большим напором действовали малолетки, тем растеряннее держалась «кагэбэшница».
– Тогда можете сказать ему, что мы не подчинились, сразу, как он освободится, – продолжала нагличать Наталья.
– Или в Москву позвоните, прямиком Леониду Ильичу, – подхватила та, которую звали Ниной. – Могу номерок Генерального секретаря дать.
После такого заявления старшей лейтенантше ничего не оставалось делать, как благоразумно оценить диспозицию: «Девки молодые, наглые, явно не из комитета, без погон, наверняка и вправду чьи-то дочки, связываться с такими себе дороже». Потому она плюнула (мысленно) и решила не вмешиваться. Пусть творят, что хотят. Она девчонкам не начальник и за них не отвечает. Васнецов сказал ей с двадцати двух ноль-ноль быть свободной – вот она и будет. Надо воспользоваться случаем и для начала хотя бы выспаться.
Аксинья, строгая, высокомерная и прямая, ушла. И Нина тут же стала один за другим открывать одежные шкафчики. Они не запирались – социализм! Что там можно своровать у официантки!
– Что ты делаешь? – удивленно вопросила Наташа.
Подруга не отвечала. Она вытащила из одного шкафчика официантскую униформу, деловито подбежала к мутному, полуоблезлому зеркалу, приложила костюмчик к себе.
– Великоват, конечно, но сойдет. Давай, ищи себе подходящий.
– Зачем?
– Увидишь. У меня есть план.
– Какой?
– Тс-с. Делай, как я, и все будет хорошо.
Спустя семь минут Нина вытащила подругу из подсобки. Они прошмыгнули полутемным коридором, где валялись ящики картонные – из-под масла и консервов, ящики деревянные – для фруктов и овощей, а также бочкотара, в коей хранились соленые огурцы. Через минуту они оказались на кухне. Здесь одна дебелая женщина хлопотала у плиты, другая со скоростью мысли что-то резала на разделочном столике, а еще две сидели, распаренные, на табуретах и обмахивали себя газетами. Главенствовал над всеми усатый дядя, похожий на гиганта циркача – шеф-повар ресторана «Крещатик», когда-то известный на весь Киев, а теперь, после того, как он отбыл три четверти срока заключения за махинации, выписанный из-за колючки Васнецовым.
– Тю! – воскликнул богатырь-усач при виде школьниц. – Шо за малолетки?
Поварихи также уставились на девушек с нескрываемым интересом. Официантская форма на школьницах болталась – особенно на груди и животе.
– Мы по приказу генерала Васнецова, – смело и даже нагло ответствовала гиганту Нина.
Тут, как по заказу, на кухне появилась метрдотельша Маруся во главе двух официанток в кружевных передничках. Поварихи перестали обмахиваться и повскакивали. Шеф засуетился. На кухне сразу стало шумно и тесно. Девушка-метр громко приказала:
– Подаем первое! Суп-харчо со сметаной – раз. Борщ украинский – два. Солянка рыбная – три. Щи суточные – четыре. И бульон с яйцом для генерала Васнецова!
Нина и тут не растерялась, и пока официантки не спеша разбирали подносы с супами, школьницы вклинились в их ряды и подхватили каждая по порции.
– Э-э, вы куда? – попыталась остановить их Маруся. Она уже видела в момент торжественной встречи этих девиц в псевдорусских костюмах и понимала, что они – из числа своих, допущенных. Однако никаких указаний насчет юниц не получала и потому слегка растерялась.
– Генерал Васнецов велел, – произнесла Нина заветную фразу, и Маруся рассудила: кто знает, а может, произошла неразбериха и несогласованность – такое часто бывает во время спецопераций. И до нее просто не довели информацию в полном объеме. А девчонки и впрямь ударная сила, экстра-профессионалки, специально привезенные руководителем операции из Москвы?
И уже через минуту со страшно колотящимися сердцами Нина с Наташей входили в столовую, где Петр Ильич только что мысленно сказал себе, что операция «Моряк» идет по плану и уговорить музыкантов погостить в Советском Союзе, похоже, удастся. Но при виде собственной дочери с подносом в руках, а следом за нею в роли скромной официантки – внучки члена Политбюро Нины Навагиной Васнецова чуть не хватил кондратий. Лицо его покраснело, и он оказался близок к состоянию грогги: то есть временно потерял способность говорить, мыслить и даже дышать.
Надо сказать, что члены группы «Битлз» также не оставили явление девочек незамеченным. И, хоть одежда на обеих сидела ужасно, их бьющая через край юность и красота образовали вокруг каждой некое сияние, вроде бы ореол. А смущение и неловкость, которые испытывали девочки (обе они покраснели ужасно), придавали им дополнительный шарм. Словом, их девичья нетронутая краса ни в какое сравнение не шла с заученным любезным профессионализмом холодных официанток, дважды профессионалок: в стукаческих и в любовных делах. И если подавальщиц в невидимых погонах битлы без стеснения уже лапали между делом за попы и ноги (те только хихикали), то с юными дебютантками они себя так вести не посмели. И когда Нина ставила рыбную солянку перед будущим сэром Полом, он только робко погладил девушку по руке.
Васнецов – недаром фронтовик, морской пехотинец! – пришел в себя довольно быстро. На явление девчонок надо было как-то реагировать – но как? Выгонять из столовой на глазах музыкантов? Устроить разнос? Взять под арест? Его мозг, как быстродействующая электронно-вычислительная машина, просчитывал варианты. И тут он не разумом, а тем, чего начисто счетная машина лишена, – чутьем, отцовской интуицией – понял, чего хотят и добиваются его девочки. В самом деле: прозвучит, конечно, если они небрежно бросят друзьям-подругам: «А я битлам хлеб-соль подносила!» Но намного более железно (или как там они теперь говорят, в «кайф»?) сказать: «А я с Маккартни и Ленноном чай пила!» И когда Петр Ильич понял чистые мотивы девочек, он совершил то, что не было предусмотрено никаким планом операции: представил их объектам вербовки! Причем он обратился к музыкантам так:
– Позвольте, мои дорогие друзья, познакомить вас с моими дочерьми: Наталья (или Ната) и Нина. Обе настолько любят ваше творчество, что специально сбежали сюда из Москвы, чтобы повидаться с вами. Видите, даже официантские наряды похитили, чтобы еще раз с вами встретиться, я-то им запретил.
Для простоты объяснений Васнецов и Нину возвел в ранг своей дочурки – за что удостоился от нее удивленной и благодарной улыбки. Очень она зауважала «дядю Петю».
Битлам понравилось и даже растрогало то, как генерал представил девочек. Как?! Их знают и любят в советской стране, на этой дикой территории, помеченной девственно белым цветом на картах гастролей! У них есть поклонницы даже там, где ни одной композиции ансамбля не прозвучало в эфире радио и/или телевидения, где не напечатано ни одного их легального диска!
Галантный Пол вскочил, с чувством пожал обеим девушкам руки, а затем выдвинул из-под стола два стула. (Пустые стулья были оставлены в столовой не без умысла, однако предназначались, согласно плану, совсем для других персонажей – податливых официанток.)
– Прошу вас! – мистер Маккартни жестом пригласил девчонок садиться. – Генерал, почему вы скрывали от нас сие чудо?
Васнецов отвечал без обиняков:
– Да потому я девочек от вас утаил, что известно, какая о вас слава идет: плейбои, пишет о битлах буржуазная пресса, вы все – растленные плейбои!
Музыканты заржали, а «дочки» васнецовские покраснели, совсем уже как маков цвет. К их собственному удивлению, они прекрасно понимали английский, особенно в папином исполнении. Да и говор битлов, стоит только приноровиться, становился понятен: огромный сэнкс любимой преподавательнице, молодой репетиторше Эльмире Федоровне, вдолбила им все-таки инглиш!
– Не хотите ли вина, мадмуазель?
Васнецов ответил за «дочерей»:
– Нет, что вы, девочки не пьют.
– Тогда что им налить, генерал?
– Вот этот напиток, он называется «квас», русский народ пьет его с древних времен, великолепно утоляет жажду, вы и сами, мистер Пол, попробуйте.
– Я хочу провозгласить тост за наших дорогих гостей, за мир во всем мире и за английско-советскую дружбу… – начал Васнецов.
– …и за любовь, – тихо дополнил Ринго. Он не отрываясь смотрел на Наташу, которая сидела напротив него.
«Боже мой, я никогда не видел таких девочек, мы переспали со всем Ливерпулем и с половиной Англии, и я женат, давно и безнадежно, но ты… Твои голубые глаза и тонкие черты поразили меня в самое сердце. Боже, как ты юна и прекрасна! Как бы хотел я быть с тобой! Сегодня и навсегда. Ах, почему ты русская и мы так далеки друг от друга?!»
А этот гад, ловелас и дамский угодник Макка без видимого труда и довольно ловко усадил рядом с собой Нину. И Наталья столь же непринужденно оказалась подле Джона…
Да, явление девочек никого за столом и около него не оставило равнодушным, но всех – в разной степени и по разным причинам. У Васнецова, к примеру, на минуту заледенело сердце. Начиналось то, от чего предостерегал Васнецова лично Леонид Ильич во вчерашнем телефонном разговоре по спецсвязи: «И чтоб никаких шашней! Головой мне отвечаешь!» И еще одной заботой на сегодняшний вечер у советника Генерального секретаря стало больше.
А метрдотель Маруся, увидев, что девчонок усадили за стол, удивленно и неодобрительно подняла бровь. Она беспрекословно, подчинившись еле заметному жесту руководителя операции, принесла девочкам по прибору – но выражение недовольства на ее лице не исчезло.
Ринго, явно смущенный вдруг нахлынувшим чувством к Наташе, решил, что ему следует остудиться и слегка прийти в себя. Он воспользовался определенной неразберихой, поднявшейся в связи с явлением незваных гостий, вскочил и, наклонившись к генералу, тихо спросил: «А где здесь туалет?» – но, видимо, его голос прозвучал недостаточно тихо, потому что все вокруг, включая вновь прибывших школьниц, заулыбались.
– Я проведу вас, – с каменным лицом молвила девушка-метрдотель Маруся. А оставшиеся битлы при явлении за столом юных и прекрасных девочек словно подобрались.
– Меня зовут Джон Леннон, – повторил старую шутку Маккартни, обращаясь к Нине.
– А меня Пол, – подыграл ему Леннон.
– Вы нас не проведете! – громко ответствовала Нина на своем довольно сносном английском. – Мы знаем, кто из вас кто.
Все засмеялись, и даже мистер Харрисон, до того сидевший мрачнее тучи, озорно бросил:
– Значит, Пол – это я.
Тут из туалета в сопровождении распорядительницы прибыл Ринго. Это осталось бы незамеченным, когда бы ударник немедленно по прибытии не стал что-то возбужденно шептать на ухо Леннону. Барабанщик учел свою недавнюю ошибку, и теперь его слова разобрать было невозможно – сколько ни напрягал слух «генерал». В ответ на тираду мистера Старра господин Леннон изумленно поднял брови: «Серьезно?» – а потом расхохотался и засобирался в туалет сам.
А вернувшись из комнаты отдыха, он весело показал ударнику большой палец: спасибо, мол, ты был прав, а сам зашептал сидевшему рядом Полу. «В чем же там дело? – терялся в догадках генерал. – Что могли увидеть битлы в туалете смешного?» И когда из летучей экспедиции вернулся, в свою очередь, ухмыляющийся мистер Маккартни, Васнецов – он счел, что парни ценят открытость, да и сами они люди прямодушные – без обиняков спросил Пола, в чем причина недвусмысленных смефуечков?
– Извините, генерал, сэр, – молвил мистер Маккартни, – это вещь интимная, за столом никак невозможно рассказать, особенно в присутствии столь милых юных особ.
И все музыканты дружно заржали, а господин Харрисон, которого уже успел просветить мистер Леннон, отправился в кулуары взирать на что-то (или кого-то).
Редко какое обстоятельство, как известно, выбивает из колеи столь сильно, как смех окружающих, причину которого ты не понимаешь. Особенно когда смех связан одновременно и с чужими культурными обычаями, и с запретной интимной темой. А тут еще девочки за столом… Но бывшего морпеха и старого, битого партаппаратчика Васнецова, начавшего свою карьеру еще при Сталине, трудно было вышибить из седла. И он постарался просто выкинуть неприятный инцидент из головы: мало ли над чем могут гоготать здоровые веселые кони. И напрасно – потому что, как показал последующий разбор событий, околотуалетные хиханьки оказались одним из моментов, определивших провал операции «Моряк». Хотя что мог товарищ Васнецов поделать, чтобы исправить положение, в тот момент, когда событие уже произошло? Разве что отшутиться. Раньше надо было думать, раньше!..
А параллельно разворачивалась другая закулисная история, повлиявшая в итоге на исход операции. Аксинья, девушка с караваем, обиженная самоуправством, которое сотворили две высокопоставленные дочурки, столичные поклонницы битлов, решила отправиться отнюдь не в гостиницу. «Отдыхать на пенсии будем», – справедливо рассудила она, выйдя из генеральского домика. И продолжила работать.А работа ее в данный момент заключалась в том (как она понимала), чтобы заложитьсвоего временного начальника Васнецова, никакого не генерала – своему командиру, и даже больше, чем командиру, начальнику Управления КГБ по Приморью и настоящему полковникуРыгину. Девушка добралась до здания штаба части и спустилась в особый отдел, который в лучших традициях ВЧК-ГПУ-НКВД располагался в подвале. У Аксиньи имелся допуск к линии спецсвязи, дежурный беспрекословно предоставил в ее распоряжение «вертушку» и вышел из комнаты.
– Товарищ Рыгин? Здравия желаю! – сказала девушка в телефон.
– Да, Ксюша!
В Советском Союзе в ту пору из одного губернского города в соседний можно было дозвониться только после долгого ожидания на почте. А когда вдруг наступал счастливый момент и ты соединялся с абонентом, голос собеседника звучал не громче комариного писка, а порой и вовсе обрывался. В то же время спецсвязь для партийных, военных, оперативных и административных нужд действовала великолепно.
Девушка по телефону слышала все, что творилось на другом конце провода, вплоть до дыхания полковника. Ей на секунду показалось, что она даже ощущает очевидный чесночный запах, всегда сопровождавший его выдохи – по причине большой любви товарища к хохлацкому салу. То, что Рыгин в данный момент назвал Аксинью не официально, а по имени, да еще уменьшительно-ласкательно, означало, что начальник в кабинете один, а возможную прослушку он игнорировал. Или, как он любил повторять, «плевал на нее, потому что сам себе прослушка».
– Здравствуйте, Матвей Ефимыч!
– Как ты там, Ксюша?
Не без скрипа сердешного откомандировал Рыгин Аксинью в распоряжение московского щеголя Васнецова. Ревность – поздняя ревность немолодого служаки к ветреной юной любовнице – мучила его. И ведь мог Матвей Ефимыч спрятать фаворитку, не отдавать ее на поругание столичному ферту – однако справедливо рассудил, что делодороже девчонки и всяких там чуйств, в том числе собственных. Тем паче, находясь рядом с деятелем, прибывшим с важнейшим спецзаданием (а возможно, в его объятиях), Аксинья становилась источником ценнейшей информации и доверенным человеком. Она и за самого Рыгина нежно замолвить словечко на ушко ферту из Москвы сможет. Ради такого случая самолюбием можно и поступиться, своей девушкой с высоким человеком поделиться.
– Все хорошо, товарищ генерал, – молвила Аксинья. – Объектов мы встретили, с ними работают.
Полковник был единственным в крае человеком (даже первый секретарь крайкома не знал подоплеки!), осведомленным о том, что вовсе не случайно иноземный самолет совершил вынужденную посадку на аэродроме Кырыштым.
– Да что мне объекты! Как ты там сама, говори, Ксюша?
Ревность являлась для полковника одновременно и мучительным фактором, и мощнейшим афродизиаком. Вот и сейчас он в один и тот же момент и страдал, и желал. И заливал жар страданий коньячком, что по голосу без труда определила Аксинья.
– Послушайте, что расскажу, товарищ Рыгин, про вашего Васнецова…
– Ты уже была с ним? – с грозным выдохом произнес полковник.
– Да не была и не буду, успокойтесь вы. Слушайте лучше. Привез Васнецов с собой из Москвы двух девиц…
И далее старший лейтенант рассказала без обиняков, да с прибавлениями о двух девках, прибывших из столицы вслед за Васнецовым, об их поведении и явно особых отношенияхс ним. Рыгин вслушивался в слова возлюбленной с профессиональной паранойей энкавэдэшника, который видит заговоры даже там, где нет их и в помине. Но в данном случае… Старый, еще бериевского призыва, чекист без труда связал появление двух юниц в эпицентре операции «Моряк» с конфиденциальной информацией, пришедшей вчера от старого другана из Москвы. А именно: якобы из столицы сбежали внучка члена Политбюро Устина Акимыча Навагина вместе с подружкой-однолеткой и направились в нашенский город Владивосток.
– Послушай меня, моя девочка, – обдал телефонную трубку запахами сала и коньяка Рыгин. Он внутренне подобрался и даже протрезвел. – Послушай сюда внимательно. Ты, давай, с двух этих куриц глаз не спускай. И с Васнецова тоже. И за волосатиками английскими следи. Что там каждый из них делает, как, с кем? При первой возможности мне докладывай, поняла? Я от вертушки теперь никуда не отойду! Тут, знаешь, очень даже интересная комбинация получается!.. Тут можно либо звезду на погоны получить – либо партбилет на стол положить! Поняла?! Давай, Ксюша, действуй, действуй, милая!..
От возбуждения тем простором, что открывала перед ним возможная оперативная комбинация, половая жажда полковника Рыгина к далекой Аксинье сменилась самой натуральной, водяной. Он налил из графина один за другим два граненых стакана и выхлебал их. Откинулся в начальственном кресле под сенью портрета Дзержинского. В голове сквозь неясный туман воображения просвечивали фигуры английских волосатиков, образованного цекиста Васнецова и двух центровых девчонок. Фигуры переплетались, образуя различные сочетания. В сей момент утоленная жажда физическая сменилась жаждой интеллектуальной: работать, работать и работать; строить козни, разыскивать информацию, анализировать ее, провоцировать противника…
И полковник глянул на часы и набрал московский телефон другана из комитета: в столице как раз утро, и тот вкушает в квартире на Октябрьском Поле утреннюю спецколбасу и может спокойно поговорить.
А любовница Рыгина, его ставленница и шпионка Аксинья, находящаяся тем временем в военном городке Комсомольске-17, надела драповое пальто с меховым воротником, повязала на голову шерстяной платок и отправилась из штаба в сторону домика для приезжих. Васнецов приказал отдыхать – но Аксинья найдет предлог, чтобы немедленно приступить к выполнению задания полковника-любовника: глаз ни с кого не спускать.
Гостевой домик, казалось, дремал в окружении засыпанных снегом елей. Синие сумерки потихоньку сгущались вокруг него. Никто в целом мире не подозревал, что за клубок шекспировских страстей сплетается внутри скромного помещения: тут и любовь, и вероломство, и предательство, и хитрость, и подступающая горечь разлуки.
Аксинья, едва вошла в здание и скинула пальто с платком в подсобке, немедленно обрела единомышленницу и помощницу в своих планах: надзирать и стучать.Девушке пригодилась метрдотельша Маруся – тоже явно комитетский кадр (свояк свояка видит издалека!). Последняя была также недовольна тем, как штатская штафирка Васнецов разворачивает операцию: притащил девиц, явно ему знакомых, а то и родственниц!.. Да это ни в какие ворота не лезет!.. Они вместе с объектами за столом сидят, пьют и веселятся – а специально подготовленные сотрудницы, включая Марусю, вместо того чтобы занять положенные им места в эпицентре операции и стать предметом поклонения битлов, ходят кругами и им всем, в том числе пресловутым девчонкам, прислуживают!
Вот и опять: официантки-профессионалки понесли в столовую горячее. Маруся за компанию зашла, словно бы распорядиться, а Аксинья в оставленную подругой щелку смотрела. Действительно, на подавальщиц – обученных, проверенных, высшей пробы профессионалок – волосатики практически ноль внимания. Весь интерес направлен к малолеткам за столом. А те – млеют. И Васнецов с ними заодно. А теперь, слышь-ка, и гитару потребовали!
Ну, за гитарой-то Маруся сбегала. На такую удачу они в своем временном коллективе и не надеялись – чтобы битлы в первый же вечер да по собственной инициативе взялись петь!.. И опять-таки ревность кольнула обеих кагэбэшных девах: не ради них будут распускать веера своих хвостов заграничные трубадуры, не для них! Для каких-то соплюшек собираются петь, подумать только!..
Но служба есть служба, отнесла Маруся в столовую гитару, отдала Васнецову, а сама помчалась в секретную комнату: проверить, идет ли запись, все ли хорошо слышно. Жаль, что пленка будет на пятьдесят лет, а то и навечно, засекречена. Это ж какая сенсация: живой концерт битлов, записанный в СССР, хранится в спецархивах КГБ!
Первым взял гитару не Пол, не Джон, а Ринго. Его любовь сидела напротив, и, чтобы заполучить ее, он готов был совершать подвиги. И драться – со всеми своими друзьями, с КГБ и целым миром. И покорять. И даже отбросить всякое смущение, и рассказывать анекдоты, и радовать, и веселить, и петь!
I’d like to be, —
запел он любимую песенку собственного сочинения.
И она! Она тоже смотрела на него! Как же она на него смотрела!
«Я не знала тебя раньше, я видела тебя только на фотографиях, на обложках альбомов и в перефотографированных, бледных или слишком черных копиях на фотобумаге. И всегда ты оставался в тени своих друзей, на заднем плане, они фронтмены, они пишут и поют песни, они тянут одеяло на себя, а ты позади них, скромно стучишь в свои барабаны и тарелочки… Но какой же ты, оказывается, красивый! И скромный, и милый, и веселый!.. И как же я не замечала тебя раньше, не знала тебя! И как же я хочу, чтоб ты был со мной – и tonight, и tomorrow, и all the time! [10]10
И сегодня вечером, и завтра, и всегда (англ.).
[Закрыть]»
А потом – ах, он ревнивец! – гитару взял Джон. Он ни на кого не бросал огненных взглядов. Сидел отстраненный и только думал: «Если мы и впрямь останемся в Союзе, как же я буду отдыхать здесь без травки? Впрочем, русским мы, похоже, так нужны, что они готовы отдать нам все, включая своих генеральских дочерей, что уж там травка, они нам и ЛСД предложат или что там у них для внутреннего пользования, какой спецнаркотик в спецлабораториях применяется? Под каким названием? Наверно, не ЛСД, а ВЛКСМ. КПСС».
И Леннон, по-прежнему не включая своего обаяния – если они захотят меня любить, я позволю, но даже ради этих прекрасных девиц и пальцем не пошевелю! – просто, чтобы показать, кто здесь кто, сбацал свою «Come together».
Вечный друг и соперник Макка немедленно, как и следовало ожидать, отобрал гитару. И ответил, разумеется, «Let it be». А потом выстрелил «Yesterday». Его голос, тихий и проникновенный, обволакивал Нину, внучку члена Политбюро Навагина. А еще в состояние экстатического исступления приводила девушку мысль о том, что она слышит песню не по вражьему радио с убеганием волны, не с пластинки, не с шорохом магнитной ленты – а лично, вживую! И даже не на концерте – а просто: он поет для нее. И эта мысль, и этот голос заставляли ее замирать и думать – да за этот голос, за эту песню я готова идти за ним и делать все, что он ни попросит. И у нее даже – слушайте, слушайте! – вдруг что-то стало нарастать, нарастать внизу живота, а потом вдруг достигло пика и оборвалось ночной птицей, оставив восхищение и стыд. И она закрыла глаза, изо всех сил сжала ноги и выдохнула воздух, вцепившись в стол, и даже чуть слышно на выдохе застонала. Боже мой, спасибо тебе, дорогой, далекий, бесконечно талантливый друг! Благодаря тебе я стала женщиной, я, как непорочная Дева Мария, испытала наслаждение, не познав мужчину и даже не трогая себя руками: так вот она, какая, оказывается, эта настоящая любовь!
